Как знамение удачи воспринял Владимирцев появление очерка одного писателя об Андрее Васильевиче Дьяконове; название, правда, было удручающим — «Одинокий борец с земным притяжением», невольно наводило на мысль, что подобная участь может ждать и его, Владимирцева, вместе с ВАГами и невероятной системой управления погодой. Но как было не обратиться к опыту ученого, чьи предсказания погоды сбываются на девяносто процентов. К Дьяконову обращаются за прогнозами не только соотечественники, работа которых так или иначе связана с погодой-непогодой, но и многие астрономы и метеорологи, моряки зарубежных стран.
Давно состоялась первая встреча Владимирцева с Андреем Васильевичем, когда Алеша вместе со своим отцом путешествовал по Горной Шории и специально сделал «крюк», чтобы познакомиться с Дьяконовым.
Дьяконов помог и речникам Лены, предсказав ранний ледостав в низовьях реки, помогает и сейчас хлеборобам Полтавской и Свердловской, Московской и Волынской, десяткам областей и республик… Возвращаясь из экспедиции, Владимирцев решил побывать у Дьяконова.
Студент Владимирцев, добравшись до Темиртау, поселка в Алтайском крае, который давно называют за красоту «Русской Швейцарией», без труда разыскал «вещего человека», «бога погоды» Андрея Васильевича Дьяконова. Увидев его, Владимирцев растерялся — неподалеку от загородки, где стояла корова, вилами метал в кормушку сено невысокого роста человек, одетый совсем неподходяще для такого занятия — в белую сорочку с галстуком-бабочкой; он был в берете, из-под которого торчали густые волосы. Старик без удивления вопросительно посмотрел на незнакомого юношу и приветственно кивнул, продолжая метать сено в кормушку.
«Вы ко мне?» «К вам. Вы… Андрей Васильевич?» Паломники часто бывали у «бога погоды». Редко кто любопытства ради, но все больше тех, кто хотел понять, как работает астроном и метеоролог Дьяконов. То, что представало их взору, удивляло: небольшая круглая башенка, сложенная из кирпича, небольшие раздвижные полушария и телескоп; рядом пристройка — бревенчатый дом и неподалеку стога сена и загородка для скотины. Все это Владимирцев видел и тогда, когда побывал здесь с отцом, но теперь как-то острее поразило: «деревенская» жизнь Дьяконова и жизнь в молодом городе сибирской науки были разительным контрастом.
Три дня прожил Владимирцев у Дьяконовых, познакомился с его женой и одним из сыновей, старался быть не нахлебником, помогал по хозяйству, но главное — поднимался с Дьяконовым в башенку, смотрел на Солнце в старенький телескоп и слушал пояснения Андрея Васильевича об активности Солнца, рассказы о трудах классиков-метеорологов, оказалось, что он читает их в подлинниках, владея в совершенстве многими языками. Особенно Дьяконов ценит труды ленинградки, ныне покойной, Элеоноры Лир… Андрей Васильевич объяснил Владимирцеву: на атмосферу Земли влияет неравномерное солнечное излучение, солнечные возмущения создают в атмосфере Земли возможность сблизиться холодным и теплым течениям воздуха и порождают аномалии в атмосфере.
Вспоминал Владимирцев об этих беседах не раз, но теперь, в связи с работой над проектом «Погода», особенно часто задумывался.
Размышления ученого о проблемах двух направлений физики привели однажды к неожиданному открытию: использовать лазерную левитацию в борьбе со стихиями для управления погодой!..
Идея была столь неординарна, что он не рискнул поделиться ею, как обычно, она требовала продумывания, расчетов и серии опытов, но для последних было необходимо создать приборы, установки. Идея эта вполне реально опиралась, с одной стороны, на весомые, проверенные, отработанные принципы лазерной левитации, которой занималась лаборатория в физико-техническом институте, и с другой — работы университетской кафедры, где были созданы физические основы для численного моделирования различных атмосферных процессов. Теперь они определялись и квалифицировались с помощью ЭВМ. Широко использовались данные, получаемые с метеорологических искусственных спутников Земли с круговой орбитой высотой 500–600, 1200–1500 километров, с полосой обзора планеты в две-три тысячи километров. Теперь Владимирцева особенно интересовали данные, полученные с таких ИСЗ, как «Молния», ведущих глобальные метеорологические наблюдения с высоты сорока тысяч километров и дающих общую, цельную картину метеопроцессов в масштабе обширных регионов полушария.
Поглощенный. новой и, как понимал Владимирцев, вселенской идеей, при удаче, конечно, — он напряженно ее прорабатывал, вел расчеты, составлял схемы, пока не пришел к выводу, что настало время и «затею» можно вынести на суд своих сотрудников и лаборатории и кафедры. В случае их одобрения просить желающих присоединиться и совместно проводить расчеты, опыты — «на равных проделать путь от идеи к свершению». Владимирцев ставил только одно условие: «Пожалуйста, поменьше восклицаний и побольше сомнений».
В один из дней Владимирцев собрал всех сотрудников кафедры и лаборатории. Улыбаясь, он сказал, что речь пойдет о «реальной фантастике или фантастической реальности».
На огромной доске были развешаны начерченные Владимирцевым схемы, карты: они были сделаны цветными фломастерами и походили на наброски в записной книжке инженера.
— Лазерная техника должна помочь делать погоду: локализовать зарождение тайфунов, регулировать выпадение количества осадков, предотвращать бури… Но следует помнить, что регулировать погоду в пределах страны, даже такой огромной, как наша, — невозможно, нужны большие масштабы.
Владимирцев глянул на лица своих сотрудников и, не заметив ироничности, подошел к огромному рисунку.
— Это принципиальная схема функционирования искусственных спутников Земли… Они озирают определенные участки земли, фиксируют состояние погоды. Нас интересуют нарождающиеся циклоны, тайфуны… — Владимирцев перешел к другой небрежно нарисованной схеме и продолжал:- Полученную информацию со спутников и тысяч метеостанций аккумулируют в центре управления. Их может быть несколько, в основном для тех регионов планеты, которые по уже имеющимся наблюдениям, как говорится, делают погоду. Это Атлантика, особенно северная ее часть, влияющая на погоду Европы, Африки, Северной Америки. Другой регион — экваториальная часть Тихого океана… Все это общеизвестно…
Снова оглядев свою аудиторию, Владимирцев перешел к третьей схеме.
— Это наши ВАГи, — он указал на лазерные приборы, — одни из них установлены на искусственных спутниках Земли, другие — на поверхности земли, в основном на путях следования тайфунов, но особенно в известных местах зарождения непогоды. Мы с вами научились поднимать на острие луча лазера немалый груз. Так вот, лучи лазеров — их может быть сотня, тысяча, здесь еще требуется изучение и расчеты. Значит, лучи направляются в око зарождающегося тайфуна, лучи несут мизерные частицы двуокиси углерода. Об этих реагентах еще следует хорошенько подумать. Лазеры как ножи разрезают око тайфуна. Включается количество лазеров в зависимости от размеров зарождающейся массы тайфуна. Двуокись углерода или другой реагент заставляет нарождающиеся тучи пролиться дождем почти на месте рождения тайфуна, дождь как бы погасит температурные перепады, возможно остановит стремительное атмосферное давление… Но это действие первой зоны лазеров, назовем ее: первая гребенка… — Владимирцев перестал указкой водить по схеме, он смотрел на своих сотрудников, ждал их энтузиазма или иронических взглядов, но большинство сидели в раздумье. — Еще более фантастическим может представиться вам действие второй зоны.
Владимирцев прошелся у схематично набросанной карты двух регионов, поднял указку и, водя ею, продолжал:
— И все же в первой зоне не удается полностью расправиться с зарождающейся облачной массой, но главное — мы ослабили ее страшную стремительность. Вторая зона будет иметь иную задачу. И здесь возможны различные варианты. Если в первой гребенке мы пошлем вместе с двуокисью углерода небольшую массу пылеобразного металла, уходящие по обычным маршрутам облака понесут ее с собою. Вторая гребенка лазеров и магнитных полей будет работать, как заслон на пути облаков. Их скопления магнитные установки направят в те районы, которые в тот момент больше всего будут нуждаться в дождях.
На следующей схеме Владимирцев пояснил, как магнитные установки будут переводить тучи из одного района в другой.
— Посланные с помощью ВАГов мельчайшие металлические частицы вместе с двуокисью углерода, отягощенные влагой, станут подвластны и мощному магниту. Магнитная волна приведет тучи в то место, где они прольются дождем. Магнит сможет удерживать тучи над нужной местностью сколько угодно, не давая облакам уходить в сторону. Мельчайшие частицы металла не окажут вредного влияния на биосферу, так как их общая масса в десятки раз меньше массы выбросов в атмосферу промышленностью, транспортом и другой деятельностью человека. Кстати, со стороны магнитобиологии не должно быть возражений, ведь мы не переступим через элементарные нормы.
Владимирцев, прислонясь спиной к кафедре, рассказывал:
— Когда я учился в физматшколе, помните, у нас бывали вечера невероятных теорий, идей, проектов… Давайте вспомним молодость, вернее юность, детство и пофантазируем. Только учтите, что сегодня эта фантазия уже опирается на многое свершенное: ну, во-первых, искусственные спутники и их возможности. Во-вторых, лазеры, с помощью которых мы можем и измерять расстояние до планет и поднять на луче лазера многие килограммы. В-третьих, все новые открытия в области магнитомеханических явлений. Вот такая задумка, друзья.
Первый раз Владимирцев видел своих сотрудников и коллег в столь затруднительном положении, он не понимал их сдержанности, особенно остряков, которые обычно и серьезные обсуждения, споры сопровождали шуткой. Владимирцев поощрительно улыбался молчаливым коллегам, ждал, потом спросил:
— Вы это не воспринимаете серьезно?
— Идея столь глобальна, — начал Алисов, сидевший в первом ряду, — что с ходу говорить затруднительно.
— Но смешным я не выгляжу? — спросил Владимирцев.
— Не то говорите, Алексей Александрович, — вскочил импульсивный Шанежкин. — Какие-либо расчеты вы делали?
— Пробовал… — Владимирцев хитро прищурился.
— Разрешите мне, — продолжал Шанежкин. — Конечно, по первому впечатлению проект сногсшибательный, но не такой уж и невероятный. О работе спутников погоды не говорю. Это уже реально. Так же реально разбрасывание гранул двуокиси углерода, которые заставляют облака пролиться дождем в том месте, где нам нужно. Пример недавний — вдень открытия XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов создали погоду по заказу, рассеяли тучи. Даже когда тучи прорывались в сторону Москвы, их догоняли самолеты и рассеивали. Это было сделано уже не раз. В некоторых странах также научились вызывать осадки. Мы знаем комплексы радары — ракеты, предназначенные для расстрела градоопасных туч. Как видим, к проблеме влияния на погоду подбираются, хотя и медленно, но все же… Но главное, Алексей Александрович смело взглянул на ВАГи. Мы ходили вокруг шажками, а здесь нужен смелый рывок. По-моему, это плодотворный путь. Нужно бы попробовать в двух регионах страны, подверженных нашествию стихий. Прежде всего на Дальнем Востоке, хотя понимаю, что набравший силу тайфун труднее погасить, чем зарождающийся. Второй регион район Новороссийска и Туапсе, где свирепствует бора. Кстати, бора бывает и на Байкале, где ее называют сармой… И еще один аспект проблемы, признаюсь, он у меня появился, когда слушал сообщение Алексея Александровича, а сейчас… Нужно сочетание наземных установок и других, базирующихся на спутниках Земли, специально выведенных на орбиту. Это прекрасный наш ответ на затею со «звездными воинами»; возможно, мы предложим человечеству плодотворный путь мирного использования космоса.
Алисов вскинул руку в сторону Владимирцева и, не глядя на собравшихся, заговорил:
— Ну что же, — Алисов тер лоб, — как сказал бы Георг Лихтенберг, немецкий писатель, «общепризнанные мнения и то, что каждый считает давно решенным, чаще всего заслуживают исследования»… Мне это представляется очень… неординарным и несомненно смелым предположением. — Алисов почесал свой огромный с горбинкой нос, поднял палец: — Прекрасный энтузиазм! Но как довести наши ВАГи до той степени мощности… и совершенства, чтобы они были в силах выполнять задуманное? Мне симпатична серьезная реакция собравшихся.
Алисов долго стоял молча, потом обратился к Шанежкину:
— Коллега Шанежкин говорил мудро… И не каламбурил. Серьезное дело вызывает и серьезную реакцию. Знаете, я полностью поддерживаю высказывания Шанежкина и хотел бы дополнить примером доброго сотрудничества, я имею в виду программу КОСПАС — САРСАТ. В нашей стране поиск аварийных судов и самолетов. В США, при участии Франции и Канады аналогичная система САРСАТ. Обе системы могут работать независимо друг от друга и совместно. Мне кажется, подобно этим системам можно создать и международную систему обнаружения зародышей разрушительных стихий и совместного предотвращения стихийных бедствий, от которых страдают и США, и СССР, и страны Карибского бассейна и Индокитая.
Затем выступила Рената Михайловна:
— Кажется, Жюль Ренар сказал, что проект — это черновик будущего, хотя иной раз будущее требует сотни черновиков. Попробуем… Дело мне представляется перспективным. Здесь же нужно наметить пути решения многих вопросов международного сотрудничества, возможно, и зарубежные коллеги пожелают участвовать в этом проекте, в совершенствовании нашего ВАГа.
Через несколько дней в газете появилась статья, в ней рассказывалось о состоявшейся встрече ученых института и университета.
Статья начиналась цитатой, которую автор позаимствовал: «Научные открытия не являются во всеоружии в готовом виде, — анонимный автор цитировал академика В. И. Вернадского. — Процесс научного творчества, озаренный сознанием отдельных великих человеческих личностей, есть вместе с тем медленный и вековой процесс общечеловеческого развития…. Научная гипотеза всегда выходит за пределы фактов, послуживших основой для ее построения…» Велик был гнев директора института Кутешова! Почему Владимирдев заблаговременно не информировал его о совместном заседании, на котором обнародовал грандиозный проект?!
— Я что-то нарушил?.. — спросил Владимирцев.
— Странный вопрос! — сердито продолжал Станислав Викторович, потрясая газетой. — Мне звонят коллеги, спрашивают… да и руководство нашего отделения уже заинтересовалось, а я… Нехорошо, Алексей Александрович!
Заканчивалась статья неожиданной цитатой: «Журналист не должен торопиться порицать гипотезы. Оные единственный путь, которым величайшие люди умели открыть истины самые важные».
Оказывается, это написал еще М. В. Ломоносов, оказывается, и в его время журналисты донимали… А тут журналист сам подчеркивал, что все написанное — предположение.
Кутешов вслух произнес последний абзац.
— Мне очень неприятно, — морщась, будто от боли, сказал Владимирцев, что автор развешивает гирлянды превосходных эпитетов, особенно: «величайшие люди умели открыть истины самые важные». Я попрошу опубликовать и наш ответ. Нельзя так девальвировать слово…
Станислав Викторович понимал, насколько реальна и одновременно неосуществима задача: объединение усилий индустриально развитых стран, их помощь в решении этой проблемы развивающимся странам, которые, кстати, больше других страдают от непогоды… Шла речь и о том, что, по-видимому, должна быть создана международная организация, направляющая всю деятельность, согласовывая, координируя интересы государств всех континентов в погоде, сообразуясь с ресурсами Мирового океана.
То, на что бы не отважился скромный молодой ученый Владимирцев, мог позволить себе директор физико-технического института академик Кутешов, недавно избранный действительным членом Академии наук, он проинформировал высокие инстанции о работах, которые представляют не только государственный, но и международный интерес. И сразу же к идее Владимирцева было проявлено внимание — это поощряло оба коллектива: лаборатории и кафедры, которые работали с максимальной напряженностью, нередко без передышки, без отпусков.
В состав сотрудников проекта «Погода» вскоре после того, как он был включен в план инфизтеха, вошел также и Григорий Иванович Шанежкин, который, несмотря на обилие постоянно рождаемых собственных научных идей, так и не остановился ни на одной и охотно принял предложение Сергея Сергеевича Алисова.
Владимирцев никогда не был хлопотуном, умеющим выбивать для себя жизненные блага. И когда ему в дирекции инфизтеха предложили переехать из коммуналки в отдельную квартиру, он огорчился — некстати, придется терять время на переезд, обзаведение вещами, на устройство на новом месте. Конечно, в его небольшой комнатке-пенале уже не было места для книг, которыми он загромоздил скромные книжные полки, углы, но переезд мешал сейчас работе.
Владимирцев рассказал Ренате Михайловне о своей заботе, и она обрадовалась за него и потащила Алексея Александровича смотреть квартиру в новом доме, в трех кварталах от прежнего места жительства. Ренате Михайловне понравилась двухкомнатная с огромным холлом, балконом-лоджией квартира, и Рената похозяйски стала объяснять, как следует обставить квартиру. Владимирцев опешил: до него вдруг дошел совсем иной смысл ее слов.
Квартира… Семья… Эта мысль прожгла его. Владимирцев смутился, покраснел и готов был бежать из этой квартиры под любым предлогом.
Рената, словно почувствовав, что с Алексеем творится, деликатно покинула кухню.
«Но ведь дело не столько в этом! — переживал Владимирцев, чувствуя, нто сейчас должно произойти их решительное объяснение. — Мы же никогда не говорили о любви… были просто товарищами… Не хитри! — тут же одернул себя Алексей Александрович. — Или ты бестактный? Разве можно не замечать ее отношение? Но я же не давал повода, — новый виток самооправдания. — Что я могу сказать? Боже мой? Ведь начнется такое! Когда же заниматься? А как живут все люди, ведь норма жизни — он и она… и пеленки… А я не готов?»
— Рената! Рената Михайловна, — позвал Владимирцев, поднимаясь с корточек у плиты. Рената не откликалась. Он обошел квартиру. Ренаты нигде не было. Он прислонился к косяку. «Представляю, иду по коридору с цветами, все спрашивают, в честь чего цветы, а я говорю: „Иду жениться!“ Ничего себе, подходящее место и время… Значит, ты все-таки что-то решил?.. Нет-нет-нет» Владимирцев со злостью стукнулся лбом о косяк двери.
Он так и не решился прийти с цветами. Вернувшись в инфизтех, избегал встречи с Ренатой Михайловной, засел в своей загородке за работу. Потом пришла лаборантка от Алисова и позвала посмотреть очередной опыт. Возле установки стояли Алисов и Георгиевская. Владимирцев не заметил никаких перемен в ее поведении, словно и ничего не было, никуда они вместе не ходили…