1. Развитие понятия «культурные ценности» в научных доктринах

На сегодняшний день в международном праве существует более 60 международно-правовых актов универсального и регионального характера, регулирующих отношения по поводу объектов культурного наследия. Однако в этих документах не дается общего определения таких объектов, получивших в научной литературе общее наименование «культурные ценности».

Прежде всего следует отметить, что в существующих международно-правовых актах и научных исследованиях, посвященных объектам культуры, используются два термина – «культурное наследие» (cultural heritage) и «культурная собственность» (cultural property). Последний термин чаще всего переводится на русский язык как «культурные ценности». Но понятия «культурное наследие» и «культурная собственность» отражают не столько различную терминологию, сколько различные правовые и социальные концепции.

Идея «культурного наследия всего человечества» была впервые закреплена в Конвенции 1954 г. о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта (далее – Гаагская конвенция 1954 г.) [Конвенция ЮНЕСКО… 1954 г., 1993, с. 282]. Следует отметить, что идея всеобщего наследия человечества в международном праве появилась давно. Термин был заимствован у родоначальника теории международного права, голландского юриста Гуго Гроция [Гроций, 1994, с. 201–205] и введен в современный оборот в 1967 г. при выработке документов, посвященных правовому регулированию морского дна и его недр, Арвидом Пардо, представителем Мальты в ООН. Впоследствии концепция «всеобщего наследия человечества» была закреплена в Соглашении о деятельности государств на Луне и других небесных телах 1979 г. [Соглашение… 1979 г., 1996, с. 356–362], а также в Конвенции по морскому праву 1982 г.

Концепция «культурного наследия всего человечества» впервые была закреплена в Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия 1972 г. [Конвенция ЮНЕСКО… 1972 г., 1993, с. 290–302] и впоследствии подтверждена в Конвенции Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (далее – ЮНЕСКО) об охране подводного культурного наследия 2001 г. [Конвенция ЮНЕСКО… 2001 г.], Конвенции ЮНЕСКО об охране и поощрении разнообразия форм культурного самовыражения 2005 г. [Конвенция ЮНЕСКО… 2005 г.], а также в ряде рекомендаций ЮНЕСКО [Рекомендация ЮНЕСКО… 1972 г., 1993, с. 331–340; Рекомендация ЮНЕСКО… 1989 г.].

Как отметил в своей лекции профессор из Сомали Абдулкави Ахмед Юсуф, до Конвенции о всемирном наследии 1972 г. основной концепцией являлась идея «культурной собственности», которая, по сути, воплощала идею одного из основополагающих прав человека – права частной собственности [Abdulqawi]. «Культурная собственность», как всякая иная собственность, подлежит абсолютной защите от посягательств третьих лиц. При этой конструкции на государство возлагается лишь позитивная обязанность создания условий для возможной защиты прав собственника предметов культуры. В отличие от первоначального подхода концепция «культурного наследия всего человечества», утвердившаяся в XX в., направлена на закрепление ответственности всех государств в деле защиты и сохранения объектов, попадающих под данное определение [Carducci, 2006]. Государство становится обязанным субъектом в отношении предметов культуры. При этом вопросы собственности и объема прав и обязанностей собственника отходят на второй план. Более того, понятие «культурное наследие» шире, чем понятие «культурная собственность», и включает не только вещи, но и нематериальные объекты. Таким образом, согласно новым подходам понятие «культурное наследие» становится родовым понятием на международном уровне и отражает общую тенденцию глобализации в международном сообществе, что влечет серьезные изменения в правовом регулировании прав собственности на предметы культуры. Прежде чем анализировать эти изменения, следует остановиться на самом понятии: несмотря на существующие концепции встает проблема определения понятия «культурное наследие». Как отметил американский профессор Линделл Протт (Lyndell Prott) «определение объектов, относящихся к категории „культурное наследие“ это один из самых сложных правовых вопросов современного периода» (цит. по: [Abdulqawi]). На сегодняшний день не существует единого международно-правового акта, содержащего перечень объектов, относящихся к культурному наследию всего человечества.

В настоящей работе мы считаем целесообразным использовать термин «культурные ценности» (cultural values/culturall property), удачно отражающий двойственную природу объектов культуры, являющихся одновременно объектами права собственности и культурного наследия.

Кроме того, термин «культурные ценности» охватывает нематериальные и материальные объекты культуры. В русском языке слово «ценность» имеет двойное значение: материальные и духовные ценности. Ценные вещи являются объектом экономического оборота, объектом права собственности. Однако необходимо отметить, что концепция «культурного наследия» важна для сотрудничества государств как в деле развития такого оборота, так и в деле сохранения и защиты объектов культуры. При этом следует учитывать, что оборот культурных ценностей – это еще и сфера столкновения интересов, в первую очередь – различных государств, а также частных лиц или групп лиц (коренного населения). Последнее предполагает неизбежное возникновение конфликтов по поводу культурных ценностей.

Таким образом, понятие «культурная ценность» как объект общественной жизни имеет наиболее широкий смысл и используется в современной научной литературе [Молчанов, 2002]. При этом общему понятию «культурные ценности» в каждой международной конвенции дается специальное определение, которое формулируется обычно для целей данной конвенции или данного правового акта. Подобное определение имеет более узкий смысл, в силу чего в международном праве отсутствует единое правовое понятие «культурная ценность», закрепленное в нормативном виде.

Специальные определения культурных ценностей для целей различных конвенций, как правило, унифицированы. Следует заметить, что при определении культурных ценностей применяются лишь некоторые характеристики объекта правового регулирования, в то время как в понятие об этом объекте следует включить исчерпывающий перечень таких характеристик.

Впервые определение «культурная ценность» было сформулировано в Гаагской конвенции 1954 г. Благодаря данной Конвенции этот термин был введен в международную терминологию. Исходным критерием для определения культурной ценности является ее значение «для культурного наследия каждого народа» [Колосов, Кривчикова, 2002, с. 737] независимо от ее происхождения и титула собственности. Таким образом, категория культурных ценностей с самого начала приобретает признак универсальной значимости для мировой культуры в целом. При этом значимый объект должен быть уникальным предметом, отнесенным к культурным ценностям, предметам, не просто дающим человеку информацию исторического, художественного или научного характера, но в первую очередь воздействующим на органы чувств. Такой предмет может вызывать, например, визуальное, слуховое наслаждение [Renteln, 2004, р. 213–219]. Эти впечатления воздействуют на разум человека, передавая таким образом, порой из далекого прошлого, мысли создателя культурной ценности. Так, образуется своего рода духовная связь времен. Впоследствии данная характеристика культурных ценностей была подтверждена в Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи прав собственности на культурные ценности (далее – Конвенция ЮНЕСКО 1970 г.) [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611].

Дальнейшее развитие правовых характеристик культурных ценностей произошло за счет введения критерия их незаменимости. Так, в качестве нового критерия определения культурных ценностей в Конвенции 1972 г. «Об охране всемирного культурного и природного наследия» был принят критерий «уникальности и незаменимости ценностей». Таким образом, в общемировых (универсальных) конвенциях культурные ценности характеризуются как уникальные, значимые для всемирной культуры и незаменимые.

Вопросы, связанные с культурными ценностями, активно разрабатываются в международном праве, и не только на универсальном, но и на региональном уровне. Здесь наиболее полное регулирование, в том числе и в отношении классификации культурных ценностей, осуществлено в нормативных актах Европейского Союза. В качестве критериев выделения культурных ценностей в этих актах используются две особенности таких предметов: художественная (историческая или археологическая) ценность и определенная стоимостная, а также временная оценка. Эти подходы нашли свое выражение, например, в Договоре о создании ЕЭС от 25 марта 1957 г., Регламенте ЕЭС № 3911/92 Совета Европейского экономического Сообщества от 9 декабря 1992 г. о вывозе культурных ценностей, в ряде Директив, а также решений Суда Европейских сообществ.

Впоследствии подходы к определению культурной ценности, закрепленные в международно-правовых актах универсального и регионального характера, были имплементированы в национальные законодательства ряда стран. Так, в Законе Швейцарии от 20 июня 2003 г. о международном обороте культурных ценностей законодатель фактически воспроизводит определение культурных ценностей, данное в ст. 1 Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. [Богуславский, 2005, с. 23].

Некоторые государства выбрали метод перечисления категорий культурных ценностей, не давая при этом правового определения регулируемого объекта. По этому пути следует и российское законодательство: Закон РФ от 9 октября 1992 г. № 3612-1 «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» [Закон РФ 1992 г.]. Следует отметить, что в настоящее время в Государственной Думе РФ находится проект федерального закона «О культуре в Российской Федерации», направленного на консолидацию основных положений существующих в Российской Федерации отраслевых правовых актов в области культуры. Глоссарий данного проекта содержит аналогичное определение культурных ценностей.

Таким образом, несмотря на то что общего правового понятия культурных ценностей в настоящее время не существует, анализ нормативных актов позволяет выделить несколько основополагающих признаков, по которым предмет, являющийся объектом международно-правового регулирования, может быть отнесен к категории «культурные ценности»:

1) универсальность, т. е. предмет представляет общемировой интерес (имеет ценность для всех народов);

2) незаменимость: невозможно создать абсолютно идентичный образец;

3) уникальность, рассматриваемую как эстетический посыл, который несет в себе предмет;

4) временной критерий: к культурным ценностям относятся те предметы материального мира, которые созданы в большинстве своем более чем 100 (50) лет тому назад;

5) стоимость в эквивалентном выражении: культурные ценности подлежат имущественной оценке и могут быть отнесены к предметам материального мира (вещам).

Следует отметить, что материальная ценность предметов искусства не имеет четкого выражения, может постоянно меняться. Поэтому вопрос о правомерности включения этого признака в правовое определение до сих пор остается достаточно дискуссионным и решается в международно-правовой литературе в зависимости от различных условий: уровня развития рынка, высокоразвитое™ гражданского общества и т. д. [Богуславский, 2005, с. 29].

Тем не менее, мы полагаем, что именно стоимостная характеристика культурной ценности является особенно важной для ее оборотоспособности на международных арт-рынках. Отсюда проистекает особая значимость этой характеристики с точки зрения нормативного регулирования экономического оборота культурных ценностей.

При этом категория «культурные ценности», как уже отмечалось выше, имеет двойственную природу: к культурным ценностям относятся предметы, принадлежащие как материальному, так и духовному миру. В международно-правовой доктрине ведутся дискуссии о значении материальной и духовной составляющих для культурных ценностей.

Материальный аспект культурной ценности выражается в том, что культурная ценность это, как правило, вещь, которая является объектом права собственности. Духовный аспект культурной ценности выражается в особой культурной значимости такого предмета. Разные научные подходы стали основой для формирования двух научных школ, предлагающих в том числе различные варианты правового регулирования оборота объектов культуры. Благодаря американскому профессору Джону Мерримэну они получили в международно-правовой доктрине названия культурный интернационализм и культурный национализм [Merryman, 1986].

Эти две школы по-разному подходят к решению вопросов защиты и возвращения культурных ценностей. Так, сторонники концепции «культурного интернационализма» решают подобные споры на базе принципов права собственности. Профессор Джон Мерримэн, наиболее яркий представитель этой школы, считает, что культурные ценности являются продуктом рынка и должны рассматриваться как взаимозаменяемые товары, пригодные для торговли. Отталкиваясь от такого определения, профессор Мэрримэн делает вывод, что культурные ценности, как имущество, могут быть физически сохранены, их целостность может поддерживаться, а перемещение – контролироваться при помощи правовых институтов (например, посредством экспортного контроля) [Merryman, 1988]. Представители школы «культурного национализма» (например, профессора из Греции Джон Мустакас [Moustakas, 1989] и Джорджес Кумантос [Koumantos, 1984]) основываются на принципах прав человека и считают, что культурные ценности неотчуждаемы (от стран/наций происхождения). Следовательно, они должны быть ограничены в свободном перемещении на арт-рынке. В рамках концепции «культурного национализма» культурные ценности рассматриваются как предметы, олицетворяющие национальную культуру, а не как общедоступный товар.

Появление различных концепций правового регулирования обусловленно неоднозначностью ситуаций, возникающих на международной арене в связи с культурными ценностями. Примером может быть ситуация вокруг деревянных идолов индейской народности Зуни на юго-западе США. Деревянные идолы представляют собой уникальные объекты культуры, поскольку создаются они одним из родов народности Зуни всего по два образца в год. На арт-рынке цена одного такого объекта достигает 10 тыс. долл. США [Clay, 1990]. Таким образом, деревянные идолы народности Зуни являются предметами материального мира – движимым имуществом, имеющим конкретную имущественную оценку. Вместе с тем они имеют особое культурное и религиозное значение для народности Зуни. Так, деревянные идолы считаются защитниками рода и хранятся в местах отправления религиозного культа. Более того, идолы не могут принадлежать индивидуальному лицу, даже если это жрец их культа, поскольку они не будут выполнять свою сакральную функцию, находясь в публичном музее или в частной собственности. В связи с этим в 70-х годах XX в. начался процесс возврата идолов из государственных музеев и частных коллекций.

Женщина народности Зуни

На примере идолов народности Зуни мы видим, что культурные ценности, лишенные своей культурной значимости, будут лишь видом имущества и объектом права собственности. При этом они потеряют такую свою важную характеристику, как уникальность, отличающую их от других видов имущества и, следовательно, влияющую на особые механизмы защиты культурных ценностей. Одновременно снизится и их стоимостная оценка.

Деревянные идолы Зуни

Рассмотренные концепции выявляют двойственную природу данного объекта правового регулирования. В каждой из этих концепций есть рациональное звено, но на их основе невозможно найти общие подходы к определению культурных ценностей.

Возможно, из-за отсутствия единой доктрины в международном праве на данный момент не существует общепринятой дефиниции понятия «культурные ценности». Каждый нормативно-правовой акт международного, регионального или национального уровня приводит лишь ряд признаков, позволяющих определить предмет, как культурную ценность. Однако, основываясь на современных доктринальных исследованиях и нормативных актах, необходимо выработать единое научно обоснованное понятие, которое может использоваться в международно-правовых актах и в национальном законодательстве, равно как и в целях использования последнего в учебной литературе.

В связи с вышеизложенным культурные ценности следует понимать как незаменимые материальные и нематериальные предметы и произведения культуры, созданные человеком в результате творческого процесса, имеющие художественную и имущественную ценность, универсальную значимость и оказывающие эстетическое, научное, историческое воздействие на человека.

Подобное понятие позволяет определить «культурные ценности», с одной стороны, как предметы материального мира, при этом оборот таких предметов регулируется нормами частного права (национального и международного), а с другой – как духовные ценности, поскольку они порождают социальную связь физических и юридических лиц, использующих эти культурные ценности. Социальные связи возникают в области сознания и регулируются нормами национального и международного права публичного характера [Алексеев, 1999, с. 273]. В большинстве своем, подобные связи получили нормативное закрепление в сфере прав человека (право на свободу слова, вероисповедания, частную жизнь и т. д.). Однако право человека на культурную ценность до сих пор не имеет в позитивном праве точного определения и в международно-правовой доктрине, равно как и в национальных теориях, является весьма дискуссионной темой.

Поскольку культурная ценность представляет собой одновременно и материальный и духовный объект, правовое регулирование экономического оборота таких предметов носит комплексный характер, состоящий из норм частного и публичного права (международного и национального). Этот правовой комплекс сложился относительно недавно под влиянием процессов экономической глобализации, а потому в доктринальной литературе исследован без учета подобной взаимосвязи.

 

2. Право на культурные ценности как элемент системы прав человека и культурные ценности как объект права собственности

2.1. Право человека на культурные ценности

Впервые право человека на культурные ценности было зафиксировано в самой общей форме в международно-правовом акте рекомендательного характера. Согласно ст. 27 Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 г. «каждый человек имеет право свободно участвовать в культурной жизни общества, наслаждаться искусством, участвовать в научном прогрессе и пользоваться его благами». Постепенно данное право получило и договорное закрепление: государства, участвующие в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах от 19 декабря 1966 г. (далее – Пакт), подтвердили признание права каждого человека на участие в культурной жизни (ст. 15 Пакта) [Международный пакт…, 1996, с. 464–470]. Комплексный анализ преамбулы и ст. 15 Пакта позволяет сделать вывод о том, что право человека на участие в культурной жизни напрямую связано с правом человека на достойную жизнь.

Подобная взаимозависимость была обозначена в праве лишь в XX в. по мере развития комплекса прав человека. Глубинным мотивом для развития прав человека в экономической, социальной, а также культурной областях остается поиск путей к повышению уровня жизни людей и расширению их свободы. Расширение свободы предполагает осознание ее границ с целью признания прав иных людей, в том числе и на повышение культурного уровня.

Но каким образом уровень жизни человека связан с его правом на культурные ценности?

Как было отмечено выше, у культурных ценностей есть критерий универсальности, то есть отдельно взятая культурная ценность является элементом общего наследия человечества. Каждый человек имеет право пользоваться, изучать и наслаждаться этим наследием. Но не всякий может воспользоваться данным правом: если у человека нет хлеба насущного, то он, скорее всего, лишен возможности задумываться о духовной (культурной) стороне жизни. Человек, относящийся к социально незащищенным слоям общества, ограничен в реализации права на использование культурных ценностей.

Таким образом, социальная уязвимость гражданина – это одна из форм ограничения его свободы, в том числе и культурной свободы, которая выражается в исключении человека из общественной и культурной жизни. Различаются две формы культурной исключенности, т. е. невозможности пользоваться культурным наследием для конкретного человека.

Во-первых, это «исключенность из участия в культурной жизни» [Доклад о развитии человека, 2004]. Исключение людей из участия в культурной жизни общества может быть связано с различными их характеристиками, такими как тендерная, этническая или религиозная принадлежность [Lovelace v. Canada]. Так, в некоторых странах женщинам не позволяется посещать выставки. Существуют запреты слушать светскую музыку. Разделение по признаку расы, как правило, лишает определенную часть населения страны права пользоваться культурным наследием.

Во-вторых, «исключенность по образу жизни». Данная форма дискриминации основывается на неприятии образа жизни, которому группа желает следовать. К примеру, в России так называемые староверцы уходили в леса и не могли пользоваться достижениями культуры и цивилизации [Smith, 2005, р. 343].

Такие виды исключенности непосредственно связаны с нарушением культурной свободы, причем в последнем случае нарушение свободы сочетается с неприятием многообразия. Эта ситуация обостряет давнюю дилемму: как могут существовать всеобщие права человека в мире, характеризующемся многообразием культур? Как добиться формирования глобальной культуры на основе и под воздействием человеческого достоинства и терпимости с целью соблюдения прав человека? Являются ли права человека на культурные ценности универсальными?

Единообразной позиции по этим вопросам в настоящее время не выработано. Так, представители научной концепции культурного релятивизма такой подход отрицают [Steiner, Aston, 2000, p. 366].

Культурный релятивизм – это концепция, в соответствии с которой человеческие ценности носят далеко не всеобщий характер и существенно варьируются в зависимости от различных культурных перспектив [Эйтон-Шенкер, 1996]. Культурный релятивизм иногда переносят на поощрение, защиту, толкование и применение прав человека, которые могут по-разному интерпретироваться в рамках различных культурных, этнических и религиозных традиций. Другими словами, согласно этой точке зрения права человека на культурные ценности являются скорее относительными, чем всеобщими.

В таком экстремальном выражении культурный релятивизм может серьезно угрожать эффективности международного права и международной правозащитной системы, которая создавалась с таким трудом в течение десятилетий. Если соблюдение международных стандартов будет регламентироваться исключительно культурной традицией, то широкомасштабные неуважение, попрание и нарушения прав человека окажутся закрепленными законом. Отвергая или игнорируя свою юридическую обязанность поощрять и защищать права человека, государства, выступающие за культурный релятивизм, могли бы поставить собственные культурные нормы и особенности выше норм и стандартов международного права.

Против такого подхода выступают многие российские ученые – специалисты в области международного частного права, призывающие не забывать, что понятие «культурные ценности» охватывает не только искусство, литературу, науку и образование, но и основные права человека, системы ценностей, традиций и веры [Галенская, 1987, с. 4]. В пользу такого подхода свидетельствуют и действующие международно-правовые нормы. Как было показано ранее, в универсальных международно-правовых актах понятие «культурные ценности» рассматривается с точки зрения права на достойную жизнь и является составной частью прав и свобод человека и гражданина в современном международном праве.

На европейском региональном уровне существует несколько иной подход. Право человека на «культурные ценности» в Европе рассматривается через призму «свободы выражения мнения», однако также включается в перечень основных прав человека.

Свидетельством тому может служить Европейская конвенция «О защите прав человека и основных свобод» 1950 г. (далее – ЕКПЧ 1950 г.). Данный международный договор является реально действующим благодаря такому механизму, как Европейский суд по правам человека (далее – ЕСПЧ). Именно в прецедентах Суда дается толкование спорных вопросов, положений, прямо не закрепленных в самой Конвенции. Рассмотрим этот тезис применительно к теме настоящего исследования [Деко, 1998].

В тексте ЕКПЧ 1950 г. отсутствует понятие права человека на культурные ценности, но подробно рассмотрен вопрос о праве на свободу выражения мнения (ст. 10) [Конвенция о защите прав человека… 1950 г.]. ЕСПЧ указывает, что эта норма применяется не только к определенным видам сведений, идей, способов выражения, в частности, она охватывает также «художественное выражение и информацию коммерческого характера» [Сальвиа, 2004, с. 621].

Во-первых, гражданин может свободно создавать, передавать и получать информацию без ограничений со стороны государства.

Во-вторых, ЕСПЧ подтвердил, что ст. 10 Конвенции охватывает и свободу художественного выражения – «те, кто создают, толкуют, распространяют или выставляют художественные произведения, способствуют обмену идеями и мнениями, необходимому в демократическом обществе. Отсюда вытекает обязанность государства не посягать незаконно на их свободу выражения» [Там же, с. 630].

И наконец, свобода слова охватывает не только информацию или идеи, которые встречаются благоприятно или рассматриваются обществом как безобидные либо нейтральные, но и такие, которые «оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство» [Там же, с. 629]. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма – основ демократического общества.

Исходя из вышесказанного следует отметить разнородность подходов к определению понятия права человека на культурные ценности на универсальном и региональном уровнях. Представляется, что европейский подход, закрепляющий, что право человека на культурные ценности является его правом на свободомыслие, более конкретный, но он не расходится с универсальным подходом, согласно которому пользование культурными ценностями есть составляющая достойной жизни. Поскольку в более широком контексте свободомыслие также является составляющей достойной жизни.

Таким образом, культурная ценность может быть объектом права каждого индивида на пользование культурой и участия в культурной жизни. Но в то же время в экономическом обороте такая культурная ценность выступает как имущество, собственность отдельных лиц. При этом в действующих международно-правовых актах общего и регионального характера право на культурные ценности закреплено как основополагающее право человека. Конкретное регулирование права человека на культурные ценности получают в позитивных правовых предписаниях – принципах и нормах, закрепленных в международно-правовых документах. Как известно, такие нормы носят сверхимперативный характер.

2.2. Культурные ценности как объект права собственности

Исторически правовое регулирование оборота культурных ценностей развивалось за счет норм частного права, права собственности. Более того, до настоящего времени зеркалом существующих проблем в соотношении публичных и частных интересов по поводу культурных ценностей является институт права собственности. Обратимся вначале к существующим теоретическим подходам к определению природы права собственности на культурные ценности.

Согласно ценностной теории, развивающейся в странах континентальной Европы, право собственности распространяется на все оборотоспособные объекты, как материальные, так и нематериальные [Underkuffler, 2003, р. 12–15] (см. также: [Старженецкий, 2004, с. 29]). В связи с этим традиционно выделяются две категории права собственности в отношении культурных ценностей – собственность в отношении вещей и благ. В первом случае объектом является имущество (движимые или недвижимые вещи – картина или памятник архитектуры, соответственно) [Сергеев, Толстой, 2004, с. 275]. Во втором – блага нематериального характера, точнее результаты творческой деятельности, т. е. понятия, образы, идеи, выраженные в этих произведениях [Там же]. Объем благ как объекта регулирования постоянно расширяется.

На современном этапе развития науки отмечаются предпосылки формирования новой категории – право собственности на культурные ценности (cultural property). В доктрине формируется убежденность в необходимости выделить культурные ценности в отдельный вид собственности [Wilf, 2001]. Это связано с тем, что многие категории культурных ценностей, такие как танцы, фольклор, язык и даже кухня коренного населения, выпадают из гражданско-правового регулирования. При этом их, безусловно, можно отнести к нематериальным благам [Farley, 1997]. Однако данный подход пока по-прежнему остается открытым для научных дискуссий [Scafidi, 2001].

В цивилистической доктрине Российской Федерации традиционно преобладает вещно-правовая концепция права собственности. В соответствии с таким подходом сужается круг объектов права собственности: оно направлено на материальные объекты, при этом данный перечень закрытый. Так, объектом права собственности может быть имущество (вещи), а нематериальные блага относятся к другим объектам гражданского права (к объектам права интеллектуальной собственности) [ГК РФ, часть первая, ст. 128].

Тем не менее нельзя не отметить существующую критику в адрес данной концепции. Признается, что этот подход к праву собственности в ряде случаев слишком узок. Отмечается, что Конституция РФ придерживается иного подхода: в ней нет ограничения по признаку материальности объекта [Гаджиев, 2002, с. 283–285].

Таким образом, в России одни категории культурных ценностей относятся к имуществу, а другие – к интеллектуальной собственности. Очевидно, что с принятием концепции о новой категории права собственности на культурные ценности отечественная теория также столкнется с проблемой классификации объектов права собственности на культурные ценности двух типов: вещи и блага. По-видимому, единственным выходом является признание ценностной концепции в определении права собственности, разработанной ЕСПЧ. Это даст возможность сделать норму о праве собственности и его объектах более гибкой и позволит разработать механизмы защиты вышеперечисленных нематериальных благ, также относящихся к культурным ценностям [Старженецкий, 2004, с. 67].

При этом следует иметь в виду, что одним из камней преткновения в области регулирования экономического оборота культурных ценностей является проблема соотношения гражданско-правовых норм о культурных ценностях и личных прав и свобод человека. Очевидно, что вопрос баланса между правом собственника и правом человека на доступ к культурным ценностям может возникнуть в любой стране. Как правило, современные государства ограничивают права собственников. Такие ограничения появились в связи с развитием международных концепций о правах человека на культурные ценности, а также с осознанием того, что культурная ценность, являясь предметом не только материальным, но и духовным (благом), может выражать национальные интересы народов.

Законы о культурных ценностях многих стран признают возможность передачи этих объектов в собственность государства. При этом допускается экспроприация и запрет на экспорт предметов культуры. Вопросы экспроприации могут быть не связаны с выплатой компенсации за изымаемые культурные ценности.

Существуют лишь отдельные решения национальных судов, признающие экспроприацию культурных ценностей, находящихся в частной собственности, без соблюдения необходимой процедуры и предоставления соответствующей компенсации незаконной. В большинстве случаев такая экспроприация считается допустимой.

В связи с этим многие коллекционеры полагают, что запрет вывоза также имеет экспроприационную природу и, по сути, препятствует свободному обороту предметов культуры на международном рынке. При этом рыночная цена культурных ценностей значительно снижается из-за таких запретов, поскольку частные собственники вынуждены продавать указанные объекты государству по более низкой цене, чем они бы получили на международном рынке [Ramier, 1997].

Таким образом, противоречие между правами собственника и правом на культуру в настоящее время правовыми средствами не преодолевается. Правовая политика по данному вопросу находится в стадии формирования. При этом единообразное регулирование формируется за счет норм международного права.

 

3. Характеристика международно-правовых норм, регулирующих право на культурные ценности

Нормативное регулирование существования культурных ценностей носит сложный комплексный характер. Комплекс состоит из принципов и норм международного права как публичного, так и частного характера. Развитый нормативный международно-правовой состав правового регулирования оборота культурных ценностей способен обеспечить каждому человеку реальное и эффективное право на пользование достижениями культуры, одновременно позволяя им оставаться предметами материального мира (движимым и недвижимым имуществом), находящимися в собственности отдельных лиц и участвующими в международном экономическом обороте культурных ценностей.

В то время как нормами публичного права регулируются вопросы экспортного контроля за перемещением культурных ценностей, частное право охватывает вопросы права собственности, заключения договоров и перехода права собственности. Однако правовое регулирование в названных сферах взаимосвязано и отличается сложным иерархическим взаимодействием.

В настоящее время этот международно-правовой комплекс включает следующие элементы:

а) императивный принцип – принцип «право каждого человека пользоваться культурными ценностями» и сопутствующие нормы, регулирующие право человека на культурные ценности. Реализация этого принципа позволяет соразмерными средствами ограничивать право собственности на культурные ценности ради поддержания необходимой и неотложной потребности сохранения общественного порядка;

б) детализация принципа иными публичными нормами, регламентирующими ввоз и вывоз культурных ценностей (экспортный контроль), рассматриваемых как движимые и недвижимые вещи материального мира [Carducci, 2006, р. 70, 74]. При этом в обоих случаях необходимо рассмотреть как международный, так и национальный элемент;

в) нормы частного права, охватывающие вопросы установления права собственности, заключения договоров и перехода прав на культурные ценности.

3.1. Общая характеристика международных договоров

Международно-правовые нормы по рассматриваемому вопросу находятся в стадии формирования и касаются двух сфер правового регулирования: свободы создания культурных ценностей и допустимых ограничений их перемещения. На сегодняшний день не существует универсального перечня международных принципов, регулирующих эту сферу. В настоящее время на региональном уровне в международном частном праве выделяются три стандарта (правовых принципа – в толковании Европейского суда по правам человека) свободы создания культурных ценностей. Вполне возможно, что в будущем названные стандарты приобретут характер универсальных международно-правовых принципов.

В Европе такие принципы сформировались в практике Европейского суда по правам человека, который при толковании ст. 10 Конвенции ЕКПЧ 1950 г., посвященной свободе выражения мнения, отмечает три базовые составляющие демократического общества – «плюрализм, толерантность, либерализм» [Crossete, 1999]. Раскрываются эти понятия в судебных решениях ЕСПЧ. В чем же суть этой триады применительно к культурным ценностям?

Плюрализм (от лат. pluralis – множественный) – философская позиция, согласно которой существует несколько или множество независимых и несводимых друг к другу начал или видов бытия, оснований и форм знания [СЭС, 1983, с. 1012].

Культурный плюрализм предполагает сохранение тех культурных различий, которые входят в противоречие с основными ценностями и нормами господствующей культуры [Svob-Dokic, Obuljen, 2003, p. 1–6].

Толерантность (от лат. tolerantia – терпение) – терпимость к чужому образу жизни, поведению, обычаям, чувствам, мнениям, идеям и верованиям [Hatch, 1983, р. 369].

Культурная толерантность означает способность беспристрастно воспринимать духовные ценности других людей [СЭС, 1983, с. 1332].

Либерализм (от лат. liberalis – касающийся свободы) – общественное движение, провозглашающее свободу индивида во всех областях жизни как условие развития общества [Там же, с. 706].

Культурный либерализм дает людям возможность участвовать в культурной жизни общества в приемлемых для них формах [Steiner, Aston, 2000, p. 363].

Эти три стандарта – плюрализм, толерантность, либерализм – должны существовать в каждом демократическом обществе применительно к созданию и доступу к культурным ценностям. Если хотя бы один из этих элементов исчезает, то исчезает правовое оформление демократического государства. Там, где забывают об основополагающей триаде, начинается ограничение прав и свобод человека применительно к использованию культурных ценностей. Однако действие названных принципов не абсолютно и может ограничиваться в интересах развития общества [Sun-stein, 1995, р. 730].

Но в каких же случаях ограничение действия этих принципов со стороны государства все-таки возможно?

На этот вопрос ЕСПЧ дает однозначный ответ. Любое вмешательство со стороны государства «должно быть обусловлено необходимостью или неотложной общественной потребностью» [Сальвиа, 2004, с. 624]. Именно ЕСПЧ предстоит принять окончательное решение о совместимости таких ограничений с Конвенцией, и он выносит его, оценивая применительно к обстоятельствам конкретного дела, «соответствовало ли данное вмешательство "неотложной общественной потребности"» и было ли оно «соразмерно преследуемой законной цели» [Wingrove v. the United Kingdom].

В деле Институт Отто Премингера против Австрии (Otto-Preminger-Institute v. Austria) Судом было подчеркнуто, что государство может правомерно применять необходимые меры против определенных форм поведения, включая распространение информации и идей, которые несовместимы с уважением свободы мысли, совести и религии других людей [Otto-Preminger-Institute v. Austria]. В данном случае было признано правомерным основанием считать, что религиозные чувства верующих подвергались оскорблению вследствие «провокационного изображения предметов религиозного культа. Подобное изображение может рассматриваться как злонамерное нарушение духа терпимости, который является отличительной чертой демократического общества».

Дело Институт Отто-Премингера (Otto-Preminger-Institut) против Австрии. Постановление ЕСПЧ от 20 сентября 1994 г.

Заявитель – Институт аудиовизуальных средств информации Отто Премингера («OPI») – учрежденная в Инсбруке частная ассоциация по австрийскому законодательству. Заявитель объявил о намерении устроить серию из шести доступных широкой публике сеансов фильма Вернера Шрётера «Собор любви» (Das Liebeskonzil). Пьеса, на которой основывается фильм, написана Оскаром Паниццой в 1894 г. В пьесе Бог Отец, Иисус Христос и Дева Мария решают наказать человечество за безнравственность. Они отказываются от идеи полного разрушения в пользу такого вида наказания, которое оставит людям «потребность в спасении» и «способность к искуплению». Будучи не в силах придумать такое наказание, они решают обратиться за помощью к Дьяволу. Дьявол предлагает идею болезни – сифилис и посылает свою дочь распространять эту болезнь среди человечества. Фильм изображает Бога дряхлым стариком, падающим ниц перед Дьяволом. Он называет Дьявола своим другом и обменивается с ним глубоким поцелуем. Он даже нередко клянется именем Дьявола. Дева Мария изображена в ряде сцен эротического характера с Дьяволом, а Иисус Христос показан умственно отсталым «маменькиным сынком».

Инсбрукская епархия Римской католической церкви подала обращение, на основании которого государственный прокурор 10 мая 1985 г. возбудил уголовное дело против управляющего ассоциации-заявителя г-на Дитмара Цингля. Он был обвинен в покушении на «оскорбление религиозных верований» – уголовно наказуемое деяние согласно ст. 188 Уголовного кодекса Австрии. Впоследствии, после закрытого показа фильма в присутствии дежурного судьи, анонсированный заявителем публичный показ фильма был запрещен, а сам фильм арестован и конфискован. В результате заявитель обратился в Суд, ссылаясь на нарушение ст. 10 Конвенции. В ходе разбирательств в Суде, правительство настаивало, что арест и конфискация фильма были направлены на «защиту прав других лиц» и «предотвращение беспорядков», учитывая, что большинство жителей Тироля (87 %) являются активными католиками.

В своем решении Суд шестью голосами против трех постановил, что нарушение ст. 10 не имело места в том, что касается ареста и конфискации фильма и отметил, что «…австрийские власти действовали в интересах обеспечения религиозного мира в этом регионе…». Кроме того, Суд указал на обязанность избегать «выражений, которые беспричинно оскорбительны для других, являются ущемлением их прав и не привносят в публичные обсуждения ничего такого, что способствовало бы прогрессу в делах человеческих».

Итак, вмешательство государства в эту сферу жизни не исключается, но существенно ограничивается в пользу расширительного толкования прав и свобод человека на использование культурных ценностей. Ограничение проводится по критериям понятий «необходимость» и «соразмерность». Но вопрос об этих критериях должен подробно рассматриваться в каждом конкретном деле.

Соответственно, с точки зрения ЕСПЧ, национальные суды также должны соизмерять необходимость реализации права человека на культурные ценности с обязанностью защищать общественный порядок в каждом конкретном государстве.

Таким образом, следует признать, что принципы права требуют общедоступности культурных ценностей для всех граждан демократического сообщества, однако данное правило может иметь исключения, зафиксированные в конкретных правовых нормах.

Нормы, регулирующие право человека на культурные ценности, можно классифицировать в зависимости от предметной функции конкретного правового предписания. При этом учитываются три основные функции.

1. Творческая функция – объединяет те нормы, которые регулируют процесс непосредственно творческой деятельности (создание культурных ценностей и те формы, в которые они облекаются).

2. Информационная функция – включает нормы, регулирующие процесс получения информации о культурных ценностях (например, выставки), а также образование, которое предполагает получение знаний о культурных ценностях всемирного и регионального характера.

3. Имущественная функция – фиксирует нормы, определяющие конкретный вид культурных ценностей как объект права собственности и экономического оборота.

В зависимости от предметной функции определяются юридические характеристики нормативного регулирования.

Так, творческая функция подразумевает не только создание культурных ценностей, но и их интерпретацию. Последнее предполагает особую важность соблюдения при правовой регламентации принципов, регулирующих право человека на культуру. При создании культурных ценностей правовые нормы и институты согласно принципам плюрализма, толерантности и либерализма в основном носят разрешительный и правоустанавливающий характер. Как правило, это институты рамочной направленности. В таких нормах закрепляется право человека творить, создавать произведения искусства, объединяться в творческие коллективы как для создания конкретного произведения искусства (например, мюзиклов на Бродвее или в Москве: «Метро», «Кошки» и т. д.), так и для постоянной работы ассоциаций деятелей конкретного вида культуры (Союз писателей, Союз художников и т. д.).

В международно-правовых актах творческая функция регламентируется в самой общей форме. Например, как указывалось ранее, Всеобщая декларация прав человека 1948 г. и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966 г. напрямую закрепляют право человека на свободное участие в культурной жизни общества. В отличие от этих правовых актов универсального характера Европейская конвенция 1950 г. дает понятие права человека на творческую деятельность через свободу выражения мнения.

Конкретизация общих международно-правовых норм происходит в рамках национального законодательства. Так, в Российской Федерации действует Закон РФ от 9 октября 1992 г. «Основы законодательства Российской Федерации о культуре». Данный Закон закрепляет право каждого человека на все виды творческой деятельности в соответствии со своими интересами и способностями. Кроме того, творческая функция в значительной мере регулируется и нормами права интеллектуальной собственности. В качестве примера следует назвать Бернскую Конвенцию об охране литературных и художественных произведений 1886 г. [Бернская Конвенция].

Информационная функция напрямую соприкасается с демократическим принципом толерантности. Общество должно уметь воспринимать любые творческие поиски, кроме тех, которые прямо нарушают другие универсальные права человека. Каждый человек вправе иметь свободный доступ к культурным ценностям. Государство ни в коей мере не должно ограничивать право гражданина на получение информации. Кроме того, государство не может навязывать взгляды, мнения и насильно внедрять в общество духовные ценности в качестве официальной идеологии. Государство не вправе диктовать людям, какие книги читать, какие фильмы и спектакли смотреть. Если человек лишается свободы выбора, он лишается своих естественных прав [Sidorsky, 2000].

Общество не должно ограничивать творческое начало, ставить его в ценностные рамки. Иначе это общество останется без духовного двигателя своего развития, а станет лишь обществом производителей, штамповщиков. Нельзя делить все произведения искусства на черное и белое. Вполне возможно, что еще сегодня шокирующий писатель или художник уже завтра будет признан гением своего времени (как например, Малевич, Пикассо, Дали или наш современник Пелевин). Многие из этих авторов воспринимались в свою эпоху неоднозначно, но сегодня результат их творчества признается культурной ценностью. Толерантное общество гарантирует гражданину свободу выбора.

Одновременно возникает другая проблема – доступность для человека культурных ценностей. Государство должно предоставлять любому своему гражданину свободный доступ к произведениям искусства. На сегодняшний день социально незащищенные слои населения не имеют доступа к культурным ценностям (высокие цены на книги, билеты в театры), а соответственно, они теряют право выбирать дальнейший путь своего духовного развития. Поэтому необходимо воплощать в жизнь социальные программы доступной культурной жизни для населения. Начало уже положено (например, дни свободного посещения музеев или льготные билеты в кино для определенных социальных групп в дневное время), но еще мало разработаны в этом русле ресурсы Интернета [Конохин, 1999]. Поэтому в ходе научного прогресса будут появляться все новые и новые возможности доступа к культурным ценностям. Задача прогрессивного государства – реализовывать предоставляемые наукой возможности в повседневной жизни, что непременно повысит уровень толерантности (терпимости к инакомыслию) в обществе.

Задача формирования толерантного общества признавалась и в древних культурах. Так, в японской конституции VI в. кемпо (известной как «конституция семнадцати параграфов») в отношении терпимости говорилось: «Мы не должны обижаться на то, что у других есть иная точка зрения, отличная от нашей. У каждого человека есть сердце, а у каждого сердца – своя склонность. Их правота для нас – заблуждение, а наша правота – заблуждение для них» [Виноградова, 1979].

Имущественная функция важна для регламентации статуса культурной ценности в международном экономическом обороте. Данная сфера регулируется как международно-правовыми, так и национальными частноправовыми механизмами. С точки зрения гражданского права понятие «культурные ценности» охватывает лишь материальные объекты (вещи, имущество) [Сергеев, 1990, с. 16]. Культурные ценности относятся к категории движимых и недвижимых вещей. Профессор M.M. Богуславский указывает на то, что культурные ценности не только в области археологии, но в целом ряде других сфер могут стать объектом международного оборота, иными словами, «перейти из категории недвижимых в категорию движимых вещей» [Богуславский, 2005, с. 17, 23].

При этом необходимо отметить, что культурная ценность – особый объект правового регулирования, к которому нельзя автоматически применять общие нормы о правовом положении движимых вещей. Оборот таких предметов подлежит специальному регулированию, с введением ряда запретов и ограничений. Таким образом, имущественный оборот культурных ценностей отличается от оборота иного движимого имущества.

Понимание особенностей правового оборота культурных ценностей возникло еще в Средние века. Впоследствии требование о контроле за их оборотом появилось в нормах международного права. Особенно четко эта тенденция прослеживается в нормах европейского права, поскольку Директива ЕС о возврате перемещенных культурных ценностей содержит требование о ведении реестров культурных ценностей и контроле за их перемещением во всех государствах – членах Европейского Союза. Во исполнение этих требований в 1998 г. было изменено законодательство ФРГ, однако до введения изменений в немецком обществе прошли широкие дискуссии по названному вопросу.

Например, в немецкой правовой доктрине на основании дела о гамбургской городской печати 1993 г. и возникших в результате него правовых споров был сделан вывод: предметы, представляющие исторический или культурный интерес в частном праве, не могут рассматриваться иначе, чем любые движимые вещи. Однако их оборот ограничен. Для ограничения оборота таких ценностей в Законе закрепляется, что они должны быть внесены в государственный реестр.

Это не означает, что такое действие препятствует отчуждению предмета. Запрещается или ограничивается возможность вывоза предмета за пределы государства. В последнем случае требуется получение разрешения официальных властей.

Следуя общепринятому в европейском праве подходу действующее российское законодательство делит культурные ценности на движимые и недвижимые. Так, в ст. 1 Федерального закона от 25 июня 2002 г. № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» четко определено, что эти объекты культурного наследия представляют собой особый вид недвижимого имущества [Федеральный закон 2002 г.]. В свою очередь, закон РФ от 15 апреля 1993 г. № 4804-1 «О вывозе и ввозе культурных ценностей» под культурными ценностями понимает движимые предметы материального мира [Закон РФ 1993 г.].

Таким образом, культурные ценности, выступая объектом в обороте, получают в дополнение к своей духовной нагрузке еще и критерий предмета материального мира – движимого или недвижимого. Однако именно функциональная значимость для человека культурных ценностей вводит в международно-правовое, а затем и в гражданско-правовое регулирование культурных ценностей особые механизмы: ведение государственных реестров культурных ценностей (учет), выведение из оборота особо ценных вещей (запрет на перемещение) и т. д.

3.2. Правовое регулирование контроля за перемещением культурных ценностей

В нормативно-правовом комплексе, регулирующем оборот культурных ценностей, особое место занимает институт контроля за их перемещением. Однако этот институт еще не достиг полной международной унификации. Сформировалось лишь требование о контроле. Методы контроля значительно различаются от государства к государству.

Международная торговля культурными ценностями является одной из наиболее спорных сфер международного права. Это связано с особым характером объекта отношений в данной сфере – предметов культуры. На сегодняшний день можно выделить несколько общих тенденций на рынке предметов искусства:

1) повышение спроса на такие предметы в связи с желанием ценителей искусства не только обогатить свой духовный мир, но и выгодно инвестировать свои средства [Carducci, 2006, р. 69, 966];

2) расширение экономического оборота в связи с увеличением интенсивности рыночных отношений в мире;

3) интернационализация связей в рамках торговли культурными ценностями [Merryman, Elsen, 2007, p. 113].

Кроме того, многими авторами давно отмечается одновременное совпадение и столкновение интересов различных групп в этой сфере. В результате в науке было сформировано три подхода к пониманию значения культурных ценностей [Merryman, 1989] (см. также: [Merryman, 1986, р. 831, 853]).

Во-первых, культурный национализм. Согласно этому подходу культурные ценности неразрывно связаны с местом своего происхождения, и если они покидают данную территорию, то должны быть возвращены. Это обусловлено тесной связью таких объектов с историей, культурой и идентичностью нации их происхождения. Культурные ценности рассматриваются как культурное наследие отдельной нации.

Во-вторых, культурный интернационализм. Основной акцент при таком подходе делается на заинтересованности человечества в целом в сохранении своего прошлого. Поэтому поддерживается достаточно свободное перемещение культурных ценностей в просветительских целях, для обогащения культурной жизни всего человечества. В данном случае культурные ценности рассматриваются как общечеловеческое культурное наследие.

В научной литературе подчеркивается, что наибольший антагонизм существует именно между этими двумя концепциями. Невозможно говорить о безусловном преобладании одной из них в правовом регулировании. При этом большинство ученых все-таки поддерживают концепцию, позволяющую стране происхождения культурных ценностей контролировать их перемещение («культурный национализм»). Немаловажно, что эта тенденция связана и с защитой прав (в том числе культурных) национальных меньшинств и коренных жителей, оказавших особое влияние на создание культурных ценностей [Daes, 1993].

И наконец, контекстный подход. В данном случае подразумевается сохранение исторической среды и конкретных исторических предметов как носителей информации. Этот подход совмещает черты двух вышеперечисленных подходов. С одной стороны, он направлен на понимание нашего прошлого: это познание полезно для всего человечества, с другой – улучшает понимание конкретных исторических культур и групп в рамках существующих наций [Gerstenblith, 2000].

В настоящее время разработан еще один подход – внутренне ценностный. Профессор Сара Хардинг предлагает обратиться к сущности культурных ценностей и отложить дополнительные средства оценки значения таких предметов [Harding, 1999]. Она рассматривает культурную ценность как безусловный абсолют в самом себе, а не средство или результат. Культурная ценность значима как таковая, безотносительно к человеческим потребностям, правам, обязанностям [Weston, 1992]. Данная концепция не предлагает конкретных правовых механизмов контроля за перемещением культурных ценностей, тем не менее она представляет интерес с философских позиций, а также как концепция, позволяющая определить развитие права в будущем (de lege ferenda).

Разнообразие идеологических подходов приводит к существованию различных методов правового регулирования в сфере контроля за перемещением культурных ценностей. Рассмотренные нами теоретические подходы к пониманию культурных ценностей являются основой как для построения диалога между различными участниками рынка предметов культуры, так и для выбора пути развития правового регулирования. Выбранная позиция служит прочным основанием для выработки конкретных мер правового регулирования в данной области.

С этой точки зрения необходимо выделить главных участников международного оборота культурных ценностей – субъектов правоотношения в данной сфере. К таковым относятся государства и частные лица (физические и юридические лица).

В первой категории принято различать «страны происхождения культурных ценностей» (это страны, которые являются основными поставщиками предметов культуры на мировой рынок; как правило, это развивающиеся государства – страны Латинской Америки, Африки и т. д.) и «страны – рынки сбыта» (к ним относятся развитые государства: США, Германия, Великобритания, Канада, Япония).

Ко второй категории участников данного сектора рынка относятся юридические лица – музеи, галереи – и физические лица – коллекционеры, торговцы культурными ценностями, а также специалисты, интересующиеся этой областью, – археологи, историки, этнологи.

Интересы именно этих участников часто пересекаются и сталкиваются в сфере торговли культурными ценностями. От баланса их интересов зависит нормальное функционирование рынка предметов культуры.

Названный баланс устанавливается в основном правовом механизме регулирования международной торговли культурными ценностями, который государства чаще всего используют при перемещении культурных ценностей, – в экспортном контроле.

Экспортный контроль – система организационно-правовых и экономических мер по ограничению, запрету и контролю вывоза тех или иных товаров. Одним из первых примеров законодательного закрепления института экспортного контроля может служить акт, изданный Папой Пием II в 1464 г. в отношении папских владений [Nafziger et al, 2010. p. 299]. Широкое распространение такие акты получили лишь в XX в.

Основными международно-правовыми актами, устанавливающими стандарты контрольных механизмов, считаются Конвенция ЮНЕСКО 1970 г. и Конвенция УНИДРУА о похищенных или незаконно вывезенных культурных ценностях 1995 г. [далее – Конвенция УНИДРУА 1995 г.]. Необходимо отметить, что именно в этих конвенциях закреплена обязанность государств-участников установить разрешительный порядок вывоза культурных ценностей. Большинство стран привело свое экспортное законодательство в соответствие с положениями этих международно-правовых договоров.

В свете вступления Российской Федерации во Всемирную торговую организацию (ВТО) следует также отметить особенности международно-правового регулирования экспортного контроля в рамках данной организации.

Так, ст. XI Генерального соглашения по тарифам и торговле 1994 г. (ГАТТ) запрещает количественные ограничения для экспорта и импорта товаров. Тем не менее ст. XX содержит исключения, когда такой запрет может не применяться. Согласно ст. XX (f) одним из таких исключений являются меры, принимаемые для «охраны национального достояния художественной, исторической или археологической ценности». При этом часто возникает проблема толкования понятия «национальное достояние» [Генеральное соглашение по тарифам и торговле 1947 г.; 1994 г.], поскольку в ряде стран (например, в Мексике) данная категория может включать неограниченный и подчас нетрадиционный для западных цивилизаций перечень культурных ценностей. Безусловно, это противоречие может повлечь большое количество споров в рамках ВТО и ответных санкций со стороны других членов ВТО.

Международно-правовые механизмы, созданные на региональном уровне, также предусматривают ограничения для перемещения культурных ценностей. Одним из первых правовых инструментов, посвященных этому вопросу в рамках Европейского Союза, является Римский договор 1957 г. об учреждении ЕЭС. Статья 36 Договора разрешает вводить ограничения на перемещение между государствами-членами объектов, составляющих «национальное достояние» государств-членов. Кроме того, на территории ЕС действует постановление Совета ЕЭС № 3911/92 (1992) «Об экспорте культурных ценностей». Пункт 1 ст. 2 данного постановления закрепляет обязательное требование выдачи разрешения на экспорт культурных ценностей за пределы таможенной территории Сообщества. В выдаче такого разрешения может быть отказано в случае, если культурная ценность является частью национального достояния (п. 2 ст. 2).

Национальное законодательство, касающееся вопросов экспорта предметов искусства, разнообразно и может быть подвержено изменениям в зависимости от политики внутри страны и событий, происходящих в мире. Тем не менее традиционно выделяется пять основных способов экспортного контроля [Merryman et al, 2007, p. 115].

1. Полная национализация. В законодательстве большинства стран происхождения культурных ценностей закреплено, что основная масса таких объектов, находящихся у частных владельцев, является собственностью данной страны или народа (Мексика, Гватемала).

2. Эмбарго, то есть полный запрет на экспорт. Особенно это было характерно для стран происхождения культурных ценностей до Второй мировой войны. Впоследствии практически повсеместно произошел переход к полной национализации.

3. Ограниченное разрешение. В законодательстве ряда государств закреплен полный запрет на экспорт культурных ценностей, перечисленных в законе и имеющих большое значение для данной страны. При этом для экспорта других категорий предметов искусства должно быть получено специальное разрешение. Получение такого разрешения, как правило, долгая и сложная процедура, при чем государство имеет право преимущественной покупки таких объектов (как, например, в Италии, Франции, России) [Закон РФ 1993 г.].

4. Неограниченное разрешение. В данном случае разрешение на экспорт требуется для широкого круга культурных ценностей. Обычно такое разрешение выдается упрощенным способом, без серьезных финансовых затрат или временных задержек. Для некоторых объектов выдача разрешения все-таки приостанавливается, чтобы дать возможность местным государственным учреждениям приобрести объект по его полной цене. Если же в установленный срок не найдется желающих, то заявителю будет выдано разрешение на вывоз (действует в Канаде, Великобритании, США, Японии).

5. Свободный экспорт предполагает отсутствие каких-либо ограничений на вывоз произведений искусства, при этом действуют определенные ограничения для экспорта древностей.

Таким образом, важнейшим широко признанным механизмом регулирования оборота культурных ценностей является экспортный контроль государства. Несмотря на вмешательство государства в частную собственность, в настоящее время он имеет существенное значение для защиты культурных ценностей от незаконного оборота. Однако для того чтобы этот механизм не ограничил оборот культурных ценностей, в международном праве сформировалось правило о балансе публичных и частных интересов при обороте культурных ценностей.

Можно говорить о начале формирования обычая по вопросу соотношения права частной собственности и государственного регулирования оборота культурных ценностей [Тункин, 2006, с. 98–118]. Большое значение в этом плане имеет пока единственное в своем роде решение Европейского суда по правам человека 2000 г. по делу Бейпер против Италии. Указанное дело было связано с картиной Винсента Ван Гога «Портрет молодого крестьянина».

Дело «Бейлер против Италии» (Beyeler v. Italy). Постановление Суда от 5 января 2000 г.

Фактические обстоятельства данного дела были весьма сложными. Законом Италии от 1 июня 1939 г. № 1089 «Об охране предметов, представляющих художественный и творческий интерес» (далее – Закон) запрещен экспорт предметов, представляющих художественный или исторический интерес, в случае если ценность предмета такова, что его экспорт наносит существенный ущерб национальному культурному достоянию [Закон Италии 1939 г.]. Для экспорта иных предметов, представляющих художественный или исторический интерес, должна быть получена специальная лицензия. Законом установлено, что в течение двух месяцев с момента подачи заявления министр имеет право приобрести данный объект в соответствии с ценой, указанной в том же заявлении. В 1954 г. Итальянское правительство объявило, что картина Винсента Ван Гога «Портрет молодого крестьянина» подпадает под действие данного Закона. В 1977 г. заявитель – г-н Бейлер [23] приобрел данную картину в Италии через посредника за 600 млн итальянских лир (что составляют почти 310 тыс. евро). Продавец подал заявление на получение лицензии в министерство, но указал только имя посредника, а не конечного покупателя – г-на Бейлера. инистерство не реализовало свое право преимущественной покупки в течение двух месяцев со дня уведомления, но при этом отказало в разрешении на вывоз картины в г. Лондон в связи с тем, что вывоз картины может нанести вред культурному наследию Италии.

В 1983 г., когда Бейлер решил продать картину за 2100 тыс. дол. США Коллекции Пегги Гуггенхайм в Венеции и обе стороны подали заявление на получение разрешения для перевозки картины в Венецию для осмотра, министерство заявило о том, что ранее (то есть в 1977 г.) было лишено возможности реализовать свое право преимущественной покупки в связи с неопределенностью личности реального собственника. Вплоть до 1988 г. продолжались процедуры определения личности реального собственника картины. В результате министерство заявило, что сделка, совершенная в 1977 г., была ничтожна, поскольку в заявлении 1977 г. не была указана личность конечного покупателя, и, таким образом, заявление было сделано с нарушением установленной законом процедуры [24] . В ноябре 1988 г. министерство реализовало свое право преимущественной покупки и приобрело данную картину у г-на Бейлера за цену, указанную в заявлении 1977 г. Итальянские суды поддержали позицию министерства. В результате г-н Бейлер был вынужден обратиться в ЕСПЧ с требованием о возврате картины в связи с нарушением ст. 1 Протокола № 1 ЕКПЧ и ст. 14 ЕКПЧ и компенсации понесенных убытков (общая заявленная сумма составляла 14 млн евро).

Суд постановил шестнадцатью голосами против одного, что имело место нарушение ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции. Тем не менее Суд указал, что преимущественное право государства на приобретение картины имело правовые основания, хотя и было совершено с нарушениями в части выплаты цены произведения, в связи с чем Суд указал, что картина не подлежит возврату г-ну Бейлеру. В случае имевшего место законного вмешательства государства restitutio in integrum в рамках ст. 41 ЕКПЧ невозможна, поскольку это может привести к неосновательному обогащению заявителя. Суд также установил, что в силу существовавшей неопределенности власти Италии не осуществляли право преимущественной покупки до 1988 г., заявитель пять лет жил в состоянии неопределенности и шаткости, приведшем к потере, которая должна быть ему компенсирована хотя бы отчасти. Компенсация, причитающаяся г-ну Бейлеру, составила 1300 тыс. евро в качестве компенсации ущерба, кроме того, компенсация судебных расходов – 55 тыс. евро.

Винсент Ван Гог. Портрет молодого крестьянина. 1889

В указанном деле ЕСПЧ предстояло решить два основных вопроса, имеющих важное значение для формирования последующей практики.

Во-первых, был ли г-н Бейлер владельцем картины. Учитывая сложную фактическую и юридическую стороны дела, Суд рассмотрел данный вопрос исходя из общего принципа, заложенного в первом предложении ст. 1 Протокола № 1 к ЕКПЧ. Данный принцип гласит: «Каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение своей собственности. Никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права» [Конвенция о защите прав человека… 1950 г.].

Суд подчеркнул, что понятие «имущество» в п. 1 ст. 1 Протокола № 1 к ЕКПЧ имеет автономное значение, которое не сводится к праву собственности на вещи и не зависит от формальной классификации в национальном законодательстве. Так же как и вещи, некоторые другие права, имеющие имущественный характер, могут рассматриваться как «имущественные права», а следовательно, как «имущество» [Beyeler v. Italy, § 100, 105]. Кроме того, Суд отметил, что Италия несколько раз признала своими действиями «имущественный интерес» г-на Бейлера по отношению к данной картине. Таким образом, картина являлась имуществом г-на Бейлера по смыслу ст. 1 Протокола № 1 к ЕКПЧ [Там же, § 104].

Следующим вопросом, который изучил Суд, стал вопрос, была ли реализация государством своего права преимущественной покупки нарушением «справедливого равновесия» [Сальвия, 2004а, с. 256] между требованиями общих интересов общества и необходимостью защищать основные права личности [Beyeler v. Italy, § 107]. Суд признал, что государство обладает достаточно большой свободой усмотрения при определении «общего интереса общества». Суд отметил, что в отношении произведений искусства, законно находящихся на территории страны и принадлежащих к культурному наследию всех наций, государство на законных основаниях может принимать меры, направленные на наиболее эффективное обеспечение широкого доступа к этим произведениям в интересах всеобщей культуры [Beyeler v. Italy, § 113].

Музей Бейлера в Базеле (Швейцария)

Суд указал, что реализация государством в данном деле своего права преимущественной покупки нарушила справедливое равновесие между такой целью и избранной мерой: вмешательством в права г-на Бейлера. Учитывая тот факт, что столь долгая задержка в реализации государством своего права на преимущественную покупку позволила государству приобрести картину по цене значительно ниже ее рыночной цены, Суд решил, что это было неосновательным обогащением, противоречащим требованиям справедливого баланса между целью и мерой [Там же, § 121]. В результате действий государства на г-на Бейлера было возложено «несоразмерное и чрезмерное бремя» [Там же, § 122].

На основании данного решения ЕСПЧ можно сделать вывод, что государство имеет достаточно широкие полномочия по регулированию оборота культурных ценностей. Очевидно, что соответствующие действия государства часто принимают форму вмешательства в право частной собственности. Но такое вмешательство допустимо, только если оно обусловлено общественным интересом. Средства, выбранные государством для достижения общественно полезной цели, должны быть пропорциональны ей. В этом случае мы можем говорить о соблюдении баланса публичных и частных интересов.

Применительно к экспортному контролю в международно-правовых нормах получил закрепление разрешительный режим для импорта и экспорта культурных ценностей. В свою очередь, развитие этого режима в национальных законодательствах происходит за счет различных правовых инструментов: полной национализации, введения эмбарго, выдачи ограниченных или неограниченных разрешений, а также введения свободного экспорта, что свидетельствует об отсутствии эффективной международной гармонизации (унификации) правового регулирования в этом вопросе.

3.3. Особенности правового регулирования трансграничного оборота культурных ценностей в Российской Федерации

Российская Федерация является одним из важнейших акторов арт-рынка. Поэтому в международном обороте культурных ценностей с участием нашей страны вопрос о порядке вывоза и ввоза культурных ценностей стоит наиболее остро. Прогрессивное развитие норм о порядке вывоза и ввоза способствует не только частным интересам субъектов оборота культурных ценностей, но и публичным интересам, выражающимся в возврате таких предметов на территорию России, а также в обеспечении прав граждан на участие в культурной жизни. Благодаря совершенствованию законодательства о трансграничном перемещении культурных ценностей появляется возможность обеспечить доступ российских граждан к лучшим образцам отечественного и зарубежного искусства и, таким образом, реализовать их право на достойную жизнь. Судя по практике 1990-2000-х годов, идея общедоступности произведений из частных коллекций, активно воплощавшаяся в жизнь такими российскими коллекционерами и меценатами начала XX в., как И.А. Морозов и СИ. Щукин, и оборвавшаяся с приходом революции 1917 г., начинает возрождаться в России конца XX – начала XXI в. В качестве примера можно привести нашумевшую историю возвращения в Россию девяти пасхальных яиц П.К. Фаберже в составе личной коллекции В.Ф. Вексельберга. Несмотря на различные публичные мнения о данном событии, нельзя не признать, что для культурной жизни России это положительная тенденция. Фонд г-на Вексельберга «Связь времен» обеспечивает публичное экспонирование данных произведений искусства в различных уголках России – от Москвы до Ханты-Мансийска. Таким образом, как верно отметил бывший начальник департамента по сохранению культурных ценностей Минкультуры России Анатолий Вилков, «мы уверены, что возвращение русского искусства в Россию будет проходить преимущественно путем создания частных коллекций, галерей, музеев».

Итак, рассмотрим более подробно правовые механизмы национального законодательства, регулирующие трансграничный оборот культурных ценностей.

Порядок ввоза культурных ценностей на территорию Российской Федерации

Основным нормативно-правовым актом в этой области является Закон РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей» [Закон РФ 1993 г.].

Пятнадцатое Ежегодное яйцо

Статья 24 Закона 1993 г. устанавливает категории культурных ценностей, запрещенных к ввозу. К ним относятся культурные ценности, в отношении которых объявлен розыск. Такие предметы подлежат задержанию с целью их последующего возвращения законным собственникам.

В соответствии со ст. 23 Закона 1993 г. ввозимые культурные ценности подлежат таможенному контролю и специальной регистрации.

Следует особо отметить, что в соответствии с новым таможенным законодательством ввозимые культурные ценности освобождаются от таможенных платежей. Несомненно, данное нововведение российского таможенного законодательства способствует активизации ввоза культурных ценностей на территорию России. В связи с созданием нового интеграционного образования – Евразийского экономического сообщества и создания Таможенного союза с 1 июля 2010 г. изменился порядок таможенного оформления на территории стран – участниц таможенного союза. Отношения по поводу ввоза культурных ценностей на территорию Российской Федерации регулируются Таможенным кодексом таможенного союза и заключенным в его развитие международным договором государств – членов таможенного союза – Соглашением «О порядке перемещения физическими лицами товаров для личного пользования через таможенную границу таможенного союза и совершения таможенных операций, связанных с их выпуском» (далее – Соглашение о перемещении товаров для личного пользования). В соответствии с п. 4 Соглашения о перемещении товаров для личного пользования и п. 9 Приложения № 3 к Соглашению «без уплаты таможенных пошлин, налогов физические лица могут ввозить культурные ценности (независимо от таможенной стоимости и веса) при условии их письменного декларирования, а также специальной регистрации, предусмотренной законодательством Российской Федерации о вывозе и ввозе культурных ценностей».

В качестве демонстрации применения национальными судами положений вышеуказанного Соглашения можно привести Дело о ввозе раритетных авто (Определение № 33-4062/2011 Челябинского областного суда).

Дело о ввозе раритетных авто (Определение № 33-4062/ 2011 Челябинского областного суда)

Из материалов дела следует, что гражданин Д. обратился в суд с заявлением о признании незаконным отказа должностного лица в выпуске предметов коллекционирования для свободного обращения, о возложении на Таможню обязанности выпустить предметы коллекционирования – автомобили Rolls Royce, 1969 года выпуска, и Bently, 1960 года выпуска, для свободного обращения без уплаты таможенных сборов. В обоснование заявленных требований Д. указал, что приобрел в Германии указанные автомобили, которые являются культурными ценностями, что подтверждено экспертными заключениями и письмом Управления Росохранкультуры, в связи с чем он задекларировал их как культурные ценности. Гражданин Д. заявил, что таможенным органом были необоснованно начислены суммы таможенных пошлин исходя из таможенных сборов за оформление автомобилей, тогда как в соответствии с подп. 9 п. 1 Приложения № 3 к Соглашению о перемещении товаров для личного пользования культурные ценности освобождаются от уплаты таможенных пошлин. Судом было принято решение об отказе гражданину Д. в удовлетворении требований, с чем согласился суд кассационной инстанции. В обосновании своего решения Суд отметил, что в отношении транспортных средств установлено самостоятельное регулирование, транспортные средства, ввезенные Д. на территорию Российской Федерации, не могут быть отнесены к товарам для личного пользования, освобождаемым от уплаты таможенных платежей, поскольку аналогичная правовая позиция предусмотрена международным соглашением государств – членов Таможенного союза.

Порядок вывоза культурных ценностей с территории Российской Федерации

Как было указано ранее, Россия относится к странам, установившим ограниченное разрешение на вывоз культурных ценностей. В соответствии с Законом 1993 г. можно выделить три категории культурных ценностей:

1) культурные ценности, не подлежащие вывозу.

Пункт 1 ст. 9 Закона 1993 г. содержит перечень таких предметов:

• движимые предметы, представляющие историческую, художественную, научную или иную культурную ценность и отнесенные в соответствии с действующим законодательством к особо ценным объектам культурного наследия народов Российской Федерации, независимо от времени их создания;

• движимые предметы, независимо от времени их создания, охраняемые государством и внесенные в охранные списки и реестры в порядке, установленном законодательством Российской Федерации;

• культурные ценности, постоянно хранящиеся в государственных и муниципальных музеях, архивах, библиотеках, других государственных хранилищах культурных ценностей Российской Федерации. По решению уполномоченных государственных органов данное правило может быть распространено на иные музеи, архивы, библиотеки;

• культурные ценности, созданные более 100 лет назад, если иное не предусмотрено настоящим Законом;

2) культурные ценности, которые могут быть вывезены только при наличии специального разрешения (свидетельство на право вывоза).

Согласно ст. 17 Закона 1993 г. вывоз культурных ценностей, не попадающих в перечень запрещенных к вывозу предметов, осуществляется в соответствии с решением о возможности их вывоза, принимаемым соответствующими государственными органами;

3) культурные ценности, которые не требуют специального разрешения на вывоз.

В соответствии со ст. 8 Закона 1993 г. к перечисленным категориям не относятся современные сувенирные изделия, предметы культурного назначения массового и серийного производства.

Итак, рассмотрим более подробно разрешительный порядок вывоза культурных ценностей, не подпадающих под действие ст. 9 Закона 1993 г.

Следует отметить, что существуют два типа культурных ценностей, которые могут быть вывезены с территории России в разрешительном порядке:

1) культурные ценности, заявленные к вывозу, то есть подлежащие перемещению через Государственную границу РФ, без обязательства их обратного ввоза.

Вывоз возможен только при наличии специального свидетельства на право вывоза. При этом в соответствии со ст. 38 Закона 1993 г. Российская Федерация имеет право преимущественной покупки заявленного к вывозу предмета по цене, назначенной собственником при подаче заявления на право вывоза. При этом для приобретения культурной ценности государством может устанавливаться отсрочка платежа сроком до одного года, в течение которого государство изыскивает средства для приобретения данной культурной ценности. Отсрочка платежа не применяется в случае, если культурная ценность заявлена к вывозу гражданином Российской Федерации, выезжающим за пределы Российской Федерации на постоянное жительство. Споры, связанные с реализацией государством преимущественного права покупки вывозимых культурных ценностей, рассматриваются в арбитражных судах.

Следует также отметить, что согласно ст. 40 Закона 1993 года автор, независимо от того, выезжает ли он за пределы России временно или на постоянное жительство, имеет право вывезти созданные им культурные ценности в любом количестве. В случае вывоза культурной ценности непосредственно ее автором преимущественное право государства на приобретение данной культурной ценности не применяется;

2) культурные ценности, заявленные к временному вывозу, то есть подлежащие перемещению через Государственную границу РФ с обязательством их обратного ввоза в оговоренный срок.

Временный вывоз культурных ценностей в соответствии со ст. 27 Закона 1993 г. осуществляется музеями, архивами, библиотеками, другими юридическими, а также физическими лицами. Целью такого вывоза согласно Закону могут быть: организация выставок; осуществление реставрационных работ и научных исследований; театральная, концертная и иная артистическая деятельность; иные необходимые случаи. Временный вывоз возможен только при наличии специального свидетельства на право вывоза и при наличии гарантий принимающего государства.

Хотелось бы остановиться на отдельных полномочиях специального органа государственного контроля трансграничного оборота культурных ценностей. Таким специальным органом в Российской Федерации по состоянию на 2012 г. является Министерство культуры РФ. Полномочия Министерства культуры в области контроля трансграничного оборота культурных ценностей включают:

1) составление списка культурных ценностей, подпадающих под действие Закона 1993 года.

Этот перечень действует в редакции приказа Россвязьохранкультуры от 14 марта 2008 г. № 117. Вывоз таких культурных ценностей осуществляется на основании свидетельства на право вывоза культурных ценностей с территории Российской Федерации.

2) принятие решения о возможности вывоза, временного вывоза культурных ценностей;

3) обеспечение экспертизы культурных ценностей, заявленных к вывозу, временному вывозу, а также при их возврате после их временного вывоза.

Экспертиза осуществляется в соответствии с Положением о проведении экспертизы и контроля за вывозом культурных ценностей, утв. постановлением Правительства РФ от 27 апреля 2001 г. № 322. Экспертиза проводится на платной основе уполномоченными внештатными экспертами Министерства культуры. К организациям, уполномоченным на осуществление экспертизы, относятся, например, Государственная Третьяковская галерея, ГМИИ им. A.C. Пушкина, Государственный Эрмитаж и др. Результат экспертизы является основанием для принятия решения о возможности вывоза, временного вывоза культурных ценностей;

4) выдача свидетельства на право вывоза, временного вывоза культурных ценностей.

Министерство культуры – центральный аппарат – в соответствии с Положением, утв. постановлением Правительства от 20 июля 2011 г. № 590, выдает свидетельство на право вывоза культурных ценностей с территории Российской Федерации. Свидетельство выдается в двух экземплярах: для заявителя и для таможенных органов. Экземпляр свидетельства является основанием не только для вывоза культурных ценностей, но и для их обратного ввоза. Свидетельство подписывается должностным лицом Отдела государственного контроля за вывозом и ввозом культурных ценностей Департамента сохранения культурного наследия с заверением его подписи гербовой печатью Минкультуры России.

Кроме того, Министерство культуры выдает справку, подтверждающую, что вывозимые предметы не являются культурными ценностями, подпадающими под действие Закона 1993 г., и не требуют выдачи свидетельства на право вывоза. Справка также подписывается уполномоченным должностным лицом и заверяется печатью Департамента культурного наследия;

5) взимание специального сбора за право вывоза, временного вывоза.

В соответствии с п. 34 и 35 ст. 333.33 Налогового кодекса РФ за право вывоза культурных ценностей установлена государственная пошлина (см. табл.);

Таблица

6) осуществление контроля за соблюдением правил внешнеэкономической деятельности в отношении культурных ценностей.

В соответствии со ст. 51 «Основ законодательства Российской Федерации о культуре» организации культуры осуществляют внешнеэкономическую деятельность, специализированную торговлю, в том числе аукционную, произведениями искусства, изделиями народных художественных промыслов, изобразительной продукцией, предметами антиквариата в порядке, установленном законодательством Российской Федерации. При этом культурные ценности, хранящиеся в государственных и муниципальных музеях, картинных галереях, библиотеках, архивах и других государственных организациях культуры, не могут быть использованы в качестве обеспечения кредита или сданы под залог. Внешнеэкономическая деятельность, относящаяся к культурным ценностям, допускается только при наличии разрешения, выдаваемого в порядке, определяемом Правительством РФ;

7) осуществление регистрации ввозимых, временно ввозимых культурных ценностей;

8) организация широкого оповещения общественности о фактах пропажи, хищения, утраты культурных ценностей;

9) принятие мер по восстановлению законных прав собственников в случаях незаконного оборота культурных ценностей.

Учитывая высокую оборотоспособность культурных ценностей и частые случаи нарушения правил о трансграничном обороте таких объектов, Закон 1993 г. предусматривает также общие положения об ответственности за нарушение законодательства о вывозе и ввозе культурных ценностей. Статья 55 Закона 1993 г. предусматривает три вида ответственности: дисциплинарную, административную, уголовную.

 

1. Общие положения о заключении международных сделок в сфере оборота культурных ценностей

Культурные ценности являются одним из наиболее привлекательных объектов инвестирования. Однако многие ученые обеспокоены тем, что произведения искусства, превращаясь в товар, средство обмена, теряют свою художественную ценность. С данным утверждением трудно согласиться. Безусловно, область, в которой пересекаются торговля и искусство очень противоречива и содержит множество спорных этических вопросов. Тем не менее коллекционирование и инвестирование в искусство позволяют сохранить и защитить предметы искусства, а иногда и открыть новые или забытые имена.

Арт-рынок занимает на сегодняшний день важное место в международном экономическом обороте. Основными участниками оборота культурных ценностей выступают арт-дилеры и аукционные дома – в качестве основных институтов на арт-рынке, а также коллекционеры и музеи, которые являются основными покупателями предметов искусства. Отношения между этими субъектами арт-рынка сложны и многогранны. Они требуют специального правового регулирования, учитывающего специфику арт-рынка и предмета торговли – культурных ценностей.

Наиболее значимым унифицированным международно-правовым актом, регулирующим международную куплю-продажу, является Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (Венская конвенция) [Венская конвенция…, 1994, с. 213]. Безусловно, Конвенция предлагает унифицированный режим для разрешения базовых правовых вопросов, связанных с международной торговлей товарами. Но, как отмечают специалисты, ее положения ограниченно применимы к торговле культурными ценностями [Carducci, 2006, р. 78]. Так, например, согласно ст. 2 Конвенция не применяется к продаже товаров, которые приобретаются для личного, семейного или домашнего использования, а также к продаже с аукциона [Венская конвенция…, 1994, с. 12]. Как известно, культурные ценности зачастую приобретаются для удовлетворения личных потребностей человека и не направлены на достижения профессиональных или коммерческих целей. Основной же формой арт-торговли является продажа на аукционах. Кроме того, ст. 4 предусматривает, что Конвенция не касается вопроса действительности договора купли-продажи, а также вопроса перехода права собственности по такому договору [Там же, с. 18]. Безусловно, оба этих вопроса имеют существенное значение для защиты самих культурных ценностей и связанных с ними прав.

Таким образом, большинство вопросов, касающихся сделок в сфере арт-торговли, будут решаться путем применения норм, закрепленных в самом договоре, или императивных норм выбранного сторонами права.

Принцип свободы договора один из основополагающих в частном праве. Тем не менее он не абсолютен. В каждой стране существуют национальные императивные нормы, ограничивающие действие данного принципа. В сфере оборота культурных ценностей такие ограничения со стороны государства особенно существенны. Это связано с особой природой предмета торговли на арт-рынке. Природа культурных ценностей, как было уже отмечено в предыдущей главе двойственна: они представляют сферу столкновения публичных и частных интересов. Культурные ценности имеют особое историческое и художественное значение не только для отдельного коллекционера, но и для целых заинтересованных государств. В связи с этим государствами вводятся ограничения на вывоз культурных ценностей, предпринимаются меры по борьбе с их незаконным оборотом, а также подделкой.

При заключении договоров, связанных с оборотом культурных ценностей, сторонам такого договора следует принимать во внимание специфику культурных ценностей как предмета торговли, а также специфику арт-торговли как вида деятельности. Именно из этой специфики вытекают особенности данного типа договоров.

Первая особенность связана с предметом сделки.

Культурные ценности – это уникальные и незаменимые предметы. Исходя из гражданско-правового деления предметов на индивидуально-определенные и родовые, следует отнести культурные ценности к первой категории [Богуславский, 2005, с. 94]. Культурная ценность всегда является определенной и должна быть точно обозначена.

Вторая важная характеристика договоров в сфере оборота культурных ценностей – определение цены предмета искусства. Положение о цене носит диспозитивный характер и определяется сторонами. Окончательную цену предмета искусства установить невозможно. Особенно сложно определить стоимость предмета при аукционной торговле [Greffe, 2002, р. 167–171]. Как правило, предмет искусства, выставляемый на продажу, имеет свой «эстимейт» (предпродажная экспертная оценка вещи), который может быть превышен по окончании торгов в несколько раз.

П. Кончаловский. Рыжеволосая обнаженная. 1928

Так, эстимейт работы Петра Кончаловского «Рыжеволосая обнаженная перед зеркалом», 1928 г., составлял 280 тыс. фунтов. Лот был продан на аукционе Сотбис (во время русских торгов) за 411 200 фунтов [Официальный сайт Аукционного дома «Сотбис»].

На стоимость произведения искусства влияют несколько факторов: имя, национальность автора; период создания картины; ликвидность и ширина рынка работ автора; модные тенденции на рынке и т. д. [Скатерщиков и др., 2006, с. 133–143].

Следует также учитывать, что покупная цена, на аукционе состоит из суммы финальной, наиболее высокой цены (то есть цены самого предмета искусства), предложенной на торгах, плюс премия (комиссионные) покупателя (10–15 % в зависимости от финальной предложенной на торгах суммы), плюс налоги, а также может включать другие расходы (упаковка, транспортировка, получение экспортной лицензии, страховка) [Christie's Conditions…, 2001].

Кроме особенностей обозначения предмета и цены, в договоры о культурных ценностях включается положение об обязанности покупателя проявить надлежащую заботливость. Именно покупатель обязан заботиться о проверке истории оборота культурной ценности (due diligence).

В связи с увеличивающимся количеством подделок, а также незаконно продаваемых предметов искусства на арт-рынке покупателю следует тщательно проверять информацию относительно приобретаемого предмета. В первую очередь это касается «истории правового титула», или «провенанса» (provenance), данного предмета. Часто он служит доказательством чистоты правового титула собственника, а также подлинности предмета [McCord, 2005]. Как правило, соответствующая экспертиза на чистоту произведения проводится музеями или специальными фирмами. Предварительная проверка истории правового титула может защитить покупателя от будущих притязаний третьих лиц. Однако это правило действует лишь в странах континентального права – Германии, Франции, России. Следует отметить, что в странах общего права, например в США, «надлежащая заботливость», проявленная добросовестным приобретателем, не является достаточным правовым основанием для защиты его от иска собственника вещи [Merryman et al, 2007, p. 990].

Кроме того, покупателю следует получить гарантию подлинности авторства, а также гарантию физического состояния предмета. При приобретении произведения искусства напрямую у автора покупатель должен получить в письменном виде всю существенную информацию относительно продаваемого предмета (время создания, использованные материалы и т. д.). При этом в подобных сделках продавцы, как правило, не несут ответственности за историю оборота культурной ценности.

Крупные аукционные дома включают в своих договоры особое положение, предусматривающее согласие покупателя с тем, что ни аукционный дом, ни продавец не несут перед ним ответственности за какие-либо косвенные убытки, в том числе упущенную выгоду. Кроме того, размер убытков покупателя ограничен покупной ценой, уплаченной им за лот [Christie’s Conditions…, 2001].

Перенос на покупателя бремени обязанностей в сделках с культурными ценностями обусловлен тем, что приобретается вещь, стоимость которой со временем повышается. Все инвестиционные риски в отношении культурных ценностей особенно велики на первом этапе – этапе оформления сделки.

В сфере торговли культурными ценностями нередко возникают судебные споры. Поэтому для сторон договора, касающегося оборота культурных ценностей, очень важно заранее определить применимое право, а также выбрать арбитраж. Прежде всего здесь руководствуются общепризнанными принципами автономии вопи и наиболее тесной связи, о которых более подробно будет сказано ниже. Кроме того, обычно в договоре, заключенном на аукционных торгах, применяется право страны, в которой проводится аукцион. Исключительной юрисдикцией обладают суды, расположенные в месте проведения аукциона [Merryman et al, 2007, p. 1029].

В связи с уникальностью культурных ценностей важно учитывать возможные риски. В отношении торговли культурными ценностями применяется принцип «качество на риск покупателя» (caveat emptor). Последний самостоятельно несет правовые и финансовые риски (подлинность авторства, физическое состояние предмета, его подлинность, чистота правового титула и т. д.), связанные с приобретаемым предметом искусства.

Следовательно, существенным условием здесь является страхование таких рисков [Carducci, 2006, р. 71]. Как правило, покупатель страхует произведение искусства с момента его приобретения. Ежегодные страховые выплаты составляют около 1 % от общей стоимости данного предмета.

При приобретении произведения искусства за границей покупателю следует помнить об экспортных ограничениях данной страны. Как правило, он должен получить соответствующее разрешение от государственных органов на вывоз приобретенного предмета искусства.

В рамках аукционной торговли наиболее крупные аукционные дома предусматривают в договоре специальное положение о возможности получения разрешения на вывоз предмета искусства (экспортная лицензия) от имени покупателя. При этом покупатель отдельно оплачивает такую услугу аукционного дома [Christie's Conditions…, 2001].

Таким образом, на сегодняшний день унифицированное позитивное регулирование купли-продажи культурных ценностей на международном уровне ограничено. Поэтому регулирование арт-торговли переносится в плоскость национального законодательства государств и типовых условий соответствующих договоров. Эти договоры должны учитывать существующие особенности купли-продажи данной категории объектов, сложившиеся как обычные нормы международно-правового регулирования. Среди таких обычаев следует выделить:

а) четкое обозначение предмета как индивидуально-определенной вещи. Предмет купли-продажи, представляющий собой культурную ценность, всегда имеет индивидуально-определенный характер, поскольку каждый такой предмет уникален: в договоре должно присутствовать наименование предмета, его описание (размер, сюжет), характеристики, период создания, место происхождения, имя и национальность автора [Скатерщиков и др., 2006, с. 142–143];

б) определение цены вещи с учетом трех элементов: экспертной оценки, комиссии, налогов;

в) преимущественное возложение рисков на покупателя (проверка истории оборота культурной ценности, экспортный контроль, страхование, иные инвестиционные риски) [Там же, с. 47–51].

 

2. Типовые правила аукционной торговли культурными ценностями

Одной из наиболее популярных форм оборота культурных ценностей является аукционная торговля. Это связано с тем, что именно на данных торговых площадках формируется общий уровень цен на предметы искусства, а также основные тенденции в торговле столь уникальным товаром, как культурные ценности.

История аукционов восходит к античным временам. Но с падением Римской империи аукционы были закрыты и возродились лишь в XIII в. во Франции.

В настоящее время в мире существует целый ряд гигантских транснациональных корпораций, к числу которых относятся и знаменитые аукционные дома, такие как «Сотбис», «Кристис», «Филипс», «Доротеум» и др. Наиболее крупные из них известны самой широкой общественности, а цены, за которые уходят предметы на таких торгах, становятся базой для дальнейшей рыночной оценки предметов искусства.

Аукционная торговля имеет целый ряд особенностей как правовых, так и организационных. Одной из основных проблем в этой сфере является отсутствие универсального международно-правового документа и единообразного регулирования на национальном уровне разных стран. Обеспокоенность отсутствием международно-правового инструмента возрастает с каждым годом в связи с развитием и интернационализацией торговли культурными ценностями. Ряд авторов считают, что гармонизация правил международных аукционных торгов сложна в силу слишком больших различий не только законодательства, но и подходов к решению отдельных проблем в разных странах [O'Keefe, Prott, 1989, p. 350]. Это во многом связано с правовой традицией и основными принципами двух правовых систем – общей и континентальной, до сих пор имеющих серьезные различия [Давид, Жоффре-Спинози, 1996].

Таким образом, позитивное регулирование аукционных торгов осуществляется на основе обычаев и законов. Однако принятые ограничения сформулированы в нормах международного права. Такие нормы содержит Конвенция ЮНЕСКО 1970 г.

Данный международно-правовой договор не регулирует аукционную торговлю, но содержит общие правила оборота культурных ценностей, оказывающие значительное влияние на аукционную торговлю. Основной задачей Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. является предотвращение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности. Конвенция предусматривает ряд механизмов, обеспечивающих достижение этой цели. Например, ст. 7(a) Конвенции уполномочивает государства-участников «принимать все необходимые меры, в соответствии с национальным законодательством, направленные на предотвращение приобретения музеями и другими аналогичными учреждениями, расположенными на их территориях, культурных ценностей, происходящих из другого государства-участника Конвенции, которые были незаконно вывезены после вступления в силу настоящей Конвенции» [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611].

В 1972 г. США присоединились к Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. При этом была сделана оговорка к ст. 7(a). По требованию американской делегации данная статья будет применяться только к государственным музеям. Таким образом, частные галереи и иные подобные институты остаются бесконтрольными. Очевидно, что аукционные дома подпадают под категорию «негосударственных институтов».

Кроме того, ст. 6(a) Конвенции предусматривает учреждение специального свидетельства, которым государство-экспортер удостоверяет свое разрешение на вывоз культурной ценности, а ст. 6(b) закрепляет запрет вывоза культурных ценностей без такого свидетельства.

Тем не менее в Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. была сделана попытка охватить и частные институты, занимающиеся торговлей антиквариатом. Так, в ст. 10 закреплена обязанность торговцев антиквариатом (антикваров) создать реестр, в котором будет содержаться информация о происхождении каждой культурной ценности, имена и адреса поставщиков, описание и стоимость проданного предмета. Антиквары также обязаны информировать покупателей культурных ценностей о возможном распространении запрещения о вывозе на эти ценности.

В 2001 г. к Конвенции присоединилась и Великобритания, несмотря на значительное противостояние такому шагу со стороны торговцев антиквариатом.

Ограничения получили дальнейшее развитие в Конвенции (Конвенции УНИДРУА 1995 г.) [Конвенция УНИДРУА… 1995 г., 1996, с. 227–237]. Основной задачей данной Конвенции являлось создание правовой базы для регулирования отношений между государствами по поводу реституции похищенных культурных ценностей и возврата незаконно вывезенных культурных ценностей, а также для развития сотрудничества в сфере арт-торговли и культурных обменов.

Следует отметить, что Конвенция УНИДРУА 1995 г., учитывая недостатки Конвенции ЮНЕСКО 1970 г., стремилась включить частные коллекции в определение «культурные ценности». Так, в ст. 1 Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. под культурными ценностями понимаются «ценности религиозного или светского характера, которые рассматриваются каждым государством (курсив мой. – В. Н.) как представляющие значение для археологии, доисторического периода, истории, литературы, искусства и науки и которые относятся к перечисляемым ниже категориям…» [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611]. В ст. 2 Конвенции УНИДРУА 1995 г. под культурными ценностями понимаются «ценности которые с точки зрения религиозной или светской обладают важностью для археологии, предыстории (антропологии), истории, литературы, искусства или науки» и которые принадлежат к одной из категорий, перечисленных в Конвенции [Конвенция УНИДРУА… 1995 г., 1996, с. 227–237]. Таким образом, разработчики Конвенции УНИДРУА намеренно отошли от того, чтобы относить культурные ценности к конкретному государству, и использовали более широкое определение. Безусловно, это имеет серьезные последствия для аукционных домов, в частности «Сотбис» и «Кристис».

К сожалению, большинство западных государств отказались подписать Конвенцию УНИДРУА 1995 г. Это было связано в первую очередь с угрозой для интересов аукционных домов. Соответственно на сегодняшний день международно-правовое регулирование в сфере аукционных торгов культурными ценностями затрагивает лишь вопросы контроля за чистотой оборота и реституции похищенных или возврата незаконно вывезенных культурных ценностей.

Правила регулирования аукционной деятельности устанавливаются обычным путем и варьируются в зависимости от страны. Это во многом связано с правовой традицией конкретного государства [Кох и др., 2001, с. 330–332]. Так, в странах общего права (США, Великобритания) аукционная деятельность никогда не была жестко регламентирована, поскольку вмешательство государства в частные отношения между сторонами традиционно не имеет широкого распространения. Например, в Нью-Йорке аукционист должен иметь соответствующую лицензию, выдаваемую государственным органом [New York City Administrative Code, § 20-278, 20-281]. При этом он несет полную ответственность за надлежащее проведение аукциона (в том числе за достоверность любого заявления, содержащегося в каталоге, или иного публичного заявления, сделанного аукционистом в связи с аукционом) [Rules of the City of New York, § 2-121 (a)].

Страны, придерживающиеся континентальной традиции, как правило, строго регулируют аукционную торговлю. В Нидерландах, например, государство является фактически посредником между аукционером, продавцом и покупателем. Для того чтобы аукцион считался законным, его проведение контролируется нотариусом или приставом, то есть государственными чиновниками. Эти лица ответственны за соблюдение правил проведения публичного аукциона (кроме того, они проверяют, чтобы выставленные лоты не являлись подделкой или похищенными). Аукционер несет ответственность за соблюдение правил торговли, то есть во время проведения аукциона он должен действовать добросовестно и честно [Boll, 1991].

Во Франции аукционер традиционно является государственным служащим. Такие государственные служащие называются commissaires priseurs. На протяжении долгого времени эти аукционеры имели монополию на проведение аукционов. Таким образом, аукционные торги во Франции подвергались строгому контролю со стороны государства. Но в июле 2001 г. в стране был принят закон, который разрушил монополию commissaires priseurs и позволил международным аукционным домам, таким как «Сотбис» и «Кристис», открыть свои торговые площадки и во Франции. Ранее уже отмечалось, что международные дома проводят аукционы по своим обычным правилам.

В России в свое время действовал Указ Президента РФ от 30 мая 1994 г. № 1108 «О реализации предметов антиквариата и создания специального уполномоченного органа государственного контроля по сохранению культурных ценностей». Данный Указ вводил систему лицензирования этого вида деятельности [Указ № 1108]. Вопросы выдачи или отказа в выдаче лицензий на осуществление деятельности, связанной с реализацией антиквариата, входили в сферу ведения Министерства культуры РФ. Однако в феврале 2002 г. Указ утратил силу. Практика показала, что отмена лицензирования в этой сфере существенно ослабила позицию покупателя, у которого практически отсутствуют гарантии «чистоты» приобретаемой вещи. На сегодняшний момент функция контроля за торговлей антиквариатом возложена на Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, а также подведомственные ему Федеральную службу по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия и Федеральное агентство по культуре и кинематографии [Указ № 314]. Однако закон о торговле антиквариатом отсутствует.

Правила этой торговли, имеют свои особенности, связанные с тем, что к ней привлекаются инвестиции из многих государств.

Во-первых, эти правила отличаются от регулирующих обычную куплю-продажу товаров. Так, к договору, заключенному на аукционе, применяется право страны, в которой проводится аукцион. Здесь действует правило наиболее тесной связи договора и права страны проведения аукциона [Богуславский, 2005, с. 382]. Например, в Правилах проведения торгов аукционного дома «Сотбис» закреплено, что применимым правом является право штата Нью-Йорк [Merryman et al, 2007, p. 1029]. Данный принцип справедлив и для России в соответствии с п. 4. ст. 1211 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ) [ГК РФ (часть третья)].

Во-вторых, специфика аукционной торговли состоит в том, что взаимоотношения сторон (продавца, аукционного дома и покупателя) регулируются нормами агентского договора. Аукционный дом фактически является посредником между продавцом и покупателем. Изначально он выступает как агент по отношению к лицу, желающему продать произведение искусства, хотя, несомненно, имеет определенные обязательства и перед лицом, приобретающим это произведение искусства [Богуславский, 2005, с. 383].

Таким образом, при аукционной торговле регулируются отношения продавца и комиссионера. Правовые обязанности аукционера перед продавцом основаны на нормах договора комиссии или агентского договора [Adler, 2003]. В Российской Федерации к продаже предметов антиквариата применяются общие положения ГК РФ о договоре комиссии [Богуславский, 2005, с. 395].

В этих отношениях аукционер, действуя по поручению продавца (комитента), имеет фидуциарную обязанность «действовать добросовестно и в интересах продавца» ([Cristallina S.A. v. Christie, Manson & Woods Int'l, Inc.], см.: [O'Keefe, Prott, 1989, p. 315]). Данный принцип выражается в следующих специфических обязанностях аукциониста перед продавцом:

1) аукционист обязан раскрывать существенные факты продавцу;

2) аукционист обязан приложить все усилия для «получения» лучшей цены для продавца.

Когда аукционист не выполняет перечисленные обязанности, он нарушает общий принцип делового оборота «действовать добросовестно и в интересах продавца» [Ibid].

В рамках общего принципа добросовестности в отношениях между аукционистом и продавцом в мире аукционных торгов сформировалось множество противоречивых институтов обычного права. Рассмотрим некоторые из них с целью определения действующих обычных норм аукционной торговли.

Так, в аукционной торговле сложилась практика установления скрытой (конфиденциальной) оговорки о цене между аукционистом и продавцом. Данная оговорка означает, что продавец устанавливает ценовой предел, ниже которого аукционист не может продать произведение искусства. Эта цифра не подлежит раскрытию. Если предложенные участниками аукциона цены не достигают резерва, лот не продается. Следовательно, собственник не продает работу, а аукционист не получает положенных ему от продажи комиссионных.

Скрытая оговорка имеет противоречивую природу. Противники этой оговорки считают, что механизм ее действия приводит к искусственному завышению цен на лот. Это связано с тем, что аукционист в данном случае действует от имени собственника и сам может начать предлагать цену (торговаться от его имени). Аукционисты считают, что таким образом они поддерживают динамику торгов. Кроме того, это своеобразная защита от арт-дилеров. Часто несколько арт-дилеров договариваются, что не будут торговаться (то есть нивелируют конкурентный характер торгов), дабы один из них мог приобрести лот за наиболее низкую цену. Еще одним проявлением скрытой оговорки является выкуп продавцом своего лота. Это происходит в случае, когда оговоренная цена лота не была достигнута, но аукционист продает лот за «ложную цену». Таким образом, участники аукциона не смогут узнать, что же было на самом деле продано. Появление данного института объясняется двумя существенными для аукционной торговли причинами: необходимостью сохранения репутации произведения искусства, которое не нашло своих покупателей, а также сохранения репутации самих аукционных домов, с торговой площадки которых не было продано произведение искусства [Adler, 2003, р. 5].

Безусловно, скрытая оговорка обладает особой привлекательностью для продавца и аукциониста, тем не менее часто происходят злоупотребления данным институтом со стороны последнего. В этом случае возникает основание для иска за нарушение фидуциарной обязанности аукциониста [Cristallina S.A. v. Christie, p. 171]. Судебная практика рассмотрения таких исков привела к появлению норм законодательства, если не запрещающих скрытые оговорки, то требующих публичного оповещения общественности об их наличии.

Дело «Кристаллина С.А. против Кристис, Мансон и Вудс» (Cristallina v. Christie's). Апелляционный суд штата Нью-Йорк, 1986.

«Кристаллина», швейцарское закрытое акционерное общество, чья деятельность направлена исключительно на куплю-продажу произведений искусства, передала восемь полотен импрессионистов аукционному дому «Кристис» для их продажи на весеннем аукционе 1981 г. в Нью-Йорке. Президент «Кристис», Дэвид Батхарст, представил высшему должностному лицу «Кристаллины» примерную аукционную цену, что составило около 12–14 млн долл. После этого сотрудники департамента «Кристис», специализирующегося на работах импрессионистов, сообщили г-ну Батхарсту, что ряд представленных работ будет сложно продать и некоторые из обозначенных сумм малодостижимы. Несмотря на внутренние предостережения, что работы могут быть проданы лишь за 5 млн долл. Батхарст вновь сообщил «Кристаллине», что возможно получить более высокую цену. В день торгов «Кристис» установила резервную цену, равную 9,250 млн долл. (резервная цена или скрытая оговорка о цене – это цена, ниже которой предмет не будет продан. Она не сообщается общественности). «Кристаллина» согласилась на данную цифру. На аукционе, несмотря на большое количество участников, было продано только одно полотно – «Портрет Эжена Мане» кисти Дега (1874 г.). Впоследствии выяснилось, что г-н Батхарст лгал публике и пытался оказывать давление, говоря о том, что две другие работы – Сезанна и Ван Гога – уже проданы. По заявлению «Кристаллины» столь негативный результат торгов отрицательно сказался на рыночной стоимости других семи полотен, которые не были проданы. В результате «Кристаллина» подала иск против «Кристис», в котором, помимо других обвинений, заявила, что «Кристис» нарушил договор и свою фидуциарную обязанность «действовать добросовестно и в интересах продавца», а также ввел в заблуждение продавца в отношении существенных фактов и таким образом нарушил свою обязанность раскрывать всю существенную информацию продавцу. Суд указал, что все вышеперечисленные факты могут являться основанием для иска. Более того, Суд подчеркнул, что не предполагается ответственности за высказывание мнения, которое является неверным. Проблема возникает, когда высказывается заведомо ложное суждение и лицо знает, что оно неверно. Впоследствии Апелляционный суд вернул дело в первую инстанцию для более подробного изучения данных фактов. Стороны достигли внесудебного соглашения, по которому «Кристаллина» отозвала все свои требования в обмен на денежную компенсацию.

Кроме того, аукционный дом, действующий по поручению продавца, также имеет подразумеваемую обязанность приложить все усилия для продвижения товара продавца, то есть своего комитента (принципала). Суд подтвердил, что хотя аукционист не может предсказать цену, за которую будет продан лот, он должен придерживаться стандарта заботливости соразмерно своим специальным знаниям, что является обычным в данной сфере деятельности, поскольку продавец полагается на его мнение и честность в продвижении своего товара.

Таким образом, даже несмотря на то, что оценка аукциониста является, скорее всего, лишь мнением, аукционист обязан давать честное заключение продавцу по поводу лота [Cristallina S.A. v. Christie's, p. 171].

Дело «Кристаллина» против «Кристис» значительно повлияло на изменение законодательства об аукционной торговле в пользу покупателя. Так, Департамент по делам потребителей города Нью-Йорк внес изменения в локальное законодательство Нью-Йорка. Параграф 2-122(f) Правил города Нью-Йорк, принятых департаментом прав потребителей, гласит, что аукционный дом должен раскрывать общественности тот факт, что на предмет, выставленный на продажу, установлена скрытая оговорка о цене [Rules of the City of New York, § 2-122(i)]. Кроме того, согласно § 2-123(b) указанных Правил «ложное предложение цены» от имени продавца (bidding off the chandelier) не разрешается, до того как торги достигли скрытой цены, если только аукционный дом не сообщил публично, что он собирается сделать это [Ibid., § 2-123(b); O'Keefe, Prott, 1989, p. 342, 358].

В отношениях между аукционистом и продавцом существует еще одна проблема, связанная с комиссионными, – завышенная ставка процентов, взимаемых с продавцов. Так, впервые 10 %-ные комиссионные были установлены «Сотбис», а потом и «Кристис» в конце 1970-х годов. Но впоследствии «Сотбис» повысил ставку до 15 %, а «Кристис», в свою очередь, до 20 %. Полагают, что в 1990-х годах благодаря махинациям с комиссионными «Сотбис» получил со своих клиентов лишних 40 млн долл. В результате в 2000 г. против двух гигантов аукционного бизнеса были выдвинуты обвинения в том, что с 1992 г. они находились в сговоре и последовательно завышали суммы комиссионных, взимаемых с продавцов. В 2001 г. директора «Сотбис» и «Кристис» были признаны виновными в установлении завышенных комиссионных на основании своего соглашения 1995 г. [Ashenfelter, Graddy, 2005; Simon, 2002].

Итак, аукционная торговля в настоящее время ведется на основе типовых обычных правил, сложившихся в ходе многовековой практики международных аукционных домов. Эти правила регламентируют взаимоотношения аукциониста и продавца, причем допускают переложение бремени и рисков на продавца за счет специфических клаузул о «скрытой оговорке» и «завышенных процентах». Защитные механизмы от действия этих обычных правил в настоящее время лишь формируются в судебной практике и национальном законодательстве.

Типовые обычные правила нивелируют и обязанности аукциониста перед покупателем. Как правило, каждый аукционный дом имеет свои общие правила проведения торгов, которые также включают особенности заключения договора купли-продажи и предоставляемые гарантии. Данные правила являются соглашением между аукционным домом и лицом, желающим продать произведение искусства, с одной стороны, и покупателем – с другой. В правилах делается специальная оговорка, что аукционный дом действует по поручению лица, желающего продать произведение искусства. Лицо, желающее приобрести произведение искусства, соглашается с данными правилами. Лицо, предложившее наиболее высокую цену, становится победителем и вступает в договорные отношения, регулируемые данными правилами. С этого момента сделка по купле-продаже считается совершенной, отказ от нее или выдвижение каких-либо дополнительных условий и возражений невозможно.

Рассмотрим существенные условия сделки купли-продажи произведения искусства на аукционных торгах на примере двух наиболее известных международных аукционных домов – «Кристис» и «Сотбис».

Одной из особенностей в отношениях между аукционистом и покупателем является ограничение или отказ аукциониста от гарантии [Stuart, 2002]. Можно выделить несколько видов отказов (ограничений) от гарантий со стороны аукционистов. Например, судебная практика неоднократно отказывала в признании гарантии подлинности авторства выставляемого лота как обязанности аукциониста.

Следует отметить, что термин «авторство (или происхождение)» (authorship) в аукционной торговле понимается достаточно широко. Он охватывает такие понятия, как создатель, период, культура, источник (страна происхождения) культурной ценности [Sotheby's Conditions…, 2001, p. 1026].

Английское дело XVIII в. Джендвайн против Слэйд (Jendwine v. Slade) установило общее правило, касающееся аукционных каталогов. Суд постановил, что каталог содержит лишь частное мнение продавца по поводу подлинности авторства полотен, но не более. Таким образом, описание, представленное в каталоге, не может считаться гарантией подлинности авторства. Вместе с тем утверждения об авторстве могут содержаться и в других документах. Так, в английском деле XIX в. Пауэр против Бархам (Power v. Barharn) суд установил, что квитанция, выданная продавцом и содержащая имя художника проданного полотна, является прямо выраженной гарантией подлинности авторства, предоставленной в момент продажи, а не частным мнением продавца [Stuart, 2002, р. 3–4].

Аукционные дома, как правило, отказываются и от гарантии в отношении физического состояния предмета аукциона. Это делается с помощью оговорки, что предмет продается «как есть» [Sotheby's Conditions, 2001, p. 1024]. Национальное законодательство может предусматривать такую оговорку в целях развития аукционов. Так, ст. 2-316 ЕТК США разрешает делать такую оговорку для отказа от подразумеваемых гарантий [Uniform Commercial Code, § 2-316]. В практике судов существует лишь несколько дел, посвященных данному виду отказа от гарантий. Суды обычно вменяют покупателю в обязанность проверять или определять физическое состояние предмета, выставленного на торгах. Поскольку аукционные дома проводят предаукционные выставки, то потенциальные покупатели имеют реальную возможность провести такую проверку.

Одним из типичных решений по вопросу отказа от гарантий на основании оговорки «как есть» стало дело об автомобиле «мерседес-бенц» 1962 г.

Дело «Корпорация Т.Т. Эксклюзивные автомобили против «Кристис» (Т.Т. Exclusive Cars, Inc. v. Christies, Inc). Районный суд штата Нью-Йорк, 1996 [Т.Т. Exclusive Cars, Inc. v. Christie's et al]

Аукционный каталог содержал информацию о состоянии автомобиля «мерседес-бенц» 1962 г. выпуска, выставленного на торги. В каталоге указывалось, что пробег автомобиля составляет всего лишь 24 тыс. миль, кроме того, сохранены некоторые оригинальные детали и покраска автомобиля. Но после приобретения автомобиля покупатель обнаружил, что общий пробег составляет более чем 100 тыс. миль, автомобиль перекрашивался и имеет ряд других недостатков. На основании установленного фактического состояния автомобиля покупатель подал иск о возмещении убытков за нарушение условий договора купли-продажи. Суд отказал в удовлетворении требований истца. Суд указал, что даже если бы описание автомобиля в каталоге могло считаться заявлением, создающим прямо выраженную гарантию аукциониста в отношении физического состояния автомобиля, аукционист надлежащим образом отказался от такой гарантии посредством оговорки в Общих условиях проведения торгов «Кристис», устанавливающей что все имущество продается на аукционе «как есть».

При столь неопределенном в позитивном праве положении покупателя на аукционных торгах судебные иски последних к аукционистам возникают достаточно часто. Законодательство и судебная практика государств в вопросе ответственности аукционистов различна. Однако следует отметить, что судебная практика в защиту покупателя вынудила международные аукционные дома создать новые типовые обычные правила.

После ряда дел, подтверждающих, что торговцы антиквариатом (к ним относятся и аукционисты) несут личную ответственность за гарантию подлинности тех предметов искусства, которые они продают, аукционные дома «Кристис» и «Сотбис» установили ограниченную гарантию подлинности авторства (см.: [Pritzker v. Krishna Gallery of Asian Arts] и др.). Период такой гарантии составляет пять лет со дня продажи имущества, обозначенного в каталогах этих домов заглавными буквами, причем распространяется она только на первоначального покупателя и не предается его наследникам, последующим приобретателям или иным лицам. Единственным способом правовой защиты покупателя от аукционных домов и продавца является отмена сделки и возврат изначальной покупной цены, уплаченной за данное имущество. При этом аукционный дом и продавец не несут ответственности за какие-либо причиненные убытки, включая упущенную выгоду [Christies Conditions…, 2001, p. 1023]. Кроме того, аукционные дома предусмотрели положение, согласно которому даже ограниченная гарантия подлинности авторства не распространяется на определение авторства предметов искусства, созданных до 1870 г. и в ряде других случаев [Sotheby's Conditions…, 2001, p. 1027].

Во Франции аукционисты, назначенные государством (commissaires priseurs), имеют ограниченную ответственность по отношению к продавцам и покупателям. В случае если покупатель установит, что приобретенный им предмет не соответствует заявленному в каталоге, он должен доказать факт допущенной ошибки аукциониста. Как правило, это очень сложно. Кроме того, если покупатель подает иск на таком основании, он вправе подать его не против аукциониста, а только против самого продавца [Adler, 2003, р. 7]. Это связано с официальным, публичным статусом аукциониста во Франции.

В Нидерландах Гражданский кодекс предусматривает широкую защиту покупателя. Но встает вопрос: к кому покупатель может предъявить иск – к аукционисту или к продавцу? Законодательство Нидерландов выделяет два вида договора. Первый, middellijke vertegenwoordiging, возникает тогда, когда аукционист, являясь посредником (агентом), действует от своего имени. Второй onmiddellijke vertegenwoordiging, – в том случае, если аукционист действует в качестве посредника от имени продавца (принципала). Голландские аукционные дома используют, как правило, последний вид агентского договора. Таким образом, как только аукционист объявляет победителя, покупатель вступает в прямые договорные отношения с продавцом. Аукционист при этом в большинстве случаев не несет какой-либо ответственности перед покупателем.

Следовательно, если покупатель обнаруживает, что приобретенный им предмет не соответствует описанию в каталоге или имеет скрытые дефекты, он может предъявить иск о возмещении убытков к продавцу. Тем не менее, если аукционист знал или должен был знать о скрытых дефектах выставленного на продажу предмета, а продавец не знал о них, аукционист несет ответственность перед покупателем [Ibid., р. 8].

Таким образом, правила проведения аукционных торгов, обязанности и ответственность аукциониста в настоящее время носят обычный характер и варьируются в зависимости от места проведения аукционов. Позитивные нормы формируются лишь после определения их в судебных решениях. Так, американские суды в своих решениях установили, что торговцы антиквариатом (включая аукционистов) несут личную ответственность за прямо выраженные гарантии подлинности авторства на предметы, продаваемые на аукционных торгах. Кроме того, аукционные дома «Сотбис» и «Кристис», проводящие основную часть торгов в Нью-Йорке и Лондоне, установили свои собственные системы прямо выраженных гарантий и ограниченной ответственности, что свидетельствует о сохранении тенденции регулирования отношений в области аукционной торговли культурными ценностями нормами обычно-правового происхождения.

При этом обычные нормы, регламентирующие проведение аукционов, создаются международными аукционными домами. Последнее нередко приводит к необоснованному возложению бремени и рисков на продавца культурных ценностей и создает несоразмерные преференции в пользу аукционистов и международных домов. Этим, возможно, и объясняется тот факт, что в договоре, оформляющем сделку купли-продажи культурных ценностей, продавец переносит бремя и риски (гарантии подлинности, соразмерность цены, получение разрешения на вывоз) на покупателя.

 

3. Коллизионные вопросы при оформлении внешнеэкономических сделок с культурными ценностями

3.1. Проблема выбора применимого права

В связи с тем, что в договоре международной купли-продажи культурных ценностей многие риски возложены на покупателя, дисбаланс между покупателем и продавцом может быть «смягчен» за счет оптимального выбора применимого права. Отметим, что на современном этапе развития правового регулирования оборота культурных ценностей одним из самых противоречивых остается вопрос выбора применимого права при разрешении связанных с ними международно-правовых споров.

Общим правилом, действующим и в сфере оборота культурных ценностей, является применение принципов автономии воли и наиболее тесной связи.

Принцип автономии вопи (lex voluntatis) сторон имеет важное значение при заключении сделок, связанных с культурными ценностями. Закон, избранный сторонами сделки, означает применение того права, которое выберут сами участники сделки с культурными ценностями [Дмитриева, 2002, с. 73]. Использование данного принципа способствует решению многих проблем, возникающих при реализации договора посредством надлежащего выбора применимого права. При этом следует учитывать, что свобода применения указанного принципа ограничена императивными нормами международного и национального права [Нешатаева, 2004, с. 263].

Принцип наиболее тесной связи (proper law) – классическая формула прикрепления для договорных обязательств в международном частном праве, которая означает применение права того государства, с которым данное правоотношение наиболее тесно связано [Дмитриева, 2002, с. 77]. Применение данной привязки к сделкам с культурными ценностями может иметь ряд сложностей. Это обусловлено тем, что такие сделки часто имеют существенную связь с различными государствами в силу высокой оборотоспособности культурных ценностей. Таким образом, вопрос определения применимого права судом может нести в себе субъективный элемент.

На сегодняшний день не существует единообразного принципа для определения применимого права в сделках с культурными ценностями. Более того, отсутствует и стремление международного сообщества создать унифицированный международно-правовой акт, позволивший бы разрешить спорные вопросы. Государства так и не смогли прийти к согласию и выработать единый документ, посвященный вопросам права собственности на культурные ценности, в частности таким проблемам, как переход права собственности и выбор применимого права. Попытки найти универсальный подход к решению этих вопросов предпринимались еще в 50-х годах XX в. Так, на сессии Гаагской конференции по международному частному праву были представлены для обсуждения два проекта: проект конвенции о праве, регулирующем переход права собственности в международных сделках купли-продажи товаров, а также проект конвенции, посвященной вопросам юрисдикции при разрешении споров, связанных с международной куплей-продажей товаров. Ни одна из данных конвенции не вступила в силу [Pecoraro, 1990–1991, р. 6]. В связи с отсутствием унифицированного международно-правового акта вопросы вещного права регулируются нормами национального законодательства конкретных государств. Однако при оформлении международного оборота культурных ценностей национальное право подлежит определению коллизионным методом.

Наиболее распространенным принципом, применимым при решении вопроса о праве собственности в отношении спорного предмета искусства, является принцип lex mi sitae (lex situs, то есть применяется право страны, где вещь находилась в момент перехода права собственности на нее). Тем не менее применение данного принципа также вызывает на практике много вопросов.

Несмотря на широкое распространение в договорных отношениях принципа lex situs, отсутствует международно-правовое закрепление данного принципа. Это норма традиционно прописана в национальном законодательстве. Например, соответствующее положение закреплено в ст. 1205 и 1206 части третьей ГК РФ [Комментарии к ГК РФ, 2002, с. 144–154]. Подобные нормы есть в гражданских кодексах всех европейских государств. Отсюда – различное оформление и толкование принципа lex situs в законодательстве разных стран.

Основной вопрос заключается в том, что именно понимать под местом нахождения вещи: место, где вещь находилась в момент (а) когда она выбыла из владения собственника, то есть была украдена у него или иным образом выбыла из его обладания помимо его воли (данной точки зрения при толковании принципа lex situs придерживается, например, профессор М.М. Богуславский. По его мнению «стороны спора уже не могут изменить это место в своих интересах, в то время как место отчуждения этой вещи третьему лицу могло быть специально выбрано, чтобы затруднить собственнику защиту его прав» [Богуславский, 2005, с. 106–107]), или (б) была приобретена ее добросовестным приобретателем. Национальное законодательство по-разному отвечает на данный вопрос.

Как правило, в странах общего права (США, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия и др.) собственник украденной вещи может вернуть свое имущество от добросовестного приобретателя. Единственное средство правовой защиты, которое остается у добросовестного приобретателя, – получить компенсацию у лица, укравшего данный предмет искусства. Но как показывает практика, найти такое лицо, в сущности, невозможно.

Так, в Англии и США принят общий подход, согласно которому лицо не может приобрести законный правовой титул на имущество у вора [Uniform Commercial Code, § 2-403; Sale of Goods Act, § 21].

В странах континентального права (европейские государства, страны Латинской Америки, а также большинство стран Азии и Африки) законодательство направлено на защиту добросовестного приобретателя. Хотя и здесь степень защиты варьируется [Merryman et al, 2007, р. 151].

Так, в соответствии с Гражданским кодексом Швейцарии лицо, владеющее имуществом, считается собственником такого имущества. У невладеющего собственника есть пять лет для истребования им имущества у добросовестного приобретателя. При этом собственник должен возместить такому приобретателю уплаченную им стоимость [Schweizerisches Zivilgesetzbuch, § 934].

В Гражданском кодексе Италии изначально была схожая норма. Закон защищал добросовестного приобретателя лишь в тех случаях, когда настоящий собственник добровольно передавал свое имущество. Впоследствии данная норма была заменена более радикальной, предоставляющей абсолютную защиту добросовестному приобретателю [II Codice Civile Italiano, § 1153].

Дело Винкворт против Кристи Мэнсон энд Вудс Лтд (Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd). Английский суд (канцлерское отделение), 1980 [Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd, 1980, p. 482].

В рассмотренном английским судом деле коллекция японских миниатюр была украдена у истца (Вильям Винкворт) в Англии и перемещена в Италию, где продана итальянскому коллекционеру – добросовестному приобретателю. Договор купли-продажи коллекции был заключен в Италии, коллекция в момент совершения сделки и передачи коллекционеру находилась также на территории Италии. Впоследствии коллекционер передал коллекцию аукционному дому «Кристис» в Лондоне для ее продажи на аукционе от его имени. Но в это время истец подал иск о признании коллекции его собственностью. Главным стал вопрос, право какой страны следует применить – Италии или Англии. Суд определил, что в данном случае применимым правом является право Италии. В своем решении суд указал, что общим принципом международного частного права Англии и Шотландии для решения вопроса о праве собственности на движимое имущество является принцип lex situs – применимым является право страны, где имущество находилось в момент перехода права собственности. В рассматриваемом деле это право Италии. В соответствии с правом Италии добросовестный приобретатель становится законным владельцем спорного имущества, несмотря на притязания предыдущих собственников и вне зависимости от того, добровольно ли расстался с данной вещью ее собственник [54] . Спор был решен в пользу ответчика.

Таким образом, очевидно, что толкование столь, казалось бы, единообразного принципа международного частного права, как lex situs, имеет серьезные последствия для судьбы собственника украденного предмета искусства и его добросовестного приобретателя. Между тем толкование этого принципа в различных странах варьируется. Многие специалисты считают, что государствам, чье законодательство наиболее либерально к правам добросовестного приобретателя (рассмотренные выше Швейцария, Италия, Россия), следует изменить законодательство с целью создания баланса между правами собственника и добросовестного приобретателя. Подобное изменение сбалансирует жесткий подход стран общего права и либеральный подход стран континентального права. Последнее необходимо, поскольку в настоящее время страны континентального права становятся «раем для воров» в силу коротких сроков приобретательной давности и широкой защиты прав добросовестного приобретателя [Pecoraro, 1990–1991, р. 40]. Столь существенные различия в подходах стран разных правовых систем, коренящиеся в исторически сложившихся традициях последних, не позволяют в настоящее время создать общую норму международного права [Давид, Жоффре-Спинози, 1996].

При этом применение lex situs к спорам о культурных ценностях имеет свои особенности.

Основной проблемой является отсутствие разграничения между культурными ценностями (как особым видом имущества) и другими видами имущества. В связи с этим к культурным ценностям применяются общие правила международного частного права, применимые к имуществу в целом. Однако являются ли культурные ценности особым видом имущества и следует ли разрабатывать для них специальное регулирование?

В современной доктрине существует на этот счет две позиции.

Ряд специалистов считают, что нет необходимости создавать отдельный свод правил международного частного права, применимых исключительно к культурным ценностям. Поскольку (а) встает вопрос, как разграничить культурные ценности и другие виды имущества, на базе какого признака [Châtelain, 1988, р. 654], и (б) если это сделать, то количество правил международного частного права может значительно увеличиться, что усложнит их применение [Sandrock, 1988, р. 457, 462]. Так как оборот (торговля) культурных ценностей является одним из видов оборота (торговли) движимого имущества, то к таким сделкам, как и раньше, следует применять общие правила международного частного права [Carter, 1988, р. 322]. Кроме того, некоторые исследователи, придерживающиеся этой точки зрения, все же считают необходимым совершенствовать общие правила международного частного права для их применения в таких особых областях, как регулирование оборота культурных ценностей с учетом специфики данного подвида движимого имущества [Carruthers, 2001, р. 142].

Существует и другая, наиболее широко поддерживаемая (в том числе автором данной работы) точка зрения. Такие специалисты, как профессор Линдел Протт и профессор Джозеф Сакс, выступают за создание в международном частном праве отдельных правил, применимых исключительно к обороту культурных ценностей [Prott, 1989, р. 306; Sax, 1999]. Сторонники этого подхода приводят два довода: (а) следует учитывать особую природу культурных ценностей, их высокую духовную и художественную ценность. Это объекты, которые являются не просто вещью, товаром, это часто культурное наследие целой страны; (б) придавая столь неоднозначной категории имущества особое правовое значение, следует соответственно создать особый правовой режим – менее коммерчески ориентированный и с более сильными защитными механизмами, чем обычные режимы, регулирующие оборот имущества.

Итак, общим подходом к выбору применимого права в обороте культурных ценностей является lex situs. Однако в некоторых случаях возможны исключения из принципа lex situs (в спорах о культурных ценностях).

Применение принципа lex situs не универсально. Данный принцип может ограничиваться на основании оговорки о публичном порядке (public policy) ([Морозова, 2001, с. 18], см. также: [Толстых, 2004]), то есть иностранный закон может не применяться и закрепленные им права могут быть не признаны судом, если такое применение закона или признание права противоречат публичному порядку данного государства [Богуславский, 2005, с. 115; ГК РФ, часть третья, ст. 1193].

Выделяют два вида исключений из применения lex situs, основанных на оговорке о публичном порядке.

1. Исключения, основанные на негативной оговорке о публичном порядке (ordre public negative). В этом случае lex situs не применяется, а применяется право места рассмотрения спора, для того чтобы защитить фундаментальные принципы данного права. Возможны два основания для применения ordre public negative.

• Суверенитет. Суды отказываются применять публичное право иностранного государства в спорах, где одной из сторон выступает государство. При этом они не возражают против применения тех же норм в спорах между частными лицами.

Общий принцип при решении вопроса о применении норм публичного права иностранного государства базируется на принципах независимости и равенства государств в международном праве. Суды одного государства не обязаны применять нормы публичного права другого государства [Jeanneret v. Vichey].

Одну из самых жестких позиций в этом вопросе занимает Великобритания: в любом деле, подпадающем под юрисдикцию судов Великобритании, применяются только нормы английского публичного права [Collins, р. 101]. В Швейцарском законодательстве о международном частном праве принят менее жесткий подход. Здесь отсутствует разделение на публичное и частное право. Применяется понятие «императивные нормы иностранного права». Признание императивных норм иностранного права возможно, если того требуют «законные интересы, имеющие с точки зрения общих начал швейцарского права бесспорно решающее значение» [Дмитриева, 2002, с. 124]. Италия не признает исключения для применения публичного права иностранного государства на базе ordre public negative. В этой стране применение иностранного права основано на принципе взаимности.

• Незаконное перемещение культурных ценностей (кража). Возврат украденного объекта собственнику всегда осложняется в случае передачи его добросовестному приобретателю. Если сделка по передаче украденного предмета имела место в стране, право которой предоставляет существенную защиту интересам добросовестного приобретателя, собственнику украденного имущества будет сложно его вернуть [Pecoraro, 1990–1991, р. 15]. В связи с этим некоторые специалисты предлагают интерпретировать lex situs как право последнего местонахождения объекта, где произошла передача данного объекта, которая была зафиксирована и опубликована, а значит, разрешена собственником. Другие авторы считают, что следует применять принцип lex originis вместо lex situs [Ibid., p. 16].

2. Исключения, основанные на позитивной оговорке о публичном порядке (ordre public positive).

Такие исключения имеют место, когда нормы или принципы международного права имеют приоритет над lex situs в целях соблюдения международного правила (например, возвращение предмета искусства, украденного из публичной коллекции). Это исключение используется и для признания императивных норм (например, изъятие из торгового оборота некоторых видов культурных ценностей) третьего государства, с территории которого данная культурная ценность была перемещена. Выделяют следующие основания для применения ordre public positive.

• Защита интересов государства (возврат культурных ценностей, украденных из государственной коллекции, места религиозного культа и т. д.). В случае применения принципа lex situs, как правило, наибольшая защита предоставляется добросовестному приобретателю. Но всегда ли это справедливо и отвечает интересам государств? Ответ будет скорее отрицательным. Очень часто происходят кражи из мест религиозного культа, государственных памятников, коллекций. В таком случае однозначное решение в пользу добросовестного приобретателя вызывает сомнения.

Статья 7(b) Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. закрепляет положение, согласно которому государства-участники должны принять меры по запрещению незаконного ввоза украденных предметов искусства и содействовать другим государствам в возвращении таких объектов [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290]. Фактически это основание для применения к культурным ценностям принципа международного публичного порядка, который имеет приоритет в отношении общего правила lex situs [Pecoraro, 1990–1991, p. 17].

Одним из наиболее ранних дел, подтвердивших применение данного исключения, является депо начала XX в. об архивах семьи Медичи (King of Italy v. De Medici, 1918). Часть этих архивов (400 из 800 предметов) имели важное историческое и археологическое значение для государства. Италия обратилась в суд с требованием выдать судебный запрет в целях предотвращения возможной продажи архивов ответчиком. Суд выдал такой запрет только в отношении части архивов, которая находилась в собственности Италии. В отношении другой части архивов, также имеющей важное историческое значение, но не являющейся собственностью государства, суд не издал аналогичного судебного запрета, несмотря на то что они тоже были незаконно вывезены из Италии в Великобританию. Таким образом, продажа данной части архивов стала возможна, хотя судья указал, что в случае их продажи может возникнуть основание для иска о возмещении убытков против продавца и покупателя [King of Italy v. Marquis Cosimo de Medici Tornaquinci].

• Признание императивных норм иностранного права третьего государства. С развитием международного сотрудничества государств в борьбе с незаконным оборотом культурных ценностей стало очевидно, что принцип неприменения судом публичного права иностранного государства неабсолютен, поскольку такое игнорирование императивных норм иностранного права несовместимо с развивающимся международным взаимодействием государств [Institute of International Law…, 1975].

Одним из международно-правовых актов, закрепившим положение об императивных нормах иностранного государства, стала Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г. В ст. 7 Конвенции указано, что суды в отдельных случаях принимают во внимание иностранные нормы публично-правовых законов.

США избрали в своем законодательстве достаточно объективный подход: императивные нормы иностранного права применяются, если только это не противоречит конституционным началам ([Restatement (Second) of Conflict of Laws, 1971]; см. также: [Садиков, 1992]).

В рамках оборота культурных ценностей важное значение имеет также признание императивных норм третьего государства (государства, которое не является ни местом рассмотрения спора, ни местом передачи культурной ценности). Значимость такого признания связана с высокой оборотоспособностью культурных ценностей и их постоянным перемещением из одной страны в другую. Статья 7 Римской конвенции 1980 г. также предусматривает возможность применения императивных норм третьего государства.

• Признание норм иностранного государства в сфере экспортного контроля. Еще одним спорным вопросом является применение норм иностранного права в сфере экспортного контроля. С одной стороны, это нормы, которые никак не влияют на передачу правового титула на культурную ценность. С другой стороны, они составляют императивные нормы, – но это с точки зрения страны рассмотрения спора. С позиции места происхождения такой культурной ценности экспортные ограничения являются важным механизмом для предотвращения незаконного оборота культурных ценностей.

Ряд государств уже приняли законодательные акты в пользу данного подхода [Allgemeine Versicherunggesellschaft v. Е.К. Entscheidugen des BGHZ]. Например, в Канаде действует законодательство по запрещению импорта незаконно вывезенных культурных ценностей, а также их конфискации и возврату в страны происхождения [Cultural Property Export and Import Act, § 31(2)]. Судебные решения также свидетельствуют в пользу такого подхода.

Дело Жаннере против Више (Jeanneret v. Vichey). Апелляционный суд США, 1982

В 1973 г. истец – швейцарский арт-дилер Мария Луиза Жаннере приобрела у Анны и Лубена Више (проживавших в Нью-Йорке) картину Анри Матисса «Портрет на желтом фоне» (Portrait sur Fond Jaune), 1952 г. Ответчик – Мисс Више унаследовала картину от своего отца, известного итальянского коллекционера. Ранее (до 1970 г.) картина была вывезена из Италии без получения надлежащего экспортного разрешения и помещена в Швейцарии на хранение с последующей отправкой в апартаменты ответчика в Нью-Йорке. Истец приобрела картину с целью последующей перепродажи за 700 тыс. швейцарских франков (около 230 тыс. долл.). Тем не менее истец не смогла продать картину за установленную цену – 1300 тыс. швейцарских франков. Впоследствии истец выяснила, что картина была вывезена из Италии с нарушениями экспортного законодательства. В связи с этим мадам Жаннере в 1974 г. потребовала от ответчика вернуть уплаченную цену и аннулировать сделку. Анна Више отказалась. В 1977 г. мадам Жаннере подала иск против Више. Истец заявляла, что продавец должен возместить ей убытки за потерю деловой репутации, а также за правовой титул с «дефектом». Дефект правового титула заключался в нарушении правил экспортного контроля. Продавец должен был получить соответствующие экспортные лицензии в Италии. В связи с проявившимся «дефектом» титула истец отметила, что не сможет продать картину, так как ее рыночная цена «равна нулю». В данном деле суд подробно изучил экспортное законодательство Италии. Вместе с тем суд первой инстанции не встал на позицию признания того, что нарушение экспортного законодательства при вывозе культурных ценностей (даже без факта их кражи) может стать причиной «дефекта» правового титула. На стадии апелляции вышестоящий суд признал, что чистота правового титула может быть нарушена фактом нарушения норм экспортного контроля [Jeanneret v. Vichey]. Тем не менее дело было передано на новое рассмотрение для изучения дополнительных фактов. Стороны до окончания разбирательства достигли конфиденциального соглашения по спору.

Исходя из вышеизложенного следует подчеркнуть особую важность признания императивных норм иностранного права. Такое признание должно быть основано на принципе взаимности. В современном мире, где государства тесно связаны между собой, не следует предпринимать столь резких шагов, как абсолютный отказ от применения императивных норм другого государства. В тех случаях, когда нормы экспортного контроля считаются нормами строго национального характера и им отказывается в экстерриториальности [Pecoraro, 1990–1991, р. 33], увеличивается количество фактов незаконного оборота культурных ценностей. При такой интерпретации недобросовестные торговцы получат своеобразный иммунитет от преследования, как только пересекут границу другого государства.

Таким образом, в настоящее время общая привязка при выборе применимого права в обороте культурных ценностей lex situs имеет значительное количество ограничений на основе оговорки о публичном порядке.

В связи с обозначенными выше противоречиями в применении принципа lex situs предпринимаются попытки выработать другие принципы определения применимого права для споров, связанных с культурными ценностями.

В литературе высказываются мнения о необходимости применения принципа lex originis. На практике этот принцип получил свое закрепление в Базельской резолюции по вопросу о международной торговле предметами искусства с точки зрения охраны культурного достояния 1991 г., разработанной под эгидой неправительственной организации «Институт международного права». Несмотря на то что названная Резолюция не имеет обязательной силы, ее положения важны для создания моральных стандартов и дальнейшего доктринального развития.

В ст. 2 Резолюции было закреплено, что при определении применимого права предпочтение должно отдаваться праву той страны, с которой культурная ценность наиболее тесно связана и к культурному наследию которой относится. Как правило, это страна происхождения культурной ценности, что сочетается с принципом национального наследия.

Применение принципа lex originis вызывает много споров. Профессор Симеонидес (Греция) отмечает, что основным доводом против применения данного принципа является невозможность защиты интересов добросовестного приобретателя, поскольку lex originis однозначно встает на защиту пострадавшего собственника украденной вещи [Symeonides, 2005, р. 1187]. Профессор М.М. Богуславский также обращает внимание на то, что «определение страны происхождения трудно обосновать с точки зрения исторического происхождения культурной ценности» [Выступление профессора М.М. Богуславского, 2002]. Мир пережил множество серьезных катаклизмов, в результате которых исчезали целые цивилизации. Поэтому, если начать процесс установления места происхождения большинства культурных ценностей, можно зайти в тупик. Трудно не согласиться с тем, что однозначное применение принципа lex originis не всегда уместно, поскольку культурные ценности, которые составляли культурное наследие одной страны в прошлом, в силу исторических, географических изменений могут превратиться в национальное наследие другого государства.

Несмотря на непрекращающиеся дебаты по поводу lex originis, в практике государств существуют примеры имплементации данного принципа в национальное законодательство. Так, Бельгия закрепила принцип lex originis в модифицированном виде в новом Кодексе международного частного права (от 27 июля 2004 г.). Положение ст. 90 Кодекса гласит, что возврат вещи, незаконно перемещенной из страны, к культурному наследию которой она относится, регулируется нормами права данной страны. В качестве исключения из этого правила Кодекс предусматривает применение права настоящего местонахождения вещи, если право данного государства было выбрано (1) государством истца или (2) добросовестным приобретателем – в тех случаях, когда lex situs не защищает добросовестного приобретателя [Belgian Code of Private International Law, § 90].

Таким образом, в законодательстве Бельгии был найден баланс в защите государства и его культурного наследия, с одной стороны, и добросовестного приобретателя – с другой.

Как было показано выше, основной проблемой в сфере оборота культурных ценностей является поиск баланса между интересами собственника культурной ценности и добросовестного приобретателя. В связи с этим представляется необходимым выработать более гибкую привязку, нежели рассмотренные выше и наиболее применимые сегодня lex situs и lex originis.

Возможно, привязка должна быть основана на общем и самом гибком, на наш взгляд, принципе – принципе наиболее тесной связи, но с установлением ряда специфических критериев, учитывающих особый характер предмета сделки.

Такими критериями могут стать:

1) чистота правового титула на культурную ценность с учетом обстоятельств приобретения (то есть провенанс предмета сделки);

2) сроки давностного владения (как будет показано ниже, институт сроков имеет существенное значение для установления баланса интересов участников оборота культурных ценностей);

3) наличие государственного интереса в спорном предмете.

Следует ограничить применение данной привязки к культурным ценностям, являющимся частью публичных коллекций и представляющим интерес для государства. Такое ограничение необходимо для предотвращения незаконного оборота культурных ценностей, и ограничения оборота культурных ценностей официально относящихся к культурному наследию того или иного государства.

Данная привязка тоже не является идеальной, поскольку на международном уровне до сих пор не выработан единый подход к определению грани, разделяющей интересы собственника и добросовестного приобретателя. Тем не менее она могла бы стать гибким средством для сохранения баланса не только между интересами собственника и добросовестного приобретателя, но и между публичными и частными интересами. Такой подход, с одной стороны, позволит сохранять и развивать активный оборот культурных ценностей (поскольку все участники данного процесса будут уверены в защите своих интересов), а с другой – даст возможность государствам сделать оборот культурных ценностей легальным (поскольку должен быть соблюден ряд критериев и в первую очередь критерий чистоты правового титула).

3.2. Вопрос о сроках в сделках с культурными ценностями

В разных правовых системах были выработаны различные способы защиты законных интересов собственника движимого имущества. В странах общего права любая защита вещных прав строится на исках о возмещении вреда, то есть на деликтных исках [Васильев, Комаров, 2004, с. 370–378]. Основным вопросом здесь является вопрос фактического владения вещью лицом, которое удерживает имущество и, следовательно, нарушает законное право собственности истца. В странах континентальной правовой системы, как правило, применяются вещно-правовые иски, где основным вопросом является правовой титул истца [Hoffman, 2006, р. 168–169]. Виндикационный иск является наиболее распространенным способом для защиты вещных прав. Под этим иском понимается иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику об истребовании имущества из его незаконного владения [Богуславский, 2005, с. 96].

Но является ли право собственника на защиту своего титула абсолютным? Законодательство различных стран дает неоднозначный ответ на этот вопрос в силу зависимости от сроков владельческой давности. Как правило, разница определяется тем, какой период времени приобретатель владеет культурной ценностью.

Существует два основных подхода к вопросу возврата имущества собственнику.

1. В странах общего права такой подход основан на концепции срока исковой давности. При этом негативно оценивается бездействие собственника, а не действия нового владельца. Если собственник не предпринял необходимые действия для защиты своего права в течение предусмотренного законом срока исковой давности, он лишается своего права.

Но что делать, если собственник не знал, что у него есть основания для иска? Многие штаты США предусмотрели в своем законодательстве так называемый принцип обнаружения (discovery rule). Толкование принципа discovery rule было изложено в деле О 'Киф против Снайдера о возврате трех картин.

Дж. О'Киф. Мой задний дворик

Дело О'Киф против Снайдера (O'Keeffe vs Snyder). Апелляционный суд Нью-Джерси, 1980

В 1976 г., Барри Снайдер выставил три картины кисти Джорджии О'Киф в Галерее изобразительных искусств Принстона: «Водоросли» (1923), «Фермерская церковь № 3» (1929), «Мой задний дворик» (1945). Джорджиа О'Киф публично заявила, что данные работы были украдены в 1946 г. из Нью-Йоркской галереи, которой руководил ее муж Альфред Стиглиц. О краже не сообщалось до тех пор пока, в 1972 г. она не уведомила Ассоциацию арт-дилеров. Снайдер приобрел работы у Ульриха Франка, который утверждал, что работы были переданы его отцу, врачу, самим Стиглицом в благодарность за лечение Джорджии. Франк заявлял, что данные работы принадлежали его отцу уже с начала 40-х годов. О'Киф потребовала вернуть работы, но Снайдер отказался. В 1980 г. по итогам разбирательства стороны достигли внесудебного соглашения, по которому О'Киф забрала одну из трех картин, г-н Снайдер оставил себе любимое полотно, а третья картина была продана с аукциона для покрытия судебных расходов сторон.

В деле О'Киф против Снайдера Суд указал, что основание для иска не возникает, пока собственник не узнал или должен был узнать (при проявленной заботливости) об основании для иска [O'Keeffe v. Snyder]. Суд подчеркнул, что принцип «владение на основании правового титула вопреки притязаниям третьих лиц» неприменим к спорам о культурных ценностях. По отношению к культурным ценностям следует применять принцип обнаружения. Суд должен исследовать не вопрос законности прав нового владельца, но действия собственника, предпринятые им для возврата своего имущества. Данное правило имеет двойственную природу. С одной стороны, оно защищает «добросовестного» собственника, а с другой – потенциального покупателя (будущего собственника), который вряд ли купит украденный предмет искусства, если собственник предпринял необходимые меры для защиты своего права (уведомил официальные власти, публично сообщил о краже, начал расследование) [Symeonides, 2005, p. 1196].

2. В странах системы континентального права при решении вопроса о возврате имущества собственнику действует принцип «владения вопреки притязаниям третьих лиц». Данный подход ориентируется на исследование действий нового владельца, а не на действия собственника. Если новый владелец владел имуществом добросовестно, открыто в течение установленного законом срока, он приобретает право собственности на имущество (то есть становится собственником в силу приобретательной давности). В данном случае не учитывается тот факт, что собственник мог и не знать о существующем основании для иска. При применении такого подхода собственнику сложно защитить свои законные интересы из-за высокой оборотоспособности культурных ценностей [Ibid.]. Эта тенденция обусловлена историей развития данного института в праве. Считается, что институт приобретательной давности впервые был закреплен в XVIII в. в Прусском Уложении. В законодательстве Германии защита традиционно предоставлялась добросовестному владельцу, независимо от того, как он приобрел вещь. Во Франции необходимо было наличие двух существенных элементов: justi Mulus и bona fide. Как отмечал Л.И. Петражицкий, право призвано содействовать максимальному ускорению оборота. Таким образом, следует говорить о том, что приобретательная давность служит и для защиты оборота [Иоффе, 2009, с. 105].

В России также применяется данный принцип. Он нашел свое закрепление в ст. 234 ГК РФ [ГК РФ (часть первая)], а также в Законе 1993 г. «О вывозе и ввозе культурных ценностей». Согласно ст. 234 ГК РФ, «лицо, не являющееся собственником имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным… имуществом (иным, чем недвижимое) в течение пяти лет (курсив мой. – В. Н.), приобретает право собственности на это имущество (приобретательная давность)». В ст. 43 Закона 1993 г. закреплено следующее: «Физическое или юридическое лицо, не являющееся собственником культурной ценности, но добросовестно и открыто владеющее ею как собственной не менее 20 лет (курс. мой. – В. Н.), приобретает право собственности на эту культурную ценность». Таким образом, специальная норма о сроке приобретательной давности, закрепленная в Законе 1993 г., поглощает срок, закрепленный в общей норме Гражданского кодекса [Мазеин, 2004, с. 46].

В ст. 43 Закона 1993 г. также сделана специальная оговорка для культурных ценностей, незаконно вывезенных из других государств и приобретенных добросовестным приобретателем. Указанные культурные ценности подлежат возврату законному собственнику с выплатой справедливой компенсации добросовестному приобретателю, если требование о возврате предъявляется государством – участником международного соглашения, являющегося действующим для России и предусматривающего такую выплату, или если такая выплата представляется на началах взаимности. В случае если культурная ценность была похищена у собственника либо выбыла из его владения иным путем помимо его воли, он имеет право истребовать эту культурную ценность у добросовестного приобретателя без выплаты ему какого-либо возмещения, если собственником является государственный музей, архив, библиотека, иное государственное хранилище культурных ценностей, а также религиозное объединение [Закон РФ 1993 г.].

На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что вопрос о защите прав собственника или добросовестного приобретателя варьируется в различных системах права. В странах общего права (США, Великобритания) признак «добросовестности» нового владельца не гарантирует защиту от требований собственника и не дает права на какую-либо компенсацию. Страны континентального права более либеральны к добросовестному приобретателю благодаря институтам приобретательной давности, предоставления компенсации в случае возврата украденного имущества его владельцу. А в некоторых странах добросовестный приобретатель получает абсолютную защиту своих прав. Например, в Италии продажа украденного имущества добросовестному приобретателю лишает его собственника правового титула, и добросовестный приобретатель становится новым законным собственником имущества [Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd].

Оборот культурных ценностей в вопросе приобретения права собственности по давности владения отличается от способов защиты добросовестного приобретателя других вещей. Поскольку в законодательстве различных государств с XVIII в. утвердилось правило о защите добросовестного приобретателя, полагаем, что в обороте культурных ценностей следует выделить два составляющих элемента – bona fide и justis titulus. В случае если добросовестный приобретатель не может доказать наличие элемента justis titulus, то применительно к нему должен действовать институт давностного владения, то есть он может стать собственником культурной ценности только по истечении этого срока. В то же время первоначальный собственник вправе предъявлять свои требования только в течение данного периода.

Наряду со сроками на приобретение права собственности в праве различных государств предусматриваются определенные сроки для защиты гражданских прав. В сфере оборота культурных ценностей вопрос об определении сроков исковой давности имеет большое значение. Одним из наиболее острых моментов является установление сроков, в течение которых могут предъявляться требования о возврате культурных ценностей. Это достаточно сложный вопрос, имеющий как правовой, так и этический аспекты.

Особый интерес представляет момент, с которого начинает исчисляться срок исковой давности. Существуют различные подходы к определению такого момента.

В США вопросы исковой давности регулируются в праве отдельных штатов и по некоторым пунктам отличаются друг от друга [Васильев, Комаров, 2004, с. 297]. Так, в штате Нью-Йорк срок исковой давности для предъявления требования о возврате движимого имущества составляет три года. В отношении требований о возврате украденных культурных ценностей в штате Нью-Йорк предусмотрен специальный принцип «истребование и отказ» (Demand and Refusal Rule). Согласно данному правилу срок исковой давности начинает исчисляться только с того момента, когда добросовестный приобретатель отказался удовлетворить требование собственника о возврате культурной ценности.

Впервые этот принцип был применен в деле Менцель против Листа по иску о возврате картины художника Марка Шагала [Menzel v. List].

Дело Мендель против Листа (Menzel v. List). Аппеляционный суд Нью-Йорка, 1969

Картина Марка Шагала («Le Paysan à l'échelle») была конфискована в марте 1941 г., когда ее собственник Менцель бежал из Бельгии от приближающихся немецких воинских частей. С1941 по 1955 г. ее местонахождение было неизвестно. А впоследствии, в 1955 г., картина была приобретена Альбертом Листом в галерее Перлз в Нью-Йорке с гарантией правового титула. Жена собственника, Эрна Менцель, обнаружила фотографию картины в одной из книг по искусству и потребовала от ответчика ее возврата. После его отказа был предъявлен иск в суд. В суде было признано, что правовой титул принадлежит Менцелю, а Лист должен вернуть картину или заплатить 22 500 долл. Ответчик ссылался на истечение срока исковой давности, предусмотренного законодательством Нью-Йорка. Но Апелляционный суд Нью-Йорка признал позицию ответчика необоснованной, поскольку в данном случае исчисление срока исковой давности началось не с 1941 г., когда картина была конфискована, и не с 1955 г., когда ответчик приобрел картину как добросовестный приобретатель, а с 1962 г., когда ответчик отказался ее вернуть по требованию собственника. В результате картина была возвращена Менцелю, а галерея Перлз (выступавшая третьей стороной по делу) заплатила 22 500 долл. Листу, а также проценты Менцелю.

Марк Шагал. Le Paysan à l'échelle

Впоследствии принцип Demand and Refusal Rule был подтвержден в ряде других судебных прецедентов [Solomon R. Guggenheim Foundation v. Lubell].

Дело Фонд Соломона Р. Гуггенхайма против Лубелла (Solomon R. Guggenheim Foundation v. Lubell). Апелляционный суд Нью-Йорка, 1991

Фонд Соломона Р. Гуггенхайма, который управляет Музеем Гуггенхайма в Нью-Йорке, подал иск о возвращении полотна Марка Шагала стоимостью в 200 тыс. долл. (Le Marchand de Bestiaux – «Торговец скотом»). По утверждению Фонда, данное произведение было похищено из его запасников сотрудником почты в конце 60-х годов. Рейчел Лубелл и ее муж – сторона, подавшая апелляцию, – приобрели данную картину в известной галерее на Мэдисон Авеню в 1967 г., хранили ее более 20 лет в своем доме и дважды выставляли. В 1985 г. изображение картины было представлено известному аукционному дому для оценки ее стоимости. Один из работников аукционного дома оказался бывшим куратором Музея и опознал украденную картину, о чем сообщил в Музей. Музей незамедлительно потребовал добросовестных приобретателей вернуть картину. После их отказа Музей подал иск. Добросовестные приобретатели утверждали, что до заявления в 1986 г. Фондом требования о возврате картины у них не было каких-либо оснований полагать, что картина украдена. Это было связано с тем, что Музей не публиковал информацию о краже, а также не сообщил об этом факте арт-сообществу. Одним из основных вопросов в данном деле стал вопрос об истечении срока исковой давности и отсутствии своевременной «должной заботливости» со стороны Музея (срок между кражей и требованием Музея о возврате составил 20 лет). Апелляционный суд подтвердил свою приверженность правилу Demand and Refusal Rule. Следовательно, трехлетний срок исковой давности начинает течь с момента отказа добросовестного приобретателя удовлетворить требование Музея. Более того, Суд указал, что именно добросовестный приобретатель должен проявить «должную заботливость» при проверке провенанса картины. В результате стороны достигли конфиденциального внесудебного соглашения по урегулированию спора.

В других штатах США (например, Калифорния, Нью-Джерси) применяется принцип discovery rule, рассмотренный выше, по которому срок исковой давности не начинает исчисляться, пока собственник не узнал, что вещь была похищена, или не выяснил, кто является новым владельцем [Merryman et al, 2007, p. 990–999].

В деле о мозаике греческой православной церкви на Кипре (далее – Церковь) суд подтвердил данный принцип.

Дело Автокефальная греческая православная церковь и Республика Кипр против Изобразительные искусства Гольдберг и Фельдман Инк. (Autocephalous Greek-Orthodox Church of Cyprus and the Republic of Cyprus v. Goldberg & Feldman Fine Arts, Inc.). Федеральный районный суд США, Южный округ штата Индиана, 1989

При разграблении церкви в турецкой части острова Кипр в период 1976–1979 гг. из ниши алтаря была похищена византийская мозаика VI в. После того как это стало известно властям Кипра, они проинформировали ЮНЕСКО и другие международные организации о факте исчезновения мозаики. Установить местонахождение мозаики не удалось. Впоследствии она была приобретена в Женеве за 1 млн долл. США г-жой Гольдберг, занимавшейся торговлей антиквариатом (при покупке она лишь провела осмотр мозаики на таможенном складе аэропорта в Женеве), и вывезена в США. В США Музей Гетти получил предложение о приобретении мозаики за 20 млн долл. США. Музей сообщил об этом предложении властям Кипра. В результате Церковь предъявила в штате Индиана иск к г-же Гольдберг и ее фирме о возвращении мозаики. Исходя из принципа «наиболее тесной связи» суд применил право штата Индиана [59] . Суд установил, что Церковь предприняла все необходимые и достаточные шаги по возвращению мозаики, поэтому срок исковой давности (в штате Индиана – 6 лет) не был пропущен истцом. В данном случае срок исковой давности начинает исчисляться с момента, когда Церковь получила информацию о личности владельца мозаики [Autocephalous Greek-Orthodox Church of Cyprus… v. Goldberg & Feldman Fine Arts, Inc]. Суд постановил, что мозаика должна быть возвращена законному владельцу – Церкви.

При рассмотрении вопроса о сроках исковой давности следует также обратиться к проблеме просрочки. Этот институт основан на принципе справедливости. В случае если собственник не проявил надлежащей заботливости для защиты своего права собственности и пропустил сроки для предъявления своего требования, он теряет свое право.

Показателен пример дела о возвращении манускрипта X в., содержащего некоторые сочинения Архимеда.

Дело Иерусалимский патриархат Греческой православной церкви против Кристис Инк. (Greek Orthodox Patriarchate of Jerusalem v. Christie's Inc.). Апелляционный суд Нью-Йорка, 1999

Палимпсест Архимеда X в., рукопись, принадлежавшая Иерусалимскому патриархату Греческой православной церкви, вошел в коллекцию французской государственной служащей в 1920-х годах при неизвестных обстоятельствах. В 1998 г. ее наследница Анна Герсен выставила рукопись для продажи на аукционе «Кристис» в Нью-Йорке.

Патриархат подал иск против Анны Герсен и анонимного покупателя о возвращении палимпсеста. При рассмотрении данного дела Суд подтвердил, что в штате Нью-Йорк при разрешении вопросов о законности передачи движимого имущества применимым является право страны, в которой имущество находилось в момент передачи (lex situs). В рассматриваемом деле таковым было право Франции. В соответствии с применимым французским правом действует правило о приобретательной давности, то есть лицо, открыто и на протяжении продолжительного времени (более 30 лет) владеющее имуществом, становится собственником. В связи с этим Суд обратился к вопросу о пропуске истцом срока исковой давности. Суд признал, что истец не проявил надлежащей заботливости для защиты своего права собственности. Единственное объяснение данному факту – то, что истцом является орден монахов и нельзя было ожидать от него активных действий по поиску пропавшего манускрипта. Тем не менее, являясь орденом монахов, истец проявил удивительную активность в подаче иска всего за одну ночь до проведения аукциона. По-видимому, истец все же мог бы проявить активность в поиске манускрипта за предыдущие 70 (!) лет, и провести необходимое расследование через представителя [Greek Orthodox Patriarchate of Jerusalem v. Christie's Inc.]. В результате Суд отказал в удовлетворении требования Патриархата. Впоследствии, в 1999 г., анонимный покупатель, приобретший манускрипт на аукционе «Кристис» за 2 млн долл., выставил его в Художественном музее Волтерса в Балтиморе, Мэриленд для изучения и сохранения.

В Российской Федерации вопрос определения и исчисления сроков исковой давности разрешен в Гражданском кодексе РФ. Так, в ст. 1208 ГК РФ закреплена общая норма согласно которой, «исковая давность определяется по праву страны, подлежащему применению к соответствующему отношению» [ГК РФ (часть третья)]. Статья 196 ГК РФ устанавливает общий срок исковой давности, равный трем годам. Кроме того, в ст. 200 ГК РФ содержится норма, в соответствии с которой «течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права» [ГК РФ (часть первая)]. Нерешенным остается вопрос, является ли обязательным условием начала течения срока исковой давности наличие у истца сведений о личности правонарушителя, необходимых для предъявления иска, либо наличие у него возможности или обязанности получения таких сведений. Этот вопрос пока не получил разъяснения со стороны высших судебных инстанций. Между тем в связи с увеличением случаев незаконного оборота культурных ценностей потребность в правильном решении данного вопроса существенно возросла.

На сегодняшний день в российском законодательстве существует проблема «зависшего имущества» и соответственно конфликта интересов давностного владельца и собственника. Одним из аспектов данной проблемы является согласование правил об исковой и приобретательной давности. Проблема «зависшего имущества» актуальна также для сделок с культурными ценностями и приобретает особое значение в силу высокой значимости (духовной и материальной) объекта для всех участников оборота культурных ценностей. Данная проблема связана с вопросом определения момента истечения срока исковой давности и начала срока приобретательской давности. Статья 234 (п. 4) ГК РФ указывает, что течение срока приобретательной давности начинается не ранее истечения срока исковой давности по соответствующим требованиям [Там же]. Безусловно, такая позиция справедлива с точки зрения законного собственника культурной ценности. При этом не учитываются интересы добросовестного приобретателя, поскольку последний не может определить, когда истечет срок исковой давности [Дроздов, 2009, с. 20].

Для решения вышеобозначенных проблем, возникающих в сфере регулирования оборота культурных ценностей, ведущими правоведами предлагаются различные концепции. На наш взгляд, проблема «зависшего имущества» применительно к культурным ценностям может быть решена при внесении ряда изменений в существующее законодательство. Основной задачей является достижение баланса интересов собственника и добросовестного приобретателя. В связи с этим считаем необходимым осуществлять следующее.

1. Определить более продолжительный срок исковой давности для культурных ценностей (специальный срок исковой давности). По мнению автора, сбалансированный и разумный срок для таких объектов торгового оборота, как культурные ценности – 7 (семь) лет.

Кроме того, с учетом положений действующего законодательства о культуре, для объектов, составляющих культурное достояние и официально признанных таковыми (посредством внесения в Единый государственный реестр объектов культурного наследия [Федеральный закон № 73-ФЗ]), следует сохранить положение, исключающее применение сроков исковой давности.

2. В качестве начала исчисления срока исковой давности установить момент, когда собственнику стала известна личность владельца [Лоренц, 2009, с. 2]. При этом для сохранения баланса интересов собственника и добросовестного приобретателя необходимо сделать оговорку: при условии, что собственник вел себя добросовестно и предпринял все разумные действия для выяснения личности владельца (ознакомился со всеми доступными реестрами похищенных культурных ценностей, обратился в соответствующие государственные органы и т. п.).

Кроме того, считаем разумным предложение авторов проекта федерального закона от 27 апреля 2012 г. № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Проект ГК 2012) [Проект федерального закона № 47538-6] о внесении изменений в статьи, посвященные институту приобретательной давности и исковой давности.

В соответствии со ст. 242.1 Проекта ГК 2012 «лицо, не являющееся собственником вещи, но открыто и непрерывно владеющее как своей собственной недвижимой вещью в течение пятнадцати лет либо движимой вещью в течение пяти лет (курсив мой. – В. Н.), а лицо, владеющее движимой или недвижимой вещью, выбывшей из владения собственника помимо его воли, – в течение тридцати лет (курсив мой. – В. Н.), приобретает право собственности на эту вещь (приобретательная давность)». Согласно ст. 242.2 «течение срока приобретательной давности начинается с момента начала владения вещью». Таким образом, разработчики ввели две новеллы, имеющие существенное значение для легализации оборота культурных ценностей. Во-первых, установлен максимальный 30-летний срок приобретательной давности для незаконно перемещенной культурной ценности. По истечении данного срока у добросовестного приобретателя возникает право собственности. Во-вторых, исчезла привязка срока приобретательной давности к сроку исковой давности, порождавшая проблему «зависшего имущества» (п. 2 ст. 234 ГК РФ).

В гл. 12 ГК РФ, посвященную сроку исковой давности, также были внесены изменения. В частности, ст. 196 в редакции проекта ГК 2012 сформулирована следующим образом: «Общий срок исковой давности составляет три года со дня, определяемого в соответствии со статьей 200 настоящего Кодекса, но во всяком случае не может превышать десяти лет со дня нарушения права» (курсив мой. – В. Н.). Кроме того, ст. 200 ГК РФ, посвященная началу течения срока исковой давности, дополнена новым критерием определения начала срока: «течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права» (курсив мой. – В. Н.).

Таким образом, благодаря внесению изменений в правовое регулирование институтов сроков каждый из акторов арт-рынка (собственник или добросовестный приобретатель) получает четкое представление о временных границах и критериях реализации своих прав собственности на спорные культурные ценности. Введение в гражданское законодательство РФ вышеприведенных новелл позволит реализовать в России действенные механизмы защиты и установления баланса интересов собственника культурной ценности и ее добросовестного приобретателя (см.: [Энгельман, 2005; Мейер, 1997, с. 284; Иоффе, 1958, с. 267; Толстой, 1955, с. 159–164; Агарков, 1940, с. 56–68]).

Исходя из рассмотренных выше законодательства и судебной практики коллизионные вопросы остаются наиболее сложными, а решения не всегда однозначны. Кроме того, следует уделять особое внимание специфике предмета регулирования – культурных ценностей.

Таким образом, коллизионные вопросы при оформлении сделок с культурными ценностями возникают и разрешаются в трех случаях:

а) при оформлении договора в виде привязок автономии воли и наиболее тесной связи;

б) при разрешении вопросов собственности в виде уже существующих привязок lex situs и lex originis, ограниченных оговоркой о публичном порядке;

в) при разрешении вопросов приобретательской и исковой давности.

Сбалансированная оценка каждого из коллизионных случаев позволит участникам сделки выбрать применимое право с учетом интересов всех сторон.

 

1. Виды споров в отношении культурных ценностей

Однако самая идеальная модель определения применимого права в таких сделках, равно как и эффективное использование норм международного и национального права, не всегда позволяет избежать возникновения конфликта между участниками сделки.

На современном этапе можно выделить три вида споров, связанных с культурными ценностями, возникающих из различных требований в отношении их. Рассмотрим подробнее каждый из видов.

1. Споры в отношении правового титула (требование о реституции похищенных культурных ценностей).

Следует отметить, что требование о реституции может возникнуть в отношении культурных ценностей, похищенных как в мирное время, так и в период военных действий или оккупации. В данном разделе мы остановимся на реституции в мирное время.

Одним из наиболее распространенных видов споров являются споры в отношении права собственности на культурные ценности. Последние в силу своей особой экономической и культурной значимости во все времена становились объектом незаконного оборота. Международный незаконный оборот культурных ценностей стал удобным средством, как для появления капитала, так и для его легализации (отмывание денег). Как отмечает профессор Гвидо Кардуччи (Италия), данное явление приобретает интернациональный характер вследствие того, что движимые предметы могут легко перемещаться из одной страны в другую, а главное потому что «при вывозе произведения за границу на рынке за него может быть предложена цена намного более высокая, чем в стране происхождения» [Кардуччи, 2003, с. 52].

В XX в. стала очевидной необходимость международного сотрудничества в борьбе с незаконным оборотом культурных ценностей. Многие страны приняли меры по противодействию вывозу произведений искусства. Однако было признано, что отдельные государства, вне рамок сотрудничества, практически не могут воспрепятствовать этому процессу. Поэтому необходимо создание механизмов международного сотрудничества в данной области. Основными правовыми механизмами стали Конвенция ЮНЕСКО 1970 г. [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611] и Конвенция УНИДРУА 1995 г. [Конвенция УНИДРУА 1995 г., 1996, с. 227–237].

Конкретные правовые механизмы в отношении реституции похищенных культурных ценностей закреплены в гл. 2 Конвенции УНИДРУА 1995 г.

Во-первых, Конвенция определила срок, в который может быть подана просьба о реституции:

• 3 (три) года с момента, когда истец узнал место, где находилась культурная ценность, и принадлежность владельцу;

• 50 (пятьдесят) лет с момента похищения.

Кроме того, любое государство – участник Конвенции может сделать заявление о применении 75-летнего или даже более длительного срока, который предусматривается в законодательстве такого государства.

Во-вторых, в ст. 3 Конвенции УНИДРУА 1995 г. закреплен общий принцип, согласно которому «владелец похищенной культурной ценности должен ее вернуть (реституциировать)». При этом в ст. 4 Конвенции новому владельцу похищенной вещи гарантируется право на справедливую и разумную компенсацию при ее реституции. Одним из условий выплаты такой компенсации является добросовестность владельца – то есть он не знал или не должен был знать (предполагал), что ценность могла быть похищена, и он может доказать с надлежащим предоставлением документов момент ее приобретения. При этом будут учитываться все обстоятельства приобретения (например, консультации владельца с реестром похищенных культурных ценностей).

2. Споры в отношении незаконно вывезенных культурных ценностей (требование о возвращении (репатриации) культурных ценностей).

Репатриация – это особая правовая концепция, отличная от концепции реституции. При этом цель в обоих случаях одна – возврат культурной ценности.

Данный вид спора имеет смешанную природу, поскольку касается культурных ценностей, перемещенных в ходе распада многонациональных государств либо колоний, а также незаконно вывезенных в силу своей высокой экономической ценности. Польский профессор Войцех Ковальский различает такие концепции, как репатриация и реституция (возвращение).

В первом случае результатом исторических и политических изменений на той или иной территории является перемещение культурной ценности на территорию иную, чем территория ее происхождения. К данной категории споров относятся и ситуации, когда культурная ценность изначально принадлежала этической группе или сообществу коренных жителей.

Впервые такая проблема возникла в связи с объединением политически раздробленной Италии. Италия потребовала от Австро-Венгрии вернуть все произведения искусства, архивы и другие культурные ценности, вывезенные с территории Италии во времена правления Габсбургов. Юридически данный вопрос был решен в мирном договоре, заключенном между Австро-Венгрией и Италией в 1866 г. Данный документ исходил из принципа взаимности при возврате спорных объектов, а также территориальной связи культурной ценности с Италией [Kowalski, 2004, р. 31–52].

Наиболее яркими примерами последнего времени могут стать ситуации с культурными ценностями, возникшие после распада в 90-х годах СССР и Югославии. Несмотря на то что в рамках СНГ было подписано Соглашение о возвращении культурных и исторических ценностей государствам их происхождения (Минск, 14 февраля 1992 г.), очевидно, что процесс возвращения (репатриации) культурных ценностей еще не завершен и займет долгое время. В Югославии процесс возвращения культурных ценностей основан на Соглашении 2001 г. о правопреемстве. Основополагающим принципом при решении вопроса о возврате стал принцип территориальности [Agreement on Succession Issues…, 2002].

Во втором случае профессор Ковальский имеет в виду возвращение культурных ценностей, утраченных страной их происхождения в колониальный период либо незаконно вывезенных с территории государства в нарушение его национального законодательства.

Правовому регулированию вопроса возвращения незаконно вывезенных культурных ценностей посвящена гл. 3 Конвенции УНИДРУА 1995 г.

Конвенция устанавливает следующие сроки для предъявления государством заявления о возврате незаконно вывезенной с его территории культурной ценности:

• 3 (три) года с момента, когда государство-истец узнало место, где находилась культурная ценность, и принадлежность владельцу;

• 50 (пятьдесят) лет с даты вывоза или с даты, когда ценность должна быть возвращена в силу разрешения на вывоз.

В ст. 6 Конвенции УНИДРУА 1995 г. закреплено положение, согласно которому владелец культурной ценности, приобретший эту ценность после того, как последняя была незаконно вывезена, имеет право в момент ее возврата на оплату государством-истцом справедливого возмещения ущерба, при условии что владелец не знал или не предполагал в момент приобретения, что ценность была незаконно вывезена. При этом для определения добросовестности владельца учитываются обстоятельства приобретения (например, отсутствие экспортного сертификата, необходимого в силу права государства-истца).

Кроме того, согласно п. 3 ст. 6 Конвенции вместо компенсации владелец (по договоренности с государством-истцом) может принять решение остаться владельцем культурной ценности либо передать по своему выбору владение лицу, пребывающему в государстве-истце и представившему необходимые гарантии.

Следует отметить, что возврату незаконно вывезенных культурных ценностей часто препятствует непризнание экстерриториального действия норм публичного права другого государства. К таким нормам относятся и законодательства государств в сфере экспортного контроля. Например, в Великобритании действует механизм временного запрета на вывоз предметов, относящихся к предметам, представляющим национальный интерес.

Вопросу возврата незаконно вывезенных культурных ценностей посвящен также ряд документов Европейского Союза. В частности, Директива Совета 93/7/ЕЭС от 15 марта 1993 г. «О возврате незаконно перемещенных ценностей с территории государств – членов Европейского сообщества» [Директива Совета 93/7/ЕЭС]. Директива позволяет предъявить требование о возврате только в отношении специально определенных категорий культурных ценностей. В частности, в отношении объектов, которые имеют большую значимость или ценность либо являются частью публичной коллекции или коллекции церковных учреждений. Цель такого возврата – защита целостности культурного наследия государства – члена ЕС. Эта защита предоставляется на принципе территориальности. Следует отметить, что Директива не решает вопрос правового титула. В ст. 12 Директивы сказано, что вопрос о собственности на культурную ценность определяется после осуществленного возврата по праву предъявившего претензию государства – члена ЕС.

В Российской Федерации общие принципы возращения незаконно вывезенных культурных ценностей закреплены в положениях Закона 1993 г. Так, разд. V Закона предусматривает, что вывоз культурных ценностей может осуществляться только законным собственником предметов либо лицом, уполномоченным на то собственником в установленном законодательством порядке. В случае хищения и вывоза за пределы Российской Федерации культурных ценностей, независимо от формы собственности на них, государственные органы в соответствии с нормами международного права обязаны принять необходимые меры по истребованию указанных культурных ценностей из незаконного владения. Кроме того, Законом 1993 г. предусмотрены меры и в отношении предотвращения приобретения в России ценностей, незаконно вывезенных из других государств [Закон РФ 1993 г.].

 

2. Судебное разрешение споров, связанных с культурными ценностями

2.1. Выбор юрисдикции при судебном разрешении споров

На сегодняшний день большинство споров в отношении культурных ценностей рассматриваются в национальных судах. Данный способ разрешения споров используется чаще других, как наиболее традиционный. Кроме того, решение суда является окончательным.

Тем не менее ряд проблем в рамках судебного разрешения споров по культурным ценностям не имеет однозначного решения.

Прежде всего это касается подсудности.

Во-первых, компетенция суда (подсудность) может устанавливаться в национальном процессуальном законе. В процессуальных кодексах континентальной Европы подсудность по спорам с движимым имуществом определяется по месту нахождения ответчика. Исключение из этого правила могут быть сделаны сторонами в пророгационном соглашении, если подобные соглашения допускаются процессуальным законом. Так, в Российской Федерации согласно ст. 28 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) [Гражданский процессуальный кодекс], ст. 35 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее – АПК РФ) [Арбитражный процессуальный кодекс] споры по поводу движимого имущества предъявляются и рассматриваются по месту нахождения ответчика. Однако согласно ст. 32 ГПК РФ и ст. 37 АПК РФ возможна договорная подсудность. Большинство культурных ценностей, участвующих в международном торговом обороте, относятся к движимому имуществу. Следовательно, в отношении этих споров компетентен суд по месту нахождения ответчика. В таком случае, если спор возник из экономического оборота культурных ценностей и ответчик находится в России, это арбитражный суд по месту его нахождения. Однако стороны в договоре могут выбрать и иной судебный орган.

Как отмечалось в теории международного частного права, существуют три основные системы определения компетенции суда (подсудности) [Канашевский, 2006, с. 570–574].

Франко-романская система определяет подсудность по признаку гражданства сторон спора. В основе германской системы лежит распространение правил внутренней территориальной подсудности на споры по делам с иностранным элементом. Данная система применяется в ФРГ, Японии, некоторых странах Европы и Латинской Америки. Англо-американская система определяет подсудность по признаку «присутствия» ответчика в стране суда. При этом такое «присутствие» (или связь) толкуется судами очень широко. Данного правила придерживаются США и Великобритания [Богуславский, 2009, с. 576]. Следует отметить, что в Великобритании еще одним важным элементом, помимо личного присутствия ответчика на территории страны суда, является признак надлежащего вручения ответчику судебной повестки [Ерпылева, 2004, с. 432].

В Российской Федерации при определении подсудности общим принципом является предъявление иска по месту жительства/нахождения ответчика. Необходимо отметить, что в Российской Федерации суды разделяются также по подведомственности тех или иных категорий споров. Например, к ведению арбитражных судов относятся экономические споры и иные дела в сфере экономической деятельности.

При этом в российском законодательстве имеются нормы, устанавливающие исключительную подсудность. Принцип исключительной подсудности используется для споров с иностранцами лишь в случаях, которые закреплены в общих положениях процессуальных кодексов Российской Федерации (ст. 38 АПК РФ и ст. 30 ГПК РФ), а также в специальных статьях, посвященных рассмотрению споров с иностранцами (ст. 248 АПК РФ и ст. 403 ГПК РФ). Так, согласно АПК РФ можно выделить два общих основания для исключительной подсудности арбитражных судов: в части споров между российскими организациями, осуществляющими деятельность или имеющими имущество на территории иностранного государства, заявления подаются в арбитражный суд по месту государственной регистрации на территории РФ организации-ответчика; в отношении споров между российскими организациями, осуществляющими деятельность или имеющими имущество на территории иностранного государства и не имеющими государственной регистрации на территории РФ, заявления подаются в Арбитражный суд Московской области [Арбитражный процессуальный кодекс].

Положения об исключительной подсудности не могут быть изменены (отменены) соглашением сторон или нормами иностранного права. Это позволяет избежать конфликта юрисдикции в особо важных для государства вопросах [Нешатаева, 2004, с. 464].

Во-вторых, компетенция суда может определяться усмотрением судьи.

Так, в Великобритании и США основным критерием, которым руководствуется судья при реализации своего дискреционного полномочия, является определение английского и американского суда соответственно как «удобного места рассмотрения спора» (англ. forum convenience). Суд выбирает тот форум, в котором производство по делу более удобно с точки зрения обеих сторон и целей правосудия [Елисеев, 2000, с. 215].

На сегодняшний день большинство споров о культурных ценностях рассматриваются в судах США. Это связано с тем, что США «открыты» для такого рода споров благодаря широкому толкованию доктрины подсудности. Суды определенного штата вправе осуществлять разбирательство в отношении лица или вещи, если осуществление их юрисдикции обоснованно [Restatement of the Law Third]. Причем данное лицо или вещь должны иметь определенные контакты с этим штатом (например, заниматься на его территории коммерческой деятельностью, иметь в указанном штате домициль и т. п.) [Елисеев, с. 230–233]. Отсутствие же подобной связи означает отсутствие юрисдикции в отношении соответствующего лица [Landers, Martin, 1981, p. 61]. Список таких контактов определяется в каждом штате самостоятельно. Тем не менее он достаточно обширен и дает возможность суду объявить себя компетентным рассматривать практически любой спор.

2.2. Вопрос об иммунитете в спорах о культурных ценностях

В спорах о культурных ценностях с участием государств часто встает вопрос об иммунитете суверена. Нельзя не согласиться с выводом Комиссии международного права о том, что иммунитет государства происходит от суверенитета государства, а также вытекает из общепризнанных международных принципов суверенитета, независимости и равенства государств [ООН… Второй доклад о юрисдикционных иммунитетах…, 1980, р. 27]. Более того, «иммунитет государства в частноправовой сфере есть следствие, проявление, грань суверенитета: равный над равным не имеет власти вообще, в том числе и юрисдикции: par inparem поп habet jrisdictionem» [Дмитриева, 2002, с. 175].

Рассмотрим проблему судебного иммунитета государства в спорах о культурных ценностях на примере судебной практики США, в которой сформировался ряд значимых и опасных прецедентов в отношении государственного иммунитета. Это связано с положениями Закона США 1976 г. «Об иммунитетах иностранного государства» [United States Code], которые позволяют распространить юрисдикцию американских судов на большинство споров о культурных ценностях с участием иностранного государства.

До 1952 г. США придерживались доктрины абсолютного иммунитета, то есть иностранные государства были полностью защищены от исков в американских судах. Ограничение иммунитета государства было возможно лишь при условии прямо выраженного согласия этого государства [Schopler, 2007]. Данная доктрина имела два основания: (1) взаимное уважение независимости государств; (2) разделение власти: суды не могли рассматривать вопросы международных отношений [Cassese, 2001, р. 92]. Одним из первых дел в практике американских судов, ставших источником американской доктрины иммунитета государства, было дело Верховного суда США 1812 г. о шхуне «Иксчейндж» (The Schooner Exchange v. McFaddon) [Republic of Austria v. Altmann]. В этом деле американский суд определил, что юрисдикция американского суда не распространяется на определенную категорию дел (например, споры, затрагивающие иностранных министров или иных лиц, представляющих иностранное государство) [The Schooner Exchange v. McFaddon, p. 116, 287]. Решением суда по рассматриваемому делу военный корабль иностранного государства, которое находилось в мирных отношениях с США, исключался из-под действия юрисдикции американского суда [Ibid., р. 116, 1207]. Несмотря на то что данное дело касалось особой категории государственного имущества – военного корабля, тенденция, заложенная судьей Маршаллом, стала применяться к спорам и по поводу другой государственной собственности (см.: [Verlinden В. V. v. Central Bank of Nigeria; Republic of Mexico v. Hoffman]).

Постепенно на смену доктрине абсолютного иммунитета стала приходить доктрина ограниченного (функционального) иммунитета. Активно этот вид иммунитета стал разрабатываться после Первой мировой войны и возникновения советского государства (особенно в связи с повсеместной национализацией) [Cassese, 2001, р. 92]. США не стали исключением в процессе перехода к ограниченному иммунитету. Официальная позиция правительства США по этому вопросу была озвучена в письме Государственного департамента, адресованном министру юстиции США (так называемое Tate Letter) [Gerstenblith, 2008, p. 717]. Автор письма, Джейк Тейт, действующий юридический советник госсекретаря США, указал на расширяющуюся практику участия государств в коммерческой деятельности. Лица, участвующие в коммерческих связях с государствами как их контрагенты, должны иметь возможность защищать свои права в суде. В письме было отмечено, что Государственный департамент США будет придерживаться теории ограниченного иммунитета государства [Ibid., р. 717–718]. Тем не менее данный документ не решал некоторых практически важных вопросов: отсутствовала спецификация в разделении публичных и частных действий государства (jure imperii v. jure gestionis) [Redman, 2008]. Кроме того, именно исполнительная власть в лице Госдепартамента определяла вопрос наличия или отсутствия в каждом конкретном случае государственного иммунитета. Суды лишь следовали решению исполнительной власти и либо принимали спор к рассмотрению, либо отклоняли его. Одновременно возникала проблема политического давления со стороны других государств на Госдепартамент. В результате такого давления Государственный департамент США периодически признавал наличие государственного иммунитета в случаях, когда он объективно отсутствовал в соответствии с доктриной ограниченного иммунитета [Verlinden B.V. v. Central Bank of Nigeria].

В результате в 1976 г. Конгресс США принял Закон «Об иммунитетах иностранного государства» (далее – Закон 1976 г.). Данный Закон стал кодификацией ограниченной теории иммунитета государства; передал полномочия по определению наличия или отсутствия иммунитета судебной ветви власти [United States Code, § 1602], и, таким образом, позволил распространить юрисдикцию судов США на иностранные государства.

В соответствии с § 1604 Закона 1976 г. иностранное государство пользуется иммунитетом от юрисдикции американских судов. При этом устанавливается ряд существенных исключений из этого правила [Ibid., § 1604]. Как правильно отметила американский профессор Лорен Редман, данные исключения имеют существенное значение не только для вопроса иммунитета государства, но и для определения подсудности американским судам [Redman, 2008, р. 789].

Если имеет место случай, когда иностранное государство не пользуется иммунитетом, такие споры относятся к компетенции федеральных судов США (родовая подсудность) [United States Code, § 1605]. Более того, по таким делам автоматически устанавливается и «личная» подсудность [Ibid., § 1330(a)].

В спорах о культурных ценностях, рассматриваемых на территории США, американские суды в вопросе о государственном судебном иммунитете чаще всего ссылаются на следующие исключения, при которых иностранное государство и его собственность не пользуются иммунитетом и, соответственно, подпадают под юрисдикцию судов США.

1. Коммерческая активность (§ 1603(d) Закона 1976 г.). Коммерческая активность означает (1) постоянную (регулярную) коммерческую деятельность либо (2) отдельную коммерческую сделку или акт [United States Code, § 1603]. Основным критерием отнесения того или иного акта государства к коммерческой деятельности является природа деятельности или акта государства, а не их цель [Ibid., § 1603(d)]. Первоначально суды ограниченно толковали исключение по «коммерческой активности». Так, в деле 1988 г., касающемся потери инвестиций (Milien Indus, v. Coordination Council for N. Am. Affairs), суд столкнулся со смешанной ситуацией, где сделка одновременно носила и публичный и частный характер [Milien Indus, v. Coordination Council for N. Am. Affairs]. При этом суд решил, что когда сделка имеет смешанную природу, юрисдикция суда согласно Закону 1976 г. должна определяться в соответствии с тем элементом (публичным или частным), который послужил основанием для иска. Сделка может быть частично коммерческой, но при этом юрисдикция американского суда не будет иметь место, если иск основан на акте государства как носителя суверенной власти. Впоследствии судебная практика пошла по пути расширительного толкования коммерческой деятельности в рамках Закона 1976 г. Так, в деле Argentina v. Weltover, Inc. при рассмотрении спора о нарушении договорного обязательства о выплате держателям облигаций причитающихся им платежей суд ориентировался на природу акта государства, а не на цель такого действия [Argentina v. Weltover, Inc.]. В своем решении суд указал, что, несмотря на то что выпуск облигаций был частью государственной программы по стабилизации национального долга, такой выпуск облигаций имеет, по сути, коммерческую природу [Ibid., р, 609].

Закон 1976 г. также дает определение «коммерческой деятельности, осуществляемой иностранным государством на территории США»: это коммерческая деятельность осуществляемая данным государством и имеющая существенную связь (substantial contact) с США [United States Code, § 1603(e)].

2. Экспроприация (§ 1605 Закона 1976 г.). Данное исключение имеет особое значение для споров по поводу культурных ценностей. В соответствии с Законом 1976 г. «иностранное государство не пользуется иммунитетом от юрисдикции судов США или штатов в любом случае, если права на спорное имущество были получены в нарушение международного права и данное имущество либо иное имущество взамен данного имущества находится на территории США в связи с осуществлением коммерческой деятельности иностранным государством на территории США; либо если такое имущество либо иное имущество взамен данного имущества находится в собственности или управляется учреждениями или иными образованиями данного иностранного государства и такой государственный орган осуществляет коммерческую деятельность на территории США» [Ibid., § 1605(a) (3); пер. авт].

Следует отметить, что помимо вышеперечисленных случаев расширительного толкования судами Закона 1976 г. в США сформировалась судебная практика по распространению действия Закона 1976 г. на ситуации, возникшие до его вступления в силу. Таким образом, Закон 1976 г. имеет обратную силу в отношении действий, совершенных в период, когда сами США придерживались концепции абсолютного иммунитета [Redman, р. 791–792]. Первым делом, в котором суд принял такую позицию, стало рассмотренное судом США дело о картинах Густава Климта [Republic of Austria v. Altmann].

Дело Республика Австрия против Альтман (Republic of Austria v. Altmann). Девятый окружной апелляционный суд США, 2003

Фердинанд Блох-Бауэр, богатый производитель сахара еврейского происхождения, и его жена Адель собрали большую коллекцию произведений искусства, которая хранилась в Вене. Коллекция включала многочисленные работы Густава Климта. Когда в 1925 г. Адель умерла, она оставила завещание, в котором просила мужа пожертвовать после ее смерти шесть работ Климта – два ее портрета и четыре пейзажа – Австрийской галерее Бельведер. В ходе официального утверждения завещания выяснилось, что работы принадлежали Фердинанду, а не Адель. Тем не менее в 1926 г. Фердинанд заявил о намерении пожертвовать работы в соответствии с последним желанием его жены, но так и не исполнил свое намерение. Когда Фердинанд в 1938 г. бежал из Австрии, нацисты захватили его дом, предприятие и произведения искусства. После войны он предпринял предварительные шаги, чтобы вернуть утраченные произведения искусства, но довести дело до конца не успел, так как умер в Цюрихе в ноябре 1945 г. Поскольку ему не удалось вернуть произведения, он оставил короткое завещание, в котором не упомянул о пожертвовании данного имущества Австрийской галерее. В 1946 г. в Австрийской Республике был принят закон, объявляющий все сделки, обусловленные приходом нацистов, ничтожными. В 1947 г. Мария Альтман была признана швейцарским судом наследницей одной четверти недвижимости Фердинанда. Мария, как и другие наследники, стремилась вернуть собственность Фердинанда. В 1948 г., когда австрийский юрист пытался вернуть три картины Климта из Бельведера, галерея заявила, что пять из шести работ были завещаны галерее Адель, а Фердинанд просто получил разрешение хранить эти работы у себя в течении жизни. Галерея потребовала возврата данных произведений Климта. В 1948 г. Австрийское федеральное агентство памятников связалось с австрийским юристом наследников и предложило выдать экспортные лицензии для произведений искусства в обмен на пожертвование вышеуказанных произведений Климта. Предложение было принято от имени наследников магната, поскольку юрист посчитал, что работы нельзя будет экспортировать иным образом. Юрист также предположил, что намерение, высказанное Фердинандом в 1926 г., может быть расценено как обязывающее. Мария Альтман узнала о «пожертвовании», исполненном юристом, только в 1998 г. Впоследствии в Австрии было принято новое законодательство, направленное на возвращение работ, пожертвованных в обмен на получение экспортной лицензии (действия Федерального агентства памятников были признаны незаконными). Была создана специальная комиссия, по итогам работы которой принято решение о возвращении сотен работ. Было также принято решение вернуть наследникам Блох-Бауэров ряд набросков Климта и фарфоровых изделий, за исключением спорных картин Климта. В результате г-жа Альтман подала протест и потребовала арбитражного разбирательства. Но ей было отказано. В связи с этим г-жа Альтман (на тот момент в возрасте 80 лет) подала в 2000 г. иск в окружной суд Колумбии против Австрии и Галереи.

Одним из центральных вопросов данного дела стал вопрос, является ли суд США forum convinience с учетом «экспроприационного исключения» в соответствии с Законом 1976 г. Ответчик заявлял, что положения Закона 1976 г. неприменимы, поскольку на момент, когда картины были приобретены Австрией, данный Закон еще не был принят [Republic of Austria v. Altmann, p. 681]. Тем не менее Верховный суд шестью голосами против трех решил, что Закон 1976 г. может применяться к действиям, имевшим место до принятия США доктрины функционального иммунитета [66] . Впоследствии рассмотрение дела было отложено, и стороны в 2004 г. договорились о проведении арбитража в Австрии с вынесением обязательного и окончательного решения. В 2006 г. три арбитра вынесли единогласное решение в пользу г-жи Альтман и, таким образом, пять из шести картин Климта были возвращены ей. Четыре картины были, в том же году, проданы на аукционе, а шестая – приобретена музеем «Новая галерея» в Нью-Йорке.

Впоследствии американские суды вынесли ряд других значимых решений, касающихся применения положений Закона 1976 г. к спорам о культурных ценностях [Malewicz v. City of Amsterdam; Cassirer v. Kingdom of Spain].

2.3. Участие Российской Федерации в спорах о культурных ценностях: вопросы государственного иммунитета

В связи с тем, что Российская Федерация активно участвует в международном обороте культурных ценностей, она часто сталкивается с проблемой защиты своих культурных ценностей в иностранных судах.

Одним из болевых аспектов участия нашей страны в спорах по поводу культурных ценностей является вопрос государственного иммунитета. В связи с этим следует вспомнить историю с арестом в ноябре 2005 г. 55 картин Музея изобразительных искусств им. A.C. Пушкина, находившихся на выставке в Швейцарии (в том числе произведений Эдуарда Мане, Клода Моне, Огюста Ренуара, Эдгара Дега и др.). Арест был произведен по запросу фирмы Noga [Noga замахнулась на святое, 2005; Прогулка заключенных, 2005]. Данная ситуация оказалась не первой в продолжительной судебной войне между фирмой Noga и правительством России по поводу контрактов начала 1990-х годов, заключенных по принципу «продовольствие и удобрение в обмен на нефть и нефтепродукты». Сделка оценивалась в 1,4 млрд долл. Оплату поставок зарубежных товаров гарантировало своим имуществом государство. В 1993 г. российское правительство расторгло договор, и Noga подала иск на взыскание с России долга в размере примерно 680 млн долл. С тех пор обе стороны оспаривают выполнение условий соглашений противной стороной. В 1997 г. Стокгольмский международный суд вынес решение в пользу швейцарской компании. На основании этого решения Noga неоднократно добивалась ареста имущества Российской Федерации за рубежом: в 2000 г. во Франции были арестованы счета Центробанка РФ и российский учебный парусник «Седов», в 2001 г. аресту были подвергнуты Су-27 и МиГ-АТ на авиасалоне в Ле Бурже. Во всех этих случаях действия фирмы Noga признаны незаконными [Пикассо арестован в Швейцарии, 2005].

Новой вехой в истории участия Российской Федерации в спорах о культурных ценностях несомненно является дело Агудас Хасидей Хабад против Российской Федерации (Agudas Chasidei Chabad v. Russian Federation) [Agudas Chasidei Chabad v. Russian Federation] о Коллекции Шнеерсона.

В период написания настоящего исследования в американских судах завершилось рассмотрение спора с участием Российской Федерации, в котором американские суды использовали широкое толкование Закона 1976 г., способное впоследствии коренным образом изменить сложившуюся практику применения данного Закона.

В 2004 г. религиозная организация «Агудас Хасидей Хабад» предъявила на территории США иск к Российской Федерации. «Агудас Хасидей Хабад» требовала передать ей религиозные книги, рукописи и документы (далее – «Коллекция»), которые были собраны любавическими раввинами на протяжении всей истории «Агудас Хасидей Хабад», и представляют собой основу истории и традиций данного религиозного направления [Agudas Chasidei Chabad v. Russian Federation]. В своем иске «Агудас Хасидей Хабад» заявила, что Коллекция была приобретена Советским Союзом и его правопреемником, Российской Федерацией, в нарушение международного права.

Согласно заявлениям «Агудас Хасидей Хабад» российское правительство конфисковало часть Коллекции (известную как «Библиотека») во время Октябрьской революции 1917 г., изъяв ее из частного склада в Москве, куда Библиотека была передана пятым раввином, Шнеерсоном Шалом Дов-Бером, на хранение, поскольку сам он сбежал от немецких оккупационных войск. Впоследствии советское правительство отказало в возврате Библиотеки шестому раввину Йосефу Ицхаку Шнеерсону (который стал преемником пятого раввина в 1920 г.) и передало ее Библиотеке им. В.И. Ленина, которая ныне именуется Российской государственной библиотекой (далее – «Государственная библиотека»).

Хагада (часть Талмуда, повествующая об исходе евреев из Египта). Издана в Зульцбаге (Германия) в 1755 г.

Иосеф Ицхак Шнеерсон, 6-Й Любавический Ребе

Позднее шестой раввин был арестован и приговорен к смерти, но наказание было заменено ссылкой. В 1927 г. он переехал в Латвию и взял с собой вторую часть Коллекции – манускрипты и книги, известные как «Архив», а в 1933 г. – переселился в Польшу, перевезя туда Архив. 1 сентября 1939 г. Польша была оккупирована фашистской Германией. Шестой раввин покинул Польшу. При этом Архив был конфискован немцами. В сентябре 1945 г. Советская армия привезла Архив в качестве военного трофея в Москву, где он был помещен в Российский государственный военный архив. В это время шестой раввин смог сбежать в Америку (в Нью-Йорк), где в 1940 г. была учреждена религиозная организация «Агудас Хасидей Хабад».

На протяжении 70 лет истец пытался вернуть Коллекцию.

9 ноября 2004 г. он подал иск против Российской Федерации, Министерства культуры и массовых коммуникаций, Российского государственного военного архива (далее – «Военный архив») в районный суд штата Калифорния, руководствуясь исключением об «экспроприации» Закона 1976 г. (§ 1605 Закона 1976 г.). 2 мая 2005 г. ответчики подали ходатайство с требованием отказать в рассмотрении иска в связи с отсутствием юрисдикции по Закону 1976 г., ненадлежащим местом разбирательства, а также применимостью доктрины «акта государственной власти». 14 июля 2005 г. суд штата Калифорния, руководствуясь § 1406(a) титула 28 Свода законов США (Судебная система и судопроизводство), передал дело районному суду округа Колумбия. 4 декабря 2006 г. после детального изучения представленных объяснений сторон районный суд округа Колумбия в лице судьи Ройса Ламберта принял данный спор к рассмотрению. При этом в своем решении суд отметил, что «экспроприационное исключение» из юрисдикционного иммунитета государства неприменимо в отношении Библиотеки, но применимо в отношении Архива [Agudas Chasidei Chabad v. Russian Federation]. Таким образом, районный суд округа Колумбия признал себя компетентным рассматривать данный спор лишь в части, а именно относительно Архива.

Обе стороны подали апелляцию. 13 июня 2008 г. было вынесено решение апелляционного суда округа Колумбия (под председательством судьи Вилльямса), в котором суд установил, что он имеет юрисдикцию в отношении обеих частей спора – и Библиотеки, и Архива, а также подчеркнул, что заявленные ответчиками forum non convinience, государственный иммунитет и доктрина «акта государственной власти» по Закону 1976 г. неприменимы и не являются препятствием для рассмотрения данного спора.

Впоследствии, 26 июня 2009 г. ответчики подали ходатайство об отказе от участия в споре, в котором было сказано, что ответчики «отказываются от дальнейшего участия в этом деле… и считают, что данный Суд некомпетентен выносить решения в отношении собственности Российской Федерации и Российская Федерация не признает такие решения как обязательные к исполнению». 28 июля 2009 г. истец подал ходатайство о вынесении решения в отсутствие ответчиков. В результате 30 июля 2010 г. районный суд округа Колумбии (судья Ламберт) вынес решение в отсутствие ответчиков, удовлетворяющее требования истца.

Рассмотрим подробнее основания, по которым американский суд признал себя forum convenient в данном споре.

В соответствии с разд. 28 Свода законов США районные суды общей юрисдикции (то есть федеральные суды первой инстанции) компетентны рассматривать споры против иностранного государства в случаях, когда иностранное государство не пользуется иммунитетом в соответствии с § 1605–1607 Закона 1976 г. или в соответствии с любым применимым международным соглашением [United States Code, § 1330(a)]. В данном споре суд обратился к положениям § 1605 Закона 1976 г., дабы проверить, пользуется ли Российская Федерация юрисдикционным иммунитетом. Как было отмечено выше, согласно § 1605(a) (3) Закона 1976 г. иностранное государство не пользуется иммунитетом от юрисдикции американских судов в любом случае, когда (А) права на спорное имущество были получены в нарушение международного права; (В) [1]Автор исходит из положения, что международное право включает две основные системы права – международное публичное и международное частное право, которые находятся в тесном взаимодействии.
и данное имущество либо иное имущество взамен данного имущества находится на территории США в связи с осуществлением (carried on) коммерческой деятельности иностранным государством на территории США; [2]Пункт 1 ст. 11 Соглашения гласит: «Луна и ее природные ресурсы являются общим наследием человечества…».
либо когда такое имущество или иное имущество взамен данного имущества находится в собственности или управляется учреждением и иным образованием данного иностранного государства и такой государственный орган участвует в (engaged in) коммерческой деятельности на территории США. Таким образом, делает вывод суд, в соответствии с данным положением при определении юрисдикции американского суда необходимо учитывать два фактора: характер иска и наличие привязки «коммерческая активность» между США и ответчиком.

1. Предмет иска влияет на вопрос юрисдикции, поскольку, определив предмет иска, суд может ответить на вопрос, является ли данный иск несущественным и составленным лишь для получения юрисдикции или полностью необоснованным.

В данном случае суд рассмотрел два этапа в истории Коллекции: 1) конфискация в 1917–1925 гг.; 2) так называемая повторная конфискация Библиотеки в 1991–1992 гг., когда «Агудас Хасидей Хабад» обращалась в различные инстанции СССР, а позже – РСФСР с просьбой вернуть ей Библиотеку. За этими требованиями последовал ряд противоречивых актов (как судебных, так и правительственных) о возврате Библиотеки организации «Агудас Хасидей Хабад». Тем не менее они не были исполнены, и Библиотека осталась в собственности Российской Федерации. Рассмотрев эти два сложных периода в истории Коллекции, суд признал, что иск является «обоснованным и существенным» в отношении всей Коллекции.

Таким образом, первый критерий для определения юрисдикции был удовлетворен.

2. На вопрос о наличии привязки коммерческая активность суд также дал положительный ответ в соответствии с п. 2 § 1605(a) (3) Закона 1976 г. Государственная библиотека и Военный архив, где в данный момент находится Коллекция, являются учреждениями Российской Федерации. Кроме того, Государственная библиотека и Военный архив участвуют в коммерческой деятельности на территории США. В частности, они заключили договоры на публикации, продажи в США различных материалов Государственной библиотеки и Военного архива, а в результате получили значительные отчисления по таким договорам. Суд оценил данную деятельность как «коммерческую деятельность на территории США».

Соответственно, второй критерий тоже был удовлетворен.

Помимо рассмотрения вышеперечисленных критериев в соответствии с Законом 1976 г. суд также ответил на заявление Российской Федерации о том, что американский суд является forum поп convenient [Redman, 2008, p. 808–809] для спора о Коллекции и, приняв такой спор к рассмотрению, он злоупотребил правом на судейское усмотрение. При решении этой проблемы суд ответил на два вопроса:

1) имеется ли адекватный альтернативный форум для рассмотрения данного спора;

2) следует ли отклонить данный иск в целях сохранения баланса между публичным и частным интересами.

Апелляционный суд подтвердил решение районного суда, что существовали серьезные основания в пользу выбранного истцом суда, то есть американского суда. В первую очередь ответчик не смог доказать, что российский суд является адекватным альтернативным форумом для решения данного спора. Кроме того, ответчик заявил, что американский суд вряд ли сможет предоставить истцу удовлетворение его основного требования – владение Коллекцией. По мнению районного суда, это свидетельствует о том, что российский суд не исполнит решение американского суда (то есть имеет место «оскорбление суда»). Апелляционный суд отметил, что невозможность прямого исполнения решения американского суда часто является аргументом в пользу определения его как forum non conviniens. Тем не менее, возможно, это проблема истца. При этом суд напомнил, что истец уже заявлял о возможности наложения ареста на государственную собственность Российской Федерации в США в соответствии с § 1610(a) (3), (Ь) (2) Закона 1976 г.

Апелляционный суд рассмотрел еще один вопрос, касающийся юрисдикции, – доктрину акта государственной власти (act of state doctrine). Данная доктрина способствует ограничению действия положений Закона 1976 г. Для того чтобы она была применима, необходимо наличие двух элементов в действиях государства: 1) это действие является официальным актом (актом властвования) суверена (государства); 2) данное действие имеет место на территории иностранного государства [Redman, 2008, р. 804].

Первым делом, в котором Верховный суд США признал действие доктрины «акта государственной власти», стало дело Underbill v. Hernandez. Суть его состоит в том, что гражданин США подал иск против Венесуэлы о взыскании убытков, возникших в связи с его арестом военными Венесуэлы [Underbill v. Hernandez, p. 250]. Американский суд отказал в рассмотрении иска, ссылаясь на то, что каждое суверенное государство обязано уважать независимость другого суверенного государства и суды одной страны не будут рассматривать дело в отношении действий правительства другого государства, совершенных на его территории [Ibid., р. 252]. Впоследствии доктрина act of state была подтверждена и расширена в ряде других дел [Banco Nacional de Cuba v. Sabbatino; Oetjen v. Cent. Leather Co.]. При этом в большинстве из них суд четко указал на то, что данная доктрина применима только к официальным действиям государства, то есть когда государство выступает как носитель суверенной власти. Это было сделано сознательно, дабы доктрина «акта государственной власти» не превратилась в новую интерпретацию абсолютного иммунитета иностранного государства [Redman, 2008, р. 805].

В рассматриваемом деле о Коллекции апелляционный суд указал, что доктрина «акта государственной власти» неприменима ни в отношении Архива, ни в отношении Библиотеки. Российская Федерация не смогла представить достаточные доказательства того, что действия по конфискации Архива были произведены на ее территории. Суд, исходя из представленных материалов, пришел к выводу, что Архив был конфискован с территории послевоенной Польши (но не с территории оккупированной Советским Союзом Германии). Как было указано выше, доктрина act of state применяется только к действиям, имевшим место на территории иностранного государства. Поскольку суд счел представленные материалы недостаточным основанием для того, чтобы характеризовать действия Советского Союза как акт государственной власти, в отношении Архива доктрина act of state не была применима.

В отношении Библиотеки суд признал, что действия по конфискации были официальными действиями Советского государства, осуществляемыми на своей территории. При этом суд отменил применение доктрины act of state к требованию в части Библиотеки.

Таким образом, апелляционный суд признал районный суд компетентным рассматривать спор в отношении всей Коллекции, а также в признании американского суда forum поп convenience и отказал в применении доктрины «акта государственной власти» к иску об Архиве и Библиотеке.

30 июля 2010 г. районным судом округа Колумбия было вынесено решение, в котором суд признал, что требование «Агудас Хасидей Хабад» должно быть удовлетворено. Безусловно, данное решение не будет исполнено в Российской Федерации и, возможно, Россия и США предпримут санкции политического и экономического характера в отношении другу друга. Данный спор может иметь существенные последствия для России. По сути, это прецедентное дело, которое может повлечь за собой еще ряд подобных споров с участием Российской Федерации.

На наш взгляд, юрисдикционный вопрос был решен американским судом в пользу признания себя надлежащим форумом объективно и обоснованно. Тем не менее не следует делать однозначные выводы в отношении последующего решения суда по существу спора. По нашему мнению, суд недостаточно подробно изучил вопрос культурной, исторической значимости данной Коллекции для России и ее народа (культурное наследие).

Автору настоящего исследования довелось впоследствии пообщаться с судьей, вынесшим это решение. Несмотря на длительную дискуссию, судья подтвердил свою приверженность позиции, что данные культурные ценности являются «национальным» достоянием Агудас Хасидей Хабад и, следовательно, Российская Федерация должна исполнить решение американского суда.

Очевидно, что в данном случае, скорее всего, возникнет ситуация неисполнения такого решения российским судом в целях защиты публичного порядка Российской Федерации. При этом следует учитывать политический риск последствий такого неисполнения – в частности, арест российской государственной собственности в США. Таким образом, возможно повторение ситуации с компанией Noga. Это ставит под угрозу и ныне уже традиционные культурные обмены, в том числе выставками [Noga без срока давности, 2005; Свободу Ван Гогу! 2005], России и США.

В связи с вышерассмотренным спором о Коллекции возникает вопрос, является ли государственный суд надлежащим форумом для рассмотрения споров, связанных с культурными ценностями. Очевидно, что не во всех случаях судебный способ разрешения споров в сфере культурных ценностей приемлем и эффективен. В следующих параграфах мы обратимся к уже существующим альтернативным механизмам рассмотрения споров, связанных с культурными ценностями.

 

3. Рассмотрение споров альтернативными способами

Существующие международно-правовые акты, касающиеся культурных ценностей, предлагают различные пути разрешения споров.

Статьей 17(5) Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. предусмотрен механизм добрых услуг: «По просьбе не менее двух государств – участников Конвенции, между которыми возникли разногласия относительно ее применения, ЮНЕСКО может предложить свои добрые услуги для достижения соглашения между ними» [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611].

Конвенция УНИДРУА 1995 г. закрепляет возможность передать спор в суд или другой компетентный орган либо арбитраж [Конвенция УНИДРУА… 1995 г., 1996, с. 227–237, ст. 8(2)].

Конвенция ЮНЕСКО «Об охране подводного культурного наследия» (далее – Конвенция ЮНЕСКО 2001 г.) содержит наиболее детализированный список возможных путей разрешения споров о культурных ценностях. Так, ст. 25 Конвенции («Мирное урегулирование споров») предусматривает обращение к следующим способам: переговоры (ст. 25(1)); медиация с участием ЮНЕСКО в качестве посредника (ст. 25(2)); более формальные процедуры, предусмотренные частью XV Конвенции ООН по морскому праву, то есть арбитраж и обращение в Международный суд [Конвенция ЮНЕСКО… 2001 г.].

Кроме того, такие неправительственные организации, как Ассоциация международного права, предложили новый механизм – так называемый режим сотрудничества – в качестве альтернативной схемы для снижения количества споров в отношении культурных ценностей.

3.1. Переговоры и Медиация

1. Переговоры – это непосредственный диалог между спорящими сторонами. Суть переговоров заключается в том, что стороны самостоятельно (без вмешательства третьей стороны) сопоставляют факты и свои позиции по спорному вопросу. Главным плюсом данной процедуры является гибкость, сведение формальностей к минимуму.

Примером успешных переговоров в исследуемой области может стать депо о фресках Теотиуакана [Seligman, 1989; Shapiro, 1999].

Фреска «Орел» (г. Теотиуакан)

Дело Мексика против Мемориального музея Янга (Mexico Claim Against de Young Museum for Teotihuacan Murals)

В 1976 г. Мемориальный музей Янга в Сан-Франциско получил в наследство от местного архитектора Харольда Вагнера внушительную коллекцию из 70 фрагментов фресок и нескольких изделий из керамики. Фрески происходили из всемирно известного заброшенного города неподалеку от Мехико – Теотиуакана (месторасположение цивилизации древних ацтеков). Господин Вагнер приобрел эти фрески в Мексике и привез их в США. Это самая большая коллекция фресок доколумбовой эпохи за пределами Мексики. В соответствии с законодательством Мексики фрески являлись национальной собственностью и не могли быть экспортированы без соответствующего разрешения. После продолжительных официальных процедур, в том числе судебного разбирательства, Мексика, не добившаяся возврата фресок, обратилась к процедуре переговоров [73] . Несмотря на то что Мемориальный музей Янга был готов пойти навстречу Мексике в вопросе возвращения фресок в их страну (страну происхождения), учитывая моральный и этический аспекты такого возвращения, – по законодательству США это было невозможно. Мемориальный музей Янга вместе с другими музеями Сан-Франциско составляет часть Музея изобразительных искусств, который является государственным учреждением. Поскольку по законодательству США фрески были собственностью Музея, то передача их Мексике считалась бы передачей государственной собственности США, то есть незаконным действием. Таким образом, стороны оказались в правовом тупике: с точки зрения законов США фрески были собственностью Америки, а согласно мексиканскому законодательству право собственности на фрески принадлежало Мексике. Поскольку данная проблема не могла быть решена с позиции права собственности, заинтересованные представители музеев США и Мексики достигли соглашения о совместном хранении (joint custody). После трех лет переговоров было подписано соответствующее соглашение между Музеем изобразительных искусств Сан-Франциско и Национальным институтом антропологии и истории. Стороны договорились, что по крайней мере половина фресок будет возвращена Мексике. При этом был оговорен и процесс реставрации, который проводился над фресками в Музее. Фактически это была «живая выставка»: поскольку эксперты работали в специальной комнате с окнами, посетители музея могли наблюдать процесс и любоваться фресками. По окончании всех процедур, связанных с возвратом, на каждой части коллекции, в США и в Мексике, соответственно, были установлены таблички с указанием, что Музей и Институт осуществляли помощь в проведении реставрации фресок [Merryman, Elsen, 2007, p. 366–370].

Другими примерами успешного использования механизма переговоров может стать дело, известное как «заговор Медичи» (The «Medici Conspiracy»). В результате совместного расследования швейцарских и итальянских властей была обнаружена хорошо организованная схема незаконной торговли культурными ценностями. Кроме того, выяснилось, что приобретенная в 1972 г. музеем Метрополитен в Нью-Йорке ваза «Галукс Кратер» (Euphronios Krater) (стоимость сделки – 1 млн долл.) оказалась одним из предметов антиквариата, незаконно вывезенных из Италии. Италия предприняла все усилия по возвращению (репатриации) данной культурной ценности. Италия и музей Метрополитен заключили в 2006 г. соглашение (сроком на 40 лет с правом продления), по которому музей Метрополитен передаст титул на вазу «Галукс Кратер» Италии. При этом данная ваза будет экспонироваться в музее Метрополитен до 2008 г. Впоследствии Италия будет предоставлять Музею на временное экспонирование культурные ценности (список приведен в Соглашении) из итальянских коллекций на основании четырехлетних соглашений о временных выставках. Текст соглашения между Италией и музеем Метрополитен см.: [Merryman, Elsen, 2007, p. 406–413].

Аналогичным образом был решен спор о картине «Купание Вирсавии».

Спор между Национальной галереей в Риме и Водсворт Атенеум (Художественный музей, г. Хартфорд, штат Коннектикут [74]

Данный спор возник по поводу работы 1570 г. кисти итальянского художника Якопо Цукки (Jacopo Zucchi) «Купание Вирсавии» («The bath of Bathsheba»), которую Музей приобрел в 1965 г. Как выяснилось позднее, картина была похищена из итальянского посольства в Берлине в 1945 г., куда она была отправлена на временную экспозицию в 1908 г. из Национальной галереи в Риме.

В ходе переговоров стороны достигли соглашение о том, что в обмен на возращение картины в Италию итальянское правительство предоставит Музею экспозицию «Караваджо и его итальянские последователи. Из коллекции Национальной галереи», а также проспонсирует данную выставку.

Марио Бондиоли Озио, председатель межведомственной комиссии, ответственной за возврат культурных ценностей, охарактеризовал подобный исход переговоров как ситуацию «победитель – победитель». Если же выбирать подход, основанный на праве, то всегда приходишь к ситуации «победитель – проигравший» [Italy get tough, 1998].

Трудно не согласиться со столь точной характеристикой природы переговоров и судебного/арбитражного разрешения спорных вопросов.

2. Медиация – это неофициальная и гибкая процедура альтернативного разрешения споров. При медиации стороны спора приглашают независимого посредника (медиатора), который содействует проведению переговоров между ними, помогает обозначить проблему (предмет спора), найти возможные способы выхода из ситуации [Wichard, Wendland, 2006, p. 477].

Как отмечает в своем докладе, посвященном медиации в спорах о культурных ценностях, профессор Алан Скотт Роу (США)? «медиация – это форма направляемых переговоров» [Rau, 1999, р. 154].

Для описания процесса медиации профессор Роу использует простой пример – «историю двух сестер и одного апельсина». Представим двух сестер, спорящих о том, кому достанется апельсин. Что делать, если обе стороны в споре имеют равные возможности и права. Следует разделить апельсин на две равные части и отдать каждой из сестер. При решении данного спора важно учитывать не предмет спора – апельсин, а цепь, преследуемую каждой из сторон [Ibid., р. 157]. Так, одна из сестер хотела съесть апельсин, а другая использовать лишь цедру для приготовления пирога.

Целью медиации является достижение компромисса. Медиатор должен быть тонким психологом, дабы понять, какие интересы преследуют стороны в споре.

Примером различия преследуемых целей по поводу одного и того же объекта может быть ситуация с полуостровом Синай [Ibid., р. 158]. Более двадцати лет назад Египет и Израиль находились в неразрешимом конфликте по поводу полуострова Синай: каждая нация заявляла свои требования на целый полуостров. В данном случае простое разделение полуострова, как апельсина, не могло решить проблему. Американские медиаторы вместе со сторонами спора в Кэмп Дэвиде нашли решение, учитывающее интересы обеих сторон (Кэмп-Дэвидская сделка). Для Израиля первоочередным интересом была безопасность. Для Египта – утверждение национального суверенитета и восстановление исторических границ. На сегодняшний день над Синаем развевается Египетский флаг: это земля Египта. При этом в соответствии с международным соглашением Синай стал нейтральной и демилитаризированной территорией.

Следует выделить несколько характеристик медиации. Это:

1) необязательный процесс. Именно стороны спора, как правило, становятся инициаторами процедуры медиации;

2) конфиденциальный процесс (если стороны не решат иначе). Таким образом, стороны могут сохранить свою репутацию и свои деловые отношения;

3) гибкий процесс, не ограниченный конкретными правилами.

В силу своей гибкости медиация может осуществляться в различных формах: факультативная медиация, когда медиатор способствует улучшению коммуникации и взаимопонимания между сторонами; оценочная медиация, при которой медиатор играет уже более активную роль, предлагая сторонам необязательную оценку спора. Стороны могут принять или отказаться от предложенного медиатором варианта. Мини-процесс (Mini-trial) часто трактуется как отдельный вид альтернативного разрешения споров и представляет собой процедуру, при использовании которой спор передается на рассмотрение своего рода неформального суда [Лисицын, 2009, с. 65]. В состав такого «суда» входят представители руководства каждой спорящей стороны, а также независимое лицо или посредник, выступающий председателем «суда» [Mackie étal, 2000];

4) процесс, основанный на согласии, договоренности сторон спора.

Следует отметить, что медиация может осуществляться как независимым медиатором, так и отдельным институтом (например, Центр по арбитражу и медиации при ВОИС) [Официальный сайт ВОИС]. В последнем случае у такого института, как правило, есть свои правила по проведению медиации [WIPO Arbitration…], которые способствуют достижению эффективного результата.

Медиация осуществляется нейтральной стороной по отношению к спору. Это означает также, что встречи проводятся на нейтральной территории. Каждая сторона самостоятельно несет расходы по покрытию издержек, связанных с проведением процедуры медиации. Вознаграждение оплачивается обеими сторонами в равных долях.

Практикующий адвокат Даниэль Шапиро отмечает еще один плюс использования медиации в спорах о культурных ценностях: поскольку это неофициальный и, как правило, непубличный процесс, даже негативная практика разрешения споров посредством медиации не повлияет на арт-рынок в той мере, в какой влияет «неудачный прецедент», выработанный официальным судом [Shapiro, 1997, р. 25].

Несомненно, уже существует большая практика разрешения споров о культурных ценностях посредством медиации, но в силу конфиденциальности данной процедуры в публикациях таких примеров немного. Как правило, это дела из практики самих авторов публикаций.

Ярким примером процедуры медиации может служить дело Нортона Симона [Rau, 1999, р. 161]. В 1972 г. Нортон Симон приобрел индийскую бронзовую скульптуру, изображающую индийского бога Шиву в роли Бога танца. Впоследствии выяснилось, что скульптура была похищена из храма на юге Индии. Правительство Индии подало иск против Нортона Симона о возвращении скульптуры. В результате все права на скульптуру были переданы Индии. При этом Индия обязалась предоставить спорную скульптуру Фонду Нортона Симона для экспозиции в течение десяти лет, после чего она должна была быть возвращена в Индию. Таким образом, вопрос правового титула и вопрос использования предмета спора были успешно разделены. Во многом разрешению данного спора способствовало дополнительное соглашение между сторонами. Согласно условиям соглашения Фонду Нортона Симона было разрешено в течение одного года свободно приобретать любые индийские предметы искусства за пределами Индии. При этом ему предоставлялся абсолютный иммунитет от каких-либо требований со стороны правительства Индии [Seligman, 1989, р. 73, 77].

В некоторых странах медиация является обязательным этапом, прежде чем суд приступит к рассмотрению спора по существу (досудебный этап). Так обстоит дело в США [ADR and Settlement…, 1996, p. 65; Texas Alternative Dispute Resolution Act…]. Тем не менее многими юристами отмечена тенденция превращения сторонами спора процесса медиации в простую формальность перед судом [Kovach, 1997]. Успешный исход медиации во многом зависит от желания сторон достигнуть компромисса, то есть стороны должны договариваться in good faith. Впоследствии, при неудачном исходе медиации, суд не может проверить, были ли стороны достаточно добросовестными в достижении компромисса.

Еще одним плюсом медиации специалисты называют возможность урегулировать конфликтные или спорные ситуации различной природы. В мире искусства часто встречаются вопросы, которые невозможно адресовать суду или арбитражу в силу их спорной, но не правовой природы. Такая ситуация сложилась в отношении дела о завещании г-жи Тимкен. Она завещала большую личную коллекцию живописи двум музеям: музею Метрополитен в Нью-Йорке и Национальной галерее в Вашингтоне. Проблема заключалась в том, что коллекция состояла из предметов искусства, различающихся по периоду, стилю и художественной ценности. При этом коллекция должна была быть разделена на две равные части между музеями, без указания принципа такого разделения. Тем не менее музеи смогли прийти к компромиссу без развития конфликта [Rau, 1999, р. 173].

3.1. Новые формы медиации. Med-arb

Как было показано выше, медиация – это симбиоз переговоров и торговли. Стороны могут достичь компромисса, «обменивая» свой меньший интерес на больший. Вместе с тем данный процесс не лишен своих минусов. И самым главным минусом этого процесса является его незаконченность. Здесь нет обязательного решения, фактически все базируется на добросовестности сторон. В связи с этим в доктрине и в практике появилось новое явление: сочетание медиации и других способов разрешения споров [Ibid., р. 194], как правило арбитража. В доктрине даже появился термин, характеризующий такой комплексный подход, – med-arb, по-русски «мед-арб»: начальные слоги слов «медиация» и «арбитраж» [Bühring-Uhle, 1992, р. 21]. Таким образом, медиация становится этапом, предваряющим арбитраж. Если стороны не смогут достичь компромисса в процессе медиации, то начинается этап арбитража.

В то же время предлагается совместить эти два элемента в одной процедуре. Соответственно, третья сторона, традиционно выступающая в процессе медиации посредником, становится арбитром с того момента, когда станет ясно, что медиация не была успешной. Данная формула была отражена в практике Китая: «кто может стать лучшим арбитром, чем неудавшийся посредник?» [Kaplan, 1988]. Либо, наоборот, арбитр может изначально выступить в роли медиатора. Такой комплексный способ разрешения споров уже используется на Востоке и становится распространенным в арбитраже Северной Европы.

Безусловно, преимущества такого подхода очевидны, но остаются неразрешенные вопросы. Например, вопрос об обязательности соглашения, достигнутого на стадии медиации, вопрос о возможности раскрытия арбитром информации, полученной им в ходе медиации. В качестве одного из решений последней проблемы профессор Роу предлагает поменять местами два элемента в данном комплексном подходе. Так, вначале следует провести стадию слушания с представлением адвокатами сторон аргументов и доказательств по делу. При этом в первой стадии должны участвовать два различных лица, выступающих в качестве посредника и арбитра. Затем начинается процесс медиации с посредником. Если в ходе медиации не удастся достигнуть соглашения, в дело вступает арбитр, который и выносит решение [Rau, 1999, р. 197].

3.2. Арбитраж

Арбитраж – это передача спора по соглашению сторон выбранным ими лицам для решения спора по существу [Международное право, 2009, с. 477].

Арбитраж является основным альтернативным способом разрешения споров. Он основывается на согласии сторон передать свой спор на рассмотрение арбитражу. Как отмечает старший консультант по правовым вопросам Постоянной палаты третейского суда Брукс Дэйли [Daily, 2005, р. 262], несмотря на то что арбитраж – это идеальное средство для разрешения споров в сфере культурных ценностей, в большинстве случаев он не применяется в силу отсутствия согласия сторон.

Существуют две формы арбитража: постоянно действующий и созданный для конкретного спора (ad hoc).

Классическим примером постоянно действующего арбитража является Постоянная палата третейского суда, образованная в соответствии с Конвенцией о мирном решении международных столкновений 1899 г. Бюро палаты иногда выполняет функции секретариата для различных межгосударственных арбитражных разбирательств [Сайт Постоянной палаты третейского суда].

Наиболее известным делом по поводу культурных ценностей, решенным при содействии Постоянной палаты третейского суда, является депо о ernenne Матара [Daily, 2005, р. 465–474]. Данное дело было решено в рамках смешанной комиссии по спорам между Эритреей и Эфиопией (далее – Комиссия). Это один из двух арбитражных трибуналов, созданных в соответствии с Мирным договором, подписанным 12 декабря 2000 г. между правительством Государства Эритрея и Федеральной Демократической Республикой Эфиопией. Мирный договор завершил вооруженный конфликт между двумя странами по поводу общей границы, который начался в мае 1998 г. Основной целью Комиссии являлось разрешение вопросов ответственности государств за нарушения международного права, которые произошли в ходе конфликта с 1998 по 2000 г.

Эритрея подала иск против Эфиопии, касающийся намеренного разрушения эфиопскими военными обелиска в Матаре, который является наиболее известной и исторически значимой культурной ценностью в Эритрее. Эритрея заявила, что в мае 2000 г. во время оккупации эфиопскими войсками Сенафа солдаты эфиопской армии намеренно разрушили памятник архитектуры. Обелиск в результате предполагаемого взрыва был расколот на части и вряд ли подлежит восстановлению. Эритрея требовала денежной компенсации за причиненный ущерб и повреждения, а также официальных извинений со стороны правительства Эфиопии.

В результате проведенного разбирательства с учетом свидетельских показаний, а также заключений специалистов о характере разрушения в 2004 г. Комиссия вынесла решение о том, что разрушение обелиска являлось нарушением международного гуманитарного права и Эфиопия несет ответственность за ущерб, причиненный разрушением обелиска [The State of Eritrea v. The Federal Democratic Republic of Ethiopia].

Арбитраж используется для решения конкретных споров с участием не только государств, но и частных лиц. Одним из последних случаев учреждения арбитража ad hoc является арбитраж по делу Мария Альтман против Австрии [Altmann v. Republic of Austria; Republic of Austria v. Altmann]. Как было сказано выше, в данном деле Верховный суд ответил только на один вопрос – о применении Закона США 1976 г. Согласно выводам Суда Закон США 1976 г. может применяться к действиям, имевшим место до принятия США доктрины функционального иммунитета. В мае 2005 г. было объявлено, что госпожа Альтман и правительство Австрии пришли к соглашению о прекращении разбирательств в американском суде и о передаче спора австрийскому арбитражу. Арбитраж в составе трех арбитров был создан в 2004 г. на основании решения, вынесенного Верховным судом Австрии [Богуславский, 2009, с. 666]. В 2006 г. Австрия вернула спорные произведения Густава Климта г-же Альтман [Merryman et. al, 2007, р. 50].

Картины, явившиеся предметом спора в деле Мария Альтман против Австрии

Таким образом, в разрешении споров в сфере оборота культурных ценностей арбитраж также играет большую роль. При этом в силу комплексного характера рассматриваемой сферы и различия участников оборота арбитражи тоже имеют различную природу.

3.3. «Режим сотрудничества»

Режим сотрудничества – это новый подход, новая модель взаимоотношений по поводу культурных ценностей. Данный подход не исключает существующие международно-правовые нормы и механизмы в сфере оборота арт-объектов. Основной целью названного режима является содействие сотрудничеству между участниками оборота культурных ценностей посредством обмена информацией, культурным материалом проведения консультаций [Nafziger, 2005, р. 223–247]. На сегодняшний день отсутствует единый международно-правовой документ, регламентирующий процесс сотрудничества, способствующий равному использованию культурных ценностей (всеобщего культурного наследия человечества). При этом многие двусторонние межгосударственные соглашения и национальные законодательства государств закрепляют режим сотрудничества, культурные обмены.

Начиная с 1996 г. Ассоциация международного права в рамках Комитета по праву культурного наследия разрабатывала проект доклада, посвященного праву культурного наследия. Доклад был принят на 68-й конференции Ассоциации в 1998 г. Целью нового режима являлось создание альтернативной схемы взаимоотношений в сфере культурных ценностей. Ассоциация международного права указала на слабость существующих конвенционных механизмов в вопросе их защиты и сохранения, а также на неспособность таких механизмов разрешить возникающие споры по поводу возврата культурных ценностей [Heritage Law Creation, 1998].

К сожалению, на сегодняшний день данный режим не получил позитивного закрепления в международных актах. Тем не менее в ЮНЕСКО активно идут переговоры по поводу разработки новых принципов, относящихся к культурным ценностям, перемещенным в ходе Второй мировой войны; принципов, касающихся возврата похищенных или незаконно вывезенных культурных ценностей [Statutes of the Intergovernmental Committee…, 2005].

Таким образом, на международном уровне постепенно разрабатывается новый soft law в сфере культурных ценностей. Формируются концептуально новые правовые режимы: право культурного наследия, режим сотрудничества. Все это свидетельствует о развитии международного права в указанной области. Возможно, позднее будет принят международно-правовой документ, учитывающий все существующие недостатки и пробелы в этой сфере.

С каждым годом все более очевидно, что количество споров вокруг культурных ценностей возрастает и традиционный механизм их разрешения – государственный суд – уже не является здесь адекватным форумом. Это связано с несколькими факторами. Во-первых, с различиями в правовой традиции стран общего и континентального права. Подобные различия могут привести к разному толкованию национальными судами норм, заложенных в международно-правовых договорах в области культурных ценностей (lex situs, добросовестный приобретатель, срок исковой давности, срок приобретательной давности и т. п.). Кроме того, национальные суды, как правило, отказываются применять публичные нормы иностранного государства (например, нормы об экспортном контроле), что также может неоднозначно повлиять на судьбу культурных ценностей. Различия существуют и в вопросах определения юрисдикции. Последствия таких различий мы рассмотрели на примере дела Агудас Хасидей Хабад против Российской Федерации.

Во-вторых, существенным процессуальным фактором является проблема исполнения решений суда одной страны в другой. Если международным соглашением или внутренним законодательным актом исполнение решения иностранного суда не предусмотрено, то иск должен подаваться непосредственно в суде этого государства (например, в суде страны, где находится в настоящее время спорная культурная ценность) [Богуславский, 2005, с. 398; Звеков, 2004, с. 572; Международное частное право, 2004, с. 48; Шак, 2001, с. 380].

Кроме того, нельзя забывать и о неизбежной политической составляющей таких споров, поскольку споры о культурных ценностях затрагивают национальные интересы государства. На сегодняшний день в существующих международно-правовых актах (таких как Конвенция ЮНЕСКО 1970 г., Конвенция УНИДРУА 1995 г.) отсутствует закрепление юрисдикционной привязки, которая могла бы решить проблему выбора суда. Тем не менее, на наш взгляд, создание такой привязки не решит однозначно проблему юрисдикции. Это объясняется следующим: 1) названные конвенции еще не ратифицированы многими государствами, которые являются наиболее активными акторами на арт-рынке. Маловероятно, что после введения такой привязки количество ратифицировавших Конвенцию государств увеличится. А это означает, что участники арт-торговли могут выбрать наиболее удобный для рассмотрения спора форум. Например, в стране, которая не участвует в конвенциях и имеет наиболее благоприятный для них режим; 2) на сегодняшний день сложно выбрать однозначную юрисдикционную привязку. Это может быть и lex situs (страна, в которой находится спорная культурная ценность), и lex originis (страна происхождения данной культурной ценности).

Таким образом, следует создать новый наднациональный механизм разрешения споров о культурных ценностях. На наш взгляд, существует два варианта такого механизма: наднациональный суд и международный арбитражный орган по спорам, связанным с культурными ценностями.

 

4. Международный суд как орган рассмотрения споров в отношении культурных ценностей

В связи с несовершенством существующих средств правовой защиты в отношении оборота культурных ценностей постепенно приходит осознание необходимости создания специального международного органа для разрешения споров о культурных ценностях.

Прежде чем рассмотреть возможность создания такого судебного органа, следует обратиться к уже существующим надгосударственным судебным механизмам.

При изучении данной проблемы может возникнуть справедливый вопрос: зачем создавать новый международный судебный орган, когда в мире уже существует по крайней мере два форума, которые могли бы рассматривать такие споры? По нашему мнению, существующие судебные органы неспособны стать полноценным и адекватным форумом для споров по культурным ценностям.

• Международный суд (далее – Суд)

Некоторые специалисты считают, что Суд может надлежащим образом выполнять эту функцию [Prunty, 1984]. Однако этому есть несколько препятствий, заложенных в Статуте самого Международного суда [Статут Международного суда, ст. 34, 36].

1. Это высший орган для разрешения судебных споров между государствами, тем не менее его юрисдикция необязательна. Государства могут легко от нее отказаться. Соответственно без оговорки об обязательности юрисдикции Суда он вряд ли станет адекватным форумом для решения споров о культурных ценностях.

2. Кроме того, Суд рассматривает споры только с участием государств. Таким образом, автоматически исключается широкий круг участников арт-рынка: юридические лица (музеи), физические лица, сообщества коренных жителей.

Наконец, практика показывает, что обращение к Международному суду не получило широкого распространения. До сегодняшнего дня в практике Суда было лишь одно дело, связанное с культурными ценностями: иск княжества Лихтенштейн к ФРГ [Case Concerning Certain Property]. Предметом иска являлся спор о правомерности декретов о национализации, принятых в послевоенной Чехословакии (так называемых Декретов Бенеша), в отношении культурных ценностей [Богуславский, 2005, с. 406]. Международный суд решил, что у Суда отсутствует юрисдикция ratione temporis в отношении данного спора.

• Европейский суд по правам человека (далее – ЕСПЧ) Другим потенциальным международным форумом для разрешения споров о культурных ценностях является ЕСПЧ в Страсбурге. Он был создан на основании ЕКПЧ 1950 г.

Безусловно, ЕСПЧ – более гибкий форум для споров о культурных ценностях. Как было отмечено ранее, споры о культурных ценностях могут рассматриваться в двух плоскостях: с применением ст. 10 ЕКПЧ 1950 г. («свобода выражения мнения»), и, что представляет особый интерес в рамках настоящего исследования, с применением ст. 1 Протокола № 1 к ЕКПЧ 1950 г. («Защита собственности»).

В практике Суда существует два дела, касающихся культурных ценностей.

1. Дело Beyeler v. Italie (2000 г.), рассмотренное выше. Суд признал, что картина Винсента Ван Гога «Портрет молодого крестьянина» входит в состав итальянского национального культурного достояния.

2. Дело Prince Hans Adam II of Liechtenstein v. Germany (2001 r.) [Prince Hans-Adam II of Liechtenstein v. Germany]. Предметом данного спора было рассмотрение в немецких судах иска о возвращении картины, привезенной для показа на выставке в Германии из Чехии, в которой она в числе других картин была национализирована после окончания Второй мировой войны в силу так называемых Декретов Бенеша. Иск был предъявлен князем Лихтенштейна к Германии. Суть претензии заключалась в том, что князь Лихтенштейна являлся главой нейтрального государства, а не немецким гражданином. При этом его собственность – картина фламандского художника Питера ванн Лера «Сцена у римской печи для обжигания извести», находившаяся во дворце князя в Чехословакии, была национализирована в 1945 г. как «немецкая вражеская собственность» по декрету Бенеша. Иск был предъявлен в немецкий суд после того, как картина была привезена на выставку в Германию. Суд в Кёльне отказался удовлетворить иск, сославшись на отсутствие подсудности. Европейский суд по правам человека тоже отказался удовлетворить иск Лихтенштейна [Там же].

Тем не менее и ЕСПЧ нельзя назвать подходящим форумом для рассмотрения споров о культурных ценностях, поскольку он является судебным механизмом региональной организации – Совета Европы. Таким образом, правосудие, осуществляемое ЕСПЧ, будет недоступно большому числу стран, которые не являются договаривающимися сторонами по ЕКПЧ 1950 г., но при этом играют значительную роль в обороте культурных ценностей. Кроме того, юрисдикция Суда не будет распространяться на специфические дела о культурных ценностях (например, дела о разрушении объектов культурного наследия), которые не подпадают под категорию прав и свобод, закрепленных в ст. 10 и Протоколе № 1 к ЕКПЧ 1950 г.

Тем не менее нельзя не признать, что на сегодняшний день, пока отсутствует универсальный механизм для разрешения споров о культурных ценностях, и Международный суд, и Европейский суд по правам человека играют важную роль с точки зрения реализации права человека на эффективное средство правовой защиты.

Каковы же перспективы создания единого международного судебного органа по спорам о культурных ценностях?

Сфера международного оборота культурных ценностей включает в себя различные виды споров, в том числе: споры о реституции похищенных культурных ценностей и возврате незаконно вывезенных культурных ценностей в военное и в мирное время [Last, 2004]; споры о репатриации культурных ценностей [Report to Arts and Culture Committee, 1998]. Сторонами no таким спорам могут быть физические лица, юридические лица, коренные жители, государства. Специалисты выделяют в отдельную категорию споров также споры о разрушении объектов культуры ([International Criminal Tribunal…, 2001]; см. также: [Iraq (United Nations Sanctions) Order 2003]); споры, связанные с ненадлежащим восстановлением (реконструкцией) объектов культуры [The Last Supper Shown, 2003]; споры, касающиеся ненадлежащего управления объектами культуры; споры, связанные с правами человека на культурные ценности, и др. Перечисленные виды споров еще раз показывают, насколько тесно переплелись частный и публичный элементы в сфере оборота культурных ценностей. Сегодня в науке международного права все чаще звучит термин «право культурного наследия» (cultural heritage law) [Abdulqawi], который подразумевает объединение столь разных и многочисленных элементов.

Возможно ли создать единый наднациональный судебный орган и распространить его юрисдикцию на все вышеперечисленные споры? На наш взгляд, нет. Одним из вариантов было бы объединение всех существующих универсальных конвенций в сфере оборота культурных ценностей в единый свод международных правил и создание на этом основании международного суда, способного рассматривать все виды споров о культурных ценностях. К сожалению, на сегодняшний день такая идея специального международного суда скорее утопична. При этом возникает еще одна проблема. Сфера культурных ценностей – это молодая и быстро меняющаяся область права. Сегодня трудно предположить, какие еще проблемы (и соответственно споры) могут возникнуть в связи с оборотом арт-объектов. Международный суд в любом его виде будет иметь строго ограниченную компетенцию – возможно, на основании существующих конвенций. Мы можем столкнуться с проблемой юрисдикции такого суда над новыми видами споров в сфере оборота культурных ценностей.

Следовательно, необходимо рассмотреть возможность создания более гибкого механизма для разрешения международных споров в этой области.

Таким механизмом может стать международный юрисдикционный орган по спорам в сфере оборота культурных ценностей. Этот орган целесообразно создавать по типу коммерческого арбитража.

Сегодня в доктрине все чаще высказываются мнения (такими юристами, как профессор Евангелос И. Гегас (Греция) [Gegas, 1997], сэр Ян Баркер (Австралия) [Barker, 2006, р. 484], профессор Эмели Сидорски (Австралия) [Sidorsky, 1996] и др.) в пользу создания постоянно действующего международного арбитражного органа. Тем более что в современном международном праве существует ряд успешных моделей такого механизма. К ним относятся: Постоянная палата третейского суда; Международный коммерческий арбитраж [Официальный сайт Международного коммерческого арбитража]; Международный центр по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС); Центр по арбитражу и медиации Всемирной организации интеллектуальной собственности; арбитраж в силу Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. [Конвенция ООН… 1982 г.].

Как отмечает профессор Евангелос И. Гегас (и его точка зрения не вызывает существенных возражений), международный арбитражный орган по культурным ценностям (далее – Трибунал) может быть создан на базе уже действующей Конвенции УНИДРУА 1995 г. Есть два способа создания Трибунала. Во-первых, в соответствии со ст. 20 Конвенции 1995 г. президент УНИДРУА по просьбе пяти договаривающихся государств может созвать специальный комитет, чтобы проверить фактическое функционирование Конвенции, в том числе в связи с необходимостью учреждения Трибунала [Конвенция УНИДРУА…, ст. 20]. Если будет определена необходимость в учреждении такого Трибунала, то может быть созвана конференция всех договаривающихся государств специально для учреждения такого органа в соответствии с Конвенцией УНИДРУА 1995 г. Во-вторых, договаривающиеся государства могут заключить соглашения с целью учреждения такого Трибунала.

Основными принципами организации и деятельности Трибунала по культурным ценностям являются принцип независимости и беспристрастности, а также принцип stare desis при принятии решений Трибуналом. Безусловно, данные принципы должны быть поставлены во главу угла при формировании Трибунала (вопрос выбора арбитров), определении его компетенции (вопрос юрисдикции), решении вопроса о формировании единообразной практики трибуналом.

1. Состав Трибунала (арбитры)

Порядок и способ назначения (избрания) арбитров является одним из важнейших внешних факторов обеспечения принципа независимости арбитров [Сальвиа, 2004, с. 439].

При формировании состава Трибунала каждое государство – участник Конвенции УНИДРУА 1995 г. будет иметь возможность выбрать трех арбитров для участия их в качестве членов Трибунала. Список таких лиц должен быть передан генеральному секретарю УНИДРУА. Арбитры будут выбираться из числа юристов «с признанным авторитетом в области международного права» [Статут Международного суда, ст. 2]. Это непременно лица с высокими моральными качествами. Избираемые арбитры должны быть признанными экспертами в области международного публичного и международного частного права и, особенно, в вопросах, относящихся к культурным ценностям. В состав арбитража для каждого спора будут входить пять членов. Каждый участник спора сможет выбрать двух членов из списка арбитров. Пятый арбитр будет избран четырьмя арбитрами, избранными сторонами спора.

В целях обеспечения справедливого и независимого процесса рассмотрения спора сторонам спора будет запрещено выбирать арбитров аналогичной с ними национальности. До начала процесса стороны обязаны договориться о языке судопроизводства. Каждый член Трибунала должен обладать дипломатическими привилегиями и иммунитетами в отношении своих действий как арбитра [Gegas, 1997, р. 164].

2. Компетенция Трибунала

2.1. Стороны

Трибунал может рассматривать межгосударственные споры с участием договаривающихся сторон, а также споры с участием физических, юридических лиц, неправительственных организаций или любой группы частных лиц (например, сообщества коренных жителей) в случаях, когда другой стороной в споре является одно из договаривающихся государств.

В случае создания такого Трибунала соответствующая арбитражная оговорка может включаться в соглашения между аукционными домами, дилерами, музеями [Barker, 2006, р. 484].

Следует также предусмотреть возможность участия третьей стороны, поскольку споры о культурных ценностях часто затрагивают интересы широкого круга лиц.

2.2. Юрисдикция

В соответствии с п. 2 ст. 8 Конвенции УНИДРУА 1995 г. Трибунал может рассматривать любой спор, касающийся культурных ценностей. В первую очередь это споры, связанные с реституцией похищенных культурных ценностей (гл. 2 Конвенции УНИДРУА 1995 г.) и споры о возвращении незаконно вывезенных культурных ценностей (гл. 3 Конвенции УНИДРУА 1995 г.). Следует также распространить юрисдикцию Трибунала на споры в отношении действий, имевших место до вступления в силу Конвенции 1995 г. [Gegas, 1997, р. 163] (хотя сомнительно, что государства согласятся на такое широкое толкование юрисдикции Трибунала).

Очевидно, что с учетом рассматриваемых нами рамок Конвенции 1995 г. и модели Трибунала многие категории споров просто не попадут под его юрисдикцию: например, споры на базе Конвенции 1954 г.; споры, связанные с разрушением объектов (скажем, ситуация с разрушением памятников архитектуры в Афганистане: статуи Будды были взорваны Талибаном).

Тем не менее данная Конвенция, являясь, по сути, механизмом усовершенствования Конвенции 1970 г. [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611], и Трибунал, созданный на ее основе, смогут стать важными механизмами для разрешения большой категории споров о культурных ценностях. Трибунал будет способствовать балансу частных и публичных интересов в этой области. Таким образом, несмотря на коллизию материального и духовного в культурных ценностях, появится взвешенный и независимый механизм для решения подобных вопросов.

3. Исполнение решений Трибунала

Решение Трибунала обязательно для сторон конкретного спора. Исполнение такого решения происходит в соответствии с положениями Конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (Нью-Йоркская Конвенция 1958 г.) [Конвенция ООН… 1958 г.]. В соответствии со ст. 1 (1) Нью-Йоркской Конвенции 1958 г. «…она применяется также к арбитражным решениям, которые не считаются внутренними решениями в том государстве, где испрашивается их признание и приведение в исполнение». Это один из наиболее признанных международно-правовых инструментов, что может способствовать признанию и исполнению решений Трибунала.

Следует также отметить, что в целях формирования единообразной практики по рассмотрению споров о культурных ценностях Трибунал должен опираться на принцип stare desis.

Итак, при создании указанного наднационального механизма предстоит решить еще множество практических, юридических и политических вопросов. Но важнее всего, чтобы мировое сообщество осознало необходимость создания такого органа.

В случае его образования будут решены следующие насущные задачи, которые международному сообществу не удавалось решить в последние десятилетия.

1. Новый международный независимый орган не будет подвергнут политическим и общественным влияниям в отношении столь чувствительных споров, как споры о культурных ценностях.

2. Международный арбитражный орган будет состоять из компетентных юристов, имеющих опыт участия или разрешения споров по поводу культурных ценностей. Более того, результат спора, предполагающий учет как действующих норм международного права, так и норм национального права договаривающихся государств, не будет зависеть от судебного усмотрения конкретного государства.

3. В ходе работы международный арбитражный орган создаст определенную судебную практику по данной категории споров [Gegas, 1997, р. 156]. И впоследствии это приведет к единообразному толкованию положений Конвенции, а также к единообразной практике разрешения споров по поводу культурных ценностей.

 

Нормативные правовые источники

Международно-правовые акты

Базельская резолюция по вопросу о международной торговле предметами искусства с точки зрения охраны культурного достояния 1991 г. URL:

Бернская Конвенция по охране литературных и художественных произведений от 9 сентября 1886 г. (ред. от 28 сентября 1979 г.) // Бюллетень международных договоров. 2003. № 9.

Генеральное соглашение по тарифам и торговле 1947 г. / Генеральное соглашение по тарифам и торговле 1994 г. URL:

Директива Совета 93/7/ЕЭС от 15 марта 1993 г. «О возврате незаконно перемещенных ценностей с территории государств – членов Европейского сообщества». URL:

Договор о создании ЕЭС от 25 марта 1957 г. URL:

Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. // Собрание законодательства Российской Федерации (далее – СЗ РФ). 2001. № 2. Ст. 163.

Конвенция ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (заключена в Нью-Йорке в 1958 г.) // Вестник ВАС РФ. 1993. № 8.

Конвенция ООН по морскому праву (UNCLOS) от 10 декабря 1982 г. // Бюллетень международных договоров. 1998. № 1.

Конвенция УНИДРУА о похищенных или незаконно вывезенных культурных ценностях (Рим, 24 июня 1995 г.) // Московский журнал международного права. 1996. № 2. С. 227–237.

Конвенция ЮНЕСКО об охране всемирного культурного и природного наследия 1972 г. // Международные нормативные акты ЮНЕСКО. М.: Логос, 1993.

Конвенция ЮНЕСКО об охране и поощрении разнообразия форм культурного самовыражения 2005 г. URL:

Конвенция ЮНЕСКО об охране подводного культурного наследия 2001 г. URL:

Конвенция ЮНЕСКО о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г. // Международные нормативные акты ЮНЕСКО. М.: Логос, 1993.

Конвенция ЮНЕСКО о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности 1970 г. // Международные нормативные акты ЮНЕСКО. М.: Логос, 1993.

Мирный договор от 12 декабря 2000 г. между правительством Государства Эритрея и Федеральной Демократической Республикой Эфиопией. URL:

Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах от 19 декабря 1996 г. // Международное публичное право: сб. документов: в 2 т. Т. 1.М.:БЕК, 1996.

Регламент ЕЭС № 3911/92 Совета Европейского экономического сообщества от 9 декабря 1992 г. о вывозе культурных ценностей. URL:

Рекомендация ЮНЕСКО об охране в национальном плане культурного и природного наследия (Париж, 16 ноября 1972 г.) // Международные нормативные акты ЮНЕСКО. М.: Логос, 1993.

Рекомендация ЮНЕСКО о сохранении традиционной культуры и фольклора от 15 ноября 1989 г. URL:

Соглашение о возвращении культурных и исторических ценностей государствам их происхождения (Минск, 14 февраля 1992 г.) // Бюллетень международных договоров. 2000. № 7.

Соглашение о деятельности государств на Луне и других небесных телах 1979 г. // Международное публичное право: сб. документов: в 2 т. Т. 2. М.: БЕК, 1996.

Статут Международного суда. URL:

Agreement on Succession Issues between the Five Successor States of the Former State of Yugoslavia, 41 I.L.M. 2002, P. 5.

WIPO Arbitration, Mediation and Expert Determination Rules and Clauses // WIPO Publication No. 446(E).

Законодательство Российской Федерации

Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 24 июля 2002 г. № 95-ФЗ // Российская газета. 2002. 27 июля. № 137.

Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.

Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть третья от 26 ноября 2001 г. № 146-ФЗ // СЗ РФ. 2001. № 49. Ст. 4552.

Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть четвертая от 18 декабря 2006 г. № 230-ФЗ // Российская газета. 2006. 22 дек. № 289.

Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ // Российская газета. 2002. 20 нояб. № 220.

Закон Российской Федерации от 15 апреля 1993 г. № 4804-1 «О вывозе и ввозе культурных ценностей» // Российская газета. 1993. 15 мая. № 92.

Закон Российской Федерации от 9 октября 1992 г. № 3612-1 «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» // Российская газета. 1992. 17 нояб. № 248.

Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. // Российская газета. 2009. 21 янв. № 7.

Постановление ВС РФ от 19 февраля 1992 г. № 2378-1 «О возвращении культурных и исторических ценностей государствам их происхождения» // Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. № 11. Ст. 535.

Постановление ВС РФ от 20 мая 1992 г. № 2802-1 «О соглашении государств – участников Содружества Независимых Государств "О возвращении культурных и исторических ценностей государствам их происхождения"» // Ведомости СНД РФ и ВС РФ. 1992. № 23. Ст. 1228.

Проект федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (ред., принятая ГД ФС РФ в I чтении 27 апреля 2012 г.). СПС «КонсультантПлюс».

Указ Президента РФ от 30 мая 1994 г. № 1108 «О реализации предметов антиквариата и создания специального уполномоченного органа государственного контроля по сохранению культурных ценностей» // СЗ РФ. 1994. № 6. Ст. 587.

Указ Президента РФ от 18 февраля 2002 г. № 184 «О внесении изменений в некоторые акты Президента Российской Федерации по вопросам лицензирования отдельных видов деятельности и признании утратившим силу Указа Президента Российской Федерации от 30 мая 1994 г. № 1108» // СЗ РФ. 2002. № 8. Ст. 809.

Указ Президента РФ от 9 марта 2004 г. № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти» // СЗ РФ. 2004. № 11. Ст. 945.

Федеральный закон от 25 июня 2002 г. № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» // СЗ РФ. 2002. № 26. Ст. 2519.

Законодательство зарубежных стран

Закон Италии от 1 июня 1939 г. № 1089 «Об охране предметов, представляющих художественный и творческий интерес» // Gazzetta Ufficiale della Repubblica Italiana. 1939. Aug. 8. No. 184.

Закон США 1976 г. «Об иммунитетах иностранного государства» // 28 U.S.C. 2006. § 1602–1605.

Закон ФРГ 1955 г. «О защите немецкого культурного достояния от вывоза» // BGBl.1955.1. 501.

Закон ФРГ, принятый во исполнение директив Европейских сообществ о возврате незаконно перемещенных с территории государства – члена Европейских сообществ культурных ценностей и об изменении Закона о защите немецкого культурного достояния от вывоза от 15 октября 1998 г. URL:

Belgian Code of Private International Law. 2004. July 16. URL:

Bermuda International Conciliation and Arbitration Act. 1993. § 20.

Cultural Property Export and Import Act. 1975. 1 Can. Stat. Ch. 50.

Hong Kong Arbitration Ordinance.

Il Codice Civile Italiano. 16 marzo 1942. URL:

New York City Administrative Code. Title 20: Consumer Affairs. Ch. 2: Licenses. Subch. 13: Auctioneers. URL:

Restatement (Second) of Conflict of Laws. 1971. § 6, comment b. URL:

Restatement of the Law Third (The Foreign Relation Law of the U.S. 1987). § 421 "Jurisdiction to Adjudicate".

Rules of the City of New York. Title 6: Department of Consumer Affairs. Ch. 2: Licenses. Subch. M: Auctioneers. URL:

Sale of Goods Act 1979. URL:

Schweizerisches Zivilgesetzbuch vom 10. Dezember 1907. URL:

Texas Alternative Dispute Resolution Act. Civ. Prac. & Rem. Code. § 154.021.

The Native American Graves Protection and Repatriation Act (NAGPRA) // Public Law. 101–601.104 Stat. 3048.

Uniform Commercial Code. URL:

United States Code. Title 28. § 1330, 1332, 1391(f), 1441(d), 1602–1611. URL:

 

Комментарии, монографии, учебники

На русском языке

Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1940.

Алексеев С.С. Государство и право. Начальный курс. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрид. лит., 1994.

Алексеев С.С. Право: азбука – теория – философия: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999.

Богатина Ю.Г. Оговорка о публичном порядке в международном частном праве: теоретические проблемы и современная практика. М.: Статут, 2010.

Богуславский М.М. Культурные ценности в международном обороте: правовые аспекты. М.: Юристъ, 2005.

Богуславский М.М. Международное частное право: учеб. 6-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2009.

Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. первая: Общие положения. М.: Статут, 1999.

Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров. Комментарий / Богуславский М.М. и др. М.: Юрид. лит., 1994.

Васильев Е.А., Комаров A.C. Гражданское и торговое право зарубежных стран. Т. I. М: Международные отношения, 2004.

Виноградова H.A. Малая история искусств: искусство стран Дальнего Востока. М.: Искусство, 1979.

Гаджиев Г.А. Комментарий к Конвенции о защите прав человека и основных свобод и практике применения / под общ. ред. В.А. Туманова, Л.М. Энтина. М.: Норма, 2002.

Галенская Л.Н. Музы и право. Л.: ЛГУ, 1987.

Гражданское право: учеб. для вузов: в 4 т. 3-е изд. / отв. ред. Е.А. Суханов. Т. 2: Вещное право. Наследственное право. Исключительные права. Личные имущественные права / Зенин И.А., Суханов Е.А., Шерстобитов А.Е., Кулагина Е.В. М.: Волтерс Клувер, 2008.

Гроций Г. О праве войны и мира: репринт с изд. 1956 г. М.: Ладомир, 1994.

Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М.: Международные отношения, 1996.

Действующее международное право (избр. документы): учеб. пособие / сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М.: МАМП, 2002.

Дмитриева Т.К. Международное частное право (часть третья ГК РФ): учеб. пособие. М.: Юристъ, 2002.

Елисеев Н.Г. Гражданское процессуальное право зарубежных стран: Источники, судоустройство, подсудность: учеб. пособие. М.: Статут, 2000.

Ерпылева Н.Ю. Международное частное право: учеб. M.: ТК Велби, Проспект, 2004.

Зайцев В.В. Актуальные проблемы повышения эффективности гражданско-правового регулирования отношений по обеспечению договорных обязательств // Государственная служба. 2005. № 3(35).

Звеков В.П. Международное частное право: учеб. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2004.

Иоффе О.С. Избр. труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданские правоотношения. Критика теории «хозяйственного права». 3-е изд., испр. М.: Статут, 2009.

Иоффе О.С. Советское гражданское право. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1958.

Канашевский В.А. Международное частное право. М.: Международные отношения, 2006.

Комаров A.C. Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров: практика применения в России и за рубежом. М.: Вольтере Клувер, 2007.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: в 2 т. Т. 2. Части III, IV ГК РФ / Абова Т.Е., Богуславский М.М., Пирогова В.В., Светланов А.Г., Энтин В.Л. и др.; под ред. Т.Е. Абовой, М.М. Богуславского, А.Г. Светланова. М.: ЮРАЙТ, 2009.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный) / под ред. В.П. Мозолина. М.: Инфра-М, 2002. С. 144–154 (разд. VI «Международное частное право»; авт. коммент. – ГК. Дмитриева).

Кох X., Магнус У., Винклер фон Моренфепьс П. Международное частное право и сравнительное правоведение. М.: Международные отношения, 2001.

Лисицын В.В. Медиация – универсальный способ урегулирования коммерческих споров в России: науч. очерк. История и современность. М.: МАКС Пресс, 2009.

Международное право: учеб. / отв. ред. А.Н. Вылегжанин. М.: Высшее образование; Юрайт-Издат, 2009.

Международное частное право: учеб. / под ред. Н.И. Марышевой. М.: Юристъ, 2004.

Мейер Д.И. Русское гражданское право. М.: Статут, 1997.

Нешатаева Т.Н. Международное частное право и международный гражданский процесс: учеб. курс: в 3 ч. М.: Изд. дом «Городец», 2004.

Рыбак К.Е. Музейное право: международно-правовые аспекты. М.: Юристъ, 2005.

Сальвиа М. де. Европейская конвенция по правам человека. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004а.

Сальвиа М. де. Прецеденты Европейского суда по правам человека. СПб.: Юрид. центр Пресс, 20046.

Сергеев А.П. Гражданско-правовая охрана культурных ценностей в СССР. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1990.

Сергеев А.П., Толстой Ю.К. Гражданское право: учеб. для вузов: в 3 т. Т. 1. М.: Проспект, 2004.

Скатерщиков С, Кориневский В., Яковенко О. и др. Руководство по инвестированию на рынке предметов искусства. М.: Альпина Бизнес Букс, 2006.

Старженецкий В.В. Россия и Совет Европы: право собственности. М.: Городец, 2004.

Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1955.

Толстых В.Л. Международное частное право: коллизионное регулирование. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004.

Тункин Г.И. Теория международного права. М.: Зерцало, 2006.

Челышев М.Ю. Основы учения о межотраслевых связях гражданского права: моногр. Казань: Изд-во Казан, гос. ун-та им. В.И. Ульянова-Ленина, 2009.

Шак X. Международное гражданское процессуальное право / пер. с нем. М.: БЕК, 2001.

Шевченко Л.И. Перспективы адаптации европейского опыта защиты прав человека в российской правовой системе // Отношения Россия – ЕС на пороге перемен. М.: Аксиом, 2009.

Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование // Классика российской цивилистики. 2005. СПС «КонсультантПлюс».

Юков М.К. Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу РФ / под ред. В.Ф. Яковлева, М.К. Юкова. (Высший Арбитражный Суд РФ.) М.: Городец, 2003.

Яковлев В.Ф. Экономика, право, суд. М.: МАИК «Наука / Интерпериодика», 2003.

На иностранных языках

ADR and Settlement in the Federal District Courts: a Sourcebook for Judges & Lawyers / E. Plapinger, D. Stienstra (eds). Federal Judicial Center. 1996.

Art and Cultural Heritage: Law, Policy and Practice / ed. by B.T. Hoffman. Cambridge University Press, 2006.

Bator P.M. The International Trade in Art. University of Chicago Press, 1982.

Boll J.M. The Netherlands, Auction Sales and Conditions // International Art Trade and Law / M. Briat, J.A. Freedberg (eds). 1991. Vol. 3. P. 389–392

Cassese A. International Law. Oxford: Oxford University Press, 2001.

Gerstenblith P. Art, Cultural Heritage, and the Law: Cases and Materials. 2nd ed. Carolina Academic Press, 2008.

Greffe X. Arts and Artists from an Economic Perspective. P.: UNESCO, 2002.

Kowalski W. W. Claims for Works of Art and Their Legal Nature // Resolution Of Cultural Property Disputes. Papers Emanating From Seventh PCA International Law Seminar. May 23. 2003 / ed. by The International Bureau of the PCA. Kluwer Law International, 2004.

Lalive P. International Sales of Works of Art. Geneva: Institute of International Business Law and Practice; Faculté de Droit de Genève, 1988. P. 654.

Landers J.M., Martin J.A. Civil Procedure. Boston; Toronto: Little Brown and Company, 1981.

Mackie K. The ADR Practice Guide. Commercial Dispute Resolution / K. Mackie, D. Miles, M. William, T. Allen. 2nd ed. London; Dublin; Edinburgh: Butterworths, 2000.

Merryman J.H., Elsen A.E., Urice S.K. Law, Ethics and the Visual Art. 5th ed. Kluwer Law International, 2007.

Nafziger J.A.R., Paterson R.K., Renteln A.D. Cultural Law: International, Comparative and Indegneous. Cambridge University Press, 2010.

O'Keefe P.J., Prott L.V. Law and the Cultural Heritage. Vol. 3: Movement. London; Edinburgh: Butterworths, 1989. P. 315.

Prott L.V. Problems of Private International Law for the Protection of the Cultural Heritage. Hague Academy Collected Courses, 1989.

Renteln A.D. The Cultural Defense. N.Y.: Oxford University Press, 2004.

Smith R.K.M. Textbook on International Human Rights. N.Y.: Oxford University Press, 2005.

Steiner H.J., Aston P. International Human Rights in Context: Law, Politics, Morality. 2nd ed. Oxford: Oxford University Press, 2000.

Studies in Art Law: Resolution Methods for Art-Related Disputes. Vol. 11. Proceedings of a Symposium Organized on 17 October 1997 / Q. Byrne-Sutton, F. Geisinger-Mariéthoz (eds). Zürich: Shulthess Polygraphischer Verlag, 1999.

The Conflict of Laws / L. Collins, Dicey & Morris (eds). 1 lth ed. L.: Stevens & Sons Limited, 1987.

Woon T. Cultural Products and the World Trade Organization. Cambridge University Press, 2010.

 

Статьи

На русском языке

Выступление профессора M.M. Богуславского (Москва). Реституция и право // Материалы конференции «Перемещенные культурные ценности». Варшава, 25–26 января 2002 г.

Деко Э. О свободе творчества // Культурные права и проблемы, связанные с их признанием: сб. очерков, посвященный празднованию 50-й годовщины принятия Всеобщей Декларации прав человека. Юнеско, 1998. С. 43–70.

Доклад о развитии человека 2004 г.: культурная свобода в современном многообразном мире (ПРООН). Весь Мир, 2004.

Дроздов И.А. К вопросу о добросовестности давностного владельца // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2009. № 5(198). С. 20.

Кардуччи Г. Выступление на международной конференции в Москве: сб. докл. и материалов. М., 2003. С. 52.

Конохин Н. Виртуальный музей современного искусства – новая реальность? // Русский журнал. 1999. 8 ноября.

Концепция совершенствования гражданского кодекса Российской Федерации // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2009. № 4(197). С. 100.

Лоренц Д. Особенности применения исковой давности при виндикации имущества // Арбитражный и гражданский процесс. 2009. № 1. С. 2.

Мазеин Д.В. Некоторые проблемы правового регулирования гражданского оборота движимых культурных ценностей // Журнал российского права. 2004. № 9. С. 46.

Молчанов С.Н. Об использовании понятий «культурные ценности» и «культурное наследие (достояние) в международном праве (информационно-аналитический обзор) // Московский журнал международного права. 2002. № 4. С. 20–27.

Морозова Ю.Г. Оговорка о публичном порядке в международном частном праве: Понятие и современный порядок применения: дис…. канд. юрид. наук. М., 2001. С. 18.

Новоселова H.A. Некоторые проблемы определения круга объектов права собственности в Конституции и гражданском законодательстве России // Роль конституционных судов в обеспечении права собственности: сб. докл. М., 2001. С. 27–31.

Олейник О.М. Понятие предпринимательской деятельности и ее целей в российском праве // Вестник юридического факультета ГОУ ВПО МГОУ: науч. – практ. журнал. 2009. Вып. 4.

ООН. Генеральная Ассамблея. Комиссия международного права. Второй доклад о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности. Док. A/CN. 4/331/Addl. June 9. 1980. P. 27. URL:

Пикассо арестован в Швейцарии // Российская газета. 2005. 17нояб. № 3927.

Правила аукционных торгов аукционного дома «Гелос». URL:

Прогулка заключенных // Российская газета. 2005. 17нояб. № 258. С. 1–2.

Речь Министра культуры Испании X. Солана. Цит. по: New York Times. 1986. Avr. 4.

Садиков О.H. Императивные нормы в международном частном праве // Московский журнал международного права. 1992. № 2. С. 71–84.

Свободу Ван Гогу! // Известия. 2005. 17 нояб. № 209. С. 1, 3.

Спесарев В.Л. Режимы виндикации и юридическое равенство сторон гражданско-правовых отношений // Правоведение. 1989. № 5. С. 90.

Советский энциклопедический словарь // гл. ред. A.M. Прохоров. 2-е изд. М.: Сов. энциклопедия, 1983. С. 1012.

Хпестова И.О. Иммунитет иностранного государства // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. М.: ИЗиСП, 2005. Вып. 2. С. 12–38.

Эйтон-Шенкер Д. Справочная записка «Проблема прав человека и культурное разнообразие». ООН. 1996.

Ярошенко К.Б. Понятие и состав вреда в деликтных обязательствах // Проблемы современного гражданского права: сб. ст. М., 2000.

Noga без срока давности // Независимая газета. 2005. 17 нояб. С. 1, 6.

Noga замахнулась на святое. Арест собрания картин из ГМИИ им. Пушкина // Коммерсантъ. 2005. 17 нояб. № 216. С. 1, 4.

На иностранных языках

Adler В. The International Art Auction Industry: Has Competition Tarnished its Finish? // Northwestern Journal of International Law and Business. 2003. Vol. 23. P. 433.

An Auction Ring Alleged in Britain // ART Newsletter. 1985. Febr. 5.

Ashenfelter O., Graddy K. Anatomy of the Rise and Fall of a Price-Fixing Conspiracy: Auctions at Sotheby's and Christies // Journal of Competition Law and Economics. 2005. Vol. 1. P. 3–20.

Barker I. Thoughts of an Alternative Dispute Resolution Practitioner on an International ADR Regime for Reparation of Cultural Property and Works of Art // Art and Cultural Heritage. Law, Policy and Practice / B.T. Hoffman (ed.) Cambridge University Press, 2006. P. 484.

Bator P.M. An Essay on the International Trade in Art // Stanford Law Review. 1982. Vol. 34. P. 325–327.

Bühring-Uhle С. Co-Med-Arb Technique Holds Promise for Getting Best of Both Worlds. World Arbitration Andmediation Report. Jan. 1992. P. 21.

Carducci G. The Growing Complexity of International Art Law: Conflict of Laws, Uniform Law, Mandatory Rules, UNSC Resolutions and EU Regulations // Art and Cultural Heritage: Law, Policy and practice / B.T. Hoffman (ed.). Cambridge University Press, 2006. P. 17, 69–78, 966.

Carter P. Transnational Trade in Works of Art: The Position in English Private International Law // Lalive P. International Sales of Works of Art. Geneva: Institute of International Business Law and Practice; Faculté de Droit de Genève, 1988. P. 322.

Carruthers J.M. Cultural Property and Law – an International Private Law Perspective // The Juridical Review. 2001. Pt3. P. 127–145.

Châtelain J. Synthesis // Lalive P. International Sales of Works of Art. Geneva: Institute of International Business Law and Practice; Faculté de Droit de Genève, 1988. P. 654.

Christies Conditions of Sale and Limited Warranty (2001) // Merryman J.H., Elsen A.E., Urice S.K. Law, Ethics and the Visual Art. 5th ed. Kluwer Law International, 2007. P. 1021.

Clay R. Who Owns Indian Artifacts? // The Christian Science Monitor. 1990. Aug. 28. P. 12.

Crossete B. Testing the Limits of Tolerance as Cultures Mix // New York Times. 1999. March 6.

Daes E.-I. Study on the Protection of the Cultural and Intellectual Property of Indigenous Peoples // UN. Doc. E/CN.4/Sub. 2/1993/28.

Daly В. W. Arbitration of International Cultural Property Disputes: The Experience and Initiatives of the Permanent Court Of Arbitration // Art and Cultural Heritage. Law, Policy and Practice / B.T. Hoffman (ed.) Cambridge University Press, 2006. P. 465–474.

Farley C.H. Protecting Folklore of Indigenous Peoples: Is Intellectual Property the Answer? // Connecticut Law Review. 1997. Vol. 30. No. 1. P. 56–57.

Gegas E.L Note & Comment: International Arbitration and the Resolution of Cultural Property Disputes: Navigating the Stormy Waters Surrounding Cultural Property // Ohio State Journal on Dispute Resolution. 1997. Vol. 13. P. 154.

Gerstenblith P. Museums, the Market and Antiquities // University of Chicago Cultural Policy Workshop. 2000. March 2.

Harding S. Value, Obligation and Cultural Heritage // Arizona State Law Journal. 1999. Vol. 31. P. 291.

Hatch E. Culture and Morality: the Relativity of Values in Anthropology (1983) // Steiner HJ., Aston Ph. International Human Rights in Context: Law, Politics, Morality. 2nd ed. Oxford: Oxford University Press, 2000. P. 369.

Heritage Law Creation – Second Report. International Law Association Report of the Sixty-Eighth Conference. 1998. P. 217.

Hoffman B. International Art Transactions and the Resolution of Art and Cultural Property Disputes // Art and Cultural Heritage: Law, Policy and practice / B.T. Hoffman (ed.). Cambridge University Press, 2006. P. 168–169.

Institute of International Law. Twentieth Commission. Resolution 4. The Application of Foreign Public Law //Annuaire [session de Wiesbaden]. 1975. Vol. 56. P. 551–553.

Iraq (United Nations Sanctions) Order 2003. SI 2003/1519. Art. 8.

Italy Get Tough // The Art Newspaper. 1998. Vol. IX. No. 82. P. 1.

Kaplan N. Hong Kong and the UNCITRAL Model Law // Arbitration International. 1988. Vol. 4. P. 173, 176.

Koumantos G. International Legal Protection of Cultural Property: Introductory Report // International Legal Protection of Cultural Property: Proceedings of the 13. Colloquy on European Law. Delphi. Sept. 20–22. 1983. Strasbourg: Council of Europe, Publications Section. 1984. 151 S. (Legal Affairs). P. 12–16.

Kovach K. Good Faith in Mediation – Requested, Recommended, or Required? A New Ethic // Texas Law Review. 1997. Vol. 38 So. P. 575, 595.

Last K. The Resolution of Cultural Property Disputes: Some Issues of Definition // Resolution of Cultural Property Disputes / ed. by the International Bureau of the PCA. Kluwer Law International, 2004. P. 53–84.

McCord J.A. The Strategic Targeting of Diligence: A New Perspective on Stemming the Illicit Trade in Art // Indiana Law Journal. 2005. Vol. 70. P. 985.

Merryman J.H. The Public Interest in Cultural Property// California Law Review. 1989. Vol. 77. P. 339.

Merryman J.H. The Retention of Cultural Property // U.C. Davis Law Review. 1988. Vol. 21. P. 477, 500.

Merryman J.H. Two Ways of Thinking About Cultural Property // American Journal of International Law. 1986. Vol. 80. P. 831, 853.

Moustakas J. Group Rights in Cultural Property: Justifying Strict Inalienability // Cornell Law Review. 1989. Vol. 79. P. 1179.

Nafziger J.A.R. Cultural Heritage Law: The International Regime. Report of the Director of Studies. The Hague Academy of International Law's Centre for Studies and Research, 2005. P. 223–247.

Pecoraro T. W. Choice of Law in Litigation to Recover National Cultural Property: Efforts and Harmonization in Private International Law // Virginia Journal of International Law. 1990–1991. Vol. 31. P. 6.

Prunty A.P. Toward Establishing an International Tribunal for Settlement of Cultural Property Disputes: How to Keep Greece from Loosing Its Marbles // Georgetown Law Journal. 1984. Vol. 72. P. 1155.

Ramier T.P. Agent Judiciaire du Tresor v. Walter: Fait du Prince and a King's Ransom // International Journal of Cultural Property. 1997. Vol. 6. P. 337.

Rau A.S. Mediation in Art-Related Disputes // Studies in Art Law. Vol. 11. Geneva: Centre du Droit de l'Art, 1999. P. 154.

Redman L.E The Foreign Sovereign Immunities Act: Using a «Shield» Statute as a «Sword» for Obtaining Federal Jurisdiction in Art and Antiquities Cases // Fordham International Law Journal. 2008. Vol. 31. No. 3. P. 788.

Report to Arts and Culture Committee: Lakota Ghost Dance Shirt. Glasgow City Council Working Group on the Repatriation of Artefact. 1998. Nov. 19.

Sandrock О. Foreign Laws Regulating the Export of Cultural Property // Lalive P. International Sales of Works of Art. Geneva: Institute of International Business Law and Practice; Faculté de Droit de Genève, 1988. P. 457, 462.

Sax J.L. Playing Darts with a Rembrandt, Public and Private Rights in Cultural Treasures. Michigan Press, 1999.

Scafidi S. Intellectual Property and Cultural Products // Boston University Law Review. 2001. Vol. 81. P. 793.

Schopler E.H. Annotation, Modern Status of the Rules as to Immunity of Foreign Sovereign from Suit in Federal or State Courts // American Law Reports. 2007. Vol. 25. P. 322.

Seligman Т.К. The Murals of Teotihuacan: A Case Study of Negotiated Resolution // The Ethics of Collecting Cultural Property: Whose Culture? Whose Property? / P.M. Messenger (ed.). University of New Mexico Press, 1989.

Shapiro D. Litigation and Art-Related Disputes // Studies in Art Law: Resolution Methods for Art-Related Disputes. Vol. 11. Proceedings of a Symposium organized on 17 October 1997 / Q. Byrne-Sutton, F. Geisinger-Marié-thoz (eds). Zürich: Shulthess Polygraphischer Verlag. 1999. P. 27–28.

Sidorsky D. Contemporary Reinterpretation of the Concept of Human Rights // Steiner HJ., Aston Ph. International Human Rights in Context: Law, Politics, Morality. 2nd ed. Oxford: Oxford University Press, 2000. P. 327–329.

Sidorsky E. The 1995 Unidroit Convention on Stolen or Illegally Exported Cultural Objects: the Role of International Arbitration // International Journal of Cultural Property. 1996. Vol. 5. No. 19. P. 34.

Simon D.R. The Sotheby's/Christies Antitrust Scandal and Proposed Changes to Illinois Art Auction Law // DePaul-LCA Journal of Art and Entertainment law. 2002. Vol. 12. P. 269.

Sotheby's Conditions of Sale and Terms of Guarantee (2001) // Merryman J. H., Elsen A.E., Urice S.K. Law, Ethics and the Visual Art. 5th ed. Kluwer Lawl nternational, 2007. P. 1026.

Statutes of the Intergovernmental Committee for Promoting the Return of Cultural Property to Its Countries of Origin or Its Restitution in Case of Illicit Appropriation. Report of the Director General on a Strategy to Facilitate the Restitution of Stolen or Illicitly Exported Cultural Property. UNESCO. 171st sess. Doc. No. 171 EX/14, Add., Annex II (2005).

Stuart W.W. Authenticity of Authorship and the Auction Market // Maine Law Review. 2002. Vol. 54. P. 71.

Sunstein C. Rights and Their Critics // Notre Dame Law Review. 1995. Vol. 70. P. 730.

Svob-Dokic N., Obuljen N. Comparative Cultural Policy Issues Related to Cultural Diversity in South East Europe. Mapping the Approaches and Practices. Policies for Culture – European Cultural Foundation, Amsterdam and ECUMEST Association. Bucharest, 2003. P. 1–6.

Symeonides S.C. A Choice-of-Law Rule for Conflicts Involving Stolen Cultural Property // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2005. Vol. 38. P. 1187.

The Cleansing of David: the Debate Rages On // The Art Newspaper. 2003. Aug. 6.

The Last Supper Shown // BBC News. 1999. May 27.

Trappe J. Conciliation in the Far East // Arbitration International. 1989. Vol. 5. P. 173.

Weston A. Between Means and Ends // The Monist. 1992. Vol. 75. P. 236, 242.

Wichard J.Ch., Wendland W.B. Mediations as an Option for Resolving Disputes between Indigenous / Traditional Communities and Industry Concerning Traditional Knowledge // Art and Cultural Heritage: Law, Policy and practice / B.T. Hoffman (ed.). Cambridge University Press, 2006. P. 477.

Wilf S. What Is Property's Fourth Estate? Cultural Property and the Fiduciary Ideal // Connecticut Journal of International Law. 2001. Vol. 16. P. 177.

 

Судебная практика

Agudas Chasidei Chabad v. Russian Federation. 466 F. Supp. 2d 6 (D.D.C. 2006).

Allgemeine Versicherunggesellschaft v. E.K. Entscheidugen des BGHZ. Bd. 59. S. 82.

Altmann v. Republic of Austria. 317 F. 3d 954 (9th Cir. 2002).

Argentina v. Weltover. Inc. 504 U.S. 607 (1992).

Attorney – General of New Zealand v. Ortiz & Others. 1982. // Art and Cultural Heritage. Law, Policy and Practice / B.T. Hoffman (ed.) Cambridge University Press, 2006. P. 146.

Autocephalous Greek-Orthodox Church of Cyprus and the Republic of Cyprus v. Goldberg & Feldman Fine Arts, Inc. 717 F Supp. 1374 (S.D. Ind. 1985), affd, 917 F2d 278 (7th Cir. 1990).

Banco Nacional de Cuba v. Sabbatino. 376 U.S. 398, 421 (1964).

Beyeler v. Italy. A. No. 33202/96 (5 Jan. 2000) // Merry-man J.H., Elsen A.E., Urice S.K. Law, Ethics and the Visual Art. 5th ed. Kluwer Law International, 2007. P. 122–135.

Blaizotv. University of Liège. [1988] ECR379.

Case Concerning Certain Property (Liechtenstein v. Germany) (Judgment of 10 February 2005). URL:

Cassirer v. Kingdom of Spain. 461 F Supp. 2d 1157 (CD. Cal. 2006).

Commission v. Belgium. 293/85R [1985] ECR 3521.

Cristallina S.A. v. Christie, Manson & Woods Infi, Inc., 502 N.Y.S. 2d 165, 171 (N.Y. App. Div. 1986).

Fluoroware, Inc. v. Dainichi Shoji K.K., 999 E Supp. 1265, 1271–1273 (D.Minn. 1997).

Jeanneret v. Vichey. 693 E 2d 259 (2d Cir. 1982).

International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia. Case No. IT-01-42, Indictment of Feb. 22, 2001; Amended Indictment of Mar. 31, 2003.

Indiana v. Carter. 658 N.E. 2d 618 (Ind. App. 1995).

King of Italy v. Marquis Cosimo de Medici Tornaquinci. 34 T.I.R. 623 (CH. 1918).

Lovelace v. Canada. UN Doc. CCPR/C/13/D/24/1977 (1981).

Malewicz v. City of Amsterdam. 362 F. Supp. 2d 298 (D.C. Cir. 2005).

Matteucci v. Communauté française de Belgique, [1988] ECR 5589.

McDonald's Corp. v. Bukele. 960 F. Supp. 1311, 1319 (N.D. 111. 1997).

Menzel v. List. Supreme Court of New York, New York County 49 Misc. 2d 300; 267 N.Y.S. 2d 804 [1966].

Milien Industries, Inc. v. Coordination Council for North American Affairs. 855 E 2d 879 (D.D.C. 1988).

Oetjen v. Cent. Leather Co. 246 U.S. 297,302–303 (1918).

O'Keefe v. Snyder. 83 N.J. 478, 416 A. 2d 862 [1979].

Otto-Preminger-Institute v. Austria II Сальвиа M. Прецеденты Европейского суда по правам человека. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. С. 624. П. 13.

The State of Eritrea v. The Federal Democratic Republic of Ethiopia (28 April 2004). URL:

Prince Hans-Adam II of Liechtenstein v. Germany (42527/98) [2001] ECHR 463 (12 July 2001). URL:

Pritzker v. Krishna Gallery of Asian Arts. 1995 U.S. Dist. LEXIS 8778. P. 52–53 (N.D. 111. 1995).

Republic of Austria v. Altmann. 541 U.S. 677, 681, 688 (2004).

Republic of Mexico v. Hoffman. 324 U.S. 30, 33–36 (1945).

Solomon R. Guggenheim Foundation v. Lubell. 153 A.D. 2d 143, 149, 550 N.Y.S. 2d 618, 221–222 (1st Dep/t 1990), aff d, 77 N.Y. 2d 311, 567 N.Y. 2d 623, 569 N.E. 2d 426 [1999].

Stato Francese v. Ministère per і beni culturali ed ambientali e De Contessini, II diritto di autore (1990) // Merryman J.H., Elsen A.E., Urice S.K. Law. Ethics and the Visual Art. 5th ed. KluwerLawInternational, 2007. P. 151.

Supreme Court of Costa Rica, Decision of May 12, 1983 // Merryman J.H., Elsen A.E., Urice S.K. Law, Ethics and the Visual Art. 5th ed. Kluwer Law International. 2007. P. 121.

The Schooner Exchange v. McFaddon. 11 U.S. 116 3 L.Ed. 287(1812).

Timberlane Lumber Co. v. Bank of Am. 549 E 2d 597 (9th Cir. 1976).

T.T. Exclusive Cars, Inc. v. Christie's et al. 1996 U.S. Dist. LEXIS 19055 (S.D.N.Y 18 December. 1996).

Underhill v. Hernandez. 168 U.S. 250, 252 (1897).

Verlinden B.V. v. Central Bank of Nigeria. 461 U.S. 480, 486 (1983).

Wingrove v. the United Kingdom II Сальвиа M. Прецеденты Европейского суда по правам человека. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. С. 624. П. 14.

Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd. 1980 // Gerstenblith P. Art, Cultural Heritage, and the Law: Cases and Materials. 2d. Carolina Academic Press, 2008. P. 482.

W.S. Kirkpatrick & Co. V. Envtl. Tectonics Corp., Infi. 493 U.S.400 (1990).

Дело о ввозе раритетных авто // Определение Челябинского областного суда № 33-4062/2011.

 

Электронные ресурсы

Официальный сайт Агудас Хасидей Хабад. URL:

Официальный сайт аукционного дома Сотбис. URL:

Официальный сайт ВОИС. URL:

Официальный сайт Всемирной торговой организации в России. URL:

Официальный сайт Международного коммерческого арбитража. URL:

Официальный сайт МЦУИС. URL:

Официальный сайт Постоянной палаты третейского суда. URL:

Официальный сайт правовой базы Европейского Союза. URL:

Официальный сайт Центра по арбитражу и медиации ВОИС. URL:

Официальный сайт ЮНЕСКО. URL:

Abdulqawi Yusuf. Cultural Heritage: The Notion of Cultural Heritage in International Law // Lecture Series // Audiovisual Library of International Law. URL:

 

Порядок вывоза культурных ценностей с территории Российской Федерации

[86]

1 Здесь и далее Минкультуры – Министерство культуры РФ и его территориальные органы.

2 Не требуется для вывоза архивных документов, печатных изданий, предметов филателии, нумизматики, бонистики, фалеристики.

3 В соответствии со ст. 30 Закона 1993 г. «О вывозе и ввозе культурных ценностей».

4 При несогласии с результатами экспертизы культурные ценности предоставляются заявителем Государственной экспертной комиссии Минкультуры или Центральной экспертно-проверочной комиссии Федеральной архивной службы РФ. После всестороннего анализа ими выносится решение о согласии/несогласии с экспертным заключением.