Спустившись к костру после полуденного отдыха, я зевнула и загляделась на Севу. Инженер старательно, как конфету, обсасывал и облизывал свежесрезанный прут прибрежного куста. Подивившись (неужели мы упустили хороший продукт, растущий прямо перед носом?), я тоже срезала и попробовала ветку, но вкус у неё оказался не из лучших. Поморщившись, сплюнула горьковатую кору и только тут заметила, что техники еле сдерживают смех.

— Как тебе? — весело спросил Маркус.

— Слушай, будь другом, не выбрасывай то, что пробовала, а обслюнявь получше, — добавил инженер, ненадолго вытащив веточку изо рта.

— Зачем это? — подозрительно поинтересовалась я.

— Крыса так от гниения предохраняет, — серьёзно сообщил Сева. — Вот я и решил проверить, годится ли человеческая слюна… или слюна йети.

— Извращенец, — пробормотала я, представив, как толпа людей оплёвывает и размазывает слюну по брёвнам прежде, чем строить дом. — Уж лучше топить.

Но тут же поняла, что сама не меньшая извращенка: любопытство требовало проверить, обладает ли моя слюна защитными свойствами.

Несколько раз обработав и высушив образцы (добавили ещё два: контрольный и отобранный у крысы), их покрошили в две колбы и передали нам вместе с пробиркой чёрной пыли: чтобы вскрыть и заразить материал, когда будем там, где данный вид плесени не развивается — то есть на берегу океана. Раз воздух быстро теряет свойства, значит, тщательно заткнув колбы, через некоторое время можно будет проверить, помогает слюна защитить материал от чёрной пыли или нет. К сожалению, очень быстро выяснилось, что в этом плане крыса совершеннее всех нас, а моя слюна даже стимулирует развитие плесени.

Шло время. Окружающая природа продолжала «возвращаться к жизни». Теперь это было особенно заметно на крупных, не очень быстро размножающихся животных.

Кстати, нам всё-таки удалось поймать мелкого крокодила — для этого использовали петлю, и охоту проводили подальше от Ордена из опасения, что взрослые рептилии пойдут мстить. Вытащив зубастую ящерицу на дерево, я замотала ей морду так, чтобы она не смогла кусаться. Увы, это не позволило унять крик и вскоре внизу собралось множество взрослых и откровенно недружелюбных крокодилов. Переговорив с ожидающими на другом острове друзьями, мы решили, что мне следует улететь подальше, вместе с добычей, чтобы отманить от людей опасность, а потом набрать высоту и по широкой дуге вернуться в селение. Крокодилы действительно последовали за мной и пронзительно пищащим детёнышем. Чуть позже, свернув в сторону от реки, от рептилий удалось оторваться. Но малыш продолжал кричать, и если принести его в Орден в таком настроении, то туда же ринутся взрослые: ведь уже можно считать доказанным, что на выручку бросаются не только родители, а вообще все окрестные крокодилы (слишком много их собралось под деревом). Безуспешно попытавшись заткнуть детёныша, я чуть его не задушила, после чего, махнув рукой, развязала челюсти, позволила укусить себя (чтобы потом проверить, появится ли защита от грозной опасности) и выпустила в ближайший ручей. Мелкий крокодил тут же заткнулся, вылез на берег, приблизился ко мне и заголосил с новой силой. Я отступила на несколько шагов — он замолчал, переполз поближе и снова закатил истерику. Конечно, можно было просто уйти по кронам или улететь, но у меня проснулось любопытство. Забравшись на дерево (крики внизу стали ещё пронзительнее и отчаяннее), поймала плодоядную змею и с ней спустилась обратно.

После нескольких кусков мяса крокодил замолчал. Но вот трогать себя не давал, начиная шипеть и огрызаться, хотя и не убегал. Ещё через некоторое время мне удалось накинуть на его челюсти петлю и затянуть. На сей раз рептилия не стала шуметь, зато пока я засовывала её в корзину, умудрилась расцарапать мне руку до крови (несмотря на защиту в виде густой шерсти). Убедившись, что всё в порядке, я вернулась в Орден.

Высказанное когда-то предположение про возможность выработки репеллента к рептилиям оправдалось. В результате Сева размечтался о целом зверинце, в котором можно было бы собрать всех опасных животных, чтобы создавать от них репеллент. Но увы, пока это было не в наших силах, так что мечты остались на уровне идей.

Через неделю успокоившийся после поимки детёныш крокодила перестал кусаться, привязался к нам и, что самое удивительное, даже к страистам. Кстати, те в свою очередь достаточно быстро признали рептилию за «своего» — нам всё-таки удалось научить их команде, после которой птицы не должны нападать на гостей и подопытных. На это ушло немало сил, зато теперь и люди и звери были в безопасности… а незваные гости по-прежнему очень рисковали. Крокодил проявил себя намного более умным животным чем уже привычные пернатые охранники. Зубастик очень хорошо дрессировался — гораздо лучше, чем прусы или даже страисты, почти на уровне орангутангов (но последние предпочитали держаться независимо, тогда как рептилия стремилась общаться). Ещё через пару месяцев мы отпустили Зубастика из загона, но крокодил не ушёл: уплывал на охоту, а потом возвращался (зачастую принося с собой рыбу или упавший в воду плод), а пару раз мы наблюдали, как он пытается скормить добычу живущим с нами детёнышам, не делая разницы между зверями, людьми и йети.

Цезарь, Юлин сын, перешагнул страшный рубеж, после которого дети начинали болеть и умирать. Благодаря гигиене и прививкам он болел не постоянно, но несколько раз подхватывал смертельные инфекции (причём однажды оказался первой ласточкой с новыми, ещё совсем неизвестными симптомами). Мы очень волновались за мальчика, одновременно боясь потерять и пытаясь смириться с этим. Но вопреки ожидаемому, он жил. Болел, порой очень тяжело, но выкарабкивался.

К сожалению, Цезарь оказался единственным таким, необычно живучим, ребёнком. Наверное, свою роль сыграло и то, что он всё время находился на виду у врачей, четырежды в сутки Росс проводил осмотр, ежедневно брал кровь, мочу, кал и слюну на анализ. Кроме того, с согласия Юли, в случае болезни, для которой ещё неизвестно лечение, на Цезаре проверяли лекарства, уже использующиеся для других болезней, в надежде, что хоть одно из них поможет. Кстати, несколько раз такой метод действительно сработал.

Увы, с другими человеческими детьми ситуация обстояла гораздо хуже. Они погибали, причём даже у союзников в Волгограде, где тоже была возможность проконтролировать. Не сразу, но до полутора лет не дожил больше никто. Единственное, что хоть немного утешало, так это то, что копилась информация по смертельным заболеваниям, в результате с некоторыми из них мы пусть худо-бедно, но начали справляться.

Наблюдая такую страшную статистику и сравнивая её с тем, что удалось узнать математику о жизни в других землях, мы пришли к неутешительному выводу. Даже для зеленокожих эта местность подходит плохо. Эти земли не для людей.

На случай, если всё-таки другого решения не появится и людям придётся покидать эти места, мы решили провести разведку.

Марк ушёл в дальнюю экспедицию на восток, чтобы обозначить границу, за которой людям не выжить (и, возможно, найти безопасную зону). Другой йети проверил западное побережье. Сплетя небольшие переносные клетки, они ловили зверьков, которые реагировали на неизвестный, но опасный фактор так же, как люди (то есть погибали), проходили до тех пор, пока не появлялись симптомы, и обозначали место с помощью телефона. Таким образом двое мужчин провели границу опасной зоны от океана и до предгорий. Но увы, несмотря на то, что линия смерти оказалась неровной, прохода они не нашли.

— Кстати, вовсе не факт, что чего-то подобного не может быть в горах и океане, — заметила я. — Вполне возможно, что свободных спасло именно то, что мы плыли по пещере, а не шли поверху.

Щука кивнула. Я подружилась со второй йети в племени, и иногда мы беседовали в кронах, обсуждая людей и их возможное будущее.

— Если так, то наши люди точно уплыли навстречу смерти, — заметила она. — Но сейчас это уже неважно. Поздно искать способ сбежать, теперь надо искать способ жить.

Мы улыбнулись друг другу, а потом посмотрели вниз.

— Я приложу для этого все силы, — сказала я, протягивая руку фертильной коллеге.

— Я — тоже, — кивнула она, накрывая мою ладонь своей. — Они слишком похожи на нас, на йети. Мы сможем жить вместе.

И мы одновременно спрыгнули с ветви, на которой сидели, чтобы, пролетев несколько метров, ухватиться свободными руками за другую. Работа не означает отсутствие отдыха.

Техникам удалось найти способ проверить, годится ли уже дерево на уголь или ещё должно вылёживаться. Причём очень простой: им помогло ночное зрение. Если надломить, надрезать или порубить ветвь, то если в ночном диапазоне кора светлее сердцевины, то дерево уже мертво и годится на пережигание, если они равны или наоборот — то полено сыграет роль огнетушителя. Сортировать дрова таким образом оказалось гораздо проще, чем проверять каждый кусок в костре. В результате все посвящённые, да и часть других людей, с энтузиазмом освоили казавшее ранее бесполезным умение. Единственной проблемой оставалось то, что людям приходилось сортировать древесину в темноте (иначе из-за остаточного дневного зрения легко допустить ошибку).

Заинтересовавшись, Щука и Рысь тоже потренировались в переключении зрения. Благодаря им я поняла, что не являюсь уникумом: всем йети гораздо сложнее освоить это умение. Зато и результат явно лучше — мы даже при дневном свете можем спокойно отсортировать пригодные для костра дрова.

Новый материал для строительства «подсказала» одна из мелких древесных обезьян. Желто-голубые пушистые малыши жили оседло и строили себе гнёзда-укрытия в кронах из веток дерева и паразитирующих на нём растений, но не убивая, а лишь нагибая, надламывая и сплетая. В результате получался «живой» домик, и такому сооружению не угрожала чёрная пыль. Да и держалось на ветвях необычное шарообразное цветущее гнездо очень крепко.

Естественно, для людей требовалось нечто большее, поэтому агроном с Севой потратили немало времени на эксперименты прежде, чем получилось соорудить хотя бы маленькое укрытие, по размерам больше напоминающее собачью конуру. Зато теперь, проверив и разрешив основные проблемы, они заложили чуть ли не дворец добрых десяти метров радиусом. Центром будущего «дома» должен был стать ствол одного из крупных деревьев, а основой стен и крыши — смешанные посадки лешего, папортофельных лиан и очень высоких раскидистых кустов. Естественно, «постройка» такого дома займёт немало времени, но если нам удастся добиться успеха и укрытие нового типа покажет себя с хорошей стороны, то это будет прорыв.

Меню мы активно разнообразили множеством квасов и киселей: таким, пусть и странным образом, получилось продлить почти на сутки годность некоторых продуктов питания… пусть и в другой форме. Также продолжало развиваться примитивное сельское хозяйство. Например, Веронике удалось вырастить небольшую делянку местных зерновых, с достаточно крупными для обработки семенами. Кроме того, мы открывали всё новые продукты питания, самой разнообразной природы: от растений до птичьих гнёзд.

А ещё нам удалось-таки вырастить небольшую партию кровяных паразитов в искусственных условиях. Для этого пришлось сооружать сложную сеть сообщающихся сосудов чтобы было постоянное движение жидкости (и следить, чтобы верхние из них не пустели), доставлять морскую воду с побережья, разводить несколько видов водорослей (и при этом следить, чтобы личинки с ними не контактировали), устраивать барьер, через который проходит отработанная, загрязнённая вода, но не пролезают личинки, и так далее. После множества неудачных попыток личинки всё-таки достигли величины, при которой они начинают вырабатывать репеллент (хотя росли плохо и достигли нужного размера за в два раза больший срок, чем в крови фей). «Прививки» мы делали растёртыми в кашицу насекомыми, которую в небольшом количестве добавляли в свежую кормовую кровь. Через сутки после этого процедили личинок, поместили их в небольшое количество морской воды, а ещё спустя пару часов — убедились, что жидкость с недоросшими насекомыми не является ядовитой, и нанесли её на обритую часть спины небольшого зверька. Результат превзошёл все ожидания. Мало того, что раствор с «паразитами» не вызывал раздражения, так он ещё и защищал намного лучше, чем пот, разбавленный до максимально допустимой концентрации (то есть той, которой люди пользовались обычно). К сожалению, долговременный эксперимент поставить не удалось: остальные личинки сдохли.

— За этим способом будущее, — твёрдо заявила Лиля. — Я уверена.

Но пока преград и трудностей на таком пути получения репеллента было гораздо больше, чем побед. Труд не окупался. И всё равно теперь, получив подтверждение принципиальной возможности такого пути, Лиля не собиралась отступать. Она прилагала очень много усилий, чтобы установить необходимые условия выращивания личинок — ведь без этого и технологию массового содержания разработать не получится.

Кусты серебристых леших ещё подросли, зацвели и вошли во взрослую фазу, в результате чего защита от гнуса покрывала почти весь лагерь. Это сильно облегчило жизнь, позволив людям не только отдыхать от репеллента, но и есть под открытым небом, сгоняя с продуктов всего лишь пару десятков мух, а не живой ковёр. К сожалению, на леших тоже нашлись охотники, из-за чего приходилось регулярно обирать гусениц и бороться с тлёй — эти насекомые так и норовили оставить нас без защиты. Агроном часто ворчала по этому поводу, пыталась понять, почему вредители не пожрали дикорастущие кусты, но причину установить не удалось. Единственное, что мы смогли сделать, так это установить множество укрытий для хищных насекомых и мелких животных: в виде кучек травы, хвороста, прикрытых камнями ямок или скатанного в шарики мха. Все эти «домики» разложили под кустами так, чтобы мы или приходящие на отдых крупные существа их не раздавили. Насекомоядные животные высоко оценили некоторые типы укрытий и сильно помогали нам в борьбе за сохранение репеллентных кустов. Но даже трудности не умаляли ценности достижения.

После такого грандиозного успеха в защите территории Ордена от кровососов, Вероника съездила в Волгоград и к сатанистам, чтобы помочь им тоже обсадить селения.

Сначала до исследований гор и предгорий не доходили руки. А через несколько месяцев уже и надобность отпала: Вере удалось отыскать небольшое по сути, но показавшееся нам огромным месторождение глины (а точнее, смешанное: глина, каолинит и полевой шпат). Геолог долго не могла поверить в такой невероятный успех, поскольку к тому времени уже вообще сомневалась в возможности найти глину:

— Честно говоря не думала, что могут быть каменные «лагуны» с чем-то мелкодисперсным, — призналась она. — До сих пор не понимала, как они образуются, а теперь и вовсе…

К месторождению почти сразу переехали техники и несколько волгорцев, туда же на плотах завезли кварц. Быстро выяснилось, что не всё так радужно, как казалось вначале: в глине имелась примесь основной породы. Маленькая, но её хватало, чтобы сделать материал негодным для поделок. Поэтому, чтобы получить нормальную, чистую глину, исходную массу приходилось многократно взмучивать, процеживать, отстаивать и отфильтровывать. Естественно, это отнимало много времени и сил. Не сразу, но дело пошло, и у свободных появились кирпичи (из более грубой фракции) и посуда (из более тонкой). Естественно и то, и другое оставалось в дефиците, но даже та малость, которую удалось получить, давала надежду. Кстати, оказалось, что кирпич также требовался в немалых количествах: из него и мрамора в Ордене сложили малую экспериментальную печь… которую пришлось переделывать почти сразу после восхода гигантской луны — сооружение оказалось не сейсмостойким. Следующую печь делали, складывая гораздо дольше, поскольку техникам в голову пришла новая идея, а для неё требовались материалы другой формы и размеров. Новый «кирпич» изготовили не в виде параллелепипедов, а похожим на неправильные уплощённые «лепёшки» со множеством ям и выступов. Их форма и размер ни разу не повторялись, и я долго недоумевала, как же из большого количества изуродованной обожжённой глины и разнокалиберных обломков мрамора техники умудрились сложить вполне приличную на вид печь (хотя и немного другой формы). А ответ оказался прост: ещё на месте они специально следили, чтобы вылепленные «кирпичи» и камни идеально подходили друг к другу, удерживая постройку за счёт собственного веса и сцепления, без цементирующего раствора. К слову, новая печь пережила даже крупное землетрясение — от неё отвалилось только несколько верхних камней, которые мужчины легко установили обратно.

Благодаря этим и некоторым другим открытиям жизнь налаживалась. Хотя свободные по-прежнему не могли сохранить продукты питания (к счастью, добыть их не составляло большого труда), да и многие материалы быстро портились, но мы всё равно постепенно приспосабливались к жизни в этой местности.

Несколько раз мужчины закладывали древесину в заливы реки и ближайшее болото. С океаном решили повременить, поскольку слишком высок риск потерять результат трудов во время восходов и закатов гигантской луны.

Через пару месяцев после нового года мы устроили большой праздник, официально признав трёх детей-полукровок и трёх маленьких йети взрослыми. Хотя их возраст ещё немного не дотягивал до трёх лет (то есть был около восьми земных), но все шестеро продемонстрировали достаточные умения, чтобы вести самостоятельную жизнь. А значит — мы уже не имеем права навязывать им свою волю. Кстати, аналогичный праздник провели сатанисты, признав равноправие двух своих полукровок. Все новоявленные взрослые решили остаться и продолжить дело тех племён, в которых выросли. В тот же вечер, посовещавшись между собой, Дима, Дина и Лорд попросили дать им знания, нужные не только и не столько для выживания, сколько для специализированной работы посвящённых. Мы не стали отказывать и с тех пор ввели вечера образования, во время отдыха у костра, пусть понемногу, но передавая теоретические знания, принесённые с Земли.

К этим занятиям с удовольствием присоединялись Рысь и Зорро с Зиной (дети Щуки). Но если у полукровок было железное терпение, то молодые йети таковым не обладали и заниматься с ними оказалось гораздо сложнее. Иногда во время рассказов рядом устраивались мои младшие, уже вовсю разговаривающие, дети и Щукины малыши, но их выдержки хватало всего на несколько минут, после чего все четверо убегали играть, охотиться или заниматься ещё чем-нибудь активным.

Однажды, когда мы были в очередной экспедиции, мне позвонил Игорь с просьбой разузнать про один из популярных способов защиты от хищников.

— Мне, в том числе, история его возникновения интересна, — сказал он и пояснил, что, насколько ему известно, в деревне, рядом с которой мы находимся, живет один из первых людей, начавших пользоваться таким способом.

Этот метод использовали многие: он несложен, но достаточно эффективен. Если сразу убежать от хищника не удавалось, жертва разворачивалась и с резкими ритмичными криками совершала несколько быстрых шагов навстречу, делая вид, что собирается нападать сама. Главное условие — постараться преувеличить свои силы: не сжаться, а наоборот, расправить плечи, расставить руки (желательно в них зажать что-то объёмное). Большинство охотников столкнувшись с таким, нетипичным, поведением жертвы, останавливались в растерянности, отступали, а иногда и вовсе предпочитали удалиться. Но даже если хищник просто притормаживал, то жертва всё равно выигрывала время, которое в данной ситуации означает жизнь.

Естественно, злоупотреблять таким способом всё равно не стоило. А в некоторых случаях он и вовсе не помогал (например, если животное защищало своё потомство). Да и против агрессивных травоядных действовало хуже и нестабильно. Но в целом метод заслуженно приобрёл высокую популярность.

Мужчина с готовностью поделился историей возникновения такого способа. Выяснилось, что его изобрёл не он, а три женщины. Почти сразу же после высадки, выживая в лесу, они несколько раз сталкивались с крупными хищниками и научились их отгонять (причём из оружия у них имелись только выломанные в лесу палки). Заметив охотника, женщины тут же сцепляли руки, становились ближе друг к другу, а потом эдакой живой стеной со злодейским смехом и «ухами» шли навстречу зверю.

— Я единственное что не понимаю, так это почему вы меня расспрашиваете? — заметил мужчина. — Ведь изобретательницы-то с вами вместе живут.

Мы недоумённо переглянулись.

— Юля, что ли? — поинтересовалась я у химика.

— Нет, мы гораздо позже об этом способе узнали, — покачал головой он.

— Может, Лиля? — предположила Вера. — Она вполне могла на хищника пойти, вместо того, чтобы бежать.

— Или Надя. Она тихая, но если уж что-то решит…

Удун удивлённо слушал наши предположения.

— Ну вы даёте! — не выдержал он. — Оля с Таней. Я же говорил, что их трое было.

Я замолчала, подавившись недоговорёнными словами. Оля, Таня и погибшая во время сплава Яна. Детовские жёны. Детовские жёны?!

— Они?! — хором возмутились мы.

— Они, — непонимающе пожал плечами удун. — Я их почти не знал, так, пару дней общался, пока до общего лагеря добирались. Но девчонки активные и предприимчивые.

— Любовь — зла, — улыбнулась его жена. — Она может очень сильно изменить людей.

— Настолько? — выразила всеобщее недоверие я.

Но пытаться спорить и что-то доказывать мы не стали: ведь удун рассказывал не выдумки и не домыслы, а то что знал и видел.

Зато теперь у меня появилось чёткое ощущение, что поручение Игорь дал неспроста. Позвонив математику, поинтересовалось, чего конкретно он хотел добиться своей просьбой. Но в ответ ничего определённого не услышала: Игорь отговорился общими фразами про «историю» и «просто любопытство».

— Игорь знал, — констатировал Илья, когда мы остановились на ночлег.

— Да, я тоже так думаю, — кивнула я. — И ещё уверена, что он не сказал правду о причине, по которой вдруг заинтересовался данным способом защиты.

— Игорь знал, — повторил химик, задумчиво глядя в огонь. — Он подталкивает нас к какому-то выводу, пытается заставить нас что-то увидеть. Что-то, что упустили.

— Почему тогда не скажет прямым текстом? — недовольно проворчала я и резко замолчала, поняв, в чём может быть причина такого поведения.

Когда-то математик не хотел раскрывать свои подозрения по поводу серьёзных побочных эффектов от использования мучений, опасаясь, что без доказательств от его слов банально отмахнутся. Но тогда он хотя бы что-то сообщил прямо. А теперь этого нет. Но и в то, что совпадение случайно, не верится.

— Он что-то подозревает, но не может доказать, — сделала очевидный вывод я.

Но что? На этот вопрос ответа не было. Зато кое-что другое не вызывало сомнений. С самого начала знакомства жены Дета показались мне глупыми влюблёнными женщинами. И за всё время жизни в одном племени это впечатление только усиливалось. Поэтому услышанное огорошило, как ударом по голове. Не верилось, что речь идёт о тех же самых женщинах. Вообще не верилось.

Впрочем, к такому начальному поведению их могли вынудить обстоятельства. Если они оказались в лесу одни и вынуждены были выживать без помощи мужчин… Хотя нет, всё равно не сходится. Удун говорил, что они вели себя активно и предприимчиво. Да и вообще, я даже представить не могу, чтобы жены Дета, эти беспомощные домашние хозяйки, вместо того, чтобы улепётывать со всех ног, шли на хищника. Если же на самом деле они весьма решительные и самостоятельные, то зачем притворяться? Или они не притворяются? И почему эти женщины постепенно становятся всё тупее и тупее?

— Надо поискать людей, которые были с ними знакомы до начала сплава, — предложил Илья. — Очень надеюсь, что хотя бы пара таких найдётся.

Я потёрла лоб и кивнула. Почему вдруг нормальные женщины превращаются в подобное? Вопреки мнению жены удуна, я не верю, что любовь способна совершить настолько глобальные изменения. Ладно если бы на время — на месяц или два, а потом первая влюблённость должна была схлынуть и проявился бы настоящий характер. Но этого не случилось.

— Дет ведь психиатр, — вслух подумала я. — Может, он их загипнотизировал?

— Он это вообще умеет? — недоверчиво поинтересовалась Вера.

Я пожала плечами.

— Ещё надо проверить, действует ли на нас-нынешних гипноз — ведь мы сильно отличаемся от людей.

— Надо бы, да где найти такого специалиста, — грустно усмехнулся химик. — Но если Дет…

Илья не договорил. Но и без этого было понятно, что он имел в виду. Если Дет действительно каким-то образом подчинил себе нормальных людей, то он совершил преступление. Думать, что наш лидер может быть преступником, не хотелось. Зато теперь причина, по которой математик отказывался говорить прямо, очевидна и уже не вызывает вопросов.

Поиски не увенчались успехом. Зато удалось выяснить, что женщины сошлись с Детом почти сразу же по прибытию в лагерь и почти ни с кем не успели познакомиться. А ещё мы узнали, что первую ночь они провели по соседству с ещё одним одиночкой и показались ему весьма недоверчивыми и подозрительными.

— Уверен, что у них были неприятные встречи не только с троллями, но и с людьми, — поделился удун.

А уже на следующий день троица познакомилась с Детом.

Подумав, мы пошли другим путём и быстро выяснили, что люди, жившие неподалёку от нашего лидера в царском лагере, удивлялись, какие у него покладистые, мирные жёны. И даже завидовали.

Вот теперь у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что дело нечисто. За сутки-двое не получится влюбить в себя так, чтобы глобально изменилось поведение. Особенно — одновременно троих подозрительных и наверняка хлебнувших горя человек.

— Дет упомянул, что его жёны больны, — задумчиво потянула Вера. — Если бы он был тому причиной, то зачем привлекать лишнее внимание?

— Может, потому, что мы бы уже и сами догадались со дня на день, что с ними не всё в порядке? — предположил Илья.

Я кивнула:

— Если бы не зашоренность, не моё предвзятое отношение к этим женщинам, то я бы заметила, что у них серьёзные проблемы. Задним числом понимаю, что признаки уже нельзя было не заметить. Так что, с этой точки зрения, Дет вполне мог «подстелить соломки», чтобы на него не пали подозрения. Эх… если бы не моя предвзятость…

— Наша, — твёрдо поправил химик. — Не только твоя, а нас всех. Я ведь тоже понимаю, что должен был заметить изменения раньше.

— Но тогда Дет совершил ошибку, — вмешалась Вера.

Мы недоумённо на неё посмотрели.

— Муж, человек, который привязан к жёнам и общается с ними постоянно, а не старательно игнорирует (как поступали мы), должен был заметить патологию раньше.

— Он же говорил, что давно видел. Что не так? — поинтересовалась я.

— А ты сама подумай, — неожиданно зло предложила Вера. — Если бы я или Сева или ещё кто-нибудь заметил странные изменения за близким себе человеком, да не где-нибудь и когда-нибудь, а здесь и сейчас. Сейчас, когда постоянно появляются новые опасные болезни, когда любая мелочь может оказаться важной и спасти жизнь или погубить.

Я резко вздохнула. А ведь она права! Если бы Дет был ни при чём, то заметив малейшие симптомы, он бы о них сообщил. Ведь лидер не дурак и тоже, как и все остальные, очень боится болезней. Тем более, что у его жён не только поведенческие, но и физиологические отклонения есть. Да даже бы и только первое — всё равно любой бы поднял тревогу. Для молчания нужны основания. Например, знание причины, которая вызвала болезнь. Хотя…

— Единственным оправданием может служить отсутствие у Дета доказательств нарушений, — заметила я.

— Не подходит, — резко возразила Вера. — Иначе он бы не сообщал при появлении на теле его жён любого непривычного, подозрительного пятна, высыпания или даже изменения их запаха. Ведь это тоже может быть не признаком болезни, а, например, банальной грязью или реакцией на съеденное.

— Оправдание, но очень слабое, — Илья отогнул ветку дикого лешего, под которыми мы расположились на отдых и встал. — Надо связаться с сатанистами. И поднимать тревогу.

Мы молча кивнули и тоже выбрались из кустов. Если наш лидер является преступником, то надо принимать срочные меры. Но даже думать о таком варианте нет никакого желания. Дет был мне другом и вызывал симпатию… в отличие от его жён.