17–23 сентября 1 года. Странные джунгли

Несмотря на смелое заявление Севы, прошла почти неделя, прежде чем мы окончательно определились с местом будущего поселения. И не только из-за нашей придирчивости. Главная причина, по которой выбор затянулся — гигантская луна и вызванное её притяжением сильное повышение уровня воды в реке. Из-за этого нам пришлось осматривать не только берег, но и подводное пространство, чтобы понять, как будет выглядеть местность после заката жёлтой луны. В результате мы поселились рядом с небольшим заливом почти на два километра ниже по течению, чем та скала, на которой инженер поднял самодельный флаг.

За пару дней до переезда произошло очень неприятное событие — осмелевшая Рысь спрыгнула с плота и пробежала навстречу возвращающемуся с охоты Россу. Причём не просто на берег, а чуть дальше, где осеменителей мы не выкашивали (ведь невозможно очистить всё). Веса дочери было бы недостаточно, чтобы активировать ловушки, но она начала крутиться под ногами зеленокожего, и часть атакующих его осеменителей досталась Рыси. В отличие от взрослых, зоной поражения у которых практически всегда оказывались ноги и реже руки, у малышки пострадало всё тело. И ладно бы чирьи, но сильная общая реакция поставила под угрозу её жизнь. У девочки отекла грудь и горло, дыхание стало хриплым, тяжёлым и с булькающими звуками. Двое суток в моем субъективном восприятии растянулись на неделю, и самым плохим было то, что мы никак не могли помочь — только ждать и надеяться. Но, наконец, опухоль начала спадать, и Рысь впервые поела. Это радостная новость по времени совпала с перегоном плота в выбранный залив.

Вечером, за первым ужином на территории селения, Дет начал разговор:

— Итак, с местом мы определились. Теперь предлагаю обсудить ближайшие планы.

— У меня предложение, — сразу же выдвинул идею Сева. — Обязательно надо найти репеллент получше кабачёчков (так свободные прозвали черно-фиолетовые ягоды из-за их характерного запаха).

Идею приняли единогласно: ведь даже густо намазавшимся ягодной пастой приходилось всё время отгонять кровососов. А перед незащищённым человеком и вовсе вставала угроза быть съеденным заживо.

— Может, снова поэкспериментировать с потом Пантеры? — предложил Илья. — Её ведь не кусают.

— Уже пробовали, не получилось, — недовольно буркнула Надя.

— Мы рано сдались.

— А, по-моему, так лучше поискать что-то другое, — не согласилась я. — Мне всё равно всех вас не обпотеть.

— Одно другому не мешает, — кивнула Вероника. — А ещё нужно заняться сельским хозяйством.

— Это не первоочередная проблема, — возразил Сева. — Сначала репеллент и защита от хищников.

— Давайте подумаем, что вообще надо сделать, — предложил Дет. — Итак, из насущных проблем у нас: насекомые, хищники (рано или поздно мы с ними встретимся), непогода… Я ничего не забыл?

— Болезни, — с готовностью дополнил Росс. — Но самое актуальное — это насекомые и укрытия. А остальное пока ждет.

— Соответственно и начинать работу лучше с решения этих проблем, — кивнул лидер.

— Надо построить укрытия, заодно они смогут послужить убежищами при нападении хищников, — сказал Сева. — Сразу две проблемы за раз решим.

— А вот и нет, — помотала головой я. — Мы ведь не будем безвылазно в домах сидеть. А рано или поздно местные животные привыкнут к нашему виду и захотят попробовать на вкус.

— Давайте так, — улыбнулся Маркус. — Наш отдел берет на себя обустройство лагеря, ваш — занимается репеллентом, а уже потом будем думать о прочем.

— Согласны, — кивнул Илья.

Поговорив, посвящённые решили, что как только разрешатся самые неотложные проблемы, каждый займётся тем, к чему лежит его душа. После этого мы кратко обсудили ещё несколько мелких вопросов, а потом разговор незаметно перешёл на другую тему.

— Меня в первую очередь удивляет несоответствие размеров этой планеты, а она гораздо крупнее Земли, и притяжения, — задумчиво сказала Юля. — Ну и ещё, разумеется, наличие гигантской луны.

— В облаках витаешь, — рассмеялась Вера. — Есть необъяснимые загадки гораздо ближе.

— Да? Например? — ничуть не обидевшись, поинтересовалась астроном.

— Например, река, которая течёт вверх.

— А ты откуда знаешь, куда она течёт? — удивилась я.

— Это элементарно, — пожала плечами геолог. — Горы обычно расположены выше, чем равнины.

— Но пока нет доказательств, что в нашем случае не наоборот, — улыбнулась Лиля. — Что если эти горы располагаются, например, в низине? — она махнула рукой в сторону скрывающихся за лесом гигантов.

— Увы, да, пока доказательств нет, — согласилась Вера. — Но всё равно у меня остается стойкое ощущение, что что-то тут неладно. И с горами то же самое. Ну не бывает таких высоких гор. Не может быть.

— Я тоже многое из того, что видел, раньше считал невозможным, — заметил Сева. — Драконов, например, или кормящих мужчин. Да взять хотя бы само наше попадание и переселение в другие тела — что бы вы подумали, услышав такую историю на Земле? Не стоит отрицать факты, лучше поискать им объяснения.

— Если мы их вообще найдем, — грустно сказал Росс.

— Да, согласен, все тайны мы вряд ли раскроем, — кивнул инженер. — Но если хоть некоторые удастся — уже хорошо.

— А я до сих пор удивляюсь, как на одной планете могли уживаться три разных вида и при этом не уничтожить друг друга, — поделилась своими мыслями Света.

— А кто сказал, что они не уничтожили? Вон, вымерли же, — фыркнул повеселевший зеленокожий. — Я другого не понимаю. Почему керели заново пытаются заселить планету всеми тремя видами, а не только своим?

— Ты прав, наверняка за этим что-то кроется, — кивнул Дет. — Я тоже долго думал над этим вопросом.

— Ещё вот что странно, — внесла свою лепту я. — Мы очень разные, но, тем не менее, у Homo alterus могут быть дети и с моим, и с вашим видом. Кстати, никто не знает, а у нас совместные дети возможны?

— Не знаю, — Росс ехидно прищурился. — А ты что, хочешь попробовать?

— Ни за что, — твёрдо отказалась я. — Просто интересно.

— Что мешает провести следственный эксперимент? — не унимался зеленокожий.

— Я сказала: нет! — раздражённо повторила я.

— А у меня такой вопрос: почему при большом количестве кислорода в атмосфере все эти леса ещё не выгорели? — перевел тему Илья. — Судя по всему, почва здесь органическая — какие ужасные должны быть пожары, а мы пока ни одного не видели.

— Ну и хорошо, у меня и желания видеть нет, — сказала Вероника. — Кстати, раз уж об этом зашла речь: а кто сказал, что эта планета такая крупная, а не мы маленькие? Что если мы размером с воробья и именно поэтому нам всё кажется таким большим?

— Не выходит, — возразила Юля. — У нас ведь есть, например, весы и мерные колбы. Будь мы маленькими, для нас килограмм и литр были бы гораздо крупнее.

— Только если керели не соврали и не дали относительную меру, — заметила агроном.

Народ замолчал, погрустнев и задумавшись. Предположение Вероники звучало дико, но не невероятно. Ведь и правда, если мы на самом деле другого размера, то всё может выглядеть иначе.

— Нет, керели не обманули, всё в порядке, — наконец заявил Маркус. — Горение маленького костра протекало бы несколько по-другому, да и поверхностное натяжение воды сказывалось бы значительно сильнее. А мы бы падали, наоборот, медленней. Есть ещё много мелочей, которые подтверждают, что мы нормального размера. Да и вообще, откровенно говоря, смысл керелям нас обманывать? Тем более, что пока их никто во лжи уличить не смог.

Аргументы физика успокоили, и мы снова развеселились.

— Есть ещё странности, — заметила я. — Мёртвые зоны. Да и вообще само ночное зрение.

— Да, а ещё причина, по которой Homo alterus превратились в троллей, — добавил Росс.

— Это однозначно какая-то болезнь. Страшная, но ничего сверхъестественного я в ней не вижу, — не согласилась Надя. — А вот что действительно странно, так это неуправляемые инстинкты оборотней… Homo nebulosus, — неохотно поправилась терапевт под резко похмуревшим взглядом Севы.

— Ладно, народ, — махнул рукой Игорь. — Неразгаданных тайн полно. И не только здесь, их и на Земле полно было. Так что давайте не будем слишком на них застревать, а будем просто жить… и потихоньку их разгадывать, — на этой оптимистичной ноте обсуждение закончилось, и мы отправились отдыхать.

Проверив Рысь и убедившись, что отёки продолжают спадать, я задумчиво посмотрела в сторону ближайших зарослей осеменителей. Скорее всего, судя по опыту взрослых людей, в следующий раз реакция у дочери будет гораздо слабее. А ещё через два-три раза отёков и вовсе не станет, только чирьи. Кстати, это идея!

Взяв на руки Диму, я решительно направилась к осеменителям и, держа мальчика на весу так, чтобы его стопы находились немного ниже моих коленей, потопталась по коварной траве. Другие посвящённые удивлённо следили за моими действиями, только Надя с Россом понимающе переглянулись.

— Пантера, ты что?! Тебе Рыси мало? — удивлённо воскликнула Лиля.

— Как раз не мало, — резко ответила я. — Так семена попадут только в ноги, что жизни Димы не угрожает. Несколько таких прививок — и можно не бояться, что с ним случится то же, что и с Рысью. Да, она выжила, но кто сказал, что и в следующий раз так повезет?

Врачи поддержали моё решение, и все женщины подвергли неприятной процедуре своих малышей. Она действительно необходима, причём не только чистокровным детям, но и полукровкам — ведь они тоже уже начали вставать на ноги.

 

24 сентября–1 октября 1 года. Окрестности селения посвящённых

Запланировать что-то оказалось гораздо легче, чем выполнить, ведь, кроме прочего, оставалось ещё множество повседневных дел, от которых невозможно освободиться. Объединившись, мы организовали что-то вроде детского садика: кто-то из взрослых присматривал за всеми восемью детьми, пока остальные занимались своими делами, а потом менялись. Приготовление пищи взяли на себя жены Дета, но охота и собирательство остались нашей обязанностью. И, хотя добыть пищу удавалось достаточно легко, хранилась она всего несколько часов, быстро портясь из-за тёплого и влажного климата. По этой причине даже на несколько дней запасы сделать не получалось.

Мошки, москиты и прочие кусачие насекомые сильно отравляли жизнь всем, кроме меня и Рыси. Кроме того, что мякоть кабачёчков отгоняла не всех кровососов, она быстро начинала гнить, теряя свои ценные качества, зато приобретая ещё гораздо более мерзкий запах. К тому же, нанесённая на повреждённую кожу (на царапины, места укусов мух или дырочки, оставшиеся после атаки осеменителей), ягодная паста вызывала воспаление: ранки загнивали и гораздо хуже заживали. А ещё зловредные насекомые так и норовили залезть в нос, рот, глаза и прочие незащищённые репеллентом места. Дым тоже помогал не полностью и только когда его было настолько много, что он прямо висел в воздухе. На ночь все закапывались глубоко в стога непросохшей травы, но даже там их доставал вездесущий гнус. В результате народ ходил не выспавшийся и раздражительный, с припухшими веками и покрасневшими от дыма глазами.

В этих странных полузатопленных джунглях водилось множество разнообразных животных. Например, впервые в этом мире, я увидела не просто крупных, а огромных, метрового и даже ещё большего размера членистоногих, в том числе и крылатых. Прямо рядом с нашим лагерем по воде заливчика то и дело пробегали ящерицы; чистя рыбу, приходилось отгонять непуганых птиц и мелких млекопитающих, не упускавших возможности полакомится потрохами; а каждое утро начиналось с осторожного выставления непрошеных соседей по постели. Видимо, наш облик не вызывал опаски, и, посовещавшись, мы решили пока не слишком ссориться с местной фауной, тем более, что некоторые мелкие животные хоть немного облегчали жизнь, с аппетитом поедая атакующих людей насекомых, в том числе и над играющими детьми вились целые стайки перекусывающих пташек. Несколько раз прямо в лагерь заходили семьи козлов, один раз — пара оленей, мусорную яму регулярно разрывали кабаны и некрупные хищники. По утрам у кромки воды удавалось застать водоплавающих грызунов, а некоторые обезьяны и плодоядные птицы с большими клювами составляли нам компанию у костра по вечерам. Не обходилось и без конфликтов. Например, один из видов пернатых, безобидных на вид малышей, проявил себя ничуть не лучше слепней, норовя поранить кожу и слизать длинным языком выступающую кровь.

Зелёный туман перед дождем спускался вниз, сгущался, сильно снижая видимость, протягивался длинными тяжами между деревьями и над водой, а, когда прояснялось, поднимался вверх и рассеивался, из-за чего небо приобретало отчётливый зеленоватый оттенок. Многочисленные скалы и холмы перемежались полузатопленными ямами и оврагами; то тут, то там встречались родники и природные источники.

Хотя живая и неживая природа вокруг оказалась гораздо более богатой, чем на том месте, куда нас «посеяли» керели, и в районе озера, но выжить здесь ничуть не легче: слишком уж агрессивная и неприветливая экосистема. Обилие ядовитых или даже просто колючих растений, насекомые, периодические землетрясения, множество рептилий, резко-пересеченная местность, быстро портящиеся продукты и многое другое — даже по отдельности каждый из этих факторов сильно усложнял жизнь, а вместе они вообще становились труднопреодолимыми. Откровенно говоря, если бы представители Homo oculeus из каравана не прошли предварительную закалку в виде одинокой жизни в лесу, а попали бы сюда неприспособленными — шансов выжить у них почти не было бы. Как признался Илья, даже сейчас он изредка чувствовал себя горожанином, заблудившимся в диком лесу. А вот с моим видом всё не так однозначно. Несмотря на осеменителей и то, что приходится вести себя ещё более осторожно, чем раньше, я чувствовала себя ничуть не хуже, а скорее, даже лучше, чем в месте «посева» и при путешествии. Возможно, причиной тому невероятно чистый и свежий воздух. По крайней мере, именно такие субъективные ощущения он у меня вызывал, причём даже в то время, когда вокруг сгущался зелёный туман. Через несколько дней нашего пребывания в этой местности и другие заметили происходящие изменения. Я стала меньше есть. Нет, и сейчас поглощаемые мной порции не маленькие, примерно в полтора раза больше, чем у представителей лесных людей, но, по крайней мере, не в три-четыре! И при этом голод совсем не испытывается. Даже непривычно как-то. На всякий случай, я поделилась своими опасениями с друзьями, но ожидаемый жор так и не появился. Кстати, и Рысь примерно в одно время со мной умерила аппетит, так что, скорее всего, на это есть какая-то причина. А ещё и я, и дочь постепенно стали спокойней, нечастые, но неприятные вспышки отрицательных эмоций прекратились, повысился самоконтроль, и стало легче справляться с потрясениями.

— Может, я сейчас скажу глупость, но напрашивается вывод, что мне это место подходит лучше, чем всё, виденное прежде, — как-то призналась я другим посвящённым.

— Похоже, — согласилась Вероника и яростно прихлопнула крупного слепня. — А вот для нас, скорее, наоборот.

— А хуже всего то, что выбраться отсюда не получится, — вздохнула Юля. — Поэтому придётся приспосабливаться.

Как и договаривались, наш отдел вплотную занялся поисками репеллента. Вспомнив об одном из способов защиты земных животных, пытались намазаться грязью (в надежде, что насекомые не смогут добраться до тела), но увы, это не помогло. Даже кабачёчки и те лучше помогали. Потом Илья настоял таки на воплощении своей идеи использовать в этом качестве выделения моего тела и теперь искал способ убрать негативную реакцию. К его огорчению, намазывание потом полосок лыка и последующее привязывание их к телу не принесло желаемого эффекта: хотя раздражения не появлялось, но и насекомые избегали только лыка, с прежним аппетитом набрасываясь на живое тело. Тогда химик пошёл другим путём и начал разбавлять собранный пот, в надежде найти уже неопасную концентрацию, при которой ещё сохраняются репеллентные свойства. И, к моему удивлению, всё-таки добился успеха. Теперь несколько раз в день я обмывала тело, пользуясь пучком мха и наполовину наполненным ведром воды, стараясь, чтобы все обмывки попадали туда же, а потом остальные умывались и протирались получившимся раствором.

— Всё-таки, по-моему, это не слишком гигиенично, — заметила я.

— Кабачёчки ещё большая гадость, — вздохнула Надя. — А уж мухи и подавно.

Новый репеллент действовал гораздо лучше растительной пасты, сразу после применения гнус вообще не кусался. Но постепенно эффект уменьшался и за несколько часов сходил на нет, из-за чего приходилось приготавливать новую порцию. Кстати, остатки от прошлого «купания» не удавалось использовать — в ведре они теряли способность отпугивать насекомых с той же скоростью, что и на коже.

Кроме этого, отдел естественников принял и моё предложение понаблюдать за животными, чтобы понять, как они защищаются от кровососов — ведь, хотя их и кусали, но мы ни разу не видели облепленных мухами, что наблюдалось у людей, стоило им забыть о защите. И наш полуторанедельный труд принёс результаты.

Некоторые открытые способы защиты для людей явно не годились: например, очень густая шерсть, через которую трудно добраться до тела или, судя по всему, наличие природного репеллента, наподобие моего. Также мы забраковали метод, применяемый некоторыми грызунами: они отыскивали крупных ядовитых многоножек и натирали тело их выделениями. Проблема состояла в том, что выделения членистоногих оказались ядовиты и для людей и вызывали ещё большее раздражение, чем мой пот, а, к тому же, не сохраняли полезные свойства в разбавленном состоянии. Многие животные пользовались услугами насекомоядных птиц и рептилий. Но самой ценной находкой оказались кусты, прекрасно отпугивающие мух, внутри и между которыми звери устраивались на отдых. К нашей радости, кольцо-определитель показало, что растения условно-съедобные, то есть риска отравиться самим или отравить детей практически нет. А вот на вкус листья жгучие, как красный перец, и в добавок вызывающие рвотные позывы.

— Вдвойне хорошо! — радовалась Надя. — Сразу и репеллент, и лекарство.

К сожалению, при срывании или натирании эффект отпугивания очень быстро исчезал, поэтому мы приняли решение просто-напросто пересадить часть кустов в селение, защитив таким образом свою территорию от кровососов.

Технический отдел тоже не терял времени даром. Начали они с того, что построили несколько просторных шалашей для жилья и один — как кладовую, куда и перетащили всё наше ценное имущество с плота. Дело в том, что Маркус предложил использовать бамбук повторно, теперь на строительство домов. Но, когда мужчины приступили к разборке плота, выяснилось, что снизу днище немного подгнило, к тому же, его буквально сплошь облепили раковины моллюсков. Обдумав сложившуюся ситуацию, технари решил снять только верхний, годный на строительство слой бамбука, а остатки днища закрепить на мелководье, в виде маленькой пристани или, точнее, мостков. По мере того, как жёлтая луна клонилась все ближе к востоку, вода постепенно спадала, и дважды в день мы сдвигали мостки ниже, чтобы и после захода луны они могли выполнять свою функцию.

— Вообще, в идеале, — заметил Сева, — надо мостки сделать длинными, например, из нескольких платформ, и закрепить так, чтобы они могли двигаться вверх-вниз, но не вбок. Тогда не придётся перетаскивать их с каждым приливом и отливом.

Вот так, несмотря на все трудности, мы потихоньку приспосабливались к жизни в этих прекрасных, но опасных местах.

 

2–6 октября 1 года. Селение посвящённых

Ясным, а от этого ещё более ярким из-за двойного освещения, вечером посвящённые, как обычно, собрались у костра за вторым ужином. Из-за длины местных суток люди ели по шесть-семь раз в день (хотя в целом получалось ничуть не чаще, а даже реже, чем на Земле).

Прошло больше десяти дней с тех пор, как мы выпололи траву, расчищая окрестности кострища. Мху, который, подобно дёрну, покрывал землю под более высокой растительностью, пришлись по вкусу перемены: так ему доставалось больше света, хотя и не чрезмерно много — сверху солнце загораживали разлапистые ветви высоких деревьев. Поэтому теперь землю покрывал густой и приятный на ощупь моховой ковёр, на котором удобно и сидеть, и лежать.

Обсосав лягушачий хребет, я отдала его ожидающему лакомства молотоглаву (так назвали крупноклювых птиц, часто спускающихся к костру). Мы быстро заметили, что они охотно подъедают кости, а вскоре выяснилось, что, несмотря на устрашающие размеры клюва, птица берет угощение очень деликатно и осторожно, так что подкармливать их одно удовольствие. Проглотив позвоночник, полуметровый молотоглав подошёл чуть ближе к костру и медленно завалился на бок, а потом и вовсе лёг на спину, вытянув когтистые лапы так, чтобы их грел жар огня. Через некоторое время, видимо, не выдержав повышения температуры, из-под когтей птицы полезли червеобразные личинки, и на них сразу же накинулись пернатые кровопийцы (к ним приросло название турри из-за созвучных криков, издаваемых птицами, когда их отгоняли). Ещё через несколько минут молотоглав поднял лапы вверх, растопырив пальцы и курлыкая от удовольствия, пока турри вылизывали гноящиеся ранки под когтями.

— Фу, какое бескультурье, — поморщилась Вера.

— Не бескультурье, а гигиена, — поправила я, с удовольствием наблюдая вблизи за взаимовыгодным взаимодействием живой природы.

— Но не за ужином же!

— Правильно, за ужином надо обсуждать что-нибудь более аппетитное, — с готовностью поддержал геолога Росс. — Например, сколько глистов мы могли подцепить, поедая сырыми вот этих вот лягушек, — с этими словами зеленокожий взял себе ещё одно земноводное.

Игорь горестно посмотрел на Маркуса.

— Вот ведь! Ты победил, — разочарованно признался он физику. — А я-то думал, что хоть одна еда за неделю обходится без разговоров о глистах и прочих паразитах.

Росс насторожился и даже отложил недоеденную тушку.

— Это вы что, про меня спорили? — в голосе звучало возмущение, смешанное с обидой.

— Ну да, ты у нас основной источник подобных разговоров, — рассмеялся Маркус. — На втором почётном — Пантера.

Я надулась.

— Если конкретно, за эту неделю восемь раз инициатором разговоров на эту тему во время еды была Пантера, а сорок один раз — Росс.

— Ты не математик, а знаешь кто?.. — разозлился зеленокожий.

— Статистик он, вот кто, — закончила я, не меньше хирурга задетая подобными подсчётами.

— Да ладно вам, мы же по-дружески, — улыбнулся Маркус.

Но если Росс завелся, его не так просто остановить, и я ещё некоторое время слушала его перепалку с математиком. Потом наше внимание привлек резко вскрикнувший и щёлкнувший когтями молотоглав. При этом движении, судя по всему, закончившие поедать гной и омертвевшие ткани, но пытавшиеся продолжить пиршество турри поспешно покинули насест, и, сверкнув переливчатым ярко-синим оперением, расселись по веткам ближайших кустов. Пациент встряхнулся, встал на ноги и с удовольствием потянулся, расправив крылья, после чего начал подбираться к зеленокожему, точнее, не к нему, а к лежащей рядом тушке.

— Э нет, голубчик, — сразу же прекратив спор, забрал лягушку Росс. — Это моё.

Пока Илья наливал нам фруктового квасу из трубы, я продолжала задумчиво рассматривать птицу.

— Всё-таки, какой интересный способ по борьбе с паразитами у молотоглава… — начала делиться мыслями с остальными, но меня прервал дружный смех.

— Росс, заметь, ты обогнал Пантеру совсем чуть-чуть, — отсмеявшись, указал физик.

— Самое интересное, — обиженно взглянув на Маркуса, упрямо продолжила развивать интересующую меня тему, — при нем используется в том числе и жар огня. Всё это очень странно. Ведь что такое огонь для диких животных? Огонь — это опасность, пожар, бедствие, — я замолчала, подкинув в костёр хворостину.

— Да, я тоже раньше так думал, — кивнул Илья. — Но весь жизненный опыт… в смысле, весь опыт новой жизни говорит об обратном. Ещё в самом начале кабаны порой работали пожарниками, но не проявляли особого страха. А тут и вовсе, — химик махнул рукой в сторону соседей. — С другой стороны, когда Росс попытался драконов факелом отгонять, это подействовало.

— Ещё бы не подействовало, — усмехнулась я. — Если в лицо горящим факелом ткнуть, любой шарахнется. Но, в целом, ты правильно понял идею. Если местные животные не боятся огня, то защититься с помощью него, например, от хищников, не получится. Точнее, получится, но не сильнее, чем с помощью, например, копья.

Народ с опаской переглянулся, и я тоже невольно прислушалась. Джунгли были необычно тихими, только сбоку за кустами в районе мусорки раздавалось шебуршание и смачное чавканье кабанов. Пара обезьян неподалёку и молотоглав сидели молча, даже турри притихли, как будто тоже к чему-то прислушиваясь, а потом и вовсе улетели вглубь леса.

— Хорошо хоть, что огонь от насекомых помогает, — вздохнула Надя, но тут же удивлённо вскинула голову. — Народ, а вы сейчас ничего странного не заметили?

— Непривычно тихо, — кивнула я.

— И главное, куда-то делись все мухи, — куда лучше понял намёк жены Игорь. — Мы уже почти на три часа превысили срок действия репеллента, а они не только не кусают, но и рядом не вьются.

— Да и вообще их не видно, — встревоженно добавил Сева. — Попрятались, как перед грозой.

— Тогда до неё было бы совсем мало времени, — не согласилась Юля. — Они ведь буквально минут за пять до дождя пропадали. А сейчас прошло уже гораздо больше времени. Люди, я, кажется, поняла. Сегодня жёлтая луна коснулась горизонта!

— Поэтому и соседей за ужином так немного, — согласилась я. — Хорошо хоть, что мы не в горах.

Но всё равно, мы не стали терять времени и сразу же начали подготовку к возможному бедствию. А оно не заставило себя ждать. Погода испортилась резко, подул ураганный ветер, от которого трещали многометровые в обхвате деревья. Вскоре начался ливень, и мы спрятались в шалашах, на всякий случай подстраховавшись привязанными к деревьям верёвками. Конечно, постройки располагаются на возвышенности, но если вода вдруг начнёт прибывать, то держась за них, будет легче выбраться наверх. Как вскоре выяснилось, наши опасения имели под собой основания. Пришедшая со стороны моря огромная волна подняла уровень воды почти до колен, мы в спешке покинули шалаш и поднялись ещё выше по склону. Чуть позже Сева с Маркусом, обвязавшись верёвками, ненадолго вернулись и завалили вход в склад, чтобы отступающей воде было сложнее лишить нас имущества. За первой волной пришла вторая, потом третья…

Нет, в каком-то плане нам очень повезло, что при восходе жёлтой луны нас быстро занесло в пещеры. Неизвестно, что творилось снаружи (а, судя по дневнику, ничего хорошего), но в пещерах, скорее всего, в это время безопаснее. И счастье, что мы не стали возвращаться к горам, что в немалой степени объяснялось страхом перед камнегрызами. По этой же причине посвящённые, по всеобщему согласию, решили не искать пригодных для жизни пещер. Здесь, снаружи, плотный травяной покров и почва дают хоть какую-то защиту от ползающих через камни гигантов. А густые кусты и могучие деревья сильно снижают скорость ветра и частично защищают от цунами. Да, разумеется, здесь не идеальное место, но могло оказаться и хуже. Судя по небольшому количеству сломанных деревьев, они крепко держатся в земле и не склонны ломаться без веских причин, и сейчас, выше уровня волн, нашей жизни почти ничего не угрожало. Хотя, всё равно, закат принёс большие проблемы, повредив почти всё, что мы успели построить. Зато за продуктами ходить никуда не приходилось: ветер и дождь с градом посбивали множество плодов, осталось только выбрать достаточно зрелые. В редкие моменты затишья мы спускались к шалашам, но не чтобы разобрать завалы и вытащить вещи (вдруг не успеем), а наоборот, с целью заложить их посильнее, чтобы они сохранились до конца природной катастрофы.

Погода наладилась только через трое суток, и одним из первых признаков этого оказалось возвращение кровососов, так что сразу же пришлось возобновить репеллентные купания. К нашему облегчению, после открытия накренившегося склада выяснилось, что почти ничего из подарков керелей не пропало. Зато бесследно исчезли временная мусорка и все следы организованного в кустах туалета, чему очень порадовался Сева, пообещав на этот раз построить отхожее место гораздо правильней и комфортабельней. Ещё почти сутки мы устраняли последствия катаклизма и в это же время приняли решение перенести будущие постройки чуть выше, в те места, где мы пережидали бедствие и до которых не достают цунами.

Судя по всему, самое плохое время в этих джунглях — не когда жёлтая луна над головой, а дни её восхода и заката, время резких перемен. Поэтому мы первым делом рассчитали примерное время следующего восхода, чтобы оно не застигло врасплох, после чего вернулись к обычной жизни.

 

7–29 октября 1 года. Селение посвящённых и окрестности

После заката гигантской жёлтой луны уровень воды спал на несколько метров, так что большая часть полузатопленного леса оказалась на суше. А вот сама река, хотя и сузилась, но не так значительно, как мы ожидали, по-прежнему оставшись многокилометровой. Растительность несколько изменилась: у осеменителей завершился период плодоношения и они превратились в безобидную траву, мох на самых открытых участках засох и частично рассыпался, тот же, который остался, прижался к земле, стал более плотным и низкорослым, а некоторые деревья и кусты дружно расцвели. Ещё раньше мы обнаружили, что здесь тоже растет папортошка, хотя и другого вида (с клубнями меньшего размера), но оттого не менее съедобная. После большого отлива старых зрелых клубней на кустах почти не осталось, а новые пока не образовывались, в результате чего пришлось сократить этот продукт питания в своём меню. Как будто в компенсацию, начали активнее плодоносить деревья с крупными крахмалисто-сладкими, по вкусу похожими на финики, плодами. С заходом луны дожди не прекратились, но стали короче и более предсказуемыми. Чаще всего они проливались три раза в сутки: около полудня, незадолго до заката и глубокой ночью.

Ко всеобщей радости, остатки плота, используемые в качестве мостков, далеко не унесло: они застряли между толстыми стволами. Перетащив их обратно к лагерю, мы устроили удобный подход к воде, а береговой конец мостков расширили и благодаря этому закрепили между прибрежными деревьями. Потом, по настоянию Севы, техники занялись сооружением отхожего места и компостной кучи и только после этого приступили к остальным постройкам. Инженер не раз сетовал на трудности, возникающие из-за особенностей местности, в которой свободные решили остановиться: здесь и ливни, и землетрясения, а, к тому же, очень влажный и тёплый климат, отчего большая часть древесины, скорее всего, быстро придёт в негодность.

— Нет, я рассчитывал с запасом, но не с таким же, — глубокомысленно констатировал инженер.

Но, несмотря на скептическое отношение, дело продвигалось не так уж и медленно. Следующим возведённым помещением стал основательный и крепкий склад: сохранить начальные вещи важнее простого удобства, а потом технари занялись жилыми постройками. По плану, принятому на общем голосовании вечером у костра, на каждую семью решили выделить по домику, размер которого варьируется в зависимости от размера семьи, и ещё один, большой, — для всех одиночек. Против такого решения высказались я, Лиля и Росс, то есть группа холостых и незамужних — каждый из нас с трудом представлял, как он будет уживаться в одном помещении с остальными.

— Совесть имейте, — в конце концов заявили нам семейные. — Когда будет время — построим вам отдельные дома, но не сразу же барствовать.

На этом спор и закончился. Честно говоря, я часто с тоской посматривала на деревья — идея поселиться в кронах с каждым днем казалась всё привлекательней. Но было одно «но», которое перечёркивало все аргументы «за». Если Рысь легко освоится с древесным домиком, то способности Димы с Диной к лазанью вызывают очень большие сомнения. Конечно, можно попробовать договорится, чтобы они жили с Лилей, но увиливать от воспитания собственных (пусть и усыновлённых) детей — не лучшее решение. Поэтому пока придётся мириться с непреодолимыми обстоятельствами и спать на земле.

Если в начале жизни у полукровок наблюдалось явное отставание в физическом развитии, то к возрасту, немного большему шести с половиной местных месяцев (около полутора Земных лет), у обоих мальчиков различия стали менее заметными. Но спали они по-прежнему гораздо меньше чистокровных ровесников, и у них только сейчас начали резаться зубы, тогда как «лесные» дети уже вовсю грызли фрукты. Всё молодое поколение (за исключением звероподобной Рыси) хорошо освоило речь. Дети бегали по всему лагерю, оказываясь порой в самых неожиданных местах, и некоторое время сильно затрудняли работу. Но вскоре малыши резко перестали попадаться на пути строителей, и причиной этому были полукровки. Проявляя недюжинные лидерские качества, они затевали совместные игры, каким-то образом умудряясь организовать остальных детей так, чтобы они не лезли в опасные места и не путались под ногами. Хотя без мелких неприятностей, конечно, не обходилось, но теперь мы даже могли на некоторое время оставить молодое поколение без присмотра, хотя и не отходя далеко, но заниматься своими делами.

— Меня беспокоит Лорд и Дима с Диной, — вполголоса поделилась Лиля.

— Почему? — искренне удивилась я. — Они прекрасно развиты, ещё, конечно, не такие подвижные, как остальные, но зато какие умные! Да и зубы, наконец, режутся, глядишь, скоро смогут твёрдую пищу есть. Что тебя не устраивает?

— Так-то всё так, — Лиля вздохнула, задумчиво глядя в сторону ребятишек, строящих шалаш под руководством полукровок. — Но не всё так просто. У тебя раньше, на Земле, были дети? — обернулась она ко мне.

— Нет, а что? — пожала плечами я.

— Дети так себя не ведут. Они ведь не просто претендуют на главенство и даже не столько претендуют, сколько держат власть в своих руках. Более того, ты заметила, что они действуют сообща? Лорд с Димой по очереди приглядывают за остальными, а когда почти все спят, уступают эту роль Дине, — пояснила свою мысль Лиля, и я неуверенно кивнула. — Для ребёнка ненормально заниматься чем-то так целеустремлённо и такое долгое время. Честно говоря, меня пугает их поведение.

Мы снова посмотрели в сторону причины разговора и встретились с ответными взглядами сыновей: судя по всему, они прислушивались к нам уже довольно долго. Слова Лили осветили ситуацию с другой стороны, и теперь, глядя на удивительно серьёзное лицо Димы, я вздрогнула. Мальчики переглянулись, и Лорд подошёл поближе.

— Не надо бояться, — попросил он и лукаво улыбнулся. — Мы хорошие!

— Конечно, вы хорошие! Самые лучшие, — присев на корточки, обняла сына Лиля. Мальчик немного понежился в материнских руках, а потом стал решительно выкручиваться.

— Я там должен быть. Мы сейчас крышу класть будем! — и, освободившись, поспешил присоединиться к остальным детям.

— Нет, я очень люблю Лорда, но хочется ещё одного, нормального ребёнка, — шёпотом призналась Лиля.

— А кто тебе мешает?

— Не кто, а что, — грустно улыбнулась собеседница. — Отсутствие достойного отца.

Я недоверчиво хмыкнула в ответ. Уж достойных мужчин её вида даже у нас в группе достаточно. Разговор натолкнул на странные мысли и показал, что несмотря на сходство полукровок с человеком, у Лили тоже остается ощущение ненормальности, неправильности ребёнка. Мне в этом плане легче — у меня есть Рысь. На краю сознания забрезжила ещё одна идея: а что, если керели — это не какой-то конкретный вид, а помесь двух или даже всех трёх видов? Несмотря на более медленное физическое развитие, не думаю, что полукровки менее конкурентоспособные. Во время эпидемии, например, все они выжили. Нет, не сходится. Если керели сказали, что наследниками является только один вид, значит, он и есть потенциальный победитель.

Несмотря на все опасения, мы всё равно радовались инициативе полукровок: благодаря им, присмотр за детьми становился не таким сложным и изматывающим занятием.

Пока технари обустраивали лагерь, мы занимались не менее важными делами. В первую очередь, согласовав с остальными месторасположение газонов с репеллентными кустами, занялись пересадкой последних. Эта работа отняла много сил. Если выкапывать папортошку, другие съедобные клубни и корни без лопат мы уже наловчились, то извлечь из земли целый куст с достаточным количеством корней не так просто. Мало того, на новом месте репеллентный куст категорически отказался приживаться. У следующего экземпляра мы обрезали почти все наземные ветви, но и он погиб. А ещё через пару недель пришлось сделать окончательный вывод о том, что несмотря на все усилия, даже самые мелкие кусты пересадку не переносят и черенками тоже не размножаются.

— Не понимаю, — покачала головой Вероника. — Вроде и почва тут похожа, и растительность, что ему не хватает? Конечно, есть вариант, что этот куст в принципе пересаживать нельзя.

В результате пришлось ограничиться посевом зрелых бобов, плодов репеллентных кустов, которых мы, по настоянию агронома, посадили гораздо больше, чем требовалось. Кроме этого, наш отдел подготовил экспериментальные грядки под папортошку и засадил две простыми клубнями, а две — клубнями с повреждённой, надрезанной или сточенной кожурой, чтобы облегчить растениям прорастание. Но пока всходов не наблюдалось, так что оставалось только ждать.

Однажды Росс вернулся без добычи, прихрамывая: на его правой ноге запеклась кровь.

— Я толком и не разглядел нападавшего, — признался он. — Заметил, что за мной кто-то следит из кустов, насторожился, и когда он прыгнул, я тоже метнулся в сторону и полез на дерево. Он пытался меня с земли достать, тогда по заднице и приложил лапой. А когда я оказался в безопасности и оглянулся — его уже не было, видимо, понял, что праздничного обеда не светит.

— Странно, — задумчиво потянула я. — Судя по царапинам, когти у этого хищника острые, вполне подходящие для лазанья по деревьям. Что бы ему так легко отступиться?

— А ты бы порадовалась, если бы он меня съел, — обиделся зеленокожий. — Мало ли у кого когти острые!

К счастью, раны оказались поверхностными: три не слишком глубокие, но пропоровшие кожу до мяса длинные царапины, начинающиеся на ягодице и спускающиеся по задней стороне бедра почти до колена. Хотя некоторое время царапины нагнаивались, дальше воспаление не пошло. Но даже когда они начали заживать, Росс ещё долго предпочитал лежать на здоровом боку, а не сидеть. После происшествия с зеленокожим мы стали ещё осторожнее. Но больше нападений не было, и иногда приходилось отгонять непрошеную мысль, что и произошедшее с Россом — простая случайность.

Как и прежде, стоило жёлтой луне скрыться за горизонтом, как связь с Николаем наладилась. И снова Homo alterus, по их словам, проспали больше месяца.

— Мне бы так, — проворчал Маркус. — Чуть что не подходит — заснуть, и никаких проблем!

— Ага, — кивнул Илья. — А потом превратиться в тролля.

Ценой нескольких ссор мне-таки удалось убедить зеленокожего рассекретить остальную часть дневника. Узнав об обмане, посвящённые не слишком обрадовались, но уже через несколько часов признали логичность и рациональность принятого тогда решения. А ещё мы пришли к выводу, что скрывать от возможных «поднебесных» соседей судьбу сбежавшей группы не стоит.

Соотнеся найденные нами вещи и дневник с тем, что знали живущие на горах, и мы, и они окончательно убедились в том, что погибшими были Алла и её группа. Николай и ещё несколько знакомых Игоря из этого селения сильно расстроились из-за неприятной новости, несмотря на то, что надежды на выживание сбежавших людей почти не оставалось. Но постепенно это горе отступило на второй план, и всё вернулось на круги своя.

Математик большую часть свободного времени просиживал в интернете, периодически сообщая остальным интересные или забавные сведения. Например, оказалось, что трое из группы поднебесных не подумали о том, чтобы спросить керелей, пригодна ли атмосфера планеты для дыхания, и набрали вещей для колонизации безвоздушного мира. Посмеявшись, мы попытались составить список того, что понадобилось бы в этом случае, и пришли к выводу, что даже «счастливчикам» с большим количеством вещей выжить бы не удалось.

Также математику удалось узнать, что где-то у подножия гор есть ещё одно человеческое поселение. Но вот на этой ли оно стороне гор или на противоположной, пока оставалось загадкой. Более вероятно, что люди не рядом, а за горами — при сравнении нашей и их местности выявилось слишком много отличий, в числе которых было отсутствие моря. Но даже если они за горами, остаются жители поднебесной, которые, хотя и далеко, но не настолько, чтобы полностью исключить возможность контакта. С одной стороны, это радовало, а с другой, вызывало опасения: со свободными мы уже притёрлись друг к другу, а вот что будет при встрече с другими, незнакомыми нам группами? Не повторится ли история цитадельских? Но пока мы решали гораздо более насущные проблемы и нервничать из-за того, что, может быть, когда-нибудь произойдет, не видели причин.

 

30–31 октября 1 года. Селение посвящённых

Ближе к концу второго ужина Сева подбросил рыбий хребет чинно ожидающему своей доли молотоглаву, после чего решительно заявил:

— Народ, нам надо серьёзно поговорить, — и, дождавшись, пока внимание переключится на него, продолжил. — Мы с вами сетуем, что керели не дали нам справочников и энциклопедий, даже Земных. Но ведь это не совсем так! Каждый из нас хранит в себе уникальные знания.

— Всё помнить невозможно, — скептически возразил Илья.

— Пусть не всё, но хоть что-то! — сказал, как отрезал, инженер. — А, учитывая, что каждый из нас был неплохим специалистом, в своей области он разбирается. Не преступление ли с нашей стороны лишать этих знаний потомков?

— По-моему, им ещё рановато, — покачала головой Надя.

— Сейчас — да! — Сева повысил голос, грозным взглядом оборвав намечающиеся возражения. — Однако к тому времени, как они подрастут, кого-то из нас может уже не быть в живых. А вместе с ним погибнут и уникальные знания! Мы, каждый из нас, обязаны перенести то, что помним, в письменную форму. Да, я не забыл, что бумаги у нас пока нет, но ведь остается электронный носитель. У нас два компьютера. Пантера могла бы записывать под диктовку, а на втором работали бы все по очереди.

— Я возражаю! — агрессивно вскочила я. — Да, может, я и совершила ошибку, когда взяла технику, которая подчиняется только мне, но не собираюсь из-за этого бросать все свои дела и превращаться в секретаршу!

— Пантера права, — поддержал меня Дет. — Это не выход.

— Ладно, — на удивление легко отступил инженер. — Но всё равно, если каждый из нас будет работать хотя бы по часу, а лучше по два в сутки в этом направлении, мы существенно повысим шансы сохранить знания. И Игорю останется достаточно времени на «посидеть».

Разгорелся жаркий спор, но, в конце концов, мы все признали правоту Севы. Действительно, нет гарантий, что кто-то из нас не погибнет и не унесет с собой свой опыт.

— Значит, решено, — подытожил лидер. — Твёрдый график назначать не будем, но каждый постарается написать по учебнику. Лучше — не по одному. И ещё одна просьба, уже от меня. Давайте в первую очередь фиксировать наиболее специальные знания, а не, например, закон тяготения или таблицу умножения.

— Ещё кое-что, — подняла указательный палец Юля. — На мой взгляд, следует больше внимания уделять теории. Детали могут отличаться, но общие законы остаются прежними.

Некоторое время заняли споры о том, как разрешать ситуации, если в одно и то же время захотят писать сразу несколько человек. В результате мы утвердили график пользования компьютером, тоже необязательный, но определяющий приоритет в случае конфликта.

— Всё на сегодня? — зевнув, спросил Дет.

— Нет, не всё, — возразила я. — Раз уж начали, давайте подумаем и над ещё одним вопросом.

Лидер согласно кивнул, и я приступила к изложению проблемы. Дело было в том, что использование в качестве репеллента моего пота сильно ограничило нашу свободу. Я не могу покинуть лагерь надолго из опасения оставить остальных без защиты, они же — из страха стать добычей насекомых. К хорошему быстро привыкаешь, и теперь никто из посвящённых не высказывает готовности даже временно вернуться к использованию кабачёчкового репеллента. А сейчас, когда первоначальное обустройство лагеря закончилось, отсутствие возможности сходить на разведку, даже просто отлучиться больше, чем на два-три часа, становится насущной проблемой. Так что необходимо искать другое решение или, хотя бы, способ сохранить свойства пота на большее время.

— Больше всего меня раздражает то, что все переключились на что-то другое, — добавила я. — Если мы не будем искать решение, то неизвестно, сколько пройдет времени прежде, чем ситуация изменится. Может быть, кому-то это не так важно. Но не всем. У меня, между прочим, были большие планы по разведке местности, в том числе, не самой ближней. И почему-то думаю, что не только у меня. Странно, что вы все об этом молчите.

Я оглядела народ и с удивлением констатировала, что они не удивлены моими словами. Выходит, все понимали, что такая ситуация не может продолжаться вечно?

— Да, ты права, использование в качестве репеллента твоих выделений — полумера, — кивнул Илья. — Но пока альтернативой остаются только кабачёчки, адекватной замены нет.

— Значит, надо искать эту альтернативу, — упрямо сказала я. — Я не к тому, чтобы все бросили свои дела и занялись поисками нового репеллента. Но и одна его искать не согласна. Поэтому…

— Кстати, у меня есть идея, — радостно перебила меня Вероника. — А почему бы не приручить несколько более-менее безопасных животных, обладающих аналогичным репеллентом?

— Или просто поймать и держать в клетках или загонах, — Росс сверкнул жёлтыми глазами. — Тогда можно будет, как минимум, разделяться на две группы. Одна с Пантерой, как более миролюбивым существом, которое не начнёт кусаться, а вторая — в селении и неподалёку.

— Мне нравится эта идея, — поддержал инициативу Дет.

Остальные тоже выразили своё согласие, да и я не возражала. Агроном показала самый простой выход из ситуации. На этом разговор закончился, и все разошлись по домам.

Обычно, когда народ отправлялся на боковую, я заходила в хижину вместе с остальными, но ложилась не сразу, поскольку отдыха мне требовалось меньше, чем другим посвящённым. Вместо этого некоторое время занималась своими делами: читала форумы, строила планы исследований, заполняла дневник. Но сегодня решила сначала поваляться на сене, раздумывая, чем бы заняться, и радуясь удачному разрешению назревавшего конфликта. У головы сладко посапывала Рысь, остальные дети тоже задремали.

— Лиль, а у тебя прыщ на заднице, — прервал мои размышления громкий шёпот зеленокожего.

— Не нравится — не смотри, — сонно отмахнулась соседка по хижине.

— Думаю, он у тебя оттого, что ты потолстела в последнее время, — ехидно продолжил Росс.

Женщина сделала вид, что спит и не слышит очередные «комплименты» с его стороны. С тех пор, как мы переехали в новый дом, зеленокожий не оставил попыток привлечь к себе её и моё внимание, поэтому каждый вечер затевал подобные разговоры. Подозреваю, что если Росс не изменит способ ухаживания, то никогда никого себе не найдет. Единственная радость — мы знакомы уже слишком давно, чтобы серьёзно обижаться на его выпады. Но вот что-что, а внимание к себе зеленокожему удавалось привлекать просто мастерски. Другое дело, какое это было внимание.

— У тебя в животе бурчит, — тем временем продолжал объект размышлений. — Ты, если газы пойдут, смотри, нам тут воздух не испорти.

Чтобы не начать перепалку, я постаралась отвлечься и с интересом разглядывала тень, мечущуюся на стене в отсветах догорающего костра, гадая, что могло дать иллюзию чего-то длинного и извивающегося.

— Мне тут идея пришла. Мы ведь теперь не люди, надо составлять новый атлас эротических зон и болевых точек. Лиля, ты ведь не против ради науки послужить подопытным кроликом? — не оставлял попыток зеленокожий.

Женщина раздражённо приподнялась на локтях и повернулась в сторону неприятного кавалера.

— Росс, как думаешь, что в сложившихся условиях может послужить стоимостным эквивалентом, имеющим реальную ценность, удобно соизмеримую с ценностью основных валовых продуктов?

Зеленокожий на несколько секунд потерял дар речи, а потом резко перекатился на другой бок, спиной к Лиле.

— Вот ведь! Я с ней, как человек с человеком, а она… Эх, — он разочарованно махнул рукой он. Женщина довольно усмехнулась и сладко зевнув, улеглась обратно на сено.

— Интересно, что это за глиста? — всё ещё разглядывая тень, тихо прервала я затянувшееся, прерываемое лишь обиженным сопением Росса, молчание.

— Где? — заинтересовался он.

— Пантера, ну что тебе-то неймётся? — вздохнула Лиля. — Выбрось глисту и ложись спать.

Я смутилась и замолчала. Но потом любопытство победило и заставило тихо выбраться наружу. К моему разочарованию, прародителем такой интересной игры света оказался колеблющийся под действием ветра небольшой сухой лист на выступающей ветке собранного сегодня топлива для костра.

— Вот, глядя на Лилю, поверишь, что все женщины — стервы, как говорят махаоны, — Росс тоже вышел к костру. — Всё бы ей о мёртвом и о мёртвом говорить. Не то, что ты.

— А глядя на тебя, поверишь амазонкам, — усмехнулась я.

— Сдашь завтра анализы, ладно? Столько времени прошло, наверняка кишечная фауна размножилась и обогатилась, — похоже, настала моя очередь оказаться в центре внимания зеленокожего.

— А сам?

— Сам — тоже, — согласно кивнул Росс. — Кстати, от тебя воняет. Я ещё на плоту заметил, а сейчас, когда ты спишь рядом, это особенно чувствуется. Мыться не пробовала?

— По десять раз на дню моюсь, — отмахнулась я, не показывая истинную реакцию на замечание зеленокожего. Как мазаться остатками моей помывки, так в первых рядах! А потом критикует. Ну, да, пахну не так, как они, но и не воняю! Сам-то тоже не розами ароматизирует. И, откровенно говоря, у мужчин и так тело пахнет резче, чем у женщин, а у Росса — в особенности. Вот уж кто выиграл бы соревнование на самого вонючего. Но никто его этим не попрекает. Нет, надо успокоиться. В отличие от Лили, я обычно пользовалась другим способом пресечь «комплименты». — Я хотела бы сходить к морю. Наверняка там очень интересная жизнь, на границе прилива, — поделилась своими планами с зеленокожим.

— А ещё надо проверить, заразны ли твои глисты для остальных, — продолжил гнуть свою линию мужчина.

— Росс, я поняла, о чём буду писать, — преувеличенно радостно перебила я зеленокожего. — Об этологии. И, параллельно, о популяционной экологии.

— Что, прямо сейчас? — собеседник не смог скрыть своего разочарования.

Я кивнула, снимая с шеи цепочку и включая кулон-компьютер.

— Ну и ладно, тогда я вообще спать пошёл, — буркнул Росс и скрылся в хижине. Заведя директорию и рабочие файлы под будущие учебники, убедилась, что возвращаться зеленокожий не собирается, посмотрела на голографический экран… и, вместо того, чтобы заниматься учебником, открыла дневник. Достижения достижениями, но наша жизнь состоит не только из работы, а ещё и из разных мелочей, которые обычно считаешь недостойными внимания.

А на следующее утро полукровки почти дословно скопировали наш ночной разговор.

— Росс, если ты не угомонишься и не перестанешь подавать детям дурной пример, то будешь спать у костра, — пригрозила Лиля. К нашему удивлению, зеленокожий не стал возражать и даже немного сократил вечерний ритуал, хотя и не отказался от него полностью. Но осознают ли дети, что обёртка не всегда соответствует содержимому, или принимают все комментарии Росса за чистую монету? Остается надеяться, что первое. На всякий случай, мы с Лилей ввели за правило хотя бы раз в несколько дней рассказывать на ночь сказки о хорошем человеке с плохим характером и том, какие беды и трудности ему приходилось преодолевать из-за неприятных черт личности. В конце каждой из них герой исправлялся и мирился с прежними недругами. Не знаю, подействовали ли наши рассказы на детей, но Росса мы ими однозначно достали: у него каждый раз портилось настроение и вырывалось «не дождетесь» или что-то подобное по смыслу.

 

32 октября–9 ноября 1 года. Селение посвящённых и окрестности

Для приручения из всех известных нам обладателей естественного репеллента мы выбрали прусов (названных так из-за их характерного фырканья). Эти полуводные животные походили на миниатюрных гиппопотамов со свиными мордами. Не слишком крупные, но и не такие мелкие, как обычная добыча (до двадцати килограммов весом), они выглядели неуклюжими и достаточно безобидными. У прусов клыки недоразвиты, да и челюсти меньше размером, чем у кабанов. Впрочем, за исключением, разумеется, хищников, мы пока не встречали обладающих естественным репеллентом животных, которые имели бы ещё какую-то серьёзную защиту.

Мало выбрать объект приручения, надо узнать его вкусы и повадки. И теперь, сидя на толстой, низко нависающей над рекой ветви дерева, мы с Юлей и Вероникой болтали ногами и следили за питанием и поведением небольшой группы прусов на мелководье. Они не боялись и не смущались нашего присутствия, начиная нервничать только, когда кто-то подходил почти вплотную, но даже в этом случае не пытались убежать. Логично рассудив, что такая смелость должна на чём-то базироваться, Вероника спрыгнула вниз и, делая вид, что интересуется скоплением ряски, прошла мимо пруса, как будто ненароком прикоснувшись к нему кольцом-определителем.

— Ядовит, причём сильно ядовит, — вернувшись, подтвердила женщина своё предположение. — Проверишь для Homo nebulosus?

Я кивнула и тоже прошлась до ближайшего пруса. Результат оказался похожим, но не совпадал.

— Ядовит, хотя и меньше, чем для вас.

— Да, на мясо их не поразводишь, — разочарованно вздохнула агроном.

— У нас могут возникнуть проблемы, — забеспокоилась я. — Если они для вас ядовиты, то, скорее всего, их выделения также вредны.

— Ты для нас тоже ядовита, — усмехнулась Юля. — Но удалось же найти способ использования.

— Ядовита? — неприятно удивилась я и проверила себя на кольце. Нет, для своего вида я вполне съедобная… — А ты что, меня проверяла?

— Нет, Росс сказал, ещё во время сплава, — улыбнулась Юля. — Он, по-моему, всех встречных на съедобность проверял.

— И как были тролли?

— По его словам — съедобны, — мы дружно рассмеялись. — Но не думаю, что он их пробовал.

— Я тоже, — кивнула я. — Наверняка опасался заразиться.

Но в глубине души всё равно порадовалась, что ядовита для зеленокожего: мало ли как сложится ситуация в будущем. Кстати, насчёт будущего…

— А вы для нас — съедобны, — констатировала я, прикоснувшись кольцом к руке астронома.

— Только попробуй, — шутливо погрозила пальцем она. — Ты бы поменьше с Россом общалась: дурной пример заразителен.

— Очень надо! — обижено буркнула я и смутилась, поняв, что действительно сейчас повела себя, как зеленокожий. — Простите. Наверное, и правда слишком много общаюсь. А что поделать: живем в одном доме. Я бы с радостью вообще на деревья перебралась, но если с ним детей наедине оставлять, то он их такому научит, что никто рад не будет.

— А хочешь, они будут спать со мной? — с внезапно загоревшимися глазами предложила Юля. — Думаю, Илья не будет против. А я с удовольствием прослежу.

— Это было бы здорово, — обрадовалась я, а потом удивлённо поглядела на астронома. — Но зачем тебе это?

— Я очень хочу ребёнка, — тихо призналась она. Мы понимающе переглянулись: как-никак, она осталась единственной бездетной женщиной среди посвящённых. — Но боюсь беременеть. Точнее, боюсь не самой беременности, а очередного выкидыша, — на её глазах выступили слезы.

Я вздохнула. Действительно, астроном, как и остальные беременные, потеряла ребёнка во время эпидемии. Не думаю, что это так легко пережить. К тому же, судя по её словам, это не в первый раз. Минутку. Как это: не в первый раз?

— Погоди, ты сказала «очередного»?

— У меня уже дважды выкидыш был. Второй раз с вами, а первый ещё до того, как встретилась с Ильей. Тролль по животу сильно ударил, вот и… — Юля не стала заканчивать фразу, но дальнейшего объяснения и не требовалось. — Я боюсь, что опять что-то случится: ударюсь, заразу какую-нибудь подхвачу, отравлюсь… Нет, пока не хочу пытаться снова.

— А Илья не возражает? — вмешалась в разговор Вероника.

Я недоуменно посмотрела на соседку и только потом поняла намёк. Поскольку до сих пор сама с этой проблемой не сталкивалась, вот и значения не придавала, а стоило бы. Каким способом можно избежать нежелательной беременности, если не известно никакой контрацепции? Единственным и очевидным — избегать половой жизни.

— Нет, он понимает, — улыбнулась Юля. — Илья не такой мужчина, который живет с женщиной только ради секса. И вполне спокойно относится к перерыву в отношениях.

— Особенно здесь, где другие дела отнимают кучу сил, — добавил подошедший химик. — Ну вы, девоньки, даете: я-то думал, что вы за прусами наблюдаете, а вы нам косточки перемываете.

— Одно другому не мешает, — ничуть не смутившись, пояснила я. — К тому же, не вам, а нам, а о тебе речь только в контексте Юли зашла.

Поскольку Илья не стал возражать против того, чтобы полукровки ночевали с ними, я, наконец, устроила себе гнездо в кронах. И в очередной раз убедилась, что спать там намного удобнее, чем в доме. Причём оценила прелесть ночёвки на дереве не только я: Рысь стала меньше возиться и капризничать перед сном. Последнее было не менее важно, чем собственное удобство, поскольку у меня начало пропадать молоко, что вызвало бурный протест дочери. Единственным недостатком жизни в кронах оказалось то, что Рыси очень понравилось лазить, и теперь она порой пугала меня почти акробатическими трюками на тонких ветках высоко над землей.

В связи с моим переездом на дерево, зеленокожий изменил расписание «ухаживаний»: теперь большая часть его внимания доставалась мне за поздним ужином и непосредственно после него, а на Лилю Росс переключался, когда я удалялась наверх. Но, в отличие от моего, её способ отвлечения зеленокожего оказался эффективнее, так что постепенно язвительных замечаний в её сторону становилось всё меньше.

Изучив повадки прусов, мы решили сначала попробовать пойти мирным путём, а уж если не получится, строить загон и ловить этих животных. Поэтому, собрав богатый ассортимент разных фруктов, листьев и даже тушек мелких зверьков, отправились экспериментировать. Большую часть предложенного угощения прусы забраковали, но к двум горьким и неаппетитным для нас плодам проявили настоящую страсть. Из-за дружелюбия прусов, нам всего за пару суток удалось приучить животных к прикосновениям и омовениям. Выяснилось, что их выделения годятся в качестве репеллента не хуже моих. Куда больше времени понадобилось, чтобы прусы начали откликаться и приходить на зов с целью получить лакомство. После этого стало ещё удобней: не приходилось стеречь группу или искать её каждые несколько часов, когда действие защиты от насекомых ослабевает.

— Прусики, прусики, — ласково ворковала Вероника, почёсывая между толстыми складками на шее жмурящегося и гудящего от удовольствия лидирующего самца. — Эх, были бы вы съедобны, какие бы свиньи получились… Что бы кабанам так не приручаться?

Действительно, дикие свиньи, хотя и часто посещали окрестности деревни, но близко к себе не подпускали и за лакомство продаваться не пожелали.

— Хочу поросёнка. А лучше двух… нет, трёх-четырёх самочек и самца, — глаза агронома азартно сверкнули. — Давайте наших мужчин на охоту вдохновим?

— Ага, за кабанами, — саркастично хмыкнула я. — Тебе муж надоел?

Вероника отрицательно мотнула головой и разочаровано вздохнула:

— Но всё равно когда-нибудь это надо будет сделать.

Освободившись от основного строительства, Сева с не меньшим жаром взялся за новое дело, а именно — построение лодки. Первыми результатами усилий технического отдела стали несколько игрушечных посудин, которым очень радовались дети, многочисленные чертежи и долгие споры о сорте подходящей древесины и конкретном дереве, из которого будет построена лодка. Благодаря вещам, найденным в пещере, где когда-то жила группа Аллы, мы уже не испытывали такого недостатка в инструментах. По крайней мере, в некоторых: по ножу на каждого посвящённого даже с учётом детей, три топора, несколько походных струнных пил и два мачете. Но вот почему-то мало кто подумал о том, чтобы взять с собой лопату. Во всяком случае, у нас в группе нет ни одной, поэтому пока приходилось ковыряться в земле при помощи ножей и больших плоских обломков двустворчатых раковин. В этом плане я оказалась в выгодном положении: после некоторых усилий удалось написать программу изменения формы моего ножа под длинный узкий совок, что сильно облегчило работу с землей.

На двух грядках с папортошкой (там, где мы сажали клубни с повреждённой кожурой) появились всходы. Некоторое время казалось, что всё в порядке, но когда окончательно сформировался первый настоящий лист, стало ясно, что местная природа преподнесла нам очередную загадку. Взошедшие растения никоим образом не напоминали знакомый папоротник: один стебель вместо многих, да ещё и с очередными глубоко иссечёнными пятилопастными листьями. Но у папортошки нет стеблей, и листья не такой формы!

— Может, потом стебель отомрёт и сформируется нормальный куст? — предположила Юля.

— Будем надеяться, — кивнула агроном.

Но, когда общее число настоящих листьев достигло трёх и появились первые длинные усики, я наконец поняла, что мне напоминает это растение. Слазив в кроны, сорвала молодой побег одной из лиан, оплетающих деревья, и принесла вниз. Сравнив листья и убедившись в их сильном сходстве, мы переглянулись.

— На ней хоть что-то хорошее растет? — со слабой надеждой поинтересовалась Вероника.

— Ягоды. Крупные, но противные на вкус, — честно ответила я.

— Вот вам результат. Посадили папортошку, а потом начали культивировать сорняки, — разозлилась она и пошла выдёргивать нежелательную растительность. — И ведь как замаскировались, заразы: ровно, прямо как будто их тут кто-то сажал!

— А может, и сажал, — рассматривая выполотые лианы, констатировала Юля. — Они из папортофелин растут.

Переглянувшись, мы осторожно, чтобы не повредить корни, раскопали ещё несколько растений. Неудивительно, что лианы взошли в ряд: каждая из них крепко соединялась с клубнем.

— Но как? Это ведь папортофельный клубень, — чуть не плача, спросила Вероника. — Чушь какая-то. Выходит, повредив клубень, мы открыли доступ паразиту, который к нему присосался?

— Как одна из версий пойдет, но не факт, — не согласилась я. — Предположений много можно сделать. Давайте вскроем то, что осталось, — кивнула на приросший к стеблю клубень. — И посмотрим, что внутри.

Вскрытие трёх молодых лиан показало, что их ткани то ли очень сильно проросли ткани клубня, то ли действительно являются с ним одним целым.

— Итак, какие можно сделать предположения? — подвела я итог этой фазе исследований. — Лиана может быть паразитом, воспользовавшимся повреждённой папортофелиной. Это раз. Два: лиана может быть опять-таки паразитом, но не папортофелин, а папоротника. В этом случае клубни — это уже образования лианы, а не самого папоротника Три… — я ненадолго задумалась. — Это конечно, глупое предположение, но клубни могут быть просто образованием лиан, а папоротник — её паразитом. Ну и четыре: нельзя исключать версию о чередовании спорофита и гаметофита.

— Ну ты фантазёрка, — невольно рассмеялась Вероника. — Особенно с двумя последними версиями.

— Почему? — удивилась я. — Нам неизвестно, насколько длинная и разветвлённая корневая система лиан. А на нижнюю, безлиственную часть их ствола мало кто обращает внимание. Да, самой яркой приметой папортошки является наличие соответственного папоротника, но, кто сказал, что на самом деле папортошку нельзя найти и в других местах? И в защиту четвёртой версии тоже выскажусь. На Земле у высших растений редуцированна форма гаметофита, но мы не можем утверждать, что и здесь всё так же! Вон, у Земных мхов и плаунов есть обе формы, и они могут сильно различаться по внешнему виду. Так что и это предположение исключать нельзя. К тому же, его легко проверить. Если оно верно, то из ягод лиан вырастет папортошка.

— Проверим, — кивнула агроном. — А теперь я предлагаю посмотреть, что у нас с остальными грядками, на которых так ничего и не взошло.

Выяснилось, что папортошка с неповреждённой кожурой выглядит нетронутой и даже не начала наклёвываться, в чём удалось убедиться, вскрыв два выкопанных клубня. Зато бобы репеллентных кустов проросли, но почему-то исключительно вниз, выпустив длинный, уже почти полуметровый, тонкий корень-стержень, мало того, что без ответвлений, но даже без корневых волосков. Вверх же не то, что побега не было, даже его зародыша не намечалось.

— Ещё один сюрприз, — вздохнула Вероника. — И почему я не удивляюсь?

Решив пока ничего не предпринимать, мы оставили растения в покое. Но ещё одну небольшую грядку всё-таки заложили, посадив на ней ягоды лианы. Поскольку последнее предположение подтвердить или опровергнуть легче всего, им и стоит заняться в первую очередь.

 

10–вечер 11 ноября 1 года. Селение посвящённых — джунгли

Убедившись, что новый способ защиты работает, Дет предложил выбрать группу разведчиков для исследования окрестностей. В неё, по умолчанию, в роли не только исследователя, но и ходячего источника репеллента, вошла я. Почти все остальные женщины с детьми решили остаться в деревне. Исключением оказалась Вера, которая, наоборот, рвалась в поход всеми силами.

— Куда вы без геолога? — утверждала она. — А за ребёнком Надя проследит.

Сева сначала возражал, но после разговора с женой наедине (прошедшего, к моему удивлению, вполне спокойно, а не на повышенных тонах), согласился, что это разумное решение. Сам инженер из лагеря уходить не собирался, как, впрочем, и физик с математиком: все трое не хотели прерывать работу над плавсредством. Дет почему-то желания войти в группу разведчиков тоже не высказал, Илья пожал плечами, предоставляя решать другим, а Росс долго раздумывал и потом сказал, что пойдёт с нами.

— Тут меня Вероника землю пахать запряжёт, так что, раз всё равно медициной не позаниматься, лучше на разведку, — пояснил он своё решение, чем вызвал справедливое возмущение агронома.

Кроме нас троих, в группу вошла Юля. В результате половой состав оказался неравноценен: три женщины и мужчина, из-за чего ехидный физик, недолго думая, предложил присвоить нам кодовое название «гарем». В первое время мы решили не удаляться на большое расстояние от деревни: утром выходить, а вечером возвращаться и ночевать с остальными.

Но жизнь попыталась нарушить наши планы. Когда Росс возвращался с добычей, на него снова напали. Он выжил и спасся, но куда большей ценой, чем в первый раз: получив довольно глубокую рваную рану на голени.

— Да что, я самый вкусный, что ли? Почему всё время на меня? — искренне расстраивался зеленокожий.

— Может, пахнешь аппетитнее других? — предположила я.

Росс бросил на меня хмурый взгляд, но возражать не стал.

— Возможно, — кивнул он, прикладывая к ране красный мох, собранный Надей в ближайшем овраге. — Это ещё ладно. Хуже, если я только первая ласточка, и вскоре начнётся охота и на остальных…

— Да, такой вариант нельзя исключать, — неохотно согласилась я. — Мы тут уже довольно долго живём, так что хищники вполне могли привыкнуть к нашему виду и попробовать расширить рацион.

На сей раз зеленокожему удалось увидеть напавшего, и, по словам Росса, он очень походил на представителя крупных Земных кошачьих, а именно тигра. Но даже невзирая на то, что нападение произошло рядом с селением, мы не отказались от идеи исследовать окружающую местность.

— Всё равно от джунглей отгородиться не сможем, — кивнул инженер. — В них и пища, и топливо. Так что защита может быть только активной.

— Сева, ты с топором на тигра идти собираешься? — насмешливо поинтересовался Маркус.

— Нет, я не самоубийца. Поэтому, только если не будет другого выхода, — пожал плечами инженер.

— В любом случае, вы там поосторожней. И в селении надо возобновить дежурства, как было на плоту. Что-то меня очень беспокоят последние события, — вздохнул Дет.

Естественно, об участии зеленокожего в походе теперь и речи не возникало, и его место с готовностью занял Илья.

— Ты же вроде не горел желанием? — удивилась Юля.

— Но и против не был, — улыбнулся он.

На следующее утро мы покинули лагерь и направились вглубь тропического леса. Несмотря на опыт, передвигались довольно медленно. Во-первых, часто приходилось искать обходной путь, чтобы не продираться сквозь густые заросли или колючие растения, огибать местообитания местной вариации муравьёв, уступать дорогу более крупным, чем мы, представителям животного мира. Во-вторых, местность оказалась не просто пересечённой, а очень пересечённой: не реже холмов встречались обрывистые склоны, скалы, возвышающиеся иногда на два-три десятка метров, и крупные ямы, из-за чего больше половины времени занимали спуски и подъёмы, а также преодоление болотистых и водных преград. Ну и в-третьих, мы и сами не спешили, ведь целью было не отойти на какое-то расстояние, а изучить окружающий мир. Через несколько часов на одном из скалистых холмов мы встретили признаки цивилизации: кострище, расположенное на удобной полянке в просвете деревьев и кустов. В этом месте Илья объявил привал.

— Костёр жгли не так давно, — кивнул он на пушистую, ещё не познавшую ни единого дождя золу. — И, судя по всему, его хозяева часто тут появляются, — добавил мужчина, набрав полную ладонь светло-серого порошка. — По крайней мере, золы нагорело уже много, а это о чём-то говорит.

— Выходит, что не только мы решились на штурм реки, — согласилась я. — Подождём их прихода?

Химик кивнул и пошёл осматривать окрестности. Вера чем-то увлеклась в ручье неподалёку, я полезла наверх, чтобы принести немного фруктов. А когда вернулась, меня подозвала Юля, всё ещё рассматривающая стоянку соседей.

— Пантера, тебе ничего странным не кажется? — поинтересовалась она.

— Да вроде нет, — пожала плечами я. — А что?

— Посмотри внимательней, — предложила астроном.

Я снова окинула взглядом стоянку. Небольшая моховая полянка с кострищем в центре, окружённая кустами. Рядом со стволом одного из деревьев остатки хвороста и довольно крупный камень, скорее всего использующийся соседями в качестве сиденья, или маленькой подставки.

— Все равно — нет.

— Почему те, кто тут живут, до сих пор не соорудили укрытия или не обустроили удобный спуск к ручью? — спросила Юля.

— Если здесь поселились удуны, то в этом нет ничего удивительного, — не согласилась я. — Они ведь не любят тратить лишние силы. А для племени места маловато.

— Есть ещё кое-что странное, — поддержал жену возвратившийся с добычей Илья. — Кабачёчками не пахнет.

— Может, они, как и мы, нашли способ использовать естественный репеллент животных? — как я ни старалась скрыть обиду, она все равно прозвучала в голосе. Досадно, если не мы единственные до этого додумались.

— Вряд ли. У нас в этом плане большой бонус — ты. Вспомни наши первые эксперименты. А пот прусов, например, ничуть не менее ядовит, чем твой. Так что если кто-то и пробовал, то, скорее всего, быстро оставил попытки. Мы ведь много дней искали концентрацию, которая бы ещё помогала, но уже не разъедала кожу, — вмешался в разговор Илья.

Юля согласно кивнула.

— Да, я тоже заметила. Ну вот дождёмся хозяев и поговорим.

— Сходите кто-нибудь за Верой, сейчас есть будем, — попросил химик.

Согласно кивнув, я направилась к ручью.

— Змей с фруктами будешь?

Женщина подняла на меня сияющий взгляд и вместо ответа предложила спуститься вниз.

— Вот, — протянула ладонь, на которой покоилось полтора десятка крупных песчинок. Я внимательно осмотрела предложенный материал. Белые и слегка желтоватые крупинки выглядели полупрозрачными и твёрдыми на ощупь. На пляже, располагавшемся чуть выше по течению от нашего селения, легко можно набрать таких же. И чему тут радоваться? — Это песок, — пояснила Вера, заметив моё недоумение.

— Вижу, что песок. Ну и что?

— Нет, ты не поняла: это настоящий песок, а не местная органическая вариация, — снизошла до объяснения геолог. — Причём здесь его больше, чем в ручьях рядом с домом.

— Предлагаешь набрать? — радостно спросила я, зачерпнув горсть песка. И как она его отличает?

Вера усмехнулась моему энтузиазму.

— Нет, не предлагаю, — возразила она. — Если бы все так просто было. Я имею в виду, что рядом с домом, промывая содержимое ручьёв, мне удалось получить меньше кварцевого песка, чем здесь.

— Так это всего?! — теперь достижение подруги предстало в другом свете. Сколько она тут копалась, пока мы занимались другими делами? Вряд ли меньше часа. — Да уж, этот песок прямо на вес золота.

— Да, здесь его немного, но всё-таки больше, чем там, где мы остановились. Так что очень вероятно, что где-то его ещё больший процент содержится. Кто знает, если хорошо поискать, то, возможно, удастся даже найти месторождения и песка, и глины. И тогда… — геолог мечтательно зажмурилась.

Я разглядывала песчинки. Глиняные горшки, вазы, стеклянные бутылки — да много чего можно сделать, имея под рукой такой материал. Удивительная штука жизнь. Вот уж не думала, что здесь, в моём новом мире, одной из актуальных и сложных проблем станут поиски песка и глины — материалов, для Земли обычных и очень распространённых.

— Ладно, здесь — так здесь, — к ручью спустилась супружеская пара с обедом, и после того, как Вера аккуратно ссыпала в пробирку песчинки, мы приступили к еде.

Ближе к вечеру я включила компьютер и связалась с Игорем, сообщив о последних новостях и предупредив о том, что к ночи, скорее всего, не вернёмся. Чтобы не смущать хозяев, мы решили остановиться немного поодаль и быстро построили примитивный шалаш: пусть не сильно, но он всё же защитит от опасностей ночного леса. Костёр пока разжигать не стали, решив дождаться местных.

Намазываясь из колбы раствором моего пота, Юля захихикала.

— Я всё-таки дикарь, — поделилась она с нами причиной веселья.

— Почему? — не поняла геолог.

— Мне сейчас подумалось: здорово, что у нас репеллент хороший. С кабачёчками мы уже намучились, а без них и того хуже — пришлось бы одежду изобретать. Хоть из шкур, хоть из травы какой-нибудь.

Мы переглянулись, а потом дружно рассмеялись. Собралась компания нудистов! А ведь если подумать, то никто из свободных не стремился закутать тело, кроме как в целях защиты от насекомых. И куда только делось табу на обнажённость, крепко вбитое каждому из нас в прошлой жизни? Сейчас, хотя уже выделываем шкуры (пусть и не очень искусно), но одеваться в них никому даже в голову не приходит.

— А ведь и правда, — успокоившись, согласился с моими невысказанными мыслями Илья. — Так удобней, поэтому нет никакой причины одеваться, — приняв колбу из рук жены, он, в свою очередь, воспользовался раствором. — В конце концов, не думаю, что именно одежда делает человека цивилизованным.

— Смотря где, — наполняя обмывками вторую колбу, возразила я. — Но наши зачатки цивилизации её отсутствие действительно не портит.

Мы успели хорошо отдохнуть и обследовать окрестности, прежде чем нас отыскала взволнованная Вера, оставшаяся исследовать ручей рядом со стоянкой соседей.

— Народ, вы не поверите, — она вытерла выступившую на лбу испарину. — Хозяева кострища — не люди.

— Оборотни? Или тролли? — с замиранием сердца спросила я.

— Не те и не другие. Вообще не люди.

Мы переглянулись и, бросив все дела, направились в сторону найденного кострища. В слова геолога трудно поверить, не увидев собственными глазами.

 

Вечер 11–12 ноября 1 года. Джунгли — селение посвящённых

У огня сидели три обезьяны и поджаривали наколотые на прутья фрукты. Особи того же вида и примерно такого же размера (в полтора раза крупнее человека) часто составляли нам компанию по вечерам у костра в селении. Мы привыкли к их обществу, но близко к огню не подпускали из опасения, что они собираются выполнить работу непрошеных пожарных. Тогда я не задумывалась, но теперь картина предстала в новом свете: а что, если мохнатые обитатели деревьев хотели просто сготовить пищу? Окинув нашу компанию взглядом, самец предупреждающе улыбнулся-оскалился, обнажив чуть выступающие клыки, ухукнул, но отрываться от дела не стал.

— Вы уверены, что тут только три разумных вида? — спросила Вера.

— По словам Пантеры — да, — кивнула Юля.

— Так сказали керели, — пожала плечами я, наблюдая за действиями обезьян. — Не знаешь, как они костёр зажгли?

— Нет, когда я их заметила, он уже горел, — ответила геолог. — Животные не пользуются огнём, — добавила она.

— Молотоглав пользовался, хотя и не так. Да и другие не боялись, — возразила я.

Некоторое время мы молча наблюдали за владельцами стоянки. Наконец Илья не выдержал:

— Подождите здесь, а я попытаюсь наладить контакт, — сказал он нам.

— А если нападут? — опасливо поинтересовалась Юля.

— Наши тоже могли напасть, но ведь не нападали, — возразил химик. — Я буду осторожен.

Илья медленно, пригибаясь к земле и глядя куда-то в сторону, направился к огню. Обезьяны заволновались, самец окинул мужчину агрессивным взглядом и рыкнул. Сразу же после этого химик присел на корточки, в такую позу, из которой легко вскочить и убежать, опустил взгляд на мох под ногами и замер. Или поза подействовала успокаивающе, или то, что Илья перестал двигаться, но нападения не последовало. Наоборот, животные быстро успокоились и даже не начали вновь проявлять агрессию, когда мужчина продолжил движение. Когда химик приблизился к самому костру, самец требовательно протянул навстречу руку ладонью вверх. Этот жест выглядел настолько красноречиво, что Илья растеряно улыбнулся и осторожно отошёл обратно в кусты.

— У нас ведь осталось несколько плодов? — полуутвердительно поинтересовался он и, прихватив один из них, вновь направился к костру. На сей раз химика ждали, и самец сразу же, без предварительной демонстрации превосходства, потребовал подношение. Вытянул губы трубочкой, осмотрел и обнюхал полученный фрукт, после чего слегка подвинулся, освобождая достаточно места, чтобы Илья смог удобно устроиться у огня, чем тот и не замедлил воспользоваться.

Посоветовавшись, мы решили последовать примеру химика, и обезьяны приняли нас в свой круг после такого же ритуала. В результате чего уже через несколько минут мы сидели у костра в тёплой компании местных орангутангов.

— Почему ты вёл себя именно так? — поинтересовалась я у Ильи.

— Вряд ли они хищники, а значит, поза подчинения могла сработать, — пожал плечами он.

А ведь и правда! Когда химик шёл к костру, он наклонился и сгорбился, преуменьшая свои размеры, а потом и вовсе присел, будто перед старшим. По крайней мере, на Земле, такое поведение встречается у большинства видов животных и символизируют подчинение, отсутствие угрозы нападения или вызова. О том же самом, то есть миролюбии, говорит и отведённый в сторону взгляд. У многих зверей и птиц в моём прошлом мире такая поза снимает ответную агрессию, чем, похоже, и воспользовался Илья.

— Неужели тебя совсем не задевает то, что при этом ты показываешь себя даже слабее, чем есть, и занимаешь подчинённое положение? — не удержалась я от ещё одного вопроса.

— Ничуть. Мне без разницы, будут они считать меня выше или ниже их, лишь бы не нападали, — усмехнулся химик.

Поужинав, обезьяны ещё немного посидели и, только убедившись, что всё догорело и огонь потух, полезли на деревья.

— Я знаю, что сделаю, когда мы вернёмся, — восторженно глядя им вслед, сказал Илья. — Представляете, какие лица будут у остальных, когда они увидят жарящих шашлык обезьян?

— Вряд ли менее удивлённые, чем у нас, — рассмеялась Вера.

Когда остальные укрылись в шалаше, я залезла на дерево и на скорую руку соорудила примитивное гнездо из веток. Но сон не шёл. Хотя я возразила геологу, но, в глубине души, признаю её правоту: как минимум странно, что животные так запросто пользуются огнём. Уже в самом начале новой жизни мне встречались кабаны, без страха работающие с огнём, а теперь ещё и молотоглавы, орангутанги и мало ли кто, кроме них. Странно. Создаётся полное впечатление, что здесь животные воспринимают огонь не как бедствие или опасность, а как прозу жизни, приятную или неприятную, но привычную и достаточно частую. К тому же, за всё путешествие мы ни разу не видели не только пожаров, но и выгоревшую местность, что в норме при повышенном содержании кислорода в атмосфере вряд ли возможно. Напрашивается вывод, что местная природа научилась справляться с огнём, как минимум, не допуская его распространения. И не сейчас, а уже давно. Настолько давно, что животные приспособились использовать огонь в своих целях не хуже, чем на Земле использовали камни и палки-копалки. Если это действительно так, то сомневаюсь, что костёр отпугнёт опасных животных и, возможно, мы зря поддерживаем его всю ночь. Хотя нет, не зря! Даже если огонь не отпугнёт, в чём я теперь уверена, то его вполне можно использовать в качестве оружия. У меня например, ожоги, полученные здесь, не менее болезненны, чем такие же на Земле. А значит, с помощью огня можно защищаться, даже несмотря на то, что местные животные не испытывают страха перед ним.

На следующий день мы двинулись в обратный путь. Джунгли кишели жизнью, но, может, потому, что мы передвигались группой, а может, и из-за простого везения, никого похожего на описания Росса не встретили. Пару раз видели достаточно крупных, чтобы они представляли опасность, длинномордых хищных животных, но их легко удалось обойти стороной. Единственный небольшой конфликт случился, как ни странно, с травоядными, когда на узкой звериной тропе пришлось уступать дорогу семейству оленей: вокруг переплелись такие заросли, что сойти вбок оказалось проблемой, а олени не хотели ждать. Не желая нарываться, мы резво отступили до того места, где можно пролезть, и пропустили раздражённых животных.

Наше возвращение ознаменовали радостные вопли и визг Рыси, которая тут же залезла мне на загривок и больше часа отказывалась спускаться на землю, да и потом ходила хвостиком, как привязанная. Даже вечером, когда я ненадолго поднялась в кроны, чтобы набрать фруктов на второй ужин, дочь сначала попыталась закатить истерику, а потом просто-напросто полезла следом. И куда только делась её готовность оставаться с другими посвящёнными?

После ужина Илья всё-таки не удержался и устроил представление, изображая из себя старшего самца, то есть требовательно протянув руку в сторону спустившихся к костру знакомых обезьян. И они повели себя почти точно так же, как ранее химик: склонились, преуменьшая себя, а потом принесли небольшие подношения, после чего получили место у огня и приступили к приготовлению пищи.

— Я тут подумал, — потянул Игорь, не отрывая взгляда от кушающих животных. — А что, если керели не вымерли, а выродились. Эти, например, вполне могут изменёнными человекозверьми.

— Не могут. Скорее уж, твоими родственниками, — резко возразила я.

— Почему? — удивился математик.

— У них самцы лишь чуть-чуть больше самок, а у нас с Марком разница в разы. К тому же, кисти и стопы немного иначе устроены, особенно у самцов. Но, откровенно говоря, на ваш вырожденный вид они тоже не похожи — строение тела сильно отличается.

— Давайте больше не будем их гонять, — неожиданно мягко предложил Сева. — Что нам, огня, что ли, жалко? Даже если это просто животные, то всё равно не самые обычные.

Никто не возражал, только зеленокожий отпустил ехидный комментарий в своём стиле:

— Рыбаки прикармливают рыбку, а мы — будущих подопытных, — но дальше развить эту тему ему не дал инженер, переведя разговор.

— Кстати, есть загадка как раз по твоей части, — радостно объявил он мне. — Веронику я ей уже загрузил.

Я вопросительно посмотрела на агронома, и та хмуро кивнула.

— И?

— Вчера мы закончили моделировать лодку и пошли выбирать подходящее дерево… Ты знаешь, что в лесу растут только или уже слишком большие для нашей цели, или слишком маленькие?

— Ну так в чём проблема: выберите молодое дерево из крупных, — пожала плечами я.

— В том-то и дело, что их нет! — взмахнув рукой, воскликнул Сева. — Только или маленькие, или совсем большие.

— Да быть такого не может! Не из воздуха же крупные деревья берутся?

— Я и говорю: это загадка по вашей с Вероникой части, — усмехнулся он. — Вам и флаг в руки.

— Надо будет посмотреть. Но уже завтра, — любуясь на ночной лес, кивнула я.

— Посмотрите, но не завтра, — возразил Дет. — А завтра будем готовиться к восходу жёлтой луны. Кстати, надо бы дать ей нормальное название.

— А чем тебя луна не устраивает? — с любопытством поинтересовалась Юля.

— Лун много.

— Но такая — одна. Пусть луной будет эта, а другим спутникам дадим другие названия, — предложила астроном.

— Она совсем не похожа на Земную луну, — поглядев на звёздное небо, вздохнул Игорь. — Лучше уж Марсом назвать или Аресом, — она несёт с собой разрушения, как настоящий бог войны.

— Марс так Марс, Арес так Арес, — не стал возражать Маркус. — По мне хоть как назовите, не поможет. Разве что найдётся ещё один активист навроде Севы, чтобы отбить у всех остальных желание применять устоявшееся название. Давайте спать. Вон, даже обезьяны уже наверх ушли.

Подумав, Дет с сожалением признал правоту физика, и мы разошлись на ночлег.

 

13–18 ноября 1 года. Селение посвящённых

На этот раз восход жёлтой луны мы встретили подготовленными, в том числе заранее спрятали вещи и укрепили дома, на случай, если море всё-таки до нас доберётся. Но волны так и не достигли наших нынешних построек, хотя буря длилась двое суток и бушевала почти с такой же силой, как на закате. Но кое-какие неприятности она нам всё-таки принесла. Когда мы ненадолго вышли наружу для того, чтобы собирать упавшие фрукты, на Игоря упал твёрдый плод размером с яблоко и набил ему большой синяк на плече.

— Надо будет хотя бы плетёные щиты к закату изготовить, чтобы защититься от таких ситуаций, — сделал вывод из происшествия Сева.

— Не надо, мне просто не повезло, — оптимистично отмахнулся математик. — Вон, в прошлый раз никто не пострадал, хотя с деревьев тоже много чего падало.

— Это нам повезло, в том, что всё попавшее было мягким, — буркнул инженер. — А если в следующий раз что-то твёрдое попадёт не в плечо, а в чью-то безалаберную голову? Нет, защита однозначно нужна.

— Согласен, — кивнул Дет. — Не стоит слишком рисковать.

А ещё во время восхода сильные ливни напрочь смыли землю и посадки с грядок вплоть до переплетения корней местных растений, превратив их в неглубокие, до полуметра, ямы. Это сильно расстроило всех естественников, то есть тех, кто вскапывал и ухаживал за грядками и посадками.

— И стоило тратить силы на прополку, чтобы получить несколько могильных ям? — возмущался зеленокожий. — Да лучше бы они все сорняками заросли.

— В крайнем случае, можно считать, что это была трудотерапия для Росса, — успокаивала я агронома. — Работа с землёй неплохо смягчала его характер.

Вероника невесело хмыкнула.

— Разве что так. Но всё равно у меня прямо руки опускаются: всё что ни начинали — всё потерпело неудачу.

— Согласна, — кивнула Юля. — Здесь очень многое не так, не привычно и не по правилам. Но если не пытаться, то никогда и не получится.

— Да, ты права, — но тон агронома выражал только безнадёжную усталость.

Пару дней она провела рядом с бывшими грядками и посадками, не реагируя на наши попытки отвлечь её от грустных мыслей. А потом меланхоличное бездействие сменилось бурной деятельностью.

— Итак, раз все практические Земные наработки улетают в трубу, будем экспериментировать, — заявила Вероника с утра пораньше, едва остальные успели открыть глаза. — Пантера, чтобы к обеду у нас были ягоды лиан, для проверки четвёртой папортофельной теории. Ещё нам нужны клубни папортошки и плоды репеллентных кустов — серебристых леших.

— А лешие тут при чем? — не понял Игорь.

— Я их так назвала, — безапелляционно сказала агроном. — И они будут так называться — им подходит. К ним в гости всё зверьё собирается, а листья с серебристым пушком. Но это детали. Дальше. Росс, мы с тобой сейчас отправляемся готовить землю под посадки, — зеленокожий с демонстративным стоном упал на мох.

— Тебе ям мало?

— Хватает, — яростно сверкнула оранжевыми глазами чернокожая Вероника. — Теперь сажать будем другим способом, причём не одним, и посмотрим, вырастет ли ещё что-то, кроме могил. А потом займёмся клетками и загонами. Тут кто-то всё время жалуется, что не дают позаниматься медициной, — она выразительно кивнула в сторону Росса. — Но пока негде и неизвестно, как содержать подопытных, ты ничего и не сможешь сделать. Так что будем учиться ухаживать и разводить животных. Лучше всего тех, которые могут быть не только лабораторными, но и сельскохозяйственными. Но, разумеется, можешь завести и десяток крыс или мышей, — милостиво разрешила агроном и задумчиво поглядела на наши ошалевшие лица. — Ну что не так?

— Ты не форсируешь? — осторожно спросила я.

— Я же не на сегодня всё это запланировала, — усмехнулась она. — Просто решила, что нельзя сдаваться, вот и вывалила все идеи скопом.

— Ну тогда ладно.

— Поддерживаю и готова трудиться на огородах, — неожиданно вмешалась в разговор Лиля.

— А я протестую, — заявил зеленокожий, сразу же переключая внимание на себя. — Я вообще не понимаю, зачем нам, собственно, эти грядки? Сил на них уходит куда больше, чем на собирательство, а толку никакого. В лесу легко набрать чего и сколько душе угодно. Поэтому нам это твоё сельское хозяйство и даром не нужно, — обратился он к Веронике.

— Это сейчас не нужно, — слегка обиделась она. — А что лет через сто будет?

— Тогда бы и подумали, — легкомысленно пожал плечами Росс.

— Лентяй, — припечатала агроном. — Окультуривать надо начинать как можно раньше, чтобы потом уже сортовые растения и породистые животные были. Или, хотя бы, разработанная агротехника.

— Ну, вы как знаете, а я больше на грядки не пойду, — отрезал зеленокожий. — В строительстве загонов и уходе за животными принимать участие согласен, но не в бесполезном ковырянии в земле. По крайней мере, пока не будет хоть каких-то доказательств, что мой труд не напрасен. И вообще, во время эпидемии съели моих подопытных, так что свойства красного мха всё ещё не проверены, а он, между прочим, здесь растёт. Так что я займусь-таки медициной. И Надя с Пантерой — тоже, — с нажимом добавил он.

— Нет, спасибо, я ей уже по горло назанималась, — категорично возразила я. — Вокруг рай для биолога и натуралиста!

— Предательница. Надя? — Росс вопросительно поднял бровь.

— Я и с огородом, и с лекарствами работать буду, — с готовностью кивнула терапевт.

— И про меня не забудьте, — напомнила о себе Лиля. — С сегодняшнего дня я перехожу в естественники.

— С чего это вдруг? — удивилась Вера. — Вроде ты раньше особого желания не выказывала.

— Всё просто, — усмехнулась та. — Думаю, если я займусь поисками способов сохранить свойства пота на длительное время, правильно будет перейти в этот отдел. К тому же, не помешало бы поискать способ как-то защититься от вредных веществ в репелленте.

Действительно, несмотря на то, что при применении в сильно разбавленном виде сначала никакой негативной реакции на мой и прусовский пот не наблюдалось, сейчас уже почти все посвящённые страдали кожной экземой. Пока слабой, но кто сказал, что со временем реакция не будет усиливаться? Я с симпатией посмотрела на соседку: как-никак, она собирается взвалить на свои плечи одну из сложных, но необходимых задач.

— Кстати, а кто-нибудь ещё заметил, что сейчас репеллент помогает хуже, чем когда мы только начали им пользоваться? — спросила Надя.

— И насколько хуже стало? — насторожилась я.

— Пока не сильно, но сейчас даже сразу после обработки отдельные мухи кусаются, а раньше такого не было.

— Я заметила, — согласилась Юля. — Может, насекомые привыкли?

— Если бы всё так просто было, Пантеру бы тоже уже кусать начали, — не согласился химик. — У меня есть кое-какое предположение, но оно мне очень не нравится, потому не хочу говорить, не подтвердив. Впрочем, не думаю, что проверка займёт много времени, — с этими словами Илья задумчиво посмотрел в сторону «могильных» ям. — Наверное, прямо сегодня это и сделаю.

— Вот и хорошо, — кивнул зеленокожий. — Кстати, народ, на всякий случай: вы вот в эту сторону не ходите, ладно? — предупредил он и, не дожидаясь закономерного вопроса, продолжил: — Мы с Севой там ловушку на людоеда делаем.

— Росс с Севой, пока вас не было, спелись, как закадычные друзья, — пожаловалась Вероника.

— Просто мы оба согласны, что не стоит ждать, пока он всё-таки кого-то съест прежде, чем решим принимать меры, — улыбнулся инженер. — Поэтому лодка временно откладывается.

После того, как охотники ушли, Илья принялся покрывать одну из ям жердями и заваливать сеном, оставив только небольшое, но достаточное, чтобы залезть, отверстие.

— Хочу попробовать пройтись без репеллента, — поделился он с нами. — Но при этом нет желания кормить гнус всё время, пока его действие кончается, поэтому нужна другая защита. Вот и строю убежище, чтобы пролежать в нём, пока действие репеллента гарантированно не кончится, и только потом вылезти.

— А зачем? — недоумённо пожала плечами Юля. — И так ясно, что без репеллента кусают.

— Вот и увидим, — уклончиво ответил химик.

Закончив сооружать мухоубежище, он отобрал у Игоря компьютер под тем предлогом, что лежать в яме без дела — скучно и залез внутрь, попросив нас получше заткнуть вход. Мы так и сделали, а ещё, под руководством Ильи, поправили и умяли стог, чтобы он лучше защищал, а потом занялись своими делами, изредка окликая добровольно замурованного, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось. Химик ответил не сразу лишь однажды, как выяснилось, задремав, а сидел в яме долго, даже пропустив второй завтрак.

— Действие репеллента давно должно было закончиться, — не понимала я. — Все уже дважды после того, как Илья спрятался, смазались, зачем так долго ждать?

— Для гарантии, чтобы не пришлось повторять опыт, — объяснил химик из-под земли.

Наконец, когда народ пошёл обрабатываться перед обедом, Илья попросил оставить и ему порцию репеллента, на всякий случай, тройную, и, попросив нас не подходить к нему близко, вылез наружу, отряхнулся от травинок и замер, раскинув руки в стороны.

— Ну, мухи, я здесь, — сообщил он миру.

Насекомые отреагировали быстро, хотя и не мгновенно. Уже через несколько минут химик начал отмахиваться от тех, кого призывал вначале. Но репеллентом пока пользоваться на спешил. Прошло ещё немного времени — и я начала догадываться, что хотел проверить Илья. И если моё подозрение верно — то его предположение подтвердилось.

С каждой секундой количество кровососов возрастало, и вскоре начало казаться, что на химика перевернули улей. Илья не выдержал такой атаки и с воплем буквально облился репеллентным раствором, после чего яростно размазал его остатки по коже. Когда мы только приехали сюда, мух тоже было много, но в десятки раз меньше.

— Нет, больше я таких экспериментов ставить не буду, — облегчённо вздохнув, когда кровососы потеряли к нему интерес, сказал химик. — По крайней мере, в ближайшую неделю.

Поставленный опыт произвёл впечатление не только на меня, но и на всех, кто его видел.

— Выходит, не пот стал действовать хуже, а количество мух возросло, — нерадостно кивнула Надя.

— И не просто возросло, а сильно, — согласился Илья.

— Но всё равно меня-то не кусают, — я задумчиво потрепала ластящуюся Рысь по загривку. — Значит, по идее, репеллент должен действовать, как раньше.

— Может, он в разбавленном состоянии не всех отгоняет, а только большую часть, — предположил химик. — Или есть ещё что-то, что мы пока не поняли.

— В любом случае, я, кажется, нашла свой стоимостный эквивалент, — радостно заявила Лиля, но внезапно помрачнела. — Народ, вам не кажется, что надо бы проверить, как там другие?

— Да надо бы, — сказал Дет. — Вот как только будет на чём, так и сплаваете.

Мы помолчали. Слова экономиста навели на мысль. Действительно, кабачёчковый репеллент отгонял гнус гораздо хуже, чем тот, которым посвящённые пользовались сейчас, и если другие люди не нашли ещё какого-то способа защиты, то им приходится очень туго. Невольно констатировала, что мне не безразлична судьба других племён и одиночек даже сейчас, когда мы разбежались. Слишком много времени мы провели вместе, много пережили и хорошего, и плохого. Даже тем, кто вызывал наибольшую антипатию, то есть Тёмной и сатанистам, я бы не пожелала стать жертвами мух.

— …или лишиться единственного преимущества, — в тон моим мыслям трагично пробормотала Лиля себе под нос, но потом резко встряхнула головой. — Как мне ни хочется зажать наше открытие и делать на нём бизнес, — резко, почти агрессивно начала она, — но Илья слишком наглядно продемонстрировал сложившуюся ситуацию. Поэтому я вношу предложение, — экономиста на мгновение перекосило. — Я вношу предложение бесплатно поделиться с другими людьми средством защиты от насекомых, если у них его ещё нет. Потому что, на мой взгляд, наживаться за счёт чужих жизней — преступление. Тем более, что пока срок действия репеллента очень мал, и способа сберечь или продлить его у нас нет. Поэтому, хотя мне и жаль рассказывать про наше открытие, и я сама всегда ратовала за сохранение тайн, но сейчас для этого не лучшее время. Надо рассказать остальным про прусов. И лучше с этим не тянуть.

— Поддерживаю! — решительно кивнул Сева.

Мы тоже согласились: кто сразу, кто после некоторых колебаний. Действительно, пока репеллент наше единственное преимущество перед другими племенами, но несмотря на это, имеем ли мы моральное право утаивать такие сведения? Кстати, и с постройкой лодки решили не затягивать, ведь чем раньше проведаем остальных, тем больше людей может выжить. А в данной ситуации речь идёт уже не о комфорте, а именно о выживании. То, что показал нам Илья — слишком серьёзная опасность, чтобы её игнорировать.

Поэтому Сева с сожалением отложил сооружение ловушки и снова вплотную занялся плавсредством, уже не привередничая и не пытаясь сделать сразу что-то хорошее, а согласившись пока ограничиться чем-нибудь попроще, лишь бы построить побыстрее.

— Надеюсь, остальные хоть как-то защититься смогли, — буркнул вечером Илья, протирая гноящиеся заплывшие глаза и почёсывая отёкшее от укусов тело. — Потому что ещё немного — и меня бы в буквальном смысле съели заживо.

 

Утро — день 19 ноября 1 года. Селение посвящённых — река — остров

Уже на следующее утро инженер представил нашему вниманию небольшой плот и несколько добротных вёсел.

— Так быстро? — не удержалась я от удивлённого вопроса.

— Связать такой плот много времени не надо, — усмехнулся Сева. — Другой вопрос, что сделать что-то действительно качественное куда сложнее, но раз сроки поджимают, пока сойдёт. Но это не значит, что я отказываюсь от идеи лодки, просто теперь меня никто не будет подгонять. Это как с домом — пока его нет, и шалаш позволит укрыться от непогоды.

— Понятно, — кивнул Илья, пробуя весло на изгиб и прочность. — Но, тем не менее, вёсла намного лучше, чем те, что у нас были раньше.

— Естественно, — инженер с физиком аж надулись от гордости, что их достижение заметили. — Вёсла мы ещё раньше для лодки вырезали, так что они как раз качественные. В отличие от плота, который так, по одной из старых моделей.

— Прямо после еды и поплывём, — предложил Илья за вторым завтраком.

— Минутку! — отложив печёную рыбу, вскочил зеленокожий. — До того, как вы уйдёте, я у вас кровь возьму. Хоть под микроскопом посмотрю, а то кал мы исследовали, а кровь нет, — не затягивая, Росс сходил за пробирками, сполоснул их и прогрел в пламени костра, после чего собрал у всей группы разведчиков анализы. К сожалению, ни игл для забора крови, ни шприцов ни у кого из посвящённых не оказалось, но я в очередной раз убедилась, что рука у хирурга просто на редкость лёгкая. Ему бы хоть вполовину такой же характер — был бы завидным женихом и душой любой компании.

— Хорошо нацедили, — удовлетворённо вздохнув, вернулся к поеданию рыбы зеленокожий. — И посмотреть хватит, и попробовать. Мало ли как дальше жизнь сложится, надо же знать ваш вкус, — цинично заметил он, подпортив благодушное настроение. Ну ничего, ещё посмотрим кто, кого.

— Ребята, я скоро уезжаю, но напоследок расскажу вам сказку, — улыбнулась я, поворачиваясь к детям, и тут же они с готовностью собрались вокруг. Росс нахмурился, бросил раздражённый взгляд на меня, а потом обиженный — на расплывшегося в улыбке Маркуса, после чего сделал вид, что ничего, кроме крови его не интересует.

Пока я занималась с малышами, подошло время отъезда. На сей раз Вера решила остаться, аргументируя тем, что у волгорцев ей делать нечего. Когда мы уже собирались отчаливать, Рысь закатила истерику, не реагируя на мои уговоры и явно намереваясь отправиться с нами.

— К волгорцам её брать точно не стоит, — сказал Илья. — Вдруг там окажется Марк.

Я кивнула. Действительно, мы с Марком разошлись в разные стороны, чтобы обеспечить безопасность Рыси, и мало резона теперь рисковать её жизнью. Взяв малышку на руки, Игорь попытался отвлечь её, почесав живот, отчего Рысь обычно млела. Сначала казалось, что затея сработала, но стоило мне отойти, как дочь извернулась и, до крови укусив попытавшегося удержать её математика, кинулась следом.

— Да не могу я остаться, — сердито буркнула я. — И тебя с собой не возьму! — поймав Рысь, посадила в корзину и, невзирая на отчаянное сопротивление, крепко завязала крышку. — Всё, уходим.

Отчаянные вопли дочери ещё долго доносились из лагеря, заставляя сердце обливаться кровью. Но я действительно не могу остаться — без ходячего источника репеллента остальных съедят заживо. И взять её не могу, ради неё же самой. Однако даже понимание необходимости и правильности такого решения не помогало, и я чувствовала себя предательницей. Наконец лагерь скрылся за островом, и стало немного легче. По крайней мере, пропал страх, что Рысь всё-таки вылезет из корзины и попытается добраться до плота. Теперь уже вряд ли. Но всё равно я ещё долго оглядывалась, пытаясь высмотреть, а не плывёт ли дочь следом. Возможно, это нас и спасло.

Оглянувшись в очередной раз, обнаружила в паре десятков метров под водой что-то большое. Всего пары секунд хватило, чтобы понять, что это «что-то» — живое и, похоже, преследует наш плот. Не теряя времени, я подняла тревогу и, поскольку встречаться с кем-то крупнее плота никакого желания не возникало, мы с энтузиазмом налегли на вёсла, резко завернув к ближайшему острову. Преследователь не отставал, продолжая сокращать расстояние. Едва плот ткнулся в прибрежные камни, мы, помогая себе вёслами как шестами, выскочили на берег и быстро вскарабкались вверх по склону.

— Влипли, — хмуро констатировала я, утирая со лба пот. — Хорошо, хоть вёсла спасли — а то бы Сева расстроился.

— Думаю, он расстроился бы куда больше, если бы вернулись вёсла, но не вернулись мы, — усмехнулась Юля, глядя на брошенный плот. — Что это… — но женщина не договорила.

Преследователь нагнал плот и пошарил щупальцами по его поверхности. Только теперь, оказавшись в относительной безопасности, мы смогли его рассмотреть. Огромный головоногий моллюск, но не с восемью, а с двенадцатью щупальцами. Так и не найдя долгожданной добычи, он разочарованно сменил цвет на ярко-розовый, но не отступил, как я надеялась, а попытался вылезти на плот. К счастью, моллюск оказался слишком большим и тяжёлым, неловким в воздушной среде, поэтому не удержался на плоту и с громким плеском свалился обратно в реку. Не оставив попыток, он снова и снова лез из воды, своими действиями отогнав плот от берега, потом напрягся посильнее, ухватился щупальцами за его противоположный край и подтянулся. Плавсредство под тяжестью моллюска накренилось, несколько секунд простояло почти вертикально и перевернулось, подняв кучу брызг и, судя по всему, крепко приложив непрошеного пассажира днищем. По крайней мере, больше дюжиноног на плот не то что залезть, щупальца высунуть не пытался, вместо этого скрылся под водой, сменив цвет так, чтобы с ней слиться, и скользнул в глубину.

Сказать, что стало тихо — соврать, джунгли замолкали только непосредственно перед грозой, но моллюск исчез как не бывало, и сейчас о нападении напоминал только покачивающийся плот. Ветер, к счастью, дул в нашу сторону, и уже через несколько минут плавсредство прибило к берегу. Мы подождали ещё немного, не спускаясь к воде и безуспешно пытаясь высмотреть в ней агрессора.

— Как думаете, он ушёл? — спросила Юля.

— Не видно, но кто его знает, — пожала плечами я.

— А вот сейчас проверим, — оптимистично предложил Илья, выбирая камень поудобнее. После этого подошёл к берегу и, остановившись примерно на расстоянии собственного роста от воды, бросил камень в реку чуть дальше плота. Вода как будто вскипела, из неё выскочило щупальце и, почти в точности повторив траекторию камня, только в противоположном направлении, обвилось вокруг руки не успевшего отскочить химика, резко дёрнуло и, быстро протащив не удержавшегося на ногах мужчину по камням, увлекло его на глубину. Вначале мы с Юлей бросились на помощь другу, но тут же затормозили, одновременно сообразив, что лезть в среду, естественную для дюжинонога — бесполезно и очень опасно.

— Илья-а! — полный боли вопль Юли заметался над водой, эхом отражаясь от соседних островов. — Илья-а!

Её голос сорвался и затих, женщина обхватила руками голову и завыла: её крик мало походил на человеческий, скорее напоминая звериный. В это время поверхность реки дрогнула, и из мутной глубины всплыло тело химика. Он не шевелился, покачиваясь на небольших волнах лицом вниз, и не подавал никаких признаков жизни.

— Илья, — я потрясла подругу за плечо и указала на её мужа, пытаясь мучительно сообразить, что же теперь делать. Юля вздрогнула, но, к моему удивлению, мгновенно взяла себя в руки.

— В воду лезть нельзя, — быстро сказала она. — Бросать что-то — тоже. Впрочем, щупальца у него хоть и длинные, но не бесконечные, — оценив на глаз расстояние от берега до химика, а потом переведя взгляд на крону нависающего над водой дерева добавила астроном. Прихватив весло, она осторожно подобралась к плоту, зацепила лопастью размотавшуюся намокшую верёвку, осторожно вытащила её на берег и отрезала большую часть, оставив только привязанный к плоту кусочек. Быстро связав между собой концы вёсел, прикрепила к ним с одной стороны попавшуюся под ноги корягу.

— Сможешь зацепить Илью с дерева? — прикинув получившуюся длину снасти, поинтересовалась она. Я кивнула и, чтобы не терять времени, не залезла, а взлетела на нужную ветку, после этого прошла так, чтобы оказаться почти над Ильёй.

— Если схватит — бросай! — нервно предупредила Юля. Не отвечая, я покрепче ухватилась за дерево и стала медленно подводить к химику снасть с висящей над самой водой корягой, а потом осторожно опустила её в воду. Тело удалось зацепить не сразу, но и дюжиноног то ли уплыл, то ли потерял интерес к нашей компании, по крайней мере, не пытался атаковать. Но вот очередная попытка увенчалась успехом, и, подогнав тело к берегу, мы грубо, как бревно, выволокли его на землю, только после этого осмелившись подойти и уже руками оттащить подальше от воды.

Юля перегнула мужа через колено и яростно сдавила ему грудь, выдавливая через рот и нос воду из лёгких. Несколько раз стукнула кулаком по спине, даже приподняла за ноги и потрясла вниз головой (благо Илья почти на голову ниже жены), снова перекинула через колено и, только убедившись, что вода больше не течёт, уложила на спину. Я тут же опустилась рядом, упёршись кулаками ему примерно в центр грудины, и приступила к непрямому массажу сердца. Юля выдыхала воздух в рот телу — я толкала грудину, стараясь придерживаться равномерного ритма. Илья не подавал признаков жизни. Иногда мы ненадолго прекращали реанимацию и со страхом искали признаки окончательной смерти, но не находили. Тело по прежнему оставалось гибким, зрачок реагировал на свет, и веки подёргивались, когда я прикасалась к глазному яблоку. Только через достаточно долгое время я с облегчением поняла, что сердце химика бьётся само, а вскоре обнаружилось и слабое, еле заметное дыхание. А ещё через несколько минут Илья расчихался и очнулся.

— Холодно. Очень холодно, — прошептал он и снова закрыл глаза.

— Костёр! — скомандовала мне Юля, укладывая мужа поудобнее и прижимаясь к нему всем телом. Я без возражений подчинилась. Хотя, на мой взгляд, температура воздуха, да и воды вполне комфортная, но не факт, что для полумёртвого человека.

Уже через полчаса мы вместе прижимались к химику рядом с костром, но так, чтобы жар попадал на меня или Юлю, а не на пациента, одновременно стараясь передать ему собственное тепло и отдыхая. А окончательно успокоил меня тот факт, что Илья задрожал от холода.

— Дрожит — значит, жить будет, — облегчённо вздохнула я и с сомнением посмотрела на покрытого гематомами, царапинами и ещё не зажившими болячками от укусов мух химика. Сейчас, в принципе, уже можно было бы растереть ему руки-ноги, чтобы ускорить согревание, но учитывая серьёзные повреждения кожи, не думаю, что это принесёт хоть какую-то пользу. Лучше не рисковать.

— Кстати, Юля, а откуда ты так хорошо умеешь реанимировать? — только сейчас поинтересовалась я. — Курсы первой помощи проходила?

— Да нет, — подруга ненадолго задумалась. — Честно говоря, даже и не знаю откуда. На Земле никогда этим заниматься не приходилось.

— На людях мне тоже, — честно призналась я и внезапно поняла, что что-то тут не так. Да, мы оказывали химику первую помощь, но не совсем так, как следовало (пусть в мелочах, но отличия есть). Точнее, не совсем так, как следовало бы это делать на Земле, но при этом я испытывала уверенность, что поступаю правильно. Может, это врождённая способность или ещё один дар керелей? Если подумать, то действительно, логично предположить, что каждому из нас дали навыки хоть какой-то элементарной первой помощи: ведь эти тела отличаются от человеческих.

— Пантера, а ты не могла бы объяснить, что это было? — спросила Юля, отвлекая меня от раздумий.

— Что именно?

— Этот твой гигантский прыжок.

Я смутилась.

— Вначале, ещё до рождения, я заказала четыре вещи: усовершенствованное кольцо-анализатор, нож, компьютер и флиграв — что-то вроде антиграва. Не знаю, на каком принципе он работает, но факт, что работает. Это был он, — всё равно тайна рано или поздно выплыла бы наружу, а доверие между нами уже достаточно сильное, чтобы не возникало необходимости что-то скрывать.

— Покажешь? — заинтересовалась астроном.

— Увы, — я с сожалением развела руками. — Он внутри меня. Чтобы не отобрали, — мы вместе посмеялись над моей паранойей.

— А Росс знал? — с любопытством присоединился к беседе Илья.

— Нет. Вроде бы никто не знал. А ведь тебя-то не съели, — с внезапным подозрением перевела я разговор на другую тему.

— Не съели, и хорошо, — улыбнулся он.

— Если бы ему нужна была бы древесина, как драконам, то он бы удовлетворился плотом. А этот дюжиноног явно охотился. Но при этом не съел. Может, он отложил яйцо, и теперь внутри тебя будет развиваться новый моллюск?

— Не каркай, — но слова явно произвели впечатление, по крайней мере, и Илья, и Юля внимательно осмотрели тело первого. — Н-да, у меня тут крокодил яйцо отложит — не заметим, — действительно, даже если принять мою гипотезу, непонятно, какое именно из множества повреждений кожи может оказаться тем самым. Химик замер, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. — Нет, пока ничего подозрительного, — наконец сказал он. — За исключением того, что всё ещё чихать хочется, голова болит, плечо онемело от удара, бедро ноет, и кисть этот головоногий мне, похоже, растянул. Ну и, конечно, знобит, и всё тело чешется, а кое-где — и побаливает, — Илья замолчал, почесав одну из дулей, вскочивших на месте укусов насекомых.

— Твои слова вселяют оптимизм, — преувеличенно бодро кивнула я. — А теперь, наверное, надо связаться с остальными и сообщить, что случилось.

Выяснилось, что пристань у селения посвящённых тоже оккупировал спрут, по описанию Игоря очень похожий на знакомого нам. На мой рассказ оставшиеся в селении отреагировали очень бурно, а Росс с Надей долго уточняли все подозрительные симптомы у Ильи, заодно почему-то подробно опросив и меня с Юлей о нашем самочувствии.

Когда химик окончательно пришёл в себя, мы снова, на сей раз издалека, со скалы, бросили в реку камень. И, убедившись, что спрут всё ещё стережёт (что вообще-то странно, ведь он вроде бы уже добился того, чего хотел), принялись обустраивать временный лагерь, осторожно, чтобы не потревожить монстра, закрепив плот у берега.

Глупо получилось. Илья чуть не погиб, мы застряли на небольшом острове всего-то в километре от дома, и ни туда, ни сюда. Сколько придётся ждать, пока дюжиноног оставит нас в покое?

 

Вечер 19–утро 20 ноября 1 года. Остров — река

Вечером спруту надоело ждать, и он попытался вылезти на берег, причём на сей раз выбрал не плот, а толстый полузатопленный ствол дерева с нависающими низко над водой ветвями. Несмотря на то, что дерево дюжиноногу ни сломать, ни перевернуть не удалось, впрочем, как и добиться результата, но он вновь повторял безуспешные попытки, с лихвой компенсируя отсутствие ума железным упрямством.

— Триста семь, — философски прокомментировал Илья за ужином, после очередного глухого удара о воду.

— Как думаете, дали ли нам керели что-то ещё, кроме новых тел и навыка спасения утопающих? — высказала я мысль, на которую навели сегодняшние события.

— В смысле? — уточнила Юля.

— В смысле, есть ли ещё что-то, что мы умеем или имеем, или было с нами, а раньше ничего подобного за собой не замечали? — поинтересовалась я.

— Мы вообще почти всю первую помощь знаем, по крайней мере, и при отравлениях, и даже при переломах — правда, несложных, — подумав, сказал Илья. — Насколько я слышал, все, кто попадал в такие ситуации, могли справиться своими силами. Но не со сложными случаями, — на всякий случай ещё раз повторил химик.

Я кивнула, поняв, что и у меня есть эти навыки, но они спали до тех пор, пока не понадобились или о них не зашла речь.

— Есть ещё кое-что. Точнее, не есть, а было, — Юля бросила на меня быстрый взгляд. — Тебе повезло, что вначале ты жила одна.

— Почему?

— Все, кто жил или находился в группе, вступили в брак в первые же дни, — голос астронома прозвучал нерадостно. — А если не вступили в брак, то занялись сексом. Причём и в первом, и во втором случае отнюдь не всегда выбор партнёра был удачным — ведь выбирали не по характеру, а почти исключительно по сексуальной привлекательности. Потом наваждение первой недели схлынуло и большая часть таких стихийных браков распалась, — женщина помолчала. — Поэтому дети так кучно и рождались — все зачали примерно в одно и тоже время.

От неожиданной новости я на время потеряла дар речи. Выходит, не я одна? Все? Все, причём в первую же неделю… И я не исключение.

— Больше ничего подобного не повторялось, — помолчав, продолжила Юля. — Даже у меня, а ведь я потеряла ребёнка.

— Нет, я понимаю, новые тела, навыки первой помощи, но это-то зачем?! — недоумевала я.

Юля пожала плечами.

— Может быть, для лучшей акклиматизации, чтобы снять стресс или чтобы гарантировать хотя бы одно поколение, — предположил Илья. — Поди теперь разбери. Факт в том, что это было и прекратилось, — мы ненадолго прервали разговор, чтобы отдать должное подрумянившимся фруктам. Но мысли из головы выкинуть оказалось гораздо сложнее.

Действительно, зачем керелям понадобилось сводить людей друг с другом таким образом, если почти все образовавшиеся пары расстались? Может, Илья прав и это способствовало снятию начального стресса? Оказаться в незнакомой опасной обстановке, без каких-либо навыков выживания — такое нелегко пережить. Или керели думали, что ребёнок удержит семью от развала? Здесь, где всегда есть куда уйти? Тогда они глубоко заблуждались. Я невольно хмыкнула. А возможно, керели преследовали какие-то другие, пока неясные нам цели, например, разнообразить наследственность и таким образом уменьшить опасность последующего вырождения? Да, вот в чём химик прав, так это в том, что гадать можно бесконечно, а толку от этого — чуть.

— Триста двадцать один. Даже жалко животинку — так старается, — похоже, Илья так и не перестал вести счёт бесплодным попыткам дюжинонога.

— А мне не жалко, — жёстко отрезала Юля. — Так ему и надо.

— Надеюсь, до утра ему надоест, и мы сможем продолжить путь, — с надеждой сказал её муж.

Я аж поперхнулась от возмущения.

— Что значит «продолжить путь»?

— Мы возвращаемся, — поддержала меня астроном. — Тебе надо отдохнуть и провериться. К тому же, лучше подождать, пока спруты исчезнут из реки.

— Не думаю, что это рационально, — не согласился с нами Илья и, заметив, что мы непонимающе переглянулись, пояснил. — Не факт, что дюжиноноги уйдут, а нашу миссию лучше не затягивать.

— Ну не знаю, — с сомнением потянула Юля.

— Ладно, я пока погуляю, — решив не вмешиваться в семейную разборку (тем более, что в чём-то согласна с обеими сторонами), я мягко сдула насекомых — непрошеных нахлебников с последнего кусочка фрукта, засунула его в рот, потом обтёрла с рук сок и пошла исследовать остров.

Клочок суши, на котором мы застряли, оказался не большим, но и не совсем маленьким, вытянутым вдоль течения реки. Сейчас, пока выбраться не удаётся и из-за этого появилось время, я решила проверить утверждение Севы насчёт отсутствия деревьев среднего возраста. И действительно, как на острове, так и в воде встречались или молодые, не старше нескольких лет, или уже совсем взрослые, с толстой огрубевшей корой. На последних, кстати, росли ветви двух видов — застарелые и свежие, молодые. Я невольно задумалась, не было ли чего-то подобного в том месте, где нас «посеяли» керели. Но то ли там такого не встречалось, то ли я просто не обратила на это внимание. Второе не менее вероятно, поскольку тогда, вначале, пришлось решать множество гораздо более насущных проблем. Хотя… пусть память не абсолютная, но ведь остались фотографии! Включив компьютер, бегло просмотрела самые первые снимки. Большая часть не помогла, но на некоторых удалось заметить примерно ту же самую картину, что и здесь. Более того, на запечатлённых частях деревьев молодые ветви оказались ещё меньше, причём в добрых два-три раза!

Может, керели погибли от какой-то техногенной или природной катастрофы? Но если большая часть растений выжила при катаклизме, вряд ли он мог привести к таким последствиям. Или выжили только растения? Но тогда остаткам керелей пришлось заселять не просто разумных, а ещё и всех других животных. Привлекательная теория, но, к сожалению, противоречит словам самих керелей: «мы слишком поздно обратили на это внимание, поэтому не успеваем разобраться в причинах». Однако факт остаётся фактом — незадолго до нашего появления на планете или её части произошёл какой-то катаклизм, из-за которого погибли молодые, ещё недостаточно окрепшие растения. Сделав такой вывод, я глубоко задумалась. Ладно, допускаю, погибнуть они могли, но куда делись-то? Они ведь не стоят сухие — их просто нет! Хотя кто знает, сколько надо времени дереву, чтобы сгнить в местном теплом и очень влажном климате… Не думаю, что много.

Но сейчас куда важнее подумать, что могло стать причиной катастрофы? Если бы она произошла только здесь, можно было бы предположить извержение вулкана (хотя таковых мы пока не видели, но кто сказал, что их нет?). Но схожая картина наблюдалась и в месте нашей высадки, за много тысяч километров отсюда. Фантазия отказывалась работать, да ещё и спрут подозрительно затих. На всякий случай я направилась в ту сторону, чтобы проверить, не случилось ли чего. Уже на подходе встретила остальных, и Илья поспешил сообщить результат разговора:

— Если будет возможность, плывём дальше.

Дюжиноног затих не просто так — он всё-таки добился своего, выбрался на воздух, обвив часть ствола и нижнюю ветку, и теперь казался спокойным и полностью удовлетворённым.

— Вот объясните мне одну вещь: почему он лез на дерево, если просто на берег выбраться гораздо легче? — поинтересовалась Юля.

— Даже если бы он не охотился, а пытался избежать какой-то опасности в воде, всё равно на ровное место выбраться легче, — согласилась я. — К тому же, он дальше не ползёт, а ведёт себя так, словно цель достигнута.

— Может, теперь плот его не заинтересует? — оптимистично предположил химик.

Мы с опаской посмотрели на гигантского моллюска.

— Может, и так… — с сомнением потянула Юля. — Но кто сказал, что он тут один?

— А вот сейчас проверим!

Илья наклонился, выбирая камень поудобнее.

— Только отойди подальше, — потребовали мы хором, из-за чего мужчина даже слегка обиделся.

— Ну знаете, я и сам не в восторге от того, что случилось, и не рвусь повторять ошибку, — укоризненно заметил он, забираясь на скалу.

На сей раз камень никто перехватить не пытался, но солнце зашло за луну, быстро темнело, и несмотря на оптимистичный прогноз, мы решили подождать на острове до рассвета. В очередной раз развели мой пот (благо, колбы для этого народ носил на поясе, поэтому они не канули в реку, в отличие от корзины с запасами) и обработались полученным репеллентом, потом собрали ещё дров для костра и устроились отдыхать. Но не успели уснуть, как с той стороны, где обосновался спрут, начали доноситься странные звуки — плеск, но недостаточно сильный для падения дюжинонога.

— Схожу посмотрю, — предложила я, воспользовавшись тем, что, в отличие от остальных, хорошо вижу в темноте.

Спрут всё ещё сидел на дереве и то ли кидал в воду камешки, то ли плевался комками слизи. Покачав головой — действия моллюска всё больше запутывали, вернулась к костру.

Ночью нас разбудил безумный хохот, перешедший в полный боли стон. К счастью, кричали достаточно далеко, чтобы с уверенностью констатировать, что сумасшедший не на этом острове. Мы подбросили в костёр хвороста и стали насторожено вслушиваться в богатые голоса джунглей. Через несколько минут крик повторился, но на сей раз прозвучал дальше, к тому же, с другой стороны.

— Животные балуются, — с облегчением вздохнула я, когда почти сразу же раздался ответный хохот разбудившего нас существа.

— Да, такое впечатление, что это место постепенно возвращается к жизни — с каждой неделей природа становится всё богаче и разнообразней, — кивнул Илья.

— Не знаю, как у вас, а у меня оно с самого начала не вызывало впечатления безжизненного или замершего, скорее, наоборот, — буркнула Юля. — И если вы правы, страшно даже подумать, во что превратится этот лес, когда «полностью оживёт».

— С другой стороны, там, где нас посеяли, деревья тоже пострадали, — сообщила я. — Так что не факт, что там сейчас было бы лучше.

Немного послушав перекличку неведомых животных, мы снова устроились на отдых. Уже утром, во время завтрака, безумный хохот прозвучал совсем рядом и, переглянувшись, мы осторожно, по кустам направились в ту сторону, чтобы воочию увидеть крикунов.

На берегу, неподалёку от воды, стоял красавец олень, с его пышной, огненно-рыжей шкуры капала вода. Встряхнувшись, олень переступил копытами и, задрав голову, вновь издал безумный хохот, после чего внимательно прислушался.

— Да уж, — несколько разочарованно сказала Юля. — А по крикам представлялось совсем другое: монстр или обезьяна какая-то.

— Народ, а ведь он пришёл по реке! — внезапно дошло до меня.

Мы переглянулись. В это время олень дождался ответа и неспешно потрусил в ту сторону. Мы отправились следом: остров невелик, а кричат явно дальше, так что можно будет посмотреть, не пользуется ли животное каким-то особым способом пересечения водных преград. Но нет, достигнув противоположного берега острова, олень, не выказывая беспокойства, плавно, не поднимая брызг, вошёл в реку. Хотя стоп! Те представители этого вида, которых мы видели раньше, ровным флегматичным характером не отличались — в воду часто прыгали с разбега, а если и входили, то резко, с шумом и плеском.

— Может дело именно в шуме? — Илья сделал аналогичные выводы. — Может, если мы будем грести тихо, плавно — спрут и внимания не обратит?

Рисковать, проверяя на своей шкуре, не хотелось, но и вечно отсиживаться на острове не получится. Поэтому, убедившись, что дюжиноног продолжает плевать в воду, мы тихонько забрались на плот и медленно оттолкнули его от берега. Гребли я и химик, осторожно, стараясь опускать весло в воду почти вертикально и не делать резких движений, а астроном осматривала окружающую воду в поисках признаков того, что нами всё-таки заинтересовались. Но едва мы отплыли на десяток метров от берега, как она сдавленно ахнула, указывая на оставшегося на берегу спрута. На очередной плевок дюжинонога из воды выскочило щупальце его сородича и, обвив знакомого, в несколько рывков стащило его с дерева в реку. Вода как будто вскипела, мы собрались в центре плота, выставив во все стороны вёсла как копья, но нападения не последовало. А уже через пару минут недалеко от нас на поверхность всплыло два огромных, нереально красивых цветка. Дюжиноноги распластались по воде, сплели кончики щупалец, и по их коже пробегали яркие цветовые волны всех оттенков радуги. Спруты прижимались друг к другу всё сильнее, то ли сливаясь, то ли наплывая друг на друга, и вскоре показалось, что их не два, а только один, но с куда большим количеством конечностей. Мы стояли неподвижно, заворожённые мистической красотой, и опасаясь потревожить увлечённых животных. Ещё через несколько минут они ушли в глубину, а мы облегчённо перевели дух.

— А может, в тебя яйцо и не откладывали, — сказала я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица, но хихиканье всё равно прорвалось наружу.

— Почему? — удивилась Юля.

— Может, бедный дюжиноног искал себе пару, а тут Илья со своими камнеметательным заигрыванием. Спрут обрадовался, притянул возможного партнёра поближе… и глубоко разочаровался, — я согнулась от смеха, размазывая слезы по щекам.

— Ага, попался какой-то урод, — поддержал меня покрасневший химик. — Щупалец всего четыре, мелкий и волосатый.

— Да ещё и вместо того, чтобы поддержать заигрывание, сначала отбивается, а потом вовсе мертвецом притворяется, — присоединилась к веселью астроном.

Кое-как успокоившись, мы продолжили путь, по-прежнему стараясь не шуметь и внимательно оглядываясь по сторонам. Охота или брачный ритуал — но принимать в нём участие ни у кого желания не возникало.

 

День 20 ноября 1 года. Селение волгорцев

Несмотря на то, что из-за необходимости соблюдать тишину плыли мы медленно, селения волгорцев достигли ещё днём. Даже если бы мы помнили его расположение только примерно, отыскать лагерь не составило бы труда. У воды виднелась пристань достаточного размера, чтобы к ней могли причалить полдюжины небольших плотов, крайнее высокое и многометровое в обхвате растущее сбоку дерево сильно выделялось на фоне остальных укороченными ветвями, а чуть дальше в небо поднимался густой дым. Простой огонь не мог дать такого дыма, только пожар или специальный сигнальный костёр. А ещё вокруг стоял полузабытый, но от этого не более приятный, насыщенный запах тухлых кабачков, и неподалёку, из-за ближайших полузатопленных кустов, слышался знакомый плеск плюющегося дюжинонога. Мы переглянулись, и каждый взял по короткой щепке и камушку. Несмотря на то, что остальные посвящённые дали добро на разглашение тайны прусовского репеллента, окончательное решение остаётся за нами. Именно мы делаем вывод, есть ли необходимость рассказывать секрет племени, и в случае чего именно мы будем нести ответственность за принятое решение. А чтобы никто из нас не смог слабовольно поддержать других, избегая таким образом личной ответственности, сначала думаем и избавляемся либо от щепки, которая символизирует отказ делиться, либо от камня — согласия, оставляя только то, что посчитаем правильным. Но для того, чтобы решить, надо сначала посмотреть, как живут другие люди.

Привязав плот к пристани, мы выбрались на берег и почти сразу же по моховой тропинке, резко выделяющейся на фоне сочной зелени, к нам навстречу вышел монстроподобный гуманоид, от которого несло кабачёчками с оттенком разлагающейся кожи. Нет, не монстр, человек, но как он выглядел! Полностью задрапированный в плетёное рубище, с какой-то сеткой, закрывающей лицо, длинными кожаными рукавицами, плюс к этому сверху вся одежда обмазана серо-фиолетовой склизкой массой давленных ягод, над которой вьётся целый рой насекомых.

— Помощь, укрытие? — вместо приветствия спросил он.

— Нужны? — не в силах оторвать глаз от неприглядной картины, удивился Илья.

— Да, нужно ли укрытие или помощь? — лица за сеткой рассмотреть не удалось, но, судя по голосу, это один из волгорцев-мужчин.

— А просто в гости нельзя? — всё больше недоумевая, поинтересовался химик.

— В гости?.. — на мгновение волгорец задумался, а потом рассмеялся, дружески хлопнув Илью по плечу вонючей рукой. — Точно, вы же посвящённые! Просто у меня уже совсем глаз замылился, — пояснил он. — Идёмте, — приглашающе указал он вперёд по тропинке. — Значит, в гости, — негромко повторил мужчина себе под нос странным, не особенно радостным тоном и вдруг остановился. — Кстати, а как вы, собственно, доплыли? — голова волгорца развернулась в сторону кустов, за которыми скрывался моллюск.

— Осторожно, — улыбнулась Юля. — Хотя и не без приключений.

За холмом, среди деревьев, скрывалось два крупных и довольно высоких, похожих на амбары, строения, между которыми дымил сигнальный костёр. А вот людей, кроме нашего провожатого, не заметно, хотя голоса и доносятся. Подойдя ближе, я заметила, что оба дома стоят прямо на русле ручья, то есть он буквально протекает сквозь них.

— В гости — сюда, — провожатый указал на амбар, располагающийся выше по течению ручья.

— А что здесь? — не удержалась от вопроса астроном, кивнув на второе строение.

— Укрытие. Если хотите, можете там отдохнуть, — последовал не слишком дружелюбный ответ.

— Зачем ещё и кабачёчки поверх одежды? — не в тему влезла я.

— Мошка. Мелкая, залезающая во все щели мошка. Ладно, дальше, думаю, сами найдёте, а мне пора, — с этими словами волгорец развернулся и удалился куда-то в сторону от строений.

— Посмотрим? — поинтересовался химик, когда мужчина скрылся за кустами.

В «укрытие» вёл дверной проём, во много слоёв занавешенный плетёными циновками. Внутри царила полутьма, почти в центре, рядом с ручьём, тлел небольшой костерок, а запах кабачёчков стал ещё сильнее. Но главное — в доме находились люди. Пятеро бредящих или лежащих в забытье, практически неузнаваемых из-за опухших, покрытых коростами и язвами тел смутно знакомых одиночных свободных. За лежачими ухаживала женщина, тоже не из племени, но выглядящая всё-таки получше, примерно на уровне Ильи.

— Здравствуй, а вы ведь не волгорцы? — удивлённо констатировала я и сочувственно добавила: — Вы вместе жили?

— Привет, — устало кивнула женщина. — Да, мы не волгорцы, но живём вместе только временно. Я сюда гораздо раньше попала и уже лучше себя чувствую.

— Что случилось? — задала риторический вопрос астроном.

— Насекомые заели, — подтвердила очевидную истину собеседница. — А вы тоже сюда? — она бросила понимающий взгляд на химика и чуть ли не суеверный на его гораздо менее покусанную жену.

— К счастью — нет, — Илья постоял ещё с минуту, а потом направился к выходу, осторожно, стараясь не запустить самую большую опасность, пробираясь через многочисленные циновки.

Теперь, после насыщенного запаха болезни, вонючий воздух снаружи показался мне свежим и чистым. Подойдя к сигнальному костру, я сделала вид, что смотрю по сторонам, а сама украдкой подбросила в него щепку. Как бы то ни было, я уже увидела достаточно, чтобы принять решение. А потом мы пошли туда, куда приглашали вначале.

Второй амбар я осмотрела снаружи, с пониманием отметив, что не толстые в принципе стены из жердин густо переплетены лозой и травой так, чтобы практически не осталось щелей. Как выяснилось, во втором доме жили волгорцы, и внутри он достаточно сильно отличался от первого, хотя нас встретил такой же насыщенный аромат кабачёчков, а дверной проём занавешивался не меньшим количеством циновок.

Внутри этого помещения оказалось чуть светлее из-за нескольких хороших лучин, горящих прямо над почти потухшим костром. Тут обитали не только люди: десятка два мелких, с воробья, ночных птиц безбоязненно налетели на нас, вылавливая случайно занесённых насекомых, а со стен мерцали глазами, заинтересованно следя за избежавшими птичьих клювов мухами, небольшие ящерицы и древесные лягушки. По сравнению со свободными, пользующимися убежищем, представители племени волгорцов выглядели гораздо лучше, лишь раза в два более покусанными, чем большинство посвящённых.

— Как жизнь? — поинтересовались хозяева сразу после того, как мы обменялись приветствиями и получили приглашение присаживаться к столу и угощаться. — Насекомые не заели? — задавая этот вопрос, большинство смотрело не на поставившего мазохистский эксперимент химика, а на его жену.

— Жизнь нормально. А гнус пока не пожрал, хотя пытается всё активнее, — обсосав позвонок копчёной змеи, ответил Илья. — Потихоньку приспосабливаемся, но природа часто преподносит сюрпризы. У нас на закате все постройки смыло, а на рассвете — все грядки, — волгорцы понимающе заулыбались. — Ещё на Росса тигр охотится. К счастью, пока не слишком успешно. Вот, вроде, и все новости.

Пока химик говорил, я рассматривала хозяев. За те два с хвостиком месяца (чуть больше пяти с половиной Земных), что мы не виделись, начавший сходить в пещерах загар так и не вернулся, более того, создавалось полное впечатление, что люди стали ещё светлее, причём и в ночном диапазоне. Последнее, кстати, не удивительно: за это время посвящённые тоже стали светлее и ярче для этого типа зрения.

— Ну что, мы, как можно заметить, тоже не вымираем, — в свою очередь поделилась одна из волгорок. — Строимся, пытаемся как-то защититься от местной природы. Ясон с Захаром основали новое племя — драконов, кроме них, в нём ещё три семьи, — я невольно усмехнулась — наверняка на таком названии настоял золотой мальчик. — Сатанисты приезжали, с ними всё в порядке, — странно, но в тоне женщины прозвучало недовольство — то ли тем, что приходится отрываться от дела, чтобы развлекать незваных гостей в нашем лице, то ли им чем-то насолили сатанисты. Но последовавший вопрос подтвердил, что причина плохого настроения именно мы. — Вы на какое время собираетесь у нас задержаться?

— Минимум до завтра, — тон Ильи был твёрд и непреклонен. — Где можно переночевать?

— В убежище, — уже почти не пытаясь казаться любезной, указала женщина. — Ну всё, идите отдыхайте, а у меня ещё много дел, — волгорка резко встала, всем видом давая понять, что разговор закончен и нам пора удалиться из их дома.

Посовещавшись, мы решили заночевать не в помещении и даже не в селении, а сбоку от него, с подветренной стороны, чтобы не пришлось дышать кабачёчками, а пока воспользоваться свободным временем для осмотра деревни и окрестностей. Для того, чтобы успеть больше, мы разделились и разошлись в разные стороны.

Вскоре я устроилась под кустом неподалёку от пристани. Желания проявлять хоть какую-то инициативу не возникало. Как всё-таки мало надо, чтобы пусть не друзья, но добрые знакомые превратились чуть ли не во врагов. Прошло совсем немного времени с тех пор, как мы расстались, но и этого хватило, чтобы отношение резко изменилось. Если так пойдёт дальше, то не избежать открытых конфликтов. А этого совсем не хочется. Отсюда закономерный вопрос: не поспешила ли я принять решение? Вроде бы волгорцы вовсе не вымирают, да и живут отнюдь не так плохо. Что же насчёт вони — то она с гарантией не позволит им подобраться к нам незамеченными. Я потрясла головой, отгоняя мстительные мысли, подсказанные обидой на явную недружелюбность. Разве можно осуждать людей за плохое настроение или неприветливую встречу? Это их территория, и естественно, что они опасаются раскрыть свои тайны. Насколько я сама была бы рада видеть в селении посвящённых кого-то чужого? Мягко говоря — не очень.

К тому же, вряд ли причина только в сокрытии собственных тайн. Да, они смогли защититься от насекомых, но ходить в толстой многослойной одежде и рукавицах из плохо выделанной кожи, да ещё и смазанной сверху мятыми кабачёчками, при том, что снаружи очень тепло, а влажность под сто процентов… Естественно, что в таких условиях все части костюма быстро загнивают, а кожаные, кроме того, осклизняются. В результате приходится ходить в мокрой от неиспарившегося пота, вонючей, подгнившей одежде. А тут мы, голые и не воющие от атак кровососов, да ещё и в гости напрашиваемся. Не может ли это показаться изощрённым издевательством?

— Ты определилась? — прервал размышления отыскавший меня химик.

— Уже давно, — я без колебаний посмотрела ему в глаза.

— Мы — тоже, — улыбнулась подошедшая Юля и вытянула вперёд сжатую в кулак руку. Мы с Ильёй последовали её примеру, почти одновременно повернули кисти ладонью вверх и разжали пальцы. Три камня — значит решение принято единогласно и в пользу волгорцев. Плохое настроение сразу отступило, позволив мне с уверенностью взглянуть в будущее. Что бы там ни случилось, и как бы не сложились межплеменные отношения, в этом не будет нашей вины. Даже потеря преимущества в лице тайны репеллента теперь не казалась минусом. Пусть так, зато нам нечего стыдиться. И мы, все втроём, снова направились в дом волгорцев.

— Что-то ещё? — недовольно подняла от голову от плетения женщина. — Ужин будет позже, вас позовут.

— Да, есть ещё кое-что. Но это касается не только нас. Если возможно, я бы попросил волгорцев и других людей, живущих или пребывающих на этой территории собраться вечером в убежище — мы принесли один из наших секретов. А именно — рецепт репеллента, которым мы хотели бы поделиться. Защита не абсолютная, но вполне на уровне, а способ приготовления несложен.

Некоторое время волгорка молча вглядывалась в лицо химика, как будто пыталась найти на нём указание на то, что сказанное — злая шутка.

— А как же тайна племени? — затянувшееся молчание прервалось неожиданно, и знакомый голос заставил вздрогнуть. Не потому, что в разговор вмешался новый человек, а из-за того, что это оказалась сатанистка. Что она-то здесь делает?

— Разве сейчас время хранить тайну? — вопросом на вопрос ответила я.

— Это решение принято единогласно всеми посвящёнными, — заметила Юля.

Сатанистка с волгоркой переглянулись, потом одновременно кивнули своим мыслям.

— За ужином соберутся все, кто есть в Волгограде. Устроит? — вот теперь в тоне женщины не звучало ни капли негатива.

— Да, мы как раз успеем подготовиться, — кивнул химик.

Потом мы повернулись и направились к выходу, собираясь за любимыми фруктами прусов, а после — за ними самими, чтобы если не воспользоваться их потом, то хотя бы показать животных другим людям. Уже на пороге услышали от волгорки благодарность, пожелание удачи и странный комментарий:

— Думаю, все признают, что и вы достойны.

Я остановилась и выжидательно обернулась, но женщина не стала расшифровывать собственные слова, вместо этого вернувшись к работе. Зато сатанистка сделала несколько шагов вперёд и оказавшись рядом со мной, произнесла:

— Может и правда, между нашими видами не будет войны. По крайней мере — здесь, — её голос был таким тихим, что эту фразу услышала только я. Подняв голову, встретилась со взглядом женщины: спокойным и уверенным.

— Я на это надеюсь, — так же тихо ответила я и поднырнула под тяжёлую занавесь.

 

Вечер 20–утро 21 ноября 1 года. Селение волгорцев — река

Выяснилось, что прусов и искать не надо — они поселились рядом с Волгоградом, регулярно посещая помойную яму. Зато кабаны упорно игнорировали местную мусорку, то ли потому, что их распугали, то ли животных просто не прельщал запах кабачёчков. Прусы, живущие рядом с волгорцами, совсем не боялись людей, легко подпустив к себе, и, с аппетитом поедая подношение, вовсе не возражали против того, чтобы с них собирали пот.

— Вот и прекрасно, — кивнул Илья. — Даже и приручать их почти не придётся — уже ручные.

Через некоторое время, после ужина, химик провел собравшийся народ к прусам. Волгорцы обменялись разочарованными взглядами.

— Не получится, — прямо обратился к нам их лидер. — Или от них гноящиеся язвы по всему телу пойдут, или, если разбавить, от мух не защищает.

— А вот уметь надо, — чуть самодовольно улыбнулся Илья. — Значит, так, сначала собираем какое-то количество пота. Потом разбавляем его до тех пор, пока раствор не станет на расширенном анализаторе сине-зелёным, как лепесток вот этого цветка. Теперь промокаем жидкостью одну из свежих царапин: должно слегка пощипывать. Если реакции нет — надо повысить концентрацию, — наглядно продемонстрировав способ приготовления раствора, химик торжественно закончил: — А теперь обмазываемся полученным репеллентом и в течении двух-трёх часов наслаждаемся пониженным вниманием насекомых.

Илья поделился своим раствором с женой и отошёл в сторону, не мешая народу повторять то, что им только что показали. В отличие от посвящённых, местные были задрапированы и перед испытанием полученной защиты зашли в убежище, чтобы раздеться и намазаться, но не кормить гнус.

— Правда, есть побочный эффект, — признался химик после того, как наше достижение оценили по достоинству. — Примерно через полтора месяца после начала использования может появиться экзема. А что потом — пока неизвестно.

— Где экзема? — требовательно спросила сатанистка, и Юля неохотно показала красные пятна там, где кожа наиболее нежная — на внутренней стороне локтей и коленей, веках, вокруг губ и ещё в некоторых местах.

— Ну это — ерунда, — заметно приободрились волгорцы. — Самое главное — мошка не лезет. Она мелкая, во все щели пробирается, а кусается хуже оводов, и прямо-таки заедает.

Я с улыбкой наблюдала за людьми, явно уставшими ходить одетыми и теперь откровенно наслаждающимися собственной наготой. Чуть позже волгорцы позвали нас к себе в дом. Обменявшись недоумёнными взглядами, мы приняли приглашение.

— Если вы хотите, могу рассказать новости поподробней, — убедившись, что в доме только мы, сатанистка и волгорцы, сказал лидер последних. — А потом у нас есть предложение.

— А разве есть ещё какие-то новости? — удивилась я.

— Да, — кивнул мужчина. — За то время, пока мы здесь находимся, количество живности сильно выросло. Но два наших племени, — волгорец кивнул в сторону сатанистки, — пока держались. Одиночкам и семьям приходится сложнее, в первую очередь, даже не из-за хищников или непогоды, а из-за насекомых. Трое погибли, больше двух десятков сильно пострадали. Но у нас информация не обо всех, так что, скорее всего, реальные потери больше. Ещё за это время совершено два случая присвоения чужих предметов и одно убийство, преступники найдены и наказаны — все совершила единственная семья из трёх человек.

— Минутка, а разве ещё кто-то дежурит? — не поняла Юля.

— Мы, — усмехнулась сатанистка. — Моё племя взяло на себя обязанности бессменных дежурных. За время сплава люди привыкли соблюдать хотя бы элементарный закон. Но если только дать шанс — все наработки будут потеряны, и свободные скатятся на уровень бандитов: кто сильней, того и шмотки.

— Разве у вас мало собственных проблем, ещё и с чужими разбираться? — скептически поинтересовалась я.

— Много. Но кто, если не мы? — в голосе женщины проскользнула гордая обречённость. — Ни одиночки, ни семьи не смогут по настоящему противостоять преступности, если такая появится. На это способны только группы людей, только племена. Если мы сейчас запустим дисциплину, восстановить порядок будет намного труднее. Да, пока племена невелики, но всё равно только они представляют собой силу, способную что-то изменить или сохранить. А драконы… — название нового племени сатанистка произнесла с оттенком презрения и резко замолчала, оборвав сама себя.

— Драконы не захотели присоединиться к союзу племён, аргументируя тем, что их не интересует политика и много собственных проблем, — вместо неё продолжил лидер волгорцев. — Ваше же племя показало, что оно готово заботиться не только о себе. Поэтому союз племён… — мужчина усмехнулся. — Громкое, пафосное название, а по сути это только мы с сатанистами, приглашаем посвящённых присоединиться к нам.

— С какой целью? — деловито спросила Юля.

— С той же, что и у нас: обеспечить будущее всех свободных. Если конкретно, то способствовать тому, чтобы они и мы не вымерли и не скатились в хаос. В случае, если сатанисты вдруг окажутся вне пределов достигаемости — вершить правосудие, если рядом не будет нас — оказывать помощь больным и раненым.

— Получается игра в одни ворота, — недовольно констатировала я. — Причём не в наши.

— Не обязательно, — возразила сатанистка. — Например, волгорцы с готовностью предоставляют убежище и минимальную защиту от насекомых всем нуждающимся, но взамен те должны отработать.

— А если откажутся?

— Это их право и их проблемы, — с нехорошей усмешкой пожала плечами женщина. — Но тогда в следующий раз им не будет оказана помощь.

— Ещё ни один не отказался отработать, — добавил лидер волгорцев. — Наоборот, некоторые попросили защиты до тех пор, пока не будет найдено средство борьбы с насекомыми.

— А теперь оно найдено, — констатировала Юля. — И все рабочие руки уплывут в неизвестном направлении.

— Пусть так, — кивнул мужчина. — Но мы уже сделали своё дело: не дали погибнуть некоторым людям. Кроме этого, мы с сатанистами договорились о сотрудничестве и взаимопомощи, правда, пока только относительно преступности и больных.

— Нам надо обсудить это предложение с остальными посвящёнными, — предупредил Илья.

— Я понимаю, — склонил голову лидер. — Тем более, что многие вопросы ещё не выяснены до конца или вообще находятся на уровне идей. Мы с сатанистами договорились встретиться всеми племенами через три дня после заката. Как насчёт присоединиться к обсуждению? Если, разумеется, надумаете войти в союз.

— Хорошо, мы передадим ваши слова, — с готовностью согласился химик.

Несмотря на то, что на ночь мы устроились за пределами селения, там, куда не долетал насыщенный запах кабачёчков, я долго ворочалась. Сон не шёл: слишком сильное впечатление произвёл последний разговор.

Волгорцы правы. Когда мы остановились и разбрелись, свободных было всего двести сорок шесть человек, включая меня и Марка, но исключая детей. Минус три преступника и столько же погибших — по официальной статистике остаётся двести сорок, а на самом деле наверняка ещё меньше. Это не в племенах, а всего. Нас мало. Так мало, что на счету каждый разумный, и любая жизнь имеет большую ценность.

Казалось бы, смешно считать влиятельной группу в несколько человек, но, тем не менее, мы способны на гораздо большее, чем одиночка или пара. И, если одни посвящённые могут что-то изменить только у самих себя, то объединившись с волгорцами и сатанистами, мы станем реальной силой. Более того, наши небольшие племена — это единственный человеческий фактор, который может на что-то повлиять. А из-за этого невольно вспоминаются слова сатанистки: «кто, если не мы»?

Только сейчас я начала понимать, какая на самом деле на нас огромная ответственность. Любое наше действие или бездействие может повлиять на будущее. А ведь скатиться вниз гораздо легче, чем влезть на гору.

Когда-то хотелось свободы. Теперь она есть, но сейчас я встретилась с её обратной стороной. Ответственность. Как и во всём, в свободе больше одной стороны. Возможность делать то, что хочется, не оглядываясь на других — это путь вниз, в анархию. В результате победит примитивная, грубая сила, и да, обладающие ей будут свободны. Но не остальные. Есть и другой вариант, тот, который предложили волгорцы с сатанистами. Добровольно взять на себя ответственность, некие обязанности, думать, к чему может привести каждое решение. Этот путь сложен и тернист. Более того, он не обязательно приведет вверх, с большой вероятностью на нем можно попасть в тупик или провалиться в яму. Возможен и третий вариант — устраниться, отказаться от принятия решения, замкнуться на себе, как пока сделали драконы.

Может показаться странным, но я почти не сомневалась, за какой вариант проголосую, когда моё племя будет принимать решение. Свободная жизнь научила отвечать за саму себя, и сейчас, когда есть возможность попытаться повлиять на становление новой цивилизации или самоустраниться — без колебаний выберу первое.

Утром мы отправились в обратный путь. Я тихо гребла, наблюдала за водой со своей стороны плота, а где-то внутри всё ещё звучали ключевые слова: кто, если не мы?

 

21–23 ноября 1 года. Река — селение посвящённых

Когда мы проплывали остров, послуживший убежищем во время нападения дюжинонога, со стороны селения посвящённых раздался дикий рёв. Замерев, я прислушалась к крику, перешедшему в хрип. На мгновение возникло желание поспешить, чтобы помочь в случае необходимости, но почти сразу вверх взяла осторожность. Не ухудшим ли мы ситуацию, и не подвергнемся ли сами атаке неведомого врага? Судя по тому, как застыли Илья с Юлей, их занимали те же мысли. Рёв стих, и несколько минут мы ждали дальнейшего развития событий, которое не замедлило произойти. Теперь со стороны лагеря донёсся человеческий крик. Естественно, слов на таком расстоянии разобрать не удалось, но интонация, гневная, а не испуганная, успокоила. Поэтому мы, по общему согласию, слегка ускорили темп, чтобы быстрее достичь берега.

Дюжинонога на пристани не оказалось, зато там ждала Рысь, непонятно каким образом узнавшая о нашем возвращении. Дочь с обвиняющим визгом забралась на загривок и вцепилась мне в волосы, явно показывая, что слезет только вместе со скальпом. Кое-как её успокоив и оставив плот, мы поспешно поднялись к домам.

— Козёл! — ругался Сева. Судя по всему, именно его крик мы услышали, подплывая. — Уродливый тупой козёл!

— Ну не уродливый, а очень даже симпатичный, — не согласилась Вероника.

— Аморальный баран, страдающий психопатическими отклонениями! — не отставал от инженера зеленокожий.

— Вы вовремя, — кивнул нам Дет.

— Вот! — Сева агрессивно схватил меня за руку и потянул в сторону кустов. — Ты же биолог, иди полюбуйся!

Ловушка, над которой столько трудились мужчины, сработала. Причём сработала успешно, хотя и не так, как планировалось. Вместо тигра, охотящегося на Росса, мясной приманкой заинтересовался рыжий хохочущий олень. Разогнувшиеся ветви деревьев пропороли привязанными к ним кольями брюхо животному, и теперь он уже не кричал и не рвался.

— Объясни, что этот козёл… — последнее слово инженер произнёс с неподдельной злостью. — Что этот тупой козёл забыл в ловушке, и зачем ему кролик?! — Сева посмотрел так, будто это я виновата в том, что олень повел себя не как травоядное. — Не для него ловили!

В ответ я неопределённо пожала плечами.

— Может, у него сейчас повышенная потребность в белках? Или он вообще не травоядное, хотя, судя по зубам, как раз оно. Хотя, даже если и травоядное, всё равно может разнообразить рацион.

Инженер горестно махнул рукой.

— Ладно, все с тобой ясно. Давайте, что ли, шкуру снимать, чтоб хоть что-то хорошее с этого… — вновь разъярившись на мёртвого зверя, с шипением втянул воздух сквозь зубы Сева.

Пусть добыча оказалась не та, что была запланирована, но без внимания мы её не оставили. Сначала напились крови и прямо сырьём съели все самые вкусные части тела, как-то: печень, глаза, мозг и половые органы. Потом добрали свежим мясом. И остаток дня лениво занимались шкурой и ели оленя. Сырым, варёным, печёным, жареным… В местном климате оставлять добычу надолго — значит, с гарантией выбросить. Поэтому мы отложили почти все дела и объедались мясом, стараясь поглотить как можно больше до того, как оно испортится. Единственный перерыв в еде сделали, чтобы снова насторожить и зарядить ловушку куском оленины.

— Надеюсь, на сей раз заинтересуется тот, кто надо, а не первый же проходящий мимо, — сказал Сева, осторожно укладывая последний пук мха на плетёную из коры бечёвку, ведущую к сторожку.

Вечером мы лежали вокруг костра в благодушном полудремотном состоянии. То один, то другой посвящённый с неохотой тянулся к вкусно зажаренному мясу и лениво проглатывал ещё кусочек.

— Не думал, что когда-нибудь это скажу, — зевнув, погладил себя по животу Маркус, — но что вы думаете насчёт того, чтобы на пару дней перейти на растительный рацион?

Прожевав очередную порцию, я согласно кивнула.

— Поддерживаю. Тем более, что, согласно рыбо-глистовой теории, так мы уменьшим шанс получить непроходимость кишечника.

На мгновение воцарилась тишина, которую прервал ехидный смех зеленокожего:

— Сегодня ты первая.

Пожав плечами, я взяла слегка обуглившийся прутик с остатками шашлыка, и прикинув, влезет ли он (возможно, хотя и с трудом), перевела взгляд на огонь. Как-то странно, почти болезненно, отреагировали остальные на мои слова. Может, стоит извиниться? Немного подумав, так и поступила. Это действительно быстро разрядило обстановку и вернуло на лица друзей улыбки.

На следующее утро Росс с Севой, решившие проверить ловушку, пришли злые. К счастью, на сей раз добычи не оказалось — хотя ловушка сработала, но в неё никто не попался. А вот приманка исчезла без остатка. С трудом нам удалось уговорить охотников подождать хотя бы сутки, прежде чем снова настораживать и заряжать убийственное орудие — ведь если в неё кто-нибудь попадётся, его стоит съесть, а за вчерашний день мы и так перегрузились мясной пищей. Но опасения оказались напрасны: хотя приманка постоянно пропадала, да и ловушка срабатывала через раз, но она больше ни разу не принесла добычи.

Ещё в этот день Росс повторно собрал кровь на анализ, со смущением признавшись, что в прошлый раз не успел обработать все образцы до того, как они испортились.

После того, как Илья сообщил о предложении волгорцев с сатанистами, у нас в лагере возник раскол. Не оказалось никого (если не считать Детовских жён), придерживающегося нейтральной позиции: одни выступали резко против присоединения к союзу, другие, наоборот, настаивали на положительном ответе.

— Я вполне понимаю драконов! У нас и своих проблем по горло, зачем взваливать ещё и чужие? — аргументировал свою позицию зеленокожий. — Нет, нам совершенно некогда, да и незачем играть в благородство и великодушие. Тем более, что это не принесёт никакой выгоды.

— К тому же, сейчас, после того, как мы поделились рецептом репеллента, свободные уже не находятся в столь бедственном положении, — поддержал союзника Сева. — Так что тратить на кого попало те силы, которые мы можем вложить в собственное будущее, просто глупо!

— Кроме того, присоединившись, мы рискуем раскрыть и нынешние достижения, и те, которых ещё нет, — добавила Вероника. — А оно нам надо?

— Зато, вступив в союз, наше племя станет сильнее, — Маркус придерживался противоположной точки зрения. — Союзники наверняка поддержат нас, если кто-то попробует напасть.

— Ага, и мы тоже должны будем вмешиваться в чужой конфликт, просто чтобы «поддержать союзника», — саркастически заметил Игорь.

— С другой стороны, согласившись на предложение волгорцев с сатанистами, посвящённые докажут, что не замкнулись на себе, готовы к взаимодействию с окружающим миром и сотрудничеству. А главное — это расположит к нам как минимум два племени. На мой взгляд, согласие было бы верным политическим ходом, — ненавязчиво сказал Дет.

— Разве доброжелательные отношения стоят так много, чтобы тратить на них столько сил? — скептически подняла бровь Надя. — Мы не настолько слабы, чтобы требовалось пресмыкаться.

— К тому же, остальные должны и без этого быть нам благодарны, — резко добавил Росс. — Мы поддерживали их во время эпидемии, и если бы не это, неизвестно, что бы случилось. Бескорыстно поддерживали, между прочим!

— Вот тут ты не совсем прав, — возразил Дет. — Во время эпидемии посвящённые не проявили себя особо полезной группой.

— Неужели?! — возмущённо вскочил зеленокожий. — Тогда вообще смысл был вкалывать?!

— Ты не дослушал, — укоризненно покачал головой лидер. — Во время эпидемии посвящённые не проявили готовности к сотрудничеству, но вот оборот… человекозвери и зеленокожие — доказали, что у них много положительных черт. Ты и Пантера, но не наше племя, понимаешь?

— И на том спасибо, — подумав, кивнул Росс. — Да, скорее всего, ты прав.

— Вы мелко плаваете, — усмехнулась Лиля, — а надо мыслить глобально.

Оппоненты переглянулись.

— Согласна, — поддержала коллегу Света. — Если думать не только о непосредственной ближайшей выгоде, то вступление в союз открывает перед нами большие возможности. Присоединившись к союзу сейчас, мы, если он продолжит своё существование, станем в нём одним из первых и влиятельных племён. И если в первое время это принесёт нам больше убытков, чем дохода, то потом, через годы, мы сможем стать одной из правящих сил.

— И не стоит недооценивать важность взаимопомощи при нападениях или бедствиях. Ни одно из племён не сможет противостоять объединённой силе двух-трёх других. А когда у нас появятся серьёзные достижения, сразу же найдутся желающие их заполучить, — заметила Лиля. — Поэтому, если мы не хотим превратиться в милитаристское племя, в котором после пары открытий практически все силы направлены на то, чтобы сохранить их в тайне, а не продвигаться вперёд, то нам нужны союзники. Давайте посмотрим правде в глаза: хотя наука может многое дать, но учёные не способны существовать изолированно — только вкупе с остальной цивилизацией. Так что союз в наших интересах.

— Сейчас он только зарождается, но у него большой потенциал, — кивнул Илья.

— Если мы хотим жить в отличной от Земной, но близкой нам цивилизации, то и сами должны вкладывать в это силы, — внесла свою лепту я. — Кто будет строить для нас светлое или тёмное будущее, если не мы сами?

Остальные, не участвовавшие в споре, краткими репликами показали, что придерживаются схожей позиции. В результате восемь человек одобрили вступление в союз племён, а пятеро — высказались против. Несмотря на то, что перевес оказался на нашей стороне, окончательное решение пока так и не приняли. По нескольку раз в день разговор возвращался к этой теме, и вновь разгорались жаркие споры. Но постепенно голоса противников союза звучали всё тише, в них начало проскальзывать сомнение, и только Сева с Россом продолжали твёрдо стоять на своей позиции. Хотя, судя по всему, и они уже понимали, чем кончится затянувшееся обсуждение, но просто не хотели смириться с неизбежным.

 

24–27 ноября 1 года. Селение посвящённых — джунгли

Некоторое время казалось, что жизнь вернулась в привычную колею, но уже вскоре стало ясно, что первое впечатление обманчиво. Что-то изменилось в поведении посвящённых, это чувствовалось на уровне подсознания, хотя сами признаки удалось выделить не сразу.

Первое, что удалось заметить, так это явную избалованность Рыси. Практически все взрослые подсовывали ей лакомые кусочки и с готовностью отвлекались от своих дел, стоило ей попросить внимания. Что самое странное, повышенную чуткость проявлял даже Сева, а уж его-то раньше и собственная дочь не могла оторвать от любимого занятия. Впрочем, и сейчас картина не изменилась: когда инженер увлекался, приставание дочери вызывало разве что возмущённое требование: «Заберите её кто-нибудь отсюда, под руку лезет!» А если подходила Рысь, со вздохом откладывал модель и шёл играть или брал на руки, чтобы рассказать что-либо из своего профессионального опыта или нынешних дел, порой так густо пересыпая речь специальными терминами, что даже взрослые непрофессионалы с трудом понимали, о чём идёт разговор. Изменившееся поведение Севы заметила не только я, и другие дети, когда хотели побыть в его компании, начали привлекать на помощь мою дочь.

Кроме этого, стоило завести речь о глистах и прочих паразитах, как некоторые начинали реагировать довольно болезненно. Нет, ни меня, ни Росса (который, кстати, сначала казался единственным, чьё отношение не изменилось) не пытались остановить, но и разговор не поддерживали, к тому же ощутимо напрягались и даже если отвечали, то долго подбирали слова. Но последней каплей стало повышенное внимание ко мне самой. Стоило по какой-либо надобности начать перетаскивать вязанку хвороста или тяжёлую корзину в поле видимости остальных, как тут же подскакивал кто-то из мужчин. Любая попытка передохнуть или осмотреть царапину выливалась в несколько встревоженных взглядов, а порой даже вопросов о самочувствии. И, будто мало всего этого, народ начал тщательно следить, как я питаюсь, при случае, как и дочери, норовя подсунуть самые вкусные кусочки. А стоило мне заикнуться о продолжении исследований леса, как у всей группы разведки резко образовались срочные дела в селении. При попытках прямо спросить, что происходит, мне так и не удалось добиться вразумительного ответа. Зато в очередной раз убедилась, что зеленокожий просто мастерски переводит разговор.

— Вот скажите на милость, — проворчал он, раскатывая в колбаску очередную прихлопнутую муху, — какому идиоту понадобилось плыть дальше, когда мы были у комфортабельных мест, типа озера? Что вам там не сиделось?

Я задохнулась от возмущения (сам Росс тоже голосовал за продолжение пути), а единственный противник «поиска лучшего места» насмешливо фыркнул.

— Ладно, положим, я был в рядах этих идиотов, — поглядев на него, кивнул зеленокожий. — Но остальные-то вроде производят впечатление умных людей! Что же вы меня не остановили? — с претензией добавил он. — Неужели болото, горы, пещеры и вот этот мухосранск стоили того, чтобы ради них подвергаться таким опасностям?

— Хуже всего то, что выбраться отсюда ой как трудно, — кивнул Илья. — Особенно тем, у кого достаточно много вещей, как, например, у нас. Их не перетащишь просто так, на спине, а бросать жалко.

Я понимающе вздохнула. Действительно, хотя вначале у посвящённых и наблюдалась нехватка простых бытовых предметов, например, ножей, но другого, не такого необходимого для выживания в дикой местности имущества немало. Да и весит оно так, что перенести за раз не получится, даже если поделить на всех. Микроскоп, точные весы, больше сотни колб, ручная центрифуга, фильтры, прибор для измерения расстояний и картографирования местности, набор градусников, массивный, почти полутораметровый в длину инкубатор, каким-то загадочным образом способный поддерживать заданную температуру и влажность, а питающийся от маленькой топки, и много чего ещё.

— Да и куда идти? — поддержал депрессивный разговор Сева. — С одной стороны — горы с камнегрызами, с другой — океан с цунами, а по бокам неизвестно на сколько тянутся эти невозможные супер пересечённые джунгли.

— Ну, нет худа без добра, — попыталась я приободрить приунывший народ. — Зато мне и Рыси тут лучше, чем везде, где мы были прежде.

От этих слов Надя дёрнулась, как от удара, а Вероника подавилась рыбой.

— В общем, ладно, — сказала она, откашлявшись. — Давайте закроем эту тему. И так ясно, что уходить будем только в самом крайнем случае.

— Всё-таки, что случилось? — вернулась я к вопросу, с которого началось обсуждение. Но вместо ответа последовал возмущённый вопль зеленокожего, уронившего на себя только вынутую из углей рыбу. Отвлечь-то это действие отвлекло, но ещё усилило подозрения: что могло произойти такого, чтобы Росс с готовностью травмировал себя, лишь бы не говорить на эту тему? Ведь он обжёгся не так уж слабо, что наглядно подтверждали вздувшиеся вскоре пузыри.

Разрешить загадку помог случай. Забравшись наверх за плодами, я обнаружила, что у любимой корзины повредилась крышка, перестав держать вес и норовя отвалиться при любом удобном случае. Ну и решила вернуться, чтобы поменять ёмкость. Вот тогда и услышала отрывок разговора.

— Мы с Ильёй берём, — кивнула Юля. — Тем более, что они к нам уже привыкли.

— Хорошо, — согласился Дет. — Теперь остался единственный вопрос: в случае первого варианта, что делать с Рысью? Она, считай, почти никого, кроме Пантеры, не слушается.

— Я её возьму, уже приходилось справляться, — недовольно буркнул Росс. — Только при условии, что её прекратят баловать.

— Всё равно, надо ей сказать, — не в тему вклинился Сева. — Она ведь и так чувствует, что что-то неладно.

— Если бы некоторые «правдолюбы» играли получше, не чувствовала бы, — почти прошипел зеленокожий.

— Мы тоже считаем, что надо бы сообщить, — поддержали инженера Юля с Ильёй.

— Случись это с вами в нынешней ситуации, вы хотели бы знать? — в упор спросил их Росс.

— Когда уже почувствовали, что происходит неладное — однозначно, — уверенно ответил химик. — Иначе такого нафантазировать можно…

Зеленокожий ненадолго задумался, а потом пожал плечами:

— Даже если ты прав, я — против.

— А по-моему, я сейчас должна решать, хочу ли знать то, что вы скрываете, — я выступила из-за ствола дерева. — И ответ «да».

Друзья вздрогнули.

— А всё ты, — обвиняюще сказал Росс инженеру. — Ладно, теперь уже поздно, — он легко встал с мха и повернулся ко мне. — Я объясню, но для этого нужно немного твоей крови.

Капнув красной жидкости на предметное стекло, хирург ловко накрыл его покровным, положил под микроскоп и навёл резкость.

— Хочешь — смотри. Но я бы не советовал, — почти сразу же добавил он.

Несколько мгновений поколебавшись, я нагнулась к окуляру. Среди клеток крови в плазме копошилось множество очень мелких, практически с них размером, членистоногих. К горлу подкатил противный ком, но я заставила себя рассмотреть паразитов подробней. Нет, всё-таки не «ювелиры», которых мы уже неоднократно рассматривали при большом увеличении. Но очень схожи, вполне достаточно, чтобы быть их близкими родичами. От холодного ужаса накатила слабость, перед глазами всё расплылось, и я отшатнулась от повергающей в отчаяние картиной.

— Рысь тоже заражена, — тихо сообщил Илья.

— А вы?

— Нет. Никто из остальных.

— И на том спасибо, — отвернувшись, я с трудом сдержала слёзы, а потом, поняв, что иначе сорвусь, подхватила Рысь на руки и метнулась в лес. Куда угодно, лишь бы подальше и повыше. Обняла дочь и дала волю чувствам. Малышке передалось плохое настроение, и она тихо поскуливала, заглядывая мне в лицо и гладя по волосам.

Умирать сейчас, когда только-только начало хоть что-то получаться, не хотелось. Тем более, нет никакого желания оказаться съеденной заживо. Но выбора нет. И не думаю, что есть хоть какой-то шанс найти лекарство, которое убило бы паразитов, не убив при этом Рысь и меня. Сколько нам осталось? Зато теперь понятно, почему никто не захотел идти со мной на разведку. И повышенная забота тоже. Я скрипнула зубами и прислушалась к ощущениям. Казалось, внутри ползают тысячи насекомых. Тихонько завыла от ужаса, а потом нервно рассмеялась. Ещё час назад, не зная, что во мне живёт, я чувствовала себя прекрасно, а теперь… Да, велика сила самовнушения. Но всё равно, если с паразитами в пищеварительном тракте жить в принципе можно, то с ними же в кровеносной системе — совсем другое дело. По крайней мере, земной опыт говорит, что ни к чему хорошему это не приведёт. А уж тем более не стоит обольщаться насчёт родичей «ювелиров».

Солнце скрылось за тучами, началась гроза, и я спустилась чуть ниже, на удобную толстую ветвь. Немного позже на неё же залезла самка орангутана с детёнышем и уселась, прикрываясь от дождя несколькими принесёнными с собой крупными листьями.

— У-у? — насторожено буркнула она.

— А вот не у-у, — довольно резко ответила я, недовольно разглядывая незваную соседку. Не лучше ли погибнуть где-нибудь в лесу от хищников, чем быть заживо съеденной паразитами?

Обезьяна фыркнула, задумчиво пожевала губами и, разделив импровизированный зонтик на две части, протянула меньшую мне.

— Ы! — добродушно оскалилась она.

— Угу, спасибо, — растерявшись от неожиданности, поблагодарила я. Некоторое время тупо смотрела на сочные листья, а потом прикрыла ими спину.

Грустные размышления прервало слабое покалывание кулона, сигнализирующее, что кто-то пытается связаться со мной по аське. Естественно, что друзья беспокоятся. Стоит как минимум предупредить, что ночевать не приду: хочется побыть одной и хоть немного успокоиться.

К моему удивлению, в клиент стучался не Игорь или Николай, а кто-то совершенно незнакомый. Почувствовав внутри глухое раздражение, я уже собиралась высказать всё, что думаю в адрес нежеланного собеседника, когда от «Назгула» пришло первое сообщение.

— «Добрый вечер. Твоё племя уже приняло решение?»

— «А ты, собственно, кто такой?» — вместо ответа поинтересовалась я.

— «Вадим, сатанист», — представился собеседник. Не просто сатанист, а лидер этого племени!

— «Здравствуй», — запоздало поздоровалась я, постаравшись отогнать вновь нахлынувшее отчаяние. — «Ещё думаем, но большинство склоняется к тому, чтобы согласиться. Но ведь у нас ещё почти месяц на размышления, так что куда спешить?»

— «Я бы попросил поторопиться».

— «Почему?»

— «Если посвящённые согласятся, у нас просьба о помощи. Вы дали рецепт репеллента, это прекрасно, но далеко не все посещают волгорцев. Так что есть предложение каждому из дружественных племён выделить примерно половину народа, чтобы поискать тех, кто ещё не знает о рецепте. Заодно и местность хоть немного разведаем».

— «Так ли это необходимо? Рано или поздно все посетят волгорцев, да и мир слухами полнится», — напечатала я, с сомнением покачав головой.

— «Стационарно защититься от насекомых легче. Мало кто сохранил мобильность передвижения, а из тех, кто сохранил — большинство практически не защищены. Поскольку количество и агрессивность местной фауны растёт с каждым днём, ситуация становится всё сложнее и надо спешить, чтобы спасти как можно больше людей. Насколько я знаю, у вас только два компьютера. Если согласитесь — мы предоставим всем добровольцам средства связи и инсектицидную одежду, чтобы не ловить каждый раз прусов. Разумеется, во временное пользование».

— «Я сейчас не в лагере, но как только вернусь — передам», — пообещала я и, попрощавшись, вышла из аськи. Задумчиво посмотрела на ковыряющуюся колючкой в зубах соседку и тяжело вздохнула. Не стоит зацикливаться на себе. Да, мы с Рысью больны (кстати, не факт, что и Марк не подхватил ту же гадость), но и другим не лучше. Нас едят изнутри — их снаружи. Но, в отличие от нас, у них ещё есть шанс. Особенно, если не затягивать с помощью.

Хочу ли я отпущенное мне время провести в ожидании смерти, в тепличных условиях, окружённая заботой всего племени? Нет, лучше, по крайней мере, пока самочувствие позволяет, жить полной жизнью и, возможно, даже успеть внести ещё какой-то вклад в будущее. Тем более, что при активной работе есть шанс, что собственные проблемы отойдут на задний план и хоть немного забудутся.

Улыбнувшись соседке и не обращая больше внимания на ливень, я посадила Рысь на загривок и отправилась в обратный путь. С какой стороны ни посмотри, времени мало, поэтому лучше поспешить.

 

27–день 28 ноября 1 года. Селение посвящённых — Волгоград

После моего возвращения вспыхнул небольшой спор, но уже не о целесообразности принятия предложения волгорцев с сатанистами, а о возможных плюсах и минусах. В этот же вечер прошло голосование, на котором даже радикально настроенный Сева высказался за присоединение к союзу: судя по всему, Лиле со Светой удалось его переубедить. В виде оппозиции остался один Росс, но он никак не смог повлиять на решение остальных.

Разобравшись с этим вопросом, мы сразу же перешли к обсуждению просьбы Вадима. На моё категоричное заявление о вступлении в ряды добровольцев сначала последовал многоголосый протест, но, приведя заранее продуманные доводы о том, что не хочу сдаваться и покорно ждать смерти, я сумела переубедить остальных. Особенно после того, как с готовностью согласилась выполнять их условия. Так, мы договорились, что дважды в сутки я буду мерить температуру, а также проверять самочувствие и при первых же признаках его ухудшения поверну обратно. Кроме этого, возвращение необходимо в случае, если при исследовании крови Рыси или в её поведении обнаружатся какие-то изменения, причём неважно, в худшую или лучшую сторону.

— Есть шанс, хоть и небольшой, что твой организм раньше или позже сможет выработать защиту от паразитов, — заметил Росс. — Конечно, лучше, если бы это случилось раньше.

После того, как мы связались с главным сатанистом и уточнили некоторые детали предстоящей экспедиции, выяснилось, что на поиски людей отправляются не в одиночку, а парами. Мы переглянулись: каждый пытался примерить предстоящую миссию на себя и выяснить, есть ли желание участвовать. Например, зеленокожий решил остаться, поскольку посчитал, что здесь от него больше пользы. А вот Надя, ненадолго выгнав Игоря из-за компьютера и переговорив с Вадимом, сообщила, что уйдёт, но не на поиски людей, а на практику в селение волгорцев.

— Перед нами сейчас очень важная задача — накапливать опыт и знания, в том числе о том, как протекают различные болезни, — пояснила она свой выбор. — А у них там, считайте, большой лазарет. И от меня там хоть какой-то толк будет.

В результате, кроме меня, участвовать в экспедиции вызвалось ещё шестеро. Хотя они с готовностью предложили мне первой выбирать партнёра по работе, это не особо обрадовало. Слишком очевидно, что Юля хотела бы пойти с Ильёй, Вера с Севой, а Света с Маркусом. Подумав, я поинтересовалась у сатаниста, сколько человек идёт от других групп, и узнала, что на поиски собираются отправиться двенадцать волгорцев и три сатаниста. И, естественно, без «парочки» остаётся представитель не самого дружелюбного племени. На мгновение возникло малодушное желание переложить общение с ним на кого-нибудь другого, но, ещё раз оглядев наших добровольцев, я поняла, что такое поведение будет злоупотреблением хорошим отношением. Разбивать одну из уже сработавшихся, да ещё и семейных, пар только ради того, чтобы избежать неприятного общения, было бы подло. Тем более, что ещё во время остановки на озере и моего дежурства сатанисты доказали, что работа для них имеет приоритет и не должна страдать из-за личной неприязни.

— Я иду в паре с сатанистом, — объявила своё решение вслух.

— Уверена? — с сомнением покачала головой Юля.

— А почему не с кем-то из нас? — вмешался Маркус. — Я, например, с удовольствием составлю тебе компанию… — физик осёкся от несильного подзатыльника и, почесав голову, бросил обиженный взгляд на остающуюся в лагере жену. — Ты что, я ведь для общего блага!

— Вы уже давно вместе, а сейчас важно, чтобы пара состояла не из кого попало. Я же из наших пока только с Россом сработалась. А сатанисты уже не раз доказали, что дело для них стоит выше антипатии, так что не думаю, что возникнут какие-то проблемы, — пожала плечами я.

Зеленокожий, когда речь зашла о нём, широко заулыбался, но не преминул отпустить комментарий:

— Сработаться, может, и сработалась, а эксперимент по межвидовой гибридизации поставить отказываешься.

— Это твой выбор, — не стал спорить с моим решением Дет.

Остальные разделились именно так, как и ожидалось, после чего я снова связалась с Вадимом, чтобы обсудить место и время встречи.

— «Ещё не уверен, когда. У нас пока некоторые проблемы не решены. Хотя… Как насчёт завтра с противоположного от волгорского берега реки? — поинтересовался он. — Потом вы заплывёте к волгорцам, разгрузитесь и вместе с ними и одной из наших берёте на себя лес на той стороне, а мы, кроме того — на противоположной. Не думаю, что там много кто поселился».

— «А почему это вы — на противоположной?» — невольно возразила я.

— «Всё просто. Наше селение на другом берегу от волгорского, а в реке — спруты. Плыть опасно. Но Элла, наш представитель, сейчас у волгорцев, так что сможет составить кому-то компанию. А поскольку у вас получается перемещаться по водоёмам, вы возьмёте у нас противомоскитные костюмы и телефоны, чтобы завезти им».

Выходит, не только мы оказались такими умными и решили поселиться на другом берегу от основной массы народа. Быстро обсудив создавшееся положение с друзьями, я вновь повернулась к виртуальному экрану.

— «Мы тоже живём не на волгорской стороне реки. Как насчёт встретиться и переплыть её вместе? А этот берег обследуют двое из наших».

— «Раскроете ещё одну тайну племени? — я почти увидела усмешку собеседника. — Хорошо, мы согласны».

После недолгого разговора стало очевидно, что, если наше селение стоит ниже по течению чем волгорское, то сатанисты, наоборот, обосновались выше. В результате мы договорились встретиться завтра с утра примерно на уровне волгорского селения, а двигаться к месту встречи вдоль реки (чтобы случайно не разминуться).

На сей раз удалось выбрать момент, когда Рысь так увлеклась игрой с другими детьми, что не заметила моего ухода. К радости всех участвующих в экспедиции, выяснилось, что найдя удобный материал для вёсел, технари расстарались и наделали их с запасом, поэтому, благодаря большому количеству гребцов, мы, хотя и старались не шуметь, но плыли довольно быстро. Но всё равно трое сатанистов нас уже ждали, расположившись у костра рядом с удобным для причаливания пляжем. Поприветствовав друг друга, мы решили не терять лишнего времени. На этом берегу высказали желание остаться Сева с Верой, которые уже с интересом изучали выданные им вещи: телефон, чёрные балахоны, такие же перчатки и что-то, напоминающее колготки. Заодно выяснилось, что вторая сатанистка пришла, чтобы проинструктировать нашу пару насчёт способов использования выданного оборудования, не задерживая для этого остальных. Места инженера с женой на плоту заняли другие мужчина и женщина из племени сатанистов, после чего мы попрощались с остающимися и, договорившись связываться дважды в сутки, а если что-то случится, и чаще, отчалили от берега.

— Мне тут один вопрос покоя не даёт. Точнее даже два, — через некоторое время обратилась я к Вадиму, который решил лично принять участие в миссии. — Если это и есть противомоскитный костюм, то почему вы выбрали такой цвет? Матово, насыщенно чёрный — он ведь отнюдь не самый лучший для маскировки. И ещё, откуда столько одежды?

— На первый вопрос ответ такой — мой недочёт, — хмыкнул сатанист. — При описании желаемых вещей я сосредоточился на свойствах, качестве и удобстве, а непосредственно о цвете или маскировочной окраске забыл упомянуть. Так что это решение керелей — не моё. Что же насчёт второго… ты правда думаешь, что всем был предоставлен одинаковый выбор?

— Знаю, что нет, — вздохнула я, вспомнив себя и цитадельских. — Ни по качеству, ни по количеству.

Этого намёка вполне хватило, чтобы понять, что Вадим из немногих «счастливчиков» с большим количеством вещей. Зато, вспомнив ещё об одной детали, я с трудом удержалась от вопроса, где сатанисты прятали те же мобильники, ведь когда-то мы не нашли никакой техники при обыске плота этого племени. И нет ли у них ещё какого-то оборудования? Но мало того, что глупо спрашивать об этом, ещё и ответа вряд ли дождусь — ведь это не имеет отношения к планируемой экспедиции.

До селения волгорцев мы добрались к полудню, зато практически без приключений, лишь сделав две остановки, чтобы переждать бурные ливни. Нас ждали. Пригласили в главное здание, сытно накормили и предложили отдохнуть на травянисто-моховых подстилках. Теперь, когда вокруг не стоял насыщенный запах кабачёчков, я по достоинству смогла оценить достижения этого племени. По крайней мере, есть у них оказалось гораздо проще и приятнее, чем дома. Там, хотя насекомые и не интересовались мной в гастрономическом плане, но постоянно приходилось следить, чтобы не придавить никого лишнего и таким образом не нарваться на укус или ужаление, да и каждый кусочек пищи перед тем, как отправить в рот, приходится внимательно осматривать и сгонять незваных прихлебателей.

— Народ, как насчёт построить что-то подобное и у нас? — Наде тоже понравилось удобство, с которым устроились волгорцы.

— Согласен, — кивнул Маркус. — Тем более, что там мы сможем отдыхать от репеллента — глядишь, и экзема пройдёт.

— Только не стоит забывать, что мало построить здание, его надо ещё и заселить, — я указала на некрупных животных, тщательно следящих, чтобы ни одно насекомое не ушло.

Хозяева переглянулись, явно довольные нашей высокой оценкой.

— Теперь о деле, — прервала наше обсуждение Элла, доставая из свёртков мобильники и костюмы. Не спеша, кратко, но от этого не менее доступно и чётко объяснила нам их назначение и те функции, которые могут пригодиться в походе. Выяснилось, что насекомые избегают садиться на ткань одежды и не пытаются её прокусить. Кроме того, она позволяет человеку не выглядеть аппетитной добычей в глазах хищников. А вот просто от разгневанных или защищающих свою территорию животных не защитит, так что придавливать ос и пауков или наступать на змей, многоножек и скорпионов не менее опасно, чем обычно. Телефоны тоже оказались не так просты, как я ожидала. Кроме обычной связи, с их помощью можно звонить сразу нескольким абонентам, устанавливая таким образом связь группы мобильников между собой. Также они обеспечивают выход в интернет и возможность определить местонахождение другого аппарата или даже зафиксированной с его помощью точки на местности.

— На мой взгляд, двум парам волгорцев стоит остаться в лагере, — заметил Вадим после того, как инструктаж окончился. — Чтобы быть на подхвате, если понадобится помощь. Мало ли что случится: мы можем найти кого-то, кто нуждается в сопровождении до укрытия. Так не придётся поворачивать с полдороги, достаточно будет создать новую точку и передать её кому-то из вас. Не говоря уж о том, что и наши группы способны попасть в переплёт.

— Почему? — не понял Маркус. — Сами ведь говорили, что костюмы хищников отпугивают. Так что не думаю, что нам что-то угрожает.

— Не хищники, люди, — невесело усмехнулся сатанист. — Вместе выбраться отсюда мы можем только по морю, но и это почти нереально. А вот отдельные группы, семьи или личности вполне способны попробовать уйти.

— Возможно, они будут правы, — вздохнула я, вспомнив последние события.

— Мне не жалко, пусть делают что хотят. Только не за чужой счёт. А поскольку наличие защитных костюмов сильно повысит их шансы, возможно, найдутся те, кого не остановит совесть. Страха перед наказанием и подавно не будет, особенно если они собираются покинуть эти места. Поэтому я бы посоветовал всем группам быть настороже и не терять бдительности.

— В твоих словах есть резон, — кивнул Илья. — Мы будем настороже.

Быстро решив, кто куда направляется (мне с Вадимом выпало двигаться вглубь леса и чуть против течения реки), мы переждали солнечное затмение и вечернюю темноту до тех пор, пока она не развеялась лунным светом, попрощались с остальными и отправились в путь.

 

28–раннее утро 29 ноября 1 года. Джунгли

Насколько реально найти две сотни человек, разбредшихся на многие километры в джунглях? Откровенно говоря, шансы невелики. Но и не так малы, как может показаться. Мы вряд ли сможем обнаружить тех, кто продолжает скитания или специально прячется, разве что случайно встретимся. Но таких — меньшинство. А если человек или пара выбрали место, остановились и обустроили лагерь, вокруг него должны быть следы цивилизации. Главное — не пропустить их. Именно по этой причине мы шли не слишком быстро и не по прямой, а по вытянутой в стороны синусоиде, часто останавливались и кричали в надежде, что кто-то отзовётся. Но всё равно за первый день мы с Вадимом не нашли людей и, когда приблизилась пора новолуния, устроились отдыхать.

— Это логично, — успокоила я в первую очередь саму себя. — Если люди уходили подальше от лагеря волгорцев, то их и не должно быть рядом.

— Согласен, — кивнул сатанист, связываясь с остальными и узнавая, как у них дела. Как выяснилось, пока удача сопутствовала только одной из волгорских пар. Пожелав успехов в дальнейших поисках, Вадим отключился и перевёл задумчивый взгляд на меня.

— Могу подежурить первой, — с готовностью предложила я.

Сатанист тут же согласился и, устроившись поудобнее, провалился в сон, то ли сильно устав за время перехода, то ли совершенно не опасаясь нападения с моей стороны, а скорее всего, и то, и другое. Мелочь, но всё равно приятно.

— Хочу прояснить ещё один вопрос, — завела я разговор за завтраком. — Вы, там, где нас посеяли, тоже (как и некоторые другие люди) сталкивались с агрессивными представителями моего вида и именно из-за этого решили, что мы враги?

— В том числе. А ещё посмотрели на цитадельских, — кивнул Вадим.

— Мои сородичи вас ограбили?

— Нет, мы не так беззащитны, как может показаться, — сатанист нехорошо усмехнулся, лёгкими движениями пальцев сгоняя насекомых со сладкого плода.

— А как они выглядели и как себя вели? Просто до Цитадели я вообще не встречала представителей своего вида… по крайней мере, живых. Поэтому до сих пор интересно, какие мы ещё бываем, — пояснила я.

— Я видел только одного. В принципе, он был похож на Марка, но чуть ниже, желтоглазый и с серебристо-серой шерстью. Сначала общение шло вполне мирно, а потом он как взбесился… — мужчина замолчал, погрузившись в воспоминания.

— Из-за чего? — подалась вперёд я.

— Это не важно, — резко ответил сатанист.

— Наоборот, очень важно! — возразила я, но собеседник только скептически хмыкнул в ответ. А что, если не скрывать, а поделиться теми сведениями, который удалось собрать? Может, тогда он согласится сделать ответный ход? — Во время сплава я узнала, что оборотни грабили не всё подряд, а именно технику, а ещё раньше, живя в джунглях, однажды натолкнулась на целое кладбище изуродованных машин и электроники. Надо понять, почему они это делали.

Вадим поворошил угли, выкатил ещё пару печёных папортофельных клубней (ближе к восходу папоротник снова начал их образовывать) и вздохнул.

— Значит, на кладбище изуродованной техники натолкнулась. Тогда, может, он и не врал, по крайней мере, не во всём… Ладно, если для тебя это принципиально — скажу. Мы познакомились с оборотнем, когда добывали пропитание в лесу, и вместе вернулись к костру. Прожили рядом несколько дней, после чего он захотел поговорить. Оборотень был возбуждён, рассказывал о том, что высокие технологии смертельно опасны, очень вредны, и все, у кого есть хоть что-то такое — враги. Призывал присоединиться к нему в святом деле зачистки леса от таких людей или, по крайней мере, к уничтожению их имущества. Ещё утверждал, что может почувствовать на расстоянии любую электронику, и её от него не спрячешь. Однако на вопрос о том, чует ли он кольца-определители, ответил отрицательно, хотя не думаю, что в них задействована примитивная технология, — мужчина грустно улыбнулся. — Оборотень заявил, что это необходимое зло, в отличие от остального. А взбесился, когда увидел, что у нас тоже есть электроника. Причём он так её и не почувствовал, поэтому мы были уверены, что и в остальном оборотень врал. Увидев телефоны, он тут же потребовал, чтобы мы их отдали или уничтожили, но, естественно, мы были против. В общем, мы отстояли свою точку зрения.

— И он так просто ушёл? — не поверила я.

— Он напал и был убит, — Вадим явно ожидал моей реакции.

— Был убит, — как эхо повторила я, вспоминая страшную находку. Тот, мёртвый сородич был пепельноволосым. Сколько он пролежал, прежде чем я его нашла? Несколько суток. Может, именно его убили сатанисты? Но тогда… — А вы случайно, когда с ним общались, не видели меня? Или, может, он сам что-то об этом говорил?

— Нет, не видели. Он говорил, что у него есть два друга-соратника по борьбе с техникой и её владельцами, но оба — мужчины его вида. А должны были видеть? — насторожившись, уточнил Вадим.

— Наверное, нет, просто единственный встреченный мной родич оказался полуразложившимся трупом с пепельного цвета шерстью, — сказала и тут же поняла, что это не ответ. Некоторое время пыталась выдумать нормальное объяснение, но быстро бросила бессмысленную затею и решила сказать правду. — За несколько дней до этого я болела, и сутки выпали из памяти. А через положенный срок родилась Рысь. Хотелось бы всё-таки узнать, кто её отец.

— Вот даже как, — во взгляде мужчины промелькнуло сочувствие. — Нет, мы тебя не видели, и оборотень говорил, что ещё не разу не встречал таких женщин. Он даже думал, что он — какая-то модификация и ему подходят высокие, перерождающиеся в троллей женщины. Это было… минутку, — сатанист просмотрел что-то на на телефоне. — Мы встретились с ним на шестидесятые сутки после того, как очнулись, а убили — через три дня.

Сравнив время отсчёта и убедившись, что мужчина считает с того же момента, как и я, встряхнула головой. Не сходится. Как ни крути, тот оборотень не может быть отцом моей дочери.

— Значит, это не он, — поделилась своими выводами с Вадимом.

Мы помолчали, каждый задумался о своём. Нет, Рысь однозначно представитель моего вида, иначе бы вряд ли бы включилась заложенная керелями в подсознание программа о том, как должны выглядеть нормальные дети. Но кто может быть её отцом? Один из двух других воинствующих оборотней? Нет никаких доказательств, никаких фактов, сплошные предположения. В конце концов, поняв, что размышлять на эту тему бесполезно, постаралась отвлечься от бессмысленных переживаний и переключиться на что-нибудь более конструктивное.

Пепельноволосый утверждал, что может почуять технику, но не нашёл ни телефоны сатанистов, ни кольца-определители. А я не чувствую ни своего компьютера, ни ножа, ни ноутбука Дета, ни телефоны Вадима. Впрочем, последние не ощущал и тот оборотень. Однако кладбище техники в болоте было, и от этого тоже никуда не деться. Если предположить, что пепельноволосый не лгал, то что-то не сходится. Даже если допустить, что женщины и мужчины моего вида по разному воспринимают окружающим мир — всё равно не сходится. Хотя…

Когда-то, во тьме и небытии, я-прошлая, Земная, памятуя о своих многочисленных болячках, заказала безопасные, не вызывающие негативных последствий и гипоаллергенные вещи. Может, именно в этом кроется разгадка? Но тогда и сатанисты должны были поступить аналогичным образом.

— Вадим, а вы, когда вещи выбирали, случайно не оговаривали их безвредность?

— Так получилось, что оговаривали, — ответил мужчина, но тут же вскинул удивлённый взгляд. — Ты хочешь сказать, что и у тебя?..

— Да, я тоже заказывала безопасные, — мы понимающе переглянулись. — Но ведь не логично давать что-то, что может навредить, если только безвредность не оговорена специально!

— Только если защита не увеличивает «вес» вещи и не является надстройкой, — возразил сатанист. — Выходит, тот борец за добро и справедливость задал керелям какой-то вопрос и получил на него ответ, из которого и сделал далеко идущие выводы. И получается, что часть техники может быть вредна для твоего вида.

— Может, и не только для моего, — поправила я Вадима. — Если для моего — почти точно вредна, то для вашего и троллиного — неизвестно.

— Согласен, так точнее, — кивнул мужчина.

Хотя разговор затих, но я ещё долго размышляла на эту тему. Что спросил у керелей пепельноволосый оборотень? Какие сведения могли заставить его фактически начать войну? Нет, нельзя исключать вариант, что у него просто оказалось недостаточно ума, чтобы предугадать последствия своих действий, но вряд ли сразу трое могли так сглупить. Вероятнее другое — одному из них действительно удалось узнать у керелей важную и неприятную информацию. Вполне возможно, такую, которая их напугала, и они пытались что-то предотвратить. Но что?

Когда-то, задавая вопросы, я узнала, что только один из трёх разумных видов доживёт до конца, два остальных обречены на вымирание. Если честно, то это знание сильно повлияло на моё поведение и восприятие других людей, особенно вначале. Каждый раз, встречая кого-то, я видела в нём врага, настоящего наследника керелей. Если бы не Игорь, потративший своё время на «бесполезные» вопросы, но выяснивший, что вся информация о будущем — лишь вероятность, а не однозначный факт, не знаю, смогла бы я и сейчас отбросить эти мысли. Пусть у какого-то вида шансы больше, но это вовсе не значит, что они стопроцентные. В конце концов, керели возродили все три вида, а не только свой. Вряд ли бы они сделали это просто из развлечения, а значит — причина есть. И причина серьёзная.

Теперь о технике. Судя по всему, вначале оборотням сопутствовала удача. Если пепельноволосый не лгал и действительно мог почуять некие приборы (кстати, неизвестно, где пролегает грань между безопасными и опасными технологиями), то есть вероятность, что они уничтожили большую часть или всё из того, что могло навредить. Тогда и компьютер Дета вполне безопасен. Но возможно ли, что к тому времени вред уже был нанесён? Например, не могли ли приборы спровоцировать превращение людей в троллей? Но подумав, я отказалась от этого предположения: в районе Цитадели троллей встречалось не меньше, а высоких технологий им не давали. А вот обратную версию пока отбросить не получается. Есть шанс, что Алла и другие представители лесных людей заболели в том числе и потому, что находились рядом с техникой. По крайней мере, судя по рассказам Игоря, пообщавшегося с несколькими активными знакомыми по интернету, в Поднебесной немало сложных приборов: скафандры, телефоны, компьютеры, солнечные электростанции, очистители воздуха, водонагреватели, электроплиты и даже пара автомобилей. Не факт, что именно они вызвали болезнь, но вполне могли поспособствовать её развитию. По крайней мере, противоречий этой версии не видно.

Ненадолго удалившись в кроны, я послала Игорю письмо с полученными сведениями и собственными размышлениями, попросив разузнать у своих знакомых, да и вообще тех, кто выходит в сеть, насчёт используемой ими техники, самочувствия и принадлежности их к тому или иному виду. Потом спустилась вниз, наскоро закончила завтракать и вместе с Вадимом отправилась в дальнейший путь.

 

29–31 ноября 1 года. Джунгли

В этот день мы смогли найти женщину из одиночек: она построила укрытие в отпугивающих насекомых кустах (серебристых леших), похожее одновременно на соломенную хижину и гнездо земных птиц — ткачиков. Себе удунка соорудила накидку из полосок тонкой коры, травы и мха, так что выглядела как плохая пародия на снежного человека. Женщина очень обрадовалась нашему визиту, накормила, расспросила о новостях и искренне поблагодарила за рецепт репеллента. В свою очередь, она тоже поделилась с нами кое-какими небесполезными сведениями, а заодно подсказала, где живут соседи — не слишком близко, в нескольких километрах от её дома. Общаться с ней оказалось приятно и напомнило те славные времена, когда мы сплавлялись по реке и не приходилось заниматься серьёзными проблемами.

До её соседей мы добрались ближе к новолунию. Семейная пара возвела себе неплохое жилище в виде закрытого сарайчика с покатой крышей. Хотя по качеству и комфортности оно уступало как сооружениям волгорцев, так и гнезду встреченной днём женщины, но кое-как укрыться от гнуса позволяло. Естественно, имея худшую защиту, эти люди выглядели гораздо более покусанными. Сразу же после приветствия мы с Вадимом сообщили о цели нашего визита. К счастью прусы оказались распространены повсеместно, так что найти их не составляло труда. Усвоив рецептуру, пара сказала «спасибо» и тут же попыталась распрощаться и намекнуть, что незваным гостям пора и честь знать.

— Что, прямо так и выгоните на новолуние глядя? — невольно возмутилась я. — А накормить и спать уложить в благодарность?

Муж с женой переглянулись, попросили прощения, после чего предоставили нам с Вадимом шикарный ужин и удобные лежанки из перебранного от колючек мягкого мха. После отдыха их начальная неприветливость уже практически забылась, но, когда мы, позавтракав и поблагодарив, собирались уходить, мужчина передал в путь печёную змею, завёрнутую в несколько больших листьев, и сказал:

— Если вдруг ещё что полезное откроете — приходите. Снова накормим и переночевать в уюте сможете.

Его голос прозвучал самодовольно и снисходительно-пренебрежительно, будто это не мы помогли, а он подал нам милостыню. Я резко остановилась, пальцы сжались в кулаки, и возникло сильное желание обернуться и швырнуть рептилию мужчине в лицо. Но тут же мне на плечо легла твёрдая уверенная рука сатаниста и слегка подтолкнула вперёд.

— До следующей встречи, удуны, — тон Вадима, полный достоинства, но даже без намёка на насмешку или гнев, помог преодолеть и, главное, скрыть собственное раздражение. Но только до тех пор, пока мы не отошли на расстояние, достаточное для того, чтобы неблагодарные супруги не услышали разговор.

— С какой стати они так себя ведут? — возмутилась я. — Мы для них стараемся, а вместо благодарности — насмешка и презрение!

— Тебе так важна именно благодарность? — поправив москитную сетку, поинтересовался сатанист.

— Нет, — я на мгновение задумалась. — Хотя да, важна! Когда она есть, легче убедить себя, что усилия не потрачены впустую.

— Не стоит ждать благодарности. Если она есть — это действительно приятно, но рассчитывать на неё не следует, — заметил спутник, выглядывая более удобный путь вниз с очередного крутого склона. — Эти двое почувствовали, что за нами есть сила, что у племён есть реальный шанс взять власть в свои руки. А власть держащих мало кто любит. Их могут бояться, могут уважать или ненавидеть, могут лебезить, чтобы получить какие-то дополнительные блага… Любое племя или группа людей, пытающаяся обрести влияние, становится если не врагом, то потенциальным противником, ведь она может ограничить свободу действий остальных. И кое-кто это уже чувствует — отсюда и негативная реакция. Сознательно или подсознательно, но некоторые пытаются оттолкнуть, доказать свою независимость и достаток. В том числе, и они, — Вадим указал рукой в ту сторону, где осталась неприятная пара, и, внимательно изучив покрытый растительностью водоём, медленно шагнул в воду. — Чем больших успехов нам удастся добиться, тем сильнее увеличится количество тех, кому это придётся не по вкусу.

— Однако первая удунка вела себя вполне приветливо, но не подобострастно, — невольно возразила я. — Мне не показалось, что она стелилась и пыталась казаться более благодарной, чем была на самом деле.

— Я тоже так думаю. Но она и живёт куда лучше этих, — сатанист презрительно хмыкнул. — Возможно, она отнеслась к нам ровно именно потому, что осознаёт свои возможности, и её самооценка не пострадала от нашего визита. Ей не надо было доказывать ни другим, ни себе, что она достойна и свободна — она это и так знает.

Ненадолго опустив лицо в воду, я полюбовалась проплывающей подо мной крупной рыбиной. А ведь собеседник говорит так, словно уже думал на эту тему. Как будто уже сталкивался с негативным отношением. И, скорее всего, не один раз.

— У вас уже были похожие ситуации?

— И у нас, и у волгорцев, — выбравшись на противоположный берег, мужчина слегка наклонился и замер, позволяя воде стечь с непромокаемого костюма. — Неужели ты считаешь, что многие с радостью отвечали на неприятные вопросы при расследовании или все с готовностью отрабатывали своё пребывание у волгорцев? Да, никто не отказывался, но часть, к счастью, пока меньшая, и желания особого не проявила. Они работали, чтобы в следующий раз им не отказали в помощи. За страх, не за совесть. Такие люди есть и будут — от этого никуда не деться.

Я не стала продолжать разговор, тем более, что наметился очередной трудный участок пути. Как ни неприятно признавать — Вадим прав. Если мы хотим повлиять на будущее, построить нормальное общество, нам придётся использовать отнюдь не только пряник, но и кнут. И чем дальше, тем сильнее мы будем отдаляться от остальных свободных. Многие ли любят милицию или начальников? Раздражение прошло, оставив после себя грусть и лёгкую тоску. Но к вечеру и она сменилась странным, непривычным мне ранее ощущением спокойствия и собственного достоинства. С другой стороны, если есть цель, и цель стоящая, и если мы не опустимся на пути к ней, то какое нам дело до мнения остальных? Почему меня должно трогать отношение тех, кто хочет жить одним днём и не готов ценить чужой труд? Я иду рядом с достойными людьми, теми, кто действительно заслужил уважение, и являюсь одной из них. А если я знаю, что мои поступки благородны, то подтверждение со стороны не нужно. И, хотя где-то в глубине ещё шевелилась обида, я гордо выпрямилась и дала себе зарок — не обращать внимания на дураков. Как поступает, например, тот же сатанист.

А на следующий день мы сделали внеочередной привал из-за того, что дрожащим от гнева голосом Сева попросил устроить совещание со всеми группами. Дождавшись, пока начнётся совместный разговор, инженер пояснил причину столь срочной связи. Путешествуя с Верой по лесу, он нашёл семью, от которой узнал ещё о двух соседях. Сходил к одним, а потом, добравшись до вторых, узнал, что они уже в курсе тайны репеллента. Но возмутило инженера не это.

— Они продали рецепт! Не передали — а продали, да ещё и взяли в виде платы начальные вещи!

Слова Севы вызвали мерзкое чувство, как будто с головой окунули в гной или ткнули в разлагающийся труп, и окончательно испортили и без того не радужное настроение. Отвратительно, когда кто-то пытается нажиться за счёт чужой беды или честности. Тем более противно, когда торгуют жизнью. Кстати, с последним инженер был полностью согласен.

— Я считаю, что такой поступок ничуть не лучше воровства и должен караться смертной казнью, — гневно заявил он. — Мы с Верой собираемся вернуться и наказать этих… барыг!

— Стоп! — резко, уверенно и безапелляционно прервал Севу лидер сатанистов. — Вы не должны этого делать. Нет такого закона, согласно которому их можно лишить жизни.

— Значит, пусть они и им подобные спокойно ходят по земле, зная, что им ничего не грозит? Пусть обманывают, лгут, торгуют, наживаются за наш счёт? Нет, ты мне не запретишь! Может, на Земле я и был тем, кого жульё называет лохом, но здесь не потерплю такого отношения! В общем, так, — неожиданно тон инженера сменился с яростного на необычно спокойный и твёрдый. — Вера возвращается домой, к торговцам я иду один. В любом случае барыги должны вернуть владельцам нажитое нечестным путём. Если сами не захотят, заставлю, пусть и через их трупы. Потом можете меня судить, но я не позволю им остаться безнаказанными.

Я почувствовала, как в груди словно что-то оборвалось. Такой резкий перепад настроения, скорее всего, сигнализирует о том, что решение уже принято. И мы вряд ли сможем на него повлиять. Не то, чтобы оно вызывало резкое отторжение, в принципе, я и сама считала, что поступок семьи ничуть не лучше воровства, но что-то шло не так. Похоже, что Сева совершает ошибку, а вот в чем конкретно — не ясно.

— Теперь послушайте меня, — перебив многоголосое обсуждение, в котором смешались мнения «за» и «против», сказал Вадим. — Сева, ты не должен возвращаться сейчас. Точнее, должен как раз вернуться и поставить «маяк» рядом с тем местом, где живут торговцы. Если ты сейчас их убьёшь, то все наши труды окажутся напрасны. Но это не значит, что продавшие сведения, предоставленные им бесплатно, останутся безнаказанными, — повысив голос, чтобы перебить намечающиеся возражения, продолжил сатанист. — Сначала мы закончим поиски людей. А потом обсудим этот случай всеми племенами, проголосуем и примем решение. Вместе. Идти против трёх племён поостерегутся. Твой самосуд только подорвёт наш авторитет, покажет, что мы не можем контролировать даже своих людей. Не стоит разваливать только-только появившийся союз ради пары преступников.

Сева некоторое время молчал, а потом вздохнул.

— Но если вы решите спустить всё на тормозах, я лично приму меры, — честно предупредил он.

Вадим на мгновение задумался.

— Есть вариант, при котором тебе не придётся долго мучиться сомнениями. Я предлагаю ночью, когда наступит пора новолуния, связаться с нашими племенами и группами, обсудить и проголосовать. Всем, без исключения.

Ещё немного поговорив и успокоившись, мы разъединились.

— Спасибо, что дал Севе время остыть и подумать, — поблагодарила я, с невольным уважением посмотрев на спутника. Настоящий лидер, хотя совсем не похож на Дета — тот предпочитал не высовываться, направляя наши действия в нужную сторону мягко и незаметно, в отличие от сатаниста, который говорил прямо и быстро принимал решения.

— Не за что, — пожал плечами Вадим. — Но Сева прав: одно дело — неприветливые слова, и совсем другое — такие поступки. Если мы сейчас дадим слабину, нам сядут на шею. Но если покараем, то очень откровенно покажем, что претендуем на власть. Нас слишком рано заставляют проявить себя. Как бы это не вылилось в открытый конфликт.

Я согласно кивнула. С одной стороны, если мы хотим, чтобы народ опасался даже пытаться нажиться на чужой беде, нужна очень суровая кара. С другой — у нас нет закона, запрещающего такие действия. Из-за этого возникает вопрос — насколько мы вообще имеем право судить за то, что до этого не порицалось? К сожалению, раньше я почти не интересовалась политикой и не в курсе, сталкивались ли с подобными случаями во время сплава, например, когда случился долгий беспривальный период и у некоторых кончились запасы. Хотя тогда власть была в руках царя, а его людей опасались, и вряд ли нашлись те, кто осмелился перепродать полученную бесплатно пищу…

В этот день мы больше не встретили людей, что и к лучшему. Не уверена, что после всего произошедшего я бы смогла отнестись к ним хоть сколько-то лояльно.

 

Ночь 32 ноября 1 года. Джунгли

После полуночи, когда почти всю жёлтую луну закрыла тень от нашей планеты, мы устроили общеплеменное совещание. Ещё до этого я узнала, что Игорю удалось найти в сети и установить программу, с помощью которой компьютер можно использовать в роли мобильного телефона или для голосовой связи, так что обсуждение мы решили вести вслух. Вкратце описав произошедшее, Сева с Верой ответили на некоторые вопросы, уточнив, что покупателям удалось сохранить совсем немного начальных вещей и пришлось отдать за рецепт репеллента почти половину.

— В принципе, торговля — это двигатель прогресса, — с сомнением в голосе заметила Света. — А предприимчивые дельцы находились во все времена. Так что ничего удивительного в этом нет. Но знаете, я очень рада, что не они сохранили работоспособность во время болотной лихорадки.

— Если уж на то пошло, сейчас важнее не отомстить, а исключить возможность повторения таких случаев в будущем, — вмешался лидер волгорцев. — Но до сих пор нет ни способов защиты, ни даже соответствующих правил. Пока у нас есть только три закона: не убей без причины, не укради и не изнасилуй. Вам не кажется, что они оставляют очень широкий простор для жуликов?

— Верно, — согласился Дет. — Существующее законодательство нуждается в расширении и дополнении, но это дело не одного дня.

— И, в первую очередь, надо заняться уголовным кодексом, — предложила одна из сатанисток.

— Основные положения можем разработать мы, те люди племён, кто не принимают участие в поисках, — высказала идею Лиля. — После чего предоставим их на всеобщее обсуждение союза.

Предложение экономистки понравилось, и оставшиеся на некоторое время в селениях люди уточняли детали, время связи и распределение обязанностей.

— Это всё очень хорошо и правильно, — вернула разговор в прежнее русло Вера. — Но сейчас важно решить, что будет с теми, кто перепродал переданные им бесплатно сведения. Особенно учитывая, что они взяли в виде платы невосполнимые вещи и воспользовались безвыходным положением покупателей.

— К сожалению, я склоняюсь к мысли, что ничего, — нерадостно хмыкнув, сказал один из волгорцев. — Да, на будущее мы запретим такие действия, но закон не должен иметь обратной силы. Иначе начнётся хаос.

— В принципе, можно попытаться поговорить с торговцами и объяснить, что их поведение аморально, — добавила Надя.

— Не согласен, — резко возразил Росс. — Среди свободных нет дураков, так что перепродавцы прекрасно понимали, каков на самом деле их поступок. Тем не менее, это их не остановило. Неужели вы и вправду верите, что чьё-то порицание, особенно если оно не будет подкреплено силой, заставит таких людей исправиться?

— А, по-моему, их поступок вообще должен приравниваться к воровству, и наказание нужно соответствующее, — настаивал Сева.

— Но до сих пор не приравнивалось! — указала Света.

— А разве уже были подобные случаи? — влезла я.

— Нет, — уверенно ответил Вадим. — Мы внимательно следили за всеми конфликтами. За время сплава и до него ничего подобного не происходило. Натуральный обмен существовал, но либо тем, что удавалось добыть с такими же дарами природы, либо артефактами за другие артефакты. И уж тем более, никто не перепродавал полученное бесплатно.

— Тогда всё было на виду, — добавила сатанистка. — Поэтому люди опасались всеобщего порицания. Теперь у них есть возможность скрыть свои неприглядные действия или, по крайней мере, не оказаться под давлением доброй сотни, а то и большего количества человек.

— Вот именно! Раньше все подлые поступки быстро становились известны! А теперь этого нет, так что надо обеспечить порядочность как-то по-другому, — согласился лидер волгорцев. — Считаю, что их тоже не помешает прописать в законе.

— Всё-таки, что будем делать с торговцами? — не сдавался инженер. — Я понимаю идею насчёт «обратной силы», но считаю, что она годится не во всех случаях. Потому что иначе любой, кто изобретёт новый вид преступления, останется безнаказанным — ведь оно ещё не запрещено законом.

— Сева прав, — заметил Вадим. — Нельзя оставлять безнаказанным даже первое нарушение — это слишком большой стимул искать лазейки в законе. Предлагаю такой вариант: законодательство не имеет обратной силы, за исключением уголовного кодекса. Так и преступников удастся покарать задним числом, и, одновременно, будет хоть какая-то определённость.

— Я сейчас скажу немного не в тему, но это тоже нельзя откладывать, — влез в разговор Росс. — Я предлагаю заменить казнь сдачей людей на опыты, — на некоторое время дальнейшие слова зеленокожего заглушило многоголосое возмущение. — Да дайте же мне объяснить! — не выдержав, крикнул он. Но продолжить всё равно смог не скоро. — Вот вы тут о садизме и бесчеловечности таких мер говорите. А вы вообще представляете, каково врачам?! Да, скорее всего, мы и сейчас сможем помочь с элементарными ранами, но если попадётся более сложный случай, мы будем совершенно беспомощны. Я не шучу, а говорю, основываясь на собственном горьком опыте. Нам придётся на ходу искать лекарства и методы лечения, экспериментировать на больных невинных людях, тогда как многое из необходимых средств и методов можно было бы проверить на тех, кто не счёл нужным подчиниться общим правилам и считаться с другими! Разве такой путь не лучше? Мы ведь даже не знаем, какие животные имеют достаточно близкую физиологию, чтобы испытывать на них. Это всё ещё впереди. Вот вы были бы готовы, пытаясь помочь, собственной рукой убить друга, любимую, ребёнка или вообще любого нормального человека?! — Росс ненадолго замолк, некоторое время стояла тишина, а потом он добавил: — Если вы решите, что возможно использовать для опытов преступников, то я обязуюсь, во-первых, сначала проводить все испытания на животных, в поисках тех из них, кто схож с человеком в целом или по некоторым системам органов, а во-вторых, проходить любые проверки, чтобы доказать, что не проявляю излишнего садизма.

— Ты привёл очень убедительные аргументы, — после недолгого раздумья согласилась представительница племени сатанистов. — Более того, я согласна, что такое решение разумно.

— Однако есть одно большое «но», — продолжила её коллега. — Если вдруг представители союза примут такой закон, то как на него отреагируют остальные? Нет никаких гарантий, что они войдут в положение врачей.

— Наоборот, скорее всего, большинство не поймёт и не одобрит, — поддержал её Дет.

— Такие действия с нашей стороны, по крайней мере, пока союз не доказал, что является реальной силой, которой лучше уступить, могут спровоцировать народ на объединение против союза. Нас могут просто напросто задавить. Нет, хотя я тоже понимаю тебя, Росс, но всё равно не поддерживаю твоё предложение. Пока не поддерживаю, — твёрдо сказал Вадим.

— А нормальные люди пусть продолжают дохнуть, — с изрядной долей яда и малозаметными нотками горечи в голосе прокомментировал зеленокожий.

Некоторое время мы обсуждали его предложение, но даже большинство из тех, кто в принципе ничего против такой меры не имел, согласились, что время подобного нововведения ещё не пришло. А потом Сева снова повернул разговор на перепродавших рецепт репеллента. К моему удивлению, не нашлось ни одного человека, кто бы возражал, что торговцы заслуживают наказание, спор шёл только о том, насколько жёстким оно должно быть. Инженер, Росс, Вера и ещё несколько человек настаивали на смертной казни, Света, Игорь и часть волгорцев на том, чтобы просто заставить нажившихся на чужом горе вернуть полученную плату.

— Кроме прочего, следует учесть, что этот суд состоится задним числом, — напомнила Лиля. — Поэтому, на мой взгляд, можно немного смягчить наказание, особенно если преступники раскаются.

— Не стоит верить словесному раскаянию, — отрицательно покачал головой Вадим. — Даже если они повинятся, это вовсе не означает, что на самом деле поняли всю мерзость своего поступка и не повторят его при первой же возможности.

— А ещё стоит помнить, что продавцы могут попытаться отомстить покупателю за то, что он их выдал, — заметил Дет.

— Это тоже, — согласился лидер волгорцев. — Лучше всего найти довольно гибкое решение, которое одновременно давало бы преступникам шанс, но и позволило избежать повторения или мести.

— Насчёт того, как избежать мести. Можно поступить просто, хотя и не абсолютно правильно, — предложил Вадим. — Всего лишь предупредить, что если с их соседями случится беда или они по какой-либо причине погибнут, торговцы будут первыми подозреваемыми или и вовсе считаться убийцами. Понимаю, что эта мера не идеальна, но при соответствующей подаче она может предотвратить новые эксцессы.

— Поддерживаю, — одобрил лидер волгорцев. — Только преподнести эти сведения надо очень эффектно.

— Ну, за этим дело не станет, — нехорошо усмехнулся главный сатанист.

Мы ещё долго говорили, обсуждали различные варианты наказания, приводили аргументы «за» и «против», но, в конце концов, тридцатью четырьмя голосами против семи приняли решение. Хотя некоторые высказывались против, но даже они не считали окончательный вариант однозначно плохим — разве что слишком мягким. Тем, кто перепродал переданные им бесплатно сведения, предложат вернуть полученную плату и извиниться, а также предупредят, что если с покупателем что-либо случится, они будут первыми подозреваемыми. В случае, если продавцы откажутся последовать совету, их ждёт смертная казнь. Вещи, которые заплатил сосед, и в этом случае должны быть возвращены владельцу, а остальные изымаются в пользу тех, кто возьмёт на воспитание ребёнка преступников. И в первом, и во втором случае приговор будет приведён в исполнение племенем сатанистов после того, как мы вернёмся с этого задания.

После окончания суда Сева успокоился и, хотя оказался в ряду тех, кто считали кару неадекватной преступлению, пообещал не заниматься самодеятельностью и не пытаться лично привести приговор в исполнение. Это позволило всем посвящённым, да и не только им, вздохнуть свободнее. По крайней мере, теперь наш друг не окажется в двусмысленной ситуации или, что ещё хуже, не погибнет из-за своих необдуманных поступков.

Одно из первых действий союза племён и уже может вызвать волну негатива со стороны других свободных. Ведь, если говорить честно, торговец не нарушил ни одного из тех законов, которые согласились соблюдать все люди. То есть наше решение вполне может рассматриваться как самоуправство. Причём, скорее всего, именно так его и поймут. Нет, я уверена, что часть людей одобрит наши действия, но вот какая часть — это уже совсем другой вопрос. Однако Вадим прав: если мы хотим добиться порядка, то не должны показывать свою слабость. И если за это придётся заплатить испорченными отношениями — так тому и быть.

 

32 ноября–4 декабря 1 года. Джунгли

Шли дни, но больше таких очевидных случаев наживы за счёт чужой жизни не повторялось, да и неприветливые люди встречались нечасто. Но как ни печально, человеку свойственно запоминать плохие события лучше, чем хорошие. И здесь это не изменилось. Я отстранилась, создала мысленную преграду между собой и теми, кому мы оказываем помощь. Не потому, что начала их презирать или ненавидеть, хотя появились настороженность и некий небольшой негатив. Отгородившись, я чувствовала себя более защищённой, менее уязвимой к очередному предательству или неблагодарности. Но, выстроив крепость в душе, не сразу заметила, что и поведение моё стало другим. Этому помог случай.

Уставшие после длительного перехода, мы встретились с полигамной семьёй в три человека. Жили они в закрытом шалаше-сарае и, судя по внешнему виду, в борьбе с кровососами проигрывали.

— Здравствуйте, — почти привычно поприветствовала их я. — Мы принесли рецепт репеллента. С вас сытный ужин, ночлег и завтрак.

— А также продукты в дорогу, чтобы хватило на двоих поесть один раз, — добавил Вадим.

Хозяева очень обрадовались нашему приходу, поблагодарили за помощь и предложили отдохнуть у костра. Но что-то в их поведении насторожило. Подобострастность, признание своей слабости и готовность подчиняться. Не на словах — они как раз остались обычными, а в интонациях голоса, жестах, тому, как все трое опускали взгляд. Но и этого хватило.

Ещё ни разу после второго рождения я не встречалась с таким поведением. Здесь, в новом мире, люди были не покорны и раздавлены, а самостоятельны и свободны. Да, периодически им приходилось переносить трудности, и почти каждый день случались какие-то неприятности, но пока не бывало, чтобы из-за этого один человек склонялся перед другими. Не жертвовал какими-то принципами, не просил помощи, не менял деятельность или компанию, а именно выказывал готовность к рабскому подчинению. Поведение семьи подействовало как холодный душ и заставило посмотреть на себя со стороны.

Да, эти люди оказались в тяжёлом положении, но именно мы с Вадимом послужили последней каплей. Недавние события сильно на нас повлияли, и теперь, вместо дружелюбного или спокойного разговора на равных, мы начали отдавать распоряжения. В речи то и дело проскальзывали не просьбы и предложения, а приказы, да и держались мы как уверенные в своей правоте люди, которые чувствуют за собой силу и не потерпят неподчинения. Только теперь я поняла, что таким образом мы сами провоцируем противостояние с теми, кто хочет остаться независимым, или подчинение тех, кто не видит другого выхода.

Во время ближайшей связи я поделилась своими наблюдениями с остальными, и практически все признались, что замечают за собой тоже самое. Теперь у нас не получится обвинять одиночек в неприветливости. Сейчас мы не только распространяем рецепт репеллента, а ещё и наглядно демонстрируем своим поведением, что относимся к другим людям свысока. И даже если на самом деле это не так, точнее, не совсем так, но если бы я столкнулась с кем-то из участников миссии, наверняка бы решила, что они ни во что меня не ставят. Почти все участники экспедиции согласились, что надо постараться проследить за собой и попытаться выправить наше поведение, но одно дело сказать, а совсем другое — воплотить в жизнь. Не раз и не два я замечала, что стоит хоть немного забыться, как вместо внешней приветливости вновь появляется настороженность и резкость. Нет, больше чем в половине случаев после краткого общения (особенно с уверенными в себе, не покорёнными обстоятельствами людьми), отношения исправлялись и становились искренними, но увы, отнюдь не всегда.

Ещё через некоторое время удалось расклассифицировать встречающийся народ на два типа: настоящие свободные и все остальные. С первыми легко получалось говорить на равных: они не ставили себя ни выше, ни ниже нас, благодарили, но не прогибались или не пытались оттолкнуть. Общение с такими людьми каждый раз вызывало прилив хорошего настроения и приятное ощущение того, что наш труд оценён и что затея стоит того, чтобы тратить на неё столько времени и сил. Несмотря на трудности и то, что отнюдь не все удуны этого типа смогли справиться с проблемой гнуса, ни одного из них даже язык не повернулся бы назвать проигравшим или сдавшимся. Те же, кто оказался достаточно успешен и смог либо найти какой-то свой способ защиты, либо открыть ещё какую-нибудь хитрость, облегчающую жизнь, в большинстве случаев сами предлагали взаимовыгодный обмен. Даже если этого не случалось (а мы не настаивали на том, чтобы люди выдавали свои тайны), то всё равно польза от сотрудничества оправдывала все затраты.

Некоторые из обнаруженных одиночками способов защиты оказались очень необычными. Так, одна из женщин поселилась рядом с птичьей колонией и охраняла её от мелких хищников. Пернатые, в свою очередь, совершенно не опасаясь присутствия человека, не просто летали рядом, но и присаживались на её тело, вылавливая кровососов. Даже когда женщина отходила от гнездовья, почти два десятка птиц постоянно следовали за ней. А через пару дней волгорцы рассказали, что встретили мужчину, носящего на голове в собственных волосах осиное гнездо. По его словам, однажды он проснулся и обнаружил, что в шевелюре поселился небольшой рой. Естественно, волосы пришлось осторожно сбрить, но уничтожать насекомых мужчина не стал, удовлетворившись тем, что сделал удобную прослойку между получившимся париком и кожей головы.

— Неужели осы его не жалят? — не удержалась от вопроса я.

— Естественно, жалят, но не так сильно, как могли бы заесть кровососы.

Гораздо чаще попадались люди, защищающиеся при помощи самодельной одежды, укрытий или естественных репеллентов. В качестве последних из мобильных больше других использовали кабачёчки, а из стационарных — уже знакомые нам кусты серебристых леших. Однако были и исключения. Благодаря одиночкам мы узнали о ещё нескольких растениях, обладающих способностью отпугивать насекомых, и двух грибах с такими же свойствами.

Кстати, пара сатанистов, которая ушла вверх по течению реки, нашла амазонок и махаонов. Эти два племени поселились не очень далеко, на расстоянии нескольких километров друг от друга, и часто контактировали. На предложение присоединиться к поиску людей и те, и другие ответили отказом, но пообещали обойти всех известных им соседей. На всякий случай сатанисты задержались на день, но, проведав пару семей после представителей местных племён, убедились в их честности и бескорыстности.

Как-то само собой получилось, что первоначальная цель похода дополнилась разведкой и примерным картографированием местности, в чём немало помогали мобильники. Отмечая «маяками» значимые ориентиры, например, достаточно крупные реки, удавалось, невзирая на скалистую, очень пересеченную местность, замерить большие расстояния. Такой способ гораздо удобнее, чем считать шаги, особенно учитывая, что всё время приходится лезть вверх или вниз. Я даже по-белому позавидовала сатанистам: встроенный в моё начальное имущество поиск вообще не годился для этой роли, поскольку указывал только направление местонахождения другой вещи. Зато не в двух-, а в трёхмерном виде, позволяя отыскать пропажу и на дереве, и закопанную в землю.

Вопреки ожиданию, путешествовать в компании Вадима оказалось вполне терпимо и даже комфортно, возможно, потому, что он не пытался изменить моё мнение по спорным вопросам, а я не претендовала на лидерство. Но и сатанист не навязывал свои решения по пустякам, часто предоставляя свободу выбора и практически всегда прислушиваясь к высказанным предложениям. Другое дело, что советы он принимал отнюдь не все, но, если было время, старался аргументировать отказ.

Новости из Ордена (так общим голосованием посвящённые решили назвать своё селение) обнадёживали. Рысь пока не проявляла никаких признаков недомогания, и количество паразитов в её крови не увеличилось, хотя и не уменьшилось. Я тоже чувствовала себя хорошо и постепенно даже сам факт присутствия в моей крови большого количества членистоногих стала воспринимать спокойнее. Если бы они действительно сильно вредили, то это уже как-то проявилось: в слабости или болях. На мгновение промелькнула неприятная мысль о том, что хорошее самочувствие может оказаться следствием выделяемых паразитами наркотических веществ, но я постаралась переключиться на что-нибудь другое. Пройдет время, и всё станет ясно. А пока надо ждать.

Спруты с каждым днём встречались всё реже и теперь уже не вылезали на берег и не реагировали на громкие звуки, лишь иногда проплывая мимо — судя по всему, их брачный период подходил к концу. Зато другие животные, в том числе хохочущие олени, вновь проявили свой непоседливый характер и, шумно спускаясь в воду, поднимали тучи брызг. Не успели мы с Вадимом облегчённо вздохнуть насчёт того, что водоёмы стали менее опасными, как обнаружили, что забрались в те места, где живут крокодилы. К счастью, хищные рептилии встречались нечасто и, в большинстве, совсем мелкие, но сам факт их присутствия заставлял насторожиться. Особенно если допустить, что природа только восстанавливается после некоего катаклизма. В этом случае животные крупные или с длинным циклом размножения могли ещё просто не успеть восстановить свою численность. Сколько мы тут? Всего на несколько дней больше местного года. Как изменятся джунгли ещё через несколько лет? Будущее одновременно и пугало, и манило.

 

5 декабря 1 года. У заросшего озера

Через восемь суток после заочного суда мы вышли к большому сильно заросшему озеру. Поверхность воды почти скрывалась под листьями кувшинок и ряской, а на мелководье — густыми полянами местной вариации осоки. Ландшафт на другом берегу изменялся: скалистые возвышения и холмы, поросшие древесной и кустарниковой растительностью, располагались реже, чем на нашем, перемежаясь достаточно обширными участками высокой (судя по увиденному в бинокль, до нескольких метров) травы. Посоветовавшись, мы с Вадимом решили не пытаться преодолеть озеро, а просто осмотреть этот берег и завернуть обратно, тем более, что за последние двое суток встретили только одну пару свободных. Вряд ли кто-то ушёл так далеко, а даже если и так, то у нас почти нет надежды их отыскать.

Во время одной из недолгих остановок мы искупались, несмотря на крокодилов: Вадима защищал костюм, который тот не снимал даже в воде, а мной они и так не интересовались.

— Вот только непонятно, почему крокодилы не нападают? — поделилась я своими мыслями с сатанистом. — Ведь для выработки репеллента надо, чтобы они меня уже покусали, а этого не было.

— Думаю, достаточно того, что ты ядовита, — ответил Вадим, обрабатывая травяной мочалкой ноги. — Потрёшь спину?

Я недоуменно посмотрела на собеседника, удивлённая сменой темы, а потом кивнула.

— Конечно, — и, немного помолчав, вернулась к интересующему меня вопросу. — Да, если предположить, что, например, у меня какой-то специфический предупреждающий об опасности запах… Но тогда почему некоторые мухи всё-таки кусались?

Вадим пожал плечами и улыбнулся.

— Хотя… — вслух подумала я. — Если допустить, что есть минимум два вида яда: один обычный и присутствует постоянно, обуславливая, в том числе, защиту от большинства хищников и некоторых насекомых. А в случае, если животное устойчиво к стационарной защите, организм вырабатывает репеллент. Но тогда… — я радостно вскинулась от пришедшей в голову идеи, но сатанист резко перебил.

— Ты уверена, что то, чем ты хочешь со мной поделиться, не тайна посвящённых?

Я закрыла рот и виновато потупилась.

— Пока нет, но в целом — да. Спасибо, что остановил.

Разговор затих, но идея не ушла. Вадим прав: с ней лучше подождать до возвращения. Возможно, мой пот и пот прусов не помогает от некоторых насекомых просто потому, что от них нет специфического репеллента? А тот, в свою очередь, не вырабатывается именно по той причине, что эти виды и без него не покушаются на наши тела? Тогда если поймать несколько таких кровососов и заставить их укусить меня, то уже через сутки качество конечного продукта может сильно возрасти! И почему я об этом раньше не подумала?

Когда мы продолжили путь, я старательно выглядывала коварных насекомых, которые ели людей, но не пытались полакомиться представителями моего вида. И, выловив парочку, попыталась насильно накормить их собой. Но пленники ни в какую не желали кусаться. Немного подумав, я в кашицу растёрла голову и грудь насекомых между двумя камнями, потом сковырнула корочку с одной из царапин и смазала получившейся массой. Вдруг и этого окажется достаточно для выработки репеллента? Хотя, чтобы проверить, нужен подопытный, а Вадим для этой роли не годится. Значит, всё-таки придётся отложить научные изыскания до нашего возвращения.

А через некоторое время мы обнаружили следы присутствия человека. Но такие, которые лучше бы и не видеть. Над самым краем берега висели два мёртвых тела, сильно, в некоторых местах до костей, объеденные птицами и насекомыми, всё ещё продолжающими своё неприятное пиршество. Трупы только начали разлагаться, а значит, погибли не больше чем несколько часов назад. Опознать тела не получилось, с первого взгляда даже не удалось определить их пол, настолько серьёзно они оказались повреждены. Невольно я отодвинулась поближе к дереву, чтобы в случае опасности залезть наверх, а сатанист привычным движением расчехлил и взял в руку топор. Прислушавшись и не заметив в привычном лесном гаме угрозы, мы подошли чуть ближе, чтобы лучше изучить покойных. Двое мужчин, светлый шатен и с каштановыми, чуть рыжеватыми волосами. Кожа у обоих смуглая, но достаточно часто встречающегося цвета, так что этих признаков недостаточно для опознания.

— Убийцы могут быть недалеко, — тихо сказал Вадим. — Надо связаться с нашими, а потом попытаться найти тех, кто это сделал. Или дать им найти нас.

— Зачем?! — шёпотом возмутилась я. — Лучше поставить маячок и уходить, пока не поздно. А то, встретившись с ними, мы сами попадём под удар.

— Не факт. Если бы убийцы были простыми бандитами, они бы не стали вешать тела, а просто бросили их, — не согласился сатанист. — А это больше похоже на казнь. Или на действия большой, уверенной в своих силах группы. Понимаешь?

А ведь он прав! Сколько мёртвых я видела за новую жизнь, но ни одного повешенного. Это не просто убийство, а заявление о своей готовности использовать силу снова и снова. Слишком демонстративно расположены мертвецы: на видном месте да ещё и приподняты над землёй. Кстати, в качестве верёвки использованы сплетённые между собой тонкие лианы — достаточно крепкие, чтобы удержать вес, но шершавые, не слишком удобные для такой казни. Да и на шее не скользящий, а обычный грубый узел. Может, повесили уже мёртвых людей?

— Вот, возьми, — вытащил сатанист откуда-то из-под костюма запасной мобильник. — И иди наверх, но не теряй меня из виду.

— У меня есть компьютер, — попыталась отказаться я, но мужчина резко перебил:

— Маячки ты тоже с помощью компьютера ставить собираешься? — и, дождавшись, пока я возьму телефон, продолжил. — Я не знаю, что тут произошло. И не уверен, что мы в безопасности. Это могли сделать драконы, но есть шанс, что образовалась ещё какая-то группа, и неясно, насколько дружелюбная. Мы не можем оставлять за спиной неизвестную угрозу. Надо разобраться. Залезай на дерево и не показывайся. В случае чего ты сможешь передать сведения остальным.

Хотя и хотелось, но я не стала возражать и, пожелав удачи, быстро удалилась в кроны. Сейчас не время для споров.

Сатанист осматривал окрестности снизу, а я занималась тем же самым с деревьев. Если с той стороны, с которой мы пришли, следов человека почти не было, то буквально в паре сотен метров от импровизированной виселицы в другом направлении удалось обнаружить и другие признаки цивилизации. Подкопанные папортофельные кусты, обрезанные ветви лозы, а чуть дальше — три обустроенных спуска к воде, два больших кострища с устроенными сиденьями из мха или травы со всех сторон и даже четыре длинных стола из жердей. Но никакого жилья или укрытия. И самих людей тоже не видно. Это удивляло, более того, пугало. Судя по всему, здесь бывали часто. И отнюдь не два-три человека, а больше десяти или даже, судя по количеству сидений, двадцати. Но куда они делись? И почему нет хотя бы простых шалашей?

Через пару часов Вадим забрался на скалу и, устроившись так, чтобы обзор, пусть и не слишком хороший, открывался во все четыре стороны, позвонил мне.

— Можно спускаться? — первым делом поинтересовалась я.

— Как раз нет. Если это не драконы, а, скорее всего, не они… — начал сатанист, но я его перебила:

— Почему не драконы? На мой взгляд, как раз на них похоже.

— Нет, совсем не похоже, — твёрдо возразил мужчина. — Драконы ушли вместе, но просто для того, чтобы жить по соседству, а не вести совместное хозяйство. Они индивидуалисты и не стали бы организовывать общий лагерь. Дальше. В союзе сейчас сорок три взрослых. Плюс двадцать у амазонок и махаонов. За время поисков мы узнали о местонахождении ста тридцати шести человек. Ещё у драконов в племени, скорее всего, не менее десяти.

— И? — не понимая, к чему все эти числа, сказала я.

— Сама посчитай, сколько остаётся, — предложил Вадим. — А если учесть, что человек десять наверняка погибло…

Я задумалась. Если из двухсот сорока вычесть всех известных и предположительно погибших, остается двадцать один человек. Вполне достаточно, чтобы устроить такой лагерь.

— Ну, подсчитала. И что дальше? — я задала вопрос и тут же поняла, какой будет ответ. Насколько велик шанс, что все или почти все, кого мы пока не нашли, поселились вместе? Малы. Очень малы. Гораздо вероятнее, что пока ненайденные разбрелись по джунглям или что мы просто прошли мимо, не заметив. Но тогда кто живёт здесь? Или, судя по отсутствию укрытий, не живёт, а часто наведывается? Меня прошиб холодный пот. — Всё, я поняла, можешь уже не объяснять. Я считаю, что мы должны уйти.

— А я — нет. Мы не можем опять бежать. Поэтому чем раньше и больше узнаем о местных, тем лучше. Я вернусь к их временному лагерю, разведу костёр и подожду хозяев. Ты следи сверху.

Я кивнула, хотя и понимала, что сатанист не увидит этого движения. Связавшись с остальными, рассказала обо всём, что удалось найти, и о предположении Вадима. Потом устроила в ветвях гнездо и, по совету сатаниста переключив телефон на вибровызов, закрепила его на внутренней стороне пояса.

Наступала пора новолуния, стемнело, и разведённый напарником огонь стал виден издалека. Вадим устроился рядом с костром и, судя по всему, провалился в сон. А мне не спалось. Если здесь есть люди, то вполне могут быть и тролли. Войны — да что там войны, даже простых стычек не хотелось. Может, в чём-то сатанист и прав, но я бы предпочла не встречаться с незнакомцами. Одна надежда — что местным ничуть не легче нашего справляться с агрессивной окружающей средой и до открытых конфликтов могут просто не дойти руки. Но если здесь живёт большая группа — то она тоже представляет собой силу. И не факт, что меньшую, чем наш союз племён. Тем более, что пока я ворочалась в гнезде, в голову пришла ещё одна мысль. Если обычным лесным людям укрытие нужно, то мне подобным оно ни к чему. Но почему-то возможная встреча с сородичами не порадовала. От людей и троллей всегда можно укрыться на деревьях, но с женщинами моего вида этот фокус не пройдёт. А значит, остаться в стороне в любом случае не удастся.

 

6 декабря 1 года. У заросшего озера

Они появились на рассвете, когда я уже не спала, а завтракала, параллельно записывая свои размышления на тему усовершенствования репеллента, и настолько увлеклась работой, что заметила чужаков одновременно с только что вставшим Вадимом — то есть слишком поздно. Сразу с нескольких сторон к костру вышли вооружённые копьями люди в камуфляжных костюмах с капюшонами. Одежда была явно не собственного производства, а из начальных вещей. Поспешно выключив компьютер, я прижалась к гнезду, следя за событиями внизу через щель в подстилке.

— Оружие на землю, — скомандовал один из чужаков. — И твои дружки пусть тоже выходят.

Сатанист медленно, чтобы не нарываться, отодвинул от себя топор.

— Я один. И пришёл с мирными намерениями, — на удивление спокойно сказал он.

— Не пытайся лгать! Такие, как ты, поодиночке не ходят, — обвиняюще бросил другой незнакомец. — Эй там, выходите, или этому не поздоровится, — он махнул в сторону Вадима копьём.

Я скрипнула зубами. Если чужаки говорят серьёзно, а они не похожи на шутников, то, скрываясь, я могу навлечь на сатаниста ещё большую опасность. С другой стороны, если сдаться, то это ничем не поможет, просто вместо одного пленного у отряда будет два. Так что не стоит совершать глупые поступки. Может, кто-то назовёт такое решение трусостью, но я не стала выдавать себя.

— Ладно, — так и не дождавшись результатов воззвания к лесу, кивнул чужак. — Но не думай, что им удастся долго скрываться, если, конечно, не уйдут подальше. Мы предупреждали, чтобы вы оставили нас в покое. Не послушали — сами виноваты.

Несколько коротких распоряжений, и вот уже Вадиму связали руки. Сатаниста тщательно обыскали, забрав всё, кроме одежды и разложили награбленные вещи на столе. Два человека несколько минут рассматривали имущество сатаниста, почему-то обратив особое внимание на телефон, а не на оружие.

— Кто ты такой? — спросил один из них Вадима женским голосом.

Из-за одинаковых, довольно широких и закрытых костюмов до этого мне не удалось определить их пол, скорее всего, из-за привычки видеть людей голыми, да и точка обзора не самая лучшая.

— Это долгая история. Я издалека.

— Может быть, и не врёт, — повернулась женщина ко второму. Тот кивнул:

— Ладно, пойдёшь с нами, там выясним.

Быстро собрав все вещи, чужаки, вместе с Вадимом, пошли к озеру, четверо забрались на просевший под их тяжестью плот, а остальные, включая сатаниста, погрузились в воду, лишь придерживаясь за края плавсредства, после чего оно отчалило от берега.

Я перебралась на ближайшее к воде дерево и панически поглядела им вслед. Ушли. Сейчас нельзя даже пытаться переплыть озеро — слишком велик шанс, что меня заметят. Надо ждать, пока не поднимется туман. Но за эти несколько часов чужаки могут удалиться на большое расстояние. Достав мобильник, я позвонила знакомой сатанистке, описала сложившуюся ситуацию и попросила объяснить, как настроить телефон так, чтобы видеть месторасположение другого аппарата. Потом настроила мобильник и некоторое время переводила взгляд то на экран, бездушно показывающий, что расстояние между мной и сатанистом увеличивается, то на удаляющийся плот. Хорошо, что теперь я смогу найти эту группу, даже потеряв её из виду. Но плохо, что если они разберутся с управлением, то смогут точно так же выследить меня.

Вскоре отряд вернулся, и, разделившись по трое, люди занялись повседневными делами: сбором хвороста и съедобных растений, охотой и приготовлением пищи. Но одна-две группы всегда оставались на страже: оглядывали лес и озеро, иногда даже посматривали на деревья, отчего я каждый раз замирала.

Несколько часов прошло в тяжёлом неведении. Даже если допустить, что местные действительно не бандиты, на что очень похоже, они вполне могут принять за преступников нас. Сумеет ли сатанист доказать свою невиновность?

Вибрация телефона заставила вздрогнуть. Звонили с мобильника Вадима. Мгновение поколебавшись, я сделала звук потише и, с опаской поглядев вниз, взяла трубку.

— Со мной пока всё в порядке, — сразу же сообщил сатанист. — Но местные хотят поговорить и с тобой.

— Насчёт чего? — шёпотом поинтересовалась я.

— Думаю, будут спрашивать по всем или некоторым пережитым приключениям, чтобы сравнить наши версии, — просто ответил Вадим, а на заднем плане прозвучало возмущённое замечание о болтливых гостях. — Передаю телефон Борцу, местному лидеру.

— Мы хотели бы встретиться. Сможешь подойти к кострищу?

— Нет, — без колебаний ответила я.

— Почему? — удивился названный Борцом.

— Потому что вообще не приду на встречу. Поговорить можно и по телефону.

Некоторое время в трубке раздавались только неразборчивые приглушённые голоса — судя по всему, её зажали рукой, чтобы ухудшить слышимость.

— А если тебе гарантируют безопасность и свободу?

Я ненадолго задумалась, но потом с сожалением ответила:

— Неизвестно, насколько можно верить твоему слову и гарантиям, — бросила ещё один взгляд вниз и добавила. — Один раз я уже потеряла бдительность и попала в плен. Не хочу повторения.

— Ладно, тогда поговорим так, — к счастью, Борец не стал настаивать на личной встрече. — Насколько я понимаю, сейчас ты неподалёку от наших людей. Предлагаю тебе перебраться в безопасное место и позвонить оттуда, чтобы пообщаться в нормальной обстановке.

— Хорошо, — кивнув, я отключила телефон и направилась в сторону от озера. Хотя подозрения оставались, но пока не удавалось придумать, зачем бы вдруг лидеру местных мог понадобиться мой уход от лагеря.

Удалившись на достаточное расстояние, я устроила из веток и листьев новое гнездо, сорвала несколько фруктов и только потом связалась с Борцом.

Разговор длился дольше местного часа и больше походил на допрос. Вначале Борец интересовался более-менее общими сведениями, основными событиями и их датами. Я сообщала не всё, по некоторым вопросам (например, время зарождения большой царской группы) честно признавалась в невежестве, а на кое-какие просто отказалась отвечать. Но вскоре Борец начал спрашивать о частных, на первый взгляд, совсем неважных деталях, таких, как различия между внешностью диких свиней здесь и в месте моей высадки, цвет стен цитадели или особенности растительности пустыни. Поняв, что ничего тайного выдавать не требуется, я немного расслабилась и стала говорить обстоятельней и спокойней. А потом и вовсе поняла, зачем нужны такие подробности. Даже если бы я с сатанистом сговорилась и мы запланировали обман, то всё равно просто не смогли бы согласовать все эти мелкие детали. Наверняка, сначала об этом же узнавали у Вадима и теперь сравнивают наши версии. И, хотя я всё равно не смогла ответить на все вопросы — память у меня, увы, не абсолютная, — но не думаю, что расхождение было слишком сильным. Наконец лидер местных закончил и поблагодарил меня за терпение.

— Вы отпустите Вадима? — прямо спросила я.

— Да. Он волен уйти, когда пожелает.

Но когда Борец передал сатанисту трубку, тот предупредил, что хочет задержаться у местных до вечера — слишком многое ещё надо обговорить. Тяжело вздохнув, я согласилась подождать и, в очередной раз отклонив приглашение местных погостить, отправилась осматривать окрестности.

К моему облегчению, Вадим не стал задерживаться на ночь и уже на закате вернулся к знакомому кострищу. Попрощавшись с провожатыми, сатанист пошёл в глубь леса, но в другую сторону от наших селений. Я присоединилась к нему только через несколько километров, лишь после того, как убедилась, что ни погони, ни слежки нет.

— Как ты?

— Всё в порядке, — улыбнулся Вадим. — У них были причины для такого настороженного отношения.

Остановились на ночлег мы ещё до новолуния. Развели костёр, и пока готовился поздний ужин, сатанист рассказал, что ему удалось узнать.

Местных керели высадили не здесь, а в нескольких десятках километров на запад, то есть по эту же сторону, но гораздо дальше от большой реки (которую всё чаще называли Волгой). Среди попаданцев не было ни одного представителя Homo alterus, так что, к счастью, троллей в округе не бродит. А ещё местным не давали возможности выбрать начальные вещи — все получили одинаковые комплекты. В них входила одежда, палатка, удобные сапоги и перчатки, два вида лекарства в специальных одноразовых флаконах для инъекций (противовирусный и антибактериальный препарат широкого спектра действия и антипаразитарное), котелок, мачете, рюкзак, по два ножа, ложки, миски и кружки, фляга для воды, моток верёвки, механическая зажигалка, спальный мешок и, естественно, кольцо-определитель.

Но люди и без троллей нашли себе врага: почти сразу же между ними начались трения и борьба за лидерство. Нет, с обычными мелкими шайками удалось справиться, но позже образовалась крупная банда, в три десятка человек, гораздо более сильная и мало считающаяся с интересами остальных. Опасаясь с ними связываться, остальные предпочли не начинать войну, а отступить и, разделившись на несколько групп, разойтись в разные стороны. Русалки (так назвало себя племя, с которым мы вошли в контакт) отправились на восток.

Местная природа с самого начала представляла достаточно серьёзную угрозу. По крайней мере, большую, чем в тех местах, где «посеяли» нас. Но страшнее хищников и даже гнуса, от которого хорошо защищали удобные камуфляжные комбинезоны с москитными сетками, оказались болезни и внутренние паразиты. Хуже всего было даже не то, что люди заболевали, а то, что многие из единожды появившихся инфекций через некоторое время возвращались. Выданные керелями лекарства помогали очень хорошо, даже в сложных случаях хватало всего трёх инъекций, но ампулы всё равно не бесконечны. Из начальных ста одиннадцати доз каждого препарата сейчас осталось меньше трети. А почти никаких местных лекарственных растений найти не удалось — никто не хотел работать подопытным кроликом, особенно с риском для жизни.

Из-за дефицита лекарств группа агрессоров начала искать других людей и требовать заплатить «за обеспечение безопасности». Естественно, что такой поворот событий не понравился русалкам и делиться своим имуществом они отказались. А через пару дней после этого им наглядно показали (сильно избив двух женщин, встреченных в лесу), что не стоило пренебрегать предложением. Но и тогда племя не согласилось на сделку, вместо этого люди насторожились и теперь ходили на добычу только под охраной. Уже трижды происходили вооружённые стычки, и виденные нами два покойника были захвачены в последней из них. Местные не стали церемониться с преступниками — ведь оставить их в живых означает подвергнуть риску себя и своих детей.

— По крайней мере, такова изложенная мне версия, — добавил Вадим, закончив рассказ.

— Ты им не веришь? — подбросив хвороста в костёр, спросила я.

— Не знаю. Мне не показали избитых женщин и не предоставили ни одного другого доказательства. А значит — их слова пока ничем не подтверждены. Но и противоречий нет.

Согласно кивнув, я пожелала спокойного сна и полезла на дерево устраивать гнездо. Сатанист прав: надо выяснить реальное положение дел прежде, чем принимать чью-либо сторону в конфликте. Так разумнее всего.

 

Утро — день 7 декабря 1 года. Джунгли — у заросшего озера

— Мы должны вернуться к русалкам, — заявила я Вадиму сразу после отдыха.

— Вернёмся в своё время, — кивнул сатанист. — В любом случае, контакт с их народом неизбежен, но его лучше не торопить. По крайней мере, пока.

— Нет, я имею в виду, мы должны вернуться прямо сейчас, — твёрдо сказала я, вороша едва тлеющие угли, чтобы они быстрее прогорели. — У них есть лекарства, которые нам нужны.

Мужчина с сомнением пожал плечами, завернул остатки завтрака в широкие листья и убрал в рюкзак:

— Лекарства и у них подходят к концу, поэтому я не думаю, что русалки захотят ими делиться или торговать.

— Ты не понимаешь, — я тяжело вздохнула, но потом решила не скрывать неприятную информацию. — У меня и моей дочери в крови много паразитов. Если в ближайшее время не найти лечения, то неизвестно, чем это кончится. Поэтому мне срочно нужно это лекарство. А их наверняка что-нибудь заинтересует.

— Начальные вещи на начальные вещи? — с подозрением уточнил сатанист.

Я задумалась. Ни один из собственных артефактов отдавать не хотелось — слишком уникальны заложенные в них качества. Но ведь есть вещи, которые мы нашли при сплаве, оставшиеся от погибших в пещере людей. Официально эти вещи считаются общими, но, думаю, мне разрешат взять несколько для обмена. А если и нет — всё равно жизнь дочери и собственная дороже даже начального имущества.

— Обменяю свою часть добычи. А в крайнем случае, расстанусь с ножом или компьютером.

Вадим неодобрительно покачал головой:

— А тебе не кажется, что это будет очень паршивое начало взаимоотношений: предлагать в виде товара вещи, которыми они всё равно не смогут воспользоваться? — сатанист сделал паузу, но я ничего не возразила просто потому, что потеряла дар речи. Откуда он мог узнать об этой особенности моего начального имущества? Так и не дождавшись адекватной реакции, мужчина вздохнул и продолжил: — Думаю, что смогу найти что-нибудь, что можно оставить в залог до того, как ты принесешь плату. Но договариваться будешь сама.

— Спасибо, — улыбнулась я. Посовещавшись, мы решили, что Вадим подождет здесь, и, прихватив одолженные им для залога два ножа, кружку, несколько рыболовных крючков и запасной рюкзак, я отправилась к русалкам.

Страх не прошёл, но гораздо сильнее его оказалась надежда на то, что теперь и у меня и у Рыси есть шанс. Поэтому, заметив людей, я не стала колебаться и сразу же окликнула:

— Здравствуйте! Я пришла торговать, — скрытые под маскировочными комбинезонами люди переглянулись.

— Хорошо, — сказал один из них. — Идём.

Меня провели к большому кострищу рядом с озером. В отличие от вчерашнего, сегодня здесь было гораздо больше народу — по самым примерным прикидкам около полутора сотен. А ещё выяснилось, что даже внизу распознать людей можно только по фигуре, и то не всегда. Слишком бесформенный комбинезон, а москитная сетка при взгляде со стороны кажется тёмной и непрозрачной. А учитывая, что мужчины их вида могут вскармливать детей, наличие развитой груди уже не может быть признаком только женского пола.

— Итак, что ты хотела? — поинтересовался, судя по голосу, один из мужчин после взаимных приветствий.

— Я бы хотела купить шесть порций антипаразитарного, — судя по тому, что удалось узнать сатанисту, такого количества лекарства должно хватить даже в самом запущенном случае. — А взамен могу предложить рюкзак, спальник, нож или ещё что-нибудь из того, что у меня есть, — заметив, что внимание собравшихся обратилось на принесённые с собой вещи, поспешила добавить: — Это не моё, друг одолжил, чтобы оставить в залог до тех пор, пока не схожу за оплатой. Я живу достаточно далеко, а лекарство нужно чем быстрее, тем лучше.

— Зачем они тебе?

— Моя дочь и я серьёзно больны, — прямо ответила я, решив, что в данном случае честность пойдёт только на пользу.

— Минуточку! Но ведь… — воскликнула женщина, тоже из сидящих у костра, но её резко прервал тот, кто говорил до этого:

— Ладно. Хорошо, мы согласны поговорить насчёт лекарства. Но нам не нужно то, что ты предложила, — мужчина резко встал. — Но можно договориться так: помоги нам отыскать, где скрываются русалки — и получишь лекарство.

Я похолодела. Если они ищут русалок, значит, сами ими не являются. Зато очень вероятно, что это те самые бандиты, о которых рассказывал Борец. Испуганно оглянулась и поняла, что уйти будет не так просто — слишком много людей. Единственный шанс — успеть забраться на дерево до того, как они меня остановят.

— Зачем они вам? — спросила с целью потянуть время.

— Они должны ответить за массовые грабежи, убийства и прочие мерзкие преступления! — резко ответил мужчина.

— Что? — от удивления я даже перестала смещаться к ближайшему стволу.

— Не знала? — в разговор снова включилась женщина. — Мы бы сюда не пришли, если бы они не начали нападать на наши деревни, забирать имущество, убивать детей и уродовать тех мужчин и женщин, которых всё-таки оставили в живых. Но теперь мы объединились, и они поплатятся за всё, что совершили!

Я задумалась.

— Но чем я могу помочь?

— Ты, как и любая йети, хорошо лазаешь по деревьям. Думаю, тебе будет легче их найти и выследить. К тому же, наверху тебе ничего не грозит, а если пойдет кто-нибудь из нас, то его могут поймать.

Понимающе кивнув, я посмотрела на озеро. В чём-то они правы. Соблазн согласиться велик, тем более, что неизвестно, не солгали ли русалки Вадиму. Но нет гарантий, что и мне сейчас не лгут. Страшный выбор: на одной чаше весов жизнь всей моей семьи, а на другой — шанс помочь бандитам в убийстве невиновных.

— У вас есть доказательства, что вы говорите правду?

Собеседник вздохнул и подозвал ещё одного человека. Тот подошёл не слишком быстро, прихрамывая, но весь скептицизм испарился, когда мужчина снял капюшон вместе с тёмной, почти непрозрачной москитной сеткой. Нос и уши обрублены, правый глаз выжжен и ещё не успел затянуться молодой кожей. А на лбу чётко выделяется глубокий шрам в виде не то трезубца, не то буквы «пси».

— Это — их символика, — указал на лоб изуродованному человеку собеседник. — И он не единственный пострадавший. Есть ещё несколько таких же, как мужчин, так и женщин. Это — достаточное доказательство?

Я сглотнула, но не отвернулась и не отвела глаза.

— Да, вполне. Но всё равно, прежде чем принимать такое решение, мне надо посоветоваться с другими.

— Понимаю, — согласился мужчина, жестом отпуская пострадавшего. — Не буду торопить.

Меня не пытались задержать, когда я покидала лагерь. Удалившись настолько, чтобы скрыться от стоящих по его периметру охранников, залезла на дерево и, не затягивая, позвонила сатанисту. Теперь настала моя очередь делиться с ним полученными сведениями.

— Похоже, что они говорят правду, — подвела я итог своему рассказу. — Но всё равно я подумала, что надо предупредить, прежде чем соглашаться.

— Молодец, что сообщила, — похвалил Вадим. — И насчёт символа-трезубца они не обманули, я такие видел там, куда меня приводили. Но вот соглашаться даже не думай!

— Почему? — от возмущения я подпрыгнула на ветке. — Ведь они предоставили доказательства! Неужели ты думаешь, что кто-то позволил бы изувечить себя только для конспирации? А уродовать в виде наказания — глупо, ведь это только обозлит.

— Успокойся, — решительно приказал сатанист. — И, прежде чем принимать решение, ответь мне на несколько вопросов. Если русалки действительно так себя вели, то что им мешало поступить аналогичным образом со мной? Почему они не просто отпустили, но до этого привели к себе? Зачем они делали вид, что считают меня за бандита, и успокоились, убедившись, что я из других мест? Какой смысл в рассказе о тех, кто на них нападает? Да и вообще, по их собственным словам, русалки расположились в больше чем неделе пути от остальных. Как их нашли?

Я молчала, мучительно обдумывая слова Вадима. Что-то не сходится. А ещё, в свете последних событий создаётся впечатление, что русалки заранее продумали легенду-прикрытие. Но ведь они не могли знать, что мы придём? Тогда для кого была эта ложь? И лгали ли они? Но и те, с кем я встретилась, не похожи на обманщиков.

Сложно решать, кто прав в такой ситуации. Но вдвойне труднее сделать выбор, когда на кону стоит здоровье, а то и жизнь Рыси. И моё собственное.

— Я скоро подойду. А ты не торопи события.

Я утёрла выступившие слёзы и кивнула, хотя и понимала, что сатанист не увидит этого жеста. В конце концов, существует пусть небольшой, но реальный шанс, что и русалки согласились бы поделиться лекарством. А предать все свои идеалы, всех свободных ради того, чтобы выжить, я не готова. Точнее, желание так поступить есть большое, но не меньше его и понимание того, что это будет началом конца.

— Я дождусь тебя, — пообещала я Вадиму. — И уже тогда будем решать.

 

Ранний вечер — ночь 7 декабря 1 года. У заросшего озера — на острове

Обосновавшийся у озера народ встретил сатаниста неприветливо, практически так же, как до этого русалки: разоружили, обыскали и увели допрашивать. Честно говоря, такая реакция удивляла — ведь меня-то приняли вполне нормально. Впрочем, и сейчас отношение не изменилось, более того, теперь охрана не стала меня сопровождать и следить, куда пойду и чем займусь, а лишь поприветствовала коротким кивком.

— Вадим не из русалок, — сообщила я людям у костра. — Он пришёл издалека. Да вы и по вещам можете в этом убедиться — там давали свободный выбор и поэтому его набор сильно отличается.

— Мы это заметили, — кивнул лидер собравшихся, которого я уже научилась отличать по голосу. — И если ты гарантируешь, что он не из преступников…

— Гарантирую, — без колебаний подтвердила я.

— Мы побеседуем с ним и всё вернём, — пообещал мужчина, после чего удалился в ту же сторону, куда увели сатаниста. Я посмотрела ему вслед, но мешать не стала. Чем-то очень сходно поведение этой группы и русалок. Не озлобленность, но настороженность.

— Встретимся у тех кустов. Надо поговорить, — полушёпотом попросила проходящая мимо женщина, указав направление. Пожав плечами, я немного задержалась, а потом перебралась в условленное место. Если бы они хотели, то уже давно могли бы проявить агрессию.

— Что-то случилось?

— Я посчитала, что ты должна это знать, — непонятно начала она, сделала небольшую паузу, несколько раз вздохнула, как будто набираясь смелости, и продолжила: — Ты можешь не тратить на нас силы — толку всё равно не будет.

— Вы не заплатите, — с горечью констатировала я. Неприятно обманываться в людях, особенно когда уже начинаешь им верить.

— Нет, мы-то заплатим, — поспешно возразила собеседница. — Но что для нас лекарство, для твоего вида — яд. Я лично не видела, но твои же родичи говорили, что один из них пытался использовать наш препарат — и очень быстро погиб.

Я сжала челюсти и отвернулась к озеру. В принципе, могла бы и сама об этом подумать — но нет, надежда оказалась сильнее разума.

— Это точно? — голос прозвучал немного надтреснуто.

— Да. Прости.

— Тебе не за что извиняться, — резко встав, я протянула ей руку. — Спасибо, что предупредила.

— Не сердись на него, — кивнула в сторону своего лидера женщина. — Он действительно не хотел бы потерять людей ни за что. И так от рук русалок погибли слишком многие.

— А разве в битве, которую вы хотите спровоцировать, никто не пострадает? — горько усмехнулась я.

— Скорее всего, жертвы будут. Но это необходимо. Такие мерзкие существа не должны ходить по земле! — от разгорающегося гнева её голос окреп. — Они не пощадили ни одного ребёнка! Если мы не избавимся от них сейчас — потом будет только хуже!

Я промолчала, всем видом демонстрируя, что не в настроении продолжать разговор, а потом и вовсе ушла. Слазила наверх, отдохнула, перекусила и немного успокоилась. В конце концов, что изменилось? Почти ничего. Пусть планы вылечиться с помощью купленного лекарства не оправдались, но надежда всё равно остаётся — и я, и дочь чувствуем себя нормально и умирать пока не собираемся.

К тому времени, когда я вернулась, освобождённый Вадим горячо спорил с лидером и ещё несколькими людьми. И судя по всему, сатанисту удалось заронить зерно сомнения в их правоте.

— Иди сюда, — подозвал он меня. — Расскажи, как реагировали русалки, когда меня увидели.

Недоумевая, я постаралась как можно точнее припомнить их слова и действия.

— Действительно, странно, — согласился лидер.

— И? — не удержалась от вопроса я. Пусть этот мужчина умолчал о том, что их препараты для меня не просто бесполезны, но даже очень вредны, но не факт, что они скрыли бы такую информацию и при оплате. В любом случае, этим людям можно посочувствовать.

— Мы выяснили, что есть достаточно много несоответствий. В том числе то, что «русалки» нападали только, когда в деревнях оставалось очень мало народу, но всегда оставляли свою символику и изуродованных, но живых. Если бы бандиты реально хотели запугать, их бы не смутило наличие полутора десятка взрослых — это как раз повод продемонстрировать свою силу. А ещё они абсолютно не щадили детей, но оставляли в живых (и даже после периода реабилитации способных идти в битву) взрослых. Я думаю, что кто-то хочет стравить этих людей, — Вадим широким жестом указал на окружающих, — и русалок. Русалки говорили, что в их племени около сотни дееспособных. Если бандитов всего пара дюжин, то не удивительно, что они захотели загрести жар чужими руками. Даже если объединившиеся деревенские и русалки хотя бы частично уничтожат друг друга, то уже сильно облегчат задачу своим реальным врагам.

— Мы посоветовались и решили, что ты должна поговорить с русалками, — добавил лидер местных. — И всё подробно разузнать. Тем более, что между вами, — мужчина кивнул на сатаниста, — есть связь, а значит, вопросы можно будет прояснить и на расстоянии.

— Но если это сделали всё же русалки — то они в любом случае не уйдут живыми, — пообещал один из калек.

— А почему именно я? Ведь Вадим там уже был, и его вполне нормально приняли…

— Вадиму мы не доверяем. Думаю, что и русалки не доверяют, — покачал головой лидер.

— Но я вообще отношусь к другому виду! — как они не понимают, что я-то уж точно не вызову особой симпатии?

— Вот именно. С йети после первых же стычек никто не конфликтует. Ваш народ сильный, но обычно предпочитает не вмешиваться в дела людей. А вот если тронут кого-нибудь из йети, то обидчикам не поздоровится. Об этом все знают, как и о том, что твой народ до сих пор всегда придерживался нейтральной позиции. Насколько я слышал, даже самые отъявленные бандиты опасаются мести объединённых мужчин-йети и поэтому предпочитают не связываться с представителями твоего народа.

— Мой народ, — невольно повторила я. Выходит, подобные мне здесь не просто есть, а, скорее всего, их не меньше десятка, а то и больше. — Ладно, согласна. Только объясните поподробнее, что от меня требуется.

— Мы отойдём, — повернулся к местному лидеру Вадим. — Чтобы пока не раскрывать местоположение основного лагеря русалок.

В ответ повисло неодобрительное молчание, но потом последовал неохотный кивок:

— Ладно. Пока пусть это останется в тайне. Но не пытайся сбежать, — последнее мужчина адресовал только сатанисту.

Отведя меня в сторону, Вадим дал несколько советов, объяснил, как добраться до селения русалок, расположенного на острове ближе к другому берегу, и, дождавшись очередного ливня, я вошла в воду.

Найти деревню удалось без проблем, но в ней не было людей, так что превентивное залезание на дерево оказалось бесполезно. Пустые дома, потухшие холодные очаги и никаких запасов или движимого имущества. Хотя не похоже, что селение покидали в спешке: беспорядка нет, всё очень аккуратно, и нигде не валяется мусор или обломки. Спустившись, я ещё раз внимательно осмотрелась.

Деревня была довольно большая и располагалась как на острове, так и на прилегающей к нему части озера, на связанной с берегом сети плотов. Строения представляли собой добротные полусараи-полунавесы, достаточные, чтобы укрыться от ливня, но совсем не защищающие от насекомых. Судя по всему, местные не снимают защитные костюмы ни днём, ни ночью. Или нашли ещё какой-то способ отгонять кровососов.

— Эй, ты что-то хотела? — окликнул меня мужской голос. От неожиданности я отскочила к ближайшему дереву и, только услышав смех, обернулась. — Не стоит бояться.

— Там к вам пришли, — махнула рукой в сторону озера, за которым скрывались силы объединённых деревень.

— Знаем, но всё равно спасибо за предупреждение, — мужчина подошёл чуть ближе и устроился под крышей одного из домов. — Бандитов оказалось больше, чем мы думали, так что в открытый конфликт мы вступать не собираемся. А они нас не найдут.

— Но ведь уже почти нашли, — возразила я, тоже перебравшись в укрытие.

— «Почти» не считается, — покачал головой собеседник.

— Есть кое-что странное, — задумчиво потянула я, отвернувшись, но искоса поглядывая за реакцией собеседника. — Те люди не очень-то похожи на бандитов. Как они вообще смогли отыскать ваше селение?

— Это было не так уж сложно, — отмахнулся мужчина. — Пара наших раза три ходила к остальным, узнать новости, обстановку и, заодно они же объяснили как нас, в случае чего, найти.

— Понятно, — кивнула я. — Да, вы не похожи на бандитов.

Собеседник встал, выглянул из-под навеса, а потом обернулся ко мне:

— Я не совсем понял твои последние слова. К чему ты ведёшь? — голос прозвучал ровно. Слишком ровно и нейтрально, из-за чего создалось впечатление, что на самом деле мужчина очень разволновался.

Не затягивая, я постаралась достаточно полно пересказать версию объединившихся для нападения людей из разных деревень. Пару минут представитель племени русалок молчал, но уже не сидел спокойно, а несколько раз быстро прошёлся взад-вперёд, а потом обернулся ко мне.

— У тебя с Вадимом есть телефоны. Значит, если он у них, то ты должна пойти к нам. Только там мы сможем скоординировать действия, чтобы поймать настоящих преступников.

Немного поколебавшись, я кивнула. Всё зашло слишком далеко и отступать теперь поздно. Или вообще не имело смысла вмешиваться. В любом случае, лучше избавиться от бандитов, которые могут представлять реальную угрозу не только для местных, но и для свободных.

Заведя меня в одно из трёх плавучих строений, мужчина подошёл к краю плота, достал из кармана два небольших камня, присел на корточки и постучал ими под водой друг об друга. На мой удивлённый вопрос о сути происходящего не ответил, предложив подождать и увидеть все самой. Действительно, через несколько минут прямо из озера высунулась рука и положила на плот небольшой свёрток и пару верёвок, другие концы которых уходили под воду. Мужчина уверенно, явно привычными движениями распаковал принесённое, расправил слегка подгнивший кожаный мешок, вставил в него несколько распорок и, привязав к верёвке, опустил на воду горловиной вниз. Верёвку натянули снизу, ёмкость дёрнулась и медленно ушла под воду, скрывшись под тут же затянувшимся слоем ряски. Такую же операцию сосед проделал со вторым мешком.

— Теперь наша очередь, — обернулся он ко мне. — Тут глубина около трёх метров, так что ныряй как можно глубже, а там тебе помогут.

Я с сомнением посмотрела на зелёную из-за растительности гладь озера. Решимость быстро таяла, и возникло желание остаться здесь. А ещё создалось ощущение глупого розыгрыша — ну ведь не могут же люди на самом деле скрываться под водой?

— Ты понимаешь, что если я не вернусь, ваша вина будет доказана? И что вас всё равно найдут? — вопрос вырвался сам собой.

— Если бы мы хотели причинить тебе вред, то уже бы это сделали, — уверенно возразил мужчина. — Я обещаю, что тебе ничего не грозит.

Несмотря на то, что его слова не убедили, я сделала шаг к краю плота. Ненадолго замерла, несколько раз глубоко вздохнула и, только почувствовав первые признаки гипервентиляции, спрыгнула в воду.

 

Ночь — полдень 8 декабря 1 года. Пещера — у заросшего озера

Центральное селение русалок оказалось расположено не под водой, как я сначала подумала, а в пещере. Но вот единственный вход в неё проходил ниже уровня озера, причём не только, когда гигантская луна возвышалась над горизонтом, но и даже во время отлива. Эту информацию сообщил проводник после того, как мы вышли на сушу. Всю дорогу нас сопровождал ещё один человек, одетый как и остальные, но почему-то не использовавший для дыхания утяжелённый несколькими привязанными к горловине крупными камнями мешок с воздухом. Профессиональный водолаз, кстати, так и не вылез на берег, а помахал нам вслед рукой и снова скрылся в глубине.

Не знаю, как подводная, но воздушная часть пещеры выглядела большой и разветвлённой, с многочисленными ходами и комнатами. Весь пол, стены и потолок её обжитой части скрывались за двойным слоем плетёных щитов из прутьев с толстой прокладкой из мха, сена или высушенных водорослей между ними. По словам русалок, такой простой преграды вполне хватало, чтобы камнегрызы (растворяющие камень и проползающие через него змееподобные существа) не вылезали. Хотя, наверняка, появись у камнегрызов желание, они точно смогли бы если не проползти, то прострелить жидким ферментом не слишком надёжную преграду. Возможно, их отпугивала трава, мох или водоросли, либо ещё что-то — так или иначе, обитатели скал не стремились нарушить покой жилых пещер.

Сразу же после прибытия мужчина оставил меня на попечение приглядывающих за детьми женщин и ушёл говорить с Борцом. Предложив помочь по хозяйству, я присоединилась к приготовлению пищи, параллельно включившись в общий разговор и попытавшись прояснить хотя бы некоторые из накопившихся вопросов.

Первым делом, естественно, поинтересовалась, каким дыхательным аппаратом пользовался профессиональный водолаз. А в ответ услышала целую историю. Подводник оказался женщиной, которая несколько месяцев назад попала в щупальца озабоченного поиском пары дюжинонога. Каким-то чудом она умудрилась выжить, хотя и потеряла сознание, а очнулась всё ещё под водой и обнаружила, что может ей дышать. А вот на воздух выйти так и не получилось — все попытки заканчивались одинаково — женщина начинала задыхаться, вплоть до обморока, до тех пор, пока снова не оказывалась под водой. Бывшая жертва дюжинонога, названная водяной, потеряла возможность жить вместе с остальными. Даже в местной, комфортной температуре воды она тратила на обогрев себя больше энергии, чем другие люди на суше и, соответственно, была вынуждена чаще есть и другими способами заботиться об утеплении, в том числе соорудила моховую подкладку к отпугивающему хищников костюму. И даже несмотря на то, что водяную очень уважали и высоко ценили в племени за уникальные способности, не думаю, что она жила особенно счастливо. Вынужденное одиночество, невозможность погреться в сухости у костра, гулять по земле и даже просто нормально общаться — это страшное испытание для любого. Но, как бы то ни было, водяная выжила — и не просто выжила, а стала для остальных русалок чуть ли не символом силы духа и воли. Именно она нашла эту пещеру и помогла первым из русалок проникнуть внутрь.

Потом нашу беседу прервал Борец, созывающий всех на общее собрание. Хотя меня не пригласили, но и не запретили присутствовать, поэтому я заняла место сбоку от основной массы народа и с интересом прислушалась.

Лидер кратко обрисовал сложившуюся ситуацию и высказал предположение о наличии в конфликте третьей стороны. А сразу же после этого внёс настоятельное предложение немедленно провести обыск в личных вещах всех русалок, чтобы отыскать возможных предателей, если таковые есть.

— Ты нам не доверяешь?! — возмутился один из мужчин.

— Как раз наоборот — слишком доверяю, — твёрдо возразил Борец. — Именно поэтому и хочу доказать всем и каждому из вас, что среди тритонов и русалок нет пособников настоящих преступников. Чтобы мы все могли верить друг другу.

К моему удивлению, лидера поддержало почти всё племя, и после недолгих споров люди разделились: большая часть осталась в центральной пещере у воды, чтобы присматривать друг за другом и лишить возможного предателя шанса перепрятать вещи, а меньшая, из дюжины человек, отправилась обыскивать селение.

Пока проходило расследование, мне удалось получить ответы ещё на несколько вопросов. Так, выяснилось, что никакого другого способа защиты от гнуса, кроме костюмов, русалки не знают (похоже, Вадим не рассказал им о репелленте), из-за чего детей на улицу вообще не выносят. Зато пара медсестёр рассказала, что местные насекомые опасны не только укусами, хотя и они несут с собой разнообразные беды: после некоторых может наступить удушье, другие вызывают отмирание тканей, а третьи переносят болезни. А ещё часть насекомых откладывает под или даже на кожу яйца, выходящие из которых личинки забираются внутрь тела и там развиваются. Некоторые виды предпочитают паразитировать под ногтями, а ещё один — в носовых пазухах. После того, как я передёрнулась, женщины пояснили, что большую часть из вышеперечисленного они выяснили давно, почти в самом начале, когда ещё находились желающие раздеться. Теперь таких не осталось: кто-то погиб, а другие стали благоразумнее.

Да и вообще, если с укрытиями, продуктами питания, мебелью и многими другими бытовыми проблемами местные разобрались, то с защитой от агрессивной природы без специального костюма, поиском лекарств и в некоторых других областях дела обстояли даже хуже, чем у нас. Русалки вообще не представляли себе, как можно пройти по джунглям без одежды и крепких сапог, из-за чего долго пытались выспросить у меня, почему Вадим спрятал именно обувь, судя по всему, так и не поверив, что у него её и не было. Аргумент же о моей наготе вообще не восприняли всерьёз, только сказали:

— Нашла что сравнивать. Ты ведь йети, а их никто не кусает.

После дальнейшего разговора я пришла к выводу, что, обеспечив местных всем необходимым для первоначального выживания, керели оказали им медвежью услугу. Мало кто сознательно пойдет на риск, если есть выбор. В результате высаженные здесь люди не сроднились с лесом, а противопоставили себя ему, хотя и не в такой степени, как встреченные нами во время великого сплава цитадельские. Да, они научились жить в джунглях, и жить очень хорошо, но это только пока есть костюмы, обувь и лекарства. Что будет с их детьми? Костюмы выдавались в единичном экземпляре, и на всех их не хватит, а к тому же, рано или поздно одежда и обувь всё равно придут в негодность. А что ждёт взрослых, когда лекарства подойдут к концу? Мы пришли не в лучшие времена: скоро запасы закончатся, и тогда местным придётся сильно измениться для того, чтобы выжить. На что они могут решиться, какую цену заплатить? И почему всё-таки Вадим не рассказал им рецепт репеллента?

Также мне удалось навести справку о своих сородичах. Представители вида Homo nebulosus жили на западе: одна группа и несколько одиночек. Собеседницы рассказали много разных сведений, одни из которых уже были мне известны, а в другие верилось с трудом. Например, что мой вид узнаёт о наличии себе подобных за несколько километров и может отыскать как живого представителя человеко-зверей, так и его тело. Или об их загадочной способности быстро передавать сведения на большие расстояния. Впрочем, женщины рассказали и то, что представителям моего вида, в отличие от людей, выбор предоставляли, хотя вещей давали гораздо меньше — всего по три штуки. Так что необычные способности к общению на расстоянии могут объясняться точно так же, как связь между мной и Вадимом.

Пока проходил обыск, я успела поесть и отдохнуть. Результаты поисков обнадёжили русалок: ничего подозрительного группе найти так и не удалось. Почти сразу же после этого ко мне подошёл Борец.

— Не могла бы ты связаться с Вадимом и передать мне телефон? Надо поговорить, и чем скорее, тем лучше.

Кивнув, я набрала номер сатаниста и, сообщив, что у меня всё нормально, протянула трубку Борцу. А тот, не затягивая, попросил позвать лидера объединённых сил. Несмотря на то, что услышанный мной разговор был односторонним, многое удалось понять: что не услышать, то домыслить. Борец начал с главного: сообщил, что его люди обыскали всё селение и не нашли ничего подозрительного. А ещё, что если есть третья сила, то она сейчас должна быть недалеко, чтобы не упустить момент, когда обе группы будут ослаблены после боя. И высказал предположение, что среди объединённых может быть их шпион. Поскольку обыскать всех в той группе практически нереально, а скрыться преступнику гораздо легче, лидеры согласовали план, согласно которому они делают вид, что нашли русалок и идут в атаку… а на самом деле следят, не попытается ли кто-нибудь отсоединиться и сбежать, чтобы не участвовать в битве — ведь вряд ли шпион захочет жертвовать собой. На дружелюбие в голосе Борца и намёка не было, но и выяснять отношения лидеры не начали, сохранив максимально нейтральный деловой тон. Предателя или предателей они решили по возможности брать живыми, чтобы потом допросить и узнать, где скрываются их сообщники. После этого Борец рассказал, как лучше добраться до острова, и они распрощались.

После разговора русалки не успокоились. Наоборот, все, кроме ослабленных, беременных и больных, вооружились и приготовились к выходу. Как пояснила одна из женщин:

— Если всё пойдёт по плану, действовать надо будет быстро, пока основная группа бандитов не успела уйти.

Ни мне, ни Вадиму присоединиться не предложили, а мы не стали навязываться — в конце концов, это их дело. Сатанист разрешил передать телефон Борцу и назвал ему свой номер, после чего водяная проводила меня на выход из пещеры. И, честно говоря, хотя воздух в подземном селении был вполне нормальный, здесь, под открытым небом, я почувствовала себя гораздо уютнее, несмотря на предгрозовые тучи и густой зеленоватый туман. Переплыв озеро, я присоединилась к Вадиму, расположившемуся примерно в километре от прибрежного лагеря. Он как раз подготовил постель, принёс последнюю охапку травы, после чего опёрся о ближайший ствол, а потом и вовсе сел, прижав ладонь по центру груди. Мне не понравился его вид: сатанист выглядел вялым, а когда он откинул москитную сетку, чтобы вытереть обильный пот с лица, стала заметна нездоровая бледность.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась я.

— Не знаю. Кажется, сердце побаливает, — Вадим замолчал, поглядел в сторону озера, а потом вновь опустил москитную сетку, скрывая лицо. — Наверное, я просто устал. Отдохну, и всё пройдет.

— Да, теперь мы можем только ждать, — кивнула я. — Ложись, я посторожу.

И сатанист не стал возражать.

 

Вечер 8 декабря 1 года. У заросшего озера

Вадим почивал беспокойно, часто меняя положение тела, то пытаясь неосознанно расстегнуть костюм, то на мгновение пробуждаясь, то сворачиваясь в клубок и сильно сжимая ткань одежды в области груди в кулаках. Но уже после нескольких часов отдыха сатанист почувствовал себя лучше: к его лицу почти вернулся здоровый цвет, напряжение спало, и мужчина наконец провалился в здоровый сон. Я так и не легла, вместо этого забравшись на ближайшее дерево и внимательно осматривая окружающую местность, поскольку подозревала, что пока объединённые племена ищут бандитов, те могут найти нас. К счастью, опасения не оправдались.

Когда мужчина выспался, я ненадолго удалилась в кроны, чтобы набрать фруктов и орехов, а, вернувшись, застала Вадима разговаривающим по телефону с одной из своих жён. Выяснилось, что при расшифровке подслушанного телефонного разговора произошла ошибка. Сатанист сообщил Борцу не свой номер, а номер ещё одного запасного мобильника, который, в свою очередь, передал лидеру объединённых деревень, чтобы две группы могли лучше скоординировать свои действия. Из-за этого открытия у меня возник закономерный вопрос: а сколько телефонов таскает с собой соратник?

— Всего три, так что ты уже обо всех знаешь, — с улыбкой ответил он. — Прихватил на случай, если встретимся с кем-то, с кем лучше поддерживать связь.

— То есть ты планируешь оставить запасные телефоны и русалкам и пришедшей группе? — уточнила я.

— Нет, — с едва заметным сожалением в голосе покачал головой собеседник. — По крайней мере, пока — нет. Может быть, позже, когда у них уже не будет лекарств… и то не сразу.

Раскалывая орехи между камнями, я раздумывала над его последними словами. Когда закончатся лекарства, местным придётся приспосабливаться к жизни как-то по-другому. И не факт, что удастся избежать жертв — наоборот, вероятнее всего, их будет много. А значит, оставленный сейчас телефон с большой вероятностью начнёт переходить из рук в руки. Вряд ли Вадим этого хочет. Придя к такому выводу, я кивнула, соглашаясь с аргументами собеседника.

— Сейчас я мобильники одолжил, на время, — пояснил Вадим. — Но если всё-таки они попытаются присвоить телефоны — то им же хуже. На каждом приборе стоит пароль администратора и модератора, которые позволят любому из моей группы дистанционно заблокировать отдельные или все функции при том, что мы сможем продолжать следить за перемещением приборов.

— А если взломают? — усомнилась в качестве защиты я.

— Сомневаюсь, — усмехнулся сатанист. — Даже пароль модератора больше семнадцати символов. А никакого технического оборудования у местных нет.

Мы едва успели поесть, как с нами связался Борец и сообщил, что план удалось успешно воплотить в жизнь, и теперь они ждут нас в лагере у озера. В голосе лидера русалок звучало облегчение, но не такое уж сильное, и некое напряжение. Как будто проблема ещё не разрешена.

— Может, стоит переждать? — с сомнением потянула я.

— А разве не лучше знать, чего от них можно ожидать, чем строить предположения? — вопросом на вопрос ответил спутник.

Уже подходя к оживлённому лагерю, я заметила, что Вадим сильно отстал и, поспешно вернувшись, обнаружила его сидящим перед последним обрывистым подъёмом. Мужчина облокотился о камень и тяжело дышал — очевидно, недомогание вернулось. А ведь мы прошли совсем немного. Состояние сатаниста беспокоило меня всё больше, но пока он не принял мой настоятельный совет отдохнуть и поберечь себя, заявив, что сейчас мы должны быть тут. Впрочем, до остальных людей оставалась уже буквально сотня шагов, поэтому я не стала настаивать.

Организованная работа местных дала хорошие результаты. Действительно, когда группа объединённых деревень уже подбиралась к острову, два человека попытались отделиться и сбежать, но были пойманы и после недолгого допроса показали, где скрываются остальные бандиты. Быстро просветив свою группу о подозрении в невиновности русалок, теперь превратившимся в уверенность, лидер пришедших мстить созвонился с Борцом. В результате перед решающим боем к ним присоединились русалки. Разбившись на несколько групп, люди подобрались к лагерю бандитов сразу с нескольких сторон — чтобы преступники не смогли сбежать. Бой оказался на удивление недолгим, больше времени заняла подготовка к нему и (уже после победы) обработка ран пострадавших и прощание с погибшими. А потерь избежать не удалось, несмотря на то, что объединившись, напавшие более чем в семь раз превышали по численности бандитов. Восемь убитых и почти два десятка раненых. Но объединённые люди не пали духом и не жалели о произошедшем, ведь победа осталась за ними.

Нескольких преступников удалось взять живыми, чему лидеры очень обрадовались, особенно когда выяснилось, что большую часть лекарств бандиты не таскали с собой, а оставили припрятанными в основном лагере. И как раз к нашему приходу начался допрос. Некоторые из пленников пытались держаться гордо, некоторые не могли скрыть свой страх, а один и вовсе заявил, что никого не убивал и не калечил.

— Всё равно ты был с ними, — заявил ему один из изуродованных деревенских.

— Так получилось, — попытался оправдаться мужчина. — Что я мог поделать?

— Ты с ними, вооружённый, и у тебя даже обнаружили несколько ампул с лекарствами, а следовательно, тебя не держали силой, — резко оборвал его лидер объединённых деревень. — Ты мог предупредить нас или хотя бы уйти и скрыться в лесах. Но ты держался их, а значит — являешься пособником и таким же преступником.

Разгневанный народ не стал слушать возражения пленного, пригрозив заткнуть ему рот, если не замолчит, и приступив к допросу. Единственный вопрос, который интересовал обоих лидеров — это местоположение остального награбленного имущества.

— Даже если, допустим, это сделали мы, то неужели, если я покажу, где тайник, вы меня отпустите? — насмешливо спросил пленный, держащийся увереннее прочих.

— Нет, — хором сказали Борец и лидер объединённых деревень, и их ответ поддержал согласный хор остальных.

— Оставите в живых и замените смертную казнь пожизненным заключением? — и, снова получив отрицательный ответ, бандит язвительно продолжил: — Ну, и с чего вы решили, что кто-то из нас будет сотрудничать? Извините, — тон стал откровенно издевательским, — но нам это не выгодно. Пока вы не знаете, где наш склад — вы заинтересованы в том, чтобы мы жили.

— Но не обязательно все!.. — яростно подскочил к пленнику изувеченный мужчина. — Ты можешь сдохнуть раньше остальных! — охранники с трудом успели остановить уже поднимающего топор агрессора.

— Мы ненадолго, — переглянувшись, лидеры отступили на несколько шагов и вполголоса посовещались, но очень быстро договорившись, вернулись обратно и обратились к своим подчинённым. — Предлагаем всем, кто не хочет смотреть на то, что сейчас будет происходить, отойти или отвернуться, — посоветовали они многочисленным зрителям. Подождали несколько минут и, убедившись, что народ не желает расходиться, продолжили разговор с пленными.

— Да, ты прав, пока мы не знаем, где вы держите награбленное, мы заинтересованны в том, чтобы вы жили. И желательно не кто-то один, а все. Чтобы были живы, — в голосе Борца проскользнула злая насмешка, — но не невредимы. Тем более, что не меньше, чем в вашей жизни, мы заинтересованы в том, чтобы вам не удалось сбежать, — тритон замолчал, а его место занял второй лидер.

В нескольких предложениях, сухо, но от этого не менее страшно, он поведал нам, что они решили сделать с пленными. Несмотря на то, что планы лидеров оказались очень жестоки, никто не возразил, хотя почти половина народа всё-таки предпочла покинуть место будущих истязаний. Зато четверо мужчин, наоборот, выразили готовность поспособствовать воплощению сказанного в жизнь.

Заранее подготовив жгуты и разведя костёр, чтобы перетянуть и прижечь будущие раны, палачи раздели наиболее самоуверенного из пленников, силой заставили его встать на колени и вытянуть руки, положив их на колоду. Я отвернулась, но легче от этого не стало: глухой стук топора и последовавший за ним вопль возвестили, что первый из преступников лишился рук ниже локтей. Быстро обработав обрубки, обезумевшего от боли человека поставили на колени и тщательно выломали зубы.

Я несколько раз глубоко вздохнула, проглотила подкативший к горлу ком и всё-таки немного отошла. Хотя в таком виде те из пленников, кто выживет, уже практически не будет представлять угрозы, всё равно мерзко. Мерзко, страшно и противно. Но, если посмотреть честно, какие у лидеров были варианты? Отпустить одного из преступников на волю? Или пообещать свободу, а потом обмануть? Второй вариант кажется наиболее привлекательным, но если начать им пользоваться, то потом не будет никакой веры словам лидеров. И хотя бы в глубине души стоит признаться самой себе, что я поддерживаю их решение. Пусть и малодушно радуюсь, что его пришлось принимать не мне.

Когда собирались обрабатывать предпоследнего, того, кто утверждал, что не принимал участия в нападениях, он сломался. Мужчина умолял оставить ему его конечности и умертвить его и его друзей менее болезненным способом, а взамен пообещал показать тайник с награбленным. Его явно уже гораздо меньше увиденного волновало мнение и угрозы своих бывших приятелей. Лидер объединённых деревень быстро согласился, лично проследив за связыванием и очень сильно затянув верёвки на руках согласившегося сотрудничать. А на его жалобы и просьбу умертвить остальных сейчас, ответил отказом:

— Если ты попытаешься соврать, они нам ещё пригодятся. А твои руки тебе в любом случае не пригодятся. Чем быстрее покажешь тайник — тем быстрее кончатся мучения.

Люди из деревень не стали затягивать с отходом, быстро попрощавшись с менее пострадавшими от рук бандитов русалками и пинками подняв полуживых от боли пленных. Напоследок к нам подошёл их лидер, вернул Вадиму оба телефона, а потом повернулся ко мне.

— Вот плата, — протянул он шесть тёплых на ощупь пластиковых ампул с колпачком и иглой под ним. — Как договаривались, — мужчина сделал краткую паузу, но тут же продолжил. — Но ты должна знать — это лекарство подходит только для людей, но не для йети. Для вас оно опасно. Прости.

Он не стал задерживаться, чтобы выслушать ответ. А я сжала в руке лекарство и через силу улыбнулась. Не обманул и всё-таки предупредил, пусть и задним числом. Но всё равно, это даёт надежду на то, что мы сможем сотрудничать. Не сейчас, через годы, но сможем. Несмотря на то, какие события произошли в первый контакт, всё равно можно сказать, что он прошёл удачно.

Народу стало меньше, и я обратила внимание на бледного сатаниста. Вот хоть убейте, не верится, что это из-за сильного впечатления от произошедшего. Особенно учитывая его негромкое одобрение решительности и принципиальности местных лидеров. Подумав, я предложила ему сообщить все симптомы русалкам, чтобы узнать, не было ли у кого-нибудь из них чего-то подобного. Вадим согласился, и вскоре мы выяснили, что такая болезнь уже известна и, к сожалению, она из тех, что, возникнув единожды, возвращаются снова и снова. Борец приказным тоном предложил сатанисту воспользоваться их лекарством, и тот не стал отказываться. Уже после инъекции я отвела его в сторону.

— Мне тут одна мысль в голову пришла. Эту болезнь ты, вероятнее всего, подхватил здесь. И не факт, что только её. Если ты сейчас вернёшься — то можешь стать разносчиком заразы.

Вадим помолчал, а потом неохотно кивнул:

— Да, очень возможно. Но если я некоторое время поживу у русалок, то не факт, что не подхвачу что-нибудь ещё.

— Тоже верно, — согласилась я. — Но есть ещё кое-что. Несмотря на то, что я не заболела, нет гарантий, что я уже не являюсь носителем чего-либо, опасного либо для моего, либо для твоего вида. А значит, я тоже не могу вернуться.

— Всё равно рано или поздно зараза распространится, — присев на камень и подумав, сказал сатанист.

— Тоже верно, — не стала возражать я. — Именно поэтому я и предлагаю поступить следующим образом: мы уйдем от русалок, но направимся не обратно, а куда-нибудь, где нет наших, и переждём там неделю, а лучше — две. Скорее всего, если какая-то зараза уже внутри, она за это время проявит себя. К тому же, поскольку мы не уйдем далеко, если что, я всегда смогу сбегать и обменять противопаразитарное на антибактериальное. Всё-таки у меня шанс заболеть меньше — я не общалась с себе подобными.

Мужчина грустно вздохнул:

— Так и сделаем. Хотя жаль, что придётся отложить возвращение — я уже очень соскучился по своим.

— Не ты один, — нерадостно добавила я. — Но уж лучше подождать, чем превратиться в чумных крыс.

 

9–27 декабря 1 года. Джунгли — Волгоград — Река

Действуя по плану, мы удалились примерно на день очень неспешного (в темпе больного сатаниста) пути и разбили там временный лагерь. Несмотря на то, что лекарство действительно помогло, ещё пару дней Вадим чувствовал слабость, из-за чего я запретила ему принимать участие почти во всех бытовых делах. Но потом состояние спутника улучшилось, бодрость вернулась, и он тоже начал ходить за хворостом и на поиски пищи.

Из-за вынужденного карантина у нас появилось много свободного времени: его мы занимали тем, что вырезали из дерева простые инструменты, которые пригодятся, когда вернёмся домой, и часто разговаривали. В числе прочего я поделилась с сатанистом своими надеждами насчёт местных людей и моих сородичей.

— Не знаю, что там на самом деле с оборотнями, — покачал головой Вадим, — а вот с местными людьми нам не стоит иметь дел. У меня даже возникло гадостное желание, чтобы у них побыстрее кончились лекарства и их количество резко сократилось. Не то, чтобы я желал им смерти, но так нам было бы проще.

Я повертела в руках кусок древесины, из которого собиралась вырезать поварёшку, но потом всё-таки спросила:

— Ты именно поэтому умолчал о способе изготовления репеллента?

— Разумеется — нет! — резко возразил сатанист. — Если бы я рассказал им о прусах сейчас, то оказал бы плохую услугу. Они и так не самостоятельны, не ищут новых путей и способов защититься, а без этого не выжить. И, если сейчас подарить им готовые знания, то станет ещё хуже, — собеседник отложил недоделанный гребень, встал, прошёлся туда-сюда, но потом вернулся к костру. — Подарив жизнь сотне, мы потом погубим тысячу. Ты знаешь, что большая часть русалок обосновалась в пещере только после очень долгих уговоров трёх активистов, в том числе водяной? Пока люди не понимают необходимости изменений, им трудно что-то объяснить. Кстати, надеюсь, ты никому не рассказала, где нас искать?

— Нет. Мне кажется, мы ещё не готовы к контакту. Надо немного подождать, пока у них и у нас всё утрясётся.

— Наивная, — горько рассмеялся Вадим. — У местных с каждым днём ситуация будет становиться только хуже. Больше преступников, подлости, злости друг к другу.

— Почему это? — возмущённо вскочила я. — Они ведь уже справились с самой крупной бандой!

— Слишком грязными методами! — сатанист тоже поднялся и теперь глядел на меня сверху вниз.

— Можно подумать, у нас методы намного чище!

Мы прожгли друг друга яростными взглядами, но сатанист тут же хмыкнул, отвел глаза и резко понизил тон.

— Если хочешь, я объясню, как именно и к каким выводам пришёл, — вполне миролюбиво предложил он.

— Ну попробуй, — с изрядной долей скептицизма согласилась я.

Собеседник снова сел, но к работе не приступил, как, впрочем, и я, прекрасно понимая, что в раздражённом состоянии скорее испорчу заготовку, чем вырежу что-то дельное.

— Только не перебивай, пока не закончу, ладно? — Вадим сделал небольшую паузу и, дождавшись моего кивка, заговорил: — Во-первых, поясню, почему не спешу делать какие-либо выводы насчёт оборотней. Тебе, в отличие от меня, русалки сразу показали своё настоящее селение, а это означает, что твои сородичи здесь пользуются настоящим уважением. Им доверяют и не опасаются, что они предадут. А это, на самом деле, очень многого стоит. Насчёт же остальных… Объединённая группа больше похожа на глупую злую толпу, чем на желающих навести порядок. Да, я согласен, что сейчас у людей нет возможности использовать наказания, отличные от казни или телесных повреждений — для этого просто нет средств. Так что я не придираюсь ни к пыткам, ни к приговору. Но на «суде» они ни разу не спросили о причинах преступления, не провели расследование и даже не поинтересовались, всю ли банду поймали — только о том, где хранится награбленное. Люди выпустили ярость, отомстили и сразу же после того, как найдут спрятанное, собираются разбежаться по деревням и вернуться к обычной жизни. Такие полумеры не остановят других бандитов. Чтобы бороться с преступностью — этого мало. Надо бить её планомерно, постоянно, без перерывов или быстрого необоснованного самосуда — так, чтобы законопослушные люди были уверены в том, что их защитят, а нарушители понимали, что им вряд ли удастся избежать наказания. Только в этом случае преступность будет сокращаться. А так… кроме этой, в их землях орудует много мелких банд, и я уверен, что они не исчезнут, а даже появятся новые. Знаешь, как живут люди в деревнях? — не выдержав, сатанист снова вскочил, сжав кулаки. — Они постоянно трясутся за свои вещи: если уходят в лес, то норовят их спрятать или относят соседям, которым доверяют, чтобы присмотрели. Но даже это не гарантирует сохранности имущества. Многочисленные мелкие ссоры из-за того, что кто-то без спроса взял чужое, драки, кражи… Люди видят, что честность и порядочность не даёт им никакого преимущества и не обеспечивает безопасности и что жулики живут гораздо лучше их — а ведь это прямой путь к тому, чтобы самому встать на скользкую дорожку. Пока тебя не было, я говорил с народом, чтобы узнать, что у них и как, — пояснил собеседник, глубоко вздохнул и уже более спокойно опустился на мох. — В принципе, почти тоже самое было и там, где высадили нас. Только когда царь Сергей стал собирать людей для того, чтобы избежать опасности, когда он организовал специальную группу, которая постоянно следила за порядком — только тогда появились хоть какие-то гарантии. Хотя ты присоединилась незадолго до отплытия, но все равно наверняка заметила, как постепенно менялось поведение людей. Но ты застала только время, когда ситуация уже начала стабилизироваться. Вначале было хуже. Гораздо хуже. Страх, беспомощность, злость и хаос. Да, Сергей достоин полученного им звания. Даже когда мы отделились от царских людей, мы не потеряли то, чему он дал начало. Да, неприятными, да, жестокими методами, но свободные смогли сохранить порядок и дали людям веру в то, что они под защитой и могут не опасаться других разумных. Что их имуществу и жизням угрожает только природа, но не их сородичи. В результате и сами люди стали мягче и добрее друг к другу, — подбросив в костёр хворосту, Вадим добавил: — Именно поэтому я и не хочу, чтобы тот кошмар начался снова, и приложу к этому все свои силы и все силы своего племени. Сейчас, когда люди разбежались, если упустить момент, то вернётся хаос. А если вступить в контакт с местными — то это и вовсе неизбежно. У нас просто не хватит сил проследить за всеми. Поэтому я солгал, — внезапно признался он.

— В чём? — удивилась я.

— Когда они поинтересовались, я сказал, что искать нас надо в предгорьях совсем в другом направлении, чем мы реально остановились. Но оставил один из телефонов наиболее достойной доверия, на мой взгляд, представительнице племени русалок, разумеется, предварительно заблокировав все его побочные функции, — ненадолго задумавшись, сатанист встряхнул головой. — Но я отвлёкся. Местные совершили несколько недопустимых поступков. Например, они воспользовались тобой, не предупредив сразу, что лекарство не подходит для твоего вида.

— Но ведь одна из женщин сказала. Да и лидер потом предупредил, — неуверенно возразила я — всё равно на душе оставался неприятный осадок.

— А я сейчас говорил не о всех, а о лидерах, — пояснил Вадим. — Разумеется, и среди местных есть достойные люди, которых я был бы только рад видеть в числе свободных. Но лидеры… Это я знал, что твоя дочь находится в удовлетворительном состоянии, а местные — нет. Они использовали тебя, понимая, что плата не поможет спасти ни тебя, ни ребёнка, и не постеснялись даже того, что Рысь может быть уже при смерти, и, задерживая мать, они могут лишить ребёнка последнего шанса на спасение. Это непростительно. Лидер объединённых деревень думал только о мести, а Борец — банально струсил и боялся конфликта с мстителями. Тем более, что русалки совершили ту же ошибку.

— Это какую же?

— Они казнили не преступников, а приняли за них тех из объединённой группы, кто ушёл вперёд, чтобы потребовать вернуть лекарства и попытаться решить проблему малой кровью. Пара человек из одной деревни опознала трупы, — я открыла рот, чтобы задать вопрос, но сатанист ответил до того, как прозвучали слова. — Опознавшие не сказали своим, а просто сняли и похоронили мертвецов. Они слишком хорошо понимали, что если остальные узнают, то ситуация только ухудшится.

— Хорошо, что у нас такого не случалось, — пробурчала себе под нос я.

— Ошибаешься. У нас тоже минимум пару раз случались такие страшные накладки. Проблема в том, что какова бы ни была система, ошибок не избежать, — фраза прозвучала неожиданно горько. — Единственное, что мы реально можем — так это попытаться свести их к минимуму.

Разговор затих, но заставил в очередной раз серьёзно задуматься. Сейчас, когда сатанист показал произошедшее в новом ракурсе, многое стало на свои места, и я наконец осознала, почему всё это время меня не оставляло неприятное ощущение неправильности происходящего. Не стоит впадать в крайности. Пытаясь заставить себя относиться к людям лучше, чем раньше, я, вместо того, чтобы их недооценивать, начала переоценивать. Но это тоже не принесёт пользы. И особенно не стоит пытаться врать самой себе. Может быть, Вадим тоже поступил не лучшим образом, когда не рассказал местным о репелленте и солгал насчёт нашего местонахождения, но он действовал смело и разумно, как настоящий лидер, и наверняка готов нести ответственность за свои решения. А ещё, с какой стороны ни посмотри, лидер сатанистов не наживался за чужой счёт. И не перечеркнул полностью саму возможность помощи в будущем, оставив телефон для связи. К тому же, Вадим прав ещё в одном — ошибок не совершает только тот, кто ничего не делает, но всегда надо стремиться не принимать поспешных решений, чтобы хотя бы немного уменьшить вероятность ошибки.

За время нашей добровольной изоляции произошло одно не слишком приятное, но достаточно важное событие. Когда остальные поисковые группы возвратились в селение, племя Вадима, с его одобрения, решило не дожидаться нашего прихода, чтобы воплотить приговор в жизнь. И, как потом выяснилось, его люди подошли к заданию очень творчески и неожиданно для меня. Свои действия они записали на телефонную камеру и потом отослали всем представителям племён.

Поскольку у сатанистов без Вадима оставался всего один мужчина, для помощи они привлекли две независимые, не входящие в племена семьи. Судя по всему, им рассказали предысторию и принятое решение, добились его одобрения, а потом посвятили в план действий. По крайней мере, на записи пятеро свободных и трое сатанистов работали очень согласованно.

Вначале к барыгам вышла невысокая представительница племени, вежливо поздоровалась и попросила её выслушать. На удивление спокойным голосом она поведала о том, что поступок этих людей, а именно перепродажа переданных им бесплатно сведений и наживание на чужом тяжёлом положении, было посчитано союзом племён преступлением. И что мы бы очень хотели, чтобы они осознали всю подлость и мерзость своего поведения, вернули нажитое нечестным путём хозяевам и извинились. Естественно, при такой подаче приговора ни муж, ни жена не восприняли его серьёзно, а лишь посмеялись над женщиной, а потом снисходительно согласились отдать хозяевам их имущество… когда-нибудь и может быть. Сатанистка не сдалась, попытавшись подойти к проблеме с другой стороны и предложив представить барыгам себя на месте потерпевших. Но этот разговор быстро надоел преступникам, и они агрессивно предложили женщине убираться и воспитывать кого-нибудь другого. Она безропотно попрощалась и ушла… чтобы вскоре вернуться, но уже вооружённой, с тремя мужчинами и ещё четырьмя женщинами. Скрутив растерявшихся перепродавцов, она таким же спокойным, вполне уверенным в своих силах голосом сообщила им вторую часть приговора, а именно то, что поскольку они отказались последовать совету, их ждёт смерть. Сказанное тут же воплотили в жизнь, после чего отданные в уплату вещи возвратили их прежним владельцам, а имущество преступников получила семья свободных, из трёх человек, которая, ещё не зная о приданном, согласилась удочерить ребёнка убитых.

Запись произвела на меня неоднозначное, но очень сильное впечатление. Всё-таки сатанисты поступили очень умно, во-первых, поспособствовав тому, чтобы в процессе восстановления справедливости участвовали и одиночки, а, во-вторых, умудрившись провернуть дело так, чтобы никто не смог обвинить их в попытке присвоить вещи казнённых. Вот только первоначальный выход невооружённой сатанистки выглядел не слишком красиво. Впрочем, думаю, этим они тоже преследовали определённую цель: если слухи распространятся, то даже слова одного слабого человека из союза племён будут воспринимать серьёзно. А если бы барыги сами поняли мерзость своего поступка, им бы и такого толчка могло хватить для раскаяния.

С каждым днём гигантская луна клонилась всё ниже к востоку и как раз к концу примитивного карантина коснулась горизонта. В результате пришлось пережидать ещё почти двое суток прежде, чем мы смогли отправиться домой. Путь прошёл спокойно и, добравшись до Волгограда, мы сразу же получили маленький, но достаточный, чтобы перебраться на другую сторону реки, плот. Ещё до отплытия я пообщалась с Надей. Несмотря на то, что женщина выглядела уставшей и даже подцепившей какую-то поражающую кожу заразу, она пока не собиралась возвращаться, впрочем, как и перевозить сюда сына.

— Много работы. Там за вашим здоровьем проследит Росс, а здесь люди всё время то приходят, то уходят, и волгорского врача не хватает на всех.

Надя рассказала, что было уже несколько случаев различных достаточно серьёзных болезней инфекционной природы, но, несмотря на тяжёлое состояние, пока никто не погиб. По крайней мере, никто из тех, кого она знает. Также врач поделилась мыслью, что, поскольку вряд ли керели высаживали заражённых людей, то, скорее всего, источники инфекции не только местные люди, но и сами джунгли, а значит, даже если мы полностью изолируемся от контактов с другими разумными, это не решит проблему эпидемий.

— И вот что я ещё заметила, — добавила соплеменница. — Большинство из заболевших искали альтернативные способы репеллента, отличные от кабачёчков или пота прусов. Пока не знаю, что за этим кроется и не случайна ли эта связь, но если не случайна — то нам очень повезло.

Уже на нашем берегу я попрощалась с Вадимом. Напоследок он вручил мне прихваченные у находящейся в Волгограде сатанистки телефоны по числу оставшихся в моём племени ещё не снабжённых мобильниками взрослых людей. И ещё один передал мне.

— У меня есть компьютер для связи, — попыталась отказаться я.

— А если ты попадёшь в беду, то показывать своё местоположение тоже с помощью компьютера станешь? — отмёл Вадим все возражения. — Я не дарю вам телефоны, а просто даю в пользование, хотя, возможно, и на очень долгий срок. Нас, членов союза племён, всё равно слишком мало и надо использовать любое преимущество. А быстрая связь дает нам фору, и не стоит от этого отказываться.

— Хорошо, — я кивнула, соглашаясь с его аргументами.

На этом мы и расстались — я отправилась домой, а сатанист погнал плот в своё племя.

 

28 декабря 1 года. Джунгли — Орден

В нескольких часах ходьбы от Ордена я увидела впереди тигра и тут же залезла на дерево. Не обращая на меня внимания, он прижался к земле, заинтересованно глядя в сторону кустов и подёргивая хвостом, а потом резко выпрямился, одним прыжком преодолел несколько метров в ту сторону и снова застыл. Скрытая от взгляда за телом охотника, жертва испуганно шипела и рычала. Странно, но её голос показался знакомым. Прислушавшись, но так и не избавившись от сомнений, я, хотя предположение и казалось невероятным, перебралась на другое дерево, чтобы тигр не заслонял обзор. Опустив взгляд и всмотревшись, чуть не сорвалась с ветки. Рысь!

Как она тут оказалась? Куда смотрели посвящённые?! Дочь, вздыбив шерсть и предупреждающе рыча, стояла буквально на расстоянии удара лапой от страшного хищника. Оцепенение прошло прочти мгновенно. Ждать — значит обречь малышку на смерть. Справиться я с тигром не смогу, а следовательно, надо его отвлечь, чтобы переключить внимание, а потом отманить. Надеюсь, что покажусь более лакомой добычей, чем Рысь. Причём желательно действовать таким образом, чтобы дочь не кинулась ко мне и тем самым не спровоцировала нападение. Мысли молнией пронеслись в голове, пока я спускалась на землю.

Подбежав к тигру, я сильно дёрнула его за хвост. Тут же отскочила, но только убедившись, что уловка удалась, бросилась бежать. Яростно взревев, хищник мгновенно развернулся и, в несколько прыжков нагнав, ударил меня лапой, с силой швырнув на землю, и навалился сверху немалым весом. К счастью, тигр не использовал зубы. После падения потребовалось больше минуты, чтобы сориентироваться в пространстве и сообразить, что делать. Мысли разбегались в стороны, да и перед глазами расплывалось, правую руку тигр придавил лапой и, при попытке её освободить, выпустил когти. Я медленно, стараясь не вызвать у хищника ещё большую агрессию, потянулась левой рукой в ножу, а тигр в это время обнюхивал меня и морщился, топорща усы. В тот момент, когда пальцы прикоснулись к рукояти, он чихнул, обрызгав слюной, и, недовольно рыкнув, слез с моего тела. Вопреки ожиданию, нападения не последовало, хищник просто отошёл на несколько метров, после чего сел умываться, с интересом косясь в мою сторону.

Воспользовавшись тем, что хищник отступил, ко мне бросилась Рысь, и от её восторженного визга я вздрогнула. Тигр тоже встрепенулся, даже вылизываться перестал и вытянул шею в нашу сторону. Быстро перехватив дочь, я слегка прижала её к земле с дальнего от хищника бока и прошипела:

— Тихо!

Осторожно поднялась, пряча Рысь от взгляда тигра и то и дело замирая, отодвинулась к дереву, а потом, так же медленно полезла вверх. Выше. Ещё выше. Почувствовав себя в безопасности, облегчённо вздохнула. Но забираться на самую вершину не стала, устроившись так, чтобы видеть всё ещё находящегося внизу хищника. Он не уходил, но нами интересоваться перестал, продолжив наводить марафет, как самый обычный домашний кот.

Отдышавшись, попыталась проанализировать неожиданную встречу. Почему он меня не съел? Единственный логичный, напрашивающийся сам собой ответ, это что тигр почуял мою ядовитость и ядовитость Рыси. Но, несмотря на несъедобность, он охотился на мою дочь. Или не охотился? Возможно ли, что его вело банальное любопытство и, если бы не моя агрессия, нападения и вовсе бы не было? Быстро осмотрев и ощупав сопротивляющуюся Рысь, я с облегчением убедилась, что она цела. По крайней мере, на первый взгляд. Да и ведёт себя вполне бодро и активно. А у тигра и лапы такие, что одним ударом пришибить мог, не говоря уж о челюстях. Получается, что дочь вообще не пострадала — если её и трогали, то не всерьёз, а играючи. Да и меня хищник атаковал не со всей силы, ведь иначе так легко отделаться бы не получилось. Прижав дочь к груди, я истерически рассмеялась, выплёскивая накопившееся напряжение.

Теперь, когда первый шок прошёл, появилось понимание, что стычка всё же повлекла кое-какие травмы. Голова кружилась, немного подташнивало, а та часть спины, на которую пришёлся удар, ныла при каждом движении — наверняка синяк будет большой. Посадив Рысь рядом и почёсывая её загривок, я некоторое время отдыхала. Наконец, когда тошнота и головокружение утихли, продолжила путь к Ордену. Тигр за это время ушёл, но на землю спуститься я всё равно не решилась, решив преодолеть оставшееся расстояние поверху.

Уже на подходе к Ордену услышала громкие крики:

— Рысь, ко мне! Рысь, Рысь, ко мне!.. Да куда же ты провалилась?! — ненадолго прервав дружелюбный призыв, возмутился зеленокожий.

— Рысь! — вторили ему с другой стороны селения.

Разгоревшиеся после встречи в лесу раздражение и обида на соплеменников отступили. Детей достаточно много, и за всеми вряд ли возможно уследить — разве что запирать в клетке. Тем более, что дочь спокойным характером не отличается и вполне могла сбежать, воспользовавшись даже самым малым поводом. Снизу снова позвали Рысь и, радостно взвизгнув, она спустилась на землю.

— Иди ко мне. Молодец, что вернулась, — облегчённо вздохнул Росс, подхватывая девочку на руки. — Народ, она нашлась!

К этому времени и я слезла с дерева.

— Привет.

Зеленокожий вздрогнул, а потом окинул меня обвиняющим взглядом:

— Значит, ты там сидела и любовалась, как мы бегаем и ищем твою дочь? — раздражённо поинтересовался он.

Судя по всему, Росс подцепил ту же заразу, что и Надя. По крайней мере кожа его выглядела очень нездорово: практически вся покраснела и шелушилась, а в некоторых местах заметны целые россыпи везикул.

— Нет, я только вернулась, — помотала головой я, не в силах оторвать взгляд от зеленокожего. — Встретила её в двух-трёх часах ходьбы отсюда и рядом — тигра. Похоже, твоего знакомого.

Не дослушав, Росс решительно, но не резко посадил Рысь на мох и быстро осмотрел и ощупал всё её тело. Довольно кивнул, вручил девочку подошедшему Севе (которого болезнь тоже не обошла стороной) и повернулся ко мне.

— Ты ранена?

— Только лапой ударил, но довольно крепко, — покачала головой я и чуть не взвыла, когда зеленокожий начал ощупывать место повреждения — не травмируя, но нажимая сильно.

— Жаль, что у нас нет твоего трупа, — через несколько минут сказал он и тут же пояснил, в ответ на моё возмущённое шипение. — Я имею в виду: жаль, что нет скелета твоего вида. Вроде бы сильной асимметрии по бокам нет. Но всё равно, сравнить не с чем, поэтому неясно, все ли кости и суставы на своих местах.

Дождавшись, пока болезненный осмотр закончится, я криво улыбнулась:

— Думаю, это выяснится в ближайшие дни.

Воспользовавшись тем, что Росс освободился, дочь опять перелезла к нему и присосалась к груди. Мужчина нахмурился, но почти сразу же махнул рукой и обречённо вздохнул.

— Есть будешь?

Кивнув, я устроившись неподалёку от костра и, приняв удобную позу, приступила к ужину, одновременно оглядывая лагерь.

За время моего отсутствия лагерь изменился, хотя и не сильно. Как и раньше, вместе с людьми на костре готовили пищу орангутанги, рядом с чистящими рыбу жёнами Дета выжидающе прогуливались три молотоглава, а со стороны мусорки доносилось чавканье диких свиней. Вероника рассказала, что уже больше недели в лагерь почти ежедневно заходит пара оленей и каждый раз, улучив момент, пытается стащить мясные или рыбные продукты, а также полакомиться собранными яйцами. Вступать в серьёзную схватку с грабителями посвящённые опасаются, да и большой необходимости в этом нет, но гонять козлов-переростков приходится часто.

А вот непонятная болезнь, поражающая кожу, не обошла никого. Причём у всех взрослых наблюдалась примерно одна и та же стадия, а у детей болезнь зашла чуть дальше. Попытавшись расспросить посвящённых по этому поводу, в ответ получила сначала общее недоумение, а потом такой же дружный смех.

— Нет никакой болезни, — успокоившись, заверил Росс. — Точнее есть, но не заразная. Точнее заразная, но…

Зеленокожий снова развеселился и вместо него ситуацию прояснила Лиля:

— Это не болезнь, а раздражение от репеллента. Просто с тех пор, когда мы виделись последний раз, оно стало сильнее.

Я сочувственно посмотрела на народ и вздохнула. Плохо, когда приходится выбирать из двух зол. Но другого решения пока нет. Честно говоря, гораздо больше волнения вызывало здоровье детей (за исключением полукровок — у них раздражение, хотя и было, но даже слабее, чем у взрослых). Но всё равно — мало ли к каким последствиям может привести такое сильное поражение кожи.

Вопреки моему ожиданию, в Ордене, кроме Нади, отсутствовали инженер и физик со Светой. Дело в том, что во время путешествия Сева с Верой нашли в заболоченном лесу деревья подходящего для лодки размера и инженер решил, не затягивая, воплотить свою мечту.

— Там штук двадцать нормальных деревьев, — добавила геолог. — И ещё несколько десятков более мелких. Но все мёртвые.

— Надо будет сходить посмотреть, — предложила я. — Вдруг хотя бы предположить сможем, почему нет других.

— Я только за, — рассмеялась Вера. — Заодно продолжим более подробную разведку местности. А то, когда мы искали народ, то почти нигде не задерживались. Даже песок промыть времени часто не хватало.

— А ещё, когда Маркус с Севой вернутся, надо всё-таки покончить с этим хвостатым любителем человечины, — заметил Дет.

Мимо нас, в сторону реки, стайкой пробежали восторженно визжащие дети и прямо с мостков попрыгали в воду.

— Я хотел бы взять у тебя кровь и кое-что проверить, — поглядев, как барахтается ребятня (кстати, очень хорошо держась на воде), обратился ко мне врач.

Дождавшись моего согласия, Росс нацедил крови в пробирку и отошёл к микроскопу. Я отправилась следом: может, и неприятно, но всё равно важно знать, что происходит. Мельком взглянув на мазок, зеленокожий повернулся к пробирке и, к моему удивлению, проверил кровь на кольце-определителе.

— Так, замечательно, — буркнул он себе под нос, выяснив, что красная жидкость сильно ядовита для его вида. — А теперь, будь любезна, проверь, насколько она ядовита для тебя.

Недоумённо пожав плечами, выполнила просьбу и выяснив, что, как и следовало ожидать, для человеко-зверей моя кровь является полностью безопасным продуктом питания, подняла взгляд на Росса.

— Отлично, — улыбнулся он. — Ну, что я тебе скажу. Количество паразитов не увеличилось, хотя и не уменьшилось за весь месяц наблюдений, кровь не изменила своих свойств и не стала ядовита для тебя самой. По твоим словам и моим наблюдениям за Рысью, ваше самочувствие тоже не ухудшилось. Судя по всему вышеперечисленному, не думаю, что эти членистоногие очень вредны для твоего вида. Если вред и есть, то он невелик и даже с паразитами вполне можно продолжать жить и жить достаточно хорошо.

— Да, я уже тоже предполагала что-то подобное, — радостно подтвердила я. — Хотя трудно поверить и смириться, что являешься инкубатором для родичей ювелиров. Но, будь иначе, за такой долгий срок наверняка уже выявились бы хоть какие-то неприятные изменения. Спасибо, — даже не пытаясь сдержать слёзы, я крепко пожала руку мужчине. — С другой стороны, неизвестно, каких глупостей я могла бы натворить, если бы не отвлеклась на серьёзное дело.

— Тоже верно, — согласился подошедший Илья. — А куда ты дела волосы?

— В смысле? — не поняла я.

— Ну, за месяц они у тебя на добрый метр вырасти должны были. А в лагере запасы закончились. Я хотел попросить срезанные — сетку сплести хочу. Или ты их выбросила?

Я невольно потянулась к шевелюре, ощупывая её и пытаясь припомнить, когда стриглась в последний раз. По всему выходило, что давно. Фактически ни разу после того, как мы закончили сплавляться по реке. А волосы всё ещё не слишком длинные — семь-пятнадцать сантиметров, а за счёт того, что сильно вьются, в глаза не лезут. Зато растут гуще, чем раньше. Пока химик не обратил на это внимание, я и думать о причёске забыла — не мешают волосы, расчёсываюсь пару раз в день — и хорошо.

Поделившись новой странностью с друзьями, высказала предположение, что причиной замедлившегося роста могут оказаться кровяные паразиты.

— Но если это весь «негативный» эффект, то так даже лучше, — добавила я. — А то с волосами ужасно замучилась.

— Можно поэкспериментировать, — с загоревшимися глазами предложил Илья.

— Только не сегодня, — предупредила я. — Пока хочу просто отдохнуть и пообщаться.

 

29 декабря 1 года–1 января 2 года. Орден

Химик не отказался от идеи проверить, что творится с моими волосами, и уже на следующее утро заплёл и намертво завязал, одновременно замерив длину, несколько очень тонких косичек, после чего запретил расчёсываться. Нельзя сказать, что такое условие сильно порадовало, но мне тоже было интересно, поэтому пришлось потерпеть это небольшое неудобство.

Выяснилось, что волосы у меня растут не медленнее, а наоборот, даже быстрее, чем раньше. Но вот срок жизни каждой отдельной волосинки сильно сократился и теперь составляет всего несколько суток. В результате, меньше, чем за неделю, на голове полностью сменяется состав шевелюры, — что удалось чётко установить после того, как я согласилась покрасить её плохо отмывающимся ягодным соком. Но, при всём этом, волосинки выдерживали примерно такой же вес, как и старые (длинные), не потеряли блеска и здоровья.

— Очень странно, — задумчиво почесал бороду Росс, когда мы обсуждали результаты эксперимента. — У меня даже бредовое предположение в голову закрадывается.

— Какое именно? — поинтересовалась я.

— Что твои волосы могут оказаться не обычными роговыми образованиями, а специфическим органом выделения. Возможно, когда мы сплавлялись, неких веществ поступало в организм меньше или они были менее токсические, а здесь наблюдается их большой избыток, и они более ядовитые. Вот организм и избавляется от чего-то таким странным образом — через кожу. Поэтому и растут волосы то медленнее, то быстрее. Понимаю, звучит как бред. Но здесь много всего бредового, так что кто знает… — зеленокожий снова погрузился в размышления.

Подумав, я признала, что высказанная Россом гипотеза вполне имеет право на существование, особенно если допустить, что вещества, от которых пытается избавиться тело — органического происхождения. Уж с чем чем, а с живой природой здесь точно творится что-то странное.

После возвращения я заметила сильно изменившиеся отношения между теми, кто не участвовал в миссии. Росс сдружился с Лилей, но уже не пытался отпускать в её сторону сомнительные комплименты. Дет показал себя как хороший труженик, а Вероника — как организатор бытовых дел. Когда больше половины взрослых покинули Орден, в нём резко появился дефицит рабочих рук. Хотя на детовских жён взвалили почти всю работу по лагерю (уборку, приготовление пищи, поддержание костра, мытьё посуды и так далее), оставалось ещё слишком много дел. Кроме того, все, кроме семьи Дета, хотели параллельно заниматься своими исследованиями, поэтому свободного времени у народа практически не оставалось.

Одновременно с этим, возраст детей потихоньку приближался к девяти месяцам (около двух лет по Земному времени), они стали ещё более подвижными и активными. Уследить за ними с каждым днём было всё сложнее, даже невзирая на помощь полукровок. Из-за нехватки внимания ребятня начинала хулиганить и, чтобы этого избежать, Росс с Лилей решили приобщить детей к простой работе. В результате, к моему приезду малыши уже отвечали за обмывание прусов для получения раствора репеллента, вместе с кем-либо из взрослых (обычно зеленокожим или Лилей) собирали съедобные ягоды и листья, таскали хворост, копали папортошку и ловили насекомых. Долго заниматься чем-то одним ребята ещё не могли, часто отвлекались и отдыхали, но всё равно для меня их сосредоточенные, серьёзные лица во время работы выглядели непривычно и чуть ли не дико. Нет, малыши не возражали, не проявляли недовольства, но всё равно где-то в глубине моей души шевельнулась неприятная мысль, что мы отнимаем у них детство. С другой стороны, чем раньше они научатся сами выживать в лесу, тем больше у них шансов в будущем.

Не менее странно, чем дети в роли работников, смотрелись холостяки в качестве воспитателей. Обладающие сложными характерами, язвительные и принципиальные, Росс и Лиля на удивление хорошо нашли общий язык с молодым поколением, став для них не просто учителями, но и авторитетными лидерами. Единственным минусом их занятий с детьми стало то, что последние начали активно подражать своим кумирам, причём отнюдь не только в положительном смысле. После возвращения я и другие родители попытались отучить малышей от вредных привычек, но пока наши усилия пропадали всуе. Однако мы продолжали наставлять детей на путь истинный, надеяться на то, что со временем они всё-таки поймут неправильность своего поведения.

Лиля уже почти месяц назад очень активно взялась за поиски способа продлить действие репеллента и уменьшить его негативные последствия. Что только она не пробовала: выпаривала пот на слабом огне, на солнце и в тени, смешивала с различными жирами, бражкой, смолой, фруктовым сахаром и даже различными соками, пыталась разделить раствор на фракции и ставила ещё много других, порой очень забавных и неординарных опытов. Но увы, пока практически никакого положительного результата достичь не удалось. Хотя некоторые способы увеличивали срок хранения пота, но ненадолго, через несколько часов им уже нельзя было пользоваться: не потому, что совсем не защищал от насекомых, но действовал слабее, из-за чего мазаться приходилось гуще, что, в свою очередь, вызывало ещё более сильную экзему из-за ядовитости репеллента. Но экономист не отчаивалась, продолжая искать новые пути. Глядя на такое упорство, я уже не просто уважала, а почти преклонялась перед её силой воли. Несмотря на сложный характер, Лиля являлась одной из самых влиятельных личностей Ордена: к её словам прислушивались, а аргументы чаще всего признавали разумными и правильными.

А пока использовали прежнее средство защиты, действующее недолго и отпугивающие отнюдь не всех насекомых. К этому времени выяснилось, что не все из них рассматривают людей как столовую, некоторые используют в качестве инкубатора и яслей для своего потомства. Каждый вечер посвящённые собирались вместе и извлекали из-под кожи или ногтей новых нежеланных паразитов. К счастью, их заводилось не так много, но и не мало: от двух до дюжины личинок за сутки. Постепенно выковыривание паразитов стало таким же обычным делом, как расчёсывание или умывание, и теперь в это время продолжали звучать жизнерадостные разговоры.

Через пару дней я вспомнила о предположении насчёт выработки репеллента от прививки и решила испытать гипотезу на себе. Прусы могут обидеться и перестать приходить на зов, поэтому, пока неизвестно, сработает ли закладывание растёртых насекомых в ранку, не стоит рисковать сложившимися отношениями. Для проверки я наловила три разных вида насекомых, охотящихся на лесных людей. После чего тщательно растёрла кровососов, предварительно избавив их от крыльев, ножек и брюшка, и обильно покрыла получившейся массой три неглубоких, только до крови, но дециметровой длины пореза. Конечно, есть маленький шанс заражения, но не думаю, что риск велик. По крайней мере, до сих пор все повреждения на мне зарастали просто отлично. И правда, хотя ранки и воспалились, но не сильно, а уже на следующий день от царапин практически не осталось следа.

На всякий случай подождав ещё немного, предложила Илье намазаться моим разведённым потом и оценить эффективность нового репеллента. Химик с готовностью согласился послужить подопытным и добавил:

— Вот если бы ты хотела проверить активность насекомых без защиты, я бы на такое всё ещё не пошёл.

К нашей общей радости, оказалось, что своеобразные прививки действительно сработали и теперь мои выделения защищают ещё от трёх видов кровососов.

— Это открытие можно остальным не выдавать, — с горящими глазами заявила Лиля. — Пока необходимости нет, а нам бонус.

После открытия мы несколько дней вылавливали кусачих насекомых и задабривали прусов всякой вкуснятиной, чтобы из-за неприятной процедуры они не начали обходить селение стороной. Заодно и я, на всякий случай, сделала себе прививки. В результате уровень жизни остальных посвящённых возрос — когда имеешь хорошую защиту от кровососов, мухи не норовят укусить за самые нежные места или отложить яйца, чувствуешь себя гораздо комфортабельней. Вот только раздражение от репеллента (несмотря на разведение, он оставался ядовит), постепенно увеличивалось, и теперь, хотя ранок и не было, но почти вся кожа покрылась красными пятнами, шелушилась, а на наиболее нежных участках вздувались наполненные беловатой жидкостью везикулы. Несмотря на то, что поражённая кожа беспокоила, чесалась и даже побаливала, посвящённые категорически отказались даже на время заменить оказывающий вредное воздействие репеллентный пот на мятые кабачёчки. Зато с энтузиазмом поддержали идею Ильи построить закрытое убежище, населить его насекомоядными животными и хорошо занавесить вход, чтобы можно было отдыхать без защиты.

— Может, если пользоваться репеллентом не круглосуточно, раздражение пройдёт, — высказал всеобщую надежду математик.

К этому времени вернулась троица строителей, пригнав с собой хорошую, хотя и не самого красивого облика, но крепкую, устойчивую и удобную в управлении лодку. В ней с комфортом помещалось шесть человек, а при желании удавалось забраться всем племенем, правда, при этом, стоило кому-то неловко повернуться, как через борт переливалась вода.

Новый год мы решили отметить, но не стали устраивать большого праздника. Приготовили вкусный обильный ужин, сохранив его остатки на ночь и долго сидели при свете костра, пели детские песни о деде Морозе и о ёлочке, вспоминали Землю, снег и зимние игры. А ночью отправились купаться и вместе с детьми водить хоровод вокруг костра. Наверное, со стороны такое поведение взрослых людей может показаться глупым или странным, но мы не чувствовали никакой скованности или неловкости. На душе было хорошо, тепло и спокойно.

 

2–18 января 2 года. Орден

Постройка сарая-укрытия заняла около трёх дней, ещё почти столько же потребовалось, чтобы заткнуть все щели мхом — с целью преградить путь гнусу. Вход сделали небольшим, а для плотной многослойной занавеси использовали сшитые между собой шкурки мелких животных и оленя. К сожалению, несмотря на все наши старания, даже после выделки кожа гнила, хотя и медленней, поэтому экономить её не имело никакого смысла. А вот населить получившееся строение насекомоядными животными оказалось гораздо сложнее. Сначала мы просто наловили ящериц, лягушек, мелких птичек и крупных хищных членистоногих, занесли их внутрь и там выпустили. Но очень быстро выяснилось, что такой способ не работает: насильно переселённые животные сбегали, зарывались в землю, проделывали сквозные дырки в моховой прокладке стен. Только после недельного наблюдения за их жизнью на воле нам удалось устроить некоторые виды так, чтобы они не стремились покинуть убежище. Теперь в углу дома возвышалась груда камней, а рядом с ними набросали обломки коры и несколько хворостин. Между камнями и деревяшками проложили толстый слой влажного мха, который поливали по несколько раз в день, а над «живым уголком» закрепили почти десяток веток — для летучих обитателей дома.

Даже во время постройки мы не прекращали свои исследования. Росс ещё до моего возвращения сплёл два десятка клеток и долго ругался, когда убедился, что простые деревянные прутья не удержат пожелавших сбежать грызунов. Параллельно выяснилось, что некоторые из видов менее склонны прогрызать стены, и теперь зеленокожий наловил именно их. Пока Надя работала у волгорцев и собирала информацию о людях, Росс ставил жестокие опыты на животных. Хирург наносил им раны, порой серьёзные, чтобы выяснить, что лучше применять в качестве антисептиков, скармливал яды в больших количествах, а потом вскрывал погибших зверей с целью посмотреть на внутренние повреждения и так далее. При всей своей неприглядности, такой подход оказался достаточно результативным, хотя теперь ещё острее встал вопрос: насколько одинаково действуют на людей и подопытных животных найденные лекарства. Росс почти ежедневно созванивался с Надей, они обменивались полученным опытом и наблюдениями, советовались насчёт возможных методов лечения и обсуждали, какие ещё травы стоит протестировать на зверях.

Три куста серебристых леших всё-таки взошли, правда, почти в полутора метрах от места посадки. Мы с Вероникой долго пытались понять странную логику растений, но потом сдались и махнули рукой, решив посадить ещё бобов и, если они опять вырастут не там, где положено, пожертвовать одним кустом, чтобы попытаться найти ответ. После давней неудачи агроном некоторое время экспериментировала и пока остановилась на другом способе выращивания растений. Вместо того, чтобы расчищать и подготавливать землю под грядки, она тщательно обрабатывала совсем небольшие лунки, почву в которых, сразу же после посева, прикрывала опавшими листьями или слоем срезанной травы. При такой агротехнике ей удалось сохранить даже посадки, совершённые всего за трое суток до лунно-закатного шторма. Кроме этого, первые успехи появились и при попытках выращивания папортошки, а именно — подтвердилось предположение о чередовании спорофита и гаметофита. По крайней мере, в тех местах, куда Вероника посадила ягоды лиан, взошёл именно папортофельный папоротник.

Совершенно случайно мы обнаружили растение, подходящее для получения качественных волокон, из которых, в принципе, можно прясть. Его заросли нередко встречались в малоподвижных заводях: трава с длинными, поднимающимися выше метра над водой, узкими листьями и ещё более высокими гладкими стеблями, с пушистым шарообразным белым соцветием. Листья хорошо сопротивлялись разрыву, а после вымачивания и выдерживания до полуразложения, зелёная (а точнее — уже бурая) масса достаточно легко отмывалась, позволяя отделить длинные и тонкие, но крепкие, распушающиеся после просушки нити.

Однажды за завтраком Росс категорично заявил, что собирается отлучить подрастающих детей от груди. Но малыши придерживались другого мнения и уже к полудню почти не отходили от зеленокожего с просьбами:

— Росс, ну дай титьку!

— Я не дойная корова, — отмахивался Росс. — Хватит, вы уже большие, а большие мальчики и девочки не сосут грудь.

Дима недовольно засопел, а Дина состроила жалобное лицо, но, заметив, что уловки не действуют, дети переглянулись.

— Сосут! — уверенно возразил сын. — Росс, ну не жадничай.

— Нет, — решительно отрезал зеленокожий.

— Почему?

В одном этом слове прозвучало столько искреннего непонимания и обиды, что Росс тяжело вздохнул, но снизошёл до объяснения:

— Чтобы вырабатывалось молоко, надо много есть и, чем больше молока, тем больше и вкуснее есть. А вы уже большие, можете кушать самостоятельно. Нечестно получается: вы и тут, и там перехватите, а меня-то никто дополнительно не кормит!

Удивительно, но дети не стали возражать и настаивать на своём, вместо этого глубоко задумавшись.

— Тоже мне, оголодавший, — фыркнула Лиля, когда малыши отошли к остальным.

— Ну, надо же было хоть как-то аргументировать, — улыбнулся Росс. — А они достаточно умные, чтобы понять и отстать.

Но, как вскоре выяснилось, зеленокожий недооценил настойчивость и интеллект полукровок.

В свободное от работы время все дети часто ловили насекомых. Потом кто-нибудь из взрослых поджаривал их добычу на рыбьем или змеином жире и получалось вкусное, сочное и хрустящее лакомство. Так произошло и сегодня. Но, вместо того, чтобы самим съесть деликатес, Дима с Диной оставили себе лишь по паре кузнечиков, а остальным угостили Росса. Зеленокожий сначала попытался отказаться, но дети настаивали и он сдался, с немалым удовольствием умяв и свою, и их доли. Дождавшись, пока последнее насекомое исчезнет во рту Росса, сын спросил:

— Вкусно покушал?

— Да, спасибо, — искренне поблагодарил Росс.

— Мы тебя покормили, теперь дай титьку! — радостно выдала Дина и полезла на колени к зеленокожему. К сестре тут же присоединился Дима, да и Рысь решила не отставать, с визгом пытаясь отвоевать желаемое.

Росс не нашёл, что возразить — его побили на его же поле, и теперь взглядом взывал к нам о помощи. Нелепость ситуации вкупе с неожиданным решением полукровок и на нас произвела сильное впечатление, поэтому вместо того, чтобы что-то предпринимать, мы невольно рассмеялись. Зеленокожий обиделся, но потом, подумав, хмыкнул и пожал плечами:

— Ладно уж, ещё потерплю, — сказал он нам. — Сам виноват, надо было другой повод придумать. Хотя иногда мне кажется, — Росс перевел взгляд на счастливые лица сосущих детей, — что независимо от того, как бы я объяснил им своё решение, они всё равно нашли бы способ выкрутиться.

Рысь в плане умственного развития всё ещё оставалась на уровне животного, хотя и очень сообразительного. Я пыталась заниматься с дочерью дополнительно, отдельно от остальных детей, стремилась, чтобы она освоила хотя бы самую простую речь, но безуспешно. Разумеется, это заставляло нервничать. Несколько раз я даже плакала украдкой, подозревая, что последствия кровоизлияния в пустыне не прошли бесследно и вполне могут быть причиной недоразвитости дочери, из-за чего малышка никогда не станет разумным существом. Но с другими посвящёнными не стала делиться проблемой: пока ещё остаётся хоть какая-то надежда, а значит — надо ждать.

Тигр продолжал навещать окрестности селения, а однажды даже вышел к костру. Мы тут же взяли круговую оборону, вооружившись копьями и факелами. Связываться с нами хищник не пожелал, развернулся и так же неспешно удалился. Но постоянная угроза не давала нам покоя. Проблема состояла в том, что надо было не просто ранить, но именно убить страшного соседа. Иначе, обозлившись, он может начать не просто любопытствовать, играть и охотиться (последнее, хотя и происходило, но весьма лениво) — а целенаправленно убивать. Но хищник, как нарочно, игнорировал ещё две построенные нами ловушки и отказывался от всех подброшенных ему отравленных тушек небольших зверьков. Однажды, для эксперимента, я подкинула ему не начинённое ядом мясо — и его тигр съел с удовольствием. Отсюда следует вывод, что он не просто брезговал уже мёртвой добычей, а понимал, что в прежнем угощении что-то не так. Идти на прямой конфликт и пытаться победить зверя только с помощью копий, факелов и топоров мы сами опасались — слишком большими потерями с нашей стороны грозил такой необдуманный поступок. Но всё же мне пришла в голову идея прикрепить артефактный нож к длинной жерди и настроить его на максимальную остроту — в случае чего, получилось бы страшное оружие. Но увы, и на сей раз повышенная паранойя при выборе вещей сослужила плохую службу. Когда нож находился у меня в руке, причём даже если я брала его через несколько слоев шкуры, он сохранял свои свойства, но стоило разорвать касание: бросить или прикрепить к палке — как лезвие оплывало. В результате оно не просто понижало, но вообще теряло остроту и форму, из-за чего при любой попытке использовать нож дистанционно он оказывался не полезнее обычного камня, да ещё и менее удобным. В контактный бой с тигром я не собиралась (разве что в совсем безвыходной ситуации), так что и от этой идеи пришлось отказаться.

Однажды отправившаяся на охоту семья физика почти сразу же вернулась и Маркус позвал нас посмотреть на кое-что интересное. Буквально в нескольких десятков шагов от границы селения, в реке, на мелководье, купались три человека. Но не просто человека, а очень маленьких. Ростом они не доставали мне даже до колена, но пропорции тела свидетельствовали, что это вполне взрослые особи. Мужчина и две женщины. В нашу первую встречу мы просто следили за ними, не в силах сразу поверить в необычную картину. Семья мелких людей обосновалась рядом с лагерем, что позволило ближе познакомиться с их образом жизни. Судя по тому, что вели они себя достаточно смело, да и гнуса не опасались — мы предположили, что их защита сродни моей и прусов: ядовитость плюс естественный репеллент. И наблюдения, а также проверка на кольце-анализаторе полностью подтвердила эту гипотезу. Мелкие люди держались рядом друг с другом, но не блистали высоким интеллектом: хотя они и могли использовать подобранные веточки или камни, но ни разу не удалось застать их за изготовлением инструмента или его применением. Всё говорило о том, что мелкие люди не разумные существа, а звери, причём стоящие на лестнице развития даже ниже орангутангов. Но их облик, их человеческие тела смущали, в результате чего мы несколько раз пытались наладить контакт. На сближение феи (как мы прозвали этот вид) пошли достаточно легко, но и тут проявили не больше ума, чем прусы. Как мужчину, так и женщин интересовали не мы, а только предлагаемые нами лакомства.

— Мне одно интересно, — задумчиво потянул Росс, наблюдая за низкорослыми соседями. — Они так похожи на нас внешне — может, и опыты на них принесут более достоверные результаты? К тому же, у них относительно хуже развиты челюсти, так что клетки точно не разгрызут.

Но остальные посвящённые дружно запретили зеленокожему обижать поселившихся по соседству фей.

— Если так уж хочется — отойди подальше, найди и там налови себе подопытных, — выразил всеобщее настроение Сева. — А наших не трогай.

Росс не расстроился и даже почти не стал возражать против такого условия: судя по всему, он тоже проникся симпатией к новым соседям.

 

19–33 января 2 года. Орден

— Кажется, я беременна, — непосредственно перед обедом поделилась с нами новостью Юля, задумчиво рассматривая оставшийся с завтрака и уже успевший покрыться тонкой плёнкой чёрной плесени фруктовый джем. — Пока времена достаточно спокойные и укрытие от кровососов есть — лучше не упускать момент. А то затяну, и опять неприятности начнутся, — пояснила она, снимая и выбрасывая верхний слой испорченного лакомства. Потом проверила оставшееся на кольце-определителе и, убедившись, что плесень не сделала продукт ядовитым, зачерпнула его ложкой. — На вкус нормально, есть можно, — подвела итог дегустации астроном.

— Я тоже ребёнка хочу, — вздохнула Лиля и тоскливым взглядом обвела собирающихся вокруг костра мужчин. Потом решительно встряхнула головой и повернулась к лидеру. — Дет, сделай мне ребёнка! В жены к тебе не пойду, но сексом до зачатия заниматься готова.

Тот аж потерял дар речи от такого поворота событий. Зато Росс не удержался от возмущения:

— Почему он, а не я?!

— Ты не подходишь, — категорично заявила новоявленная охотница на мужчин.

— А я? — негромко поинтересовался Маркус. Ему Лиля даже отвечать не стала, благо физик тут же схлопотал по шее от своих жён.

— Ты тоже не подходишь, — хором заверили они его.

— Так, спокойно, — отойдя от шока, поднял вверх ладони Дет. — Прости Лиля, ты красивая и умная женщина, но я не хочу быть твоим любовником. И мужем тоже не хочу. К тому же, предпочитаю не мешать работу и интим.

Зная лидера, не думаю, что он лукавил. Лиля совершенно не его тип женщины, даже не по внешности, а по характеру. Слишком самостоятельная, сильная и готовая отстаивать свою точку зрения. А обе жены Дета безропотные, послушные и любящие — о таких приятно заботиться, но сложно считать за равных.

— Нет так нет, — ничуть не расстроившись, пожала плечами экономист. — Значит придётся искать отца за пределами поселения. Вроде бы у волгорцев неплохие мужчины есть. Да и Вадим достоин того, чтобы рассмотреть его кандидатуру… Народ, где-то через пару недель я, пожалуй, посещу Волгоград. Заодно Наде помогу, — сообщила она нам.

Лидер с готовностью согласился, возможно опасаясь, что если откажет, то его снова начнут рассматривать как потенциального производителя. Да и остальные, хотя и улыбнулись, но не стали отпускать насмешки в сторону Лили или намекать на неподобающее поведение. Всё-таки в нашем новом мире в этом плане проще, чем было на Земле. Намного проще. Вот только Росс, судя по всему, очень обиделся на то, что его не захотели в качестве возможного партнёра, и с новыми силами начал задирать Лилю. Но та реагировала на неприятные шутки зеленокожего так же спокойно, как раньше, и точно так же отвечала. Поэтому не думаю, что запала зеленокожего хватит надолго.

После обеда большая часть посвящённых осталась у костра, достала телефоны и соединилась в общую сеть с другими представителями союза племён, чтобы вместе обсудить то, что потом станет нашим законом. Немного послушав, я затосковала и, заметив, что Вероника тоже не особенно интересуется происходящим, пересела к ней поближе.

— Как думаешь, если мы сейчас уйдем, они сильно будут ругаться? — спросила агроном.

— Надеюсь, нет, — улыбнулась я. — Всё равно толку-то от нас — только молчим и слушаем чужие разговоры.

Ещё немного поскучав, мы тихонько, чтобы не потревожить остальных, покинули собрание и отправились кто куда, а если точнее, то Вероника — на грядки, а я — к реке. Вода приятно омывала ноги, прелая побуревшая трава (специально заготовленная для получения волокон) на ощупь оказалась слизистой, но достаточно мягкой и разбухшей, чтобы её уже можно было отмывать. Потереть, перекрутить, прополоскать, оставить ненадолго, взяв другую порцию, и потом по новой. Прошло совсем немного времени, и к воде спустилась ребятня (за исключением полукровок), для которой, судя по всему, обсуждение тоже не представляло интереса. Посидев на берегу и посмотрев, чем я занимаюсь, малыши предложили помощь. Подумав, я не стала отказываться, в результате вскоре промывали растительные волокна все вместе. Пусть пока у детей получается плохо, но лиха беда начало. А уже одно то, что они желают принимать участие в общем деле, дорогого стоит. Даже Рысь внесла свою лепту, с удовольствием копаясь и вороша гниющие листья. Дети часто отвлекались: то на то, чтобы поохотиться за лягушкой или крупным кузнечиком, то начинали возиться, то засматривались на что-нибудь, однако, к моему удивлению, при этом старались не бросать работу, а аккуратно её отложить, чтобы потом вернуться. Всё-таки Росс с Лилей добились многого, и их заслуги нельзя преуменьшать.

Монотонное, но не слишком утомительное занятие вводило в нечто, напоминающее транс. Приходилось постоянно одёргивать себя, чтобы не забыть о безопасности и не перестать поглядывать по сторонам. Где-то через час, когда я начала уставать и уже подумывала о том, чтобы сделать перерыв (вот только промою ещё одну порцию), к воде спустилась Лиля.

— Пантера, будь так любезна, объясни, почему ты избегаешь принимать участие в обсуждении законодательства? — без прелюдий спросила она.

Я нехотя отложила пук мятых полусгнивших листьев осоки (как мы обозвали растение, из которого можно получать волокна) и вылезла на берег.

— А зачем? Если честно, то не вижу смысла в моем присутствии: я не специалист в этой области.

Подруга насмешливо фыркнула:

— У нас есть хоть один специалист? Это не причина.

— Кроме того, не люблю вмешиваться в политику, да и вряд-ли буду очень полезна. А личного интереса нет, в отличие, например, от того же Росса.

— Есть долг. Или для тебя это слово ничего не значит? — вот теперь Лиля уже не веселилась, взгляд стал холодным, а голос — резким.

— Ты должна принимать участие, — согласился с экономистом подошедший Дет.

— Вон Вероника тоже не обсуждает, но её вы почему-то не ругаете, — обиженно привела я последний аргумент.

— Она — одна из многих, а ты — единственный представитель своего вида в союзе племён, — мягко сказал лидер, жестом остановив уже открывшую рот Лилю.

— Ну и разбирайтесь тогда сами! — всё-таки не промолчала она, и, резко развернувшись, ушла по своим делам.

— Пойми, от тебя зависит, насколько будут учитываться интересы твоего народа, — посмотрев вслед женщине, добавил Дет. — Хотя я не буду заставлять тебя принимать участие и поговорю с остальными, чтобы они не настаивали. Решать, участвовать или нет, должна ты сама. Просто я хотел пояснить, в чём именно была бы твоя роль.

Улыбнувшись, лидер слегка склонил голову и тоже покинул берег ручья. Покинул его победителем. Хотя я очень высоко ценю Дета как предводителя, но когда он начинает применять свои излюбленные приёмы ко мне, становится не по себе. Всего пара предложений, несколько слов о будущем и обещание не заставлять — и я уже не смогу избегать неприятных обсуждений. Разве что изредка. Иначе, от моего бездействия, могут пострадать другие представители моего вида. Мысленно ругая психиатра, я полезла обратно в воду. Знает ведь, как заставить, не приказывая. К каждому из нас свой подход нашёл. Да ещё и действует так, что его ни в чём обвинить не получится — ведь он за нас решения не принимает. Коварно. То ли дело Вадим — сам отдает распоряжения, сам за них и отвечать готов. С другой стороны, как ни крути, а с Детом и чужой власти над собой почти не чувствуешь — только собственную совесть.

К счастью, собрания проводили нечасто: пару раз в неделю устраивали общую интерактивную беседу, на которой обсуждались очередные вопросы уголовного законодательства (с ним необходимо разобраться в первую очередь). Все законы решили разделить на две части: обязательные для всех, и касающиеся только союза племён. Это сделано не ради возведения себя в ранг высших, а потому, что резкое ужесточение общих правил может вызвать серьёзный протест. Если же сначала мы применим их к тем, кто входит в союз, докажем, что сами готовы подчиняться законам, то потом, через время, станет гораздо легче добиться того, чтобы их приняли и остальные. В числе прочих, к законам союза отнесли всё-таки принятое предложение Росса о том, чтобы преступников не казнили, а отправляли на медицинские опыты. Но одновременно с этим, в законе не забыли оговорить пункт, согласно которому подопытный должен быть обезврежен. Для этого, в зависимости от тяжести преступления, постановили заранее лишать преступника возможности к бегству или сопротивлению: от отрубания обеих рук (самая лёгкая степень), до лишения всех конечностей и зубов. В результате предложенный для голосования законопроект даже выглядел страшно и, хотя мы его всё-таки приняли, но только после почти недельных раздумий. Каждый примерял на себя возможные последствия новых правил и, как нерадостно пошутил физик, теперь любой из союза десять раз подумает, прежде чем совершать преступление. А во всеобщие законы пункт «о недобровольных подопытных» перейдет явно не в ближайшую пару лет.

— В идеале, прежде, чем переводить его в категорию «для всех», нам нужно дождаться хотя бы одного прецедента, — прокомментировал Вадим.

— Думаешь, найдётся хоть один дурак? — с сомнением спросила я.

— Сейчас — нет. Но через годы — почти уверен, что найдётся.

Я тяжело вздохнула. Общесоюзные заседания часто заставляли задуматься над неприятными, а то и вовсе болезненными вопросами. Увы, каждый из нас понимал, что, если мы хотим порядка, без суровых мер не обойтись. При этом постоянно преследовал страх ошибки, принятия неправильного закона. Например, такого, который бы позволил осудить невинных. Но даже если допустить, что мы не совершили грубых ошибок, на душе все равно остаётся тяжесть, ведь к смерти или мучениям любого осуждённого приложил руку каждый из нас. Каждый, без исключения. Никому из союза не удастся избежать ответственности и остаться чистым.

Несмотря на важность, заседания занимали лишь малую часть времени. Илья с Юлей, мной и Вероникой возобновили краткосрочные экспедиции по окрестностям. В первую же из них за нами увязалась Рысь. Причём на сей раз дочь не показывалась на глаза и не выдала себя прежде, чем мы отошли достаточно далеко. Вернув её в селение, мы снова ушли, но через несколько часов она опять догнала нас по следу. Поняв, что оставить Рысь в Ордене удастся, только посадив на цепь (верёвку она скорее всего перегрызёт, как и прутья клетки), я решила оставить как есть. Так, по крайней мере, дочь под присмотром, а если опять сбежит и встретится с хищником — неизвестно, чем это закончится. Одно радует — Рысь ядовита, из-за чего животные меньше рассматривают её в качестве добычи.

Раздражение от репеллента постепенно увеличивалось и теперь уже не обходилось простым раздражением или даже везикулами. Наполненные тканевой жидкостью пузырьки лопались, на их месте вскакивали новые — и постепенно кожа истончалась и на этих участках появлялись язвы. Пока не глубокие, но если так пойдёт и дальше, то скоро на посвящённых даже клочка не то чтобы здоровой — целой кожи не останется. Кстати, наверняка через некоторое время аналогичная проблема появится и у других людей, тех, кто начал пользоваться прусовским репеллентом позже. А наше племя (за исключением меня и Рыси) уже выглядит как будто получившее ожоги на всё тело. Из-за того, что кожа страдала всё больше, люди (и особенно — дети) очень часто купались в реке, и даже отдыхать предпочитали не на берегу, а на мелководье. По их словам, вода на некоторое время успокаивала боль и жжение. Единственная надежда оставалась на укрытие, в котором люди могли защититься от насекомых и без репеллента, но и она вскоре рухнула.

Грустно признавать, но я даже немного ревновала к тому, насколько Дима с Диной привязались к Россу и Лиле. Нет, они с радостью общались и со мной (особенно любили слушать сказки или истории) и даже вроде бы скучали во время моего отсутствия, но теперь уже не чувствовалось такой теплоты и эмоционального контакта, как прежде. Наверное, в этом была немалая доля моей вины: не стоило так надолго покидать селение. А хотя дети благосклонно принимали мои попытки снова сблизиться, но всё равно относились несколько… не то, чтобы холодно, скорее нейтрально или дружелюбно. Но не больше. Утешало только то, что Рысь, несмотря на долгую разлуку вела себя так же, как и раньше.

Как выяснилось, чёрная плесень на джеме была не случайностью, а первым признаком надвигающегося бедствия. Постепенно продукты стали портиться ещё быстрее, потом плесень появилась на собранном хворосте, сене, оборванном мхе, вырезанной из дерева посуде, шкурах и даже постройках. С каждым днём её становилось всё больше, и уже через восемь суток первоначальное неудобство начало превращаться в настоящую проблему. Теперь низшие грибы за считанные часы прорастали в мягких продуктах питания и всего за несколько дней разрушали древесину. К счастью (иначе нас ждала бы бесславная гибель), они не трогали живую материю: растения и животных, свежие фрукты, только сорванные листья или ещё парное мясо. Но стоило траве завянуть, а клеткам убоины — начать гибнуть, как плесень тут же оприходовала новый источник питания. Перед страшным грибом не смогло устоять почти ничто. За два дня все добытые за четыре месяца шкуры рассыпались во влажную рыхлую чёрную массу, покрытую такого же цвета коротким пушком. Стоило подуть, и с его поверхности взлетало облачно чёрных спор (из-за чего плесень назвали чёрной пылью). Почти одновременно со шкурами аналогичная судьба постигла сено и сухой мох, служащий в качестве подстилки, леску из моих волос и волос других посвящённых (отчего все собранные Россом скелеты рассыпались по косточкам, а сеть прекратила своё существование), полученные из осоки волокна и заготовки для них. Ещё через сутки начали рассыпаться корзины, ломаться деревянная посуда, подопытные зеленокожего легко развалили клетки, в моём древесном домике-гнезде появились дыры, а в сортире провалился пол. А к концу недели не осталось ни одного строения — рассыпались небольшие личные домики, туалет и оформленная мусорка, склад, большое убежище от насекомых и даже пристань — лишь сохранившиеся кое-где не до конца потерявшие форму чёрные остатки подсказывали, что ещё недавно здесь находились творения рук человеческих. Из всех нажитых за срок больше года вещей сохранились только поделки из раковин, камня, изъеденные ювелирами кости и, непонятно почему, лодка. Ну и разумеется, наследство в виде начальных вещей, которые достались нам от керелей.

Джунгли тоже изменились. Из лесу пропал хворост и опавшие листья, на деревьях рассыпались все засохшие ветви и даже стволы очистились от старой отслоившейся и погибшей коры. В результате поддержание костра стало практически неразрешимой проблемой — совсем свежие ветви и листья не желали гореть, вместо этого вспениваясь и преграждая доступ кислороду к огню, а подсушить хворост не получалось, поскольку его сразу же оккупировала вездесущая плесень.

Всего за неделю потеряв результаты долгого труда, мы растерялись, и некоторое время вообще не знали, что делать. Больше других расстраивалась Юля, которая, кроме и так нерадостной ситуации, опасалась, как бы последние события не спровоцировали очередной выкидыш. А уж когда выяснилось, что бедствие затронуло не только нас и даже не только наш берег, а от него пострадали и волгорцы, и амазонки с махаонами, одиночки и даже русалки, народ и вовсе отчаялся. Лишь инженер каким-то загадочным образом сохранил заряд бодрости и даже оптимизм. Особенно удивительно такое поведение выглядело, если учесть, что он потерял чуть ли не больше остальных.

— Я вообще не понимаю, как тут можно жить! — воскликнул Маркус. — Надо уходить в другие земли. Пусть даже это отнимет много времени и сил.

Сева расхохотался, хлопая себя ладонями по коленям, а потом вытер выступившие от смеха слезы и возразил:

— Ну и куда ты пойдёшь? Уверен, что где-то там, — инженер неопределённо махнул рукой, — нет чего-то подобного или ещё худшего?

— Русалки сказали, что до сих пор не видели ничего подобного, а они тут с самого начала, — заметила я.

Почему-то это вызвало новый приступ веселья у инженера.

— Я считаю, что опять бежать — не выход, — кивнул Игорь. — Подумайте сами: там, где нас высадили, живут тролли, в пустыне был бы большой дефицит продуктов, в предгорьях — ужасная погода во время взошедшей луны, на горах, судя по рассказам, озеро что-то вредное выплёскивает, в море — жуткие цунами, в пещерах — камнегрызы. Да, сейчас может показаться, что на том привлекательном озере, которое мы когда-то проплывали, удалось бы устроиться с комфортом, но так ли это на самом деле? Мы были там совсем недолго, а если бы задержались, то вряд ли оно не принесло бы неприятные сюрпризы.

Мнение математика совпало с общим решением союза племён: подумав и выслушав разные мнения, мы поняли, что переселение не имеет смысла. Слишком велик шанс потратить силы зря.

— Зато одна загадка разрешилась, — попыталась найти я хоть какой-то плюс в происходящем. — Теперь понятно, куда делись погибшие деревья.

— А ведь ты права, — восторженно вскочил Сева. — Народ, у меня две хорошие новости!

— Да? — с сомнением потянул Маркус.

— Несомненно! Первая — это бедствие рано или поздно кончится, — инженер вскинул руки, как будто пытаясь объять весь лес. — Ведь оно уже было — иначе куда бы исчезли деревья, но потом кончилась — иначе бы мы тут вообще хворосту не видели. А вторая — у нас есть стройматериал, которые не жрёт чёрная пыль!

— Лодка, — первой догадалась Вероника.

— Именно! Те деревья, которые мы нашли — их плесень не разрушает. Они пережили прошлый раз — устоят и сейчас. А значит — мы просто не должны отчаиваться. Рано или поздно, но мы научимся жить здесь, и жить — как люди.

Оптимистический настрой инженера очень поддержал всех посвящённых. Сева передал нам надежду и силы бороться. Пусть природа нашего нового мира нанесла нам очередной удар, но мы не сдадимся. И это — главное.

 

34 января–6 февраля 2 года. Орден — джунгли — Орден

За день до восхода луны в Орден пришёл один из удунов.

— Росс здесь? — поинтересовался он после обмена приветствиями. — Мне надо срочно с ним поговорить.

— Кто-то заболел? — сочувственно спросила я, пока Сева убежал звать зеленокожего.

— Хуже, — хмуро буркнул он и устремился навстречу поднявшемуся к лагерю Россу.

Удун оскалился в ответ на улыбку зеленокожего и без размаха ударил его в челюсть. Растерявшийся от неожиданности, врач смог лишь слегка отклониться так, что следующий удар пришёлся вскользь по плечу.

— Тварь прокажённая! — яростно взревел гость.

Мужчины сцепились и покатились к реке. Росс быстро оставил попытки просто защититься и теперь тоже сражался в полную силу. Нам не сразу, с трудом, удалось растащить драчунов. Впрочем, к чести зеленокожего, в отличие от противника, он не потерял голову и не продолжил лезть в драку после того, как их расцепили. А вот тот долго не мог успокоиться, угрожал врачу жестокой расправой и даже смертью.

— Псих какой-то! — зло бросил Росс, вытирая кровь из разбитого носа и осторожно проверяя зубы. — Если выбил, будешь отрабатывать, пока новые не вырастут!

— Я тебе все выбью! Всё отобью, чтобы визжал, как кролик недорезанный! — с новыми силами рванулся незваный гость.

Наконец агрессора удалось повалить на мох. Но четверо мужчин по-прежнему не отпустили его, крепко удерживая за все четыре конечности. Удун даже кусаться пытался, но достиг только того, что ему на голову надели ведро.

— Пустите, уроды! — рычал он. — Я его живьём в землю закопаю!

— Нет, пока ты не объяснишь причину нападения, — голос Дета остался спокойным, хотя, судя по выражению лица, лидер был сильно разгневан.

В ответ не нас вылился поток ругательств. Прошло немало времени, прежде чем пленный успокоился достаточно, чтобы рассказать, в чём состоят его претензии к Россу. У жены этого удуна буквально на днях родилась двойня, и оба ребёнка оказались зеленокожими. Учитывая, что Росс — единственный зелёный мужчина из Свободных, а у роженицы кожа обычного, смуглого цвета, естественно, что отец сразу же понял, чьих рук это дело.

— Ну ты даёшь, — возмутился Сева. — Не мог себе одиночку найти, обязательно надо было семью разрушать?!

— Ишь, герой-любовник нашёлся, — неодобрительно фыркнула Вероника. — Как на такого только польстились…

Росс сжал кулаки и с шипением втянул воздух сквозь зубы.

— Кстати, а далеко твоя благоверная осталась? — издевательски поинтересовался он. — Хочу поздравить счастливую мать.

Пленный снова взревел и чуть не вырвался из хватки наших мужчин. Из его воплей удалось разобрать, что изменщица осталась дома, и он не собирается упрощать Россу жизнь. Я бросила на зеленокожего неодобрительный взгляд. Зачем ещё добавлять, бедняге-рогоносцу и так тяжело!

Зеленокожий отреагировал на слова удуна очень неожиданно: подскочил и, сдёрнув ведро с его головы, с размаху залепил пощёчину, после чего снова надел ёмкость и отступил прежде, чем остальные успели среагировать.

— Ты — тварь! — припечатал он. — Она изменила тебе не со мной. Но я понимаю, почему. Только урод мог оставить мать с новорождёнными одну, особенно сейчас, когда не осталось ни укрытий, ни вещей. Если тебе на неё плевать, то почему она должна считаться с тобой?! Правильно сделала, что родила от другого! А ну-ка отвечай, где она?!

Естественно, что пленный и не подумал делиться местоположением женщины, вместо этого разразившись очередной порцией ругательств. Но за него ответила Вера:

— На нашем берегу, примерно в трёх днях неспешного пути отсюда.

— Маячок есть? — дождавшись, пока геолог кивнёт, Росс добавил: — Покажи, какой именно. Я сейчас же туда отправляюсь.

— Что это значит?! — не выдержал Сева.

— Стоп! — пресекла намечающиеся возражения я. — А ведь Росс прав. Судя по срокам, женщина зачала уже после того, как мы основали Орден. Но после этого Росс не уходил дольше, чем на полдня пути, а значит — они не могли встретиться и успеть завести отношения.

— Могли, если в какое-то время эти двое подходили ближе, — возразил Дет.

— Ага, и его жена вот прямо так, как только увидела Росса, сразу же в его объятья прыгнула? — поддержала мою точку зрения Лиля. — Ты сам-то в это веришь? Росс не похож на донжуана.

— А если всё-таки и прыгнула, то не от хорошей жизни, — заметила Света. — Не знаю, как у вас, мужиков, но у нас это просто так не происходит.

Пока мы выдвигали предположения, зеленокожий наскоро собрался и ушёл, проигнорировав все попытки его задержать.

— Как бы он делов не натворил, в таком-то состоянии, — покачал головой Дет.

— Мы с Юлей можем сходить с ним, — подумав, предложил Илья. — И Пантеру неплохо было бы с собой взять — вдруг прусов не встретим.

Лидер согласился, и уже через несколько минут мы отправились догонять Росса. Это удалось не сразу: на телефонные звонки зеленокожий отвечал неохотно и подождать отказался. Но его решимости хватило только до тех пор, пока действие репеллента не начало ослабевать.

— Всё-таки неприятно настолько от кого-то зависеть, — буркнул Росс, когда мы встретились, и грустно добавил: — А прусов, хоть и не трудно, но и не всегда так уж просто выловить. Лиля права: нужно искать способ сохранить действие репеллента.

— И уменьшить его негативные последствия, — поддакнула я.

Посовещавшись, мы решили не поворачивать обратно, а всё-таки навестить женщину, которая стала причиной драки.

— Мне даже не так обидно, что в морду дали, — тихо признался мне зеленокожий. — Хуже то, что незаслуженно.

Росс предложил не останавливаться на долгий сон, благо шесть из тринадцати спутников нашей планеты ближайшей ночью обеспечивали хотя и не лучшее, но хоть какое-то освещение. Мне же, благодаря второму типу зрения, темнота вообще не мешала. Более слабая его вариация есть и у Homo oculeus, вида, к которому принадлежит большая часть людей, но не знаю, насколько она помогала ориентироваться. Тем не менее, и Илья, и Юля поддержали идею хирурга.

В результате, мы успели добраться до матери и зеленокожих детей (мальчика и девочки) как раз к самому началу восхода жёлтой луны и пережидали бедствие уже вместе. Женщина чувствовала себя не очень хорошо, но не из-за болезни, а просто от усталости и того, что ещё не полностью оправилась после родов. Оставшись одна, она почти не спала из страха, что на неё или детей могут напасть хищники, и очень обрадовалась нашему визиту.

Удунка, которую звали Катериной, тоже отрицала, что у неё была любовная связь с Россом. Также она утверждала, что не встречала других людей с зелёной кожей и уж, тем более, не занималась с ними сексом.

— Странно всё это. С одной стороны, против тебя неоспоримая, казалось бы, улика, — поделилась я с хирургом своими соображениями. — А с другой, ты действительно не покидал лагерь. Я даже начинаю думать, что цвет кожи у вас не только определяется генетически, но и зависит от каких-то внешних факторов.

— Ну не знаю, — с сомнением пожал плечами тот. — Уверен только в том, что я тут не при чём. А жаль.

Впрочем, судя по тому, как складывались отношения у Росса и удунки, на сей раз у хирурга есть реальный шанс завести если не семью, то хотя бы любимую. Особенно после того, как женщина узнала, кто первым вызвался и настоял на том, чтобы ей помочь.

— Некоторые люди легко разбрасываются красивыми словами, а как начинаются проблемы или возникают хоть какие-то сомнения, так сразу же всё бросают, — сказала она нам. — А другие делом доказывают, что они не просто озабоченные самцы, а настоящие мужчины.

К посвящённым Катерина присоединиться отказалась, высказав желание уйти к амазонкам. Окончательное решение она приняла после того, как стало известно, что её бывший муж, хотя и успокоился, возвращаться не желал, припечатав:

— Если не Росс, так кто-то другой поработал. Пусть эта шлюха катится к настоящему отцу и не пытается больше меня эксплуатировать.

После того, как удун покинул селение посвящённых, мы договорились, что Катерина поживет рядом с Орденом до тех пор, пока не появится возможность переправить её на другой берег, по которому легче добраться до племени амазонок. Чтобы не нарушать их правила, женщина даже согласилась, когда будет уходить, отдать сына на воспитание Россу. Но младенец, более крупный и развитый, хотя и более вялый, чем сестра, погиб через несколько дней, ещё до того, как мы вернулись в селение. Одна радость — дочка вела себя бодро и никаких признаков недомогания не проявляла.

Слухи о состоявшемся над перепродавцами суде и их последующей казни распространились среди свободных и вызвали большой резонанс. Ещё четверо удунов пожаловались, что их тем или иным способом обманули соседи, причём во всех случаях, стоило только начаться расследованию, как предполагаемые преступники тут же возвращали нажитое нечестным образом законным владельцам и разрешали дело мирным путём.

Однако случился и неприятный инцидент. Мужчина и женщина заявили, что их обманула другая семья. Как выяснилось, первые наняли вторых на постройку дома, а заплатили топором и ножом. Дом им построили и, когда заказчики принимали работу, у них не возникло никаких претензий. Но после того, как появилась чёрная пыль, дом развалился, от него не осталось даже следов, и теперь наниматели хотели вернуть начальные вещи. Совет союза племён, в котором принимали участие почти все, единогласно согласился, что в данном случае требование пострадавших неправомерно. Работа была выполнена качественно, а что до того, что дом всё-таки рухнул — так это непредвиденное стихийное бедствие. И, несмотря на обиду, обвинять строителей нет никаких оснований. После некоторых раздумий, мы вынесли решение, что за ложный вызов наниматели должны отработать семь дней в селении волгорцев — всё-таки на расследование ушло немало времени и сил. Хотя приговорённые остались недовольны, но уклоняться от наказания не решились.

К счастью, больше ничего подобного не происходило. И это давало надежду на то, что наш союз уже начали уважать.

 

7–14 февраля 2 года. Орден

Несмотря на то, что окружающую природу поразила чёрная пыль, жизнь не замерла. Теперь нам не удавалось найти мёртвых поваленных стволов, плетёных птичьих гнёзд или хвороста, зато на получившемся из них чёрном субстрате пышно разрасталась молодая зелень.

Ещё в самом начале эпидемии, посовещавшись, мы решили, что наличие устойчивых к чёрной пыли деревьев скрывать не стоит. По крайней мере — от союзников. Поэтому рассказали им характерные признаки уцелевших растений и чем отличается от других полузатопленная местность, в которой они встречаются. Кто знает, может, со стороны волгорцев есть болото с аналогичными деревьями? А к разработке уже известного месторождения мы предложили присоединиться сатанистам.

Но пока ни у нас, ни у племени Вадима не хватало времени и сил отправиться за древесиной. Чёрная пыль поставила нас в неудобное положение, лишив огня и сильно усложнив даже самую простую бытовую работу. Да ещё и животные потеряли последнюю совесть: поняв, что стоит помедлить, как они останутся без кормушки, дикие свиньи теперь приходили на свалку отдыхать, а пару раз даже пытались претендовать на наш обед. К счастью, в лагерь полезли не матёрые кабаны, а молодь, которую удалось достаточно легко отогнать. Против защиты нашего дома пара наблюдающих из кустов секачей не возражала, но попытаться забить кого-то из свиней на мясо в их присутствии мы не решились. Молотоглавы тоже не одобрили вторжение конкурентов и в следующие разы загодя предупреждали об их приближении встревоженными криками.

Вера сообщила, что во время рыбной ловли видела небольшого, в полметра длиной, крокодила. Эта новость не порадовала: если эти рептилии способны жить и здесь, то через несколько лет река может ими кишеть, а значит, купание станет опасным. Особенно неприятно, учитывая, что люди с каждым днём всё больше времени проводили в воде, даже спали в наполненных дождевой влагой ямах, чтобы облегчить своё состояние: репеллент продолжал проявлять свои негативные свойства и язв на коже становилось всё больше, а детей, кроме прочего, то и дело лихорадило. Впрочем, как заметил Сева, полуводное существование — не самый худший вариант. Даже несмотря на пиявок и других кусачих водных животных (которых, к слову, всё же во много раз меньше, чем в воздухе), он позволяет хоть немного уменьшить раздражение и реже пользоваться репеллентом. Инженер с физиком даже новую идею выдвинули: попробовать сделать маски, чтобы можно было дышать и спать, находясь полностью под водой. Вот только подходящего материала (причём такого, чтобы не поражался чёрной пылью) им найти пока не удалось. Росс задумался о живущей под водой женщине из местных, но тот факт, что она потеряла способность дышать воздухом настораживал. Да и все опыты, поставленные на животных, привели исключительно к их утоплению.

Орангутанги продолжали навещать Орден: как и раньше, вручали нам гостинец и, рассаживаясь вокруг бывшего кострища, перекусывали принесённым с собой или грустно вздыхали, не менее нас огорчённые отсутствием огня. Дети совсем не боялись обезьян, нередко затевая игры с детёнышами, а иногда даже ласкаясь к взрослым, в надежде получить от них лакомый кусочек. Орангутанги не всегда принимали их приветливо, но и разодрать не пытались, ограничиваясь недовольным ворчанием и плюхами, когда дети слишком уж приставали. Причём я заметила, что к полукровкам обезьяны относились гораздо менее благосклонно: не нападали, но никогда не подкармливали и не привлекали к играм. Впрочем, те тоже, в отличие от чистокровных Homo oculeus и Рыси не стремились наладить общение.

Да и вообще Лорд, Дима и Дина начали как будто отстраняться от остальных детей. И даже из взрослых эмоциональный контакт сохранили только с Россом и Лилей. Полукровки были очень любопытны и любознательны, но теперь мне всё чаще казалось, что некоторые их реакции не естественны, а как будто наигранны. Например, создавалось впечатление, что они стали с безразличием относиться к вкусу пищи. Даже при новой попытке зеленокожего отлучить их от груди, хотя и немного покапризничали, но недолго, скорее по привычке, чем по желанию. И не предприняли попыток каким-либо другим способом уговорить Росса. А вот Рысь зеленокожему отучить так и не удалось — она начинала так жалобно ходить за ним хвостиком и с мольбой заглядывать в глаза, что Росс не выдерживал больше нескольких часов. Поэтому, хотя выделение молока у зеленокожего и уменьшилось, но не пропало полностью.

Тигр совсем обнаглел, почти каждый день, а порой и по несколько раз, появляясь в пределах видимости, точа когти и даже пометив несколько деревьев в селении. В конце концов, зеленокожий разозлился и нассал на одно из облюбованных опасным хищником растений.

— Чтоб ему противно было! — гневно заявил он и бросил на меня недовольный взгляд. — А ты что на меня так смотришь? Делать нечего?

— Слушай, Росс, а ведь это идея! — воскликнула я. — Вдруг, если мы перебьём метки тигра своими — он просто уйдет? Только надо оставлять метки не только на его высоте, но и чуть выше. И, желательно, более ароматные. Мужчины, это к вам относится!

Хмыкнув, народ согласился попробовать. Тигру наша самодеятельность очень не понравилась, он долго чихал и морщился, а потом старательно забивал запах посвящённых своим. Несколько дней длилось своеобразное противостояние, мужчины отыскивали облюбованные хищником уголки и по обычаю животных заявляли на них свои права. Но уже скоро тигр отступил и перестал появляться рядом с Орденом. В связи с этим мы даже устроили праздник, а представители сильного пола решили установить очерёдность, кто и когда должен подновлять метки. Так, на случай, если опасный хищник решит вернуться.

На следующий вечер мне позвонил Вадим и поинтересовался, как часто и на какое время Росс покидал пределы селения. Пожав плечами, я честно ответила:

— Часто, но ненадолго. Обычно не больше, чем на день. Но недавно мы с ним уходили на несколько суток.

— А как он уходил раньше, после приезда? — с подозрением спросил сатанист.

— Тоже ненадолго, — краем глаза я заметила, что Дет тоже разговаривает по телефону, да и остальных не обошли вниманием.

Так, кажется я начинаю догадываться, в чём может заключаться причина.

— Зеленокожие дети? — высказала свою мысль вслух.

— Откуда узнала? Уже кто-то приходил?

— Да.

— Это не единичный случай, — вздохнул Вадим. — Уже много зеленокожих родилось. И желтокожих, хотя последних всё равно меньше.

То есть на Ясона, скорее всего, тоже открыта охота. Но ему хоть легче — желтокожих мужчин среди свободных трое, а Росс такой один.

— Ну знаешь, Росс же не бык-производитель и даже если бы гулял, всё равно не успел бы всех оплодотворить.

— Я-то верю. Но не думаю, что это будет легко всем доказать.

— Может, окраска у твоего вида определяется какими-то внешними условиями? — предположила я.

— Сомневаюсь.

Попрощавшись, он положил трубку. А вскоре и остальные закончили разговор. Выяснилось, что звонили всем, кроме зеленокожего: кому сатанисты, кому волгорцы — и все интересовались насчёт местонахождения Росса. Причём не сейчас, а несколько месяцев назад. Нас опрашивали одновременно, скорее всего, для того, чтобы мы не успели согласовать показания. Не нравится мне это.

— Сделали меня козлом отпущения, — расстроился зеленокожий, когда узнал, в чём дело, но тут же вспылил и зло добавил: — А впрочем, почему это я должен всё отрицать?! Да, я их всех обрюхатил! Их мужчины сами виноваты, если не способны даже защитить свою половинку!

— Не усугубляй, — прервал его Дет.

— Ты не мог успеть, даже если бы захотел и все женщины согласились, — добавила Вероника. — Физически не мог.

— Согласен, — решительно кивнул Сева. — Прости, я вначале тоже тебя подозревал. И знаешь, что скажу?

— Ну? — недовольно буркнул Росс.

— Радуйся, что первые зеленокожие дети появились не у нас в племени.

Я застыла, пытаясь представить себе, как отреагировали бы мужья в таком случае, и сочувственно посмотрела на хирурга. Ему и так несладко, а там и оправдаться бы не получилось.

— Кошмар, — чуть слышно выдохнул Росс, тоже поняв, что ему грозило.

— К счастью, нам повезло, — улыбнулась Вероника.

— Вот, кстати, интересно, почему у нас забеременела только Юля? — поинтересовался Сева. — Может, с нами что-то не так?

— Скорее всего, здоровье в порядке, — успокоила его я. — Думаю, что у нас почти никто не забеременел потому, что почти все женщины — кормящие матери. Это пусть и не полностью исключает, но уменьшает шанс зачатия. По крайней мере, так было на земле. Вот если никто не забеременеет после того, как лактация прекратится — тогда и будем беспокоиться.

Через пару часов сатанисты созвали интерактивный совет племён.

— Мы не хотели это сообщать, но в связи с последними событиями уже не считаем себя вправе укрывать информацию, — сказал Вадим. — Все вы знаете, что в последнее время среди свободных появилось много зеленокожих и желтокожих детей. Некоторые из вас даже сделали предположение о возможной причине. Но у нас другая версия. Причём под неё подведена хорошая база.

Мужчина сделал паузу, дожидаясь пока мы замолчим.

— Моя коллега, Элла, ещё при разговоре с керелями озаботилась возможной проблемой вырождения людей, поселившихся малыми группами. И задала соответствующие вопросы предтечам.

— Мне удалось узнать, что даже если люди поселятся всего одной парой, то им не грозит вырождение, — продолжила Элла. — Потому что ни один из наших детей на самом деле не является нашим родственником. Два ребёнка от одних и тех же родителей не будут генетическими братьями или сёстрами и могут безбоязненно вступать в брак друг с другом. Их потомство — уже будет их родичами и родичами друг друга. Но не нашими. По этой же причине, даже если кто-то из нас размножится со своими детьми — это не окажется близкородственным скрещиванием. Каждый же из нас несет в себе огромное разнообразие генетического материала, причём именно в половых клетках. Поэтому, даже от одной пары может произойти полноценный народ — если только она наплодит достаточно детей.

Все мы тихо пытались осознать неожиданную новость.

— Погоди, — внезапно сообразила я. — Ты хочешь сказать, что в моей дочери нет ничего от меня? Что все мы — на самом деле суррогатные отцы и матери?

— Ты её выносила и воспитала, поэтому что-то, я думаю, всё-таки есть, — скупо ответила Элла. — Но если бы проводили генетический анализ — то да, выяснилось бы, что она не твой ребёнок и даже не дальний родственник.

— Продолжай, — поторопил сатанистку Вадим.

— Кроме этого, мне удалось узнать, что генетика детей всё-таки не будет полностью случайной. В каждой местности у нас будут рождаться хотя и очень разные, но наиболее приспособленные к ней дети.

— Мы не думали, что это будет настолько сильно заметно. Но теперь различие очевидно. Поэтому мы сделали предположение, что данная местность благоприятна для зеленокожих и, в меньшей степени, для желтокожих, — подвёл итог лидер сатанистов.

После того, как совещание закончилось, посвящённые не спешили расходиться.

— Выходит, мы не родители, а инкубаторы и воспитатели, — от логичного вывода из новой информации стало горько.

Подозвав Рысь, я обняла её и приласкала. Дочь, которая не является моим родственником. Но всё равно родная и любимая.

— Всё равно они наши дети, — сквозь слезы выдавила Вера, вторя моим мыслям.

— Наши дети, наше будущее, но не продолжение нас самих, — взгляд Дета стал отрешённым.

Да и, в целом, мужчины восприняли новость ничуть не легче женщин. Кому приятно признать, что ни один из сделанных тобой детей на самом деле не твой?

— Так вот почему… — Росс горько рассмеялся. — Я думал, нам дали бессмертие для того, чтобы у нас было время поднять культуру, построить общество. А по сути — мы просто ходячие бессмертные инкубаторы. Инкубаторы, а также банки спермы и яйцеклеток. Причём — не наших.

— Вера права. Они — наши дети, — скрипнул зубами Сева. — Ну и пусть не родичи, но наши! Мы их выкормим, воспитаем, вырастим — и они наши! Не усыновлённые и не чьи-то там! Моя дочь. Моя!

Инженер подхватил на руки свою малышку.

— Всё равно — моя!

— Так, народ, — зеленокожий резко оборвал смех и решительно встал. — Мы должны срочно собрать новый совет.

— Почему? — не поняла Света.

— Вот тогда и скажу, — отрезал Росс и позвонил Вадиму.

Добившись того, чтобы все вышли на связь, хирург заявил:

— Мы не должны раскрывать эту тайну другим людям. Да, для меня это будет замечательным оправданием, но все ли родители смогут смириться с тем, что их дети на самом деле не их? Даже женщины, не говоря уже о мужчинах, могут бросить своё потомство на произвол судьбы. Если на то пошло, я готов послужить вселенским злом и ночным кошмаром. Но не хочу, чтобы цена реабилитации была так высока.

— Ты не прав, — подумав, заметил лидер волгорцев. — Мужчины и так могут бросить «изменивших» им жён. Так что, рассказав, мы не ухудшим положение.

— Но кое-что дельное в предложении Росса есть, — возразил Вадим. — Нельзя преподносить информацию в такой форме, надо её смягчить. Сказать так, чтобы причинить людям меньше боли.

Мы согласились и некоторое время обсуждали, что и как сообщить. В конце концов решили сказать правду, но не всю. Умолчать о том, что дети совсем не родичи своим предкам, а просто указать на высокую изменчивость у нашего потомства — детей первого поколения. И преподнести это как дар — что их дети будут более приспособленные и крепкие. Но мы сами знали цену этой «приспособленности». Горькая тайна, которая объединит наши племена.

 

15–день 23 февраля 2 года. Орден — джунгли

Вечером нам позвонил Вадим и спросил, можно ли раскрыть волгорцам тайну передвижения по реке во время брачной охоты дюжиноногов.

— А разве они ещё не знают? — удивился Сева.

— Нет. Открывая эту тайну мне, вы не позволяли передавать её дальше, — спокойно ответил лидер сатанистов. — И я считаю, что не имею права раскрывать её кому-то ещё без вашего разрешения.

— Минутку, мы перезвоним, — сказал Дет и отключился. — Что думаете?

— Я думаю, что Вадим поступил честно и благородно, умолчав о нашем секрете, — улыбнулась я.

Илья рассмеялся:

— Дет спрашивает, стоит ли открывать тайну, — пояснил он.

— Да, я поняла. Но такое поведение располагает к доверию.

— Согласна, — кивнула Лиля. — Пусть рассказывает. Хотя, в отличие от некоторых, я вовсе не уверена, что нами не манипулируют.

— А самое неприятное то, что пока всё «сотрудничество» только в их пользу, — буркнул Росс. — А нам с него ну абсолютно никакой выгоды — один ущерб.

— С этой точки зрения, сатанистам тоже никакого дохода из того, что они стали полицаями, — не согласился Сева. — А безопасность и порядок выгоден всем.

— Угу. Но я всё равно чувствую себя оставшимся в дураках, — непреклонно заявил зеленокожий. — Но возражать против раскрытия не буду: если уж топиться — то камень на шею привязать потяжелей, чтобы точно не выплыть.

Я бросила на Росса хмурый взгляд: всё настроение испортил. А что самое паршивое — хотя и не получается согласиться со всем, но некое зерно истины в его словах есть.

Ещё немного посовещавшись, мы разрешили Вадиму сообщить волгорцам нашу тайну. Из-за природного бедствия Лиля отложила поездку в Волгоград, хотя и не отказалась полностью (даже несмотря на то, что качество ребёнка не будет зависеть от отца). А пока она продолжала экспериментировать с сохранением пота — всё ещё безуспешно.

Однажды, забравшись на деревья за фруктами, я обратила внимание на висящий на одной из ветвей длинный сот, обсиженный местными «пчёлами». По внешнему облику они сильно отличались от земных и больше напоминали сетчатокрылых мух. К тому же не жалили, зато очень больно кусались. Эти общественные насекомые встречались часто, но только сейчас я обратила внимание, что их дом (сот) устоял против чёрной пыли. Возможно, пчёлы его постоянно чистят, или материал не подходит для питания гриба, или кроме прочего обладает фунгицидными свойствами. Подумав, чуть позже я ещё раз вернулась к этому гнезду и вырезала часть сота.

— Я его забираю, — безапелляционно заявила Лиля, складывая пожёванный воск, оставшийся после того, как лакомство съели. — Принеси ещё несколько таких сотов, ладно?

— Ну спасибо, — недовольно буркнула я. — Точно не пойду на охоту за ними, по крайней мере до тех пор, пока реакция не пройдёт.

От укусов пчёл глаза заплыли, лицо и руки опухли, а всё тело зудело.

— В следующий раз можешь намазаться кабачёчками или, даже лучше, грязью, — посоветовал Илья.

— Зачем? Обычно природного репеллента хватает, а если я начну разрушать их дом, то и кабачёчки не помогут.

— Если нанести толстым слоем, то насекомым до тела добраться будет сложнее, — улыбнулся химик.

Как выяснилось, на воске чёрная плесень действительно не росла. Кроме этого нам удалось обнаружить, что она не развивается под водой: утопленные ветви и обломки не рассыпались в труху (хотя и гнили под воздействием других видов). Но стоило их достать на воздух, как чёрная пыль тут же поселялась на новом продукте питания.

Через несколько дней вернувшиеся из лесу Юля с Ильёй позвали нас посмотреть на кое-что интересное. В нескольких сотнях метров вниз по течению, рядом с берегом располагалась маленькая ловушка. Чем-то она напоминала наши, те, что мы безуспешно пытались ставить на тигра, но сделана куда искуснее. Правда, размер подкачал — в такую разве что мышь поймать удастся.

— Мы бы её и не заметили, — сказала Юля. — Но почти на наших глазах в неё попалась небольшая лягушка.

— Хозяев видели? — с загоревшимися глазами спросил Сева.

— Нет, надо было срочно возвращаться, пока пыль добычу не пожрала, — с сожалением ответил Илья. — Но, судя по тому, что добыча исчезла, а ловушка снова насторожена — они неподалёку.

— Может, феи не такие уж и глупые, — мечтательно улыбнулся инженер. — Просто с нами не захотели общаться.

— А может — её построили не феи, а кто-то другой, — возразила Вероника.

Маркус горестно вздохнул:

— Да что за мир такой сумасшедший? — поделился он с нами. — Неудивительно, что керели вымерли, удивительно — как до этого выжили! Песка нормального нет, горы нереальные, луна ещё эта… — физик погрозил кулаком гигантскому спутнику. — Звери огня не боятся, да ещё и сами костры разжигают, феи мелкие водятся, а теперь ещё выясняется, что кто-то ловушки ставит не хуже людей.

— Зато можно посмотреть, чем эта конструкция отличается от нашей, — оптимистично предложил Сева.

— Как минимум одно различие точно есть, — сказала я, разглядывая сработавшую от нашего внимания поделку. — И речь не о размере. Она из кусочков древесины собрана, но не сгнила.

Некоторое время мы изучали материал, из которого сделана ловушка и пришли в удивительному выводу: и сторожок, и колья вырезаны (или выгрызены?) из веточек и колючек обычных кустов, которые, судя по нашему прошлому опыту, очень даже поедает чёрная пыль. А тут — не тронула, хотя сорвано явно не сегодня.

— Нам есть чему поучиться, — задумчиво оглядываясь, потянул инженер. — Даже не столько постройке ловушек, сколько способу сохранения древесины. Надо вступить в контакт с тем, кто это сделал.

— Ну, первые шаги к контакту мы совершили просто прекрасные, — хмыкнула Лиля. — Ловушку разрядили, натоптали, отпугнули всю возможную добычу…

— Давайте оставим что-нибудь в компенсацию? — почесав лоб, предложил Сева. — Фрукт какой редкий, или зверька небольшого.

— Попробуем, — согласился Илья. — Хотя я бы, на месте неведомого охотника, не купился.

Я кивнула и принюхалась. Откуда-то издалека тянулся слабый, но очень приятный, манящий и даже как будто смутно знакомый аромат. Когда-то я его уже чувствовала. Но когда и в какой ситуации?

— Оставлять надо что-то очень свежее, чтобы пыль пожрать не успела. Ну или хотя бы был шанс, что не успеет, — продолжила разговор Вероника. — А животное вообще ещё живое желательно оставить.

Нет, запах точно знакомый. Возможно, память подводит потому, что когда-то он был гораздо сильнее? Я прошлась кругом, медленно вдыхая воздух и пытаясь установить направление на источник. Судя по всему, он находится ближе к морю. Аромат вызывал какие-то непривычные, но приятные ощущения. Нет, угрозы в нём я точно не ощущаю. Что же может так пахнуть?

— Эй, Пантера, с тобой всё в порядке? — тронул меня за плечо Илья.

— Да-да, а что? — с трудом оторвалась от попыток опознать запах я.

Народ отвлекся от ловушки и теперь с интересом посматривал на меня.

— Ты выглядишь прямо как гончая, вышедшая на след, — сказал химик. — Вытянулась во весь рост, глаза блестят, ноздри раздуваются… Никогда тебя такой не видел.

— Там что-то есть, — махнула я рукой в сторону источника аромата. — И я хочу понять, что именно.

— Хозяин ловушки? — оживился Сева.

— Не думаю, — помотала головой я. — Слишком далеко. Но этот запах мне знаком. А вспомнить не получается.

— Не чувствую ничего подозрительного, — принюхавшись, завил Маркус.

Я снова втянула в себя воздух, в котором плавал неведомый аромат.

— Знаете что? Пойду-ка я посмотрю, что там такое.

— Только осторожно, — предостерёг Илья.

— По деревьям, — согласилась я и, пожелав остающимся удачи, полезла в кроны.

Рысь, как всегда, увязалась следом, но возвращаться и пытаться её оставить с другими бесполезно — всё равно потом догонит. Поэтому я наоборот, подозвала дочь поближе, чтобы не упускать из виду.

Нечто привлекательное оказалось гораздо дальше, чем я предполагала вначале. Километр, пять, десять — запах хотя и усилился, но не настолько, чтобы источник находился совсем рядом. Зато исчезли все сомнения в направлении — мы двигались в правильную сторону. Уставшая Рысь залезла мне на спину, а я решила не пережидать солнечное затмение, ведь ночное зрение позволяло легко продолжить путь.

Уже у самого моря отдохнувшая дочь оживилась, с восторженным взвизгом спрыгнула с меня и бросилась вперёд и вниз — на запах. На мгновение растерянно замерев, я поспешила следом, но не успела спуститься, как с той стороны раздался чей-то испуганный вопль и радостные крики Рыси. Но их тут же перекрыли панические:

— Чёрт! Отстань! Помогите!

Марк застыл, изо всех сил вцепившись в дерево и уткнувшись в него лицом, а моя дочь с удовольствием прыгала по спине оборотня и дёргала его за гриву.

— Помогите! Снимите её! — взывал к помощи мужчина, не отпуская ствол и отчаянно тряся головой, когда девочка пыталась забраться на голову.

Сердце на мгновение замерло, а потом заколотилось как бешеное, и я рванула отцеплять дочь. Вот ведь дурочка бесстрашная! А если у Марка вновь проснётся тот детоубийственный инстинкт, из-за которого он её когда-то чуть не убил? Даже если в тот раз она ещё была слишком мала и ничего не помнит, всё равно кидаться на шею первому же попавшемуся на пути оборотню как минимум глупо!

Мужчина замолчал, ещё крепче вцепившись в кору и стиснув зубы. Рысь не слушалась, отцепляться не желала и громко возмущённо вопила, вцепившись в гриву всеми четырьмя конечностями, не позволяя забрать её даже с вырезанными пучками шерсти оборотня. Несколько минут я безуспешно пыталась совладать с дочерью, а когда это всё-таки почти удалось, она вывернулась, и укусив, сбежала на дерево. Облегчённо вздохнув, я прижалась к спине дрожащего Марка, с упоением вдыхая аромат его тела. И почему раньше не замечала, как здорово он пахнет?

— Как ты?

— Я так перепугался, что нахлынет, как тогда. И я снова не смогу управлять собой, — искренне ответил он, отцепляясь от ствола, поворачиваясь и обнимая меня.

Я закопалась пальцами в его гриву. Шикарная, только вырезанные пряди чуть портят вид. Марк шумно выдохнул мне в затылок и, не выдержав, я прижалась к нему ещё крепче. А потом подняла голову и, встретившись с глазами огромного мужчины, поняла, что происходит. А также поняла, что уже ничего не смогу изменить. И не хочу.

Аромат Марка дурманил разум, заставляя отдаваться инстинктам. И, судя по всему, они завладели не только мной. Нам не нужны были ни слова, ни удобства. Как будто во всех джунглях остались только он и я. Ну и Рысь, от которой приходилось периодически отмахиваться. Но даже она уже не могла остановить происходящее.

Лишь поздно вечером настойчиво трезвонящий телефон заставил ненадолго вынырнуть из марева, и кратко бросить:

— Всё в порядке, занята, перезвоню потом.

Мы пребывали в счастливом безумии до полудня следующего дня. Разум вернулся только когда солнце снова скрылось за гигантской луной. Но и потом мы долго лежали рядом на примятой траве, а Рысь искала что-то в голове оборотня. Нахлынул стыд. Ведь сейчас нами не просто завладел инстинкт размножения, но и произошло это прямо на глазах дочери.

— Прости, — похоже, Марк тоже начал приходить в себя. — Я не смог сдержаться.

— Всё в порядке. Я тоже не смогла, — грустно улыбнулась я.

Но всё равно неприятно вот так зависеть от реакций тела. Когда ничего не можешь им противопоставить. И можно ли после этого считать нас разумными существами? А потом я встряхнула головой, пытаясь отогнать дурные мысли. В конце концов, если смотреть честно, всё не так плохо. Я могла контролировать себя вплоть до тех пор, пока не спустилась вниз. Пусть с трудом, но могла. Более того, даже дочь отцепить удалось, хотя и через начинавшийся дурман. Ну допустим, видела она, как мы занимаемся сексом — так что теперь, всю жизнь об этом страдать? Вон, я тоже иногда случайно оказывалась не в том месте и не в то время, заставая других посвящённых в момент интимной близости. Да и дети не раз либо становились свидетелями, либо вообще прерывали уединившиеся парочки в самый интересный момент. И вообще, что естественно, то не безобразно.

— Мне понравилось.

— Это было здорово, — одновременно сказали мы и улыбнулись. На сей раз — искренне.

А потом я вдруг поняла, что упустила из виду, и от неожиданности даже приподнялась на локте. Оборотень не напал на девочку! Не проявил агрессию, хотя у него была такая возможность. Что бы это могло значить? Хотя есть у меня одно подозрение…

— Марк, а ты случайно не чувствуешь негативных эмоций к Рыси?

Оборотень задумался, будто бы прислушиваясь к ощущениям. Потом повернул голову, некоторое время разглядывал мою дочь и даже пару раз глубоко вдохнул её запах.

— Вроде нет, — неуверенно сказал он. — В прошлый раз какая-то дурацкая ревность к тебе проснулась, хотя до этого вообще вроде ровное отношение было, а сейчас всё в порядке.

Я счастливо рассмеялась и крепко обняла обоих.

— Думаю, теперь уже не проснётся, — поделилась догадкой с Марком. — Я сейчас подумала: а что, если в прошлый раз в тебе проснулся инстинкт детоубийства предназначенный просто для того, чтобы самка, то есть я, быстрее перешла в фазу готовности к спариванию? А сейчас от этого уже ничего не зависит, вот ты и не бесишься. Может, и Рысь именно поэтому тебя не испугалась — во время сплава она не пыталась к тебе приближаться.

Мы ещё некоторое время лежали, блаженно нежась под каплями тёплого ливня. Потом я слазила за фруктами, а Марк поймал пару рыбин и мы сытно перекусили.

— Слушай, а что ты вообще делаешь на этой стороне реки? — поинтересовалась я после обеда.

Но оборотень не успел ответить, потому что зазвонил телефон.

— Не тяни с возвращением в лагерь, — сказал Дет сразу после приветствия. — У меня плохие новости.

— Что случилось? — насторожилась я.

— Марк бродит где-то в лесу, ниже по течению от нашего лагеря. Поэтому быстрее возвращайся и внимательнее смотри за Рысью.

 

День 23–утро 24 февраля 2 года. Джунгли

— А вы откуда знаете? — удивилась я, покосившись на субъект разговора.

— Потом расскажу. До тебя вообще дозвониться почти невозможно, — укорил лидер. — Мы ещё вчера предупредить хотели, но ты трубку не брала, а единственный раз, когда всё-таки взяла — слушать не стала. Чем ты так сильно увлеклась?

Я посмотрела на экран телефона, со стыдом констатируя больше тридцати непринятых вызовов.

— Ладно, сейчас неважно, — продолжил Дет. — Главное, возвращайся побыстрее.

— Можно Марк со мной придёт?

Собеседник на некоторое время потерял дар речи, но потом всё-таки с трудом выдавил «конечно, если за дочь не боишься» и отключился. Убрав телефон, я вернулась к веселящемуся оборотню.

— Что смешного?

— Тебе сейчас звонили случайно не с целью предупредить, чтобы ты сюда не ходила?

— Как раз по этой причине и звонили, — кивнула я. — Ты в курсе?

Марк кивнул, вытирая слезы, выступившие от смеха.

— Я специально здесь остался, чтобы с Рысью ненароком не встретиться, — пояснил он. — Подумал, что тут достаточно далеко от вашего селения, а значит — безопасно.

Попытавшись осмыслить его слова, я поняла, что головоломка не складывается. Если бы оборотень жил здесь давно, то меня бы уже предупредили, а если появился только вчера, то откуда об этом могли узнать посвящённые? Потребовала ответа от Марка, но он отрицательно помотал головой:

— Пусть это будет приятным сюрпризом. Ты же всё равно собиралась возвращаться, там и узнаешь.

— Не надумал присоединиться к посвящённым? — поинтересовалась я по пути. — Тем более, что проблема с Рысью теперь разрешилась.

— Нет, — твёрдо ответил Марк. — Прости, но нет.

Я обиженно фыркнула. Хорошая у нас группа, чем ему не нравится?

— Что тебя не устраивает в Ордене?

— Ну, во-первых, то, чем вы занимаетесь, всё-таки не совсем моё. А во-вторых, я не могу бросить тех, кто на меня рассчитывает.

Оборотень рассказал, что не остался в одиночестве. За время после окончания сплава он успел подружиться и сработаться почти с двумя десятками человек.

— Организовал свою группу? — удивлённо спросила я.

Вроде бы никто из миссионеров, разносящих по лесу рецепт репеллента, не говорил ни о чём подобном.

— Нет, не группу. Лучше, — Марк мечтательно зажмурился и почесал оставшиеся от осеменителей чирьи на ноге.

Невольно я тоже почесалась. Нет, всё хорошо с естественным репеллентом, но мог бы мой организм и не убивать семена-паразиты. А то как появляется жёлтая луна на небосводе — так все ноги в болячках. Со временем воспаление стало меньше, но всё равно не прошло полностью.

— Я вообще не думал, что такое возможно, — продолжил оборотень. — Я сотрудничаю с истинно свободными. Настоящими удунами.

К моему удивлению, оказалось, что под истинно свободными Марк подразумевает вовсе не всех, кто смог нормально устроиться или не потерять собственного достоинства при жизни в тяжёлых условиях. По словам оборотня выходило, что часть из сохранивших независимость людей с готовностью снимается с обжитых мест, чтобы прийти на помощь другим при необходимости. В результате эти удуны не организовали племя, но и не сказать, чтобы остались обычными одиночками или семьями.

— Ваши племена делают очень важную работу, — добавил Марк. — Но этим вы невольно начинаете ограничивать свободу остальных. С одной стороны, мы понимаем, что без этого никак — ведь иначе ваш союз просто будет корячиться на всех других людей. А с другой — мы хотим хотя бы сами остаться без контроля сверху. И готовы за это бороться.

— Ну вот, дожили, — грустно вздохнула я. Ведь опасались того, что появится оппозиция, но чтобы вот так быстро… — Неужели ты и твои друзья думаете, что мы уступим, и к вам будет какое-то особое отношение? Если союз племён начнёт выделять кого-то просто так, то грош нам цена!

— Если честно, то я очень надеюсь, что нам удастся договориться, — улыбнулся оборотень.

Стало горько. Марк обманул меня в лучших чувствах. Не ожидала его нежелания понимать, что нельзя построить нечто хорошее на обмане. Нахлынула злость. На жениха непрошеного, на тех, кто хочет творить что попало, оставаясь безнаказанным.

Некоторое время мы шли молча, а потом оборотень не выдержал:

— Что я не так сказал?

Сначала я хотела промолчать, но всё-таки решила не таить обиду в себе. Марк облегчённо рассмеялся и, заверив, что у меня просто возникло непонимание, пустился в пояснения.

Выяснилось, что истинные удуны вовсе не против, чтобы на них распространялось действие уголовного кодекса. Да и пользоваться некоторыми благами не отказываются. Но одновременно не хотят, например, чтобы их касалась обязательная отработка после оказания медицинской помощи в Волгограде. Заметив моё возмущение, оборотень добавил, что это вовсе не означает отсутствия компенсации, но она может произойти в другое время и другим образом.

— Или в то же и тем же, но на добровольной основе.

Я задумалась.

— Во-первых, не верю, что все такие уж сознательные, и не найдётся тех, кто начнёт отлынивать и ехать на нашей шее. А во-вторых, сомневаюсь, что такое вообще возможно.

— Мы об этом уже думали, — с улыбкой кивнул Марк. — Все истинные согласны, что отщепенцы могут появиться. Но ведь те, кто так себя поведёт, уже не будут одними из нас. Они станут как остальные, и правила на них начнут распространяться общие. А насчёт возможно или невозможно: мы ведь не просим сразу принимать окончательное решение. Давайте попробуем — вдруг получится, и вдруг ваш союз тоже устроит такой договор. Мы уже говорили по этому поводу с волгорцами и сатанистами и, хотя они тоже выразили большой скептицизм, но всё-таки склонны согласиться на эксперимент. К тому же, если вдруг окажется, что наша идея не выгорела, то все истинные согласны отработать накопившийся долг после — он ведь никуда не денется.

— Ну если на таких условиях, то можно и попробовать, — согласилась я. — Хотя всё равно сомневаюсь. Очень уж идеализмом отдает. К тому же, если я правильно поняла твои слова, то не вижу особой разницы: ведь истинные будут точно так же отрабатывать, как и остальные, просто чуть в другое время. Уверена, что насчёт этого и сейчас удастся договориться. Зачем усложнять, если почти нет разницы?

— Разница очень велика, — возразил оборотень. — В вашем варианте они бы отрабатывали по принуждению — то есть под властью чужой воли. А если примете наше предложение, то стимул к отработке будет исходить не извне, а изнутри — по собственным побуждениям. Свобода, как осознанная необходимость в самоограничении.

Марк говорил воодушевлённо, явно веря в свои слова, и последние остатки обиды испарились. Если у них получится что-то подобное, это может оказаться началом чего-то прекрасного. Вот только сомнения остались. И даже жалко стало истинных — ведь если оборотень не заблуждается, то не он один пытается воплотить золотую мечту. Но мне в её реальность не верится.

— Идеалист ты, — усмехнулась я. — И философ. Но всё равно желаю удачи.

Мы ещё немного поговорили на отвлечённые темы, поделились, как кто жил после расставания. Но вскоре нахлынуло беспокойство — привычное, такое обычно возникало за несколько минут перед землетрясением, но гораздо более сильное, чем раньше.

— Скоро будет большой бумс, — остановившись, изрёк Марк.

— Ага, — согласилась я, прислушавшись к ощущениям. — Судя по всему, очень большой, такого я ещё не припомню. Мы с Рысью на дерево? — полуутвердительно спросила оборотня.

— А я выберу место побезопаснее, — кивнул он. — Встретимся после землетрясения.

На всякий случай позвонив посвящённым и убедившись, что они тоже почувствовали приближение бедствия, я забралась в крону, выбрала надёжную ветвь и устроилась так, чтобы было удобно держаться. Дочь притихла, как всегда перед началом бедствия. Но, в отличие от прошлого опыта, на сей раз нас не просто тряхнуло. Толчки продолжались около десяти минут, деревья ходили ходуном, и уши заложило от оглушительного треска. Но потом всё кончилось и, некоторое время с удивлением разглядывая окружающий лес, который как будто уменьшился в размерах, мы спустились вниз.

Выяснилось, что земля не провалилась, а наоборот, тот холм, на котором росло послужившее укрытием дерево, как будто выдавился, выполз изнутри на добрых полтора десятка метров и теперь возвышался над окружающей местностью почти отвесной скалой. Земля с травой, кустами и прочей растительностью как будто разорвалась: часть осталась внизу, у подножия скалы, а часть — на вершине. Удивительно, но почва почти не осыпалась, оказавшись на всю глубину (в один и даже два и более метров) густо переплетённая корнями растений и, похоже, чем-то ещё. Да и растения почти не повредились — лишь по самому краю обрыва можно заметить накренившиеся кусты и, гораздо реже, деревья.

Убедившись, что Марк не пострадал, я позвонила в Орден. Там тоже всё оказалось в норме, за исключением того, что лагерь разделился на две части, и одна из них уехала вверх на высоту семиэтажного дома. Так что впечатлений посвящённые получили изрядно.

Перекусив, мы продолжили путь в Орден, но теперь шли медленней, опасаясь, что в результате сильного землетрясения могли не только вылезти скалы, но и появиться провалы или трещины. Но ничего подобного нам не встретилось, хотя холмы сильно подросли, а кое-где вообще вылезли скалы в тридцать, а то и больше метров высотой. У их подножия через старые норы камнегрызов то тут то там пробивались родники, некоторые источники выходили выше, прямо из скал, и падали вниз небольшими водопадами, а кое-где напор был сильнее и вода била невысокими ключами. Если раньше мы считали эту местность очень пересечённой и сложной для прохода, то теперь поняли, как глубоко заблуждались. По сравнению с нынешней прошлая казалась хотя и не равниной, но вполне комфортным холмистым лесом. Сейчас перепады высот стали гораздо больше, склоны круче, а растительности, мешающей проходу, не уменьшилось. Если пытаться обойти скалы понизу, то велик риск застрять в густых кустах или завязнуть в илистом, поросшем осокой болоте. А залезть наверх тоже нелегко, особенно Марку. В результате поход превращается в сплошное преодоление препятствий: где-то удаётся пробраться понизу, где-то найти накренившийся ствол или чуть менее крутую скалу. И от этого субъективное расстояние до лагеря увеличивается в разы.

По дороге мы совершили ещё два привала.

— Слушай, а ты не против… — обратившийся ко мне во время последнего из них, Марк покраснел и поковырял траву ногтем. — Ну, вдруг после возвращения на это уже времени не будет.

Я задумалась. Удивительно, но после бурных суток плотской любви желание отступило и не вернулось. Хотя запах мужчины всё ещё казался привлекательным, но уже не мутил разум. Да и вообще, если честно, сексу уже совсем не хотелось. Но и Марка можно понять — он же столько времени воздерживался.

— Не знаю, — пожала плечами я. — Желания нет, но можно попробовать.

— Если желания нет, то лучше не надо, — неожиданно резко, даже с лёгким испугом в голосе ответил он.

— Почему? — такая реакция вызвала искреннее удивление. — Я ведь не против.

— Я знаю, что Мика уступила Оборотню тоже примерно через такое же время, а главное — без желания, — поделился Марк. — И не испытала ничего, кроме боли, кажется, он даже что-то ей повредил. А мне сейчас голову не туманит и, если честно, ты уже не такой сексуальной кажешься, так что лучше поберечься — вдруг такие же изменения.

Мы помолчали. Я сочувственно вздохнула и положила голову ему на колено. Приятно, что муж (всё равно муж, пусть и гостевой), думает не только о себе. Ну и пусть мы не станем жить вместе, зато теперь, надеюсь, сможем видеться чаще. Ведь вряд ли у него возникнет агрессия к собственному ребёнку. Хотя…

Я резко села, вспомнив, что Марк, как и все остальные, только носитель банка генов. Так что ребёнок не будет его родственником и неприятный инстинкт может проснуться. Или всё-таки стоит надеяться на то, что керели предусмотрели хоть какую-то защиту в таких случаях? Надо будет проверить, но как?

— Марк, а когда у нас будет ребёнок, ты хочешь с ним общаться?

— Конечно. Но думаешь, это возможно? — с сомнением спросил он. — Хотя я слышал, что Оборотень держал Микиных малышей и ничего плохого не случилось.

— Можно будет проверить, — подумав, предложила я. — Например, ты придёшь, мы тебя свяжем покрепче, чтобы если что, вырвался не сразу, а потом покажем и дадим понюхать младенца и посмотрим, как ты отреагируешь. Если появится какой-то негатив, то будем беречься, как с Рысью, а если нет — то сможешь навещать сына или дочь почти в любое время.

— Давай, — ничуть не обиделся на предложение временно лишить его подвижности Марк и сгрёб меня в объятия, с удовольствием фыркая в затылок.

Я блаженно жмурилась, расчёсывая пальцами его пушистую гриву на подбородке и шее. А Рысь сидела на широком мохнатом плече мужчины и искала что-то у него за ухом.

Да, мы сильно изменились. Зверолюди, оборотни, у которых инстинкты легко могут взять верх над волей. Но кроме воли, есть и разум. Он дан нам не просто так. Если мы не можем справиться с телом, то просто должны стараться предусмотреть заранее и не допустить опасных ситуаций, в которые звериная сущность возьмёт верх над человеческой. Особенно если она не просто временно лишит контроля, но и может навредить. Не воля, но разум. Другой, но не худший способ.

— А секс у нас, а секс у нас не чаще раза в год, — явно тоже задумавшись о чём-то своём, личном, тихонько пропел Марк себе под нос, когда мы пустились в дальнейший путь.

 

24–25 февраля 2 года. Орден

С первого взгляда я не узнала родное селение. Изменилась не только местность, но и народа стало больше: в Ордене непонятно по какой причине гостили Вадим, трое волгорцев и почти двадцать шапочно знакомых одиночных свободных (лишь с одной из них я тесно общалась раньше, в своё дежурство во время сплава). А ещё у берега реки лежала чуть ли не гора стеблей незнакомого растения, похожего на крупный тростник, и гораздо меньшее, но тоже значительное количество различной толщины ветвей с деревьев, устойчивых к серой пыли.

К нашему возвращению все, кого изменение рельефа застало на вершине холма (теперь превратившегося в большую нависающую скалу), уже смогли спуститься вниз, благодаря тому, что одно из деревьев росло почти вплотную с обрывом и послужило примитивной заменой лестницы.

— Ну ты чудо, — встретила меня Лиля. — «Там что-то так знакомо пахнет, пойду посмотрю».

Народ засмеялся, а я смутилась и покраснела:

— Я честно не поняла, что это Марк.

— Ага, — с улыбкой поддразнила Юля. — Но как рванула-то в его сторону.

— Надеюсь, теперь не забудешь? — добавил Росс. — Или лучше каждый раз, когда почувствуешь приятный запах, напоминать о том, кто может так привлекать?

— Не забуду, — пообещала я, старательно разглядывая чирьи на собственных ногах.

— Народ, хватит уже, — вступился за меня Марк. — Сами-то все семейные, проблем таких нет. Так что вам завидовать?

Большая часть насмешников потупилась и тут же перевела разговор, лишь Росс недовольно буркнул себе под нос:

— Отнюдь не все семейные.

Чуть позже удалось узнать, что за столпотворение у нас в Ордене. Выяснилось, что вскоре после появления чёрной пыли в Волгоград пришли несколько человек и предложили свою помощь. Они же сообщили, что кроме найденного нами типа деревьев, грибком не поражается ещё и особый вид тростника, произрастающий в солёной морской воде в заливах у берегов. Волгорцы не стали отказываться от поддержки и к настоящему времени уже заново отстроили своё селение. После чего, вместе с добровольными помощниками, решили заняться восстановлением Ордена, а потом — жильём сатанистов.

Сейчас, получив возможность сравнить посвящённых, которые пользовались репеллентом уже пять месяцев и других людей, начавших мазаться примерно на два месяца позже, я поняла, что положение не обнадёживает. У других свободных раздражение усиливается примерно с той же скоростью и уже легко заметно шелушение, покраснение и отдельные наполненные жидкостью пузырьки на коже. Если когда-то, посетив волгорцев мы констатировали, что выглядим лучше и здоровее, то сейчас приходится признать обратное. Но всё равно без репеллента ситуация была бы ещё хуже. Хотя в последнее время состояние посвящённых вроде бы не ухудшается (за счёт того, что большую часть времени они проводят в воде), но и улучшаться не спешит — кожа всё так же покрыта незаживающими язвами. Кстати, многие из пришедших тоже отмечали, что купание, да и вообще вода облегчают состояние и помогают легче переносить раздражение на коже.

Судя по приветствиям и тому, что Марк без вопросов включился в общую работу, все эти одиночки были «истинно свободными». Ещё до нашего возвращения они успели обсудить с Севой план построек и даже внести в него серьёзные изменения после крупного землетрясения с превращением холмов в скалы, и теперь хижины росли буквально на глазах. Возводили, разумеется, не какие-то капитальные строения, а самые простые — деревянный каркас с довольно толстыми тростниковыми стенами. Крышу тоже покрывали вязанками не гниющей от чёрной пыли травы. Но сейчас даже такие простые убежища казались чуть ли не дворцами.

Одиночки работали слаженно, дружно, с готовностью заменяя друг друга. Постройкой руководил Сева, но организовывал людей мужчина из удунов (к моему удивлению, им оказался не Марк). Однако начальником этого человека назвать сложно — он не командовал, а просто предлагал варианты, и люди сами распределялись, кто на какую работу пойдёт. Никто никого не подгонял или не останавливал, если тот решил сделать перерыв. Обычно в таком случае вставал один из отдыхающих и с готовностью заменял уставшего работника. Даже наличие нескольких детей почти не мешало работе — за ними ухаживали те, кто не был занят на стройке. Кстати, орденская ребятня от гостей и стройки пришла в полный восторг — им очень нравилось происходящее.

Судя по слаженности действий, опыт совместной работы у одиночек уже большой. Интересно, они долго болели или пользовались ещё какими-то услугами волгорцев?

— Сколько они задолжали? — негромко поинтересовалась я у Вадима.

— Нисколько.

Я недоверчиво посмотрела на друзей оборотня и его самого:

— Но зачем тогда?

И тут же вспомнила слова Марка о свободе, как осознанной необходимости в чём-то. Хотя всё равно не ясно. Ведь в первую очередь, эти люди должны были бы обеспечить удобство себе, а не помогать другим. Тем более — племенам из союза. Просто потому, что, если оценивать честно, то мы находимся едва ли не в самом лучшем положении.

— Как бы тебе объяснить? — задумалась знакомая удунка, когда я поделилась с ней сомнениями. — Ваш союз многое делает для остальных свободных и, если смотреть серьёзно, то ему очень нужна поддержка. Ведь мы тоже не хотим, чтобы вернулся хаос, как было когда-то, до начала сплава. А не думаю, что у вас много союзников. Это раз. Одновременно мы не хотим принимать на себя какие-то серьёзные обязательства. Поэтому такая, разовая поддержка, для нас самый лучший вариант. К тому же это покажет нашу добрую волю и поможет склонить союз к тому, чтобы он согласился принять наше предложение, — подмигнула она.

Выяснилось, что волгорцы и сатанисты согласились попробовать необычный тип сотрудничества именно по этой причине.

— Они уже отработали авансом довольно долгое лечение, — пояснил один из волгорцев. — А в этом случае, почему бы и не поставить эксперимент?

— Вот только учёт их работы мы всё равно вести не прекратим, — с улыбкой добавил Вадим. — Даже если они говорят правду, и всё это — плод их доброй воли, а выгода им безразлична, только так мы сможем контролировать ситуацию.

— И правильно, — кивнул Илья. — А то вдруг сейчас покажут себя героями, а потом — в кусты.

Посвящённые тоже не стали возражать против предложения истинных свободных. Я приняла его в числе остальных. Неожиданная, но весомая помощь оказалась очень кстати. Она не только поддержала нас материально и теперь позволит вновь вернуться к науке, но и дала понять, что мы нужны другим людям, и они готовы не только брать, но и отдавать. Причём — добровольно. Это знание согревало душу. Все оценили благородный жест одиночек, и он надолго поднял настроение всем, включая самых больших скептиков. Даже если на деле за ним стоят какие-то коварные планы, то пока мы их не видели и радовались тому, что есть.

Не знаю, долго ли продержится объединение истинных свободных, но за те полтора дня, которые они прожили в Ордене, я поняла, за что их ценит Марк. Каждый из истинных был личностью, причём — сильной, но не давящей на других. Мужчина или женщина — все производили впечатление лидеров. Поведение, жесты, слова и дела — всё говорило о том, что они знают себе цену. Достоинство, но не за чужой счёт, гордость, но не гордыня. Общение с ними оставляло странное, но очень приятное впечатление.

Больше всего меня удивило то, что удуны не обиделись даже на честное и откровенное предупреждение Вадима. Сатанист прямо сказал о том, что все союзники будут вести учёт помощи истинных и того, что они получат взамен. Но никто из удунов не попытался отказаться и не начал возражать. Наоборот, поддержали, но заявили, что сами заниматься такими подсчётами не намерены.

— Мы понимаем, что на голом, ничем не подкреплённом доверии далеко не уедешь, — сказали они. — И что эта мера необходима.

Большое количество работников очень быстро отстроило Орден и немного отдохнув, двинулось выше по течению, забрав с собой часть оставшегося стройматериала. А вот Вадим задержался. Некоторое время после отъезда остальных он задумчиво рассматривал посвящённых, а потом кивнул своим мыслям и обратился к нам:

— У меня есть новости. Хочу, прежде чем сообщать их всему союзу, обсудить с вами. Точнее — с Пантерой и теми из остальных, кто захочет принять участие в разговоре.

В душе шевельнулось неприятное подозрение, что новости неприятные (иначе зачем их умалчивать?) и как-то связаны с Марком. Я обернулась на соплеменников, но к счастью, никто из них не ушёл. Хоть какая-то поддержка.

— Началась война. Судя по тому, что удалось узнать — чуть ли не на уничтожение, — убедившись, что желающих самоустраниться нет, сказал сатанист.

Я как стояла, так и села. Какая ещё война? Но тут же вскочила, поняв, о чём может говорить Вадим. Он оставил один из телефонов русалкам. Выходит, наши группы встретились, причём не самым мирным образом.

— Местные? — пришёл к таким же выводам Илья.

— Да, — кивнул лидер сатанистов. — Пока не со свободными, а между собой. Хуже другое. Судя по тем сведениям, которые у меня есть, прежде придерживающиеся нейтральной позиции зверолюди теперь принимают активное участие в конфликте.

— Почему ты решил поговорить с нами? — подумав, прямо спросил Дет.

— Я хочу задействовать в одной из операций Пантеру, — честно ответил Вадим. — Она единственный оборотень, которому мы можем доверять. А нам важна информация о происходящем из первых рук.

— Но почему она? — высказал сомнение Сева. — На разведку лучше отправить мужчину.

— Марк ещё не заслужил такого доверия, — категорично заявил сатанист. — И давайте смотреть честно: уничтожают в первую очередь наш вид. У неё больше шансов выжить, возможностей спрятаться и получить интересующие нас сведения.

— Не забывайте, Пантера рассказывала, что её сородичи могут найти друг друга на расстоянии в несколько километров. И, в свете последних событий, не факт, что делают это не по запаху. В этом случае она будет в опасности, — заметил Илья.

— Это так, — Вадим устало махнул рукой. — Но нет гарантий, что зверолюди точно также не могут найти представителя нашего вида. Я не буду настаивать на твоём участии в разведке, — обратился сатанист ко мне. — Но предложить должен.

Народ временно переключился на обсуждение мер, которые нужно будет принять, чтобы хоть как-то уменьшить потери. Предупредить тех, кто поселился в той стороне, увести их оттуда, возможно, и остальным переселиться подальше. Никто не рассматривал всерьёз даже возможность вступить в открытое противостояние с противником такой силы — все понимали, что это безнадёжно. Мы можем только или бежать, или прятаться. Но куда бежать? И если оборотни действительно вышли на тропу войны, то удастся ли скрыться?

Как ни неприятно признавать, но Вадим прав: без разведки свободные будут беспомощны. И у меня действительно шанс выжить и что-то узнать выше, чем у обычных людей. Тем более, что неизвестно, воюют ли представители моего вида друг с другом и не получится ли внедриться под видом перебежчика. Но как же не хочется рисковать…

— Согласна, — кивнула я, поспешно отгоняя слабовольные мысли.

— Уверена? — уточнил Росс.

— Она права — я тоже не вижу другого выхода, — поддержал меня Илья. — Хотя сдается мне, что ты не всё нам говоришь, — добавил он, обращаясь к сатанисту.

— Не всё, — не стал отрицать тот. — Я умолчал о многом, но это — тайна моего племени. Я поделюсь ею с Пантерой, но не со всеми посвящёнными. И только когда мы останемся наедине.

— По крайней мере, честно, — хмыкнул химик.

— А по-моему, если ты хочешь её использовать, то должен сказать всю правду, — разозлился Росс. — Иначе — не пустим!

— Решать не вам, а ей, — холодно возразил Вадим. — И открыть тайну я готов ей, но не вам.

Я ещё раз оценила все за и против, после чего повторила ответ:

— Я согласна. Но Рысь заприте так, чтобы она не сбежала. И лучше всего — на несколько дней.

Вадим решил остаться в Ордене до завтрашнего утра и уйти вместе со мной. А неприятную новость мы пока не стали распространять дальше — ведь это может вызвать панику, которая не поможет, а только навредит. Посвящённые хотели продолжить рассмотрение вариантов действий в случае, если угроза окажется реальной, но сатанист резко прервал их разговор.

— Не стоит. Говорить на эту тему лучше уже без Пантеры. Тогда, в случае плена, она не сможет выдать того, чего не знает.

— Поддерживаю, — сказала я, с трудом проглотив вставший в горле ком. — Потом обсудите.

— Ладно, давайте о другом, — с готовностью перевела тему Вера. — Мне вот что не понравилось. Насколько мы смогли оценить, землетрясение было баллов так на семь — девять. Вероятнее всего, на восемь, но я не об этом. Даже если допустить землетрясение в девять баллов, то непонятно, как мог настолько сильно изменится ландшафт.

— Легко, — пожал плечами Маркус. — Если там, — указал физик вниз, — очень высокое давление, то оно могло просто прорвать в более слабых местах. Тогда скалы вылезли вовсе не из-за землетрясение. Точнее оно сыграло свою роль, но не она была главной.

Вера переглянулась с Севой и тяжело вздохнула.

— Тогда мне страшно даже думать, на каком вулкане или пороховой бочке мы сидим. Ведь давление должно быть не просто большим — а очень большим.

Разговор затих. Поскольку сделать мы всё равно ничего не могли, то и продолжать неприятную тему не хотелось. Хотя, скорее всего, мы к ней ещё вернёмся. Но не сейчас, а через время, когда эмоции утихнут и другие проблемы отступят на задний план.

Остаток дня я провела в праздной лености: ела, спала, общалась с детьми и, чтобы отвлечься от дурных мыслей, вела с другими незначительные разговоры, например, на тему найденной мелкой ловушки или привычек фей.

 

26 февраля 2 года. Река — остров

Мы двинулись в путь утром, забравшись на маленький плот и отплыв в сторону Волгограда. Почти сразу же я захотела поговорить, но сатанист жестом показал, что пока не время. Молча преодолели почти половину ширины многокилометровой реки, а потом Вадим отдал плот на волю течения и, проплыв ещё около часа, причалил к одному из мелких скалистых островков. По какому принципу он его выбрал, я не поняла, поскольку этот клочок суши практически ничем не отличался от соседних.

— Вот теперь — можно, — внимательно осмотревшись, кивнул он.

Но разговор не клеился. Я не знала, с чего начать, сатанист тоже не спешил открывать тайны. Странно. Украдкой взглянув на его напряжённую позу, решила не форсировать, а подождать, пока Вадим сам дозреет. В конце концов, вряд ли сейчас необходимо очень спешить. Поймав несколько рыбин и набрав ягод с одного из кустов, мы перекусили, и наконец спутник не выдержал:

— Что конкретно ты хочешь знать?

— Играешь в кереля? Может, и отвечать будешь только «да» или «нет»? — хмуро отреагировала я вопросом на вопрос. — Думаю, ты должен сообщить то, что мне надо знать.

Сатанист снова задумался.

— По идее, я должен рассказать многое. Но это слишком тесно касается тайн моего племени. Если бы ты согласилась пройти проверку на детекторе лжи, то после того, как ты докажешь свою честность, ответственность и готовность сохранить наши секреты…

Да что у него там за тайны мадридского двора? Судя по всему, простым обещанием Вадим не удовлетворится. Но проходить какие-то проверки только для того, чтобы мне дали нужную информацию — уже слишком.

— Тебе не кажется, что это уже чересчур? — сердито поинтересовалась я. — Неужели моего слова не хватит?

— Нет, — твёрдо ответил Вадим.

По его тону я поняла: насчёт уступок можно даже не заикаться — не уступит.

Внезапно пришло понимание, что взрослые разумные люди простые тайны так скрывать не станут. А значит, сатанист молчит о чём-то, что может настроить другие племена из союза против него и его людей. Скрывает что-то не слишком хорошее. Это вновь заставило засомневаться в принятом решении. Если с разведкой связаны какие-то тёмные дела сатанистов, то, может, не следует в них вмешиваться? Тем более, на проверку так просто соглашаться однозначно не стоит: вдруг секреты сатанистов действительно опасные и могут повредить посвящённым, да и союзу в целом.

В принципе, ничто не мешает отказаться участвовать в сомнительной авантюре и вернуться домой, но и в этом случае покоя не будет: во-первых, войну никто не отменял, а во-вторых, теперь ещё и к племени сатанистов у меня нет доверия. Поэтому надо искать другой путь.

— Эти твои тайны могут послужить причиной развала нашего союза? — прямо спросила я.

Не думаю, что Вадим ответит честно, однако попробовать стоит.

— Очень вероятно, что да. — Удивительно, но сатанист не стал запираться. — Наши секреты могут уничтожить союз, хотя сами по себе вреда не несут.

— Ага, — скептически кивнула я.

Если собеседник не лжёт, то как не вредящие никому тайны могут развалить союз? Хотя… Я с усилившимся подозрением посмотрела на собранного, напряжённого Вадима. А что, если тайны потенциально опасны? Или их можно легко использовать во вред другим? Или… да мало ли причин скрывать правду? Вон, бомба тоже сама по себе вреда не несёт, но что случится, если найдётся тот, кто активирует детонатор?

Но если допустить, что сатанисты — племя, очень опасное для других, то тем более у меня нет никакого права просто повернуться и уйти. Как, впрочем, и сразу же соглашаться. Даже узнав их секреты, одна я ничего не смогу сделать. Вот оно! Одна не смогу. А если не одна?

— Подождёт ли разведка несколько дней?

Вадим поднял на меня удивлённый взгляд.

— В принципе, да, насколько я знаю, они ещё друг с другом не разобрались. Но зачем затягивать?

— Пока я не давала тебе обещаний хранить ваши тайны. Судя по тому, насколько ты опасаешься их раскрывать, они очень серьёзные и несут угрозу для остальных.

— Это так, — собеседник слегка склонил голову в согласии.

— Тогда откуда такая уверенность, что ты или другие люди твоего племени не могут воспользоваться ими во вред?

— Не все сатанисты в курсе этих тайн, а только трое, включая меня. Все мы прошли проверку, чтобы доказать свою лояльность, и регулярно её повторяем. Впрочем, и остальные люди из моего племени, которые по результатам тестов оказались не готовы войти во внутренний круг, периодически проходят проверку, чтобы подтвердить, что они не узнали эти секреты.

На некоторое время я потеряла дар речи. Что творится в этом мире? У сатанистов прямо не племя, а какой-то режимный военный объект получается. Причём повышенной секретности. Что они могут так охранять? По спине пробежал холодок страха.

— И ты вот так просто согласен открыть их мне? — не поверила я.

— Не просто так, а только после проверки. Если, разумеется, ты её пройдешь. А также при условии регулярного, ну хотя бы раз в месяц, подтверждения надёжности.

— А если вдруг кто-то из твоего племени или из тех, кто посвящён в тайну, окажется неблагонадёжным?

— Сатанисты знают, что в этом случае такого человека ждёт смерть. И что для этого у нас есть все средства. Правило касается всех, включая меня. Каждый из нас готов не только хранить молчание, но и принять меры, чтобы никто другой не выдал тайны.

Я поёжилась. Если правило касается всех, то оно будет распространяться и на меня.

— И когда ты собирался про него сказать? Или сообщил бы уже задним числом?

— Нет, проверка готовности следовать ему входит в тест, так что ты узнала бы о нем заранее, — ничуть не смутившись, пожал плечами сатанист.

Непохоже, что лжёт. Это радует. Отвернувшись, я посмотрела на реку. А ведь в чём-то сатанисты напоминают и нас. Посвящённые ведь тоже когда-то решили, что за предательство или раскрытие общих тайн любого из нас ждёт смерть. Но насколько мы на самом деле готовы соблюдать этот закон? А Вадим держится так, что не возникает ни малейших сомнений, что это не угроза, а предупреждение. Но всё же…

— У вас уже были прецеденты? — вновь обернувшись к сатанисту, спросила я.

Мужчина встал и подошёл ближе к краю обрыва. Посмотрел вдаль.

— Когда-то нас было девять. Четверо из внутреннего круга, пятеро — из внешнего. Никто из моего племени не погиб от руки чужака, хищников или болезней. Травмы были, но не смертельные. Я ответил на твой вопрос?

Сатанист явно не хотел развивать эту тему. С одной стороны, это легко понять, но, с другой, чем больше удастся узнать заранее, тем лучше.

— По каким причинам?

— Тогда тест был гораздо проще и позволил войти во внутренний круг человеку, который использовал наши тайны для личной выгоды и в ущерб другим людям, — неохотно ответил Вадим. — Два остальных были соучастниками. К счастью, мы быстро заметили, что происходит, и приняли меры. Потом долго совершенствовали и тест для внутреннего круга, и проверку для внешнего.

Кивнув, решила больше не трогать больную тему.

— Кстати, а те трое, кто посвящён в тайну, равноправны, или ты их лидер?

— Я — вождь племени. Но не внутреннего круга. Все входящие в него обладают равными правами.

Это уже интереснее. Если все равноправны, то значит хоть какая-то возможность повлиять на решения будет. Или нет?

— А на каких условиях в него войду я?

— На тех же. Все, кто есть или войдёт во внутренний круг, будут равны.

Получив подтверждение, улыбнулась. Кажется, есть одна неплохая идея.

— Я не согласна. Точнее, не согласна быть единственным посвящённым, вошедшим в круг избранных.

— Мы думали над тем, чтобы предложить пройти проверку людям из ваших племён, — почти не удивившись, серьёзно сказал Вадим. — Но не уверен, что стоит торопиться.

— Я считаю, что нельзя затягивать. Если война доберется до нас, то чем больше людей будет в курсе происходящего… надёжных людей, тем выше наши шансы. В любом случае, я не соглашусь проходить проверку, если в результате окажусь единственной вошедшей в ваш круг.

— Хорошо, я посоветуюсь с остальными, — кивнул сатанист и отошёл через кусты в сторону, чтобы позвонить без свидетелей.

— Когда что-нибудь решите, позови, — согласилась я и полезла на дерево. Забралась почти на самую вершину и устроилась на раскачивающейся под ветром ветви, чтобы ненароком не подслушать разговор. С одной стороны, те меры, про которые Вадим рассказал, выглядят драконовскими. Но, с другой, а вдруг для них действительно есть серьёзные причины?

Ненадолго закралось подозрение, что сатанист просто скрывает своё происхождение и, на самом деле, он, а может и не только он, является керелем. Но слишком многое не сходится. Во-первых, он и другие люди его племени уже болели, и не один раз, а те керели, которых я видела раньше — нет. Вряд ли сатанисты смогли бы симулировать все симптомы. Во-вторых, не замечала в их поведении ничего, что бы говорило о хорошем знакомстве с нашим новым миром. Да и развитие их племя тоже получило немалое. Что же до подозрительности — то сатанисты уже были такими, по крайней мере, с того времени, когда я с ними познакомилась. Но главное: быть керелем — не такая уж это страшная тайна, чтобы за её раскрытием последовала смерть. Особенно, в свете того, что мы уже давно знаем сатанистов, и они показали себя достаточно ответственными и готовыми к сотрудничеству людьми.

Через некоторое время Вадим сообщил, что закончил разговор.

— Раз всё так совпало, то мы согласны. Одна моя коллега отправилась в твоё племя, а другая займётся волгорцами.

— Кстати, вот что странно, — потянула я, вспомнив ещё об одном. — Ты предупреждал посвящённых, чтобы не обсуждали планы при мне из страха, что я могу их выдать. Но почему-то не опасаешься, что, попав в плен, я не открою твои тайны.

— Если ты войдешь во внутренний круг, то мы сможем это проконтролировать. К тому же, в этом случае шанс попасть в плен сильно уменьшится. А сбежать из него, если всё же попадешь — возрастёт. А ещё тебе станет гораздо легче скрыть то, что должно остаться в тайне.

— И шансы погибнуть увеличатся?

— Нет, — грустно улыбнулся сатанист. — Останутся прежними.

Мы помолчали.

— Если всё так, как ты говоришь, то почему русалкам удалось тебя поймать? Или тебе ничто не угрожало, и всё это было только игрой?

— Тогда вообще всё происходящее можно посчитать игрой. — Вадим ответил довольно резко: похоже, последний вопрос сильно его обидел. Но сатанист быстро взял себя в руки. — Нет, опасность существовала, хотя мои шансы и были выше, чем могло показаться со стороны. Наши тайны не делают нас всемогущими.

Прервав разговор, мужчина отправился погулять (а точнее — полазить) по острову, а я забралась в кроны, чтобы перекусить. Наверное, действительно не стоило говорить на эту тему.

Ближе к вечеру мне позвонила Юля и известила, что в Орден пришла сатанистка, чтобы предложить всем племенам союза организовать нечто вроде общесоюзного правительства. Его необходимость аргументировали тем, что так станет легче взаимодействовать: не придётся заседать всеми племенами по любым вопросам. В отличие от нынешнего, разделённого, положения у нового правления не будет тайн друг от друга, но оно обязуется не передавать кому-либо, включая своё племя, секреты другого без согласия остальных. Кроме того, сатанистка сообщила, что в её племени есть способ определить надёжность человека, и предложила, чтобы в общее правительство вошли только те, кто окажутся достойны. Когда же Сева с Россом заявили, что их вполне устраивает нынешнее положение дел, возразила, что сейчас, несмотря на попытки сблизиться, мы остаёмся разобщёнными. Не зная, чем занимаются другие племена, союз не может проявить себя в полной мере. И реальных вариантов только два: или вообще отказываться от тайн внутри союза, или организовать группу, в которую в равной мере войдут представители всех племён. Группу, которая будет знать обо всём и координировать взаимодействие между членами союза, а также решать те вопросы, которые касаются всех.

— Мы тут как раз обсуждаем это предложение. Звоню для того, чтобы узнать твоё мнение.

Я взглянула на Вадима, который сидел неподалёку и, судя по всему, прекрасно догадывался, о чём идёт речь. Не ожидала, что предложение сформулируют именно таким образом. Но как бы то ни было, это единственный способ хоть кому-то узнать правду о сатанистах. А в идеале — ещё и получить возможность влиять на их решения.

— Считаю, что надо соглашаться.

Дождавшись, когда мы закончим разговор, Вадим встал.

— Ну что, теперь ты не против пройти проверку?

— В принципе — нет. Но… — Я замолчала.

Не говорить же теперь, что не хочу в правительство, причём неважно какое. Хотя ещё есть надежда. Например, если не удастся пройти тест.

Мужчина понял моё молчание по-своему.

— Сообщать что-либо тайное я буду только после того, как её пройдут все и, если достойных доверия окажется много, племена определят, кто из них войдёт во внутренний круг. Если вдруг ваши племена решат, что мы хотим потянуть одеяло на себя, мы готовы уступить и создать внутренний круг в соотношении трое наших и по четыре человека от ваших племён. Больше всё равно не получится.

— Почему? — удивилась я.

— Спец-оборудования хватит только на одиннадцать человек, — спокойно пояснил сатанист. — Но лучше, если все будут в равном количестве. Итак, приступим?

Нацепив мне на голову нечто, напоминающее эластичную купальную шапочку (только сетчатую), Вадим провел какую-то настройку на своём телефоне. Необычный головной убор слегка пошевелился, плотнее обхватил голову и в нескольких местах как будто кольнул кожу.

А потом были вопросы. К моему облегчению, сатанист совсем не касался тайн нашего племени, но и заверением в готовности хранить секреты не удовлетворился. Судя по всему, тест он (или они?) разрабатывал не один день. Сложные моральные задачи, выбор из двух зол, готовность отвечать за свои решения, жертвовать тем, что тебе дорого и выглядеть в глазах других злодеем. Некоторые вопросы повторялись, хотя и в изменённом варианте. Начав с более лёгких, к концу теста сатанист перешёл к рассмотрению таких ситуаций, которые я вообще не представляла, как разрешить. Постепенно опрос перешёл в диалог. Мы беседовали ненамного больше местного получаса (около земного часа), но в субъективном восприятии разговор длился гораздо дольше. В конце Вадим удовлетворённо кивнул и снял детектор лжи.

— Ну и? — без особого интереса спросила я.

После процедуры подташнивало, голова кружилась и побаливала.

— Не идеальный вариант, но достаточный, чтобы войти во внутренний круг. Впрочем, и среди нас нет идеальных, — скупо улыбнулся сатанист. — Теперь будем ждать, найдётся ли среди посвящённых хоть кто-то ещё, достойный нашего доверия.

Кивнув, я отошла к реке. Началась очередная гроза, и прохладные капли приятно освежили тяжёлую голову. Хотелось побыть одной и отдохнуть. Ни о чём не думая. Ведь, если смотреть честно, то теперь я не имею права отказываться от входа в новое правительство. И не почему-то там, а банально как единственный представитель своего вида. Кто подумает о зверолюдях, если не я? Как всё-таки иногда плохо, когда вокруг почти нет тебе подобных…

Я смотрела на воду, дождь и одинокого запоздавшего дюжинонога на стволе прибрежного дерева. Слишком поздно он решил искать себе друга или подругу. Большая часть ему подобных уже встретила свою пару, а этот всё ещё в брачном периоде. Не повезло красавцу. И мне тоже не повезло.

 

27 февраля 2 года. Остров

Под утро снова позвонила Юля. Выяснилось, что после того, как все (за исключением Детовского гарема) прошли проверку, достойными доверия, по результатам теста, оказались Илья с женой, Лиля и Света. Естественно, что такой поворот дел очень не понравился остальным, особенно Севе и Дету. Да и Росс в восторг не пришёл и теперь демонстрировал всем очередной приступ плохого настроения.

— Сева с Россом, скорее всего, не прошли из-за вспыльчивости, — поделилась предположением Юля. — Маркус — слишком безалаберный. А вот почему забраковали Игоря и Дета, я не поняла. А как ты? Прошла?

— Прошла, к сожалению, — вздохнула я.

— Нам надо выбрать троих, кто будет представлять посвящённых. Понятно, что ты входишь — как оборотень, Илья — как единственный мужчина (куда мы без него), а вот кто будет третьим… Я отвела свою кандидатуру, — поделилась астроном, — потому что это слишком будет, если и муж, и жена в правительстве. А вот Света не хочет уступать Лиле, хотя та вроде как самая деятельная в политическом плане.

— Почему не хочет? — удивилась я.

Раньше Света ни одним действием не показывала, что желает принимать активное участие в политической жизни нашего племени или в его взаимодействии с другими.

— Сама не понимаю. Они сейчас отошли и решают этот вопрос между собой, — Юля фыркнула. — Лица такие серьёзные и говорят тихо, но не похоже, что ссорятся.

— А как остальные?

— Мужчины пытаются оспорить результаты тестов, правда, пока безуспешно. Странно даже — у нас из пяти достойных, по мнению сатанистов, людей, четверо — женщины.

— У них самих тоже из трёх только один мужчина, — поделилась я. — Насчёт волгорцев что-нибудь слышно?

— Ещё нет. Вроде бы Игорь хотел с ними связаться, но пока он слишком спором занят.

Потом Юлю позвали остальные, и она отключилась. Подумав, я решила не ждать у моря погоды и сама позвонила волгорцам. Выяснилось, что там тоже не всё в порядке, но по другой причине — проверку прошли только двое (зато оба — мужчины). Причём даже вторая попытка, на которой настояли провалившиеся в первый раз, показала такие же результаты.

А что, если так посмотреть, у нас в племени ещё очень хорошие результаты! Аж пятеро из тринадцати, против двух из двадцати двух. Даже гордость за друзей проснулась.

— Нехорошо получается, — вздохнул Вадим. — В идеале, все племена должны быть представлены в равной мере, а тут такое. Нет, я подозревал, что у волгорцев немного достойных, но думал, что три человека всё же найдётся.

Прошло ещё несколько часов, прежде чем народ всё-таки договорился. Подумав и взвесив все «за» и «против», Лиля уступила место в общесоюзном правительстве коллеге, а волгорцы смирились с тем, что их племя будут представлять только двое. После этого все новоявленные «правители» отправились в путь, для того, чтобы встретиться на нейтральной территории, а именно — на том острове, на котором их уже ждали мы с Вадимом.

— Когда все соберутся, мы откроем вам правду. И дадим те же возможности, что есть у нас троих, — лидер сатанистов грустно улыбнулся.

Видимо предстоящие изменения его не радовали и даже пугали. Но почему тогда Вадим вообще согласился пойти на такой шаг? Впрочем, если он говорил правду, то внутренний круг уже сам склонялся к этому решению. Я лишь подтолкнула их и заставила чуть ускорить события. Однако не безопаснее ли им сохранить тайны (особенно опасные) при себе, а не посвящать в них малознакомых людей?

— Неужели простого теста достаточно, чтобы ты начал кому-то доверять? — высказала я вслух возникшие сомнения.

— Нет. Но, во-первых, за всеми племенными мы уже следили и собрали кое-какие сведения. А во-вторых, если бы я ориентировался на свои ощущения, то во внутреннем круге до сих пор был бы в гордом одиночестве.

Я с удивлением посмотрела на Вадима. Вроде бы столько всего пережили, уже давно знакомы, так неужели до сих пор в его племени нет доверия?

— Вы что, даже друг друга подозреваете?

— Не совсем. Я доверяю своим союзникам, но не исключаю предательства, — сатанист помолчал, а потом тяжело вздохнул. — Хотя да, получается, что до сих пор подозреваю. Насчёт остальных не знаю, не интересовался, насколько они верят мне и друг другу.

Воцарилось молчание. Я задумалась, как тяжело жить таким образом — в полном неверии. Прямо паранойей отдаёт. Хорошо всё-таки, что у нас в племени сложилось иначе и любой из посвящённых знает, что его не бросят в беде и не предадут. Хотя и покрывать или одобрять тёмные делишки не станут. Заодно вспомнила первое время, когда только присоединилась к своей группе. А ведь я тоже долго подозревала друзей в чём попало. Впрочем, доверие вот так, сразу не появляется…

Наконец все прибыли и, взобравшись по крутой скале, уселись в круг. Одна из сатанисток, кивнув лидеру, сняла с плеча неполный рюкзак и начала выкладывать вещи. А её лидер решительно повернулся к нам и заявил:

— У нас есть не только детекторы лжи.

Вадим, как и я, оговорил усовершенствование кольца-анализатора ядовитости, но надстройку заказал другую. Кроме своей основной функции, прибор позволял парализовать любое разумное существо при прикосновении. Да и колец он заказал несколько штук, а не одно, которое выдавалось по умолчанию.

— Погоди, — прервала рассказ я. — Но ведь керели не давали нам продвинутое оружие, а что это, как не оно?

— Я сам не понимаю, по каким критериям они ориентировались, — пожал плечами сатанист. — Но факт, что такой вариант прошёл, а вот когда я пытался заказать кольца, парализующие любое живое существо, керели отказали. Но при условии обездвиживания исключительно разумных возражать не стали.

Кроме того, и в детекторах лжи скрывался неприятный сюрприз. Во-первых, Вадим сообщил, что заказал такой вариант, который нельзя обмануть. Разумеется, особенность работала только если задавать чёткие вопросы и получать на них однозначные ответы. А во-вторых, лидер сатанистов признался, что детекторы легко настроить так, чтобы лишить человека памяти за ближайшее время — непосредственно от момента применения и назад, от нескольких минут до суток. Воспоминания стираются не выборочно, а сплошь, но из-за этого второе предназначение «детекторов лжи» не становится менее страшным.

У нас всех тут же всколыхнулось подозрение — а не использовали ли уже эту особенность приборов на нас? Ко всему прочему, я тут же припомнила провал в памяти, возникший после уничтожения своего неправильного потомства. Сатанисты вполне могли находиться где-то неподалёку. Но все трое добровольно прошли тест на детекторах лжи, позволив предварительно себя обыскать (вдруг скрывают ещё что-то). В результате сомнения отступили: по крайней мере, нас подобным процедурам не подвергали. В том числе, и во время тестов. Мелочь, а успокаивает.

Будто этого мало, выяснилось, что телефоны также несут дополнительные функции и позволяют не только прослушивать чужие разговоры во время связи (что после предыдущего я уже начала подозревать), но и в любой момент тайно подключиться и шпионить в прямом режиме. Или вести запись происходящего (как аудио, так и видео), чтобы просмотреть её позже.

И в заключение, Вадим рассказал, что у него есть ещё и специальные, отдельные приборы-жучки, позволяющие шпионить за другими людьми или проводить разведку.

— Но не слишком совершенные, — горестно поделился он. — Подвижные, удобные, качество передачи отличное, но работают не далее, чем за два километра от управляющего модуля.

Кстати, управляющим модулем являлись многофункциональные телефоны, но центральной, базовой станцией — компьютер.

— У меня есть вопрос, — заявил Илья. — Почему ты вооружился, как шпион? С какой целью?

Я чуть не добавила «и как вы смогли утаить такую массу вещей во время сплава?», но вовремя закрыла рот.

Вадим вздохнул, встал и подошёл к краю скалы, на которой проводилось собрание. Посмотрел вдаль, избегая поворачиваться к нам лицом.

— Я полагал, что после высадки людей на планету образуется некое общество. Государство. И появятся те, кто будут хранить порядок и расследовать преступления.

— Милиция, — нерадостно усмехнулся волгорец.

— Милиция, армия, ФСБ и так далее, — кивнул сатанист. — Естественно, чем лучше будет оборудование у таких служб — тем эффективнее они смогут выполнять свои функции. Поэтому я взял только самый минимум необходимого — ножи и костюмы, — а остальное потратил на обеспечение будущей организации.

Без слов стало ясно, что уже тогда Вадим прочил себя в «хранители порядка». И именно так получилось на деле. Пусть и есть в этом что-то неприятное, но нельзя не признать, что сатанисты очень неплохо справляются с расследованиями. И в несправедливости или корыстности их почти никто не обвиняет.

— Ты был милиционером? — спросила я.

— Нет. На Земле я служил в ФСБ. Больше говорить не буду: сейчас это неважно, а прошлую подписку о неразглашении никто не отменял. Да и осталось всё это в другом мире, — Вадим встряхнул головой, будто отгоняя неприятные воспоминания. — Но хватит об этом. Сейчас важно другое. Во-первых, я предлагаю вам допросить нас троих под контролем детектора, чтобы убедиться, что мы не злоупотребляли имеющимися возможностями, не распространяли третьим лицам полученные в результате наблюдений за людьми сведения и так далее. Во-вторых, как я уже ранее сообщал, теперь у каждого из вас будут те же возможности и оборудование, что и у нас. А в-третьих, надо перенастроить базовую программу, чтобы управлять и вносить глобальные изменения входящие во внутренний круг могли только группой из шести или более человек. Именно глобальные — например, давать допуск кому-либо ещё или исключать из списка доверенных.

— Минутку, — поднял указательный палец Илья. — В этом случае надо предусмотреть ситуацию, если, например, часть из нас погибнет или будет не в состоянии участвовать.

— Такая возможность есть, — улыбнулся Вадим. — У меня есть маленькие детекторы. Они уходят под кожу и предоставляют информацию о том, жив ли и находится ли в невменяемом состоянии его владелец. А также позволяют переговариваться носителям между собой, не произнося слова вслух. Но только если хотя бы один из телефонов находится не дальше трёх-пяти километров от детектора. Мы трое уже давно вживили себе эти приборы. Удобно вести секретные разговоры — шанс, что их подслушают, сильно уменьшается.

Заметив на моём лице сомнение, лидер сатанистов добавил:

— Извлечь их можно в любой момент, но только по доброй воле владельца или единогласному решению установленного кворума.

— Хорошо, — кивнул Илья. — Тогда предлагаю вживить детекторы и установить кворум как семьдесят процентов от живых и вменяемых.

— Лучше шестьдесят шесть процентов, — тут же поправила я. — Тогда пять из восьми ещё не смогут вносить изменения, а двое из трёх — уже да.

Поскольку никто не возражал, так и решили.

Почти всего уникального и ценного оборудования (за исключением базовой станции-компьютера) у Вадима оказалось по одиннадцать штук, так что хватило на всех и три экземпляра осталось в запасе. А вот следящих жучков нам выдали аж по десять штук. Потом мы долго разбирались, как всем этим пользоваться, придумывали и запоминали каждый свой, уникальный, пароль, вносили изменения в основную программу и решали множество мелких организационных вопросов. Заодно выяснилось, что порог менять и не придётся: у сатанистов он уже стоял на шестидесяти шести процентах.

Честно говоря, гораздо больше детектора лжи, парализатора, подслушивания и тайной связи меня заинтересовали следящие жучки. Мелкие, едва больше семени паразитической травы, полупрозрачные, почти не заметные обычным зрением и вовсе не видимые — ночным, очень подвижные, надёжные и действительно передающие чёткое изображение и звук. По словам Вадима, жучки контролировал управляющий модуль, на нем же хранились как траектории, так и полученные данные. Выяснилось, что приборы слишком примитивны и им нельзя задать функцию поиска, а только или разведки по определённой траектории (без автоматического распознавания объектов), или передвижения на ручном управлении (в этом режиме оператор становился похож на заядлого игромана — с таким вниманием и азартом он тыкал в кнопочки на телефоне, следя за происходящим на экране), или следования за определённым объектом (но для этого надо сначала найти объект вручную и навести прибор на цель). В любом режиме жучки позволяли вести запись в хорошем формате. От такого богатства возможностей я пришла в восторг: ведь они могут очень помочь в наблюдении за живой природой. Шикарный подарок, прямо мечта любого натуралиста. Только ради него стоило войти в межплеменное правительство.

Меня с трудом оторвали от игры в «самолётики», чтобы познакомить с остальным оборудованием. После того, как возбуждение улеглось, мы кратко обсудили, что произошло в каждом из поселений и как лучше скоординировать дальнейшее взаимодействие, а потом Вадим перешёл к тому, ради чего всё затеял:

— Думаю, что наилучшим решением будет не идти, а лететь, — сказал он, вручая мне большое, с крупную простыню, гладкое и тонкое, но плотное полотнище.

— Это ковёр-самолёт? — удивилась я.

Лицо сатаниста удивлённо вытянулось, но чуть позже он рассмеялся.

— Нет, ни в коей мере. У нас нет ничего подобного, — улыбнулся он. — А вот у тебя — есть. Дождись, пока ветер повернет в сторону гор, и активируй антиграв. Так ты оставишь меньше следов. И подойдёшь к местным с другой стороны, не выдав расположения наших.

Понятно. Использовать-то и передавать полученную информацию не спешили, но это не отменяет того факта, что за нами шпионили. И, судя по всему, уже довольно давно.

— Хорошая идея, — одобрила я. — Но простыня-то мне зачем?

— Мы подумали, что она может пригодиться в роли паруса, — пояснила Элла.

— Вообще-то я заказывала не антиграв, а флиграв, — вздохнув, поделилась я. — То есть, чтобы не только вверх-вниз летать и вес ослаблять, но и в определённом направлении передвигаться. Но он не работает как надо, так что парус, наверное, пригодится.

— Инструкции есть? — тут же спросил волгорец.

— Да, но краткие.

— Скинь мне на телефон, потом посмотрю. Ни разу не встречался со случаем, чтобы керели обманули и не придали вещи оговорённых качеств. Вот если ты что-то подразумевала по умолчанию, то этого может и не быть.

— Нет, это оговаривалось, — покачала головой я.

Потом сатанистка рассказала, каким образом они узнали о начале войны и об участии в ней оборотней. Причиной такого крупного конфликта оказалась чёрная пыль. После того, как всё нажитое трудом имущество рассыпалось в прах, у местных людей сдали нервы. И без того напряжённая обстановка стала невыносимой. Появились крупные банды, нападающие, чтобы отобрать устойчивое к гниению начальное имущество и остатки лекарств. Для противостояния преступникам другие люди тоже начали объединяться в группы большего размера. Банды заключали между собой союзы и сливались воедино; те, кто пытался от них защититься, следовали тому же принципу. Русалкам пришлось покинуть пещеру, поскольку чёрная пыль разрушила защиту от камнегрызов, а оставаться на голом камне оказалось весьма опасно. В результате группа стала так же уязвима, как и остальные, и тоже подверглась атакам.

— При одном из таких нападений племя русалок было уничтожено, — сухо сообщил Вадим. — Мы не знаем, полностью или кому-то всё-таки удалось спастись, но большая часть точно погибла.

После этого телефон, вместе с остальной добычей, некоторое время находился у крупной банды, по уровню организации и размерам больше напоминающей небольшую армию. А вскоре и на них совершили нападение — но на сей раз не люди, а оборотни. Одержав победу (непонятно, насколько чистую), они, в свою очередь, тоже обобрали мертвецов.

— Но как минимум часть добычи, в том числе и телефон, не таскают с собой, а спрятали в тайник. Так что мы не в курсе дальнейшего развития событий, — закончила рассказ Элла.

Я вздохнула. И здесь тоже война, и тоже в том числе из-за начального имущества. Даже то, что всем людям давали одинаковые наборы, не помогло. И оборотни опять показывают себя не с лучшей стороны. Жадность неистребима.

— Понятно. Если что-то ещё понадобится — уточню позже, по телефону или по этой подкожной штуке, — я прикоснулась к голове за ухом, куда вживили детектор. А сейчас не буду затягивать. Тем более, что надо ловить момент, пока ветер дует со стороны моря.

Остальные согласились и пожелали удачи в разведке, а Вадим передал ещё пару телефонов (как он сказал — на всякий пожарный). Забравшись на дерево, я вырезала два шеста и, сложив их крест-накрест, привязала к краям полотнище. Пока чёрная пыль пожрёт ветки, пройдет несколько часов. За это время можно улететь на достаточное расстояние. А там сделаю перерыв и вырежу новый каркас. С этой мыслью я активировала флиграв и воспарила над высокими кронами, отдаваясь на волю ветру.

 

Ночь 27–28 февраля 2 года. Небо — предгорье

Уже через четверть часа я поняла, что летать под парусом гораздо легче в воображении, чем в реальности. Сверху, над деревьями и скалами, где ветер не встречал преград, он достигал добрых двадцати метров в секунду. В результате самодельный парус почти не удавалось контролировать и нас с ним вертело в самых разных направлениях (в том числе и вверх ногами). И попытки выровняться за счёт изменения веса не помогали. Да ещё и вся конструкция не смогла выдержать таких нагрузок. Буквально через пару минут после взлёта простыню частично сорвало с каркаса, а потом шесты и вовсе полетели вниз, а я пыталась удержать и притянуть к себе вырывающуюся ткань. В конце концов удалось обмотать её вокруг тела и крепко завязать, а потом даже прекратить вращаться и приобрести хоть какую-то устойчивость. Ну и зачем, спрашивается, я вообще её взяла?

Теперь, когда мы сравнялись в скорости, ветер почти не ощущался и о его силе говорили только быстро проплывающие подо мной кроны. И я только сейчас поняла, что появилась ещё одна проблема. Здесь, вверху, на открытом пространстве, такая скорость воспринималась нормально, но как теперь тормозить? Если просто увеличить вес, то со всего размаху врежусь в дерево. Если опуститься пониже и схватиться за ветки, то какой силы будет рывок? Не сломает ли он мне руки или не отправлюсь ли я в дальнейший полёт вместе с обломанными ветками? Остаётся надеяться, что ветер всё-таки стихнет, хотя бы только на время, которого бы хватило вернуться на надёжную землю. Но пока воздушный поток не спешил успокаиваться. Заметив, что приближаюсь к возвышенности, я уменьшила вес до отрицательных величин, а поднявшись на пару сотен метров, вновь вернула к нулю (точнее, с учётом веса вещей, небольшому минусу).

Убедившись, что теперь даже самые высокие деревья проплывают на безопасном расстоянии, задумалась. Странно получается: при активированном флиграве ощущения такие, как будто меня не поднимает что-то и не тянет вверх, а просто лишает части массы. Но для такого эффекта прибор надо было распределить по всему телу. Или нет? Кто знает, какие у керелей технологии. Хотя всё равно наверняка что-то, тянущее вверх, сделать легче. В раздражении постучала себя по лбу: а ведь частично это моя глупость. Может, если бы при заказе флиграва я не указала уменьшение веса, то получила бы что-то вроде летучего костюма, а не себя в виде воздушного шарика. Да и стоил бы такой прибор наверняка меньше, а значит, можно было бы взять ещё что-то полезное. Но теперь поздно ворошить прошлое. Одно хорошо — заряда прибора должно хватить минимум на несколько суток, да и сигнал о разрядке поступит заранее, а не когда уже поздно что-то предпринимать. Хотя до сих пор я ни разу его не слышала — а ведь когда-то очень часто и подолгу, пусть и не на полную мощность, пользовалась флигравом. Так что внезапно рухнуть не должна.

Чуть сбоку громыхнул гром, и ливень попытался сбить меня на землю. Будто мало остального, ещё и погода меняется чуть ли не каждые полчаса. Я спустилась пониже, но, чуть не врезавшись в дерево, снова поднялась выше, молясь, чтобы флиграв не притянул молнию. Может, это тоже входит в условие «безопасного» для меня прибора? Через несколько минут, когда гроза кончилась, облегчённо вздохнула — повезло.

Надеюсь, с земли или деревьев меня никто не заметит. Зато теперь, пока тучи развеялись, есть время поискать способ хоть как-то управлять движением. Пара часов экспериментов привели к тому, что я прицепила полотнище к кистям и стопам, но не как у воздушного змея, а перетянув поясом. Получившаяся не слишком привлекательная конструкция тем не менее позволила, пользуясь инерцией ткани, ножа, пояса и в небольших пределах изменяя свой вес, двигаться не прямо, а под углом к ветру. Мелочь, а приятно. Хотя затормозить всё равно не удавалось, да и сил «управление» отнимало изрядно. Зато молнии во флиграв бить не спешили: пережив в небе ещё четыре грозы, я немного успокоилась, но всё равно каждый раз во время вспышек сжималась, стараясь стать как можно меньше и незаметнее, хотя и понимала, что это никак не защитит от разгулявшейся стихии.

Горы неизбежно приближались, а ветер не стихал, хотя потихоньку начал менять направление, постепенно забирая вбок, так что буквально в сотне метров от многокилометровой громады дуло уже почти параллельно ей. Не успела я облегчённо вздохнуть, как заметила местных крылатых ящеров. Похожие летали и над лесом, но тут их было гораздо больше, а главное — они явно заинтересовались необычной «птичкой». Выбор невелик: надо или подниматься выше, в надежде, что хищники отстанут, или, наоборот, приземляться и прятаться под кустами и деревьями. Второе — предпочтительней, ведь неизвестно, куда меня может отнести ветер, да и тучи снова начали сгущаться. К счастью, почти сразу же ящеры решили, что добыча не стоит того, чтобы встречать грозу в воздухе, и устремились к темнеющим в скалах пещерам. Посмотрев им вслед и решив, что надо последовать примеру животных и спуститься, я начала медленно увеличивать вес.

Приземление получилось довольно экстремальным: ободрав руки о ветки кустов в попытке хоть немного уменьшить скорость, я кубарем прокатилась по камням, набив множество синяков и ссадин. Но серьёзных повреждений вроде бы удалось избежать. Первым порывом было заползти в заросли, чтобы спрятаться от возможных хищников, и там отлежаться, но повышенная колючесть растений заставила отказаться от идеи. Под начинающимся ливнем оценила самочувствие и чуть не рассмеялась, поняв, почему отделалась столь небольшими травмами. С лёгкостью удалось бы приземлиться и в лесу — ведь при малой массе и инерция тела гораздо ниже, а значит, удары и рывки будут слабее. И даже те царапины и ушибы, которые я заработала, появились в первую очередь потому, что при приземлении увеличила вес (хотя и ненамного). Если бы в последний момент снизила его до нуля, удалось бы если и не избежать травм полностью, то сильно их уменьшить. Ценный опыт, жаль только, что полученный на собственной шкуре.

Но жизнь быстро заставила отбросить рассуждения. Ливень резко усилился, и сверху, со склона, ручьями побежала вода. С каждой секундой её становилось всё больше, и вскоре она уже текла бурным потоком, пытаясь смыть, унести с собой всё, что плохо закрепилось. В страхе я вцепилась в кусты, уже не обращая внимания на вонзающиеся в кожу колючки. И активировала антиграв наоборот, сделав себя в несколько раз тяжелее. Главное — удержаться, а если всё же снесёт — как можно быстрее взлететь в воздух, чтобы не убило о камни.

К счастью, дождь быстро кончился. Ещё через некоторое время, когда бурный поток разделился на отдельные ручейки и уже не пытался смыть вниз, я со стоном отцепилась от кустов, откашлялась и отплевалась от попавшей в лёгкие воды и села, разглядывая испещрённые занозами руки. Вздохнула и, придав концу ножа форму иглы, начала их выковыривать. Расправившись примерно с половиной самых мешающих шипов, заметила, что тучи опять начали резко сгущаться, а крылатые охотники — поспешно прятаться, и быстро перебралась в другое место, в центр кроны дерева: невысокого, но крепкого, с толстым стволом и ветвями. А главное — без колючек. Шквалистый ветер попытался оторвать меня от убежища, хлестал ветвями по лицу и телу, но страх оказаться на земле был сильнее боли — и я только крепче вцеплялась в растение.

Пережив ещё два ливня и разобравшись всё-таки с большей частью заноз, посмотрела вниз, а потом на небо. Ненадолго слезла, перекусила выбравшейся из-под камней ящерицей, переждала ещё одну грозу и довольно сильное землетрясение (на дереве это оказалось легче, хотя и всё равно не так комфортно, как в джунглях), после чего спустилась на землю. Ветер занёс меня слишком далеко, и теперь придётся возвращаться в джунгли из предгорий.

Автор того дневника, что мы когда-то нашли в пещере, не приукрашивал. Действительно, здесь и грозы опаснее, и землетрясения сильнее, чем в тех местах, где мы остановились. Причём — намного сильнее. К тому же, если лес хорошо защищает от ветров, в том числе штормов и грозовых шквалов, то здесь, в предгорьях, они не просто ощущались, а сильно мешали или вовсе делали передвижение невозможным. В последнюю грозу вообще казалось, что толстое приземистое дерево, послужившее укрытием, вырвет с корнями — но нет, оно устояло, хотя и склонялось почти до земли, как гибкая лоза. Вода и ветер сбивали отдельные камни, порой крупные, но, к моему удивлению и огромному облегчению, серьёзных обвалов пока не было. Перед грозой часто возникали смерчи — небольшие, но не добавляющие спокойствия.

Удивительно, что растения не только не выкорчевало (отчего создавалось впечатление, что корни уходили глубоко в скалы), но и не поломало. Из любопытства я попыталась оторвать веточку от дерева, на котором пережидала непогоду, но выяснилось, что кажущаяся хрупкость обманчива. Побег удалось достаточно легко согнуть, но не повредить: даже после многократных изгибов и выкручивания он быстро выпрямился, а место повреждения не отличалось от окружающих участков.

Судя по тому, что удалось увидеть во время пути, флора играет немалую роль в удержании гор от обвалов и осыпей. В некоторых местах это особенно заметно: над обрывами то тут, то там нависают камни, порой до нескольких метров в диаметре, удерживаемые от падения только силой корней. Находиться рядом с такими ненадёжными скалами страшно, но и обойти не получается — слишком часто они встречаются.

Я передвигалась быстро, но осторожно: поглядывая по сторонам и вверх. К тому же, при первых признаках непогоды поспешно закреплялась на дереве или, если подходящего не видела, пряталась в заросли кустов. Но обычно старалась всё-таки залезть наверх. Пережидать ливни на земле гораздо опаснее: может снести потоком или ударить сорвавшемся камнем.

Больше всего удивило то, что даже сейчас, во время восхода гигантской луны, в периоды затишья стихии в предгорьях кипела жизнь. Многочисленные копытные, рептилии, пауки, насекомые, крупные летучие мыши и множество других животных вылазили погреться и перекусить, но стоило подняться ветру или сгуститься тучам — как они исчезали. Причём никто не составлял компанию мне ни в кустах, ни на деревьях. Насколько удалось заметить, большая часть живых существ на время непогоды пряталась в пещерах. Но я не смогла пересилить себя и составить им компанию: там, внутри, наверняка ещё страшнее. Даже после сплава через пещеру и вроде бы объективных доказательств крепости местного камня, оставалось опасение, что на голову в любой момент может рухнуть потолок. Особенно учитывая, что на поверхности не всё так гладко и камни всё-таки трескаются, да и однажды, во время землетрясения, я оказалась свидетелем того, как соседняя скала «подросла» почти на метр. Но, судя по всему, у местной живности было другое понятие о безопасности.

Во время спуска пришлось преодолеть (перелетать или перепрыгивать с помощью флиграва в то время, пока ветер чуть затихал) несколько небольших, но бурных рек и одну крупную, текущую в ущелье и, судя по всему, сливающуюся или дающую начало той многокилометровой и спокойной, на побережье которой поселились свободные. Её я тоже перелетела, но только после того, как сменился ветер: силы моего прыжка не хватило бы на преодоление такой преграды. Во время ожидания попыталась передохнуть, но обстановка не способствовала этому даже в периоды затишья стихии: слишком много охотников вылезало наружу. А однажды буквально в паре метров бесшумно прополз крупный камнегрыз, оставив после себя заново застывший камень. След удивительного животного сильно отличался от окружающих камней, напоминая гладко вымытое русло пересохшего ручья. Впрочем, такие «русла» встречались довольно часто, просто раньше я думала, что их пробила вода.

К тому времени, как удалось перебраться через реку и удалиться от гор настолько, чтобы гарантировать безопасность от бурных потоков или камнепадов, я окончательно вымоталась. Не раз и не два с умилением вспоминала Орден, расположенный в комфортных и безопасных скалистых джунглях. Ну бывают грозы и землетрясения: так просто укройся, чтобы упавшее с деревьев по голове не стукнуло, и не сиди под скалой, чтобы водой не побило. Цунами? Так они до нас доходят уже слабые: если на холме, то и вовсе не трогают, а ближе к реке не больше, чем на метр-два захлёстывают. Живая природа? У меня от неё частичная защита, только нарываться не надо. Всё гниёт и разваливается? Ну, во-первых, не всё, а во-вторых, не настолько быстро, чтобы добычу не удалось съесть. Размышления вылились в нервный смех. Всё познаётся в сравнении. Если раньше те условия, в которых мы поселились, казались очень суровыми, то теперь — вполне приемлемыми и чуть ли не комфортными. Думаю, что если бы другие люди побывали здесь, то пришли бы к такому же выводу. Найти бы ещё не только хороший, но и безопасный репеллент — вообще отлично бы жили.

Ясно одно. Если местные пытались отыскать нас в предгорьях (в соответствии с легендой Вадима), то они решили, что мы или психи, или очень большие любители риска. Причём одно другого не исключает. Как, впрочем, и варианта, что местные не поверили в версию сатаниста. По крайней мере, я бы, после пережитого, в ней очень сильно сомневалась.

 

29 февраля — утро 6 марта 2 года. Предгорье — джунгли

Отдохнув и вытащив не замеченные ранее занозы из воспалившейся кожи, отправилась дальше. Конечно, можно было бы выбрать время, когда ветер повернет в нужную сторону, и немного пролететь, но, во-первых, пока так рисковать больше не хотелось (уже налеталась и, особенно, наприземлялась), а во-вторых, ветер оказался слишком переменчивым, причём чаще дул не в нужном направлении, а в сторону гор и вдоль них.

Несмотря на то, что от гор я чуть отошла и стекающая по склонам вода уже не представляла большой угрозы, оставались грозовые шквалы, смерчи (которые здесь оказались даже крупнее, чем горах) и хищники. Местность вокруг то тут, то там поросла густой травянистой или древесно-кустарниковой растительностью, но встречались и голые каменистые участки. Последние я избегала (из опасения столкнуться с камнегрызом), хотя они выглядели привлекательно: легче идти по гладкому камню, чем по жёсткой высокой траве. Рельеф чем-то напоминал тот, что рядом с Орденом: очень пересечённый, скалы чередуются с оврагами, но за счёт меньшего количества зарослей и водных поверхностей, передвигаться здесь достаточно удобно и получается даже быстрее, чем в джунглях. Но зато часто приходилось прятаться от грозовых шквалов (иногда по два раза за час) и пережидать особо сильно разгулявшийся ветер — в результате этого выпадала чуть ли не половина времени. И, с учётом всех помех и остановок, средняя скорость получалась ничуть не выше, чем в густом лесу.

Через некоторое время деревья стали расти чаще и, вкупе со скалами, гораздо лучше защищали от ветра. Постепенно местность понижалась, становилась более влажной: сначала появились отдельные заводи в оврагах, чуть позже — сочные лужайки, где иногда чавкал под ногами мокрый дёрн, а потом я добралась до обрывистого берега, за которым виднелось болото, заросшее густой травой до нескольких метров высотой. Дальше, в своеобразном темно-зелёном «море», удалось разглядеть покрытые кустами скалистые острова.

Вытащив телефон, я проверила направление на тайник, где хранится тот прибор, который сейчас у оборотней, потом на старое, разорённое селение русалок и Орден, — чтобы сориентироваться — и поняла, что ветер занёс меня дальше от реки, чем находится озеро русалок, но ближе к моим сородичам. Причём можно попробовать идти в их сторону как через болото, так и в обход: крюк, скорее всего, будет не слишком большой, зато дорога получится безопаснее. Но, в любом случае, добираться до лагеря оборотней придётся не меньше нескольких дней.

Выбрав путь в обход, свернула и направилась вдоль обрывистого берега. Нет, я не повторяла все его изгибы — он то вклинивался в болото полуостровом, то образовывал заливы, — просто старалась не упускать из виду. Понадобилось больше суток прежде, чем болото перешло в сочный полузатопленный луг. К этому времени лес сгустился ещё сильнее и превратился в уже известные джунгли.

Спустившись в поросшую травой низину, я пошла прямо на сигнал. Но, не успела добраться до середины сочного луга, как из кустов выскочила крупная нелетучая птица, по форме тела и типу оперения напоминающая страуса, но с ногами и клювом аиста. Я попыталась уступить дорогу и осторожно отойти, чтобы не сталкиваться, но отступление не спасло. Птица громко пронзительно закричала и кинулась на меня, я, в свою очередь, — к дающим защиту деревьям. Форы оказалось недостаточно, агрессор двигался быстрее меня, поэтому несколько раз пришлось резко сворачивать, чтобы избежать нападения. Забравшись на дерево, вспомнила, что можно было банально подлететь и избежать опасности, но в аффекте эта мысль не пришла в голову. Сидя в ветвях, я тщательно вылизала рану на плече, то и дело недовольно поглядывая вниз: гибрид аиста со страусом не спешил уходить и теперь, резко покрикивая и распушив короткие рудиментарные крылья, явно ожидал, пока добыча вернется на землю. Либо, наоборот, собирался не допустить, чтобы я покинула дерево. А клюв у него страшный — плечо только вскользь задел, но всё равно довольно глубоко пропорол. А если со всей дури ударит, то никому мало не покажется.

— Обойдешься, — раздражённо сообщила я пернатому воителю.

Залезла повыше и, дождавшись, пока ветер повернет в нужную сторону, перепрыгнула-перелетела на дерево с другой стороны луга. И дальше двигалась уже в кронах, тем более, что дуло здесь даже перед грозой несколько слабее, чем у подножия гор. Особенно если не забираться на самые высокие ветки. Пару суток после встречи берегла покалеченную руку и из-за этого преодолела меньшее расстояние, чем планировала, но после недолгого воспаления рана быстро затянулась, и дневной переход увеличился.

Чем ближе становилась цель, тем осторожнее я двигалась, периодически останавливаясь и осматривая кроны и лес под ними, но так и не встретила никаких признаков цивилизации. И ни разу не увидела людей. Если здесь и жил кто-то разумный, то чёрная пыль стёрла все следы его пребывания. Впрочем, не удивительно — сейчас всё зарастает и изменяется с такой скоростью, что, вернувшись через пару недель, можно не найти лагерь. Появилась надежда, что местные банально перебили друг друга и теперь свободным больше не угрожает опасность. Тем более, что через спрятанный в тайнике у оборотней телефон не удалось услышать ничего подозрительного: ни человеческих голосов, ни стука инструментов — только обычный шум джунглей.

Возможно, именно неожиданно спокойная обстановка вызвала необоснованную тревогу и даже страх. С каждым часом всё больше хотелось повернуть назад. Казалось, впереди есть нечто, таящее угрозу. Остановившись, я долго анализировала ощущения, сравнивая с теми, которые пришлось испытать раньше. Но это чувство не напоминало ни то, что возникает перед землетрясением, ни предвестие грозы, ни даже обозначающее «мёртвую зону» в пустыне. Что-то новое, непривычное, но от этого не менее реальное. Или всё-таки самовнушение? Подумав, решила не лезть на рожон, а проверить, есть ли тревожная граница, и свернула вбок. И вскоре выяснилось, что она действительно существует: хоть и не резкая, зависящая от направления и силы ветра. Значит, скорее всего, тревогу вызвал какой-то запах. Или то, на что может повлиять движение воздуха.

Ещё через сутки стало ясно, что угроза исходит именно от района цели путешествия и обойти её будет затруднительно. Но стоит ли соваться в предположительно опасную неизвестность? Связавшись по мысленному передатчику (для тренировки), посовещалась со своими, а потом — с Вадимом. Заодно пришлось рассказать внутреннему кругу и о странных аномалиях в пустыне.

— Да, это может быть опасно, — согласился сатанист. — Давай сделаем так: ты пока не будешь приближаться, а пройдёшь вокруг и отметишь зону, которая вызывает подозрения.

— А заодно посмотри: вдруг там отличается растительный и животный мир. Или рельеф другой, — посоветовал Илья.

Так я и сделала. Прошло ещё несколько дней, и выяснилось, что вызывающая негативные ощущения территория образует неровный круг где-то от тридцати до сорока километров в диаметре. Но почти закончив его обходить, внезапно почувствовала что-то подобное и с другой стороны. Проверила — точно, ощущения совершенно аналогичные. Да что такое? Создаётся впечатление, что где-то там, в центрах этих зон, есть нечто опасное. И, как выясняется, оно не в единственном экземпляре.

Усевшись на ветке, я попыталась проанализировать то, что удалось узнать. Местность внутри круга ничем не отличалась от той, что была за его пределами (или, по крайней мере, такой казалась). Те же деревья, такая же пересечённость, и животных не больше и не меньше. А ведь в пустыне «мёртвую зону» чувствовала не только я: многие местные обитатели стремились её избежать и, в результате, встречались внутри зоны гораздо реже. Выходит, что опасность, таящаяся тут, какой-то другой природы.

Ещё почти сутки я колебалась, стоит ли рисковать и соваться на подозрительную территорию. Но какой смысл был проделывать такой путь и терять кучу времени, чтобы отступить в последний момент? Значит, как минимум попробовать — надо. Но очень осторожно: сначала побыть несколько часов с краю, выйти и выждать — не появятся ли какие-то тревожные симптомы. Глубоко вздохнув, и пытаясь набраться мужества, я огляделась.

Вокруг продолжалась обычная жизнь: джунгли и не подозревали, что в них что-то не так. Пели птицы и насекомые, три ящерицы дрались за греющуюся на ближней ветке и украдкой поглядывающую на возможных партнёров самку, на соседней кроне пировала шумная стая мартышек, а чуть дальше сидела более крупная обезьяна (примерно с меня размером) незнакомого вида и тоже угощалась созревшими плодами. Всё как обычно. Может, раз природа не беспокоится, то и мне ничего не угрожает, а страх вызван игрой воображения и нежеланием идти на разведку? Мысль заставила скептически усмехнуться. Нет, лучше не наговаривать на себя. Обходя опасную зону, я ориентировалась лишь по своим внутренним ощущениям (используя мобильник только чтобы её картографировать) — но всё равно получился круг (пусть и неровный). Значит, скорее всего, этому есть причина.

Встряхнув головой, я решительно направилась в сторону зоны. Но не успела перелезть на соседнюю крону, как сзади раздался резкий оклик:

— Стой! Тебе нельзя идти в эту сторону.

 

День 6 марта 2 года. Джунгли у запретной зоны

Голос прозвучал не совсем рядом, поэтому я только вздрогнула и с силой вцепилась в ветку, на которой балансировала. Оглянулась. Но картина оставалась прежней: ничего подозрительного. Может, где-то неподалёку спрятан передатчик или что-то типа охранной системы?

— Почему? — приготовившись выслеживать источник звука, спросила я.

— Там уже есть фертильная женщина, — пояснила обезьяна незнакомого вида.

От шока я чуть не свалилась с дерева. Говорящие обезьяны! Минутку, тут же только три разумных вида. Откуда четвёртый? Или она просто бездумно повторяет заученные слова, как, например, попугай? Сейчас проверим.

— Здравствуй. Ты кто?

Обезьяна отбросила недоеденный фрукт, проследила за полётом, пока он не скрылся в кроне, и уселась поудобнее.

— Яна, — представилась она.

Я пододвинулась поближе и внимательно рассмотрела собеседницу. Если честно, то у нас можно найти немало сходств: сложение, размеры, форма конечностей. Вот только вместо волос у неё шерсть, причём покрывает она не только голову, а почти всё тело, за исключением небольшой части лица, ладоней и стоп. Может, она молодой зверочеловек? Вон, Рысь тоже в шёрстке, но меня это не смущает.

— Тебе сколько лет?

— Не знаю, — явно удивившись вопросу, пожала плечами Яна. — После высадки где-то год с четвертью прошёл. Но высадили нас уже взрослыми.

Минутку. Нас тоже поселили примерно в это же время. Значит, она не может быть ребёнком.

— А ты зверочеловек… в смысле — оборотень? Или к другому виду относишься?

Кажется, женщина обиделась.

— Я — йети, как и ты, — отрезала она. — И если ты фертильная, то это не повод задирать других!

Я опустила голову. В принципе, и без подтверждения понятно, что мы принадлежим к виду Homo nebulosus. Но всё равно хотелось уточнить. А вот о том, что такой вопрос может обидеть — не подумала.

— Прошу прощения, я до сих пор не видела других взрослых представительниц моего вида, — извинилась я и, вспомнив, наконец, о вежливости, добавила: — Меня зовут Пантера.

— Ты из тех йети, кто пришёл издалека, с другими людьми? Ну, которые врут, что по реке приплыли, — пояснила Яна.

— Из тех, — подтвердила я. — Но они не врут.

— Да ну? — недоверчиво потянула оборотница. — Это про реку, которая из болота в горы течёт, не врут-то? Может, и сказки про троллей — тоже правда?

Я обиженно фыркнула.

— А люди-то в чём виноваты, если здесь природа сумасшедшая? Или, по-твоему, мы такие дураки, что не смогли бы выдумать более правдоподобную версию?

— Даже не знаю, — женщина сменила позу, поудобнее устроившись на ветках. — У нас тоже наибольшие сомнения вызвали именно противоречия здравому смыслу. С одной стороны, они как бы говорят, что вы сочиняете, а с другой — неужели не поостереглись бы так завираться?.. Ладно, об этом позже, — прервала сама себя Яна. — Сколько у вас там людей и сколько — йети?

— Из йети только я, моя дочь и один мужчина. Людей много, но не скажу, сколько конкретно, — неожиданная смена темы встревожила, но лгать очень не хотелось.

— Не скажешь или сама не знаешь? — насмешливо приподняла мохнатую бровь собеседница.

— Знаю с точностью где-то до десятой части. Но ни число ни даже его порядок не скажу.

Женщина окинула меня задумчивым взглядом.

— А ты не привираешь насчёт того, что йети всего трое?

От возмущения я потеряла дар речи. Вот и толку говорить правду, если всё равно не верят?

— А вам-то какое дело до того, сколько нас? — раздражённо поинтересовалась я. — Мы на ваши земли не претендуем. Неужели места на всех не хватит?

— Впрочем, думаю, ты не солгала, — не обращая внимания на мою реакцию, добавила Яна. — Иначе не было бы такого сильного удивления на мой облик, да и на чужую территорию не стала бы забредать…

Оборотница замолчала и погрузилась в размышления. Потом кивнула.

— Ладно, я тебе верю. Ты говоришь, что не встречала женщин-йети. Думаю, что и с мужчинами сильно не контактировала, иначе бы уже была в курсе событий. Поэтому садись и внимательно меня слушай.

— Может, поговорим не здесь, а в вашем селении? — предприняла я попытку проникнуть в чужой лагерь. — Если, конечно, оно есть и не засекречено.

— У тебя со слухом не в порядке? — сердито спросила Яна. — Я ведь уже сказала: тебе туда нельзя!

Значит, селение действительно есть и располагается где-то в загадочной опасной зоне. Причём селение секретное, и, вполне возможно, по его периметру установлена отпугивающая защита. А меня явно в чём-то подозревают или, по крайней мере, не доверяют. Впрочем, неудивительно — я для них чужая.

— Понятно. Я бы тоже не стала звать домой незнакомцев, — решив не усугублять конфликт, легко согласилась я. — Тогда давай просто чуть ниже спустимся — гроза собирается.

— Чуть ниже и дальше, — улыбнулась Яна. — Но ты не поняла. Тебе нельзя в деревню не потому, что мы были бы не рады, а потому, что это опасно для тебя самой. Не спеши делать выводы, не выслушав.

Удалившись на пару километров и устроившись на толстых удобных ветвях в центре кроны, оборотница приступила к рассказу.

Местных представителей Homo nebulosus выбросили в гораздо большем количестве, чем в районе моей высадки, хотя и достаточно далеко друг от друга. Но, чтобы было легче выжить, они нашли друг друга и объединились… на свою беду. Почти всех, кто сплотился в группы, поразила странная болезнь. Первым её симптомом оказалась повышенная раздражительность и нетерпимость к представителям своего пола. Чтобы не передраться, народ почти перестал общаться, но старался перебороть необоснованную агрессию и не разбегался, понимая, что вместе чего-то добиться проще, чем порознь. И уже через сутки раздражительность прошла, будто её и не было. А потом почти у всех женщин, срок беременности которых ещё не перевалил за первую треть, случились выкидыши. На самом деле то, что пострадали только зародыши, находящиеся на ранних стадиях, поняли гораздо позже, когда стало известно, сколько длится беременность. Сохранила плод только одна женщина. На этом неприятности не закончились. Все оборотни быстро облысели: у женщин выпали волосы, а мужчины лишились шикарной гривы и даже хвост стал голым. Но не надолго. Ещё через трое суток у пострадавших начала расти шерсть: густая, хотя и не длинная. Она покрыла почти всё тело подвергшихся изменению оборотней. Избежали этой напасти только двое: уже вышеупомянутая женщина и один из мужчин. Как вскоре выяснилось, только этот мужчина сохранил потенцию, возможность возбудиться и само желание полового контакта. У остальных, обшерстившихся, оборотней вся связанная с размножением часть жизни выпала. Судя по всему, изменения коснулись не только физиологии, но и психики — потому что, к немалому удивлению самих мужчин, их горе от потери оказалось не очень велико. Да и не горе даже — а так, лёгкое сожаление. Тем не менее, тревога не отступала.

Вскоре выяснилось, что и все другие объединившиеся группы постигла та же зараза и в них, как и в первой, не подверглись изменению только по одному представителю каждого пола. Рассматривались самые разные версии объяснения, в том числе и такая, что у некоторых оказался иммунитет к неизвестной болезни. Но стоило войти в контакт двум здоровым мужчинам, как вскоре один из них пополнил ряды мохнатых импотентов. После этого мои соплеменники пришли к логичному выводу, что виной глобальных перестроек в организме являлась не инфекция, а сами оборотни. Кстати, ни у кого из женщин, у которых случился выкидыш, так и не появилось желание найти себе сексуального партнёра. Гораздо позже, после того как сохранившие плод мохнатые оборотницы родили и дети чуть подросли, эта теория ещё раз подтвердилась: никто из изменившихся матерей тоже не вошёл в фазу размножения, в отличие от тех, кто сохранил первоначальный облик.

По всему выходило, что на одной территории не могут существовать две фертильные (плодовитые) самки или два самца. Причём, кто из взрослых станет «бесполым», а кто останется полноценным, не зависело от победы в драках, физической мощи или агрессии, а только от силы гормонов. Или ещё от чего-то загадочного. По крайней мере, во всех случаях фертильными остались не самые воинственные и сильные мужчины. Логично рассудив, что для сохранения вида при отсутствии фертильных особей стерильные должны измениться обратно, несколько пар удалились в разные стороны на достаточно большое расстояние. Но прошло больше двух местных месяцев, а тело не спешило приходить в норму. Устав ждать и жить в одиночестве (точнее — вдвоём), все участники эксперимента вернулись в селения.

За то время, пока местные зверолюди собирались в группы, пытались понять, что происходит и как защитить сохранивших фертильность сородичей, последних осталось только четверо. Две женщины и двое мужчин из более чем трёх сотен взрослых человек. Детей, в результате того, что не все обшерстившиеся женщины потеряли плод, пока было много, но это не решало всех проблем.

— Именно поэтому тебе и нельзя в селение, — пояснила Яна. — Или ты, или она потеряет фертильность и тогда женщин, способных зачать, станет ещё меньше.

Я не ответила, деморализованная неожиданной информацией. Неприятно. Выходит, даже пообщаться с себе подобными как следует не получится. Минутку! Когда-то Марк жил в пределах досягаемости ещё одного мужчины-оборотня. И ни тот, ни другой не превратились в мохнатых и стерильных. Хотя, если вспомнить, не похоже, чтобы они тесно общались, скорее, наоборот, избегали друг друга, предпочитая передавать информацию через Тёмную. Может, именно поэтому оба и остались нормальными, что почти не контактировали? Надо будет расспросить Марка при первой же возможности.

Но если причина изменений в каком-то естественном механизме, то должен быть способ повернуть их вспять. Причём не только не сложный, а даже простой. Иначе Homo nebulosus давным-давно бы вымерли. И ещё, наличие такого механизма в принципе предполагает, что мой вид очень живучий. Похоже на правду, но по одному человеку статистику не наведешь…

— Много ли детей погибло? — повернула голову к собеседнице.

— Всего трое из двухсот четырёх. И те из-за несчастных случаев, — улыбнулась Яна. — Кажется, я понимаю, о чём ты думаешь. Да, мы тоже пришли к такому выводу. Большая часть потерь среди взрослых у нас была в самом начале: в дни после высадки, а потом после первого восхода гигантской луны. Ещё пару йети убили люди. Ну и мы сами, естественно, избавились от нескольких социально опасных личностей. Мы почти не болеем и отход детей очень низкий даже при том, что условия не самые безопасные. Нам не угрожают хищники, не трогают паразиты и не докучают кровососы. Мы, если можно так сказать, — высшее звено в пищевой цепочке. Наверняка естественная стерильность помогает контролировать нашу численность — иначе мы бы стали непобедимы. А так — перенаселение нам точно не грозит. Не знаю, сколько проживут наши потомки, но даже если порядка тридцати местных лет каждый, и новое поколение будет появляться каждый год… — женщина тяжело вздохнула и замолчала.

Я мысленно прикинула территорию одной фертильной женщины — около тысячи квадратных километров получается. Если подсчитать, то, выходит, тридцать человек на тысячу квадратных километров — предельная плотность, которой оборотни могут достичь естественным путём. Как-то маловато. Я бы даже сказала — очень мало. Поделилась своими выводами с Яной, но она не согласилась с результатами вычислений:

— Не тридцать, а шестьдесят. Ты не учла, что мы рожаем по два ребёнка.

— Ну не каждый ведь раз, — возразила я. — Например, у меня Рыська одна была.

Собеседница посмотрела на меня с неподдельным интересом.

— У тебя — уникальный случай, — сказала она. — У нас ни разу ни меньше, ни больше двух не появлялось. И всегда — парой, брат с сестрой.

Я задумалась. Во время первых родов, когда появились полукровки, их было именно двое и — разнополых. А вот с Рысью сплошные загадки: мало того, что неизвестно, кто отец, так теперь и ещё одна странность выяснилась. Усилием воли заставила себя вернуться к теме разговора.

— Все равно получается очень низкая плотность, — заметила я. — Меньше, чем по человеку на пятнадцать квадратных километров. И это без учёта смертности — пусть маленькая, но она всё равно есть.

— Это да, — кивнула Яна. — А в бессмертие йети я не верю.

— Аналогично, — согласилась я и поспешила задать ещё один очень тревожащий меня вопрос. — А как ваши дети растут? В смысле, быстро, или отставание в развитии есть?

Женщина тепло улыбнулась.

— Это как посмотреть, — сказала она. — Они уже прекрасно ориентируются, бегают, лазают, находят себе пищу. Понимают речь, по крайней мере, некоторую. Очень эмоциональные, общительные, восприимчивые и любопытные. Но я поняла, что тебя беспокоит. У нас никто из детей пока не заговорил и не начал делать инструменты, — Яна помолчала, но на её лице не промелькнуло даже тени тревоги. — Но они не похожи на недоразвитых. Совсем. Мы думаем, что со временем маленькие йети освоят речь и всё остальное, что необходимо. Зато даже сейчас им уже не страшны джунгли… в отличие от человеческих детей. Вот уж у кого смертность большая. Я лучше соглашусь подождать пару лишних лет, чем потерять сына или дочь.

— А у тебя есть дети? — заинтересовалась я. — И как выглядят маленькие мальчики?

— Нет, теперь я точно верю, что ты почти не видела других йети, — рассмеялась Яна. — Давай я их сейчас позову и сама посмотришь. Чувствую, разговор нам предстоит ещё долгий, так что предлагаю сделать перерыв и перекусить.

— Согласна, — кивнула я, невольно покраснев.

Фраза собеседницы напомнила, зачем, собственно, я так долго сюда шла. Надо будет как можно быстрее поднять и эти вопросы.

Новая знакомая переливчато засвистела, и вскоре откуда-то сверху и сбоку к нам спустились два ребёнка. Два маленьких человекозверя.

 

День — вечер 6 марта 2 года. Джунгли у запретной зоны

Мальчик оказался очень похож на девочку — только чуть шире в кости и с характерными первичными половыми признаками. Понаблюдав, как дети гоняются друг за другом, ловко цепляясь за тонкие побеги, я подумала, что, скорее всего, те серьёзные различия, которые существуют между полами взрослых человекозверей, и должны проявляться не сразу — иначе мальчики не смогли бы жить с матерями. А ещё пожалела, что Рысь родилась одна. Будь у дочки такой же лазающий и активный брат, ей было бы гораздо веселее.

— Всё-таки я повторю вопрос насчёт людей, — сказала Яна после того, как мы поговорили о детях и поели. — Сколько их там у вас собралось?

— А тебе зачем? — насторожилась я. — Зачем ты так настойчиво выпытываешь количество свободных?

— Людям здесь не место. Они должны уйти.

Я застыла, не в силах поверить в услышанное. Вроде бы до сих пор нормально общались, а тут вдруг такое категоричное заявление. Вот он, первый признак конфликта. Причём явно не йети с йети (судя по достаточно дружелюбной встрече), а йети с людьми. Стало грустно: неужели даже сейчас, когда народа мало, он всё равно будет сражаться за место под солнцем? До каких пор? Пока полностью не перебьёт друг друга?

— Мне кажется, места хватит и на нас, и на них, — неодобрительно высказала свою мысль вслух. — Да и куда людям уходить? В горы? Поверь, там не лучше.

Яна горько усмехнулась, но всё же ответила:

— Нет, не в горы. Люди собираются отправиться в путь через океан, как только зайдёт гигантская луна.

Вновь началась гроза, и мы некоторое время молча сидели под тёплым ливнем. Через океан. Куда? Вероятнее всего — в никуда. К собственной смерти. Невольно вспомнилось, как течение реки занесло наш караван в пещеры — по сути в это время мы тоже плыли в никуда. И нам очень, просто невероятно повезло, что вообще остались в живых. Может, именно поэтому никто уже не высказывает особого желания попытаться переселиться из этих мест? Но те люди, что с самого начала жили здесь — они-то должны понимать риск! Или у них просто нет выбора? Украдкой взглянула на собеседницу — та ловила губами стекающую с листа струйку воды — и вздохнула. Если местные оборотни, особенно мужчины, объединились и поставили людям ультиматум…

— Но ведь это верная смерть!

— Это их выбор, — пожала плечами собеседница. — Мы не гнали людей. Они сами решили уйти, понимая, что здесь им не выжить. Пытаться перебраться через горы — слишком большой риск, а океан даёт хоть какой-то шанс. Люди уже отчаялись, они знают, что, оставшись здесь, погибнут. И не просто тихо и спокойно, а очень мучительной смертью. Эти земли не подходят для людей. Насколько мы видели, им тут выжить не просто сложно, а нереально. Они не размножаются, не увеличивают численность, а вымирают. Но где-то там, — Яна махнула рукой в неопределённую сторону, — наверняка есть подходящие для них места. В этом-то и заключается главная беда йети, — неожиданно добавила она.

— В подходящих местах или том, что люди вымирают? — не поняла я.

— В подходящих для людей местах.

Заметив моё недоумение, оборотница уселась поудобнее и смахнула капли воды с блестящей шерсти.

— Мы долго думали над проблемами, которые могут появиться в будущем у нашей цивилизации. И пришли к выводу, что, хотя сейчас находимся в выгодной позиции относительно остальных, в будущем наше положение сильно изменится. Если мы не справимся с проблемой территориальной стерильности, то никогда не сможем превысить определённую, очень невысокую, численность. А люди, судя по всему, не имеют подобного физиологического ограничения. Иначе бы те женщины, которые потеряли плод, не беременели бы снова. Значит, люди могут сильно размножиться и потом, через годы, забить нас числом. Каждый из йети, особенно мужчин, стоит многих из людей, но нам будет гораздо труднее восполнить гибель одного воина, чем им. Мы физически не сможем дать всплеска рождаемости при массовой гибели нашего народа.

А ведь и правда. Физиологическое ограничение вполне может оказаться причиной вымирания моего вида во время войны.

— Поэтому мы пришли к выводу, что у нас три варианта, — продолжила Яна. — Первый — не вступать и не вмешиваться ни в какие конфликты. Этот вариант нереален — мало ли что людям в голову взбредёт. Кроме того, мы уже влезли в дела людей, а значит — уже перечеркнули этот вариант. Второй — выбить всех врагов сейчас, пока их немного, — женщина замолчала и задумалась.

Меня передёрнуло от отвращения. Очень неприятно слышать такое, особенно от представителя своего вида. Да и будет такой путь, по сути, ничем иным, как началом войны. Или, что ещё хуже — началом конца.

— Но это тоже невозможно, — добавила собеседница раньше, чем я подготовила аргументированное возражение. — Кроме того, что сам выход плохой, мы ещё и истребить всех людей на планете не сможем. Физически не сможем: слишком нас мало. В результате они размножатся и опять-таки уничтожат нас. Остаётся третий вариант, — Яна снова сделала паузу.

Невмешательство, вражда… и союз? Или я что-то неправильно понимаю?

— Какой?

— Построить совместную цивилизацию, — подтвердила моё предположение оборотница. — Но тут тоже возникает проблема. Мы долго присматривались к людям. В отличие от йети, они гораздо более агрессивные, безжалостные и непримиримые. Да и руководствуются куда чаще страстями, а не разумом. Они живут в хаосе и сеют вокруг себя хаос.

Я горько рассмеялась, вспомнив, какие слухи о моём виде ходили среди знакомых людей.

— Расскажи о троллях, — внезапно попросила Яна.

— Зачем?

— Люди — слишком злобные и неорганизованные существа, — пояснила женщина. — А о троллях мы ничего не знаем. Вдруг они подойдут йети как союзники.

Задумавшись, я долго вспоминала, что мне известно об изменённых людях, и покачала головой, поняв, что почти нет полезных сведений.

— Я сама о них мало знаю. Только то, что в том месте, где нас высадили, они заболевают троллизмом. И что у них с нами и с людьми могут появляться полукровки, — собрав волю в кулак, решительно взглянула на собеседницу. — Но ты ошибаешься.

— В чём конкретно? — удивлённо приподняла бровь она.

— Люди бывают разные. И зверолю… йети — тоже. Там, где нас высадили, мы, йети, проявили себя как агрессивные, не контролирующие себя, психопаты и социально опасные личности, чем, естественно, заслужили дурную славу. Но тем не менее, те, с кем я сейчас, не прогнали и не поставили мне в вину преступления других представителей моего вида. А вы по нескольким людям судите сразу обо всех! Тогда чем вы лучше их?

— По нескольким? — саркастически усмехнулась Яна. — Какая выборка тебя устроит? Сотня? Тысяча? Пять тысяч?

Представив себе такую толпу народа, я вздрогнула.

— А их действительно настолько много?

И тут же задумалась над тем, сколько людей могло быть в том месте, где нас высадили. Сплавлялось порядка тысячи, но «посеяли» керели наверняка гораздо больше. Часть погибла, часть осталась воевать с троллями, часть просто не удалось найти… Примерно такое же количество получается.

— Людей было даже больше. Но сейчас — нет, уже не столько. Намного меньше — над этим потрудились и они сами, и природа, да и мы не остались в стороне. Уплывать собираются около полутора сотен, остаться здесь и умереть решил ещё десяток. Но возможно, есть ещё пара дюжин человек, о которых мы не в курсе — все джунгли не прочёсывали.

— Ещё недавно их было гораздо больше, — вздохнула я, вспомнив русалок и силы объединённых деревень.

— Последние конфликты унесли много жизней. И не меньше — болезни, — философски пожала плечами Яна.

Я повертела в руках фрукт, но потом не выдержала и решила задать вопрос прямо:

— Почему вы ввязались в войну?

Если даже начнёт отрицать, всё равно есть шанс получить информацию.

— Потому, что не хотим жить по соседству с бандитами, — заметив моё недоумение, оборотница пояснила: — Те, кто приноровился жить за чужой счёт, в том числе присваивая последние лекарства, оказались лучше организованы. Да и опыта в ведении военных действий у них побольше было. После того, как их объединил влиятельный лидер, бандиты стали слишком сильными для других людей. И даже для групп.

Собеседница некоторое время помолчала.

— Они говорили, что хотят собрать всех людей и после — вместе жить и строиться. Но не как равноправные и даже не как господа и работники. Как хозяева и рабы, — голос йети стал холодным и безразличным. — Они не стремились захватывать в плен, а даже когда брали, не оставляли в живых больных и детей. Рабы не получали лекарств, более того, их специально увечили, чтобы лишить возможности сбежать, — Яна снова сделала паузу, о чём-то задумалась и продолжила уже нормальным тоном: — Хотя у нас и было предположение, что позже эта группа может стать основателями и создать жизнеспособное общество, но мы все равно решили не ждать. Мы поняли, что не хотим жить рядом с такими людьми. Поэтому мы объединились и уничтожили их. Конечно, и с нашей стороны без потерь не обошлось, но они были небольшими. И дело того стоило.

После ещё нескольких вопросов удалось выяснить, что со стороны йети погибло всего пятеро против больше чем трёхсот у противника. Потом ещё около недели мои сородичи искали и уничтожали остатки бандитов (из них не щадили никого, невзирая на пол и состояние здоровья). Казалось бы, вмешательство очень помогло простым людям, но оно произошло слишком поздно: объединённая группа бандитов в несколько раз успела сократить ряды мирного населения. Большая часть оставшихся Homo oculeus не стала разбегаться, а, посоветовавшись, решила попытать счастья в другом месте.

Я поглядела вверх, на развеивающиеся тучи. Думаю, что люди бегут не только от болезней, гнуса, паразитов и чёрной пыли, а ещё и от моих сородичей. И неважно, что те воевали не с ними, а с преступниками — оборотни показали, что являются силой. Страшной силой, с которой придётся считаться и которая может уничтожить, если ей не понравится происходящее. А если учесть, что мне наверняка рассказали не всё (или выставили себя в относительно хорошем свете), то и вовсе неприятная картина получается.

— Но вернемся к людям, — сказала Яна. — Думаю, что твои знакомые уже не рады, что пришли в эти земли. Возможно, они тоже захотят рискнуть. Мы бы рекомендовали им попытаться найти другой дом. Как я уже говорила — здесь людям не место. Они должны уйти, если хотят остаться в живых. Так и передай.

Я невольно подобралась и оскалилась: слишком уверенно и безапелляционно прозвучали последние фразы. Не как предложение, а как приказ, не подлежащий обсуждению и обязательный к исполнению.

— Что будет, если свободные не подчинятся? — резко спросила я. — Каких мер ожидать с вашей стороны в этом случае?

Оборотница удивлённо посмотрела на меня и пожала плечами.

— Если люди хотят попытаться выжить здесь, мы мешать не будем. Но и вытаскивать умирающих не намерены. А вот бандитизма не потерпим.

— Этого нет, — твёрдо ответила я. — Свободные борются и с насилием, и с убийствами, и с воровством. Тем более, что сатанисты в этом деле уже опытные и у них есть возможность и право судить.

Яна вздрогнула и нахмурилась.

— Я уверена, что йети будут против дьявольских обрядов и религиозного фанатизма — это не лучший путь. И ты, если не дура, тоже должна понимать, что секты и прочая муть — не выход. Думаю, мы решим зачистить таких соседей, как ваши секты. А если мы принимаем решение — то стараемся воплотить его в жизнь, — последние слова оборотница почти прошипела.

Я заморгала, мучительно пытаясь понять, о чём говорит собеседница. При чём тут вообще религия и секты? А потом рассмеялась: мы уже свыклись с названиями племён и не воспринимали их как что-то необычное или сомнительное.

— Стоп, — взмахнула руками, слегка покачнувшись на ветке. — Успокойся. Сатанисты — не сектанты. Это просто название племени. У сатанистов есть чёрные антимоскитные балахоны, во время сплава по вечерам они сидели в них вокруг костра и иногда даже пели. Так и прилипло прозвище, которое потом переросло в официальное название. К моему племени тоже прозвище «посвящённые» пристало, сократившись от начального «посвящённые в упрямство» — так что теперь, и нас в секту записывать?

— Хорошо, если это только названия, — женщина слегка расслабилась, но настороженность осталась. — Но кто вас знает. От людей всего можно ожидать. Они же… — Яна привычно покрутила пальцем у виска.

— Йети тоже того, — обиженно повторила я её жест. — По крайней мере, с точки зрения людей. Да и мне раньше часто так казалось, — добавила уже тише.

— Это мы-то ненормальные? — недоверчиво уточнила собеседница.

Подумав, я решила открыть часть прошлого и рассказала о приступах необоснованной агрессии, жоре и, немного помедлив, даже о непреодолимом сексуальном инстинкте.

— Странно, — удивлённо почесала лоб Яна. — Нет, инстинкты у йети, конечно, сильные, но чтоб до такой степени у кого-то было — не помню. Может, это именно с тобой что-то не так?

— Не только со мной, — помотала я головой. — С другими тоже как минимум жор был — Марк рассказывал. Возможно, там, где нас высадили, местность лучше подходит для людей, но хуже — для нас. И в результате такая реакция.

— Может быть, — согласилась оборотница. — Но тогда ситуация ещё хуже — выходит, мы способны жить не везде. Или, по крайней мере — не везде так хорошо. Но не переводи тему. Мы говорили о тех людях, с которыми ты знакома. Всё-таки, если есть возможность, передай им то, что я сказала, — женщина на мгновение замолчала, а потом хлопнула себя по лбу рукой. — Да, кстати, у бандитов мы нашли телефон, вроде бы от кого-то из ваших. Сумеешь им воспользоваться, если я принесу? А то решать надо быстрее, люди ждать не будут.

Я благодарно склонила голову… и согласилась. Не потому, что нуждалась, а чтобы потянуть время, остаться одной и успеть посоветоваться.

— Не уходи далеко, я постараюсь вернуться как можно быстрее, — пообещала Яна и, высвистев детей, отправилась к запретной для меня территории другой оборотницы.

Дождавшись, пока она скроется из виду, я переслала запись разговора, но пока не всем, а только своим, чтобы посоветоваться. Встреченные сородичи одновременно и привлекали, и пугали.

 

Ночь 6–утро 7 марта 2 года. Джунгли у запретной зоны

— Мы не уйдем, — подумав, прокомментировала Света. — Если бы идея была реальной — одно дело, а вот так, сломя голову, бросаться в море никто не захочет.

— Согласен, — поддержал её Илья. — Думаю, эту же запись надо переслать и остальному внутреннему кругу. А ещё я буду настаивать, чтобы до неё допустили наших врачей.

— Думаешь, они смогут помочь йети? — с сомнением покачала головой я.

— Уверен, что она будет полезна врачам… а что до прочего — там увидим.

Поскольку остальное правительство не возражало против предложения разрешить посвящённым пользоваться полученными записями, я переслала информацию Россу. А потом мы приступили к обсуждению. Все сошлись во мнении, что бросать насиженные места и пускаться в новое путешествие — не выход.

— Тем более, даже если нам удастся пересечь море, не факт, что там окажется лучше, — заметил волгорец. — Думаю, мы должны передать предложение всем, кто рядом — и пусть сами думают. Но сомневаюсь, что кто-то решит уйти.

— И что успеет, если решит, — добавил Илья. — До заката осталось три дня, потом будет не до походов. А если кто-то пойдёт, то ему ещё все время делать остановки и искать прусов придётся. Нет, даже если желающие найдутся, то они не успеют присоединиться. Разве что отплытие задержится.

— А я вообще не думаю, что об этом предложении стоит рассказывать остальным свободным, — выразил мнение второй волгорец. — Особенно учитывая, что присоединиться к отплывающим они всё равно не смогут.

Я удивилась такому единодушному решению остаться: ведь для людей эта местность действительно очень экстремальная. Но потом поняла, что они просто не хотят рисковать ещё больше.

А вот поведение Яны, её прямота и настоятельный совет насторожили всех.

— Нет, всё-таки это выглядит так, словно нас гонят, — сказала сатанистка.

— Думаю, как раз тут ты ошибаешься, — не согласился Вадим и, выслушав возражение, добавил: — Да, она ведет себя как уверенная в том, что за ней стоит сила. И с готовностью принимает решения, в том числе и за других. Но мы — такие же.

— Да ну? — скептически потянул волгорец.

— Несколько минут, сейчас покажу, — заверил лидер сатанистов и вскоре переслал нам видеозаписи, на которых фигурировали мы сами.

Просмотрев их, мы вынуждено признали правоту Вадима. Когда-то, даже заметив, что показываю себя не лучшим образом по отношению к остальным людям, я всё равно не думала, что это выглядит настолько нагло. Сосредоточившись на том, чтобы не допустить беспорядков, мы слишком мало внимания обратили на внешнюю сторону поведения и, судя по записям, в глазах одиночек выглядим ничуть не лучше, чем Яна — в моих. И тон чаще всего такой же — не предлагающий, а приказной.

— Да, возможно, ты прав, — неохотно признал волгорец. — Хотя не думал, что наше поведение настолько схоже. Впрочем, это позволяет надеяться, что и мотивы в чём-то близки — тогда у нас есть шанс ужиться рядом. Но всё равно опасность йети — реальная угроза.

В результате правительство пришло к согласию, что мне следует задержаться и выяснить о местных как можно больше. А ещё убедиться, что слова Яны насчёт окончания войны — правда. Стоило закончиться главному совету, как позвонил Росс.

— Ты должна вступить в контакт с Homo oculeus и проследить за ними до самого отплытия. И разузнать, как они жили до этого, — сходу начал он.

— Зачем? — удивилась я.

— Затем, — недовольно отрезал зеленокожий, но потом пояснил: — Судя по всему, они болеют гораздо чаще и серьёзнее, чем свободные. Хотя вчера и у Нади погиб один пациент. Но все равно — пока только один, по сравнению с ними это ничто. А я даже не представляю, в чём может быть причина такой сильной разницы. Пока единственные отличия, которые вижу, это наличие лекарств и защитного костюма. Но ведь глупо предполагать, что лекарства или защита провоцируют заболевания и ослабляют организм. Репеллент тоже не аргумент — во-первых, у местных его роль выполняют защитные костюмы, а во-вторых — он и сам вредный. Значит, мы что-то упустили. То, что пока позволяет держаться нашим людям. Чтобы не совершить ошибку и не попасть в такую же ситуацию, нам надо выяснить, что конкретно помогает нам продержаться.

Росс попросил как можно больше внимания обращать даже на самые незначительные мелочи — вдруг причина в одной из них.

— Реальный факт в том, что у нас есть уже как минимум три случая, когда люди поправлялись от той же болезни, от которой местные без лекарств умирали. А вот хоть глистами накорми, не верю, что мы настолько здоровей и выносливей. Скорее, есть нечто особенное в образе жизни.

Я пообещала сделать всё, что смогу, после чего трубку отобрала Лиля и радостно похвасталась, что ей всё-таки удалось продлить срок хранения и использования репеллента — аж на двое суток. Причём даже сейчас, когда вокруг всё жрёт чёрная пыль. И хотя мазаться приходится гораздо чаще, чем раз в два дня (видимо, потому, что вещество испаряется с кожи), но уже не восемь-десять, а всего три-четыре раза в сутки.

— Илья на себе испытал, — добавила она. — А потом и я. Гораздо удобнее, чем раньше. Но главное — мы наконец поняли, в какую сторону копать. А значит, есть шанс достичь лучшего эффекта. Хотя рецепт получился сложный: чуть технологию нарушишь — и всё зря. Это вам не пот разводить.

Я искренне поздравила подругу с успехом, отключилась и горестно вздохнула. Быстрее бы всё это кончилось и удалось вернуться к изучению природы. Может, тоже бы что полезное нашла. Например, таинственного строителя устойчивых к действию чёрной пыли мелких ловушек — как его ни выслеживали, загадочный мастер остался неуловимым. И ни разу не приходил к обнаруженной нами ловушке. Хотя и в этом путешествии немалая польза: всё равно с сородичами в контакт вступить было надо и о детях узнать — тоже.

Подумав, позвонила Марку, благо Вадим снабдил его телефоном (скорее всего, чтобы было удобнее следить), и поинтересовалась, как он уживался со своим сородичем. К моему удивлению, оборотень долго не хотел говорить на предложенную тему. Но потом всё же согласился.

Историю он поведал страшную. Марка и Оборотня высадили рядом. Буквально через минуту после того, как мужчины пришли в сознание, их охватила непреодолимая ярость и они сцепились в драке. К счастью, в припадке бешенства ни один не додумался вооружиться — в ход шли зубы и ногти. Оба нанесли друг другу множество очень неприятных, но всё же не смертельно опасных ран. Оборотень оказался сильнее. Когда Марк начал ослабевать от потери крови, ярость спала, появился страх и мужчина сбежал. Несколько дней скрывался далеко в лесу, отлёживаясь и дивясь на собственную несдержанность, а когда раны поджили, решил вернуться и забрать свои вещи. Но, когда мужчины увидели друг друга, ими снова завладела ярость и они опять бросились в драку, которая закончилась точно так же, как и первая. Через некоторое время ещё травмированного проигравшего отыскал Оборотень. Увидев, крикнул, что пришёл извиниться и принёс имущество раненого. Но стоило подойти ближе, как разум обоих снова отключился и конфликт вспыхнул вновь.

С тех пор они старались держаться как можно дальше друг от друга — не просто за пределами видимости, но и там, где уже не чувствуется запах невольного соперника. А информацию и вещи передавали через третье лицо — сначала оборотницу, а потом — Тёмную. Лишь изредка всё же приходилось общаться лично, но в этом случае мужчины проступали следующим образом: останавливались в пределах слышимости и перекрикивались, одновременно изо всех сил вцепляясь в дерево — чтобы легче удавалось справиться с периодическими приступами ярости. Но даже такой контакт не мог длиться дольше четверти часа — после этого инстинкты брали вверх и, если мужчины не успевали разбежаться, начиналась драка.

Поблагодарив и, для честного обмена, рассказав Марку то, что удалось узнать об особенностях местных оборотней, я попрощалась. По всему выходит, что и там отношения складывались аналогично (только с поправкой в худшую сторону). А значит, если бы Марк и Оборотень не разбежались бы за малое время на достаточное расстояние или контактировали бы чаще, то один из них быстро превратился бы в мохнатого и стерильного. Им просто повезло. Хотя это смотря с какой стороны посмотреть…

Яна вернулась только утром. К этому времени я успела обдумать линию поведения и принять решение.

— Прости, что гоняла, у меня уже был телефон, но хотелось обдумать всё, что ты сказала, — сходу сообщила я. — Но аппарат дай, разблокирую, чтобы вы смогли пользоваться.

— Без обид, — усмехнувшись, бросила оборотница. — Я ведь тоже предложила принести аппарат в том числе и для того, чтобы сбегать посоветоваться. Нам рассказывали, что у приходящей с человеком йети был свой сотовый.

— Вообще-то он не мой, а Вадима, но он дал на долгое пользование, — улыбнулась я. — Хочу поговорить начистоту. Ни я, ни те, с кем я приехала, не можем вам доверять. Впрочем, думаю, что и у вас такая же ситуация. Если мы будем жить рядом — а из наших никто уходить не собирается (и вряд ли кто-то надумает), нам надо научиться хоть как-то взаимодействовать и понимать друг друга.

— Согласна, — кивнула Яна. — Что предлагаешь?

— Оборот… прости, привычка, — тут же одёрнула я себя. — Йети слишком большая сила, чтобы их не опасаться. Мы боимся, что вы начнёте диктовать свои правила и можете разрушить то, чего нам удалось достичь. Поэтому не хотим выдавать своё настоящее местоположение.

— Но я уверена, что оно не в горах, — прокомментировала собеседница.

Я пожала плечами.

— Верь во что хочешь. Я могу рассказать о том, что и как сложилось у нас, но рассчитываю на взаимность. Потом предлагаю некоторое время общаться по связи.

— А если мы гарантируем невмешательство, при условии, что у вас там действительно нет фанатиков, сектантов и власти банд?

— Это с какой стороны посмотреть, — вспомнив, как мы сами выглядим со стороны, вздохнула я. — К тому же, мы не знаем, насколько можно верить вашему слову. Так как насчёт первого предложения?

Яна согласилась, но предложила позвать ещё нескольких йети, чтобы решение их группы имело силу.

— Жаль, что ты одна, — заметила она. — И не можешь говорить за своих.

— Могу, — мысленно передёрнувшись, я твёрдо взглянула в глаза женщине. — Я пришла как официальный представитель свободных. И в том числе чтобы узнать, насколько угрожает нам та война, которая, по твоим словам, уже закончилась. К тому же, если понадобится, я могу позвонить своим и включить телефон на громкую связь, чтобы устроить конференцию.

— А вот это уже интересно, — потянула Яна. — Да, такое предложение мне нравится.

Выяснилось, что ещё несколько оборотней, занимающих высокое положение в иерархии местных, ожидают неподалёку. Одна женщина и семеро мужчин — все стерильные и мохнатые. Впрочем, последнее логично — не стоит рисковать теми, кто сохранил способность размножаться. В результате обмен информацией проходил внизу, на земле. Немного подождав, чтобы и местные смогли устроиться с комфортом и наши приготовились к связи, переключила телефон в режим конференции.

Разговор проходил спокойно, без тех эксцессов и конфликтов, которых я опасалась. И местные, и наши старались в любом сомнительном случае сначала уточнить, правильно ли поняли сказанное, а не рубить сплеча. Приятно удивил тот факт, что йети не скрывали, что рассматривали насчёт людей все три варианта и что не считают их вид лучшими из возможных союзников. Истории и того, как и почему мы здесь оказались, разговор почти не касался, как впрочем, и разделения территории. Гораздо больше местных интересовало, какие у нас порядки, правила, какие были неприятные ситуации и сложные решения. Заметив, что Яна заскучала и явно не входит в группу высокопоставленных йети, я подсела к ней поближе и, продолжая прислушиваться к происходящему, начала негромкий разговор.

— А вот скажи, почему вы всех людей разом в уродов записали? Неужели других совсем не встречали?

— Встречали, — вполголоса ответила Яна. — Но их было немного. А гораздо чаще флюгера попадаются: где теплее, там и они. На таких даже смотреть противно. Что самое плохое — по всем нашим наблюдениям, в противостоянии почти всегда побеждали не нормальные люди, а бандиты. Отсюда можно сделать вывод, что для их вида это характерно.

Я помолчала. Сложно аргументировать в такой ситуации.

— Погоди, ты говорила, что у вас тоже были преступники. Неужели они не организовывали банд?

Собеседница долго молчала, похоже, как и я, прислушиваясь к рассказу Вадима.

— Но всё равно, у нас появилась всего одна банда и мы быстро с ней разобрались, — наконец возразила она.

— Это может быть простым везением, — вмешалась в диалог вторая женщина. — Ты права, — кивнула она мне. — То, что нам удалось создать нормальное общество, может оказаться случайностью. И в другом месте йети могли проявить себя ничуть не лучше людей и, наоборот, люди — как йети здесь. Хотя я все равно очень хочу побеседовать с вашим мужчиной-йети. Многое из твоего рассказа вызывает вопросы.

— Аналогично, — склонила голову я и замолчала, снова прислушиваясь к разговору.

Тем временем свободные передали эстафету местным, и йети, в свою очередь, приступили к рассказу. Они тоже мало касались своей истории, но всё равно выяснились интересные детали. В том числе и про то, что одна группа йети когда-то образовала банду, грабящую людей (ведь начального имущества у тех было гораздо больше). Меры, которые йети применили против преступников, да и законы мало отличались от наших. Стерильный мужчина рассказал, что после первых конфликтов йети решили постараться не вмешиваться в дела людей, но строго карали тех из своих, кто совершал противоправные поступки (в том числе и против другого вида), а также — тех людей, кто пытался захватить или повредить йети. И до некоторого времени принцип невмешательства работал: мои сородичи научились держать дистанцию и не задевать людей, а те, в свою очередь, опасались обижать йети. Но чёрная пыль нарушила установившийся баланс.

— Мы решили, что не имеем права остаться в стороне в ситуации, когда нормальных людей буквально уничтожают, — сообщил мужчина. — Поэтому вмешались, невзирая на возможные последствия.

Заодно он пояснил, что йети не считают бегство людей идеальным выходом — слишком велик риск погибнуть. С другой стороны, лучшего пути они не видят. Конечно есть возможность уйти по берегу, но насколько известно, дальше обстановка для людей не только не улучшается, а ещё ухудшается и шанс выжить становится даже меньше, чем на море. Во всяком случае, люди пришли к такому же выводу. К тому же, оборотни отдали оставшимся в живых людям все вещи бандитов — в результате из плавучих палаток стало возможно составить большой и надёжный плот. И имущество бросать не придётся.

— Нет, спасибо, мы уже плавали по пещерам, нам хватило, — со смешком заметил волгорец. — И теперь бросать то, чего удалось достичь ради некого «райского острова» желания нет.

Впрочем, йети не возражали, чтобы мы остались, вместо этого поинтересовавшись, как вообще удалось выжить нашим людям, если у них действительно нет лекарств и даже защитных костюмов очень мало.

— Нелегко, — жёстко отрезал волгорец. — Вчера первый человек от болезни умер. Я имею в виду, первый из тех, кого мы знаем.

— Всё равно по вашим словам получается, что жертв даже меньше, чем у наших людей. Странно это, — покачал головой оборотень.

— Когда-то наши потери были гораздо выше, — не согласился Илья. — До отплытия и в начале сплава гибли взрослые, а потом, во время эпидемии, очень много детей умерло. Хотя, если смотреть честно, там выжить было легче и основная угроза исходила от других людей, троллей и пираний. Наверное, мы просто привыкли, приспособились и научились выживать.

— Почему бы вам тогда не научить тому же местных людей? — внесла неожиданное предложение стерильная женщина.

— Нет! — резко ответила сатанистка. — Местных слишком много и мы не потянем такую нагрузку. Свободные уже привыкли соблюдать правила, а местные — наоборот. Они могут легко разрушить тот неустойчивый порядок, которого нам удалось достичь. Пусть с моей стороны это выглядит аморально, но я против такого решения. Пытаясь помочь им, мы можем разрушить своё общество.

— Ага, тоже принцип невмешательства, — усмехнулся главный из группы йети.

— Почти, — согласился Вадим. — Хотя в принципе возможна интеграция части местных, но только если они согласятся и смогут пройти проверку. Но даже в этом случае мы не сможем принять больше двух-четырёх дюжин человек.

— К тому же, не забывайте один малоприятный, но значимый факт, — добавила Света. — У нас тоже начали умирать люди. Да, есть и положительные изменения, но нет гарантии, что нам удастся продержаться. Поэтому мы не сможем гарантировать выживание и тем, кто останется.

— Но и отказывать в помощи вот так, сходу, тоже не дело, — возразил волгорец, помолчал и обратился к йети: — Мы не можем принять такое серьёзное решение немедленно. Нам надо его обсудить, причём наедине. И только потом сможем дать ответ.

— К тому же, нам нужна информация, — добавил Илья. — О тех людях, которые, возможно, захотят войти в ряды свободных. Мы не можем брать кота в мешке.

Йети согласились, после чего Яна предложила, чтобы не терять времени, проводить меня к лагерю людей.

— Тянуть с решением нельзя, — заметила вторая стерильная женщина, тоже вызвавшись проводить. — Но мы поймём, если вы откажетесь.

Я кивнула. Осторожность говорила, что соглашаться не стоит. Но не будет ли такой поступок с нашей стороны соучастием в массовом самоубийстве?

 

Вечер 7–8 марта 2 года. Человеческий лагерь

Люди расположились на берегу реки: не такой крупной, как та, рядом с которой поселились свободные, но и не маленькой — около сотни метров в ширину. Река оказалась быстрой, хотя и спокойной: если на нашей течение практически не чувствовалось, то тут, даже просто купаясь, приходилось сопротивляться потокам воды. Не сильно, но если забыть, то может легко снести ниже пляжа, к зарослям кустов, и придётся выплывать, чтобы выбраться на берег не продираясь через заросли.

Лагерь местных лишь отдалённо напоминал тот, который когда-то, до начала сплава, устроил царь Сергей. Люди здесь ходили одетыми (и не просто одетыми, а так, что ни кожи, ни глаз совсем не видно), построек из местных материалов не наблюдалось, да и костров мало, зато начального имущества — чуть не по две дюжины крупных рюкзаков на каждого. Впрочем, если оборотни действительно вернули людям отвоёванные у бандитов вещи, примерно так и должно получиться. Деревянные плоты люди строить не собирались, вместо этого крепко соединив днища палаток: с учётом того, что те очень хорошо держались на воде, и их было не меньше, чем по двадцать штук на каждого, очень даже внушительная плавучая деревня должна получиться.

Из-за защитных костюмов, скрывающих выражения лиц и позы, мне оказалось сложно судить о состоянии людей. Но их голоса звучали или устало, даже как будто измученно, или тихо, безразлично. Атмосфера обречённости настораживала. Я не увидела надежды на лучшее или веры в хорошие перемены — только отчаяние и тупое желание сбежать. В царском лагере не замечала таких настроений: люди верили, что, пусть потеряв вещи, но они уйдут от опасности и начнут жить заново. А здесь… казалось даже, что и смерть уже не пугает людей и они воспринимают её как освобождение. Хотя всё-таки удалось заметить несколько не поддавшихся отчаянью человек, но всё равно общая картина навевала уныние. Если вдруг в океане люди массово впадут в депрессию — шансы на спасение у них станут минимальны. Психологический настрой губит не меньше, чем физическая опасность.

Хотя перед свободными сейчас открылась реальная возможность позвать кого-то к себе, может, даже в группу, и таким образом спасти, а заодно обогатиться, это не радовало, а пугало. Сможем ли мы контролировать новичков? Более того, не вызовет ли неожиданный приток невосполнимого имущества у наших людей волну зависти и желания нажиться? Закон и порядок слишком шатки и неустойчивы, и поддержать их сложнее, чем скатиться в хаос.

Пользующаяся влиянием оборотница (она представилась Щукой) познакомила меня с организаторами, показала весь человеческий лагерь и провела краткий экскурс в то, что здесь и как. Заодно сообщила о присматривающих за людьми мужчинах-йети.

— Они тут не для того, чтобы контролировать ситуацию, а только чтобы гарантировать нашу безопасность, — пояснила Щука. — В конфликты людей после окончания войны мы снова стараемся не вмешиваться.

— А много конфликтов? — внимательно оглядывая лагерь, поинтересовалась я и, припомнив, что вызывало немало стычек в царском лагере, добавила: — Наверное, из-за такой скученности пища стала в дефиците, и началась конкуренция.

— Такого я пока не замечала, — покачала головой собеседница. — Много рыбы, дичи, достаточно фруктов. Хотя, конечно, только с территории лагеря не прокормишься, за добычей ходят в лес.

Я кивнула. Вполне возможно, особенно если учесть, что люди собрались такой группой недавно и ещё не успели объесть окрестности, а дары природы здесь намного разнообразнее и обильнее.

— Наши видели конфликты из-за лекарств — это основной повод, — продолжила Щука. — Ещё выделилось несколько «лидеров», которые забирают часть палаток, спальников и прочих вещей в общественное пользование. Впрочем, против этого почти никто не возражает, — помолчав, оборотница добавила: — Хотя не факт, что соглашаются, может, просто не хотят вступать в конфликт.

Ещё немного поговорив с йети, я отправилась к людям. Времени немного, поэтому намёками и полуправдой обойтись не удастся. Но и рекламировать, завлекать местных к нам не стану. Расскажу факты, в том числе и неприятные, посовещаюсь со своими, и уже тогда будем решать.

К моему облегчению, люди не высказали особенного энтузиазма. Не указывая направление, я вкратце обрисовала наши законы, описала образ жизни племён, отметила, что удалось найти репеллент, который защищает от насекомых (хотя и не от всех), но вызывает раздражение, через несколько месяцев захватывающее всю кожу и повреждающее её вплоть до язв.

— Ничуть не приятнее, — прокомментировал один из человеческих лидеров. — Мы и то лучше защищены.

— Я-то думал, что у вас что дельное, — скептически хмыкнул другой. — А у вас группа «свободных от разума» собралась. Тот репеллент, который ты описала, не спасёт, а только отсрочит гибель.

— Но мы постоянно ищем, как его можно усовершенствовать, — невольно возразила я. — К тому же, пока у нас погибло меньше людей, чем у вас.

— Зато живут они не как люди, а как звери, — отрезал мужчина.

От возмущения я несколько раз поймала ртом воздух. И понимаю, что они не совсем правы, а контраргументы подобрать сложно. Хотя нет, если посмотреть с другой стороны, то всё очень просто и логично получается.

— Ну и что? Да, наши люди живут без особых удобств. Да, они «как звери», — внезапно почувствовав уверенность в собственной правоте, спокойно сказала я. — Но хотя бы этой «звериной» жизни они достигли сами. Если же под человеческой жизнью вы понимаете грызню и драки за имущество — так у свободных этого уже нет. У нас немного начальных вещей, часто они не рассчитаны на то, чтобы дать большой комфорт, а порой и вовсе почти бесполезны. Зато мы ищем свой путь, и то небольшое удобство, которое есть, больше зависело от нас самих, а не от наследства, полученного от керелей. Возьмите почти любого нашего человека, лишите его всех вещей (ну разве что за исключением кольца-определителя) и выпустите в джунглях — и у него будет хороший шанс выжить, а может, и вернуться. Многие из вас могут этим похвастаться? Не думаю. Вы потребители, не двигаетесь вперёд, а продолжаете сильно зависеть не только от определителя, но и от множества других начальных вещей. Да, их у вас больше, чем у нас, но они, в отличие от даров природы, невосполнимы. По крайней мере, в обозримом будущем. Отними у вас топор, нож, одежду и палатку — что останется?

Почувствовав, что люди вот-вот взорвутся, я замолчала, но не стала опускать или отводить взгляд.

— Ты — йети, — название вида мужчина бросил как оскорбление. — И исповедуешь философию йети. Вы готовы вернуться в каменный век, стать неандертальцами. Но для людей это не выход.

— А что выход? Уплыть в океан? — неодобрительно хмыкнула я. — При том, что шанса выжить в нём почти нет. Или ехать на горбу керелей?

— Тут на выживание шансы не больше, если не меньше, — разозлилась какая-то женщина. — А там есть хоть какая-то надежда.

Я промолчала, не видя смысла спорить. А потом сказала себе под нос:

— Интересно, у вас вообще есть хоть кто-то разумный или все такие же?

Лидер людей рассмеялся, сбрасывая напряжение.

— Йети, — на сей раз этот термин прозвучал снисходительно. — «Разумные» по вашему типу решили остаться. Но они погибнут, а у нас есть надежда выжить. И даже когда-нибудь вернуться.

Почему-то в словах человека мне послышалась смутная угроза.

— Да, теперь я вижу, — кивнула своим мыслям. — И понимаю, почему мои сородичи не хотят иметь с вами ничего общего.

Удалившись от неприятной компании, залезла на дерево. Лёгкий запах сородича — неподалёку устроилась Щука. А вот Яны не чувствуется. Но пока говорить не хотелось — надо подумать. Переслав совету записи, снимки и кратко — собственное впечатление от лагеря, прислонилась к стволу.

Побывав у людей, я поняла, что полностью согласна с сатанисткой и не хочу видеть их в рядах свободных. А ещё очень чётко осознала, что смущало в поведении местных. И йети, и люди очень чётко разграничивают свои виды. Ни у царя Сергея, ни у свободных, ни даже у цитадельских я не чувствовала себя иной. Чужой, опасной, даже врагом — да, но всё равно такого отношения не было.

— Что-то случилось? — поинтересовалась Щука, перебравшись на соседнюю ветвь.

— Да. Я поняла, в чём между нами разница, — честно ответила я и твёрдо посмотрела на неё. — У нас были свои и чужие, личные тайны и тайны племён, недоверие, даже вражда, но не расизм. А тут он есть. И со стороны людей, и с вашей.

Оборотница некоторое время задумчиво рассматривала лагерь.

— Есть. И с нашей стороны — тоже, — неохотно подтвердила она. — Я не буду говорить, что в этом виноваты люди, хотя их вклад тоже не мал. Но йети действительно излишне делят разумных по видовому признаку.

— Вас много, — заметила я. — Местные люди или йети при контакте, а особенно — если начнут жить рядом со свободными, могут повлиять на их настроение и вызвать ответную реакцию. Скорее всего, я буду голосовать против принятия людей и против того, чтобы входить с вами в тесный контакт. Если, разумеется, мы не найдём другого выхода.

— А ты уверена, что у вас нет расизма?

— Да, — решительно кивнула я. — Это не значит, что народ не различает людей и оборотней. Конфликты были, и негатив тоже — но у людей было основание нас опасаться. Хотя когда-то мне казалось, что он есть… — добавила, вспомнив отношение сатанистов в первое время после знакомства, — …но теперь, сравнив с тем, что происходит здесь, я бы не назвала это расизмом. А тут… послушать вас и людей уже достаточно, чтобы заметить, насколько сильно различается отношение.

Щука хмыкнула.

— Мне сложно поверить в твои слова. Впрочем, мы сами внесли немалый вклад в то, чтобы ситуация стала такой, какая она есть. Но ты права: если у вашего народа нет подобного разделения, то мы не должны допустить, чтобы оно появилось. Хотя и избегать контактов в этом случае не выход.

— Почему? — удивилась я.

— Потому, что если люди выживут, то рано или поздно мы всё равно встретимся. А йети запомнят прежнее отношение и перенесут его на новых соседей, — оборотница вздохнула. — Выходит, у нас, йети, тоже большая проблема. И пока мы с ней не справимся… В общем, если ты не против, я пойду к своим — нам надо многое обсудить.

Пожелав удачи в осмотре лагеря, Щука удалилась. Радует, что она не стала отрицать наличие предвзятого отношения. Но плохо представляю, как вообще можно решить эту проблему. А затягивать нельзя: чем дальше, тем сложнее будет измениться. Не уверена, что и сейчас такое возможно.

Отдохнув, переговорив со своими и поняв, что у лидеров ловить нечего, решила ещё раз пройтись по лагерю и пообщаться с другими людьми. Заодно попытаюсь выполнить поручение Росса: посмотрю, как местные живут и чем дышат.

Такой подход дал гораздо более значимые результаты. Хотя желания попытаться выжить здесь народ всё равно не высказывал, но общался охотнее. Многие интересовались рецептом репеллента, а некоторые даже предлагали его купить. Но этот вопрос общее правительство обсудило заранее, и ответ был один: рецепт не продается. Если кто-то решит остаться и жить с нами, он его получит бесплатно, но только после отъезда остальных. Люди демонстрировали явное недовольство таким условием, пытались торговаться, но я непреклонно повторяла наши условия, и через некоторое время народ понял, что за вещи рецепт не купить. Так что каждый остался при своём.

Из племени русалок никого найти не удалось — видимо, погибло всё племя. Зато я встретила ту женщину, которая когда-то предупредила о том, что антипаразитное не подходит для йети. Поняв, что её судьба мне не безразлична, долго уговаривала остаться.

— Ответь мне на один вопрос, — наконец не выдержала она. — Какие гарантии вы можете дать тем, кто останется? Только честно ответь.

Я задумалась. А потом тяжело вздохнула:

— Если подходить серьёзно, то никаких. Мы сами ещё не уверены, что сможем выжить и поддержать порядок. Так что о каких гарантиях вообще может идти речь?

— Тогда какая разница? Если и так, и так нет гарантий и шансы невелики? — женщина грустно усмехнулась. — Я могу понять, почему вы боитесь снова пускаться в путешествие. Но скажи откровенно, если бы сейчас свободные оказались там, где вас высадили, они бы стали сюда стремиться?

— Нет, — без малейшего колебания сказала я. — Разве что я да Марк, но и то не уверена — слишком бы опасный путь предстоял. Думаю, справиться с троллями было бы намного проще, чем с этим, — обвела рукой окружающий лес. — Но плыть через океан — самоубийство. Вспомни хотя бы, какие на нём бури и цунами.

— Не будь так в этом уверена, — возразила собеседница. — У нас получится большой плавучий дом. Причём хороший, лучше, чем можно было бы сделать из дерева. А там, вдалеке от берега, волны меньше. На мой взгляд, больше всего мы рискуем вначале, при отплытии, и в конце пути. Рыбу мы поймать сможем, а вода в местном океане хотя и солёная, но не такая, как на Земле, и годится для питья.

Я неодобрительно покачала головой.

— Но вы ведь даже не знаете, куда плывёте.

— Не аргумент. Вы тоже не знали, куда приплывёте, когда бежали от троллей.

— Знали бы — не стали бы сплавляться, — усмехнулась я.

— Не думаю, что где-то может оказаться намного хуже, чем здесь, — пожала плечами женщина. — Зато найти лучшее место шанс немалый. Ты сама говорила, что вы проплывали много нормальных земель.

— Не факт, что, узнав их получше, мы бы остались при этом мнении. Хотя да, эти джунгли даже встретили нас неприветливо, — вынужденно признала я.

Ещё пройдясь по лагерю, поняла, что, скорее всего, к нам никто не захочет присоединиться. По крайней мере, из тех людей, которые решили отправиться в путешествие. Это успокаивало и позволяло не тревожиться насчёт одной из возможных проблем. Но, одновременно, люди помогли взглянуть на наши достижения с другой точки зрения. И получилось, что успехи свободных вовсе не так велики, как мне хотелось думать. Мы на самом деле не можем ничего гарантировать своим союзникам. От этого стало страшно.

Остаток светлого (лунного) времени суток я изучала образ жизни местных людей в сравнении с нашим, привычным. Даже беглого знакомства с бытом палаточного лагеря хватило, чтобы понять, как велики различия. Для костров местные использовали горючий сок одного из деревьев (а свободные пока вообще без огня). Тут в обязательном порядке кипятили питьевую воду и готовили на костре мясо и рыбу. Разнообразие приготовленных блюд было выше, да и рецепты — сложнее, чем у нас.

Но, несмотря на более тонкий вкус, часто пища местных, на мой взгляд, была слишком пресной: приправ использовали гораздо меньше и по количеству, и по разнообразию. Подумав и посоветовавшись со своими, попыталась рассказать о втором режиме кольца-анализатора, но выяснилось, что люди уже о нём знают. А когда я поинтересовалась, почему тогда не используют множество полусъедобных растений, ответили, что одни невкусные, другие — вонючие, а третьи неаппетитно выглядят. Эти люди потребляли больше фруктов, но гораздо меньше — трав, водорослей, листьев, стеблей и коры. Кроме того, они практически не ели улиток, червей, насекомых и прочие, на мой взгляд, лакомые и лёгкие в добыче продукты питания. Во время сбора и охоты местные не перекусывали, тогда как наши часто норовили на ходу перехватить что-то небольшое (например, саранчу, ягодку или пару улиток).

Местные спали в закрытых помещениях и из-за того, что всё время находились в защитных костюмах, не загорали на солнце. С другой стороны, за гигиеной они следили гораздо лучше, чем свободные — часто умывались, чистили зубы и расчёсывались. А мы хорошо если пару раз в день жгучие, но оставляющие ощущение прохлады, листья кустарника пожуем, и когда что-то делаем, нередко замазюкаемся как чушки. Вот купались и плавали свободные чаще.

Эти и ещё множество других отличий: одни значительные, а другие совсем мелкие. Вот и попробуй догадаться, какое из них сыграло решающую роль? Или, возможно, дело не в отдельной привычке, а в некоем комплексе?..

На следующий день я продолжила изучение привычек местных людей — и чем дольше наблюдала, тем больше различий находила. А потом меня подозвала знакомая женщина.

— У меня будет к тебе одна просьба. Мы скоро уплывём, а они останутся. Позаботишься, ладно?

— Ты про оборотней… йети? — удивлённо поинтересовалась я.

— Нет, про малышей. Идём, покажу.

По пути она рассказала о том, что там, где она жила раньше, неподалёку тоже были малыши.

— Но те здоровые, мы им не нужны. А эти — совсем как мы. Они не выживут без помощи. Жалко, — она просительно заглянула мне в лицо. — С собой я их тоже не могу взять — лидеры не разрешают. Но уже привыкла, почти как к детям, и бросить не могу.

Наконец мы добрались до её палатки. Расстегнув молнию, женщина пригласила меня внутрь, где сидели три феи. Но я не сразу поняла, что это представители того же самого вида. В отличие от наших соседей, этих кровососы явно не обходили стороной. По крайней мере, такой вывод напрашивался при виде многочисленных повреждений на коже.

Я резко повернулась к знакомой:

— Тебе не кажется, что сейчас надо думать о людях? Несмотря на то, что они чем-то на вас похожи — это звери. К тому же — больные.

Она вздрогнула, как от удара, но потом упрямо сжала кулаки.

— Если надо, я заплачу. У меня есть чем. Что ты хочешь?

 

Вечер 8–13 марта 2 года. Человеческий лагерь

Некоторое время я молча глядела на женщину, а потом покачала головой:

— Мне не нужна плата. Но ты ведь слышала, как мы живем. Не факт, что сможем им помочь или будем спасать, если сами попадём в беду.

— Понимаю. Но всё-таки так у малышей будет хоть какой-то шанс. Ведь они совсем ручные…

Я помолчала, со смешанным чувством посмотрев на семейку фей. Наверное, какая-то мутация, из-за которой животные стали неядовитыми и потеряли защиту от насекомых. Стоп. Нырнув в палатку, бесцеремонно оглядела мелких людей. Они не сопротивлялись, судя по всему, уже привыкнув к человеческому вниманию. Уже вполне взрослые особи. Как они могли выжить и вырасти, если с самого начала не было никакой защиты?

— Расскажи о них, — попросила знакомую.

Она вздохнула и поведала, что приручила фей больше двух месяцев назад. Встретила их в лесу, когда они дрались за территорию с другой семьёй и проиграли. После этого приманила и забрала к себе. Феи уже тогда страдали от насекомых, но гораздо меньше, чем сейчас.

— Думаю, это какая-то болезнь, — призналась она. — Наверное, поэтому другие малыши их и выгнали.

На всякий случай я отодвинулась подальше от фей, а потом и вовсе покинула палатку — вдруг заражусь и тоже лишусь естественного репеллента. Но знакомая успокоила, что местные оборотни уже общались с этими феями и не заболели.

— Я уже не первый раз их куда-нибудь пристроить пытаюсь, — пояснила женщина. — Но йети отказались взять к себе. Сказали, что уберечь не смогут, да и не хотят в наши дела вмешиваться… даже в такой мелочи.

Причём после того, как феи поселились рядом и в палатке женщины, вначале ей казалось, что они поправляются — по крайней мере, уже через три дня насекомые перестали обращать на них внимание. Но прошла ещё неделя, и начался новый приступ, который и длится по сей день.

— Интересно, — потянула я, снова залезла в палатку и ещё раз осмотрела двух самочек и самца. Если не учитывать покусы, выглядят вполне здоровыми. И личинки под их кожей по-прежнему не развиваются (как и во мне). Подумав, проверила, насколько снизилась ядовитость животных, и не поверила собственным глазам. Больные феи оставались такими же ядовитыми, как и здоровые. Перепроверив несколько раз и убедившись, что результат не изменяется, почесала голову. Ядовитые, но без репеллента. Разве такое бывает?

Женщина встревоженно наблюдала за моими действиями.

— На опыты или съедение не отдам, — на всякий случай уточнила она.

— Даже на не смертельные опыты? Или те, которые могут помочь им вернуться к нормальной жизни?

Знакомая поколебалась, а потом вздохнула:

— Только если ты пообещаешь, что не будешь делать ничего, что бы могло оставить их калеками или убить.

— Не буду обещать ничего подобного, — твёрдо ответила я. — Могу только пообещать не вредить намеренно, но и то не всегда, — улыбнувшись внезапно пришедшей в голову мысли, добавила: — Но ты можешь остаться и сама проконтролировать их здоровье.

— Издеваешься?! — возмутилась женщина.

— В общем, если ты решишься, то я согласна о них позаботиться, — я выбралась наружу и обтёрла руки о влажный от дождя мох.

— Хорошо, — кивнула знакомая. — Только, если можно, не забирай их до отплытия.

Согласившись, я заверила, что так даже удобнее — сейчас ещё у самой дел много. Но не ушла, вместо этого поинтересовавшись, почему они решили двинуться в путь именно по морю.

— А ты предлагаешь через горы? — нерадостно хмыкнула женщина. — Это ещё хуже. Я вообще не понимаю, как вы там выживаете.

— Но ведь можно попытаться уйти по берегу. И на запад, и на восток путь свободен, — я поспешила переключить внимание собеседницы.

— Не получится, — категорически возразила она.

— Почему? — я огляделась и с осуждением покачала головой: — Вещи трудно перетащить, а бросать жалко, так?

— Не так! — резко ответила женщина. — Ещё давно, почти в самом начале, одна группа ходила на разведку в ту сторону. Далеко ходила, — она помолчала и тяжело вздохнула. — Я сама не была с ними знакома, так что могу рассказать только из третьих рук.

После моего согласия знакомая поведала, что почти две дюжины человек объединились и, решив, что жить здесь слишком дискомфортно, попытались найти путь в другие места. Они ушли достаточно далеко на запад, пересекли несколько крупных рек. Местность менялась, но не сильно, и лучше не становилось. А потом на группу напала какая-то странная болезнь. Два человека погибли в течение нескольких часов, ещё четверо — на вторые сутки. Причём лекарства не просто не помогали выздороветь, но и совсем не облегчали состояние. Заподозрив, что они могли чем-то отравиться и это «что-то» в воздухе, люди повернули обратно — но теперь шли медленно. А через несколько дней погибли почти все. Только трое наиболее крепких смогли вернуться и сообщить, что в той стороне опасность. Выжившие выглядели страшно: их тело оказалось изуродовано многочисленными опухолями, пигментными пятнами и патологическими выростами. К счастью, болезнь оказалась незаразной, но, к сожалению, смертельной: ни один не поправился — последний из путешественников погиб через пару недель после возвращения.

Через некоторое время русалки послали разведчиков на восток. Те тоже сумели преодолеть несколько рек, из них две очень большие (одна, судя по направлению, была той, на побережье которой поселились Свободные), но потом некоторые почувствовали первые симптомы смертельного заболевания. Всех подозрительных отправили обратно, а остальные попытались сделать большой крюк, чтобы обойти опасное место. Но не добились успеха. Когда признаки болезни появились и у большей части остальных — они повернули домой. В отличие от первых исследователей, русалкам удалось вернуться почти всем — но те, кого успела коснуться неизвестная болезнь, так и не поправились.

— Понимаешь теперь, почему по берегу не уйти? — поинтересовалась собеседница, закончив рассказ.

Я кивнула и спросила, не знакома ли она с кем-то, кто знает больше.

— Поскольку мы здесь остаемся, это может пригодиться.

Женщина задумалась, а потом послала к йети:

— Они, хоть и не вмешиваются, но поговорить очень любят.

Поколебавшись, я всё-таки решила обратиться за пояснением к одному из «приглядывающих» за людьми охранников.

Мужчина охотно сообщил, что да, было такое дело, расписал первые характерные признаки неизлечимой болезни (тахикардия, кровотечения, головная боль, запоры и газообразование), рассказал, что ему известно о её течении и развитии. Я в шоке слушала, одновременно понимая, что Свободные ничего не смогут противопоставить йети — если даже охрана настолько подготовлена.

Закончив, мужчина добавил:

— Я подозреваю, что те, кто погибли быстро — скончались от внутренних кровотечений. Или сердце не выдержало. А вот с вернувшимися вопросов нет, точно известно, что послужило причиной смерти. Злокачественные опухоли, — йети вздохнул. — Причём именно опухоли, а не опухоль. Поражена была не только кожа и даже не только эпителий, но вообще практически все ткани и органы. Я присутствовал на одном вскрытии и могу точно сказать, что никогда раньше не видел ничего подобного, хотя на Земле много лет в онкологии работал. Удивительно, как человек столько продержался — землянин с гарантией погиб бы и от десятой доли такого поражения.

Так он врач! А по внешнему виду ну совсем не похож. Но тогда неудивительно, что мужчина в курсе.

— А ведь у троллей тоже были опухоли… — задумчиво вспомнила я. — И на коже тоже произошли патологические изменения. А ещё они быстро росли.

— Нет, люди не росли. Наоборот, усыхали, как и положено при таких заболеваниях, — покачал головой йети. — Хотя мне было бы интересно узнать подробнее — вдруг действительно есть что-то схожее.

Попросив несколько минут подождать, я отошла в сторону и созвонилась с Россом — чтобы посоветоваться, можно ли делиться такими сведениями. Придя к мнению, что вреда от этого точно не будет, мы решили, что можно рассказать всё, что знала — и о развитии болезни, и о первых признаках, и о результатах вскрытия.

— Действительно чем-то похоже, — кивнул мужчина. — Хотя и различий немало.

Напоследок он поделился ещё одной интересной информацией. Йети не оставили сведения людей без проверки и тоже ходили на разведку. Передвигались осторожно, поодиночке и на расстоянии связи друг с другом (по словам охранника выходило, что не менее, чем в нескольких километрах). Но никто из моих сородичей не почувствовал недомогания и не заболел — хотя они прошли даже дальше, чем люди. По наблюдениям йети, в тех местах несколько изменялся видовой состав и живая природа становилась ещё богаче, пышнее и обильнее, чем здесь (хотя трудно представить, как подобное вообще возможно). Подумав, йети вернулись, наловили разных некрупных животных (из тех, что не встречались в подозрительных землях) и снова посетили те места. Опыт удался: часть животных погибла сразу, часть — немного позже, и, как и люди, от опухолей. Выжили только представители двух видов — причём все, и ни один из них не заболел. В результате йети сделали вывод, что зона опасна не для всех. И, в том числе — что моему виду она не вредит.

Поблагодарив и попрощавшись, я залезла на дерево, чтобы обмозговать полученные сведения. И вскоре поняла, что получается очень интересная картина! Симптомы поражённых людей и троллей чем-то похожи. Но и моё состояние в пустыне напоминает то, которое было у людей в горах. Причём есть ещё одна очень любопытная зависимость. Там, где живут здоровые родичи троллей, живая природа небогата. Мне и Рыси стало нехорошо в пустыне, в тех местах, где жизнь тоже наиболее бедная. Да и Росс там почувствовал недомогание. С другой стороны, здесь живая природа однозначно обильнее и разнообразней — и у людей на свет появляются зеленокожие дети (как более приспособленные). Но когда люди попытались зайти в зону, где жизнь ещё богаче — они погибли. А моим родичам она не причинила никакого вреда.

Если действительно есть какой-то фактор, который определяет, сможем ли мы где-то жить или нет, и от него же зависит плотность живой природы — то это многое объясняет. И то, что самочувствие моё в этих местах лучше, и естественный репеллент (как иначе выжить в агрессивной среде?), и повышенную регенерацию… Но тогда картина складывается следующая — оборотням лучше всего подходит местность с обильной жизнью, Homo alterus (здоровым родичам троллей) — с бедной, а люди занимают промежуточную позицию. Естественно, вряд ли между зонами есть чёткая граница — скорее всего, они пересекаются, а ведь ещё могут быть индивидуальные различия, например, между бледнокожими и зеленокожими людьми… Но всё равно, хотя доказательств недостаточно, гипотеза красивая и многое объясняет.

Поняв, что слишком увлеклась, заставила себя оторваться от размышлений и вновь заняться изучением человеческого образа жизни. В результате, пришла к выводу, что местные и свободные слишком разные, чтобы удалось найти причину простым сравнением. Скорее о поиске сходств говорить можно. Но, несмотря на малую отдачу, всё же не бросила исследование: когда люди уплывут, будет поздно жалеть об упущенном. Заодно решила провести тот же опрос, что когда-то, ещё до расставания с царскими, прошёл в нашем караване. Но большинство местных неохотно отвечали на вопросы о земной жизни.

Кроме этого, пришлось участвовать в заседаниях «внутреннего круга». Нам надо было решить, как будем вести себя с местными людьми и как — с йети. Особо жаркие споры вызвало два вопроса: стоит ли вообще рассекречивать месторасположение свободных, и какие условия ставить возможным переселенцам.

Если йети будут знать, где нас искать, они могут прийти с плохими намерениями. Но и нам не удастся скрываться вечно, рано или поздно наше месторасположение станет явным, а отношения подпортить успеем. Вот и как добиться того, чтобы и волки были сыты, и овцы остались целы?

С переселенцами наибольшую проблему, как ни странно, вызвало их имущество, а точнее — его количество. С одной стороны, наличие тех же палаток позволило бы свободным отдыхать от репеллента, защитить людей и дать больше времени на поиск решения. С другой — такая масса вещей однозначно вызовет зависть и, если ими начнут пользоваться племена, поднимет волну негатива к союзу. Причём не только у свободных, но и у возможных переселенцев (они могут решить, что их приняли из-за имущества). Кроме того, с учётом горы начальных вещей новоприбывшие будут в выигрышном положении относительно остальных, что тоже вызовет недовольство — на сей раз в сторону переселенцев. Да ещё и у каждого из богачей появится возможность диктовать свои условия — за это сдавая в аренду или продавая лишнее имущество. С третьей — палатки и костюмы всё равно не спасут, а лишь отсрочат гибель. Да и ситуация у свободных, хотя и сложная, но не безнадёжная — ведь за счёт полуводного образа жизни развитие язв удалось приостановить. А новый репеллент (по Лилиному рецепту) дает надежду на улучшение ситуации. С четвёртой — если будет много желающих присоединиться, то они могут начать нарушать законы и внести хаос в более-менее стабилизировавшуюся обстановку…

Прошло два дня, межплеменное правительство успело обсудить все вопросы и выработать предварительную стратегию, а йети, с которыми мы вели переговоры, всё не возвращались.

Гигантская луна коснулась горизонта, и разыгралась обычная для периода заката буря. К моему удивлению, пересидеть в палатке меня позвали двое — знакомая и ещё одна женщина. Подумав, я выбрала вторую — вряд ли общение с владелицей фей принесёт что-то новое, а тут пока неизвестно, чего ждать. И по этой причине — интересно.

Сначала надежды не оправдались: женщина угостила фруктом, подробно показала и рассказала о палатке и прочих вещах из выдаваемого им набора. Достаточно долго я недоумевала, к чему такие подробности (неужели просто с целью похвастаться?), но потом увлеклась и приняла активное участие в обсуждении свойств и качества предметов.

Например, выяснилось, что земная палатка этой и в подмётки не годится. Выданная керелями палатка хотя и небольшая по внутреннему объёму, но очень лёгкая, с отстёгивающимся тёплым и плавучим самонастраивающимся полом, обладающим в разложенном виде высокой (более двухсот килограммов) грузоподъёмностью на воде, да ещё и со специальными креплениями, позволяющими соединять сколько угодно полов в один более крупный. Да и сами палатки (за счёт того, что являются разборными) легко меняют форму и, соединив несколько, можно получить не скромное укрытие, а большой шатёр. Но даже не это главное. На ткани палатки и пола можно хоть дрова рубить — ему ничего не будет. А в разложенном виде каркас палатки настолько прочный, что крыша способна выдержать прыжки нескольких человек. То есть это не просто укрытия, а настоящая крепость получается. Остальные вещи гораздо проще и менее прочные, но всё равно крепкие. Например, москитная сетка выдерживает вес человека (хотя её и можно разрезать), а рюкзак легко превратить в воздушный спасательный круг. Женщина предлагала проверить палатку на прочность, а я, помня, сколько баллов начального имущества потратила на нож, — отказывалась. Но потом всё-таки сдалась и осторожно подковырнула малозначимый карман — и, выяснив, что нож запросто справляется с укреплённой тканью, с облегчением вздохнула. Было бы очень обидно впустую потратиться на нож, чтобы потом выяснить, что другим дают вещи не хуже, но гораздо дешевле. Зато женщина сильно удивилась и даже обеспокоилась, в результате пришлось её успокаивать, заверив, что такие инструменты если и есть, то в очень небольшом количестве. Потом попробовала справиться с палаткой её ножом и мачете, а также надорвать или перегрызть зубами, но потерпела неудачу.

В свете этого открытия поняла, что, возможно, у местных людей действительно есть шанс перебраться через океан. Особенно, если его воду можно пить долгое время без вреда. Да, риск всё равно остаётся и немалый, но всё же теперь решение людей уже не кажется настолько безрассудным.

— Что будет, если я решу присоединиться к знакомым тебе людям? — внезапно спросила женщина. — То есть: каковы условия присоединения, что мне надо будет делать, где можно жить и сколько за это придётся заплатить?

Странно. Только ей удалось убедить меня, что их путь — не самоубийство, как вдруг такой поворот.

— Но разве ты не со своими? — удивлённо поинтересовалась я.

— Я всё равно опасаюсь. Воды боюсь и плавать не умею.

Вот это новость. Ещё ни разу в этом мире не встречала людей, которые бы не смогли продержаться на воде, а тем более тех, кто её боится. И вот на тебе. Заметив мою реакцию, женщина покраснела и опустила глаза.

— Понимаю, что глупо, но ничего не могу поделать.

— У нас тоже многое связано с водой, — заметила я. — Например, она уменьшает раздражение от репеллента.

— Но и его действие, наверняка, тоже, — возразила женщина.

Я поражённо замерла. Сколько времени уже пользуемся, а внимания не обратили — восприняли, как нечто само собой разумеющееся. Но ведь этот факт тоже может иметь немалое значение. Вот что значит — свежий взгляд.

— Нет, действие не ослабляет и не укорачивает, — покачала головой я. — Ты спрашивала, на каких условиях мы принимаем. Во-первых, надо пройти проверку. Не сложную, но без неё свободные не примут новых людей. Во-вторых, соблюдать наши законы — о них я рассказывала. И, в третьих — оставить у себя можно только один набор. Остальное ты должна…

— Отдать твоим людям? — недобро прищурившись, перебила женщина.

— …оставить тем, кто поплывет через океан, — спокойно закончила предложение я. — Чем больше у переселенца будет вещей — тем сильнее это сможет спровоцировать конфликты. Поэтому лучше, если они будут довольствовались тем, что получили сами, а не наследством от умерших. Так будет честнее и справедливее. Да и безопаснее для вас самих. Поэтому — один набор и всё. За вступление платить не надо, но если ты захочешь воспользоваться помощью волгорцев — придётся за неё отработать.

Женщина поражённо молчала, явно не в силах поверить в услышанное.

— Но почему нельзя взять всё? Я готова немного поделиться…

— Нет, — твёрдо ответила я. — Только один набор. На других условиях мы не принимаем.

— И ты серьёзно думаешь, что найдётся хоть один, кто согласится присоединиться на таких условиях? — в шоке поинтересовалась она.

— У нас нет большого желания принимать кого-то ещё, — честно сказала я. — И если условия отпугнут — тем лучше.

— Сумасшедшие, — с ноткой страха прошептала женщина себе под нос. — Спасибо, я подумаю, — чуть громче добавила она. — Это точно решение людей, а не йети?

Заверив её, что точно, я дождалась краткого перерыва в шторме и перебралась в палатку к владелице фей, где и провела почти всё остальное время закатных бурь. По крайней мере, она нас в ненормальных не записывает.

 

14–33 марта 2 года. Человеческий лагерь — джунгли — Волгоград

После заката гигантской луны появилась ещё одна странность. Теперь фрукты и прочая органика не просто поражались чёрной пылью, но и покрывались странной, болезненного вида, блестящей плёнкой цвета венозной крови и с неприятным запахом тухлой рыбы. При внимательном наблюдении я заметила, что она не стоит на месте, а слегка движется, будто бы перетекая с места на место. Продукты, на которых появлялась такая плёнка, становились совершенно не годными в пищу: не столько из-за несъедобности (хотя ядовитость и повышалась), сколько из-за отвратительного гнилостного привкуса и отталкивающего аромата. Даже срезание верхнего слоя фрукта не помогало: запах и вкус пропитывали его насквозь. Появление ещё одной неприятности подстегнуло людей и лишило последних сомнений. Они быстро соединили плоты, пока не в один, а в несколько (планируя завершить конструкцию уже в океане), и собрались отчаливать от берега.

Лидеры йети будто подгадали и вернулись как раз вовремя, чтобы проводить людей в дальнее путешествие. Наскоро обработав фей разведённым потом, я присоединилась к прощающимся. Никто из людей в этом лагере так и не решился остаться: даже те, кто сначала выражал любопытство, резко передумывали, стоило узнать условия присоединения. Хотя люди вроде говорили, что кто-то всё-таки решил остаться, пообщаться с такими не удалось — они не приходили к лагерю.

После того, как плоты скрылись за деревьями, я повернулась к оборотням.

— Несколько наших проследят их путь до океана и в нём, пока люди не скроются из виду, — сказала Щука.

— Зачем?

— Хотим убедиться, что они не передумают, — пожала плечами оборотница. — Или быть в курсе, если всё-таки решат остаться. Почему ты согласилась ухаживать за малышами? — неодобрительно поинтересовалась она в свою очередь.

— Не ради них или дружбы, — честно ответила я. — Думаю, что болезнь этих животных может дать нам нужную информацию.

— Хорошо, — кивнула Щука и жестом передала слово одному из стерильных мужчин.

Тот сразу же перешёл к делу:

— Мы долго обдумывали, как можно справиться с психологическими социальными проблемами и пришли к выводу, что откладывать контакт нельзя — это только усугубит ситуацию. Поэтому мы предлагаем попробовать следующий вариант: к свободным пойдут несколько из нас, те, кого мы посчитаем достаточно спокойными и разумными для первого контакта. Йети поживут рядом с людьми, посмотрят, если получится, убедятся в отсутствие предрассудков и сами попробуют от них избавиться. Потом, если задумка сработает, придут другие. Но понемногу, чтобы не поддерживать друг у друга уже сложившееся, старое впечатление. Когда мы справимся с расизмом и узнаем людей, а люди узнают нас — можем уйти и сделать перерыв в общении.

Обсудив предложение йети с межплеменным советом, мы пришли к выводу о его приемлемости и разумности. Хотя опасения всё равно оставались, но если свободные не сделают шаг навстречу пытающимся установить мир оборотням — то грош нам цена.

— Мы согласны, но на определённых условиях, — сообщила я решение правительства. — Вы не будете ходить в те места, в которые мы запретим, или пытаться выведать наши секреты. Также по первому требованию вы покинете земли свободных. А ещё, — я улыбнулась, вспомнив подозрительность Вадима, — мы не оставим вас без присмотра и, в свою очередь, будем следить, чтобы понять, чего от вас ждать и можно ли доверять.

Йети без возражений приняли наши условия. В результате дальнейших переговоров мы сошлись на том, что со мной пойдут четверо мужчин и две женщины. Причём после того, как доберёмся до места, оборотни планировали разделиться, чтобы оказывать наименьшее влияние друг на друга.

Обратный путь был достаточно долгим, но не скучным. На время перехода я сажала фей в свёрнутую из простыни сумку — так нести животных оказалось гораздо удобнее, чем в руках или быстро сгнивающей корзине. Когда насекомые начинали интересоваться феями, я делала недолгую остановку и обрабатывала миниатюрных людей разведённым потом. Семейка фей большую часть времени вела себя достаточно спокойно и флегматично, но иногда по непонятной причине возбуждалась, начинала вырываться и пытаться сбежать. В этом случае приходилось просить помощи у кого-нибудь из мужчин — чтобы не упустить ценный опытный материал.

Я многое узнала от спутников, они, в свою очередь, тоже интересовались нашей жизнью и историей. Поскольку местным оборотням давали только по три вещи на выбор (плюс кольцо-анализатор), им почти с самого начала пришлось приспосабливаться, искать способ выжить, делать орудия труда и многое другое. Богатство и, одновременно, специфичность этой местности сильно повлияла на характер и становление новой личности, и никто из йети так и не смог вернуть себе чувственную память прошлой жизни. Но это не значит, что они скатились в каменный век, скорее, просто легче восприняли странности своего нового мира.

Несмотря на то, что керели сильно ограничили йети в количестве вещей, выбрать позволили многое. В том числе, один из мужчин взял компьютер, а другой — грузовую машину (и то, и другое на солнечных батареях). К сожалению, автомобиль в такой местности оказался почти бесполезен, но он до сих пор функционирует. Вспомнив о гипотезе взаимодействия техники и оборотней, подробно расспросила их по этому поводу, и выяснилось, что никакой негативной реакции у местных на технику не возникло. Вечером сообщила о новых фактах Игорю, но он не согласился с моими выводами о том, что гипотеза оказалась несостоятельной.

— Как раз наоборот — это может быть косвенным подтверждением гипотезы, — заметил он. — Ты не интересовалась после возвращения…

— Забыла, — покаялась я. — Там много другого навалилось.

— …а я не напомнил, но и не забыл. До сих пор собираю статистику.

Математик рассказал, что ему удалось выяснить. Дет не первый владелец нашего общего компьютера, поэтому не знает, заказывали его безопасным или нет. Зато в других группах, с которыми удалось связаться Игорю (вот ведь гиперобщительный), ситуация сложилась очень интересная. Почти все представители лесных людей владели именно безвредными вариациями техники. А там, где осталась недоговорённость, наблюдались припадки и случаи странной болезни… по симптоматике очень схожей с той, что когда-то поразила Аллу и её друзей. Чем больше было такой (без условия безвредности) техники — тем длительнее и сильнее протекали приступы. Причём для них хватало малого: даже небольшого количества «опасных» приборов было достаточно для того, чтобы болезнь достигла самой тяжёлой стадии. Кроме того, некоторые из изменённых людей рассказывали, что жившие рядом с ними (и очень часто — техникой) лесные люди либо погибали по непонятной причине, либо уходили. И опять-таки симптомы практически совпадали с уже известными.

Конечно, с учётом уже выяснившейся закономерности по плотности жизни это может оказаться простым совпадением, но сомневаюсь, что всё так просто. Особенно учитывая, что Игорю удалось узнать ещё один интересный факт. Даже там, где керели не давали сложную технику, единицам удалось её выпросить. Но только в том случае, если они догадывались оговорить безвредность прибора. Тогда люди внезапно получали разрешение взять то, что хотели (несмотря на то, что до тех пор слышали категорический отказ). Математик поговорил с очень многими людьми, высаженными керелями в разных условиях и с разными начальными возможностями, но эти детали совпадали почти везде. Либо были приступы и гибель (причём Homo oculeus, мой вид в этих местах не выживал вовсе), либо вся техника оговаривалась как безвредная (другой просто не давали), либо с техникой соседствовали изменённые люди (Homo alterus). Только в трёх группах, с которыми Игорь вышел на связь, имелась техника с не оговорённой безопасностью — но в этих случаях керели всегда давали меньше вещей. И все три такие группы состояли из оборотней.

Я кивнула. Гипотезу можно считать доказанной — слишком много фактов её подтверждают. Из этих фактов напрашивается вывод, что моим сородичам с меньшим количеством начального имущества давали «безвредные» приборы. И местным йети — тоже. Именно по этой причине они и не испытывали дискомфорта. Вот и ещё одна слабая сторона оборотней — в будущем для нас понадобится специфичная техника, и не факт, что её так просто сделать. Иначе безвредность практически не увеличивала бы «вес» начальных вещей. Я решила пока не сообщать йети о неприятных выводах — если сработаемся, то это можно будет сделать и позже.

А пока мы продолжали двигаться к свободным.

Новое бедствие, названное кровянкой, заполонило лес. К несчастью, она не только повреждала те же самые материалы, что и чёрная пыль, но и образовывала тонкую скользкую слизистую плёнку на листьях, плодах и вообще всех доступных поверхностях — хорошо хоть, пока только отдельными пятнами. Запах тухлой рыбы преследовал везде, и вся, даже только что собранная, пища приобрела неприятный привкус. С каждым днём кровянки становилось всё больше, и вскоре даже обычный для данной местности зелёный туман приобрёл багровый цвет. Лес из привлекательной сказочной чащи превратился в порождение фильма ужасов. Багровая часть тумана, в отличие от зелёной, даже в ясное время почти не поднималась вверх, а продолжала расползаться между деревьями зловещими тяжами. В результате во время перемены погоды картина складывалась и вовсе жуткая: при ухудшении грязно-кровавый и зелёный призрачные монстры сплетали щупальца и постепенно смешивались, растворяясь друг в друге, а когда тучи разгонял ветер, смесь расслаивалась, и зелёная часть тумана медленно, будто нехотя, уходила вверх.

Чуть позже пятна кровянки слились воедино и лес стал не только вонючим, но и ужасно слизистым и скользким. Мерзкое микроскопическое создание пыталось поселиться даже на коже, отчего та начала зудеть и чесаться, а мы каждые несколько часов залезали в воду, чтобы оттереть появившиеся пятна. Из-за слизи двигаться приходилось гораздо осторожнее и медленней, поскольку удержаться на ветвях, скалах, да и вообще на ногах стало сложнее. Несколько раз мы видели животных, которым кровянка принесла смерть, а однажды стали свидетелями гибели поскользнувшегося на склоне оленя. Звери теперь тоже ходили медленно, практически не прыгали, предпочитая стелиться или ползти по земле (по крайней мере, те, для кого был доступен данный способ передвижения).

А ровно через неделю после отплытия местных людей дожди тоже приобрели грязно-красную окраску, а запах стал ещё более сильным и противным. Если бы я не видела животных, то решила бы, что все они сдохли и теперь джунгли наполнены массой разлагающихся трупов. В это время я (впрочем, как и большая часть других людей и йети) почти не могла есть, и даже при питье родниковой воды приходилось подавлять рвотные позывы — казалось, она тоже отдаёт тухлятиной. От заполнившего лес смрада постоянно тошнило и кружилась голова. Животным тоже приходилось несладко: смолкли песни и никто уже не воевал за территорию или самок. А феи и вовсе отказались от пищи, стараясь поменьше двигаться и закрывая нос маленькими ладошками.

К счастью, через пять дней после начала тухлых дождей они исчезли. Несколько обильных ливней с чистой небесной водой всего за сутки смыли все следы кровянки, гадостный запах исчез, и мы смогли, наконец, вздохнуть полной грудью.

Вскоре выяснилось, что кровянка принесла не только неприятности. Вместе с ней бесследно исчезла чёрная пыль: продукты теперь портились не сильнее, чем до её появления, снова появилась возможность сплести корзины, сохранить древесину, траву и даже шкуры. Джунгли вернулись к привычной жизни: животные начали строить гнёзда, а орангутанги — запасать хворост.

Чтобы добраться до Волгограда, потребовалось ещё больше полутора недель после окончания тухлых дождей. И когда, наконец, впереди показалось знакомое, хотя и сильно изменившееся, селение волгорцев, я облегчённо вздохнула.

К этому времени йети уже договорились со свободными, кто куда распределится. Один из мужчин и Щука останутся рядом с Волгоградом (как-никак, он чуть ли не культурный центр). Ещё один йети поживет в компании Марка и истинно свободных, а остальные — походят по джунглям, посмотрят и поговорят с народом. На всякий случай, каждого из гостей снабдили мобильником для связи (и чтобы было легче следить за их действиями и передвижениями). А потом я попрощалась с новыми знакомыми, обняла изъеденную язвами Надю, посадила фей в корзину и, получив маленький и хлипкий плот, отправилась в Орден.

 

34 марта–4 апреля 2 года. Орден

По пути я заметила трёх маленьких крокодилов, играющих у одного из островов, и поняла, что прошлые опасения могут оказаться обоснованными и через несколько лет река, скорее всего, будет кишеть опасными рептилиями. Местная жизнь не собиралась делать нам поблажек. Неизвестный катаклизм, произошедший до нашего появления, теперь даже радовал — если бы все неприятности навалились одновременно, выжить бы точно не получилось.

Рысь добралась до плота раньше, чем плот до берега. Пообщавшись с дочерью, я наконец причалила к мосткам и вытащила на мох своё плавсредство, чтобы его не унесло ветром. Что странно, сейчас у берега стояла не только Севина лодка, но и ещё один плотик. В это время к воде спустились встречающие, и закономерный вопрос отпал сам собой: у нас гостила волгорка. Точнее, уже собиралась уходить.

— Список пришлём ближе к вечеру, — поприветствовав меня, обратилась к гостье Лиля. — Но очень важно, чтобы среди стройматериалов был бамбук или тростник. Ещё из продуктов, по возможности, сахар и воск.

— Передам, — улыбнулась женщина, закрепляя на своём плоту плотно закрытое крышкой ведро. — Но всё-таки постарайтесь рассчитать конкретную потребность и перешлите список.

Экономист кивнула, распрощалась с волгоркой и, проследив, как та отплывает от берега, повернулась ко мне:

— А нам удалось продлить срок хранения репеллента почти на неделю, — похвасталась она. — Жаль только, что мазаться всё равно не реже четырёх раз приходится. Зато за прусами всё время гоняться не надо.

— Судя по всему, активное вещество не остаётся на поверхности кожи, а впитывается в неё, — поделилась я предположением. — Наверное, поэтому вода уменьшает раздражение, но не снижает эффективность. И в этом случае от язв избавиться не получится.

— Ничего, с ними уже легче дело обстоит. Видимо, поскольку реже мажемся, да ещё и в закрытом помещении отдыхаем, меньше яда попадает.

И действительно, язвы, хотя и не прошли полностью, но стали не такими глубокими. Росс высказал предположение, что продолжая пользоваться репеллентом, залечить их будет не так просто, но даже то, что наметились положительные изменения, давало большую надежду.

Наскоро перекусив, пообщавшись с другими детьми и покормив ручных фей, я пошла смотреть, что изменилось, пока ходила в экспедицию. А поменялось многое.

Укрытие, построенное Марком и его друзьями, продолжало функционировать, но теперь на мелководье появилось ещё две хижины — небольшие, около трёх метров в диаметре, похожие на перевёрнутые кверху дном плетёные корзины, брошенные на воду. Щели между прутьями заткнули мхом, который позволял воздуху циркулировать, но не пропускал гнус. Надземного входа в эти укрытия не было — желающие отдохнуть ныряли и залезали в дома через отверстие в днище. Зато и кровососы практически не проникали в хижины. Естественно, огня в них не предполагалось, но людей спасали наличие ночного зрения, свет, попадающий через подводный вход и экран общеплеменного компьютера, при необходимости используемый в качестве фонарика.

Немалое развитие получила и «научно-исследовательская» часть Ордена, превратившись чуть ли не в настоящую походную лабораторию. Причём своими силами такого прогресса достичь бы не успели — истинно свободные приходили ещё раз, привезли материал и помогли завершить самые трудоёмкие работы. А посвящённые начали производство хранящегося репеллента и как раз сегодня впервые отправили партию защитной мази в Волгоград.

Кстати, выяснилось, что Вероника случайно заказала более сложный инкубатор, чем сама предполагала. Да, он действительно с высокой точностью позволял регулировать температуру и влажность, но в гораздо более широких пределах: влажность от пяти до ста процентов и температуру — от минус тридцати четырёх до ста пяти градусов по Цельсию. Удивившись, я поинтересовалась, как ей это удалось, на что агроном пожала плечами:

— Я заказала инкубатор, который бы годился для выведения почти всех местных яйцекладущих животных… а потом подумала и добавила, что и для проращивания семян растений. Но никак не предполагала, что в эти пределы входит заморозка и температура кипения.

— Это точно, — кивнула я. — В результате у тебя не инкубатор получился, а что-то вроде высокоточного термостата с морозильником.

Кстати, немалую роль в технологии изготовления репеллента играли уникальные свойства «инкубатора» — он позволял достаточно быстро высушить (сконцентрировать) раствор пруссовского пота. Потом полученный концентрат растирали с жиром, воском и ещё несколькими добавками до однородности, быстро нагревали до шестидесяти двух градусов в закрытой ёмкости и тут же охлаждали — и то, и другое при постоянном встряхивании, для равномерного перемешивания. Причём стоило даже немного пересушить или недосушить концентрат, перегреть, передержать, дать расслоиться, позволить смеси контакт с воздухом или недостаточно быстро её остудить, как свойства репеллента сильно ослабевали, а то и вовсе пропадали, в результате он уже не годился для использования и бракованную порцию приходилось выбрасывать.

— Хорошо, что у нас такое значительное продвижение, но плохо, что производство сильно зависит от инкубатора, — поделился Маркус. — Во-первых, это накладывает непреодолимое ограничение на объём выпуска (даже если будет достаточно материалов), а во-вторых — лишившись инкубатора, мы уже не сможем восстановить производство. Поэтому надо искать другую методику, которую бы можно было применять без использования начальных вещей.

— И ещё, — с азартом блестя глазами, вставила Лиля. — Я уже всех уговорила, только ты осталась. Надо добиться, чтобы этот и последующие рецепты репеллента не ушли за пределы нашего племени… ну и, так и быть, межплеменного правительства. Пусть в первую очередь мы учёные, но этот продукт должны выпускать только посвящённые. И никак иначе.

— Именно, — кивнула Света. — У сатанистов есть тайны, которые дают им силу и влияние, волгорцы наводят контакты, и в результате оказались в выигрыше — их селение стало центром. А теперь и у нас тоже будет своя сила.

— «Думаешь, правительство согласится?», — поинтересовалась я по тайной связи.

— «Думаю, что шансы неплохие. Они и сами должны понимать причину. К тому же мы ведь не откажемся делиться репеллентом — только рецептом», — ответила Света, вздохнула и устало сгорбившись, ушла отдыхать.

Если раньше нам каким-то загадочным образом удавалось противостоять болезням, то теперь они поразили многих свободных. Врачи предполагали, что большую негативную роль сыграла кровянка: народ практически не мог есть во время тухлых дождей, из-за чего ослаб. Но, возможно, этот микроорганизм и сам по себе ослабил иммунитет — и то, что было угрозой, стало реальностью. К сожалению, новая беда не обошла стороной и Орден. Вероника, Света и Илья страдали от сердечной болезни (по симптоматике очень похожей на ту, которая когда-то поразила Вадима). Лекарств от неё так и не нашли, и единственное, что могли сделать — так это побольше отдыхать. Впрочем, у химика уже намечались положительные изменения, хотя всё равно стоило начать работать, как приступы возобновлялись. К счастью, у нас была возможность дать больным время на выздоровление. Больше половины детей, Дет, Росс и Маркус подцепили какую-то кишечную инфекцию. На некоторое время облегчить их состояние позволял растёртый древесный уголь с густым отваром красного мха, но всё равно больным приходилось бегать в туалет почти каждый час. Кстати, инженер снова возвёл это необходимое строение, но на сей раз махнул рукой даже на видимость приличий и удовлетворился самым минимумом: покрыл настилом с несколькими дырками небольшой овраг. Ни стен, ни даже плетня, только навес от дождя и пара кустов по бокам — в результате посетители находятся практически на всеобщем обозрении. Впрочем, данный факт никого не смущал: народ не обращал внимания на справляющих нужду, а те не тушевались и облегчались в своё удовольствие.

Дети, несмотря на то, что большинство из них едва преодолели годовалый возраст (чуть больше двух земных лет и девяти месяцев), уже принимали полноценное участие в жизни племени. Да и мы воспринимали их не как маленьких, а чуть ли не как подростков: не по росту или виду, а по самостоятельности и возможности поручить какое-нибудь, пусть не сложное, дело и не беспокоиться о том, будет ли оно выполнено. Полукровки уже полностью прекратили властвовать над остальными, будто потеряв интерес к этому занятию. Впрочем, не думаю, что сейчас им бы удалось управлять другими детьми. Отношения между полукровками и остальными стали более отстранёнными, даже холодными. Не в том плане, что этим детям отказывали в контакте или не считались с интересами, просто исчезла эмоциональная близость. И не по причине предвзятости — сами полукровки стали менее чувствительными и даже когда пытались изображать эмоции, это получалось плохо, слишком наигранно и не вызывало доверия, а лишь отторжение. Быстро поняв, что такое поведение больше не проходит, Дима, Лорд и Дина прекратили попытки и стали вести себя естественно, но и гораздо менее эмоционально. Они тоже принимали участие в жизни племени, были очень прилежными и аккуратными, но с каждым днём всё больше отстранялись от остальных: не участвовали в общих играх или приготовлении лакомств — и то, и другое их практически перестали интересовать. Единственное, что вызывало любопытство и сильные искренние эмоции — это решение задач и головоломок, а также получение новых знаний. И самой частой забавой полукровок стало сложение, деление и умножение в столбик. Вроде бы и рано — других детей совсем не привлекал абстрактный счёт, — но для Димы с друзьями задание поделить два числа (а особенно — больших или чтобы получалась неправильная дробь) было наилучшей наградой за труды.

Появление межплеменного правительства позволило нам сделать очень большой шаг вперёд. Если раньше, даже после начала сотрудничества, мы контактировали и совместно работали почти исключительно над внешними проблемами (за редким исключением) и предпочитали скрывать силу и слабость своих племён из страха показать уязвимость, то теперь такая необходимость отпала. Хотя внутреннему кругу всё равно оказалось сложно привыкнуть говорить достаточно откровенно, но главный барьер удалось преодолеть, и взаимодействие между племенами вышло на новый этап. Сатанисты теперь смогли больше сил отдавать поддержанию порядка и слежке, мы — исследованиям и разработкам, а волгорцы — организации и взаимодействию с остальными свободными. В том числе, в качестве отработки они могли организовать людей на заготовку стройматериалов — и посвящённым с сатанистами уже не приходилось думать над этой проблемой.

Кстати, межплеменное правительство почти сразу же проголосовало за то, чтобы позволить нам сохранить тайну репеллента. Общее мнение высказал Вадим:

— У моего племени есть сила и возможность силового воздействия, у волгорцев — власть и авторитет. Они пользуются наибольшей популярностью и даже любовью народа за открытость и готовность помочь. У посвящённых до сих пор не было власти — теперь она появится. И это хорошо — только сдерживая друг друга, мы сможем сохранить баланс и не перекосить союз в чью-то сторону.

— Тем более, что это ваше достижение и отбирать его было бы бесчестно, — добавил волгорец.

Росс с радостью поддержал мою идею с экспериментами над феями. И даже, невзирая на возражение остальных, настоял на том, что в исследованиях рациональнее использовать семью, живущую по соседству — так будет легче наблюдать.

— Больные феи такие же ядовитые, как и здоровые, — высказала я мысль, которая уже давно засела в голове и не хотела уходить. — Но защиты от насекомых у них нет. Более того, я проверила пот ручных фей — он тоже по ядовитости не слабее, чем у здоровых. Значит, то вещество, что даёт защиту, по крайней мере, специфичную, может оказаться гораздо менее вредным, чем мы предполагали вначале.

— Логично, — кивнул Илья.

— Отсюда вывод — мы должны постараться найти фактор, который позволяет феям вырабатывать репеллент. А заодно — понять, что именно им является, и попытаться отделить зёрна от плевел… точнее — защитное вещество от яда, — добавил Росс. — Для начала, можно вскрыть одну здоровую и одну больную фею, сравнить строение и посмотреть, не поражён ли какой-то специфический орган.

— Стоп! — резко возразила я. — Сначала попробуем обойтись без убийства.

— Это из-за твоего обещания? — неодобрительно нахмурился зеленокожий.

— Не только. Если здоровых наловить не так трудно, то больных у нас только трое — и глупо было бы так ими так разбрасываться. Надо постараться сохранить экземпляры как можно более целыми, — заметила я. — Мало ли по какой случайности можем их потерять.

— Согласен, — подумав, признал мою правоту Росс. — Значит сначала ищем источник репеллента не калечащими способами.

— И налаживаем массовое производство по уже существующему рецепту, — добавила Лиля. — Я бы даже это как первоочередную задачу поставила.

— Нет, с исследованиями тянуть нельзя, — покачал головой зеленокожий. — Вдруг подопытные погибнут и мы упустим такой уникальный шанс.

Мы с Россом долго сравнивали соскобы кожи, волосы и различные выделения фей, но безрезультатно. Ручных приходилось держать в клетке, поскольку стоило дать им свободу, как феи тут же шли к диким выяснять отношения и разгоралась драка.

Йети вели себя спокойно, правил не нарушали, но порой проявляли сильное любопытство. Уже через несколько дней наблюдающий за группой Марка мужчина-йети не смог остаться в стороне и присоединился к работе. Истинные пока были слишком заняты, поэтому, несмотря на желание пообщаться, мы с Марком не виделись, но каждый день разговаривали по телефону.

Росс с Вероникой рассказали, что кровянка не просто так оккупировала лес. Это амебоидное создание не питалось ничем… за исключением чёрной пыли и её спор. Именно кровянка освободила джунгли от эпидемии гнили. А тухлые дожди — ничто иное, как те же амёбы, но уже погибшие от голода.

— Я пытался их сохранить, — поделился Росс. — Но они, заразы, и в колбе сдохли. А вот споры чёрной пыли в другой колбе остались. Так что ни в коем случае её не открывайте — вдруг споры разлетятся, чёрная пыль размножится и опять всё пожрёт.

Через несколько суток, когда Веронике стало легче и болезнь чуть отступила, я выкопала один из маленьких репеллентных кустов (благо их взошло порядка двадцати штук). При этом главной задачей было как можно меньше повредить корни, из-за чего работать пришлось долго. Хотя почти вся корневая система куста находилась буквально в нескольких сантиметрах от поверхности, один, самый толстый, основной корень уходил вниз почти на метровую глубину. Ругаясь и делая частые перерывы, я ковырялась в неподатливой, переплетённой корнями других растений, земле несколько часов, пока не достигла толстого корневища дерева. Именно тут заканчивался куст — его корень крепко сросся с деревом и, судя по всему, тянул из него соки.

— Паразит, — мы с Вероникой одновременно пришли к очевидному выводу.

— Видимо, поэтому он и не всходил — сначала искал хозяина, на котором можно укрепиться и паразитировать, — заметила агроном. — А значит, если посадить боб в ранку на корне дерева, то, скорее всего, получится вырастить серебристого лешего там, где требуется.

— Думаю, что ты права, — кивнула я. — По крайней мере, попробовать точно надо.

Вера пребывала в радужном настроении, которое не смог испортить даже прихвативший её понос. Когда изменился ландшафт и вылезли скалы, вместе с ними над поверхностью оказались и некоторые ценные минералы. Не прямо на виду, но порой под достаточно тонким (от миллиметра до сантиметра) слоем основной породы, которую удавалось подковырнуть и отломать. В том числе, в той скале, которая унесла вверх половину старого селения, оказалось месторождение золота. На одном из соседних обрывов геолог обнаружила графит и алмазы, чуть дальше — тоже графит, ещё в одной скале — некое подобие мрамора, потом опять золото…

— Что удивительно, — делилась с нами Вероника, возвращаясь из очередного поиска. — Минералы расположены совсем не так, как должны бы, и по виду месторождения скорее напоминают осадочные, чем вулканические. Даже графит и алмазы, что вовсе странно.

А ещё геолог рассказала, что ни разу не встретила застывшей лавы или чего-то подобного.

— Алмазы явно указывают, что под нами не всё спокойно, — заметила она. — Но других признаков нет.

Вероника надолго задумалась, а потом с опаской покосилась на выходящую золотую жилу.

— Вот знаете, на что это немного похоже? — сказала она. — Как если бы минералы образовались, а потом их выковыряли или вымыли из вулканической породы и переправили в другое место. Потому что они достаточно плохо сочетаются между собой.

— Но если минералы перемещали, а это вполне в силах керелей, то не может ли оказаться так, что нас посадили на искусственную, только недавно сделанную планету? — высказал идею Игорь.

— Ага, а планету сделали тяп-ляп, совсем не глядя на то, что и где должно быть, — рассмеялся Сева. — Нет, думаю, такое даже керелям было бы сотворить сложно.

— Может быть и другой вариант, — высказал предположение Маркус. — Что, если там, — физик указал вниз, — есть некие условия, при которых этот камень находится в жидком состоянии даже без усилий камнегрызов? Тогда под нами могут течь каменные реки, которые и принесли откуда-то всё то, что мы сейчас находим.

— А ещё, — резко прекратив веселиться, вздохнул инженер, — никто из нас не знает, как устроен этот мир. И какие процессы протекают под землёй. Кора-то совсем другая, вдруг и минералы образуются по какому-то иному принципу?

 

Эпилог. 5–7 апреля 2 года. Орден

Вечером я родила двойню — мальчика и девочку. Оба ребёнка оказались совершенно нормальными: маленькими, слепыми и мохнатыми — что очень радовало. На время родов не стала уходить далеко, уединившись в наскоро сделанном гнезде над Орденом. Длительная совместная жизнь с другими людьми привела к тому, что я даже не подсознательном, инстинктивном уровне перестала видеть в них угрозу. И это радовало не меньше, чем хорошо прошедшие роды.

После того, как поделилась радостной новостью с Марком, его начали раздирать сомнения: с одной стороны, очень хотелось прийти и хотя бы посмотреть на своих детей, а с другой — он всё ещё опасался, что может включиться детоубийственный инстинкт. Естественно, против запланированного ранее эксперимента Марк не возражал, пообещав заглянуть, как только закончит работу и освободится — чтобы своими действиями не подводить друзей.

В один из дней, спускаясь к реке, заметила неподалёку, буквально в сотне метров, у ближайшего островка, крупного крокодила с целым выводком малышей. Причём, судя по всему, местные рептилии взаимодействовали друг с другом гораздо активнее и более сложно, чем земные аллигаторы: взрослая особь не только охраняла потомство, но даже кормила, с готовностью делясь своей добычей. Детёныши тоже вели себя совсем не как тупые рептилии — поев, одни затеяли игры в догонялки, а другие залезали на прибрежную корягу и с плеском прыгали с неё в воду. Это больше напоминали поведение зверёнышей, чем ящеров. Да, сколько же мы ещё не знаем об этом мире…

Постепенно рядом собралось ещё несколько человек — крокодилы привлекали внимание и вызывали опасение.

— А вот мне одна мысль в голову пришла, — заметила я, наблюдая за резвящимися рептилиями. — Если поймать крокодила и покусать им пруса, вдруг репеллент начнёт действовать и против крокодилов?

— Думаешь? — с сомнением потянул Сева.

— Не уверена, но шанс есть, — пожала плечами я. — По крайней мере, у меня когда-то против пираний вырабатывался.

— Хорошо, если получится, — кивнул инженер, а потом мечтательно прищурился. — Если против всего репеллент может выработаться, то потом надо будет поймать тигра и покусать им пруса…

Я смутилась, но потом не сдержалась и фыркнула — очень уж забавно прозвучало развитие моей гипотезы.

— Как ты его собираешься ловить? — рассмеялась Света. — Мы даже убить не смогли, а ты живым хочешь.

— Я же не говорил, что сейчас пойду, — ничуть не обиделся Сева. — Если получится против крокодилов — тогда и будем думать.

— Мы ещё одно месторождение золота нашли. И алмазов, — поделилась только что вернувшаяся Вера, подкидывая на ладони небольшой жёлтый голыш. — Очень богатая местность, прямо не джунгли, а настоящая сокровищница. Жаль, что раньше мы этого не замечали.

Геолог ещё раз подкинула кусок металла и задумчиво посмотрела на крокодильи игры.

— Да, мы поселились в драконьей сокровищнице, — чуть позже добавила она. — Осталось только научиться жить рядом с драконом и его выводком. Ведь истребить всех властелинов этих мест не в наших силах.

Такая ассоциация вызвала улыбку. Действительно, в этих местах очень богатая природа: как живая, так и неживая. Но неприятностей, опасностей и катаклизмов тоже очень много. И если мы хотим тут жить, то надо приспосабливаться к природе, а не пытаться подстроить её под себя. Этого мы всё равно не сможем сделать. По крайней мере, в ближайшую сотню лет.

Я счастливо потянулась, наблюдая, как Росс с Лилей крутят на самодельном вертеле над костром плотно закрытое ведро с очередной порцией репеллента (из-за того, что нагревать надо быстро, инкубатор в этой роли не годится). Потом встала, потрепала подбежавшую Рысь за ушами и пошла проведать младенцев.

Настроение в Ордене, да и вообще среди свободных было очень хорошим. Да, на людей свалились болезни, но их всё равно не удалось бы избежать — ещё хорошо, что хотя бы некоторое время удавалось противостоять. Но даже несмотря на сильно повысившуюся заболеваемость, положение стало не хуже, а лучше, чем вначале. Теперь, когда исчезла чёрная пыль, удалось стабилизировать криминогенную обстановку, заключить хотя бы начальный нейтралитет с местными йети и сработаться с другими племенами, у меня появилась уже не надежда, а почти настоящая вера в то, что свободные здесь всё-таки выживут. Репеллент потихоньку совершенствуем, строимся и сживаемся с реалиями этого мира. Даже какие-то, пусть самые примитивные, лекарства появляются…

Да, не думаю, что дальше обойдётся без бед, потерь и трудностей — но когда же бывает без них? Однако ту же чёрную пыль в следующий раз мы встретим подготовленными. И будем знать, чего следует ожидать. Это наш дом. Наш — и местных йети. Встряхнув головой, я решительно посмотрела вдаль. Мы научимся жить в мире. Во всех смыслах этих слов.

 

Обращение автора к читателям

Уважаемые читатели! Надеюсь, что мне удалось хотя бы частично показать Вам те необычные события и оригинальный мир которые рисовало моё воображение при написании этого произведения.

Считаю своим долгом предупредить, что и в дальнейшем общий файл будет периодически обновляться (займусь вычиткой и стилистической правкой). В случае, если вдруг обнаружатся несоответствия и потребуются смысловые сюжетные изменения, о них выложу предупреждение в отдельном файле.

В честь окончания третьей части «Наследников предтеч» прошу поделиться Вашим впечатлением. При этом особенно ценны указания как на достоинства, так и на недостатки (некоторые из них я уже знаю и пытаюсь бороться — с переменным успехом) произведения с Вашей точки зрения. Ваше мнение было бы очень ценным для меня, помогая взглянуть на созданное со стороны, понять, что показать удалось, а что осталось в тумане.

Пользуясь случаем, выражаю огромную благодарность поддерживающим написание и помогающим с вычиткой (а порой — и указывающим на нелогичность событий) родным.

Спасибо всем, кто не пожалел времени, чтобы оставить комментарии, и поддержать меня в процессе написания, особая благодарность авторам развёрнутых отзывов. Особая благодарность Галине Ли — за постоянную поддержку.

А также спасибо всем читателям — просто за то, что Вы есть.

© Copyright Непейвода Софья Николаевна (snnw(dog)rambler.ru)

Оригинал произведения находится по адресу: http://samlib.ru/n/nepejwoda_s_n/

Размещен: 31/12/2009, изменен: 04/05/2013.