Одна из главных легенд за всю историю русской армии, генерал от инфантерии (1809 г.) князь Петр Иванович Багратион был потомком грузинского царского дома Багратиони (Багратидов), правившего Грузией или ее частями с IX в. по начало XIX. Его дед, царевич Александр (Исаак-бек) Иессевич, один из многочисленных сыновей картлинского царевича Иессея (Евсея), брата царя Вахтанга VI, выехал в Россию в декабре 1758 г. из-за разногласий с правящей грузинской семьей и был определен императрицей Елизаветой Петровной в Астрахань или, скорее всего, в Кизлярскую крепость на Северном Кавказе. Гамету пору располагался армяно-грузинский конный эскадрон, в котором Александру дали чин подполковника. Со временем туда перебрался и его сын Иван Багратион, который в отличие от отца царевичем уже не считался.

Несмотря на утверждения многих авторов, Иван Александрович никогда не был полковником, русского языка не знал и умер в чине секунд-майора, пожалованном ему по прибытии из Грузии только для назначения пенсии. Долгое время считалось, что матерью Петра Ивановича Багратиона была дочь грузинского царя Ираклия II. Сегодня исследователи ставят это утверждение под сомнение. Доподлинно не ясно, кем она могла быть: из какого именно «грузинского княжеского рода»?

Кстати, принято считать, что Петр Багратион родился в 1765 г. Однако, по данным последних исследований, дело может обстоять несколько иначе. Не исключено, что он появился на свет в 1769 г., но при поступлении на службу ему были приписаны лишние четыре года, как нередко делалось в то время для получения чина.

У отца Петра Ивановича было три брата и две сестры. Один из них – князь Кирилл Александрович – сумел сделать успешную карьеру, сначала военного, а потом гражданского чиновника. Уже в 1797 г. он стал генерал-майором, а вскоре и тайным советником, сенатором и надолго пережил своего прославленного племянника, умерев в 1828 г. Петр Иванович всегда поддерживал теплые отношения со своим дядей Кириллом, к тому же они оба были весьма близки к влиятельному генерал-губернатору Москвы Ф. В. Растопчину. Какое-то время один из сыновей Кирилла, Алексей, служил у Петра Ивановича в бытность того командующим 2-й Западной армией. Младший брат Петра Ивановича, князь Роман (Реваз) Иванович Багратион, тоже пошел по военной стезе, дослужившись до генерал-лейтенанта. Он умер гораздо позже брата – в 1834 г. Еще один брат, Александр Иванович Багратион, воевал на Кавказе под началом С. А. Тучкова. В отставку он вышел майором и стал градоначальником Ставрополя. Сын Р. И. Багратиона генерал-лейтенант Петр Романович Багратион стал инженером и ученым-металлургом и даже открыл новый минерал, названный в его честь багратионидом. В общем, в семье Багратионов военное дело уважали.

Дж. Доу. Потрет П. И. Багратиона. 1830-е гг.

Известно, что детские годы Петр Багратион провел в родительском доме в Кизляре, проучившись год в местной школе для обер– и унтер-офицерских детей. Обстановка детских лет героя мало способствовала получению достойного образования. Собственно говоря, Багратион никогда не скрывал, что он по сути дела… «неуч». Такого же мнения о нем были современники. Хорошо знакомый с Петром Ивановичем Ермолов позднее писал, что «совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одаренный от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился на военную службу». Сам Багратион выражался возвышенно: «Со млеком материнским влил я в себя дух к воинственным подвигам».

Принято считать, что зимой 1782 г. Петр Иванович по рекомендации своей очень дальней родственницы княгини Анны Александровны

Голицыной был зачислен рядовым (или сержантом) в Астраханский пехотный полк, расквартированный в окрестностях Кизляра. Существует версия, согласно которой Анна Александровна помогла карьере юноши, указав на него Г. А. Потемкину, который, в свою очередь, порекомендовал Петра своему двоюродному брату П. С. Потемкину, командовавшему войсками на Кавказе. Дальше Багратион должен был уже сам карабкаться наверх.

К сожалению, юность нашего героя окутана туманом. Исследователи никак не могут прийти к заключению, когда же он, собственно говоря, начал воевать. Долго принято было считать, что первый боевой опыт Багратион приобрел в 1783 или 1784 г. в экспедициях на территорию Чечни. Из армейских рапортов известен эпизод с неудачной вылазкой русского отряда под командованием полковника Н. Ю. Пиери (Пьери) против восставших чеченцев шейха Мансура в мае 1785 г. Тогда Багратион, якобы бывший еще унтер-офицером, но уже адъютантом Пиери, был захвачен в плен под селением Алды, но затем выкуплен на деньги правительства. По другим данным, в том жарком деле Петр Иванович был ранен, оставлен на поле сражения как убитый, но подобран чеченцами. Его спасли и вернули без выкупа «из уважения к его отцу», а вернее, к высокому имени. Такие случаи бывали на Кавказе. В то же время кое-кто из историков не исключает, что до 1788 г. Петр Иванович на самом деле толком еще ни разу не воевал. Он служил в запасном полубатальоне Кавказского мушкетерского полка, квартировавшего в Кизляре.

Более или менее понятная картина боевого пути Петра Ивановича начинается только со времен Второй Русско-турецкой войны 1787– 1791 гг. По некоторым данным (более или менее достоверным), в 1787 г. ему присвоили звание прапорщика Астраханского полка, чьи остатки были преобразованы в Кавказский мушкетерский. 17 декабря 1788 г., во время штурма Очакова, Багратион ворвался в крепость якобы одним из первых, за что из подпоручиков, минуя чин поручика, был сразу же произведен в капитаны. Более того, его награждают золотым крестом на георгиевской ленте, что приравнивалось к ордену. Как гласят полковые формуляры, в 1791 г. он уже секунд-майор и служит в Киевском конно-егерском полку. В 1793 г. премьер-майор Багратион перешел в Переяславский конно-егерский полк, а с мая 1794 г. его определили в Софийский карабинерный полк командиром эскадрона. В этом назначении все очень просто: полком командовал второй муж его благодетельницы княгини А. А. Голициной князь Борис Андреевич Голицын. Не прошло и года, как Петр Иванович получил чин подполковника. В тот момент он служил уже под началом А. В. Суворова.

Кстати, Петр Иванович весьма быстро рос в чинах. Объяснение следует искать в том, что он немало прослужил в адъютантах и ординарцах у таких влиятельных лиц, как Г. А. Потемкин, а затем граф И. П. Салтыков. Высокие покровители продвигали его наверх, тут же зачисляя на открывавшиеся вакансии. В то же время личная храбрость и умение повести за собой солдат в атаку снискали ему настоящую славу среди рядового состава.

Багратиону посчастливилось постигать суворовскую «науку побеждать» в ходе Польской кампании 1794 г. Александр Васильевич, как всегда, был невероятно стремителен и энергичен: солдаты потели, генералы кряхтели, повстанцы рассыпались в разные стороны. Багратион воевал в авангарде под началом брата последнего фаворита императрицы П. А. Зубова Валериана, человека, безусловно, храброго, но без выдающихся военных дарований.

До начала решающих боев Багратиону довелось участвовать в нескольких стычках с повстанцами под руководством Т. Костюшко – под Брестом, Седлицами, Дерячином, Сокольней и Броком, где он всласть намахался саблей, рубя направо и налево, и даже был отмечен в победных циркулярах, составленных графом Зубовым. За дело под Броком, где Валериана Зубова так ранило в ногу, что армейским «коновалам» пришлось ее оттяпать чуть ли не по колено, отличившегося Петра Ивановича произвели в подполковники. Непосредственно в штурме Праги, укрепленного предместья Варшавы, кавалерист Багратион не участвовал. Он оказался под началом замечательного кавалерийского военачальника генерал-майора Ивана Георгиевича Шевича. В составе его полков Петр Иванович со своим эскадроном прикрывал артиллерию осадного корпуса. Скорее всего, ему пришлось рубиться с вражеской кавалерией у стен Праги. После подавления восстания Суворов стал генерал-фельдмашалом, а Багратион получил орден Св. Владимира 4-й степени и вернулся со своим Софийским карабинерным полком на родину.

Кстати, возможно, сочные рассказы о Багратионе, кочевавшие из биографии в биографию, например о том, что Суворов заметил храброго молодого военачальника именно при штурме Праги и с тех пор стал называть его «князь Петр», – просто легенда.

В июле 1795 г. Петр Иванович командовал 1-м батальоном Лифляндского егерского корпуса. Со следующего года он – командир 7-го егерского батальона, еще через два года Багратиона произвели в полковники. Инспектируя полк Багратиона, въедливый А. А. Аракчеев в 1798 г. нашел его «в превосходном состоянии». С этого времени Аракчеев благоволил к Багратиону и позднее даже начал переписываться с ним. Бывая в Петербурге, Багратион сошелся с «золотой молодежью» и наделал долгов, но, как вспоминал потом Ермолов, «настоящая война, отделяя его от приятелей, предоставив собственным средствам, препроводила его в Италию под знамена Суворова».

В Итальянском и Швейцарском походах генерал-майор Багратион командовал одним из элитных егерских полков. Князь Петр был самым младшим из генералов, но судьбе было угодно, чтобы он стал незаменим для «русского Марса». Во время Итальянского похода, а также перехода через Альпы Суворов всегда давал Багратиону наиболее ответственные и тяжелые поручения. «Генерал по образу и подобию Суворова», – уже тогда стали говорить о нем.

Кстати, именно с той поры Багратион стал соперничать в воинской славе с другим суворовским «любимчиком» – Михаилом Андреевичем Милорадовичем. Оба генерала порой очень едко посмеивались над недостатками друг друга, но уважали друг друга за подлинно былинную ратную доблесть.

Благодаря смекалке и отличному знанию полководческой манеры Суворова Петр Иванович смог стать командиром авангарда: он быстрее командовавшего целым корпусом генерала от инфантерии 59-летнего Андрея Григорьевича Розенберга сообразил, что означает приказ Суворова немедленно выделить «два полчка пехоты и два полчка казачков», т. е. немедля и быстро выступать вперед с оными полками.

Между прочим, этой «выходкой» он навлек на себя гнев и неудовольствие всего генералитета и, тем более, самого Розенберга. «Экая проклятая выскочка!» – долго возмущался потом заслуженный генерал. Все сочли, что поступок Багратиона продиктован стремлением обратить на себя внимание. Отчасти это было правдой: Багратион всегда и везде стремился выслужиться, выдвинуться в глазах начальства, но… через подвиг в бою, а не в закулисной возне.

Багратион стал широко известен благодаря своим умелым действиям после того, как во главе авангарда русско-австрийской армии взял штурмом крепость Брешиа, овладел городами Пуштол о (Палацалло), Бергамо и Лекко, отличился в многодневных сражениях на берегах рек Аллы и Треббии и, наконец, в битве при Нови, которая решила исход кампании. Везде уступая неприятелю численно, он проявлял исключительную храбрость и появлялся в самых опасных местах, был дважды ранен – в плечо и в ногу, но не покидал войск.

В жестоком бою на берегах Аллы именно поддержка генерала М. А. Милорадовича позволила ему выпутаться из очень сложной ситуации в борьбе с будущим маршалом Франции, а тогда дивизионным генералом Серюрье. Милорадович передал свой батальон Багратиону, чтобы тот сам довел дело до победного конца. В тяжелейшем сражении на берегах Треббии ему пришлось не единожды преодолевать отчаянное сопротивление польских легионеров Домбровского, яростно мстивших русским за недавнее поражение. В сражении у Нови Суворов возложил на князя Петра ответственность за проведение решающего удара. Тот действовал порой весьма рисково – подпускал врага на полтораста шагов и, открыв убойный огонь, тут же кидался с гренадерами в штыки.

Между прочим, именно в Итальянском походе Багратион познакомился с сыном императора Павла I великим князем Константином. Последний полюбил бывать в багратионовском авангарде.

Уже во время Швейцарского похода, когда русская армия откровенно голодала, в высокогорной Муттенской долине для авангарда Багратиона великий князь на свои 40 червонцев приобрел у местного крестьянина… две грядки картофеля, и истощенным бойцам было чем набить голодное брюхо.

А. В. Висковатов. Казак и обер-офицер казачьего полка. Литография. 1812—1814 гг.

После Итальянского похода Суворов отметил Багратиона как «наиотличнейшего генерала и достойного высших степеней» и подарил князю Петру свою шпагу, с которой тот не расставался до конца жизни. За этот поход ему пожаловали ордена Св. Анны 1-й степени, Св. Александра Невского, Св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийский крест) и алмазные подвески к нему.

Впрочем, в Итальянском походе у Петра Ивановича случались и неудачи. Например, в жаркой стычке на реке Бормидо у Маренго он, по мнению Суворова, на пару с австрийским генералом Ф. И. Лузиньяном по-мальчишески «прошляпили» победу над Моро. Выдающийся французский генерал ловко сманеврировал и, оставив союзников с носом, успел уйти непотрепанным. Недаром его звали генералом искусных ретирад! «Упустили неприятеля!» – негодовал Суворов. Справедливости ради признаем, что в той баталии Петр Иванович уступил общее руководство боем… младшему в чине Лузиньяну! Больше он никогда так не делал и впросак не попадал: «за одного битого – двух небитых дают!» Более того, спустя годы в своем формулярном списке он указал бой на берегах Бормидо как свою единоличную победу! Такое бывает и с большими полководцами…

В Швейцарском походе через Альпы Багратион командовал то авангардом союзной армии, первым преодолевая все природные преграды, прокладывая путь войскам в горах и первым принимая на себя удары противника, то арьергардом, сдерживая натиск французов.

При атаке Сен-Готардского перевала 6-й егерский полк Багратиона сумел через скалы зайти в тыл французов, и перевал был взят. После преодоления Чертова моста Багратион преследовал противника до Люцернского озера, с боями проложил дорогу к долине Кленталь, но был сильно контужен картечью. Командуя арьергардом, он прикрывал выход русско-австрийской армии из окружения, его егерский полк окончил кампанию всего с 16 офицерами и 300 солдатами (в начале кампании в нем числилось 506 человек). Сам Петр Иванович был в третий раз ранен.

16-дневный Швейцарский поход еще больше прославил Багратиона как превосходного генерала. К его наградному «иконостасу» добавились два иностранных ордена: австрийский Марии Терезии 2-й степени и весьма скромный по своей значимости сардинский орден Св. Маврикия и Св. Лазаря.

Из похода Багратион вернулся уже знаменитым военачальником. Его послужной список впечатлял, его уважали боевые французские генералы, ибо именно мастерство и отвага Петра Ивановича не раз заставляли их отступать. В свою очередь, опыт, накопленный Багратионом, очень пригодился ему во время будущих войн с Наполеоном. У него появился свой полководческий почерк: хладнокровный, но постоянно стремящийся к победе военачальник, блестящий мастер авангардно-арьергадных боев.

Кстати, крупнейший военный теоретик, современник Багратиона Клаузевиц называл его «человеком с репутацией лихого рубаки».

Рассказывали, что в последние месяцы жизни Суворова Багратион часто бывал при нем и что якобы именно к нему были обращены последние слова старого полководца: «Эх! Долго гонялся я за славой – все мечта».

Ф. А. Рубо. Бородинская битва. Фрагмент. 1912 г.

По возвращении в Россию в 1800 г. Багратион был назначен шефом лейб-гвардейского Егерского батальона, созданного в 1792 г. тогда еще цесаревичем Павлом, и затем переформированного в полк. Егеря считались элитой русской армии. Туда отбирали лучших из лучших: самых крепких, здоровых, проворных, смекалистых. Им полагалось уметь действовать и в сомкнутом, и в рассыпном строю, быстро менять фронт своего расположения и при этом вести прицельный огонь из любого положения (стоя, лежа, с колена). От егерей требовалась особо точная стрельба. Для этого они снабжались нарезным оружием. Егерям полагалось одинаково успешно воевать как в атаке, так и при отступлении. Егерский полк Багратиона – образцовый в русской армии – предназначался для охраны Павловска и царской семьи, когда она там проводила лето. Размещались егеря на постоянных квартирах в Петербурге, в слободе Семеновского полка. В будущем «близость» к Павловску – уже при новом императоре Александре I – переросла в доверительные отношения с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, которая очень благоволила к Багратиону.

После славных походов Суворова князь Багратион приобрел популярность в высшем свете. Громкая слава бежала впереди Петра Ивановича: примерно с той поры его стали чаще других боевых генералов приглашать к царскому столу. Как шеф лейб-егерей князь Петр имел право и обязанность постоянного доступа к государю для рапортов по состоянию дел. Это было высокой честью. Его почти каждый день приглашали на царские обеды и ужины, и это при том, что стол обычно накрывался на 17, максимум 22 персоны. С той поры началось настоящее возвышение Багратиона. Оказалось, что Петр Иванович умеет ладить с очень разными людьми, например с личным брадобреем Павла I И. П. Кутайсовым, или могущественным генерал-прокурором Сената П. X. Обольяниновым, или всесильным временщиком А. А. Аракчеевым.

В 1800 г. император Павел I устроил свадьбу Багратиона с очень красивой 18-летней фрейлиной графиней Екатериной Скавронской, обладательницей громадного приданого. Графиня была сговорена за Павла Палена, сына графа П. А. Палена, молодые любили друг друга. Но Павел I считал своим долгом обеспечить восходящую военную звезду приличным состоянием жены, чтобы Багратион уже ни в чем не нуждался. 2 сентября 1800 г. в церкви Гатчинского дворца состоялось венчание, проходило оно по высшему разряду, в присутствии императора, императрицы и всего двора. Невесту, одетую в русское платье, убирала царскими бриллиантами сама Мария Федоровна. Вот что писал об этом союзе генерал А. Ф. Ланжерон, человек сколь внимательный, столь и иронично-саркастичный: «Багратион женился на родственнице (по отцу) императрицы Екатерины I, по матери внучатой племяннице князя Г. А. Потемкина… Эта богатая и блестящая пара не подходила к нему. Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена была настолько бела, насколько он был черен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем… » Брак оказался несчастливым.

В 1805 г. княгиня Багратион уехала в Неаполь, потом очутилась в Вене и с мужем уже практически никогда не жила. Багратион звал княгиню вернуться, но та оставалась за границей под предлогом лечения. На самом деле она крутила роман с прусским принцем красавцем Людвигом, пока того не убили в бою с французами при Заальфельде поздней осенью 1806 г. Тогда от 8 до 9 тыс. пруссаков под командованием лихого кавалерийского офицера, главы придворной партии войны принца Людвига вступили в бой с почти вдвое превосходившим их численно, 14-тысячным корпусом Ланна, выходившим из густого и холмистого Франконского леса через Заальфельдское дефиле на оперативный простор. По началу планировалось, что передовые силы Людвига поддержат два других прусских военачальника: Гогенлоэ справа, а герцог Брауншвейгский – слева. Но нерасторопность престарелых прусских полководцев привела к тому, что принц остался в одиночестве и вынужден был отражать натиск неприятеля, стремительно развертывавшегося из походных колонн в боевые порядки. Умело прикрывшись легкоконной завесой и прицельным огнем застрельщиков, Ланн обошел пехотой Сюше вражеский фланг, хваленая прусская пехота была разбита и, потеряв полторы тысячи человек, отброшена. Воинственный принц во главе всего лишь пяти кавалерийских эскадронов отчаянно пытался остановить наступление французов, но попал в окружение, капитулировать отказался и был заколот в живот гусарским сержантом. Так нелепо погибла одна из военных надежд Пруссии. (По крайней мере, так считали сами пруссаки.)

Немного погоревав для приличия, Екатерина Павловна Багратион окунулась в поиски новых острых ощущений, а в них она подобно своей матушке, большой проказнице, была настоящей докой. В погоне «за очередной любовью» ее красота не увядала, а только расцветала новыми красками! Поскольку детей в браке с Багратионом она так и не нажила, то в 1809 г. по обоюдному согласию супруги расстались. В Европе княгиня Багратион – дама сколь любвеобильная, столь и расточительная (при этом свое гигантское состояние она свела на нет только в глубокой старости) – пользовалась огромным успехом у разного рода жиголо, приобрела известность в придворных кругах разных стран и родила дочь, как полагают, от австрийского канцлера князя Меттерниха – известного «секс-символа» той поры (кто из высокородных дам от него только не рожал). Она устраивала роскошные приемы, шикарно одевалась – всегда была в курсе последних парижских новинок, поражала любовников изысканнейшим венским кружевным нижним бельем (в этом предмете женского туалета Вена всегда удачно конкурировала со столицей мирового соблазна Парижем).

Исследователи не исключают, что супруги все же однажды еще раз встречались летом 1810 г. в Вене, когда Катенька уже была на сносях дочерью от Меттерниха. Нам доподлинно не известно, о чем они говорили. И тем не менее после смерти Багратиона среди его личных вещей был обнаружен миниатюрный портрет супруги, правда, в соседстве с портретами двух других «знаковых» женщин в его судьбе. Во времена Венского конгресса сам император Александр I, большой специалист по женской части, по данным тайной венской полиции, не единожды оставался у нее в доме ночевать. После смерти Петра Ивановича княгиня вторично ненадолго вышла замуж за английского лорда Гоудена, но фамилии Багратион так и не меняла. В Россию она уже не вернулась, осев в Париже, где до последних дней своей бурной и долгой жизни поражала свет утонченными обедами, но при этом ее саму уже возили в инвалидной коляске.

Багратион активно участвовал в войнах против Наполеона в 1805—1807 гг. В трагической для России кампании 1805 г. он возглавлял авангард русской армии. Из-за неудачных действий австрийцев и сдачи Вены русская армия оказалась в очень трудном положении. Вынужденно совершала она стратегические марш-броски от Браунау к Ольмюцу, и командующий М. И. Кутузов приказал Багратиону: «Лечь всем, но задержать врага». Дважды войска Кутузова оказывались перед угрозой окружения, и дважды авангард Багратиона, став волею судеб арьергардом, геройски прикрывал отход основных сил Кутузова. Отступление облегчалось лишь тем, что на пути русских находилось немало речек (притоков Дуная), на которых можно было сдерживать натиск французов арьергардными боями.

На переправе через реку Энс французы у Ламбаха почти настигли русскую армию и с ходу ударили в тыл арьергардным австрийским батальонам Кинмайера и Ностица. Последние пошатнулись, но тут французам преградил путь 6-тысячный отряд егерей и гусар, прикрывающий тыл, под командованием Багратиона. Потеряв 145 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, русские за пять часов отразили все атаки вражеского авангарда во главе с Мюратом.

Переправа через приток Дуная Энс главных сил Кутузова прошла успешно, но спустя некоторое время кавалерия Мюрата вновь настигла русский арьергард Багратиона у Амштеттена. Его конница вместе с гренадерской пехотой генерала Николя Шарля Удино стала теснить гусар Павлоградского полка. На помощь Багратиону была послана конно-артиллерийская рота Ермолова, чьи действия по прикрытию расстроенных русских эскадронов отличались не только удалью, но и высокой эффективностью. Вскоре подоспели гренадеры генерала Милорадовича и… началось! Этот кровавый бой имел огромное значение для поднятия боевого духа поспешно отступавшей армии и ее союзников.

Ж. А. Беннер. Портрет великой княгини Екатерины Павловны. Гравюра. 1818 г.

Еще раз генералу Багратиону предстояло спасти армию своим арьергардом, противостоя 16-тысячной группировке французов под началом Мюрата, Данна, Сульта и Удино у местечка Шенграбен. Здесь князю Петру была уготована роль «русского Леонида», а Шенграбен чуть не стал вторыми Фермопилами. Все понимали, что уж здесь-то точно придется лечь костьми! Прощаясь, Кутузов даже перекрестил Петра Ивановича, ибо «подлинно крестный подвиг предстоял ему» и его бойцам.

Гренадеры Удино и кавалерия Мюрата наступали с фронта, а Сульт и Ланн стремились обойти русских с флангов. Если в центре Багратиону еще как-то удалось отразить удары противника, то на флангах неприятель, пользуясь огромным численным перевесом, стал заходить русским в тыл. Атаку Сульта слева еще удалось кое-как сдержать, но Ланн все же сумел отрезать павлоградских и гессен-гамбургских гусар от пехоты, и оставшиеся без кавалерийского прикрытия Подольский и Азовский мушкетерские полки вынуждены были шаг за шагом отходить назад.

Но далось это дорогой ценой: глубокой ночью из страшной схватки Багратион сумел вывести штыковой атакой лишь 2402 бойцов. Другая часть его «спартанцев» навсегда осталась лежать под Шенграбеном. Кутузов, не без оснований ожидавший полной гибели арьергарда, был рад и тому, что горсть храбрецов спаслась. Даже враги называли отряд Багратиона «дружиной героев».

За этот блистательный подвиг Багратион был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени (минуя 3-ю и 4-ю) и произведен в генерал-лейтенанты. (Хитрец Кутузов попросил царя одновременно дать и сопернику Багратиона – Милорадовичу за Креме генерал-лейтенанта, чтобы уравнять их в чинах.) Уже давно ставший легендарным, 6-й егерский полк Багратиона, первым из полков русской армии получил в награду серебряные трубы с георгиевскими лентами.

Между прочим, на первый взгляд может показаться, что наградной «иконостас» Петра Ивановича Багратиона не столь впечатляющ, как у его братьев по оружию: сардинский орден Св. Маврикия и Лазаря 1-й степени (1799 г.); орден Св. Анны 1-й степени (1799 г.); мальтийский крест (орден Св. Иоанна Иерусалимского) с алмазами (1799 г.); орден Св. Александра Невского с алмазами (1799 г.); австрийский военный орден Марии Терезии 2-й степени (1799 г.); орден Св. Георгия 2-й степени (1806 г.); Прусские ордена Красного орла и Черного орла (оба 1807 г.); орден Св. Владимира 2-й степени (1807 г.) и 1-й степени (1808 г.); орден Св. Андрея Первозванного (1809 г.), золотая шпага «За храбрость» с бриллиантами (1807 г.) и золотой крест за взятие Очакова. Смертельное ранение вырвало Багратиона из рядов армии, и ему не довелось участвовать в Заграничных походах 1813—1814 гг., когда награды сыпались на героев как из рога изобилия.

Затем были жаркие кавалерийские рубки под Вишау и Рауссеницей, где Багратион снова не посрамил славы русского оружия. Так, отбиваясь с помощью его самоотверженных арьергардов, Кутузов уводил от гибели русскую армию.

Кстати, рассказывали, что незадолго до Аустерлицкого сражения Багратион якобы поддержал советников Александра I – своего покровителя цесаревича Константина Павловича, «молодых друзей» царя князя Петра Долгорукого и Павла Строганова в их навязчивых попытках уговорить императора непременно сразиться с Наполеоном. Известно, что Багратион всегда ратовал за наступательные действия.

В трагическом «сражении трех императоров» под Аустерлицем Багратиону пришлось очень несладко. Ему приписывают слова о неизбежности поражения, произнесенные накануне битвы: «Завтра мы будем разбиты!» Бездарно командовавший своими войсками французский граф-эмигрант на русской службе генерал-лейтенант А. Ф. Ланжерон вспоминал: «Мне уже случалось видеть проигранные сражения, но о таком поражении я не имел понятия!» Багратион командовал войсками правого крыла союзной армии, которые стойко отражали натиск численно превосходивших французов (11 500 против 17 700), а затем составили арьергард и прикрывали отход разгромленной союзной русско-австрийской армии. Потеряв 5256 человек, он все же справился и с этой незавидной задачей.

Кстати, за достойный отход перед превосходящими силами врага Кутузов так и не представил Багратиона ни к какой награде. Возможно, такой поступок – «реверанс» за поддержку «наступательных» интриг Долгорукова.

Именно в той горькой для русского оружия военной кампании Багратион с честью выдержал тяжелый экзамен на полководческую зрелость, проявив высочайшее искусство маневра и невероятную стойкость в обороне против намного превосходящего по численности, энергично наседавшего, умелого врага. Именно тогда окончательно сложилась его слава блестящего мастера арьергардного боя – кстати, самого сложного вида боевых действий.

В следующей кампании против французов, 1806—1807 гг., на долю Багратиона снова выпало прикрывать отход русской армии. И вновь он выделялся искусством меньшими силами сдерживать наседающие большие. Так было на подступах к Эйлау, пока главные силы русских под началом Беннигсена занимали выгодные позиции для решающего сражения. Потом его арьергард успешно прикрывал отступление обескровленной армии Беннигсена после «ничейного» сражения при Прейсиш-Эйлау. После расформирования арьергарда Багратион остался не у дел и непосредственно в кровопролитной битве на Эйлауском поле участия не принимал, состоя при генерале Дохтурове как младший из наличных генерал-лейтенантов. Но он «на коне» и при Гутштадте (золотая шпага «За храбрость»), и при отходе к Гейльсбергу.

В драматически развивавшемся Фридландском сражении, ставшем в той войне последним, он командовал левым флангом русской армии. Сюда Наполеон направил главный удар Нея. Под прикрытием 36-пушечной батареи французскому маршалу предстояло врезаться в скопившиеся на узком участке берега русские войска и, не считаясь с потерями, опрокинуть их, выйти к мосту через реку Алле, а затем отрезать русскую армию от переправы. Лишь после этого главные силы могли перейти в общее наступление.

Войска Багратиона защищались очень храбро. Особенно прославились кавалергарды Кологривова: прикрывая отход своей пехоты, они бесстрашно врубились в пехоту Нея. Часть его солдат, построенных для атаки чрезвычайно плотно, была изрублена. От катастрофы их спасла вовремя подоспевшая драгунская дивизия Латур-Мобура.

И все же роковая ошибка Л. Л. Беннигсена погубила армию: сгрудившимся в городе войскам некуда было деться от жестокого огня французской артиллерии. Они стали прекрасной мишенью для безупречно действовавших в тот день наполеоновских артиллеристов.

Особо преуспели в обстреле отважно действовавшие канониры бригадира Сенармона из корпуса генерала Виктора. Они вручную стремительно, скачками передвигали свои 36 пушек вслед за медленно отступавшими русскими, давая залп за залпом с расстояния менее чем в 600 шагов. Вскоре французские пушки были уже на расстоянии 300, потом 150, а затем и 100 шагов. При этом они изрыгали смерть с монотонной регулярностью. Наконец вспотевшие артиллеристы подтащили свои дымящиеся орудия на расстояние 60 шагов до русской пехоты. Их страшные залпы почти в упор косили плотные массы неприятеля, словно траву: целые роты в течение секунд превращались в горы кровавого мяса. Брошенные на помощь русским пехотинцам казаки попытались было уничтожить эту вырвавшуюся далеко за линию фронта смертоносную батарею французов, но лишь разделили судьбу своих соратников.

В половине девятого вечера Ней с боем наконец вошел во Фридланд. После этого Беннигсен стал быстро отступать по единственно сохранившемуся мосту и через поспешно найденный брод.

Фридланд принес страшные потери русской армии: от 10 до 18 тыс. убитыми, пленными и ранеными, в том числе треть гвардии. За полтора года в ходе трех кровавых битв с французами – под Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау и Фридландом – это элитное соединение не дало усомниться в своей ратной доблести, но понесло огромные потери.

Багратион сделал почти невозможное: выкашиваемый картечным огнем французской артиллерии Сенармона, противостоял со своими гренадерами численно превосходящим гренадерам Нея до последнего и, лишь полностью обескровленный, успел прорваться по единственному, уже подожженному мосту.

Кстати, весьма ревнивый к чужой славе Наполеон так высказался о Петре Ивановиче: «Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона». Позднее он снова повторит эту сентенцию, но в несколько ином виде: «Лучше всех Багратион, он небольшого ума человек, но отличный генерал».

После кровавых войн с Наполеоном прославленный генерал – чуть ли не самый желанный гость во всех великосветских салонах обеих российских столиц. Начинается время его наибольших удач как на военном поприще, так и при дворе. Поэт Г. Р. Державин так тогда «уточнил» его фамилию: «Бог рати он». За царским столом он часто оказывается сидящим возле всесильного А. А. Аракчеева, и они… находят общий язык. Выясняется, что он не только блестящий военачальник, но и ловкий царедворец, умеющий завязать нужные знакомства среди сильных мира сего. Теперь нужные люди сами идут с ним на контакт. Он снимает то ли весь дом, то ли его часть у бывшей фаворитки покойного императора Павла I А. П. Гагариной. Как истинный сын Кавказа, он радушен и хлебосолен: у него бывает весь светский Петербург. Все хотят увидеть отечественного «Леонида», все хотят с ним дружить! Его гостьей бывает даже очень влиятельная Мария Антоновна Нарышкина – божественно красивая фаворитка императора Александра I. Рассказывали, что при виде Нарышкиной все мужчины просто ахали и потом долго помнили первую встречу. Она позволяла себе выйти к гостям без украшений и быть царицей бала! При этом эта несравненная красавица очень точно знала границы своего воздействия на государя и очень дозированно им пользовалась, никогда не переходя за рамки ей дозволенного: недаром же она почти полтора десятилетия удерживала прожженного венценосного ловеласа «хоть и на длинном поводке, но с жестким ошейником». Ее братец князь Борис Четвертинский был давним приятелем Багратиона. Подход к царю через его «альков» был обеспечен! Наконец, за него был брат царя Константин Павлович. После трагических неудач русскому обществу, помнящему славные времена блистательных побед Александра Васильевича Суворова, нужен был новый герой. В облике Петра Ивановича он виделся многим.

Багратион будет «в моде» до 1809 г. – пока не «перегнет палку» в отстаивании перед императором Александром I своих полководческих приоритетов во время войны с Турцией 1806—1812 гг. Боевой генерал, «так ловко прежде скользивший по придворному паркету», все же поскользнулся, что имело для него тяжелые последствия: император перестал доверять Багратиону, сделав ставку на других «коней». Его и раньше – в пору особой «моды» на героя Шенграбена – не приглашали на императорские военные советы (Александр I не видел в нем полководца-стратега), а теперь не будут и подавно.

Более того, ни для кого не секрет, что уже тогда у вознесшегося наверх Петра Ивановича Багратиона не сложились отношения со многими ровесниками и сослуживцами в генеральских чинах. Это вечная тема – во все времена недоброжелательство, зависть, ревность к чужим успехам по службе и на поле боя присутствовали в армиях и среди военачальников. После Аустерлица черная кошка пробежала между Багратионом и Кутузовым. Очень непростые отношения у Петра Ивановича были и с Барклаем-де-Толли. Эти два полководца все же превосходили князя Петра не только познаниями, но и мерой военного дарования. И в противостоянии с ними претензии на первенство Петра Ивановича выглядят не столь весомыми, как, например, с Милорадовичем.

В 1808 г. Багратион отправился на войну со Швецией, 21-я пехотная дивизия, которую он возглавлял, в феврале – марте провела ряд удачных боев, заняла города Таммерсфорс, Бьерсборг и Або. После отдыха в России Багратион осенью 1808 г. вернулся в Финляндию, где приближался решающий период войны. План Александра I предусматривал ускорить победу над шведами путем смелого движения русской армии через Ботнический залив к берегам Швеции. Считая, что поход в зимнее время, по льдам и глубокому снегу, невозможен, главнокомандующий Федор Федорович (Фридрих Вильгельм) Буксгевден, а за ним и другие генералы высказались против такой операции. Багратион же сказал военному министру Аракчееву, присланному руководить походом: «Прикажите – пойдем». Командуя одной из трех колонн, он успешно преодолел сложнейший путь по замерзшему заливу из Або до Аландских островов, за шесть суток занял их, а авангардный отряд лихого кавалериста генерал-майора Я. П. Кульнева в 400 всадников достиг шведского берега в районе Стокгольма и даже захватил его пригород Гроссельгам. Шведы оказались «сражены безумством русских»: они поняли – для последних Балтийское море не помеха, даже зимой. Война завершилась победным для России мирным договором, а Багратион стал полным генералом. Выше было только звание фельдмаршала.

Кстати, Багратион всегда помнил, что нужных высокопоставленных знакомых надо уметь отблагодарить. Так, после окончания легендарного броска через Ботнический залив он не забыл упомянуть в рапорте об особо отличившемся генерал-майоре А. А. Аракчееве, младшем брате военного министра, который своими «неусыпностью и старанием» обеспечивал корпус «знатным количеством» пороха, снарядов и патронов. Багратион всегда старался сделать Аракчееву-старшему что-нибудь приятное, присылая тому различные экзотические подарки, чаще всего какое-нибудь редкое оружие, порой для подношения императору.

Ф. А. Рубо. Бородинская битва. Фрагмент. 1912 г.

Еще не завершилась одна война, как Багратион в 1810 г. был назначен командовать Молдавской армией. Шла война с Турцией. Впервые князю Петру поручили самостоятельное ведение войны: не обошлось без протекции Аракчеева.

Ходили слухи, что ему не дали передышки не столько из-за трудностей в борьбе с турками, сколько в силу привходящих обстоятельств: после всех войн с французами Багратион, как известно, был главным героем светского Петербурга. Дело дошло до того, что знаменитым генералом увлеклась 18-летняя великая княжна Екатерина Павловна! Девушка она была смелая, решительная, эмоциональная, расчетливая, волевая, прагматичная, честолюбивая, сексуально привлекательная. Есть мнение, что завязавшийся роман Багратиона с сестрой императора Александра I не устроил царя. Среди всей своей родни он всегда выделял именно Екатерину Павловну. У него с ней были особо доверительные отношения, и он мог сугубо по-братски приревновать любимую сестру. Екатерину Павловну выдали замуж за принца Ольденбургского, а виновника амурного «реприманда» срочно отправили на войну. После смерти Багратиона среди его личных вещей нашли, помимо черепаховой табакерки с портретом Суворова и золотой табакерки с портретом жены, усыпанный бриллиантами портрет вдовствующей императрицы Марии Федоровны и портрет великой княжны Екатерины Павловны в золотом футляре. Любовных писем княжны, способных ее, к тому времени уже замужнюю даму, скомпрометировать, найдено не было: видимо Петр Иванович их уничтожил.

Глубоко несчастный в личной жизни князь Петр отличился и на этой войне. Он сменил на посту главнокомандующего престарелого генерал-фельдмаршала Прозоровского, вяло ведшего боевые действия и вскоре скончавшегося. Благодаря энергии и искусству Багратиона дела на южном фронте пошли значительно лучше. Правда, при этом у него до предела обострились отношения с Милорадовичем, который уже давно, но с переменным успехом сражался на той войне с турками. Петр Иванович рапортовал в Северную столицу, что «Михаил Андреевич заигрался в любовь с некой мамзелью Филипеско в ущерб своим главным обязанностям», а тем временем ее отец, глава валашского дивана, проводит антироссийскую политику. Аргументы Багратиона были весомы: «Что бы я ни затеял, тотчас турки знают от Филипеско». Не без помощи Аракчеева, который отлично знал еще по Гатчине все слабости фанфарона и ловеласа Милорадовича, Петр Иванович вскоре убрал опасного конкурента из армии.

Приняв Молдавскую армию, в которой было лишь 20 тыс. человек, полководец взял Мачин, Гирсово, Кюстенджи, в сентябре разбил 12-тысячный корпус турецких войск под Рассеватом, осадил Силистрию, взял Измаил и Браилов. В октябре 1809 г. у Татарицы он нанес поражение войску великого визиря, шедшему на помощь Силистрии. Но в связи с приближением зимы осада Силистрии успеха не имела: русские войска стали топтаться на месте, им не хватало сил, боеприпасов и продовольствия. Из-за бескормицы пало много лошадей, и кавалерия оказалась небоеспособной, а у турок главной ударной силой была именно конница. Сил у Петра Ивановича действительно не хватало, да и как главнокомандующий он допустил несколько промахов, не всегда был рационален и не смог в нужном месте в определенное время сосредоточить максимальные силы для нанесения концентрированного удара по противнику. Позже Багратион сам признался: «Отдаю справедливость туркам, что мастера держаться в окопах». После неудачи под Силистрией Багратион принял решение отвести армию за Дунай, чтобы усилить войска и возобновить действия весной. Но в Петербурге остались этим недовольны. Багратиона хоть и наградили орденом Св. Андрея Первозванного, но обвинили в нерешительности и в марте 1810 г. заменили на другого талантливого суворовского ученика, генерал-лейтенанта H. М. Каменского-младшего, вскоре добившегося больших успехов, но безвременно умершего в 1811 г.

Впрочем , по другой версии, события развивались несколько иначе: недруги обвинили Багратиона в нерадивости. Кавказский темперамент нашего героя сыграл роковую роль: горячий князь Петр вспылил, отписал наверх (в кресле военного министра уже сидел не симпатизировавший ему до поры до времени Аракчеев, а его антагонист Барклай) слишком резкое послание, оставил армию на Каменского и вернулся в Петербург.

7 августа 1811 г. Петра Ивановича назначили командующим Подольской армией, расположенной от Белостока до австрийской границы и переименованной в марте следующего года во 2-ю Западную армию (49 423 человека при 180 орудиях). Под его началом оказались такие боевые генералы, как Раевский, Бороздин, Сивере, Воронцов, Паскевич, Платов, а затем и Неверовский.

Предвидя вторжение Наполеона, наш герой заблаговременно представил Александру I свой план будущей войны, построенный на идее наступления. Более того, он сумел наладить шпионскую сеть за границей, в герцогстве Варшавском и австрийских владениях, чтобы иметь сведения о подготовке неприятеля к вторжению. Но император, никогда особо Багратиону не доверявший и не считавший его крупным полководцем, отдал предпочтение плану стратегического отхода в глубь России, предложенному военным министром Барклаем-де-Толли. Удара на опережение не последовало ни осенью 1811 г., ни весной 1812 г.: не завершив войны на юге с турками, император не мог помышлять о превентивном нападении. Отечественная война началась отступлением 1-й и 2-й Западных армий и их движением на соединение по сходящимся направлениям. Наполеон направил главный удар своих войск под Гродно на 2-ю Западную армию Багратиона с целью отрезать ее от войск Барклая-де-Толли и уничтожить. Разрыв между двумя армиями порой достигал 300 км: при скорости передвижений войск той поры это была внушительная дистанция.

Между прочим , вторгнувшись в Россию и отогнав от Вильно 1-ю Западную армию Барклая уже на четвертый день войны, Наполеон решил сосредоточиться на уничтожении 2-й армии Багратиона. Потом он рассчитывал «разобраться» и с Барклаем, отступавшим к Лрисскому лагерю. Вероятно, именно поэтому Бонапарт не очень-то усердствовал в преследовании Барклая, сразу же поспешившего на восток, чем и вызвал растущее не по дням, а по часам недовольство своего генералитета.

«Охота» на Багратиона началась, и вел ее матерый охотник «железный маршал» Даву, большой мастер по захлопыванию ловушек. Всем казалось, что участь Багратиона предрешена. Сам Бонапарт лишь посмеивался: «Мне достанется ножка или крылышко!»

Багратион был против решения об отводе русских армий к Смоленску. В какой-то момент он даже предлагал бросить свою армию по тылам наполеоновской – от Белостока к Варшаве. Но под угрозой окружения ему пришлось совершить трудный обходной маневр и с арьергардными боями отступать к Бобруйску и Могилеву. После занятия 26 июня 1812 г. войсками Даву Минска Багратион оказался отрезанным от главных сил. Но медлительность Жерома Бонапарта дала ему возможность спастись: «Насилу вырвался из аду. Дураки меня выпустили», – писал он Ермолову. 28 июня Багратион разбил авангард короля Жерома при Мире, а 2 июля рассеял при Романове кавалерию Латур-Мобура и Рожнецкого. 11 июля корпус генерала H. Н. Раевского атаковал у Салтановки части Даву, отрезавшие ему путь на соединение с 1-й армией.

Однако прорваться к Могилеву Багратиону не удалось. С очень большим трудом он все-таки оторвался от «железного маршала» и переправился через Днепр у Нового Быхова. С выпавшей на его долю задачей – вывести из-под удара превосходящих сил Даву свою небольшую армию – князь Петр справился. «Куда ни сунусь, – писал он, – везде неприятель». 21—22 июля он смог соединиться с армией Барклая под Смоленском.

Кстати , Багратион наряду с Барклаем выступал сторонником привлечения к борьбе с французами народных масс и был одним из инициаторов партизанской войны, в частности содействовал созданию отряда Дениса Давыдова.

При этом Багратион был убежден, что «неприятель дрянь». Воспитанному в суворовском наступательном духе, горячему и бескомпромиссному Багратиону в период отступления было морально очень тяжело. Уже на 19-й день войны он настаивал в письме к императору на необходимости немедленного генерального сражения. А отступление от Смоленска и вовсе вызвало у него прилив бешенства. Понуждаемый им Андр. И. Горчаков 2-й, с которым они были на короткой ноге еще со времен Итальянского и Швейцарского походов, бросил свою позицию на Московской дороге, и лишь предусмотрительные действия генерала П. А. Тучкова 3-го, без приказа занявшего позицию, а также беспримерная стойкость его солдат и офицеров спасли русскую армию от удара. По мнению А. П. Ермолова, это была очень серьезная ошибка командования, могущая повлиять на исход войны.

«Стыдно носить мундир, – писал Багратион Ермолову. – …Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить!» В ответ Алексей Петрович увещевал князя Петра: «Принесите Ваше самолюбие в жертву погибающему Отечеству нашему, уступите другому (имеется в виду Барклай – Я. Н.) и ожидайте, пока не назначат человека, какого требуют обстоятельства».

Багратион хотя и имел старшинство в чинах перед Барклаем-де-Толли, тем не менее подчинился ему ради сохранения единоначалия в армии. Но уже в ходе дальнейшего отступления, когда общественное мнение ополчилось на Барклая, Багратион снова стал резко выступать против проводимого им плана отступления.

Александр I в доверительном письме к сестре Екатерине Павловне от 30 сентября так объяснял решение поставить Барклая выше Багратиона: «Что может делать человек больше, чем следовать своему лучшему убеждению? .. .Оно заставило меня назначить Барклая командующим 1-й армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение еще более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счел его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот (Багратион. – Я. Н.), в деле стратегии, о которой тот не имеет никакого понятия». Любопытно, что хорошо знавший Багратиона еще с 1790 г. генерал-майор барон В. И. Левенштерн, человек весьма саркастический, по-своему весьма едко охарактеризовал полководческий стиль князя Петра: «В его лице… Россия имела лучшего начальника авангарда… но он не так хорош во главе армии, и, кажется, про него можно сказать, что блестящий во втором ряду помрачается в первом». Пожалуй, еще дальше шел в оценке Багратиона Ермолов: «.. .недостаток познаний (или слабая сторона способностей) может быть замечаема только людьми, особенно приближенными к нему… Если бы Багратион имел хотя ту же степень образованности, как Барклай-де-Толли, то едва ли бы сей последний имел место в сравнении с ним».

Петр Иванович продолжал возмущаться Барклаем: «Я никак вместе с военным министром не могу. …И вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого». Под Смоленском Багратион предлагал дать Наполеону генеральное сражение, но по требованию Барклая-де-Толли отступление продолжилось. Багратион тогда писал генерал-губернатору Москвы Ф. И. Ростопчину: «Без хвастовства скажу вам, что я дрался славно, господина Наполеона не токмо не пустил, но ужасно откатал. Но подлец, мерзавец, трус Барклай отдал даром преславную позицию (Смоленск. —Я.Н.). Я просил министра, чтобы дал мне один корпус, тогда бы без него пошел наступать, но не дает; смекнул, что я их разобью и прежде буду фельдмаршалом». Это несправедливое письмо характеризует Багратиона не с лучшей стороны. Промедли Барклай-де-Толли на «преславной позиции» – и русская армия неизбежно оказалась бы в окружении.

Настроения, высказанные Багратионом, были общими для армии. Если верить мемуарам Ермолова, то вскоре после Смоленска между Барклаем и Багратионом произошла жестокая ссора. С той поры Багратион уже открыто писал Ростопчину, что Барклай – «генерал не то что плохой, но дрянной». Император, придерживаясь древнеримского принципа «разделяй и властвуй», лишь подливал масла в огонь: он пересылал отправленные ему Багратионом письма с кляузами на Барклая самому же Барклаю. А они – «лед и пламень» – не могли ужиться друг с другом и все делили то, что не делится: «слава – самая ревнивая из страстей».

Багратион прекрасно понимал, что на пост главнокомандующего его кандидатура никогда не пройдет. Однажды судьба подарила ему шанс в качестве главнокомандующего выиграть войну с турками, но он его упустил. Теперь император ни при каких условиях не стал бы рассматривать его фигуру. Петр Иванович не пошел на то, что, по слухам, якобы предлагали ему некоторые генералы из круга Ермолова: силой отстранить Барклая от командования и возглавить обе армии. По сути дела это был бы переворот! Да еще в ходе отступления перед французской армией. «Отнять же команду я не могу у Барклая, ибо нет на то воли государя, а ему известно, что у нас делается, – писал он Ростопчину, – …о сем просила и вся армия, но на сие нет воли государя, и я не могу без особенного повеления на то приступить».

Кстати, интересно, как бы Петр Иванович повел войну, окажись он во главе обеих армий? Ведь он так стремился к этому! Наверное, он, как Кутузов, продолжил бы отступать, пока не нашел бы максимально устраивающую его позицию, и дал бы генеральное сражение. Как бы оно сложилось – вот в чем вопрос. Смог бы он, блестящий мастер арьергардно-авангардного боя, выжать из этого сражения тот же максимум, что и Михаил Илларионович? Кто знает.

Князь Петр не был тем, кто мог реально устроить всех на столь ответственном посту. Здесь нужен был человек не только уважаемый, но и крайне расчетливый. Лучше Кутузова в тот момент никого просто не нашлось.

Между прочим, отношение Багратиона, как, впрочем, и ряда других видных генералов (Раевского, Лохтурова, Милорадовича), к назначению Кутузова главнокомандующим было негативным. Багратион еще в сентябре 1811 г. писал военному министру, что Кутузов «имеет особенный талант драться неудачно». Вскоре после назначения главнокомандующего князь Петр и вовсе расставил все точки над «i» в очередном письме Ростопчину: «Хорош сей гусь, который назван и князем, и вождем! .. .Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги».

После боя при Шевардине 24 августа, затеянного не по его воле, войска Петра Ивановича были вынуждены отступить. Причем проделали они это опять-таки не по его команде, поскольку не он руководил ими, а сам Кутузов, правда, из безопасного далека. До сих пор историки спорят о целесообразности этого боя. Обычно считается, что он мог дать Кутузову выигрыш во времени для некоторого, но отнюдь не полного обустройства главных позиций для Бородинской битвы. Именно на долю Багратиона выпала честь стоять насмерть на левом фланге, у деревни Семеновское, перед которой были построены три земляных укрепления – Семеновские (Багратионовы) флеши (60—70-метровые насыпные треугольные брустверы со рвом), насчитывавшие от 36 до 52 тяжелых орудий.

В расположении Семеновских флешей были как плюсы, так и минусы. С одной стороны, их так и не успели достроить: большая часть лопат и кирок оказалась в войсках Барклая! Если солдаты из дивизии М. С. Воронцова еще как-то справились со строительством средней флеши, то команды из дивизий принца Карла Мекленбургского и И. Ф. Паскевича явно ударили в грязь лицом. С другой стороны, флеши располагались на высоте и частично прикрывались с фронта лесом и кустарником. В то же время именно это обстоятельство мешало обстреливать приближавшегося врага. Правда, неприятелю приходилось выстраиваться для решительного броска на флеши прямо под огнем их защитников. Все это вкупе и предопределит решительность и стремительность действий обеих сторон.

Левый фланг оказался наиболее опасным крылом русских войск, на которое был направлен основной удар отборных частей Наполеона. Поэтому здесь были сосредоточены лучшие войска русских со 144 пушками, возглавляемые первоклассными генералами (Раевский, Неверовский, Бороздин, Андр. Горчаков 2-й, братья Тучковы). В резерве стояли кирасиры Сиверса и гвардейские гренадеры Воронцова из корпуса великого князя Константина Павловича.

Между прочим , по традиции того времени к решающим сражениям всегда готовились как к смотру – люди переодевались в чистое белье, тщательно брились, надевали парадные мундиры, ордена, белые перчатки, султаны на кивера и т. д. Именно таким, каким он изображен на портрете, – с голубой андреевской лентой, с тремя звездами орденов Андрея, Георгия и Владимира и многими орденскими крестами – видели Багратиона в Бородинском сражении.

П. фон Гесс. Бородинское сражение. 1843 г.

В течение нескольких часов Наполеон огромными силами маршалов Даву, Нея и Мюрата (сначала 16 тыс. пехоты и 100 орудий, затем – 30 тыс. солдат и 160 орудий, потом – более 45 тыс. человек и 250 орудий, и наконец – 382 орудия) будет неоднократно атаковать Семеновские флеши, много раз переходившие из рук в руки. Несмотря на серьезный численный перевес французов, 15 (затем 18) тыс. русских воинов и 164 (потом 396) пушки держались стойко. На полуторакилометровой полосе Семеновских флешей не было места, куда бы не упала бомба или граната! Крики командиров и вопли отчаяния заглушались пальбой и барабанным боем. Ужасное зрелище представляло поле боя на левом крыле русской армии. Именно здесь тысячи солдат яростно поднимали друг друга на штыки, из последних сил душили руками, остервенело впивались в горло зубами! Здесь уже вышли из строя один за другим превосходные наполеоновские генералы Рапп, Компан, Ромеф и Дессоль. Тесно сбитые французские колонны являлись прекрасной мишенью для русских артиллеристов. В прежние годы французская пехота стремительно разворачивалась из колонн в линии перед решающей атакой, но недостаточная подготовка рядовых новобранцев и пересеченная местность Бородинского поля вкупе делали этот маневр невозможным. Именно в эти моменты, когда атакующие массы неприятеля вплотную приближались к флешам, русская артиллерия получала возможность действовать более эффективно, чем французская.

Между прочим, только убедившись, что свой главный удар Бонапарт все-таки наносит именно по левому флангу русских, Кутузов решился начать переброску столь нужных Багратиону подкреплений из правофланговой армии Барклая. Но на новое место дислокации войска могли прибыть не ранее чем через 1,5—2 часа.

Именно столько солдатам Багратиона надлежало стоять насмерть.

После того как ценой гибели целой гренадерской дивизии генерал-майора графа М. С. Воронцова (его тяжело ранили штыком) удалось отбить атаку французов, ворвавшихся было на флеши, и русские драгуны и кирасиры погнали пехотинцев Нея и сильно контуженного, но оставшегося в строю Даву, в дело вступил Мюрат. Он обнажил шпагу и, задержав бегущих, бросил их в новую атаку, и вскоре французы захватили Багратионовы флеши, даже прорвались в деревню Семеновское. Но снова гренадерские батальоны ударили в штыки, и Мюрат сам едва не попал в плен к русским кирасирам. Беспрерывно густыми колоннами французы атаковали флеши. Под залпами русской артиллерии и пехоты они валились десятками. Когда кончались патроны, русские отбрасывали врага штыками. В бой уже были брошены резервные пехотинцы П. П. Коновницына и переброшенные справа, от Барклая-де-Толли, гренадеры К. Ф. Багговута. Лишь к 12 часам ценой колоссальных потерь флеши окажутся взяты французами.

Кстати , блестящий русский генерал Михаил Семенович Воронцов (1782—1856) еще поквитается с Наполеоном за гибель своей любимой дивизии. Участник многих войн с турками, персами и французами (Пултуск, Гутштатд, Гейльсберг и Фридланд) граф

Воронцов выдержит тяжелейший бой под Краоном, во многом решивший исход кампании 1814 г. в пользу союзников. Невероятная стойкость в обороне его егерей и их неистовые штыковые контратаки свели на нет усилия наполеоновских гвардейцев вырвать столь нужную им победу.

Во время одной из яростных атак французов восхищенный их бесстрашием Багратион кричал: «Браво! Браво! Как красиво идут!» Видя невозможность остановить их огнем трех с лишним сотен своих пушек, князь Петр лично кинулся с гренадерами Карла Мекленбургского навстречу неприятелю в штыковую контратаку. В этот момент – около 9 часов утра – он был тяжело ранен: осколок гранаты остановил героя, раздробив ему голень (большую берцовую кость) левой ноги.

Полководец, снятый с коня, еще продолжал руководить войсками, но после потери сознания был вынесен с поля. «В мгновенье пронесся слух о его смерти, – вспоминал Ермолов, – и войско невозможно было удержать от замешательства». Замешательство, как известно, предвестник паники! Оно было временным, но повлекло за собой оставление флешей, и сражение разгорелось с новой силой уже на новой позиции – у деревни Семеновское. «Сей несчастный случай весьма расстроил удачное действие левого нашего крыла, доселе имевшего поверхность над неприятелем», – писал Кутузов в донесении императору. Ситуация усугубилась тем, что к этому времени уже вышли из строя все главные генералы 2-й армии: Горчаков 2-й, Карл Мекленбургский, Сен-При, Воронцов…

Очевидцы рассказывали, что смертельно раненный князь Петр с перевязочного пункта послал адъютанта к своему сопернику-соратнику: «Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него. До сих пор все идет хорошо. Да сохранит его Бог».

На следующий день Багратион упомянул в донесении Александру I о ранении: «Я довольно нелегко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но нималейше не сожалею о сем, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола».

Кстати, смертельно раненный Багратион получил за Бородино в награду 50 тыс. рублей. Но они не дошли до адресата, поскольку он умер, а семьи у него не было, так что рескрипт был возвращен назад.

Полководец был перевезен в имение своего друга князя Б. А. Голицына (его жена приходилась Багратиону четвероюродной сестрой), в село Симы Владимирской губернии. От него долго скрывали печальную весть о сдаче Москвы. Когда один из гостей проговорился об этом, состояние Багратиона резко ухудшилось. Вероятно, его еще можно было спасти, но тяжелые переезды по осенним дорогам подорвали силы полководца. Ему не оказали своевременной медицинской помощи – лишь на 13-е сутки после ранения Багратиону предложили ампутацию ноги, но якобы это «повлекло гнев князя», а потом уже было поздно.

После мучительной, но безуспешной борьбы с гангреной Петр Иванович 12 (24) сентября скончался и был похоронен в селе Симы.

В 1839 г. его прах по инициативе поэта-партизана Д. В. Давыдова был перевезен на Бородинское поле, где воздвигли памятник павшим воинам. В 1932 г. монумент на батарее Раевского был взорван, могилу «царского генерала» уничтожили, а его останки выкинули. В 1985—1987 гг. памятник восстановили, среди мусора были обнаружены фрагменты костей Багратиона, которые затем перезахоронили.

P. S. Петр Иванович Багратион с детства мечтал о военной службе. Мечты воплотились в образец профессионального военного, любимого армией, спокойного в опасности, отличавшегося храбростью и глубоким знанием военного искусства. Недаром его брат по оружию Алексей Петрович Ермолов так охарактеризовал Багратиона: «Князь Багратион… ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей… Подчиненный награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчиненный не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное! Нетрудно воспользоваться его доверенностию, но только в делах, мало ему известных. Во всяком другом случае характер его самостоятельный… Все понятия о военном ремесле извлекал он из опытов, все суждения о нем из происшествий, по мере сходства их между собою, не будучи руководим правилами и наукою и впадая в погрешности; нередко, однако же, мнение его было основательным. Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности… Утонченной ловкости пред государем, увлекательно-лестного обращения с приближенными к нему. Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния… Солдатами он был любим чрезвычайно». Такие слова от язвительного Ермолова дорогого стоят. За почти 30 лет службы князь Багратион принял участие в 20 походах и 150 боевых операциях. Символично, что кровавый день Бородина оказался для него последним.