Если уж эта книжка заявлена, как книжка про 90-е, то, уж извините, но без этого никак не обойтись. «Без чего, без этого?» – спросит неискушённый читатель. «Да, без искажённой реальности же!», – ответим мы неискушённому читателю. Или, если угодно, без путешествий во внутренние миры. Самых интересных, насыщенных и увлекательных путешествий в мире.
Искажали эту реальность в 90-е, кто как мог. Одни спиртом «Рояль» (но это совсем другая история), другие – сушёной травой, третьи таблетками, «экстази», марками, четвёртые – героином и прочей внутривенной гадостью (но им не позавидуешь)… Однако, как мне кажется, лучшим средством для искажения реальности являются псилоцибиновые грибы. Пропагандировать я ничего, конечно, не хочу, а просто процитирую несколько своих дневниковых записей того времени, в которых описал по свежим следам свои галюциногенные трипы.
Первый раз случился 10 мая 199… какого-то года. День я запомнил, потому что такое не забывается, а вот год… Извините, увы.
Мы вышли на песчаный берег ярко освещённого солнцем Финского залива, не без душевного трепета и тремора конечностей съели штук по тридцать сушёных грибов и… Несколько часов я просто общался с Богом. Подробности опущу, потому что они слишком интимны. Но узнал я про себя и про окружающий меня мир очень много интересного и неожиданного. Такого, о чём ни в каких книгах не прочитаешь и никакими словами не выразишь.
Я был настолько ошеломлён, что не оставил об этом дне никаких записей.
А вот второй раз был уже более осознанным, и я знал, чего ожидать. Хотя, конечно же, заблуждался, ведь каждый псилоцибиновый трип является уникальным. Со своим собственным сюжетом, развитием событий, встречами и откровениями, не хуже, чем у Иоанна Богослова.
К тому же, я понял, что грибы нельзя употреблять всуе, несколько дней перед приёмом лучше вообще попоститься и – никакого алкоголя. И самое главное, что я вынес из грибного опыта, сессии проводить нужно в знаковых для тебя местах, так называемых Местах Силы.
Одним из них для меня является мыс Ай-Тодор, расположенный вблизи села Малое Садовое, в Крыму. Не путать с другим, более известным мысом Ай-Тодор, на котором стоит Ласточкино Гнездо. В восьмом веке здесь возник пещерный монастырь Святого Фёдора (по-гречески Ай-Тодор), который прекратил своё существование в пятнадцатом веке, когда в Крым вторглась турецкая армия и уничтожила православное княжество Феодоро, которому принадлежал монастырь. С тех пор Ай-Тодор был заброшен. Но энергетика этой местности – просто бешеная! И очень светлая.
В один из августовских дней 1998 года мы с друзьями провели здесь грибную сессию, которую я почти сразу же описал.
* * *
Сначала мы долго смеялись. До полного изнеможения. Потом я решил заняться делом.
Я отошёл в сторону, лёг на горячую землю и закрыл глаза.
То, что я увидел, мгновенно потрясло и обрадовало.
Алые туннели!
Те самые, о которых мне рассказывал человек, побывавший под наркозом.
Я не могу в это поверить!
Значит, это не его индивидуальное переживание. Они существуют реально!
Их стены похожи на бесконечные водовороты, которые засасывают тебя с неимоверной скоростью. Похоже то ли на американские горки, то ли на гигантские, извивающиеся, пронизанные розовым светом, гибкие трубы…
Их поверхность, вернее, внутренность – струится и кружится.
И что самое удивительное, тебя несёт не по одному туннелю, а сразу по нескольким. Как это происходит, я не понимаю. Возможно, я разделился на несколько частей… Или моё сознание воспринимает одновременно сразу несколько разных образов. В это трудно поверить, это трудно представить, но это так. Ты несёшься сразу в нескольких направлениях. Нет. Не так. Направление одно, но ты движешься сразу несколькими путями, как стая птиц. И всё вокруг тебя пылает алым!
На мгновение приходит в голову ассоциация с внутренностями человека – венами, аортами, – но тут же становится понятно, что всё это далеко от физиологии.
Что это такое, – я пойму позже. Пока лишь можно сказать, что как только ты начинаешь рефлексировать, отыскивать ассоциации, видение тут же исчезает.
Правда, сразу начинается новое.
Теперь это – те же тоннели, но уже багрово-красные, и, похоже, что по ним даже проложено что-то типа рельс. Слева – стена. Справа – огромное открытое пространство. Я приказываю себе повернуть голову вправо. Неимоверным усилием воли мне это удаётся, но обзор тут же загораживает неожиданно появившаяся платформа, на которой стоит существо, несколько похожее на черепашку-ниндзя. Оно всё состоит из множества деталей, квадратных и прямоугольных секций со сглаженными краями. Оно зовёт меня, и мой полёт замедляется, причём платформа движется рядом со мной, с такой же скоростью, как и я, продолжая загораживать вид на долину справа.
Наконец я останавливаюсь, и тогда существо начинает трансформироваться. Сначала оно превратилось в куст-многоног. Он зеленеет на глазах, и его ростки-щупальца множатся в геометрической прогрессии. Эти превращения несколько пугают меня. Его остроконечные ростки напоминают то разверзающиеся пасти драконов, то побеги конопли. Я понимаю, что это – приглашение.
Открываю глаза и отправляюсь подальше в лес, чтобы найти более подходящее место для общения с этим существом.
Я иду сначала по тропинке к роднику, потом огибаю ущелье, поросшее почти непроходимым лесом…
Тропа хорошо видна, и я выбираю её своей «зацепкой» за реальность. Хотя я прекрасно знаю, что через шесть часов действие грибов закончится, но эти шесть часов – абсолютно непредсказуемы, произойти может всё, что угодно. Вокруг – опасные скалы и обрывы, если об этом забыть, можно оказаться в неприятном положении.
Я осматриваюсь по сторонам в поисках места, где будет удобно снова встретиться с этим существом. Причём, я очень хорошо осознаю всю глупость своего положения…
Может быть, здесь? Нет. Тут слишком сыро (недавно прошёл дождь).
Здесь? Тоже нет. Тут вокруг сухие деревья и какие-то иглы. Здесь его быть не может…
Мне нужно лечь. И чтобы было удобно.
Но вокруг – только холод, сырость, камни, грязь… На этой стороне ущелья почти никогда не бывает солнца.
Я иду дальше по тропе. Я не хочу идти, потому что знаю, можно зайти очень далеко, и в прямом и в переносном смысле. (Как там у Бутусова? «Не гуляй в тундре под наркотиками, занесёт, потом фиг найдёшь»). Но я всё равно иду.
Хорошо. Вот, до поворота, и всё.
За поворотом светит солнце, почва сухая, и я, полусогнув ноги в коленях, бегу, как первобытный охотник за дичью.
Неожиданно я оказываюсь посреди стада горных коз. Они застывают и смотрят на меня дико. Я страшно ору, они в панике несутся прочь по непроходимым кручам.
Тропа круто заворачивает вправо, и вот я иду уже по другому борту ущелья.
Вдруг что-то привлекает моё внимание справа, внизу. Я останавливаюсь. Надо мной – арка из ветвей. Справа, внизу – дикие заросли. Я всматриваюсь в лесной хаос, зная, что увижу Его.
Точно. Я вижу Его глаза. Они далеко, но их можно заметить по сгустившемуся воздуху, образовавшему два шарообразных объекта. Зелёные сгустки между ветвей и листьев.
Но как только я начинаю проводить ассоциации с чем-нибудь обыкновенным, они удаляются. Если же смотреть на них, ни о чём не думая, то они приближаются, и их – не два. Можно даже рассмотреть выражение этих глаз.
Главное – не думать. Не мыслить. Просто смотреть. Иначе видение ускользает. Они всё ближе. Но полного отсутствия мыслей достичь не удаётся, ты всё равно пытаешься их с чем-нибудь сравнить, а этого делать нельзя. Как только в голове появляется мысль, они сжимаются в точку и исчезают. И надо начинать всё сначала. Не так-то это легко…
Я вдруг понимаю, что эти «глаза» заманили меня вглубь ущелья, и я уже далеко от тропы.
Я возвращаюсь на неё. Ведь в любом путешествии должен быть «стержень». Иначе ты рискуешь остаться без проводника. Один на один с неизвестностью. С Богом. С чёртом. С подсознанием. Сам с собой. И это не всегда безопасно.
Сегодня для меня «стержнем» является эта тропа. Куда бы она меня ни завела, я приму это с радостью. Нельзя отказываться от «стержня», который ты выбрал в начале своего путешествия (хотя, возможно, я и ошибаюсь).
Я иду по тропе дальше.
Из Земли торчит железо. Это гидрант? Гидрант в горах?! Что такое гидрант? И что такое – горы? Нет. Сейчас не об этом.
Я слышу крики своих друзей. Которые сейчас находятся в точно таком же путешествии, как я. Ущелье выполняет функцию огромного амфитеатра, и мне слышно, что они делают сейчас. Или, может, мой слух обострился настолько?
Кто-то скатывает вниз камни с края скалы в пропасть, и они гремят, как чугунные шары… Кто-то бежит, ломая ветви, сквозь лес… Кто-то сидит у очага и чинит примус… Я вижу, что один из них – пастух, ласкающий свою любимую козочку, другой – бойскаут, пробирающийся на выручку товарищу (ему кажется, что я попал в беду, и он продирается сквозь заросли, постоянно выкрикивая моё имя), третий – дикое, домашнее животное, которое никак не может понять – домашнее оно или дикое, а четвёртый – просто камень, который лежит у дороги… Ещё один сидит на склоне холма и, улыбаясь, смотрит вдаль. До него больше километра, но я отчётливо вижу его время от времени сквозь ветви и ставший неимоверно прозрачным воздух. Вокруг него пляшут какие-то разноцветные человечки… Друзья…
Но мне нужно идти дальше.
А кто же я сам такой?
Разведчик-первопроходец, Натаниэль Бампо, натуралист, Жак Паганель, блин… Часть природы… Да, я часть природы!
Едва осознав это, я принялся набивать карманы цветами, плодами, листьями, вплетать себе в волосы ветви деревьев… И уж совсем неимоверное: присел, набрал в пригоршню грязь и нарисовал себе на голом предплечье незамысловатый узор – полосы, словно следы когтей тигра.
Посмотрел на себя со стороны… Да… Глуповато… Но путешествие продолжается!
Я опять схожу с тропы, так как вижу вверху площадку, на которую надо лезть по скалам. Похоже, она подходит для лежания.
Но тут меня отвлекает голос птицы. И я понимаю, что понимаю его. Я присаживаюсь на корточки и начинаю «говорить». Сначала неуклюже, потом всё более и более органично, по-птичьи. Мой «голос» напоминает свист, но свист не музыкальный, а логично организованный, в смысле передачи информации.
Тут же вокруг меня, на расстоянии протянутой руки, рассаживается несколько птиц, и мы начинаем «говорить». (Наверняка Франциск Ассизский, когда проповедовал животным, тоже употреблял что-нибудь).
Интересно вот что: я «говорю» с ними свистом, а они отвечают мне щёлканьем. Они совсем рядом, я могу коснуться их пальцами – в обычном состоянии птица вряд ли подпустит человека так близко к себе, тем более, дикая, лесная птица.
Они смотрят мне в глаза с недоумением и явно не понимают, почему это странное существо говорит с ними на их языке.
Я пока тоже их не понимаю, но знаю, что, потренировавшись, пойму.
Открытие: птицы говорят БЕЗ СМЫСЛА. Они говорят ради звука. Эстеты мелодики и полёта.
Полёт!
Я могу лететь, как они!
Я уже чувствую, что голова моя поворачивается не на человеческой шее.
Нужно залезть выше и оттолкнуться.
Нет. Я же не умею летать.
Вдруг я оказываюсь под мостом.
Я – маленькая птичка. Синица или стриж…
Я сижу под опорами моста, и это тот же самый мост, на платформе которого началось моё путешествие. Но теперь ничего не заслоняет обзора, и я могу подробно рассмотреть долину, раскрывающуюся передо мной.
Это красно-коричневые холмы. Их много, как голов людей в толпе.
Я отталкиваюсь и лечу.
Я лечу, но не могу снизиться. Слишком высоко. И всё выше и выше. Как будто какой-то воздушный поток увлекает меня почти в космос. Я вспоминаю о ястребе в каком-то стихотворении Бродского, который не смог спуститься на землю и о парапланеристах, которых восходящие воздушные потоки увлекли туда, вверх, и там они и погибли, болтаясь в своих неуютных креслах, обмороженные и исклёванные орлами и вороньём, и про песню Высоцкого про эти восходящие потоки…
Мне никак не разглядеть, что там внизу. Что-то чёрно-багряное… Красные кирпичи, перемеливаемые чёрным жерновом-ступой. (Зачем так много Вагинов писал про кирпичи?)
Я лечу к этому жернову, но в то же время и от него.
Я не птица. Я – не птица!
Вверху есть площадка, на которую можно приземлиться.
Я вновь становлюсь человеком и лезу вверх. Тропа остаётся внизу. Я смеюсь свысока над собой: «Это же пиздец. Куда ты лезешь? Посмотри на себя. Сейчас ты сорвёшься. Здесь же почти отвесная скала!»
Я на секунду очухиваюсь. «Что я здесь делаю?!» Но площадка оказывается, действительно, очень удобной. Камни нагреты солнцем, а после дождя полно луж.
Я ложусь рядом с одной из них. Глубоко. И множество зелёных, пирамидо-образных, фрактальных растений. Я долго-долго смотрю на них. Не любуюсь, а именно – смотрю. Изучаю. Я понимаю, что в природе таких растений просто не может быть, но я же их вижу. И могу потрогать. И они, действительно – таковы. Это соответствие того, чего не может быть, тому, что есть, – пожалуй, самое удивительное в общении с грибами.
Лёжа на боку, я перевожу взгляд на пару сантиметров влево и леденею от ужаса.
Рядом со мной лежит мёртвый монстр!!!
Он лежит на спине, пузом вверх, и его пятнистые пальцы тянутся ко мне!
Через мгновение я понимаю, что это всего лишь мёртвая жаба, но этого мгновения мне хватило для того, чтобы умереть от страха.
Потом я замечаю, что у этой жабы слишком человеческие пальцы. Я даже различаю узор отпечатков на них и линии жизни на её ладонях. Это явно персонаж Босха.
И нужно же было карабкаться, лезть по кручам, продираться сквозь кусты, чтобы оказаться рядом с подобным чудищем прямо лицом к лицу!
Существо, которое завело меня сюда, подзуживающе спрашивает: «Ну, и что ты с этим сделаешь теперь? Съешь? Выбросишь? Оставишь, как есть?» И я понимаю, что любое моё действие будет полно глубочайшего смысла.
Мне противно касаться этого. Даже пальцами.
Я беру камень и отбрасываю мёртвую тушу в сторону.
Она летит вниз, стукаясь о скалы.
Я остаюсь лежать рядом с очистившейся лужей.
Над символикой всего этого будем думать потом. Сейчас не до этого.
Зачем я здесь?
Я хотел с кем-то встретиться. Но ведь встреча уже произошла.
Я здесь затем, чтобы лететь.
Я – птица… Я могу прыгнуть со скалы и полететь. Или нет? Ведь я же человек. Был человеком совсем недавно. А человек не умеет летать. Или умеет?
На самом деле всё очень просто: там я – человек, а здесь – птица. Нужно лишь предпочесть одно другому.
Что меня держит в той реальности?
Конечно, девушка, которую я люблю.
Этого достаточно.
Нет. Есть что-то ещё.
Я пытаюсь понять, что, но не могу.
И тогда передо мной снова возникает это существо и рисует пальцем на экране знак, похожий на трезубец.
«ПСИ.ТВ». Псилоцибиновое телевидение. Я должен сделать его, довести до конца эту идею.
Я понимаю, что это – самое главное сейчас в моей жизни, и этим нужно заниматься, потому что это главное.
И тут я подумал: «А ведь это откровение какое-никакое…»
(Это я уже сейчас иронизирую, когда пишу. А в тот момент в этом не было и тени иронии).
…И вот я лежу на тёплых камнях, рядом с лужей, в горах, среди скал и ущелий. Вокруг меня – красота, внизу красота, вверху красота, красота со всех сторон, куда ни погляди… Где-то бродят родные мне люди. А я?…
Я – змея.
Как-то вдруг я это понял. Сразу и навсегда.
Я знаю тепло камня,
Я знаю радость и свет,
Но когда поднимаются птицы, я подолгу гляжу им вслед.
Я – змея…
Я сохраняю покой…
Я так себя съидентифицировал с этой змеёй, что когда раздался крик с другой стороны ущелья:
– Митя!!!! Ты где!!!!????
Я не захотел на него отвечать.
Но мне было приятно, что обо мне помнят. Я даже слышал, что меня ищут (ломались деревья и сыпались камни)…
– Митя! Митя! Где ты?! Подай знак! – кричали откуда-то снизу.
«Такой у них, наверное, прикол – спасать обречённых», – подумал я.
Я собрал всю оставшуюся у меня силу воли и закричал:
– Я знаю тепло камня!
Больше я ничего закричать не мог. Силы оставили меня.
…Я долго ещё лежал там. Было тепло. Потом стало вечереть. Шли облака. Вечные камни лежали рядом со мной. Вода, воздух, горы…
Похоже, стало отпускать…
Нет! Иду дальше!
Я чудом спустился с этой кручи. Наткнулся на тропу. Пошёл дальше. Почти бегом. Темнело. Вдруг брызнуло солнце…
Я вышел на просёлочную дорогу. Блестящая в лучах заходящего солнца грязь, глина и камни…
Птицы всё ещё говорят со мной.
…Передо мной открылась умытая дождём, умиротворённая вечерним солнцем и наполненная запахом горных трав долина. Я опустился на землю…
За десять секунд я успел подумать о всех-всех-всех. И обо всех мне всё стало понятно.
А потом я вновь очутился в алых тоннелях. Я снова мчался по ним, а вокруг красное боролось с зелёным…
Я вдруг стал маленьким. Подумалось: «как микроб». И я видел всё глазами микроба: волокна ткани растений, ток хлорофилла, путаницу прожилок, лабиринт микро-чащь…
Потом на меня взглянуло Существо. Огромным, добрым глазом. Он походил одновременно на глаз коровы, женщины и улитки: чёрный, продолговатый, блестящий. Это был Он.
Он куда-то полз, по своим делам и вдруг наткнулся на меня. Посмотрел, скорее равнодушно, чем заинтересованно, но от этого взгляда стало спокойно и легко…
Затем он втянул свой единственный глаз куда-то глубоко-глубоко, засосал, как в болото, прикрыл зелёной, гибкой чешуёй и отвернулся, и уполз тяжело…
А я, микроб, остался. Лежать.
Я закрыл глаза и вновь увидел эти бесконечные туннели… И лететь по ним было так сладко, и так легко, что я понял – это и есть Рай. Бесконечное Путешествие по тем краям, которые ты сам создал за время своей земной жизни у себя в голове.
Что это будет: красные туннели любви или фиолетовые лабиринты ненависти – выбирать тебе самому.
Или же это будет вечный сок внутри растений? А, может быть, воздух?..
Но этого я не знаю… Пока.
Высоко-высоко, на вершине скалы стоит старый чёрный козёл и смотрит на закат…
Но «козёл» он только для нас…
Ждут друзья…
* * *
Сегодня, двадцать лет спустя, перечитывая эти строки, я, конечно же, вижу всю их наивность, но я сознательно не меняю ничего в этом тексте. Считайте его этнографическим документом, полевым дневником исследователя, вступившего на новый, неведомый континент.
…Пару лет назад, путешествуя в очередной раз по Крыму, я решил снова посетить Ай-Тодор. Я знал уже, что там поселились монахи, и возродили монастырь. Мне интересно было посмотреть, как они там всё устроили. И, конечно же, я бы не отказался там переночевать.
Сюрпризы начались ещё в Малом Садовом. На окраине села, там, где я валялся в траве и смотрел в глаз Существа, возвели огромный развлекательный комплекс: отель, ресторан, какие-то качели-карусели, фигуры всяких шреков и человеко-пауков. Гигантский рекламный плакат приглашал на конные прогулки и джип-сафари. Указательный знак показывал на тропу к монастырю.
…Подошёл я к нему уже в сумерках. Монахи неплохо постарались. Загородили все проходы, жилые пещеры обшили досками, наружу из них торчали печные трубы. В главной, самой большой пещере устроили храм.
Я попросился переночевать, но получил жёсткий отказ. Не помогли ни моё журналистское удостоверение, ни корочка музейного работника.
В полной темноте, рискуя свернуть себе шею, я спускался вниз, глотая слёзы обиды и разочарования.
Ну, про слёзы, это я, конечно, для красного словца брякнул, но обида и разочарование были: с какой стати эти… пришельцы узурпировали право проживания в наших пещерах?! Они что, собственноручно их вырубали в скалах? Нет ведь. Пришли, заняли и живут.
Козлы!