После жестокого лечения Марию снабдили телефоном и отправили обратно к своим: она должна передать им способ лечения и обеспечить связь с русалками. Но, к нашему удивлению, она не ушла, вместо этого перебравшись к волгорцам. На вопрос, почему, сказала, что кое-кто посоветовал ей задержаться, предупредив, что это может оказаться очень важно и сильно повлиять на саму возможность выживания её племени. Но имя советчика назвать отказалась. Подумав, мы с Ильей сошлись во мнении, что, вероятнее всего, это кто-то из наших. Но кто и по какой причине — осталось тайной, причём не такой серьёзной, чтобы устраивать допрос с пристрастием.

После того, как посвящённые прошли первый курс мучений, они практически поправились. Болезни отступили, самочувствие улучшилось, работоспособность тоже резко возросла. Естественно, в связи с этим почти все соплеменники находились в приподнятом настроении. Только математик часто хмурился и пребывал в задумчивости, да Надя грустила. Потерять ребёнка — страшное испытание для любой матери… впрочем, и Игорю, пусть он и был приёмным отцом, тоже нелегко.

Почувствовав прилив сил, посвящённые ещё активнее занялись исследованиями. В том числе, я пыталась помочь Лиле, которая мечтала научиться выращивать вырабатывающих защитные вещества личинок в искусственных условиях. Пока успеха добиться не удалось: насекомые оказались очень привередливы. Зато удалось узнать, что личинки гибнут не то, что от солнечного, но даже от рассеянного дневного света, очень требовательны к температуре и солёности питательной смеси, а также им нужно высокое содержание кислорода и постоянное движение жидкости. Очень возможно, что позже выявятся и другие факторы, но пока мы не могли стабильно обеспечить и эти: максимальный успех, которого удалось достичь — вырастить пару десятков личинок (из нескольких сотен яиц) до суточного возраста. Увы, этого было недостаточно, чтобы проверить, можно ли получать репеллент таким образом.

В этот же день Лиля, занимающаяся и усовершенствованием рецепта репеллента, заявила о очень важном открытии: плёнка, снятая с внутренней стороны яичной скорлупы, пропускает воду, но не позволяет вместе с ней уйти защитным веществам, содержащимся в поте прусов. А после изготовления нескольких партий защитной мази новым способом (фильтрованием вместо высушивания при минусовых температурах) — мы убедились, что теперь качественный репеллент можно получать и без инкубатора. А значит — в большем объёме. Света сразу же послала заказ в Волгоград на малоповреждённые сырые яичные скорлупки или целые птичьи яйца, причём, чем они крупнее — тем лучше. Благодаря помощи союзников, даже несмотря на то, что найденные фильтры быстро приходили в негодность, посвящённые быстро смогли утроить производство защитной мази. Это позволило не только обеспечить всех союзников, но и сдавать избыток мази для распространения (естественно, не безвозмездного) среди других свободных. Кстати, волгорцы предложили обеспечить усовершенствованным репеллентом «истинно свободных» — и мы единогласно согласились. Марк и его друзья очень много делают для союза, а значит, и союз должен отплатить им добром.

На следующий день после успеха Лили, ближе к вечеру, открытие сделал бродящий по окрестностям Ордена Маркус. Вернувшись к ужину, он стянул со стола гриб, с аппетитом прожевал и заявил:

— Хотите, покажу фокус?

Энтузиазма это предложение не вызвало: физик уже не раз пытался удивить нас найденными странностями, но они были слишком специфичны и непонятны неспециалисту. Вот и сейчас готовность высказали только Сева, Игорь и Илья.

— А остальные? — искренне обиделся Маркус. — Сегодня реально интересный фокус покажу.

Несмотря на то, что физик горел поделиться новой информацией, демонстрацию отложили на после ужина — иначе, пока мы смотрим, нашу еду присвоят мухи и более крупные животные.

Когда все освободились, Маркус набрал в колбу воды так, чтобы она, вместе с ёмкостью и затычкой, весила ровно килограмм. Потом отошёл на пару сотен метров, а точнее — лишь чуть больше, чем на сотню по прямой (остальное забрал спуск и подъём). Снова взвесил и с гордостью предложил убедиться, что колба «похудела» на добрых двадцать грамм. Мы так и замерли от неожиданности, а потом Юля решительно отобрала колбу у физика и направилась обратно к дому.

— Может, разлилось? — с сомнением предположил Сева.

Но на прошлом месте весы опять показали ровно килограмм.

— Весы барахлят? — с едва заметной ноткой надежды спросил Илья.

— Я ещё не проверял, — признался Маркус. — Надо подумать, как это сделать.

— Пусть это будут неполадки прибора, — чуть ли не взмолился химик. — Иначе же работать невозможно… в смысле — гораздо сложнее.

Пока мужчины думали, как проверить исправность весов, я и другие женщины прошлись по окрестностям с «эталонной» колбой. Кроме найденной физиком аномалии, удалось обнаружить ещё одну сбоку от селения. Причём если при подходе к первой вес уменьшался постепенно, то вторая занимала всего около метра в диаметре и вес изменился очень быстро, почти скачком. Зато слабее — всего на четыре грамма.

— Ветерок. Чувствуете? — стоя рядом с аномальной зоной, спросила Вера.

Движение воздуха, пусть и слабое, но действительно было. Набрав пушистых семян (из тех, что легко разносятся по воздуху), мы пустили их в полет вокруг странного места. По их перемещению стало ясно, что воздух со всех сторон движется туда, где колба весит меньше, а потом поднимается вверх.

— Теперь понятно… — заметила Юля себе под нос и уже громче добавила: — Я всё думала, как может быть так, что в чаще, даже в самых густых зарослях, все равно чувствуется дуновение. Ведь растения должны прекрасно защищать от ветра…

— Получается, что они и защищают… от ветра извне, — кивнула геолог. — Но прямо тут, в зарослях, зарождается новый ветер. И дует уже по другой причине.

Вскоре мужчины нашли способ подтвердить, что весы исправны и разница — не ошибка прибора, а реальность.

— Всё бы ничего, но эти аномалии меня беспокоят, — заметил Маркус.

— Они всех беспокоят, — хмыкнул Илья, пригладил бороду и сощурился: — Ветер очень часто дует к горам. А горы неестественно большие, такие не должны существовать в нормальных условиях. Вам не кажется, что тут может быть связь?

— Не только к горам, но и от океана, — пожал плечами физик. — Но меня больше беспокоит другое. Надо проследить, временные ли гравитационные аномалии или постоянные. Если временные — это ещё ничего, но если постоянные — то на них должна идти куча энергии. А она, в свою очередь, должна откуда-то браться.

Мужчины увлеклись обсуждением, не может ли быть связи между разными аномалиями этого мира, потом к ним присоединилась Вера. Для остальных этот разговор не представлял такого интереса, поэтому мы ушли, чтобы заняться другими делами.

Мы с Вероникой обильно засадили ягодами папортофельной лианы ближайшие подходящие окрестности. Да и вообще агроном активно занималась посадкой многих видов растений, которые показались ей интересными в пищевом или хозяйственном плане. Вероника не распахивала грядки, чаще всего вообще просто разбрасывала семена, аргументируя тем, что пока нет сил на большее, будем обогащать своё местообитание первобытными способами. Только иногда агроном подготавливала семена, обваливая в грязи с экскрементами или проращивая и высаживая в маленькие лунки, но более сложных технологий я почти не видела.

Репеллентные кусты подросли, и в Ордене появились очень небольшие защищённые от кровососов участки. Испытания безвредности кустов мы тоже закончили — животные из опытной группы даже размножились и болели ещё меньше, чем в контрольной (скорее всего потому, что часть болезнетворных вирусов и бактерий переносят насекомые).

Поправившись, Дет тоже начал вести более активный образ жизни: с радостью ходил на охоту и собирательство, помогал технарям с исследованиями, даже занимался с детьми. Невольно я обратила внимание, что он пытается поменьше общаться со своими жёнами, а они, наоборот, всеми силами стремятся показать мужу свою любовь. Даже слишком, иногда начиная опекать чуть ли не как ребёнка, но, что странно, не делая ни одного замечания. Одновременно, к остальным, даже детям, эти женщины стали относиться с ещё большим безразличием: то есть не просто держаться особняком, а вообще игнорировать — как будто для них существовал только Дет. Они по прежнему выполняли свои обязанности по уборке и готовке, но только чтобы угодить мужу. Теперь такая привязанность вызывала у лидера раздражение, а не умиление: он стал более нервным, иногда даже прикрикивал на жён (чего раньше не допускал) и стремился уединиться. Но чаще всего побыть в одиночестве у Дета не получалось. По этой причине, по общему мнению, семейная жизнь лидера покатилась под откос.

Надя изо всех сил старалась заменить Росса в лаборатории, но с непривычки лабораторные исследования давались ей нелегко. Поэтому, когда зеленокожий позвонил и предложил поставить ещё несколько серий опытов, терапевт отказалась:

— Если их будет ещё больше, я точно не услежу за всеми.

Росс с сожалением признал, что Надя права и прежде, чем начинать новые опыты, надо закончить старые.

Да и вообще рабочих рук катастрофически не хватало, причём не только в медицинских исследованиях, а вообще во всех областях жизни. Из-за этого многие идеи пришлось отложить на неопределённый срок, довольствоваться необходимым минимумом удобств в бытовой жизни, отказываться от многих проектов — в общем, очень сильно ограничивать себя. А ещё сильно не хватало времени. Из-за такого ритма работы люди уставали гораздо сильнее, чем при сплаве — что и неудивительно. Но на самом деле, если отсечь всю научно-исследовательскую работу и производство репеллента, то быт и обустройство оставляли бы ещё немало сил и времени на отдых и развлечения. Из-за понимания этой простой истины однажды у меня даже проскользнуло смутное желание уйти из племени — тогда бы над головой не висел меч ответственности и удалось заняться не тем, чем надо, а тем, чем хочется. Но я поспешно прогнала дурные мысли. От нас, от меня в частности, зависит выживание не только посвящённых, но и свободных в целом. И до тех пор, пока ситуация не стабилизируется, мы не имеем права на сомнения и слабовольное отступление.

Эти места вообще не слишком приветливы к людям, но самыми актуальными, самыми страшными угрозами оставались две: многочисленные болезни и гнус (под этим словом мы теперь понимали не только кусачих насекомых, но и других членистоногих, червей, кровососущих птиц, млекопитающих, рептилий — в общем всех мелких животных, которые покушаются на человеческое тело). Все средства, которые пока есть — только полумера. Они помогут свободным продержаться какое-то время, может, даже несколько лет, но потом люди всё равно погибнут. По крайней мере, пока статистика не на нашей стороне: к настоящему времени нас стало меньше, чем было сразу после окончания сплава. И это несмотря на то, что появляются дети, и не в таком уж малом количестве. Пусть даже сейчас нам удалось сократить потери, но мы всё равно в минусе. Да и смертность среди младенцев, по словам Нади, большая. Гораздо выше, чем при сплаве до болотной лихорадки. Ведь опасностей, угрожающих беспомощным детям, очень много, и родителям трудно, если вообще возможно, уследить за всеми.

Отчаянно зевая во время своего дежурства, я забросила в рот ещё одного жареного таракана и начала причёсывать волосы. Сегодня они лезли гораздо сильнее, чем обычно. Несколько раз очистив расчёску, раздражённо дёрнула себя за прядь… и она легко, без малейшей боли, выдернулась. Запустила пальцы в шевелюру, потянула — и вот уже голова лысая, а волосы лежат бесформенной горкой.

С чего вдруг им выпадать? Вроде не пугалась, чтобы так отбрасывать. И тут меня осенило: а не может ли облысение означать, что рядом есть другая фертильная женщина моего вида и из-за этого я становлюсь стерильной? Какие должны быть симптомы, кроме облысения? Раздражительность и непереносимость сородичей своего пола. Ну насчёт сородичей не знаю, не видела, а вот повышенной нервозности за собой не замечала. Наоборот, теперь, после того, как хотя бы одно настоящее лекарство нашли и с эпидемией справились, настроение отличное. Не сходится.

Похлопав себя по лысине, прислушалась к самочувствию. Ничего подозрительного. На всякий случай смерила температуру — нормальная, около тридцати восьми градусов. Ещё немного подумала и решила не волноваться раньше времени. Но остальным посвящённым всё-таки сообщила: вдруг облысение окажется ранним симптомом какой-то болезни.

После полудня позвонил Марк и взволнованно сообщил, что у него тоже выпали волосы. Раздражительности он за собой тоже не заметил и самочувствие осталось хорошим. Стерильного сородича, который ходил с мужем и друзьями, внезапное облысение обошло стороной. Связавшись с Щукой (знакомой из йети) я выяснила, что ничего подобного йети раньше не наблюдали.

А через пару дней и у меня, и у мужа почти по всему телу начала расти шерсть — из чего мы сделали вывод, что всё-таки стали стерильными. Но изменение произошло очень спокойно, практически без дискомфорта, у меня даже молоко не пропало. И причина внезапной стерильности оставалась загадкой.

К вечеру того дня, когда мы убедились в смене половой фазы, со мной связалась Щука и сообщила, что она и один её знакомый облысели и теперь оволосяются по фертильному типу.

— Раз такое дело, мы немедленно уйдем, чтобы не началось противостояние, — добавила она.

— Поздно. Мы с Марком уже стали стерильными. Так что угрозы нет.

— Но как?.. — удивилась собеседница.

У меня не было ответа на этот вопрос. Мы как будто просто поменялись фазами. Но почему?

— Я стерильная, — похвасталась я посвящённым. — Теперь уже никаких сомнений, — подхватив Рысь, пару раз подбросила её в воздух. — Ура!

Друзья отреагировали неожиданно и даже с подозрением.

— А чему ты, собственно, радуешься? — насторожено поинтересовался Дет.

— Как чему? Я теперь стерильная! — повторила я очевидную истину.

— Тебе самой не кажется странным твоё поведение? — обеспокоенно спросил Маркус.

— Нет, конечно, — удивилась я, но потом поняла, что встревожило посвящённых. — Не в том плане, что меня особо восторгает стерильность сама по себе, — пояснила друзьям, — но теперь мне не надо рожать, рожать и рожать при первой же возможности — только чтобы не допустить вымирания йети. Ещё, теперь нет необходимости сидеть на одном месте. Можно попутешествовать. Ведь раньше, уходя далеко от селения, я могла случайно встретить фертильную женщину и тем самым повредить своему виду. Теперь встреча никому не повредит — можно ходить не только по ближайшим окрестностям, а даже селение йети посетить. Понимаете? Раньше на мне висел груз ответственности за воспроизведение моего вида, а теперь — я свободна! Свободна, понимаете?

Ощущения действительно были именно такие. Как будто со спины свалилась тяжесть. Я закрыла глаза, вдохнула запах влажного леса и улыбнулась. Свободна. Вольна пойти к йети, к океану, исследовать лес или горы без опаски подвести остальных. Даже дети не мешают — Рысь уже вполне самостоятельна, а младшие тоже весьма активные — если что, можно посадить их на загривок и не беспокоиться.

Эйфория спала, и я грустно хмыкнула. Нет, не свободна. По крайней мере, до тех пор, пока люди находятся на грани жизни и смерти. Но всё равно границы стали шире — и это радует.

На следующий день Вадим связался со мной, Ильёй и Светой.

— У меня есть новость, которую надо обсудить. Судя по разговорам, Щука хочет присоединиться к посвящённым.

Я подобралась: уже привыкнув к своему племени, сроднившись с ним, трудно принять кого-то чужого.

— Зачем? — поинтересовался Илья. — Как она это аргументировала?

— Сами послушайте, — предложил сатанист и переслал запись разговоров между йети. — Решать, конечно, вам, но мы собираемся устроить проверку. Всем им.

Судя по записи, неожиданное внедрение планировалось не только в посвящённых: двое мужчин-йети (в том числе фертильный) собирались проситься к волгорцам, а ещё один — к сатанистам. Причём вроде бы без корыстных целей, если не считать таковыми возможность остаться плодовитыми и новый шаг к союзу между людьми и оборотнями. Естественно, сатанисты не поверили на слово и собирались встретиться со всеми четырьмя и провести подробный допрос с последующим стиранием памяти о нём. Тайное правительство обсудило необходимость такой меры и неохотно уступило настояниям Вадима: если йети замышляют недоброе, то лучше узнать сейчас — потом будет поздно. А ещё мы решили не рассказывать о Щуке остальным до тех пор, пока она не пришлёт официальный запрос. Впрочем, его не пришлось долго ждать.

На следующий день Щука позвонила и сообщила о своём желании стать посвящённой. Рассказав ей о внутриплеменных правилах и законах, мы предложили прийти для разговора, а сами собрались, чтобы обсудить её кандидатуру. Все понимали, что мы всё равно не сможем вариться в собственном соку, да и, если хотим выжить, надо стремиться к союзу с йети. Так что рано или поздно это должно было случиться. Поэтому, если Щука действительно хочет стать одной из нас и готова подчиняться общим правилам, то её следует принять. В необходимости такого шага не возникло сомнений ни у кого из посвящённых.

Прошли ещё сутки — и сатанисты сообщили результаты допроса: йети не планировали вредить. А уже к вечеру в Орден пришла Щука с двумя детьми и, после краткого разговора, наше племя выросло аж на трёх человек. В прошлой, земной, жизни Щука работала фармацевтом и, естественно, вызвалась помогать в исследованиях врачей. Йети вошла в племя удивительно легко. Может быть, так произошло из-за её открытости, дружелюбия, уверенности в себе и, одновременно, некатегоричности в суждениях и отсутствия даже малейшей наигранности. Глядя на неё, я вспомнила те времена, когда сама притиралась к племени… и сравнение получилось не в мою пользу.