Чтобы ты меня услыхала, мои слова иногда утончаются, как следы чаек, там, где песок увлажняет вода. Быть браслетом, пьяным бубенчиком — на руке твоей, нежной, как виноградная кисть! Мои слова удаляются. Уже слова мои стали твоими — как вьюнки, вокруг старой боли моей обвились. Так карабкаются они на влажные стены. Ты виновница этой кровавой игры. Слова из хмурой моей норы убегают. И ты заполняешь все щели этой норы. Они больше, чем ты, привычны к моей печали и ещё до тебя обитали в этой пустой тишине. Я хочу, чтоб они сказали то, что я сам сказал бы, чтобы ты им внимала, словно ты внемлешь мне. Ветер скорби до сих пор помыкает ими. Шквал сновидений похоронить их готов. В моём горьком крике ты слышишь другие крики. Кровь старых призывов, рыдания старых ртов. Подруга, люби меня! Не покидай, останься во мне, со мною, на этой скорбной волне. Видишь: мои слова напитались твоей любовью. И всё заполняешь ты, не зная преград. Я сотворю из слов браслет бесконечный для белой твоей руки, нежной, как виноград.

© Перевод с испанского П. Грушко, 1977