Здесь собраны живьём живые люди со всеми потрохами: с именами, фамилиями, местожительством и службой — и ваш слуга покорный среди них. Есть и такие, что сорвались в яму, которую для ближнего копали; есть добряки, а есть и лиходеи, и жертвы жертвоприношения, и камни, которыми раскраивали череп тому, кто слишком близко подходил и слишком зорко вглядывался в бездну. Здесь собраны события и люди, верней, их отголоски: шелест книги, раскаты залпов, стук ножей и вилок, шорох усов, ресниц… Не знаю, что случилось со мной и что происходило с ними; ручаюсь только за одно: я их встречал. Я прикасался к ним, и прикасались они ко мне. И как бывает в жизни, я в них вживался, а они — в меня: друзья, враги, и праздные зеваки, и рыцари печальной шляпы, и селяне, развеянные ветром в чистом поле, и прочие: живое жито житниц, моя вина, которую я денно и нощно отмываю, тру и мылю, и всё-таки она ещё чернее из бани появляется на свет. Спасайся же кто может! Я коллекционирую пороки, но я не злобой движим, а терпеньем: теперь никто не плачет: слёзы вышли давно из моды так же, как и роза, а угрызенья совести смешны. Поэтому я отрекаюсь напрочь от мантии судьи, который, впрочем, не удовлетворяет никого: ни душегубов, ни свою супругу; вы знаете, конечно, я люблю поговорить, но презираю говорильню: я столько видел и ещё увижу, что поплачусь за это слепотой.