Какой же он улыбчивый товарищ! Как энергично он хлопочет на арене моей республики. Порою мне казалось, что вот сейчас с него слетит улыбка, когда он ходит по канату или машет своим плащом на площади быков, бестрепетный в международном свете, — но выходил сухим он из воды, целёхоньким и снова скалил зубы. Но вместе с этой правдой понарошку в нём уживалась также и моя, взаправдашняя правда, которую он привязал к дубине и всё искал, кого ей стукнуть по лбу. И боже мой, как он преуспевал, мой закадычный друг, мой брат по правде и мой заклятый недруг по обману. И я ценил в нём доброе начало: его застенчивость, как у простолюдина, с которой тот сидит в театре, ибо после ему брести в село по бездорожью. Другого же, цветущего нахала, со всей его — да, да — поганой сворой, клеймил я, бичевал, разоблачал бескомпромиссно и непримиримо. Но завтра, брат мой, завтра с кем меня оставишь ты, а я тебя оставлю? Какой из двух неумолимых половинок поставят в поле памятник потомки? Давай подружим пламя со слезой, чтоб навсегда они соединились, не докучая ни избытком злобы, ни изобильем доброты. Ведь мы смекнули, что никогда не будем столь примерны и столь порочны. Осторожней с жизнью! Меняя мир, да убоимся всё же себя оставить только половину.