Белокерман

К сожалению, светлая полоса имеет неприятную привычку заканчиваться. Так случилось и на этот раз. Счастливая беспроблемная жизнь прервалась резко, грубо возвращая меня с облаков на грешную землю.

Однажды, заговорившись со знакомым моллюском, я припозднилась и возвращалась домой уже после заката. Ночи здесь тёмные, непривычные для жителя северной части России, где зимой светлее из-за обилия снега, а летом северная часть неба не угасает полностью, обеспечивая достаточную яркость, чтобы ориентироваться. Такие тёмные ночи, как здесь у нас бывают только осенью, когда ещё не выпал снег, а день уже сильно сократился. Столкнувшись с местной особенностью ночного освещения, проблуждав несколько часов и убедившись, что уличных ламп или хоть чего-то подобного в Белокермане нет в принципе, я приобрела небольшой фонарик, чтобы в следующий раз не оказаться в полной темноте. К счастью, кроме потери ориентации, ночные улицы Белокермана не таили в себе других угроз, но всё равно я каждый раз, возвращаясь домой после заката, насторожено прислушивалась. И на сей раз — не зря.

Впереди раздался шорох, и я резко остановилась. Из-за поворота ближайшего перекрёстка выехал привычный по работе уличный пылесос. Но само по себе это не удивляло, странно было другое: рядом с ним не оказалось оператора. Как заворожённая, я несколько минут шла следом за качественно выполняющим свои функции прибором, а потом сорвалась с места и побежала по дорожкам, едва видимым в свете фонарика, с целью найти хотя бы ещё одно подтверждение страшной догадки. Беспорядочные метания привели к успеху, хотя и не сразу: следующий пылесос удалось обнаружить только через полчаса.

Итак, подозрение, возникшее когда я только переехала в деревню, переросло в уверенность. Дворники не нужны. Теперь понятно, почему Некол предлагал сначала освоиться, а уже потом приступить к работе. Но зачем врал? «Работа не сложная, но нужная», — передразнила я слова начальника. Мог бы прямо сказать: нам это и даром не надо, просто чтобы хоть чем-то тебя занять. Откровенно говоря, раньше, не чувствуя себя здоровой, я бы смирилась и с такой работой (пусть и бессмысленной, но лёгкой и обеспечивающей средства на существование), попыталась бы найти смысл в чём-то другом. Но не теперь. Сейчас я ощущаю в себе достаточно сил, чтобы не сидеть на шее государства, чтобы заниматься чем-то, что приносит пользу. Да, пусть у меня нет необходимых знаний и навыков, но кто запретит пойти учиться? Воспользовавшись тем, что завтра выходной, я решила не противиться порыву и, даже не заходя домой, отправилась в Аркабен.

С трудом дождавшись утра, посетила один из университетов и отыскала интересующий меня кабинет для абитуриентов. Но там выяснилось, что для поступления в высшее учебное заведение необходимо предъявить школьный аттестат. Всё логично и правильно: ведь местные не знают, тому ли человек обучался в своём мире, и обучался ли вообще, а наговорить поступающий может всё, что угодно. Поэтому, ничуть не расстроившись, узнала адрес ближайшей школы. Надеюсь, что программа здесь не слишком сильно отличается от нашей и её освоение не отнимет много времени. А образование, хотя бы среднее, и за границей пригодится, может, даже больше, чем здесь. Но в школе меня постигло разочарование: оказалось, что для того, чтобы в неё приняли, нужна рекомендация из детской подготовительной группы. Поговорив ещё, мне удалось добиться разрешения на абонемент в электронную библиотеку и получить её электронный адрес (который, кстати, до этого в сети найти не удалось), а заодно выяснить, где получать рекомендацию, после чего я вышла на улицу и некоторое время колебалась: школа ещё туда-сюда, но неразумным дитём считать себя не хотелось. Но выбора нет, и если я хочу получить образование, придётся задвинуть гордость в дальний угол.

Подумав, так и сделала. Уже на подходе к «детским» кварталам меня остановил незнакомый белорун в официальной форме служащих.

— Это закрытая часть города, и вход в неё без веской причины нежелателен.

— Мне надо получить рекомендацию для поступления в школу.

— Рекомендации выдаются только тем, кто прошёл подготовку в детской дошкольной группе.

Я закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Ситуация всё больше походила на изощрённое издевательство. Ну ничего, не на ту напали!

— Тогда, наверное, здесь можно записаться в эту группу?

— Это детская дошкольная группа, — с ударением на второе слово пояснил белорун. — И в неё принимают только детей.

— Хорошо, — я резко кивнула. С каждой минутой скрывать эмоции становилось все сложнее. — Тогда где можно найти аналогичную группу для взрослых?

— В Белокермане нет подготовительных групп для взрослых, — белорун шагнул ближе, и весь испытываемый к нему негатив мгновенно испарился. — Но ведь она тебе и не нужна, правда? Кстати, не покажешь мне свой паспорт?

— Вот, — сейчас, под воздействием поля, просьба белоруна не казалась странной или подозрительной.

— Всё, спасибо, — записав что-то на свой телефон, белорун вернул документ. — Успокойся. Всё хорошо. Школа не главное. Тебе ведь и без неё хорошо?

— Да, — с улыбкой согласилась я. Действительно: мало я, что ли, в своей жизни училась?

— Вот и прекрасно. А теперь иди домой.

Согласно кивнув, повернулась и направилась к ближайшей станции метро. Но на полпути воля и критический разум начали возвращаться, шаг замедлился, а потом я и вовсе остановилась. Зачем он интересовался моим паспортом и чём мне это теперь грозит? Если сам по себе отказ хоть и обиден, но не опасен, то то, в какой дружелюбной и настойчивой форме он преподнесён — вызывает немалые подозрения. С одной стороны, это может объясняться простым нежеланием затевать длительную разборку (а я тогда была как раз в таком настроении), но с другой… Что, если поле покоя действует на меня нестандартно, а на самом деле сказанное под его влиянием должно исполняться беспрекословно и после окончания воздействия? Если я действительно неподдающаяся, и слова врача-тартарца правда, то когда об этом узнают, меня могут просто-напросто ликвидировать. Но, поразмыслив, я отбросила этот вариант. Слишком долго за мной наблюдали, и если бы что-то проходило не так, как требуется, это уже стало бы известным. Значит, ничего страшного не случилось? В любом случае, у всей этой истории есть один несомненный плюс: теперь у меня есть доступ в библиотеку. Сняв комнату в ближайшем доме, вошла в сеть, надеясь отвлечься от грустных мыслей. Но и здесь ждало разочарование. Да, я увидела библиотеку и могла скачать литературу, но какую! Ни учебной, ни научной, ни справочной, только художественные тексты: проза, поэзия. Ну вот зачем мне сейчас приключения или фантастика? Выключив встроенный в стену гостевой комнаты компьютер, покинула квартиру и отправилась бесцельно бродить по городу.

Ноги сами вынесли меня на узкую безлюдную улочку, где я и уселась прямо на дорожку, уставившись на газонную зелень. По всему выходит, что, несмотря на то, что моя работа никому не нужна, возможности получить хоть какую-то подготовку тоже нет. А значит, и в будущем на лучшую работу (даже с точно такой же зарплатой) рассчитывать не стоит. Куда ни ткнись — везде тупик. Придя к такому выводу, я невольно вспомнила слова тартарца: «вы готовы дать им достаток, но за него отнимете будущее». Что, если под этими словами имелось в виду именно то, с чем я сейчас столкнулась? Наличие собственной квартиры, возможность легко заработать на жизнь, достаточное количество свободного времени для личных увлечений… Но кроме этого, однообразная, хотя и не сложная, но бессмысленная работа уборщика, отсутствие возможности заняться чем-то по настоящему нужным, получить образование или хотя бы доступ к книгам для самообучения. Стоит ли первое второго?

— Я тебя чувствую, — прервал мои раздумья чей-то голос и, обернувшись на приветствие, я невольно улыбнулась: рядом стояла маленькая белоруночка. По внешнему виду ей можно было дать лет семь. — Можно с тобой пообщаться?

— Здравствуй. Конечно, можно, — с готовностью откликнулась я, надеясь, что это поможет исправить настроение. — А откуда ты?

— Оттуда, — махнула в сторону детских кварталов девочка. — Вообще-то нам из своих районов выходить запрещают, но иногда очень-очень хочется, и тогда я сбегаю, — доверчиво поделилась она. — Здесь столько всего необычного!

— На тебя сильно ругаться не будут? — забеспокоилась я. Ещё не хватало прослыть похитителем детей.

— Не будут. Мне — можно, если не слишком часто. А ты к какому виду относишься? Пощупать можно?

— Я — химера. Щупай, если хочешь.

Заручившись моим согласием, девочка потрогала мои волосы, кожу лица, потом руку. Одновременно с физическими прикосновениями я ощутила нечто странное, очень отдалённо похожее на поле покоя, но не подавляющее волю и успокаивающее, а наоборот, вызывающее страх своей сверхъестественностью. В свою очередь, я тоже поподробней рассмотрела ребёнка, но не обнаружила ничего неожиданного. Единственное, что, если у взрослых скудность мимики выглядела почти нормально, у ребёнка с живой жестикуляцией и наличием интонаций в голосе лицо казалось маской.

— Я никогда не слышала о твоём виде, — призналась девочка, удовлетворив любопытство. — Он редкий?

— Химера не вид, а смесь видов, — пояснила я.

— Помесь? А почему так странно называется? У нас помесей почти не живёт, все на западе, — собеседница оглянулась а потом потянула меня за руку. — Давай спрячемся, а то меня воспитатель ищет.

— Ты о рендерах слышала? — быстро пройдя до развилки, мы свернули на другую улочку.

— Да, — девочка сосредоточено нахмурила лоб. — Ты — рендер? Но рендеры не бывают помесями!

Я тяжело вздохнула, размышляя как бы попонятней объяснить ребёнку про франкенштейновского монстра.

— Я поняла! — воскликнула в эти время спутница. — Химера — это такой необычный рендер-помесь, да?

— Почти, — кивнула я.

— А ты у нас давно? У нас хорошо, да? — не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, тут же продолжила девочка.

— В чём-то, да, хорошо, — последний вопрос вновь напомнил о последних событиях. — Но не во всём.

— Разве у нас есть что-то плохое? — резко остановившись, белоруночка села на тротуар и приглашающе похлопала рукой рядом. — Что?

Вряд ли в другой ситуации я бы совершила нечто подобное, но сейчас, после бессонной ночи и находясь на грани эмоционального срыва, желание хоть с кем-то поделиться своим горем перевесило обычную сдержанность.

— Очень неприятно и тяжело заниматься бессмысленной работой. А научиться хоть чему-то полезному нет никакой возможности, — опустившись на тротуар, я невольно отвернулась. Даже понимая, что ребёнок вряд ли разберётся в проявлениях эмоций, не хотелось показывать слезы.

Немного помолчав, девочка встала и, подойдя, положила мне руку на плечо.

— Не расстраивайся. Неполноценные граждане должны работать там, где могут причинить меньше всего вреда.

— Не вижу смысла! Почему тогда просто не назначить пособие или хотя бы не врать о важности этой работы? — резко вскинулась я.

— Но она действительно важна, — уверенно возразила белоруночка. — Не имея работы, человек чувствует себя ненужным, и поэтому становится несчастлив.

— А разве зная, что выполняемая работа бессмысленна, человек не чувствует себя бесполезным? — саркастически спросила я.

— Неполноценный гражданин не должен этого знать, — безапелляционно заявил ребёнок. — Ты тоже не должна это знать. Кто тебе сказал?

— Сама догадалась.

— Всё равно это — неправильно, — помолчав, девочка добавила. — Ты сходи к защитникам и всё забудешь.

Я вздрогнула. Сказать, что предложение ребёнка мне не понравилось — не сказать ничего. Появилось желание сбежать, но уходить, не использовав в полной мере такой ценный источник информации, — по меньшей мере глупо.

— Обязательно схожу, — заверила, чтобы не ссориться. — А кто такие неполноценные граждане?

— Тебе нельзя это знать, потому что ты — такая, — последовал ответ.

— Но ведь я всё равно скоро всё забуду.

Девочка надолго задумалась.

— Тогда, наверное, можно, — наконец согласилась она. — Неполноценные граждане — это люди, которых нельзя допускать к работе, требующей ответственности, им нельзя получать знания, которые могут быть опасны, размножаться и участвовать в жизни страны. Неполноценных граждан надо оберегать от волнений и переживаний, оказывать повышенное внимание, чтобы они не чувствовали себя лишними и ненужными, привлекать к безопасным играм и увлечениям, — слова девочки походили на цитату, хотя и не точную. От ещё одной неприятной догадки перехватило дыхание.

— То есть вы общаетесь с неполноценными гражданами только затем, чтобы они не обиделись и не чувствовали себя ненужными?

— Не всегда, — с готовностью возразил ребёнок. — Иногда правда интересно.

— А вот если… — я несколько раз вздохнула, беря себя в руки. — Если, например, одна команда игроков приняла в игру неполноценного гражданина и из-за этого проиграла? Разве проигрыш стоит того?

— Сторона, на которой играет неполноценный гражданин, все равно победила, ведь она проявила лучшие духовные качества.

Я смотрела на ребёнка, рассуждающего совсем не по-детски, и боролась с нарастающим отчаяньем. Потом встала и пошла прочь.

— Ты расстроилась? — девочка догнала и схватилась за руку.

— Нет, всё в порядке, просто мне пора домой, — соврала я, попыталась отцепить малышку и замерла. От моих действий рукав платья загнулся и стала видна тонкая металлическая сеть, оплетающая всю руку белоруночки выше браслета на кисти. — У тебя что-то с рукой?

Девочка проследила за моим взглядом.

— Нет, у меня почти везде так, — радостно заверила она и отогнула воротник, демонстрируя оплетённое металлом тело. — Ведь я — будущий защитник. Вот вырасту, тогда всё это уберут под кожу и видно не будет, только аккумуляторы снаружи останутся, — с этими словами малышка коснулась браслета.

— Это чтобы быть сильнее, да? — горько спросила я. Если государство не гнушается проделывать такое с собственными детьми… то что говорить о прочих?

— Нет, это чтобы я не умерла, — безмятежное лицо ребёнка плохо сочеталось со сказанным. — Ладно, я тоже побегу, а то воспитателю скоро надоест делать вид, что он меня найти не может.

Я несколько минут смотрела вслед девочке. А потом решительно направилась в международный аэропорт. Выберу подходящий рейс, вернусь в деревню, уволюсь (иначе из страны не выпустят) и вперёд, в неизвестность. Главное — не привлечь внимания защитников, ведь, несмотря на то, что полученные знания причиняют боль, лишаться я их не хочу. Не привередничая, выбрала ближайший рейс за границу, но оказалось, что увольняться надо до покупки билета — иначе его просто не продадут. Разочарованно отвернулась от кассы — и сердце ушло в пятки: прямо за моей спиной стояли два хорошо знакомых защитника из моей деревни. А потом стало хорошо, спокойно и пропала необходимость куда-то спешить и чего-то бояться.

— Идём, — позвал меня один из них. — Тебе пора домой.