28 июля — список дел

— чай во «Вдовьем клубе»;

— проследить, чтобы сено разложили сушиться;

— лесник/силки;

— встреча с его высочеством.

— Но, Джорджиана, дорогая моя, — Ата Сент-Обин, вдовствующая герцогиня Хелстон, заметно оживилась, ты слишком, слишком добра. Ты уверена, что мы не станем обузой?

Джорджиана улыбнулась крохотной старушке герцогине, которую успела полюбить всем сердцем, и твердо ответила:

— Уверена.

— Ах, я знаю, что мне следовало бы отказаться. Или, по крайней мере, дважды подумать, прежде чем принять твое любезное приглашение погостить здесь. Но право, я так стара и, пожалуй, могу позволить себе маленькие слабости. — Она звонко рассмеялась, и дамы, входившие в тесный кружок единомышленниц, с удовольствием последовали ее примеру.

Джорджиана обвела взглядом уютную Голубую малую гостиную Пенроуза, покачала головой и присоединилась к всеобщему веселью. Странным образом леди из учрежденного Атой «Вдовьего клуба» были ей куда ближе собственной матери. Вопреки одиозности ее положения они отнеслись к ней как к равной и приняли целиком, без изъятий. Так легко и свободно она чувствовала себя только с отцом, Энтони и, возможно, с Куинном в годы безоблачной юности. Только глубокая привязанность к подругам послужила причиной того, что она решилась пригласить их пожить в Пенроузе, даже не поставив в известность Куинна.

Хотя, по правде говоря, скорее всего именно приезд Куинна подвигнул ее на дерзкое приглашение. Она ни за что не стала бы проявлять подобной самостоятельности, если бы он не продемонстрировал явного желания не только допрашивать ее, но и контролировать ее поступки. Всякий раз, когда кто-нибудь пытался командовать Джорджианой, в ней просыпался неукротимый дух противоречия, с которым она всю жизнь последовательно боролась и столь же последовательно терпела поражение. И все-таки, если быть до конца честной, она просто-напросто решила использовать подруг в качестве живого щита. Чувства, которые ее обуревали, будет легче скрывать в присутствии Аты и остальных дам.

Она вспомнила последний пункт в списке дел на сегодня и внезапно устыдилась. Так трудно выразить словами все эмоции, теснившиеся в ее груди… от горького разочарования до страстного, непреодолимого влечения.

— Я уже придумала, как расселить вас наилучшим образом, — сообщила Джорджиана. — Грейс, ты должна занять Розовую комнату. Она страшно изысканная, ведь это личные апартаменты маркизы. Элизабет, Зеленая комната превосходно подойдет к твоим глазам. Сара, полагаю, тебе понравится солнечная гостевая спальня, там роскошные желтые цветы на обоях. А вы, Ата, — она радостно прыснула, — получите истинное наслаждение от комнаты с египетскими рисунками. Учитывая, какого рода деятельности придаются египтяне на этих рисунках, подозреваю, что помещение предназначено исключительно для джентльменов.

— О-ля-ля! Как можно отказаться от такого предложения? — развеселилась Ата. — Признаться, я всегда отдавала предпочтение грекам, но, вероятно, пришла пора расширить свой кругозор.

— Но Джорджиана, — вступила в разговор Грейс Шеффи, графиня Шеффилд, умопомрачительная белокурая красавица, само совершенство во всех отношениях. — Почему ты не живешь в апартаментах маркизы?

—Я как раз задавал себе именно этот вопрос, — негромко заметил Куинн Фортескью, без доклада входя в малую гостиную.

Дамы поспешили встать, он галантно поклонился… Прекрасен как Бог. И джентльмен наивысшей пробы до самых кончиков ногтей. Джорджиана не видела его со вчерашнего дня, потому что, сбежав из нелепой беседки на холме, провела ночь в своем тайном убежище — уединенном маленьком павильоне на озере Ло-Пул.

— Леди. — Бархатный баритон тоже остался при нем.

Они присели в реверансе, а затем Ата, шурша переливчатым желто-зеленым платьем и покачиваясь на не мыслимо высоких каблуках, которые совершенно не скрадывали ее малый рост, выдвинулась вперед:

— Куинн Фортескыо? Не так ли? — Он кивнул, и она продолжила: — Право, Джорджиана, почему ты не предупредила нас? Ну, ничего страшного. Мы давно наслышаны о вашем скором приезде. Я — Мерседитас Сент-Обин и прекрасно помню ваших родителей, молодой человек. Они часто посещали приемы в нашем городском особняке и были необыкновенно обаятельной парой. Приятно видеть, что их сын не только не уступает им в обаянии, но и чертовски красив в придачу. — Лукавая маленькая герцогиня явно пыталась обворожить закоренелого обворожителя.

Куинн склонился к правой руке Аты, но тут же плавно сменил направление, заметив сухой, всегда скрюченный кулачок, который она отказывалась признавать и обсуждать.

Куинн поцеловал левую руку герцогини и сверкнул глазами:

— Большая честь и не меньшее удовольствие познакомиться с вами, ваша светлость.

— О, пожалуйста, раз уж я и мои подруги будем пользоваться вашим гостеприимством по меньшей мере месяц, прошу вас, называйте меня Атой, как делают все мои близкие.

— Почему бы и нет, мадам? Уверен, что скоро нас свяжут отношения самого доверительного свойства.

Ах, до чего же он обходителен! Легкое удивление лишь промелькнуло на его лице и тут же растаяло. Он мастерски скрыл те чувства, которые неизбежно должен был испытывать, обнаружив, что четыре дамы, о которых он до сего времени слыхом не слыхивал, получили приглашение надолго остановиться в его доме.

Ата вздохнула, и Джорджиана догадалась, что вдовствующая герцогиня горько сожалеет об утраченной молодости и, с радостью скинула бы лет сорок. Исключительно ради Куинна. Крайне возмутительно с его стороны обладать настолько выразительными глазами. Почти такими же, как у Тони, но гораздо более загадочными. Она потрогала брошь, спрятанную под шалью.

— Я рад, что Джорджиана так быстро выполнила мою просьбу и пригласила вас остановиться в Пенроузе, — благожелательно произнес он.

Боже, он нагло и беззастенчиво лгал, сводя на нет ее легкомысленное торжество от маленькой победы, которую она одержала, превысив свои полномочия. Думала, что одержала, но он легко и просто расставил все по местам.

— Я должна от всего сердца поблагодарить вас, — ответила Ата. — Мой внук и его супруга поселились в Эмберли, после того как две недели назад Розамунда разрешилась от бремени двойней. Стыдно признаться, но мы с подругами не отходили от малюток и совершенно не подпускали к ним маму и папу. Поэтому я приняла решение переехать…

Грейс Шеффи со смехом перебила ее:

— О, Ата, не стоит обманывать нашего радушного хозяина. — Графиня повернула к нему прелестное лицо и осенила взмахом ресниц фарфоровую белизну щек. Любое ее движение было исполнено той грации, о какой Джорджиане даже мечтать не приходилось. — Милорд, Люк Сент-Обин дал нам понять, что им с женой хотелось бы побыть в уединении.

— Помилуй, Грейс, — вмешалась Элизабет Эшбертон, — теперь ты говоришь неправду. Мы и глазом не успели моргнуть, как герцог приказал упаковать наши вещи и выпроводил нас вон. Не то чтобы я жаловалась, избави Бог. — Она взглянула на Куинна и продолжила со свойственным ей напором: — Он велел кучеру своей герцогской кареты доставить нас в лондонский особняк. Превосходный особняк, милорд, уверяю вас.

— Но не такой превосходный, как Эмберли, — сказала Ата, обиженно надув губы в манере, свойственной скорее ребенку, а не даме столь почтенного возраста.

— Ата предпочитает жить за городом, — пояснила Джорджиана, досадуя на то, что вновь вынуждена оправдываться.

— Моя дорогая леди, — Куинн ласково посмотрел на герцогиню, — для меня, очевидно, что ваш внук испытывает острую нехватку надлежащего воспитания. Если бы у меня была такая бабушка, как вы, мне бы и в голову не пришло отсылать ее, куда бы то ни было. Позвольте мне разместить вас со всеми удобствами, а потом задать ему хорошую трепку.

Он рассмеялся, когда герцогиня сделала вид, что всерьез раздумывает над его предложением.

Ата сжала его ладонь здоровой рукой.

— Мы с вами великолепно поладим, — произнесла она и лучезарно улыбнулась.

Чудесно. Теперь Ата целиком подпала под его колдовские чары — как и любая женщина, хоть раз повстречавшаяся с ним.

— Милорд, — раздался нежный, мелодичный голос Сары Уинтерс. — Позвольте от всей души поблагодарить вас за любезное приглашение погостить в вашем доме. Вы проявили необыкновенное великодушие, поскольку я более чем уверена, что вы впервые узнали о нашем существовании в тот момент, когда вошли в эту гостиную.

Слава Богу, хотя бы у Сары хватило опыта и мудрости найти верные слова.

— Мадам, вы глубоко ошибаетесь. Мы с Джорджианой составили список дел на сегодня, и приглашение стоит в нем первым пунктом. Вот, пожалуйста, убедитесь сами.

Джорджиана готова была сквозь землю провалиться. Она вспомнила, что в спешке оставила листок со своими планами в столовой после завтрака.

И вот теперь Куинн извлек из кармана ее список.

Тот самый, где черным по белому значилось: «Встреча с его высочеством».

Вот уж действительно его высочество. Покинув Голубую гостиную, Куинн улыбнулся. Редкая удача, когда, перетасовав случайные обстоятельства, удается выстроить из них изящный карточный домик — а потом эффектно и с удовольствием разрушить его в точно выбранный момент.

Дав знать лакею, что передумал ехать верхом, он решил насладиться пешей прогулкой к дому, где проживает семейство Уайлдов.

Острый соленый корнуоллский воздух, напоенный свежестью вчерашней грозы, щекотал ему ноздри. К благоуханию жасмина и роз из ухоженных регулярных садов примешивался аромат эвкалиптовых деревьев и пряный запах земли, доносившийся с огородов. Июль — самый лучший месяц в Пенроузе. Пчелы с жужжанием сновали туда-сюда по своим делам, работники на мозаике полей ловкими, привычными движениями раскладывали для просушки сено из поврежденных грозой стогов. И в точном соответствии со списком Джорджианы лесник обшаривал рощу в поисках браконьерских силков.

В том, что в поместье царил образцовый порядок, не было ничего удивительного — хозяйство Пенроуза всегда работало как превосходно отлаженный механизм. Остается выяснить, кого именно благодарить за работу. Куинн готов был съесть собственную шляпу — даже кивер португальских стрелков с зеленым плюмажем, который так нравился Фэрли, — если мистер Уайлд управляется здесь в одиночку. Очевидно, за всем этим стоял Уайлд-младший, Грейсон. И конечно, тут не обошлось без помощи его сестры. А вот как быть дальше — совсем другая история.

Не дело, когда в поместье один Уайлд является управляющим, а другая Уайлд — маркизой, да еще то ли подлинной, то ли мнимой.

Куинн с трудом открыл слегка заржавленную задвижку, вошел в калитку и направился к уютному, утопающему в розах коттеджу. Вот только стены, явно нуждавшиеся в свежей побелке, немного портили впечатление.

Он собирался постучать, но дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась миссис Уайлд.

— Куинн Фортескыо! — воскликнула полная немолодая женщина. — Мистер Уайлд ждет вас. Батюшки, как вы выросли. Ах, я прямо вздрогнула, когда вас увидела. Вы всегда были так похожи на нашего дорогого Энтони. Такая жалость. — Она поцокала языком.

Он поморщился.

— Вы просто обязаны помочь моей дочери. Она ведет себя неразумно, мои доводы ее не убеждают. Джорджиана, — она тараторила без остановки, ей не требовались логические паузы и время на то, чтобы перевести дыхание, — не желает принять на себя роль маркизы. Отказывается занять то место, которое принадлежит ей по праву.

Куинн учтиво поклонился, вздохнул и уловил давно забытый аромат. Кисловатый запах булочек с маком фирменной выпечки миссис Уайлд доносился из кухни и вызывал к жизни поток воспоминаний о детстве.

Продвигаясь по узкому коридору, она продолжила монолог:

— Вы всегда были таким милым мальчиком. Я говорила мужу, что вы поступите правильно. По справедливости поступите. Я знаю, вы остановите эту злую женщину и ее ужасные, возмутительные расследования. Джорджиана — полноправная законная маркиза Элсмир, вы согласны?

В дверях кухни появилась служанка, миссис Уайлд взяла у нее поднос и протянула Куинну:

— Вот и булочки. Помнится, ваши любимые. Угощайтесь.

— Во всем Корнуолле не найти булочек вкуснее ваших, миссис Уайлд, — пробормотал он, отправляя в рот нежнейшее произведение кулинарного искусства.

— Ах, вы, конечно, преувеличиваете, — жеманно улыбнулась она. — Однако скажу без ложной скромности, мои булочки будут повкуснее всего того, что подавали к столу в Пенроузе при леди Гвендолин Элсмир. Нам с отцом давно пора переселиться в главный дом и помочь Джорджиане устроить там все как следует. Я постоянно твержу ей об этом.

К счастью, они наконец подошли к кабинету мистера Уайлда. Куинн постучался и как-то умудрился проникнуть за дверь, оставив свою словоохотливую спутницу снаружи. Обернувшись, он увидел за письменным столом управляющего.

Боже милостивый! Этот человек изменился почти до неузнаваемости. За те годы, что они не виделись, он превратился в изможденного старика и страшно исхудал. Очевидно, его пожирала изнутри какая-то страшная разрушительная болезнь.

Действительность превзошла самые мрачные ожидания Куинна, и ему пришлось приложить максимум усилий, чтобы сохранить внешнее спокойствие.

— Мистер Уайлд, — кивнул он, и, обойдя вокруг стола, протянул руку. Ответное рукопожатие оказалось на удивление крепким. — Сделайте одолжение, не беспокойтесь, не надо вставать.

— Пустяки, милорд. — Мистер Уайлд с трудом поднялся на ноги.

— Просто Куинн. Пожалуйста, я настаиваю, — тихо попросил он и помог старику сесть.

— Хорошо, хорошо… — Глаза мистера Уайлда слегка увлажнились, хотя он пытался придать своему лицу подобающую сдержанность. — Похоже, вы далеко пошли и с годами стали именно таким, как я ожидал.

Куинн положил руку на его худое плечо, как когда-то делал мистер Уайлд, подбадривая или утешая маленького Куинна. Прошло всего лишь полтора десятка лет — и они поменялись ролями.

В болезненном облике этого простого человека было нечто такое, отчего Куинну внезапно захотелось бежать со всех ног, куда глаза глядят. Лишь бы не поддаваться сильнейшей иллюзии искренности и доброты.

— Полагаю, — сказал Уайлд, — вы думаете о том, что и я с годами стал именно таким, как вы ожидали. Он кашлянул и натянуто улыбнулся.

— Ничего подобного. Подозреваю, вы по-прежнему остаетесь самым свирепым управляющим во всем Корнуолле, — произнес Куинн нарочито легкомысленным тоном, скрывая печаль. — Осмелюсь предположить, что пристрастие к ужасным острым каламбурам также осталось при вас.

Глаза старого джентльмена радостно просветлели.

— Всегда важно иметь в запасе острое словцо, знаете ли, — рассмеялся он. — Я так рад, что вы, наконец, вернулись. Боюсь, в последнее время здесь не слишком весело. Мы оказались в неловком положении, неопределенность больно ранит Джорджиану и миссис Уайлд. Но теперь я спокоен. Вы приехали, и все расставите по своим местам.

Куинн сел напротив Джона Уайлда в старое кресло с решетчатой спинкой, которое стояло в кабинете испокон веков.

— Я глубоко тронут вашей верой в мои возможности. Однако, — он помолчал, — боюсь, потребуется некоторое время, чтобы досконально во всем разобраться. А пока мне хотелось бы внести ясность в вопрос о вашем ближайшем будущем.

Джон Уайлд попытался сесть как можно прямее. На его лице отразилось такое сочетание робкой надежды и плохо скрываемой безысходности, что у Куинна болезненно сжалось сердце.

— Сколько лет вы служите в Пенроузе? Почти сорок, не так ли? Полагаю, мой дядя и Энтони допустили непростительную ошибку, не оговорив заранее условия, на которых вы при желании могли бы оставить пост управляющего и уйти на покой. — Он услышал, как у него за спиной отворилась дверь, решил, что миссис Уайлд принесла чай, и продолжил: — Семья Фортескью в долгу перед вами. Вам полагается достойная пенсия за беспрецедентно долгую беспорочную службу.

— А я-то преисполнилась благодарности за твое доброе отношение к вдовствующей герцогине. — Тихий голос Джорджианы не предвещал ничего хорошего. Она вошла в кабинет и встала рядом с отцом. — Ловкий ход, ничего не скажешь. Отвлечь мое внимание, чтобы без помех избавиться от моей семьи.

— Джорджиана! — укоризненно произнес мистер Уайлд. — Не забывай о приличиях!

— Нет, папа, я желаю понять, в чем нас обвиняют. Пенроуз содержится в безукоризненном порядке. Любопытно, какие претензии можно предъявить управляющему?

— Джорджиана, — мягко ответил Куинн, глядя в ее темные сверкающие глаза. — У меня нет ни тени сомнений, что хозяйство Пенроуза находится под неусыпным контролем. Пожалуйста, дай нам с твоим отцом спокойно поговорить. — Она совершит непростительную ошибку, если не прислушается к его просьбе. Он не желал задевать достоинство мистера Уайлда. — Сэр, я был бы вам крайне признателен, если бы вы согласились принять пенсию в размере четырехсот фунтов в год и любой коттедж по вашему выбору. Я с удовольствием предложил бы вам этот, но вам известно, что Литтл-Роуз относится к заповедному имуществу и не подлежит отчуждению.

— Слишком щедрое предложение, — тихо, но твердо отозвался мистер Уайлд. — Нет на свете управляющего, который получил бы и коттедж, и такую большую пенсию.

— Нет на свете управляющего, которого необходимо быстро спровадить куда-нибудь подальше, потому что его дочь вышла замуж за прежнего хозяина, а нынешнему такое положение вещей кажется неприемлемым.

Джорджиана обрисовала ситуацию с исчерпывающей ясностью приговора, и мужчины не нашлись, что ответить.

В общем, Куинн готов был отдать ей должное. Она никогда не боялась смотреть правде в лицо. Мало кто способен на такое откровенное заявление. Однако сейчас, в присутствии ее отца, не время расставлять все точки над…

— Прости за бестактность, но я не стану смиренно изображать дамскую покорность и не позволю тебе отобрать пост управляющего…

И тут он сделал нечто такое, чего никак от себя не ожидал. Схватив ее за локоть и быстро попрощавшись с мистером Уайлдом в сжатом стиле «обещаю прийти завтра» и «пожалуйста, обдумайте мое предложение», он устремился прочь из кабинета, протащил ее по коридору, минуя ошарашенную миссис Уайлд, выволок из дома… И остановился на пустыре за живой изгородью только тогда, когда с ужасом осознал, что Джорджиана слетка прихрамывает.

— Ради Бога, Джорджиана, — сказал он, вновь обретая контроль над собой, которого раньше не терял никогда и ни при каких обстоятельствах. — Позволь своему отцу отойти отдел. Он заслужил покой и сейчас особенно нуждается в нем. Ты видишь его каждый день и, возможно, не замечаешь, как он изменился, насколько подорвано его здоровье.

В ее глазах отразилась буря эмоций.

— Нечего вмешивать сюда его болезнь. Вопреки всему, мы прекрасно справлялись. Я не позволю отобрать у него пост управляющего. Можешь отнять у меня дурацкий титул маркизы Элсмир, столь любезный сердцу моей матери. Видит Бог, я никогда за ним не гналась и никогда им не пользуюсь. Но я не дам…

Куинн решительно сгреб Джорджиану в охапку и так тесно прижал к себе, что почувствовал, как часто бьется ее сердце. Она казалась такой маленькой, едва доставая ему до подбородка. Однако недостаток роста с лихвой восполнялся силой духа и кипучей энергией, переполнявшей ее существо.

Она попыталась оттолкнуть его, но довольно быстро прекратила борьбу.

— Послушай меня, — мягко проговорил он в ее темные волосы, — Джон Уайлд — один из самых достойных людей среди тех, с кем мне когда-либо доводилось встречаться. Я не пытаюсь причинить вред твоим близким. Напротив, я хочу решить вопрос с пенсией намного быстрее, поскольку моя жизнь — единственное, что ограждает вашу семью от неопределенного будущего. Я просто не имею права оставить твоего отца на милость какого-нибудь распрекрасного четвероюродного племянника, к которому перейдет титул, если со мной что-нибудь случится.

Она стояла на удивление тихо и не предпринимала ни малейших попыток вырваться из его объятий, даже как-то обмякла в его руках и только робко выписывала пальцами кружочки у него на спине.

В такой ситуации весьма затруднительно остаться равнодушным и не оценить привлекательные изгибы податливого женского тела.

Он резко сглотнул, возвращая свои мысли в нужное русло.

— Джорджиана, чем я заслужил такое отношение? Почему ты каждое мое слово воспринимаешь в штыки? Разве я когда-нибудь…

— Прости меня, — перебила она, зарывшись носом ему в шею, что несколько приглушало слова. — Конечно, ты прав.

Такого он еще не встречал. По его опыту, дамы никогда и ни за что не просили прощения, пока джентльмен не извинится первым.

— Извинения приняты, — быстро отозвался он, не давая ей времени передумать. Ему внезапно стало жарко, и он понял, что должен отстраниться от нее, но его тело почему-то отказывалось подчиняться рассудку. В результате он закрыл глаза и наклонился, вдыхая свежий аромат мыла, исходящий от ее теплой кожи.

— Джорджиана, давай начнем все сначала, — прошептал он. — Давай сделаем вид, что я только что приехал, и ты счастлива, видеть меня после долгой разлуки. Ведь прежде мы были друзьями, просто потом детство кончилось, и наши пути разошлись. Взрослая жизнь неизбежно разводит людей в разные стороны.

Она наконец отодвинулась, и он заметил, как затуманились ее ясные глаза. Он забыл, насколько глубоки эти бездонные большие карие глаза. Она явно хотела что-то сказать, но промолчала. Он предложил ей опереться на его руку, и они пошли вдоль живой изгороди.

— Куинн, — неуверенно начала Джорджиана, — допустим, отцу действительно не по силам справляться со всеми обязанностями управляющего. Но если я пообещаю, что мы всей семьей будем содержать хозяйство Пенроуза в самом лучшем виде, может быть, ты позволишь нам продолжить работу… Пожалуйста?

Он глубоко вздохнул, остановился, повернулся к ней и слегка покачал головой:

— Я понимаю твои чувства. Однако управление поместьем слишком тяжелая ноша для вашей семьи. Нет, не пытайся спорить. Возможно, если бы твой брат был немного постарше и обладал большим опытом… Кстати, где Грейсон? Мне хотелось бы увидеться с ним и поблагодарить за очевидную преданность поместью.

— Он в плавании, — горестно ответила она. — Герцог Хелстон, внук Аты, устроил его корабельным гардемарином два года назад, когда отец был еще здоров.

Куинна охватило нарастающее волнение.

— То есть ты в одиночку тащила на себе имение и собираешься продолжать в том же духе? Джорджиана, это совершенно возмутительно.

— Пожалуйста, Куинн.

Ему пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. В них было столько мольбы, что он, при полном сознании собственной правоты, почувствовал себя отвратительно.

— Пойми, так не может продолжаться. Это недопустимо. Джорджиана, мне очень жаль, но я вынужден найти нового человека на…

— Я справлюсь, — настойчиво повторила она, и ее жалобное лицо повергло его в смятение.

— Джорджиана, я знаю, что ты справишься. Но ты просто-напросто не должна делать ничего подобного. Маркизе — настоящей или не совсем — не пристало разгребать навоз в свинарнике. Вдумайся, это же полный абсурд. Дамам полагается заниматься женским рукоделием, присматривать за домашней прислугой, организовывать всяческие увеселения и все такое прочее.

Она стояла перед ним — страшно несчастная и разочарованная, — и он понял, что не может сразу лишить ее всего, чем она так дорожила. Необходимо действовать более тонко и постепенно.

— Нужно прийти к компромиссу. Джорджиана, в любой ситуации всегда возможен компромисс.

— Только не в данном случае, — печально возразила она. — Ты либо увольняешь отца, либо нет.

Взвесив в уме, как обойти возникшее препятствие, он выбрал подходящий вариант и взял ее за руку.

— Я придумал. Твое мнение будет принято в расчет при выборе кандидатуры нового управляющего. И я предоставлю тебе право обучать его и частично контролировать его работу.

Он посмотрел на ее руку, повернул ладонью вверх и увидел бесчисленные шрамы, рубцы и свежие, еще не зажившие ссадины. Нет, он вовсе не испытывал брезгливости. Просто никогда в жизни ему не приходилось видеть более натруженной ладони. В сравнении с ней его широкие жесткие руки выглядели нежными и холеными.

Поскольку Джорджиана ничего не ответила, он склонил голову набок и посмотрел ей в лицо — оно недвусмысленно указывало на то, что она лихорадочно пытается выдумать какой-нибудь хитрый план.

— Нет, — отрезал он, заранее отвергая все возражения. — Но взамен ты пообещаешь помогать человеку, которого мы назначим.

Она вздохнула:

— Похоже, у меня нет выбора. И все-таки не понимаю, почему я…

— У тебя есть выбор. Либо ты принимаешь мои условия, либо сидишь дома, составляешь букеты, утверждаешь меню и надлежащим образом исполняешь обязанности маркизы.

— Ты же не собираешься прекратить расследование и официально объявить меня хозяйкой Пенроуза, правда?

Она словно изучала его — пристально и напряженно.

— А что ты скажешь, на сей счет, Джорджиана? — Он остановился, бережно — очень бережно — приподнял ее подбородок и внимательно посмотрел в ее блестящие глаза. Это был опасный момент — критический и ответственный. Момент истины. — Являешься ли ты законной маркизой Элсмир? — В его тихом голосе не было даже намека на нажим.

— Ты сам назвал меня так вчера.

Он не сводил взгляда с ее лица и впервые заметил, какие выразительные у нее брови. Они постоянно находились в движении: то изящно выгибались, подчеркивая красоту темных глаз, а то, мгновение спустя, сердито сдвигались в прямую, словно корнуоллская живая изгородь, линию. — Я хотел бы услышать твое мнение.

— Именно сейчас тебе безотлагательно потребовалось мое мнение?

— Джорджиана, ты скажешь мне правду или нет?

Откровенно говоря, он понятия не имел, хватит ли у нее духу рассказать ему, успел ли ее муж вступить в свои супружеские права.

Ее взгляд стал жестким, а брови, как и следовало ожидать, сошлись на переносице.

— Являюсь ли я законной маркизой? Хорошо, давай посмотрим. Моя мать говорит, что да. Мой отец ничего не говорит. Мать Энтони говорит, что нет. Поверенные семейства Фортескью тоже полагают, что нет, если я правильно поняла их чрезвычайно длинные и запутанные послания. Тебя интересует мое мнение? Отвечаю: я предпочитаю отказаться от титула. — Она сосредоточенно изучала свой поношенный фартук. — Я не желаю подвергаться унизительному врачебному осмотру.

Итак, она ровным счетом ничего не рассказала. И не расскажет. Впрочем, стоит ли удивляться? Разве жена не продемонстрировала ему причудливое устройство женской логики.

— А если бы я не стал докапываться до истины? Если бы я сказал тебе, что хочу покончить с этим делом прямо сейчас, с наименее скандальными последствиями для обоих семейств? Если бы я сказал, что намерен прекратить официальное расследование и выделить тебе положенное вдовствующей маркизе крупное состояние, которое обеспечит тебе безбедное существование до конца твоих дней?

— Я сочла бы тебя, по меньшей мере, безрассудным, — ответила Джорджиана. — Очевидно, ты питаешь тайную страсть к неприятностям, если принять во внимание, как отреагирует на твои действия тетушка.

— Джорджиана… чего ты хочешь? — Он постарался сделать все возможное, чтобы в его голос не просочилось раздражение.

О, ей ли не знать, чего она хочет! Всегда хотела. Даже сейчас, когда он стоял перед ней, невозмутимый и бесстрастный, словно викарий на исповеди. Ей хотелось схватить его за лацканы сюртука, притянуть к себе и целовать до тех пор, пока братская сдержанная вежливость не сменится совершенно иными чувствами. Она на миг уступила порыву, подалась вперед, но спохватилась, вняв доводам разума.

Теперь, глядя в янтарные глаза с зелеными ободками, она испытывала глубокое уныние. Внешняя мальчишеская оболочка — а быть может, и внутреннее содержание — превратилась в броню, делая взрослого Куинна еще более недоступным. Непробиваемый панцирь, которым он окружил себя, вызвал у Джорджианы странное желание наброситься на него с кулаками единственно для того, чтобы проверить, способен ли Куинн вообще на какие-нибудь эмоции. Но одновременно она жаждала защитить и утешить его. С какой стати ее посетила потребность утешить столь самоуверенного человека, оставалось для нее загадкой.

— Итак? — невозмутимо спросил он. — Чего ты хочешь, Джорджиана?

В сущности, вопрос сводился к другому — чего она хочет во вторую очередь? Чем заменить главное желание, если ему не дано осуществиться? Иными словами, она должна была перейти к второстепенному вопросу, минуя основной. В подобных случаях ее упорядоченный разум всегда приходил в состояние полного расстройства и неопределенности.

— Я хочу… — Она замялась и поверх его плеча посмотрела на плывущие по небу облака. — Я хочу жить как раньше.

— Полагаю, это невозможно. — Он сменил тему, точнее, повернул ее другой стороной. — Где ты живешь? Домоправительница утверждает, что в Пенроузе, но вчера ты не спустилась к обеду.

Она проигнорировала вопрос и только уклончиво заметила:

— Моя мать не позволила бы мне жить в Литтл-Роуз.

— В таком случае правильно, что ты пригласила вдовствующую герцогиню Хелстон и других дам. Тебе было бы не совсем удобно жить в Пенроузе вдвоем со мной. Но в ближайшее время мы должны подыскать для тебя новое жилище. — Он поджал губы. — Как ты познакомилась с герцогиней и остальными леди? Ваше маленькое сообщество производит весьма необычное впечатление.

— Пожалуй, лучше объяснить сейчас, раз уж за месяц ты так и так все узнаешь. У Аты необычайно доброе сердце. Я познакомилась с ней, когда она каким-то непостижимым образом оказалась здесь на похоронах Энтони. После того как все разошлись, она представилась и пригласила, точнее, практически насильно посвятила меня в члены своего тесного вдовьего кружка. «Вдовий клуб» — тайное общество, поскольку Ата убеждена, что сбившихся в стаю неразлучных старых ворон никто и никогда не пригласит ни на одно веселое светское мероприятие.

Куинн приподнял бровь:

— Я не нахожу в тебе сходства со старой вороной.

А потом он наклонился, и у нее на миг замерло сердце — ей почудилось, что он вот-вот поцелует ее. Но конечно, она ошиблась.

Он убрал прядь волос, упавшую ей на глаза. В тот момент, когда его не затянутые в перчатку пальцы прикоснулись к ее лицу, Джорджиана почувствовала, что стремительно краснеет. Только бы он не заметил ее смущения! Она отвернулась и направилась к дому, тщательно следя за своей походкой: ведь стоило немного отвлечься, как тут же проявлялась хромота.

— Джорджиана… Нам еще многое надо…

Не оборачиваясь, она махнула рукой, обрывая его на полуслове и уже не зная, чего ей хочется больше — распрощаться с ним навсегда или по-прежнему испытывать сладкую муку, ловя в его глазах редкие, случайные проблески интереса. Ничуть не похожие на всполохи страсти, о которых она мечтала ночи напролет, лежа на узком соломенном матрасе в маленьком стеклянном павильоне на острове и всматриваясь в туман, клубящийся над озером Ло-Пул. Она часто спала там, отдаляясь от родного дома, от «Вдовьего клуба», от Пенроуза, от всего на свете, кроме воспоминаний и грез.

Только сейчас, когда Куинн вернулся, ее заветные мечты казались еще более несбыточными, чем раньше.