В стране Суоми до сих пор принято считать, что первый акт советской агрессии против их маленькой безобидной родины произошёл ещё 1 марта 1918 года. Именно в этот день лично товарищ Ленин подписал в Смольном «Договор об укреплении дружбы и братства» между РСФСР и так называемой Финляндской Социалистической Рабочей республикой, созданной левыми повстанцами в южных районах страны, после переворота 27–28 января того же года. И не только договор заключили, но ещё и оружием против законного правительства снабдили.

На первый взгляд, крыть вроде бы нечем, однако договору 1 марта предшествовали другие события. Признав независимость Финляндии 31 декабря 1917 года, Совет Народных Комиссаров на первых порах достаточно сдержанно отнёсся к руководству ФСРР, не без оснований считая его достаточно далёким от большевизма. Действительно, в отличие от России, где большевики с меньшевиками давно создали самостоятельные организации, власть в южной Финляндии захватила единая Социал-демократическая партия. Поскольку твёрдые ленинцы никогда не имели там абсолютного большинства, сформированное СДПФ и профсоюзами правительство было не красным, а скорее «розовым» и вело себя весьма умеренно

Финские эсдеки не проводили сколь-нибудь значительных экспроприаций, не организовывали массовых расстрелов, и главное, никоим образом не помышляли отказываться от независимости страны во имя торжества коммунистических идеалов. В беседе с бургомистром Стокгольма Карлом Линдхагеном, Ленин в сердцах назвал финских эсдеков предателями революции, а Совнарком, не желая осложнить себе жизнь ради столь сомнительных союзников, официально заявил, что Россия будет соблюдать нейтралитет и не вмешиваться во внутренние распри в Финляндии.

Первоначально, революционный переворот в Хельсинки в Петрограде предпочли не замечать. Даже постоянные нападения белофинских отрядов на готовящиеся к выводу из страны российские гарнизоны и их вторжения на территорию северной Карелии практически не встретили никакого реального отпора.

Пользуясь этим, контрреволюционные силы развернули против проживающих в стране россиян террор, сравнимый разве что с грядущими подвигами чеченских боевиков. Представителей «некоренного» населения убивали прямо на улицах, грабили чуть ли не догола, а уж со всем недвижимым имуществом «русские оккупанты» могли проститься заранее. Без колебаний ставили к стенке даже антисоветски настроенных офицеров, которые при ФСРР прятались по домам, а с приходом белых радостно бросились их встречать. За несколько недель было расстреляно не менее тысячи российских граждан, включая женщин и детей, а ещё около 20 тысяч изгнано. Выручка, полученная в результате экспроприации казённой и частной собственности, составила 17, миллиардов золотых рублей.

Некоторые особо помешанные на общечеловеческих ценностях граждане до сих пор объясняют данный беспредел местью финнов злобно угнетавшим их колонизаторам. Однако между историей русско-финских и, скажем, англо-индийских отношений имелось, как минимум, две большие разницы. Прежде всего, Индия никогда не угрожала Британии. В то время как Финляндия и в XIII, и в XVIII, и в XX веках традиционно служила базой для нападений, сперва, на Новгород, а затем на Ленинград и Мурманск. Более того, сами финны охотно участвовали во всех без исключения вторжениях на российскую территорию.

Наконец, в отличие от британских, да и других европейских колоний у Финляндии по существу был статус самоуправляющегося государства в составе Российской Империи. Она имела свою валюту и собственную полицию. Все чиновничьи должности на её территории могли занимать только финские уроженцы, а в Российской империи финские уроженцы могли служить свободно, что и делали. Права же центральных органов были на финской территории столь ограничены, что большевики, анархисты и эсеры, включая террористов, чувствовали себя там почти в такой же безопасности, как в какой-нибудь Швейцарии. Так что хотя даже и при столь либеральном режиме стремление финнов к независимости понять вполне можно, их зверств, совершённых уже после её получения, это никак не оправдывает.

Тем не менее, Совнарком молчал целый месяц, и лишь когда сам главнокомандующий финской армией Карл Маннергейм заявил 23 февраля, что не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена от большевиков Восточная Карелия, в Петрограде, наконец, зашевелились. Однако руки большевиков были связаны условиями Брестского мира, и никакой реальной помощи ФСРР, за исключением нескольких небольших партий оружия, они не оказали. Остаткам русских войск было приказано придерживаться нейтралитета. Попытка части петроградских красногвардейцев двинуться на помощь «розовым» была пресечена большевистским правительством по указанию Берлина, где на призывы белофиннов о помощи отреагировали незамедлительно. Предложение сбежавших из Хельсинки депутатов Сейма объявить страну монархией во главе с принцем Фридрихом Карлом Гессенским, тронуло сентиментального кайзера Вильгельма чуть ли не до слёз.

Вскоре в Финляндию было отправлено изрядное количество вооружения. Почти одновременно туда прибыл егерский полк, состоявший из финнов, сражавшихся на стороне Германии в Первую мировую войну.

Регент Финляндии Пер Свинхувуд потребовал «Кемску волость» задолго до шведского посла из кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию»

А начиная с 3 апреля в тылу «розовых» стали высаживаться первые подразделения 1 – тысячной экспедиционной дивизии генерала фон дер Гольца. Противостоять этим отлично обученным частям вялые социал-демократы не смогли, и к середине мая 1918 года ФСРР торжественно отдала концы. Часть её защитников сбежала в Петроград, другие нашли убежище под крылышком высадившихся в Мурманске британцев, а свыше 20 тысяч были без особых церемоний прикончены счастливыми победителями или умерли в лагерях. Разобравшись с соотечественниками, новорождённая республика двинулась на завоевание сопредельных территорий. Аппетиты, которые она при этом демонстрировала, порой бросали в оторопь даже видавших виды кайзеровских генералов и британских моряков. Почти сразу же после вторжения на российскую территорию в Хельсинки был создан «Временный Комитет Восточной Карелии», при котором открылись курсы для подготовки командиров повстанческих и разведывательно-диверсионных групп. (Понятно теперь с кого взял пример Сталин, создав в 1939 году просоветское правительство во главе с одним из бывших лидеров ФСРР Отто Куусиненом?) Параллельно глава финского государства, с трепетом ожидавший принца Фридриха – регент Свинхувуд, заявил 7 марта 1918 года, чтоготов удовлетвориться миром на «умеренных условиях». То есть получить всего-навсего Карелию, прославленную в комедии «Иван Васильевич меняет профессию» «Кемску волость», Кольский полуостров и, конечно, Мурманскую железную дорогу, дабы беспрепятственно кататься из Мурманска в Петрозаводск. Неделю спустя Маннергейм утвердил эти скромные притязания, добавив к ним ещё и проект превращения Петрограда в зависимый от Финляндии вольный город.Наступление финской армии началось 1 марта, 18-го в захваченной Ухте (ныне Калевала) «Временный Комитет» заявил о присоединении Карелии к Финляндии, а в начале мая маннергеймовцы даже неудачно попытались прорваться к Петрограду через Сестрорецк. Ровно через два месяца после вторжения Финляндия официально объявила войну России, а к январю следующего года, в дополнение к занятым ранее территориям, овладела Ребольской и Поросозёрской волостями.Постепенно в боевые действия втягивались и соседние государства. Вскоре после начала финского наступления в Карелии появились шведские волонтёры. В свою очередь, финский добровольческий полк «Парни с Севера» принял участие в боях с Красной Армией на территории северной Эстонии. А 4 июня 1919 года в финскую гавань в Бьорке вошли первые корабли английской эскадры. Предъявив претензии на Карелию и Кольский полуостров, Финляндия пыталась пропихнуть передачу этих территорий в текст завершающего Первую мировую войну Версальского договора. И поскольку именно Британская империя, наряду с Францией и США, заказывала музыку в Версале, финны, позабыв о любимом кронпринце Фридрихе, очень старались заслужить любовь Лондона.Сосредоточив в Бьорке 8 крейсеров, 8 эскадренных миноносцев, подводных лодок, а также авиатранспорт «Виндиктив» с 12 гидросамолётами и монитор «Эребус», вооружённый мощнейшими на Балтике 381-мм орудиями, англичане могли серьёзно угрожать Балтийскому флоту и Петрограду. Особенно опасными для российских моряков оказались базирующиеся неподалёку от Териок(Зеленогорска) британские торпедные катера. Один из них 17 июня 1919 года потопил крейсер «Олег», а в ночь на 18 августа сразу 7 катеров при поддержке авиации атаковали российские корабли на Кронштадтском рейде. Однако на сей раз гордых бриттов встретили как следует, и на базу сумела вернуться всего одна их посудина.Не преуспев в уничтожении противника, англичане пытались сорвать злость на мирном населении. Например, 1 августа 1919 года их самолёт сбросил бомбы на участников митинга в центре Кронштадта. Но 11 погибших и 12 раненых кронштадтцев не сильно уменьшили боеспособность Балтфлота, и англичанам пришлось убираться при равных с Россией потерях. Потопив или захватив лёгкий крейсер, эсминцев и плавбазу, они лишились своего крейсера, 2 эсминцев, подлодки, военного транспорта, пары тральщиков и 6 торпедных катеров. Тем не менее, появление вражеских эскадр под стенами Петрограда изрядно отравило жизнь оборонявшим город Сталину и Троцкому, а также властям советской Карелии.Пристроив на зеленогорских дачах английских корсаров, финны сумели неплохо наладить взаимодействие с британцами и на сухопутном фронте. В апреле 1919 года их «Олонецкая добровольческая армия», подчиняющаяся ну совсем независимому от Хельсинки «Олонецкому правительству», начала наступление на Петрозаводск, к которому одновременно с севера двинулись англо-канадские части. Лишь проведя общую мобилизацию и бросив на фронт всё, что можно, наступление предшественников НАТО удалось отразить, а к 8 июля «Олонецкую армию» выбили из Карелии окончательно.Не оставляли маннергеймовцы и попыток прорваться к Петрограду, за помощь во взятии которого командующий Северо-Западной белой армией генерал Юденич обещал удовлетворить все территориальные претензии финнов. Одновременно с движением на Петроград эстонских и белогвардейских отрядов в июне-сентябре 1919 года на Токсово наступал «Северо-Ингерман-ландский добровольческий полк». Данная экспедиция обосновывалась необходимостью освободить от русского гнёта местное «коренное население» – так называемых ингерманландских финнов.

Маршал Маннергейм дважды пытался завоевать Карелию, но с трудом избежал казни Однако те освобождаться не особенно жаждали, да и вообще не являлись коренными жителями, поскольку были поселены здесь шведами в начале XVII века. «Освободители» ненадолго захватили кусочек приграничной территории, но, не получив ожидаемой поддержки, были вышвырнуты обратно. Правда, их командир, полковник Эльфенгрен, оказался настолько упрямым, что в 192 году вернулся на российскую территорию для подготовки очередной заварушки, однако был своевременно поставлен к стенке.Следует признать, что главные силы Маннергейма на Петроград всё же не пошли, предпочитая спокойно грабить Карелию. Естественно, не из гуманных соображений. Финский главком просто не хотел иметь дело с частями 7-й Красной Армии, которая сосредоточила свои основные силы именно на севере, а не против Юденича. На мая 1919 года из 16 тысяч её активных штыков здесь находилось 8900, из 406 пулемётов – 213, а из 170 орудий – даже 12, то есть почти 80 % всей армейской артиллерии.Не рискнув лезть под их жерла, оккупанты с особым садизмом вымещали злобу на пленных и мирных жителях. Автор нескольких книг о советско-финских войнах петербургский историк Виктор Степаков собрал настоящую коллекцию зверств, достойных самого крутого штатовского триллера. Например, в деревне Кимасозеро майор Талвела забил палкой 70-летнюю старуху Никитину, а внука её соседки колотил по голове до тех пор, пока тот не свихнулся от боли. В деревне Юшкозеро унтер-офицер Карвонен отрубил топором голову пленному Лейконену. Его приятели отрезали милиционеру Тарасову сперва пальцы на обеих руках, потом нос, уши и выкололи глаза. Солдаты из отряда «Алоярви» распиливали не понравившихся им местных жителей специальной двуручной пилой, а вбивание в глаза и уши пленных винтовочных патронов вообще было любимой забавой финских военнослужащих, как и варка их отрезанных голов. По свидетельству магистра политологии Хельсинкского университета Йохана Бэкмана, газета «Суомен Кувалехти» до сих пор относит этот специфический обряд к разряду милых армейских шуток.Лишь к июлю 1920 года, после изгнания британско-канадских и американских интервентов, этот беспредел был прекращён, «Временное карельское правительство», в которое был преобразован созданный финнами «Комитет», бежало в Хельсинки, а все оккупированные территории, кроме Петсамо с его богатыми никелевыми рудниками, освобождены. Мирный договор, заключённый в Тарту (Юрьеве) 14 октября 1920 года, закрепил установившиеся границы, но вскоре боевые действия вспыхнули снова.Как и во всяком уважающем себя цивилизованном европейском государстве, в Финляндии совершенно искренне считали, что мирные соглашения существуют исключительно для того, чтобы нарушать их в самый удобный для себя момент. И Юрьевский договор, естественно, не являлся исключением. Конечно, его подписание позволило финскому руководству изрядно поживиться, но по сравнению с грандиозными планами покорения Архангельщины, Мурманщины и Петрозаводчины, Выборг с Петсамо тянули разве что на лёгкую закуску перед обильным пиршеством.Уже 10 декабря 1920 года «Временное Карельское правительство», «Олонецкое правительство» и ещё несколько политических микробов создали в Выборге «Карельское объединённое правительство». А в конце сентября 1921 года в Тунгудской волости Карелии состоялся подпольный съезд членов очередного «Временного Карельского комитета», организованного при активном содействии финской агентуры. «Комитет» должен был создать из недовольных властью элементов так называемые «лесные отряды», провозгласить себя Карельским правительством, а затем совместно с посланными на помощь финскими войсками овладеть территорией региона. Вооружённое выступление «лесных отрядов» началось 24 октября, а 6 ноября первые из них перешли границу РСФСР. Численность интервентов и присоединившихся к ним противников советской власти вскоре превысила 6 тысяч человек, а поскольку, согласно Юрьевскому договору, все регулярные части Красной Армии были выведены из приграничных областей Карелии, захватчики отбросили малочисленные погранзаставы и быстро продвинулись на 50–60 км, угрожая Мурманской железной дороге.«Временный Карельский комитет» торжественно въехал в Ухту, и некоторое время заседал там, однако халява длилась недолго. Введя на территории Мурманского края и Карельской Трудовой Коммуны военное положение, советская администрация сосредоточила там около 1 тысяч красноармейцев, 166 пулемётов, 22 орудия, 17 аэропланов и 3 бронепоезда. В конце декабря из переброшенных частей был создан Карельский фронт, который в первых числах января 1922 года начал методично очищать Карелию от незваных гостей. Наступая от Мурманска и Петрозаводска, части фронта уже к 17 февраля выбили финнов со всей занятой ими территории, а для полного осознания провели и пару образцово-показательных рейдов по вражеской земле.И тут, подобно любым огрёбшим по шее захватчикам, финны вспомнили о международном праве, срочно составив кляузу в уже существовавший тогда Международный суд в Гааге. Но даже в этой, мягко говоря, не особенно расположенной к большевистской России организации претензии Хельсинки расценили как ничем не обоснованную наглость. Чтобы открыто не становиться на сторону красных, гаагские судьи 24 июля 1923 года заявили о своей некомпетентности в данном вопросе, и неудачливые агрессоры остались с носом. Правда, и ущерб от интервенции, оценённый после окончания боевых действий в 610 тысяч золотых рублей, нам не компенсировали.Вряд ли стоит удивляться, что Финляндия с той поры стала рассматриваться как плацдарм для внешней агрессии против СССР со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде, прежде всего, Зимней войны 1939–1940 гг. Благо и в 30-е годы в Хельсинки изо всех сил старались показать, что являются соседом, которому доверять не стоит.После разгрома в Карелии горячие финские парни поняли, что самостоятельно поживиться за счёт Москвы у них кишка тонка. Между тем зуд к округлению границ как минимум до Белого моря никак не ослабевал, а самые отмороженные предлагали расширить пределы грядущей империи аж до Енисея. Справедливо решив, что гуртом и батьку бить легче, в Хельсинки решили для начала договориться с кровными братьями из Эстонии. И уже в 1930 году оперативный отдел финского генштаба подготовил записку о взаимодействии вооружённых сил братских республик в грядущей войне против СССР. Помимо прочих мер, планом предусматривалось минирование советских территориальных вод, а главное – организация «мощного наступления из Финляндии на Ленинград и базу Балтийского флота». (Я.Лескинен. «Тайное военное сотрудничество Финляндии и Эстонии против СССР», журнал «Цитадель», № 10, 2002 г).Конечно, даже совместный штурм финнами и эстонцами Ленинграда мог иметь успех разве что в случае смерти его защитников от смеха, но в Кремле не без основания предполагали, что на невские берега может заявиться и куда более представительная компания. Верные принципу, сформулированному первым финским премьер-министром Пером Свинхувудом: «Любой враг России должен всегда быть другом Финляндии», горячие финские парни после прихода к власти Гитлера начали активно сотрудничать с его спецслужбами. Шеф Абвера адмирал Канарис и его ближайшие помощники Пиккенброк и Бентивеньи, начиная с 1936 года, разрабатывали совместные планы действий против СССР с руководителями финской разведки полковниками Свенсоном и Меландером. В середине 1939 года на территории Финляндии появился германский разведывательный орган «Кригсорганизацьон Финляндия» (так называемое «Бюро Целлариуса»). Его задачей стал сбор данных о положении дел в Ленинградском военном округе, Балтийском флоте и ленинградской промышленности.Пообещай хельсинкским политиканам любая европейская держава за услуги кусочек Карелии, и дороги для её армии разве что ковриками бы не выстлали. А желание порой было очень сильным. Ведь даже в 1940 году, уже находясь в состоянии войны с Германией, англичане и французы всерьёз собирались высаживать экспедиционный корпус на севере Финляндии и бомбить кавказские нефтепромыслы! Представлять эти страны в виде мирных овечек тогда (как, впрочем, и сейчас) было бы крайне легкомысленно. Товарищ Сталин чем-чем, а легкомыслием никогда не отличался. Поэтому, начиная с апреля 1938 года, он не желая иметь столь беспокойных соседушек в 40 километрах от второго по величине города и крупнейшего порта страны, стал настоятельно предлагать Финляндии отодвинуть границу на Карельском перешейке и передать СССР несколько островов в Финском заливе. В обмен предлагалась значительно большая территория Восточной Карелии и согласие на ремилитаризацию демилитаризованного согласно Женевской конвенции 1920 года Аландского архипелага.Маршал Маннергейм, хорошо представлявший себе неравенство сил, склонялся к компромиссу и был готов на определённых условиях передать Советскому Союзу небольшой участок в западной части Карельского перешейка вплоть до Териоки (Зеленогорска). Однако политики в Хельсинки были настроены куда более воинственно. Там считали, что имеющихся сил вполне хватит, чтобы продержаться за укреплениями линии Маннергейма до подхода либо англо-французских, либо немецких союзников. И определённые основания для этого имелись.Пресловутая линия представляла собой мощный укреплённый район протяжённостью 134 и глубиной до 90 километров. Позиции финнов были чрезвычайно удачно вписаны в рельеф местности, а многочисленные реки и озёра служили дополнительными преградами. Линия состояла из 22 опорных пунктов со 157 бетонными дотами и почти пятью тысячами других оборонительных сооружений. Толщина стен крупнейших дотов достигала 1300 мм, бронированных колпаков – 200 мм, а насыпанный сверху слой земли и валунов иной раз доходил до 7–8 метров. Даже с учётом относительно слабого вооружения, состоявшего, как правило, из 3–4 пулемётов, овладеть таким сооружением было чрезвычайно сложно.Русская армия в Первую мировую и Гражданскую войны (в отличие от немцев, французов и англичан) не сталкивалась со столь серьёзно укреплённой обороной, поэтому влияние фортификации на боевые действия у нас недооценивалось. В целом военные потенциалы Советского Союза и Финляндии были несопоставимы, однако по ряду важнейших параметров и тут всё оказывалось весьма неоднозначно. Ко дню начала боевых действий 30 ноября 1939 года по количеству развёрнутых от Ленинграда до Мурманска активных штыков Красная Армия практически не имела численного превосходства над финскими вооружёнными силами. Их 170 расчётным пехотным батальонам противостояло18 наших, причём большей частью не приспособленных к действиям в лесу и передвижению на лыжах.Правда, по артиллерии, танкам и авиации Красная Армия имела многократные преимущество, однако реализовать его было весьма сложно. Подавляющее большинство состоящих на вооружении образцов бронетехники составляли совершенно непригодные для атаки укреплений линии Маннергейма лёгкие танки и бронемашины с противопульной бронёй и малокалиберной артиллерией. «Наличная бронетанковая матчасть, – свидетельствовал командир 1-й стрелковой дивизии 8-й армии, – совершенно небоеспособна. Прибывшие из организаций и учреждений газогенераторные автомашины совершенно не приспособлены для работы на северном театре». (РГВА. Ф.34980. Оп.10. Д.1242. Л.2).Аналогичная ситуация складывалась и с артиллерией. Чтобы уничтожить финские доты на Карельском перешейке, в каждый из них обычно приходилось всаживать как минимум 30-3 снарядов не менее чем 203-мм калибра. Однако к моменту наступления на линию Маннергейма в штурмовавших её частях насчитывалась всего дюжина 203-мм гаубиц, а более мощные 280-мм мортиры появились на фронте лишь к январю.Авиация Красной Армии в 1939 году не имела ни самолётов непосредственной боевой поддержки, вроде штурмовиков Ил-2, ни способных поражать малоразмерные цели пикирующих бомбардировщиков типа Пе-2 и Ту-2. Отсутствовали также современные тяжёлые бомбардировщики, способные смешивать вражеские укрепления с землёй с помощью бетонобойных гостинцев весом более одной тонны, а точность бомбёжки состоящих на вооружении машин была недостаточной.