1. Общие положения о заключении международных сделок в сфере оборота культурных ценностей

Культурные ценности являются одним из наиболее привлекательных объектов инвестирования. Однако многие ученые обеспокоены тем, что произведения искусства, превращаясь в товар, средство обмена, теряют свою художественную ценность. С данным утверждением трудно согласиться. Безусловно, область, в которой пересекаются торговля и искусство очень противоречива и содержит множество спорных этических вопросов. Тем не менее коллекционирование и инвестирование в искусство позволяют сохранить и защитить предметы искусства, а иногда и открыть новые или забытые имена.

Арт-рынок занимает на сегодняшний день важное место в международном экономическом обороте. Основными участниками оборота культурных ценностей выступают арт-дилеры и аукционные дома – в качестве основных институтов на арт-рынке, а также коллекционеры и музеи, которые являются основными покупателями предметов искусства. Отношения между этими субъектами арт-рынка сложны и многогранны. Они требуют специального правового регулирования, учитывающего специфику арт-рынка и предмета торговли – культурных ценностей.

Наиболее значимым унифицированным международно-правовым актом, регулирующим международную куплю-продажу, является Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (Венская конвенция) [Венская конвенция…, 1994, с. 213]. Безусловно, Конвенция предлагает унифицированный режим для разрешения базовых правовых вопросов, связанных с международной торговлей товарами. Но, как отмечают специалисты, ее положения ограниченно применимы к торговле культурными ценностями [Carducci, 2006, р. 78]. Так, например, согласно ст. 2 Конвенция не применяется к продаже товаров, которые приобретаются для личного, семейного или домашнего использования, а также к продаже с аукциона [Венская конвенция…, 1994, с. 12]. Как известно, культурные ценности зачастую приобретаются для удовлетворения личных потребностей человека и не направлены на достижения профессиональных или коммерческих целей. Основной же формой арт-торговли является продажа на аукционах. Кроме того, ст. 4 предусматривает, что Конвенция не касается вопроса действительности договора купли-продажи, а также вопроса перехода права собственности по такому договору [Там же, с. 18]. Безусловно, оба этих вопроса имеют существенное значение для защиты самих культурных ценностей и связанных с ними прав.

Таким образом, большинство вопросов, касающихся сделок в сфере арт-торговли, будут решаться путем применения норм, закрепленных в самом договоре, или императивных норм выбранного сторонами права.

Принцип свободы договора один из основополагающих в частном праве. Тем не менее он не абсолютен. В каждой стране существуют национальные императивные нормы, ограничивающие действие данного принципа. В сфере оборота культурных ценностей такие ограничения со стороны государства особенно существенны. Это связано с особой природой предмета торговли на арт-рынке. Природа культурных ценностей, как было уже отмечено в предыдущей главе двойственна: они представляют сферу столкновения публичных и частных интересов. Культурные ценности имеют особое историческое и художественное значение не только для отдельного коллекционера, но и для целых заинтересованных государств. В связи с этим государствами вводятся ограничения на вывоз культурных ценностей, предпринимаются меры по борьбе с их незаконным оборотом, а также подделкой.

При заключении договоров, связанных с оборотом культурных ценностей, сторонам такого договора следует принимать во внимание специфику культурных ценностей как предмета торговли, а также специфику арт-торговли как вида деятельности. Именно из этой специфики вытекают особенности данного типа договоров.

Первая особенность связана с предметом сделки.

Культурные ценности – это уникальные и незаменимые предметы. Исходя из гражданско-правового деления предметов на индивидуально-определенные и родовые, следует отнести культурные ценности к первой категории [Богуславский, 2005, с. 94]. Культурная ценность всегда является определенной и должна быть точно обозначена.

Вторая важная характеристика договоров в сфере оборота культурных ценностей – определение цены предмета искусства. Положение о цене носит диспозитивный характер и определяется сторонами. Окончательную цену предмета искусства установить невозможно. Особенно сложно определить стоимость предмета при аукционной торговле [Greffe, 2002, р. 167–171]. Как правило, предмет искусства, выставляемый на продажу, имеет свой «эстимейт» (предпродажная экспертная оценка вещи), который может быть превышен по окончании торгов в несколько раз.

П. Кончаловский. Рыжеволосая обнаженная. 1928

Так, эстимейт работы Петра Кончаловского «Рыжеволосая обнаженная перед зеркалом», 1928 г., составлял 280 тыс. фунтов. Лот был продан на аукционе Сотбис (во время русских торгов) за 411 200 фунтов [Официальный сайт Аукционного дома «Сотбис»].

На стоимость произведения искусства влияют несколько факторов: имя, национальность автора; период создания картины; ликвидность и ширина рынка работ автора; модные тенденции на рынке и т. д. [Скатерщиков и др., 2006, с. 133–143].

Следует также учитывать, что покупная цена, на аукционе состоит из суммы финальной, наиболее высокой цены (то есть цены самого предмета искусства), предложенной на торгах, плюс премия (комиссионные) покупателя (10–15 % в зависимости от финальной предложенной на торгах суммы), плюс налоги, а также может включать другие расходы (упаковка, транспортировка, получение экспортной лицензии, страховка) [Christie's Conditions…, 2001].

Кроме особенностей обозначения предмета и цены, в договоры о культурных ценностях включается положение об обязанности покупателя проявить надлежащую заботливость. Именно покупатель обязан заботиться о проверке истории оборота культурной ценности (due diligence).

В связи с увеличивающимся количеством подделок, а также незаконно продаваемых предметов искусства на арт-рынке покупателю следует тщательно проверять информацию относительно приобретаемого предмета. В первую очередь это касается «истории правового титула», или «провенанса» (provenance), данного предмета. Часто он служит доказательством чистоты правового титула собственника, а также подлинности предмета [McCord, 2005]. Как правило, соответствующая экспертиза на чистоту произведения проводится музеями или специальными фирмами. Предварительная проверка истории правового титула может защитить покупателя от будущих притязаний третьих лиц. Однако это правило действует лишь в странах континентального права – Германии, Франции, России. Следует отметить, что в странах общего права, например в США, «надлежащая заботливость», проявленная добросовестным приобретателем, не является достаточным правовым основанием для защиты его от иска собственника вещи [Merryman et al, 2007, p. 990].

Кроме того, покупателю следует получить гарантию подлинности авторства, а также гарантию физического состояния предмета. При приобретении произведения искусства напрямую у автора покупатель должен получить в письменном виде всю существенную информацию относительно продаваемого предмета (время создания, использованные материалы и т. д.). При этом в подобных сделках продавцы, как правило, не несут ответственности за историю оборота культурной ценности.

Крупные аукционные дома включают в своих договоры особое положение, предусматривающее согласие покупателя с тем, что ни аукционный дом, ни продавец не несут перед ним ответственности за какие-либо косвенные убытки, в том числе упущенную выгоду. Кроме того, размер убытков покупателя ограничен покупной ценой, уплаченной им за лот [Christie’s Conditions…, 2001].

Перенос на покупателя бремени обязанностей в сделках с культурными ценностями обусловлен тем, что приобретается вещь, стоимость которой со временем повышается. Все инвестиционные риски в отношении культурных ценностей особенно велики на первом этапе – этапе оформления сделки.

В сфере торговли культурными ценностями нередко возникают судебные споры. Поэтому для сторон договора, касающегося оборота культурных ценностей, очень важно заранее определить применимое право, а также выбрать арбитраж. Прежде всего здесь руководствуются общепризнанными принципами автономии вопи и наиболее тесной связи, о которых более подробно будет сказано ниже. Кроме того, обычно в договоре, заключенном на аукционных торгах, применяется право страны, в которой проводится аукцион. Исключительной юрисдикцией обладают суды, расположенные в месте проведения аукциона [Merryman et al, 2007, p. 1029].

В связи с уникальностью культурных ценностей важно учитывать возможные риски. В отношении торговли культурными ценностями применяется принцип «качество на риск покупателя» (caveat emptor). Последний самостоятельно несет правовые и финансовые риски (подлинность авторства, физическое состояние предмета, его подлинность, чистота правового титула и т. д.), связанные с приобретаемым предметом искусства.

Следовательно, существенным условием здесь является страхование таких рисков [Carducci, 2006, р. 71]. Как правило, покупатель страхует произведение искусства с момента его приобретения. Ежегодные страховые выплаты составляют около 1 % от общей стоимости данного предмета.

При приобретении произведения искусства за границей покупателю следует помнить об экспортных ограничениях данной страны. Как правило, он должен получить соответствующее разрешение от государственных органов на вывоз приобретенного предмета искусства.

В рамках аукционной торговли наиболее крупные аукционные дома предусматривают в договоре специальное положение о возможности получения разрешения на вывоз предмета искусства (экспортная лицензия) от имени покупателя. При этом покупатель отдельно оплачивает такую услугу аукционного дома [Christie's Conditions…, 2001].

Таким образом, на сегодняшний день унифицированное позитивное регулирование купли-продажи культурных ценностей на международном уровне ограничено. Поэтому регулирование арт-торговли переносится в плоскость национального законодательства государств и типовых условий соответствующих договоров. Эти договоры должны учитывать существующие особенности купли-продажи данной категории объектов, сложившиеся как обычные нормы международно-правового регулирования. Среди таких обычаев следует выделить:

а) четкое обозначение предмета как индивидуально-определенной вещи. Предмет купли-продажи, представляющий собой культурную ценность, всегда имеет индивидуально-определенный характер, поскольку каждый такой предмет уникален: в договоре должно присутствовать наименование предмета, его описание (размер, сюжет), характеристики, период создания, место происхождения, имя и национальность автора [Скатерщиков и др., 2006, с. 142–143];

б) определение цены вещи с учетом трех элементов: экспертной оценки, комиссии, налогов;

в) преимущественное возложение рисков на покупателя (проверка истории оборота культурной ценности, экспортный контроль, страхование, иные инвестиционные риски) [Там же, с. 47–51].

 

2. Типовые правила аукционной торговли культурными ценностями

Одной из наиболее популярных форм оборота культурных ценностей является аукционная торговля. Это связано с тем, что именно на данных торговых площадках формируется общий уровень цен на предметы искусства, а также основные тенденции в торговле столь уникальным товаром, как культурные ценности.

История аукционов восходит к античным временам. Но с падением Римской империи аукционы были закрыты и возродились лишь в XIII в. во Франции.

В настоящее время в мире существует целый ряд гигантских транснациональных корпораций, к числу которых относятся и знаменитые аукционные дома, такие как «Сотбис», «Кристис», «Филипс», «Доротеум» и др. Наиболее крупные из них известны самой широкой общественности, а цены, за которые уходят предметы на таких торгах, становятся базой для дальнейшей рыночной оценки предметов искусства.

Аукционная торговля имеет целый ряд особенностей как правовых, так и организационных. Одной из основных проблем в этой сфере является отсутствие универсального международно-правового документа и единообразного регулирования на национальном уровне разных стран. Обеспокоенность отсутствием международно-правового инструмента возрастает с каждым годом в связи с развитием и интернационализацией торговли культурными ценностями. Ряд авторов считают, что гармонизация правил международных аукционных торгов сложна в силу слишком больших различий не только законодательства, но и подходов к решению отдельных проблем в разных странах [O'Keefe, Prott, 1989, p. 350]. Это во многом связано с правовой традицией и основными принципами двух правовых систем – общей и континентальной, до сих пор имеющих серьезные различия [Давид, Жоффре-Спинози, 1996].

Таким образом, позитивное регулирование аукционных торгов осуществляется на основе обычаев и законов. Однако принятые ограничения сформулированы в нормах международного права. Такие нормы содержит Конвенция ЮНЕСКО 1970 г.

Данный международно-правовой договор не регулирует аукционную торговлю, но содержит общие правила оборота культурных ценностей, оказывающие значительное влияние на аукционную торговлю. Основной задачей Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. является предотвращение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности. Конвенция предусматривает ряд механизмов, обеспечивающих достижение этой цели. Например, ст. 7(a) Конвенции уполномочивает государства-участников «принимать все необходимые меры, в соответствии с национальным законодательством, направленные на предотвращение приобретения музеями и другими аналогичными учреждениями, расположенными на их территориях, культурных ценностей, происходящих из другого государства-участника Конвенции, которые были незаконно вывезены после вступления в силу настоящей Конвенции» [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611].

В 1972 г. США присоединились к Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. При этом была сделана оговорка к ст. 7(a). По требованию американской делегации данная статья будет применяться только к государственным музеям. Таким образом, частные галереи и иные подобные институты остаются бесконтрольными. Очевидно, что аукционные дома подпадают под категорию «негосударственных институтов».

Кроме того, ст. 6(a) Конвенции предусматривает учреждение специального свидетельства, которым государство-экспортер удостоверяет свое разрешение на вывоз культурной ценности, а ст. 6(b) закрепляет запрет вывоза культурных ценностей без такого свидетельства.

Тем не менее в Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. была сделана попытка охватить и частные институты, занимающиеся торговлей антиквариатом. Так, в ст. 10 закреплена обязанность торговцев антиквариатом (антикваров) создать реестр, в котором будет содержаться информация о происхождении каждой культурной ценности, имена и адреса поставщиков, описание и стоимость проданного предмета. Антиквары также обязаны информировать покупателей культурных ценностей о возможном распространении запрещения о вывозе на эти ценности.

В 2001 г. к Конвенции присоединилась и Великобритания, несмотря на значительное противостояние такому шагу со стороны торговцев антиквариатом.

Ограничения получили дальнейшее развитие в Конвенции (Конвенции УНИДРУА 1995 г.) [Конвенция УНИДРУА… 1995 г., 1996, с. 227–237]. Основной задачей данной Конвенции являлось создание правовой базы для регулирования отношений между государствами по поводу реституции похищенных культурных ценностей и возврата незаконно вывезенных культурных ценностей, а также для развития сотрудничества в сфере арт-торговли и культурных обменов.

Следует отметить, что Конвенция УНИДРУА 1995 г., учитывая недостатки Конвенции ЮНЕСКО 1970 г., стремилась включить частные коллекции в определение «культурные ценности». Так, в ст. 1 Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. под культурными ценностями понимаются «ценности религиозного или светского характера, которые рассматриваются каждым государством (курсив мой. – В. Н.) как представляющие значение для археологии, доисторического периода, истории, литературы, искусства и науки и которые относятся к перечисляемым ниже категориям…» [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290, 610–611]. В ст. 2 Конвенции УНИДРУА 1995 г. под культурными ценностями понимаются «ценности которые с точки зрения религиозной или светской обладают важностью для археологии, предыстории (антропологии), истории, литературы, искусства или науки» и которые принадлежат к одной из категорий, перечисленных в Конвенции [Конвенция УНИДРУА… 1995 г., 1996, с. 227–237]. Таким образом, разработчики Конвенции УНИДРУА намеренно отошли от того, чтобы относить культурные ценности к конкретному государству, и использовали более широкое определение. Безусловно, это имеет серьезные последствия для аукционных домов, в частности «Сотбис» и «Кристис».

К сожалению, большинство западных государств отказались подписать Конвенцию УНИДРУА 1995 г. Это было связано в первую очередь с угрозой для интересов аукционных домов. Соответственно на сегодняшний день международно-правовое регулирование в сфере аукционных торгов культурными ценностями затрагивает лишь вопросы контроля за чистотой оборота и реституции похищенных или возврата незаконно вывезенных культурных ценностей.

Правила регулирования аукционной деятельности устанавливаются обычным путем и варьируются в зависимости от страны. Это во многом связано с правовой традицией конкретного государства [Кох и др., 2001, с. 330–332]. Так, в странах общего права (США, Великобритания) аукционная деятельность никогда не была жестко регламентирована, поскольку вмешательство государства в частные отношения между сторонами традиционно не имеет широкого распространения. Например, в Нью-Йорке аукционист должен иметь соответствующую лицензию, выдаваемую государственным органом [New York City Administrative Code, § 20-278, 20-281]. При этом он несет полную ответственность за надлежащее проведение аукциона (в том числе за достоверность любого заявления, содержащегося в каталоге, или иного публичного заявления, сделанного аукционистом в связи с аукционом) [Rules of the City of New York, § 2-121 (a)].

Страны, придерживающиеся континентальной традиции, как правило, строго регулируют аукционную торговлю. В Нидерландах, например, государство является фактически посредником между аукционером, продавцом и покупателем. Для того чтобы аукцион считался законным, его проведение контролируется нотариусом или приставом, то есть государственными чиновниками. Эти лица ответственны за соблюдение правил проведения публичного аукциона (кроме того, они проверяют, чтобы выставленные лоты не являлись подделкой или похищенными). Аукционер несет ответственность за соблюдение правил торговли, то есть во время проведения аукциона он должен действовать добросовестно и честно [Boll, 1991].

Во Франции аукционер традиционно является государственным служащим. Такие государственные служащие называются commissaires priseurs. На протяжении долгого времени эти аукционеры имели монополию на проведение аукционов. Таким образом, аукционные торги во Франции подвергались строгому контролю со стороны государства. Но в июле 2001 г. в стране был принят закон, который разрушил монополию commissaires priseurs и позволил международным аукционным домам, таким как «Сотбис» и «Кристис», открыть свои торговые площадки и во Франции. Ранее уже отмечалось, что международные дома проводят аукционы по своим обычным правилам.

В России в свое время действовал Указ Президента РФ от 30 мая 1994 г. № 1108 «О реализации предметов антиквариата и создания специального уполномоченного органа государственного контроля по сохранению культурных ценностей». Данный Указ вводил систему лицензирования этого вида деятельности [Указ № 1108]. Вопросы выдачи или отказа в выдаче лицензий на осуществление деятельности, связанной с реализацией антиквариата, входили в сферу ведения Министерства культуры РФ. Однако в феврале 2002 г. Указ утратил силу. Практика показала, что отмена лицензирования в этой сфере существенно ослабила позицию покупателя, у которого практически отсутствуют гарантии «чистоты» приобретаемой вещи. На сегодняшний момент функция контроля за торговлей антиквариатом возложена на Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, а также подведомственные ему Федеральную службу по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия и Федеральное агентство по культуре и кинематографии [Указ № 314]. Однако закон о торговле антиквариатом отсутствует.

Правила этой торговли, имеют свои особенности, связанные с тем, что к ней привлекаются инвестиции из многих государств.

Во-первых, эти правила отличаются от регулирующих обычную куплю-продажу товаров. Так, к договору, заключенному на аукционе, применяется право страны, в которой проводится аукцион. Здесь действует правило наиболее тесной связи договора и права страны проведения аукциона [Богуславский, 2005, с. 382]. Например, в Правилах проведения торгов аукционного дома «Сотбис» закреплено, что применимым правом является право штата Нью-Йорк [Merryman et al, 2007, p. 1029]. Данный принцип справедлив и для России в соответствии с п. 4. ст. 1211 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ) [ГК РФ (часть третья)].

Во-вторых, специфика аукционной торговли состоит в том, что взаимоотношения сторон (продавца, аукционного дома и покупателя) регулируются нормами агентского договора. Аукционный дом фактически является посредником между продавцом и покупателем. Изначально он выступает как агент по отношению к лицу, желающему продать произведение искусства, хотя, несомненно, имеет определенные обязательства и перед лицом, приобретающим это произведение искусства [Богуславский, 2005, с. 383].

Таким образом, при аукционной торговле регулируются отношения продавца и комиссионера. Правовые обязанности аукционера перед продавцом основаны на нормах договора комиссии или агентского договора [Adler, 2003]. В Российской Федерации к продаже предметов антиквариата применяются общие положения ГК РФ о договоре комиссии [Богуславский, 2005, с. 395].

В этих отношениях аукционер, действуя по поручению продавца (комитента), имеет фидуциарную обязанность «действовать добросовестно и в интересах продавца» ([Cristallina S.A. v. Christie, Manson & Woods Int'l, Inc.], см.: [O'Keefe, Prott, 1989, p. 315]). Данный принцип выражается в следующих специфических обязанностях аукциониста перед продавцом:

1) аукционист обязан раскрывать существенные факты продавцу;

2) аукционист обязан приложить все усилия для «получения» лучшей цены для продавца.

Когда аукционист не выполняет перечисленные обязанности, он нарушает общий принцип делового оборота «действовать добросовестно и в интересах продавца» [Ibid].

В рамках общего принципа добросовестности в отношениях между аукционистом и продавцом в мире аукционных торгов сформировалось множество противоречивых институтов обычного права. Рассмотрим некоторые из них с целью определения действующих обычных норм аукционной торговли.

Так, в аукционной торговле сложилась практика установления скрытой (конфиденциальной) оговорки о цене между аукционистом и продавцом. Данная оговорка означает, что продавец устанавливает ценовой предел, ниже которого аукционист не может продать произведение искусства. Эта цифра не подлежит раскрытию. Если предложенные участниками аукциона цены не достигают резерва, лот не продается. Следовательно, собственник не продает работу, а аукционист не получает положенных ему от продажи комиссионных.

Скрытая оговорка имеет противоречивую природу. Противники этой оговорки считают, что механизм ее действия приводит к искусственному завышению цен на лот. Это связано с тем, что аукционист в данном случае действует от имени собственника и сам может начать предлагать цену (торговаться от его имени). Аукционисты считают, что таким образом они поддерживают динамику торгов. Кроме того, это своеобразная защита от арт-дилеров. Часто несколько арт-дилеров договариваются, что не будут торговаться (то есть нивелируют конкурентный характер торгов), дабы один из них мог приобрести лот за наиболее низкую цену. Еще одним проявлением скрытой оговорки является выкуп продавцом своего лота. Это происходит в случае, когда оговоренная цена лота не была достигнута, но аукционист продает лот за «ложную цену». Таким образом, участники аукциона не смогут узнать, что же было на самом деле продано. Появление данного института объясняется двумя существенными для аукционной торговли причинами: необходимостью сохранения репутации произведения искусства, которое не нашло своих покупателей, а также сохранения репутации самих аукционных домов, с торговой площадки которых не было продано произведение искусства [Adler, 2003, р. 5].

Безусловно, скрытая оговорка обладает особой привлекательностью для продавца и аукциониста, тем не менее часто происходят злоупотребления данным институтом со стороны последнего. В этом случае возникает основание для иска за нарушение фидуциарной обязанности аукциониста [Cristallina S.A. v. Christie, p. 171]. Судебная практика рассмотрения таких исков привела к появлению норм законодательства, если не запрещающих скрытые оговорки, то требующих публичного оповещения общественности об их наличии.

Дело «Кристаллина С.А. против Кристис, Мансон и Вудс» (Cristallina v. Christie's). Апелляционный суд штата Нью-Йорк, 1986.

«Кристаллина», швейцарское закрытое акционерное общество, чья деятельность направлена исключительно на куплю-продажу произведений искусства, передала восемь полотен импрессионистов аукционному дому «Кристис» для их продажи на весеннем аукционе 1981 г. в Нью-Йорке. Президент «Кристис», Дэвид Батхарст, представил высшему должностному лицу «Кристаллины» примерную аукционную цену, что составило около 12–14 млн долл. После этого сотрудники департамента «Кристис», специализирующегося на работах импрессионистов, сообщили г-ну Батхарсту, что ряд представленных работ будет сложно продать и некоторые из обозначенных сумм малодостижимы. Несмотря на внутренние предостережения, что работы могут быть проданы лишь за 5 млн долл. Батхарст вновь сообщил «Кристаллине», что возможно получить более высокую цену. В день торгов «Кристис» установила резервную цену, равную 9,250 млн долл. (резервная цена или скрытая оговорка о цене – это цена, ниже которой предмет не будет продан. Она не сообщается общественности). «Кристаллина» согласилась на данную цифру. На аукционе, несмотря на большое количество участников, было продано только одно полотно – «Портрет Эжена Мане» кисти Дега (1874 г.). Впоследствии выяснилось, что г-н Батхарст лгал публике и пытался оказывать давление, говоря о том, что две другие работы – Сезанна и Ван Гога – уже проданы. По заявлению «Кристаллины» столь негативный результат торгов отрицательно сказался на рыночной стоимости других семи полотен, которые не были проданы. В результате «Кристаллина» подала иск против «Кристис», в котором, помимо других обвинений, заявила, что «Кристис» нарушил договор и свою фидуциарную обязанность «действовать добросовестно и в интересах продавца», а также ввел в заблуждение продавца в отношении существенных фактов и таким образом нарушил свою обязанность раскрывать всю существенную информацию продавцу. Суд указал, что все вышеперечисленные факты могут являться основанием для иска. Более того, Суд подчеркнул, что не предполагается ответственности за высказывание мнения, которое является неверным. Проблема возникает, когда высказывается заведомо ложное суждение и лицо знает, что оно неверно. Впоследствии Апелляционный суд вернул дело в первую инстанцию для более подробного изучения данных фактов. Стороны достигли внесудебного соглашения, по которому «Кристаллина» отозвала все свои требования в обмен на денежную компенсацию.

Кроме того, аукционный дом, действующий по поручению продавца, также имеет подразумеваемую обязанность приложить все усилия для продвижения товара продавца, то есть своего комитента (принципала). Суд подтвердил, что хотя аукционист не может предсказать цену, за которую будет продан лот, он должен придерживаться стандарта заботливости соразмерно своим специальным знаниям, что является обычным в данной сфере деятельности, поскольку продавец полагается на его мнение и честность в продвижении своего товара.

Таким образом, даже несмотря на то, что оценка аукциониста является, скорее всего, лишь мнением, аукционист обязан давать честное заключение продавцу по поводу лота [Cristallina S.A. v. Christie's, p. 171].

Дело «Кристаллина» против «Кристис» значительно повлияло на изменение законодательства об аукционной торговле в пользу покупателя. Так, Департамент по делам потребителей города Нью-Йорк внес изменения в локальное законодательство Нью-Йорка. Параграф 2-122(f) Правил города Нью-Йорк, принятых департаментом прав потребителей, гласит, что аукционный дом должен раскрывать общественности тот факт, что на предмет, выставленный на продажу, установлена скрытая оговорка о цене [Rules of the City of New York, § 2-122(i)]. Кроме того, согласно § 2-123(b) указанных Правил «ложное предложение цены» от имени продавца (bidding off the chandelier) не разрешается, до того как торги достигли скрытой цены, если только аукционный дом не сообщил публично, что он собирается сделать это [Ibid., § 2-123(b); O'Keefe, Prott, 1989, p. 342, 358].

В отношениях между аукционистом и продавцом существует еще одна проблема, связанная с комиссионными, – завышенная ставка процентов, взимаемых с продавцов. Так, впервые 10 %-ные комиссионные были установлены «Сотбис», а потом и «Кристис» в конце 1970-х годов. Но впоследствии «Сотбис» повысил ставку до 15 %, а «Кристис», в свою очередь, до 20 %. Полагают, что в 1990-х годах благодаря махинациям с комиссионными «Сотбис» получил со своих клиентов лишних 40 млн долл. В результате в 2000 г. против двух гигантов аукционного бизнеса были выдвинуты обвинения в том, что с 1992 г. они находились в сговоре и последовательно завышали суммы комиссионных, взимаемых с продавцов. В 2001 г. директора «Сотбис» и «Кристис» были признаны виновными в установлении завышенных комиссионных на основании своего соглашения 1995 г. [Ashenfelter, Graddy, 2005; Simon, 2002].

Итак, аукционная торговля в настоящее время ведется на основе типовых обычных правил, сложившихся в ходе многовековой практики международных аукционных домов. Эти правила регламентируют взаимоотношения аукциониста и продавца, причем допускают переложение бремени и рисков на продавца за счет специфических клаузул о «скрытой оговорке» и «завышенных процентах». Защитные механизмы от действия этих обычных правил в настоящее время лишь формируются в судебной практике и национальном законодательстве.

Типовые обычные правила нивелируют и обязанности аукциониста перед покупателем. Как правило, каждый аукционный дом имеет свои общие правила проведения торгов, которые также включают особенности заключения договора купли-продажи и предоставляемые гарантии. Данные правила являются соглашением между аукционным домом и лицом, желающим продать произведение искусства, с одной стороны, и покупателем – с другой. В правилах делается специальная оговорка, что аукционный дом действует по поручению лица, желающего продать произведение искусства. Лицо, желающее приобрести произведение искусства, соглашается с данными правилами. Лицо, предложившее наиболее высокую цену, становится победителем и вступает в договорные отношения, регулируемые данными правилами. С этого момента сделка по купле-продаже считается совершенной, отказ от нее или выдвижение каких-либо дополнительных условий и возражений невозможно.

Рассмотрим существенные условия сделки купли-продажи произведения искусства на аукционных торгах на примере двух наиболее известных международных аукционных домов – «Кристис» и «Сотбис».

Одной из особенностей в отношениях между аукционистом и покупателем является ограничение или отказ аукциониста от гарантии [Stuart, 2002]. Можно выделить несколько видов отказов (ограничений) от гарантий со стороны аукционистов. Например, судебная практика неоднократно отказывала в признании гарантии подлинности авторства выставляемого лота как обязанности аукциониста.

Следует отметить, что термин «авторство (или происхождение)» (authorship) в аукционной торговле понимается достаточно широко. Он охватывает такие понятия, как создатель, период, культура, источник (страна происхождения) культурной ценности [Sotheby's Conditions…, 2001, p. 1026].

Английское дело XVIII в. Джендвайн против Слэйд (Jendwine v. Slade) установило общее правило, касающееся аукционных каталогов. Суд постановил, что каталог содержит лишь частное мнение продавца по поводу подлинности авторства полотен, но не более. Таким образом, описание, представленное в каталоге, не может считаться гарантией подлинности авторства. Вместе с тем утверждения об авторстве могут содержаться и в других документах. Так, в английском деле XIX в. Пауэр против Бархам (Power v. Barharn) суд установил, что квитанция, выданная продавцом и содержащая имя художника проданного полотна, является прямо выраженной гарантией подлинности авторства, предоставленной в момент продажи, а не частным мнением продавца [Stuart, 2002, р. 3–4].

Аукционные дома, как правило, отказываются и от гарантии в отношении физического состояния предмета аукциона. Это делается с помощью оговорки, что предмет продается «как есть» [Sotheby's Conditions, 2001, p. 1024]. Национальное законодательство может предусматривать такую оговорку в целях развития аукционов. Так, ст. 2-316 ЕТК США разрешает делать такую оговорку для отказа от подразумеваемых гарантий [Uniform Commercial Code, § 2-316]. В практике судов существует лишь несколько дел, посвященных данному виду отказа от гарантий. Суды обычно вменяют покупателю в обязанность проверять или определять физическое состояние предмета, выставленного на торгах. Поскольку аукционные дома проводят предаукционные выставки, то потенциальные покупатели имеют реальную возможность провести такую проверку.

Одним из типичных решений по вопросу отказа от гарантий на основании оговорки «как есть» стало дело об автомобиле «мерседес-бенц» 1962 г.

Дело «Корпорация Т.Т. Эксклюзивные автомобили против «Кристис» (Т.Т. Exclusive Cars, Inc. v. Christies, Inc). Районный суд штата Нью-Йорк, 1996 [Т.Т. Exclusive Cars, Inc. v. Christie's et al]

Аукционный каталог содержал информацию о состоянии автомобиля «мерседес-бенц» 1962 г. выпуска, выставленного на торги. В каталоге указывалось, что пробег автомобиля составляет всего лишь 24 тыс. миль, кроме того, сохранены некоторые оригинальные детали и покраска автомобиля. Но после приобретения автомобиля покупатель обнаружил, что общий пробег составляет более чем 100 тыс. миль, автомобиль перекрашивался и имеет ряд других недостатков. На основании установленного фактического состояния автомобиля покупатель подал иск о возмещении убытков за нарушение условий договора купли-продажи. Суд отказал в удовлетворении требований истца. Суд указал, что даже если бы описание автомобиля в каталоге могло считаться заявлением, создающим прямо выраженную гарантию аукциониста в отношении физического состояния автомобиля, аукционист надлежащим образом отказался от такой гарантии посредством оговорки в Общих условиях проведения торгов «Кристис», устанавливающей что все имущество продается на аукционе «как есть».

При столь неопределенном в позитивном праве положении покупателя на аукционных торгах судебные иски последних к аукционистам возникают достаточно часто. Законодательство и судебная практика государств в вопросе ответственности аукционистов различна. Однако следует отметить, что судебная практика в защиту покупателя вынудила международные аукционные дома создать новые типовые обычные правила.

После ряда дел, подтверждающих, что торговцы антиквариатом (к ним относятся и аукционисты) несут личную ответственность за гарантию подлинности тех предметов искусства, которые они продают, аукционные дома «Кристис» и «Сотбис» установили ограниченную гарантию подлинности авторства (см.: [Pritzker v. Krishna Gallery of Asian Arts] и др.). Период такой гарантии составляет пять лет со дня продажи имущества, обозначенного в каталогах этих домов заглавными буквами, причем распространяется она только на первоначального покупателя и не предается его наследникам, последующим приобретателям или иным лицам. Единственным способом правовой защиты покупателя от аукционных домов и продавца является отмена сделки и возврат изначальной покупной цены, уплаченной за данное имущество. При этом аукционный дом и продавец не несут ответственности за какие-либо причиненные убытки, включая упущенную выгоду [Christies Conditions…, 2001, p. 1023]. Кроме того, аукционные дома предусмотрели положение, согласно которому даже ограниченная гарантия подлинности авторства не распространяется на определение авторства предметов искусства, созданных до 1870 г. и в ряде других случаев [Sotheby's Conditions…, 2001, p. 1027].

Во Франции аукционисты, назначенные государством (commissaires priseurs), имеют ограниченную ответственность по отношению к продавцам и покупателям. В случае если покупатель установит, что приобретенный им предмет не соответствует заявленному в каталоге, он должен доказать факт допущенной ошибки аукциониста. Как правило, это очень сложно. Кроме того, если покупатель подает иск на таком основании, он вправе подать его не против аукциониста, а только против самого продавца [Adler, 2003, р. 7]. Это связано с официальным, публичным статусом аукциониста во Франции.

В Нидерландах Гражданский кодекс предусматривает широкую защиту покупателя. Но встает вопрос: к кому покупатель может предъявить иск – к аукционисту или к продавцу? Законодательство Нидерландов выделяет два вида договора. Первый, middellijke vertegenwoordiging, возникает тогда, когда аукционист, являясь посредником (агентом), действует от своего имени. Второй onmiddellijke vertegenwoordiging, – в том случае, если аукционист действует в качестве посредника от имени продавца (принципала). Голландские аукционные дома используют, как правило, последний вид агентского договора. Таким образом, как только аукционист объявляет победителя, покупатель вступает в прямые договорные отношения с продавцом. Аукционист при этом в большинстве случаев не несет какой-либо ответственности перед покупателем.

Следовательно, если покупатель обнаруживает, что приобретенный им предмет не соответствует описанию в каталоге или имеет скрытые дефекты, он может предъявить иск о возмещении убытков к продавцу. Тем не менее, если аукционист знал или должен был знать о скрытых дефектах выставленного на продажу предмета, а продавец не знал о них, аукционист несет ответственность перед покупателем [Ibid., р. 8].

Таким образом, правила проведения аукционных торгов, обязанности и ответственность аукциониста в настоящее время носят обычный характер и варьируются в зависимости от места проведения аукционов. Позитивные нормы формируются лишь после определения их в судебных решениях. Так, американские суды в своих решениях установили, что торговцы антиквариатом (включая аукционистов) несут личную ответственность за прямо выраженные гарантии подлинности авторства на предметы, продаваемые на аукционных торгах. Кроме того, аукционные дома «Сотбис» и «Кристис», проводящие основную часть торгов в Нью-Йорке и Лондоне, установили свои собственные системы прямо выраженных гарантий и ограниченной ответственности, что свидетельствует о сохранении тенденции регулирования отношений в области аукционной торговли культурными ценностями нормами обычно-правового происхождения.

При этом обычные нормы, регламентирующие проведение аукционов, создаются международными аукционными домами. Последнее нередко приводит к необоснованному возложению бремени и рисков на продавца культурных ценностей и создает несоразмерные преференции в пользу аукционистов и международных домов. Этим, возможно, и объясняется тот факт, что в договоре, оформляющем сделку купли-продажи культурных ценностей, продавец переносит бремя и риски (гарантии подлинности, соразмерность цены, получение разрешения на вывоз) на покупателя.

 

3. Коллизионные вопросы при оформлении внешнеэкономических сделок с культурными ценностями

3.1. Проблема выбора применимого права

В связи с тем, что в договоре международной купли-продажи культурных ценностей многие риски возложены на покупателя, дисбаланс между покупателем и продавцом может быть «смягчен» за счет оптимального выбора применимого права. Отметим, что на современном этапе развития правового регулирования оборота культурных ценностей одним из самых противоречивых остается вопрос выбора применимого права при разрешении связанных с ними международно-правовых споров.

Общим правилом, действующим и в сфере оборота культурных ценностей, является применение принципов автономии воли и наиболее тесной связи.

Принцип автономии вопи (lex voluntatis) сторон имеет важное значение при заключении сделок, связанных с культурными ценностями. Закон, избранный сторонами сделки, означает применение того права, которое выберут сами участники сделки с культурными ценностями [Дмитриева, 2002, с. 73]. Использование данного принципа способствует решению многих проблем, возникающих при реализации договора посредством надлежащего выбора применимого права. При этом следует учитывать, что свобода применения указанного принципа ограничена императивными нормами международного и национального права [Нешатаева, 2004, с. 263].

Принцип наиболее тесной связи (proper law) – классическая формула прикрепления для договорных обязательств в международном частном праве, которая означает применение права того государства, с которым данное правоотношение наиболее тесно связано [Дмитриева, 2002, с. 77]. Применение данной привязки к сделкам с культурными ценностями может иметь ряд сложностей. Это обусловлено тем, что такие сделки часто имеют существенную связь с различными государствами в силу высокой оборотоспособности культурных ценностей. Таким образом, вопрос определения применимого права судом может нести в себе субъективный элемент.

На сегодняшний день не существует единообразного принципа для определения применимого права в сделках с культурными ценностями. Более того, отсутствует и стремление международного сообщества создать унифицированный международно-правовой акт, позволивший бы разрешить спорные вопросы. Государства так и не смогли прийти к согласию и выработать единый документ, посвященный вопросам права собственности на культурные ценности, в частности таким проблемам, как переход права собственности и выбор применимого права. Попытки найти универсальный подход к решению этих вопросов предпринимались еще в 50-х годах XX в. Так, на сессии Гаагской конференции по международному частному праву были представлены для обсуждения два проекта: проект конвенции о праве, регулирующем переход права собственности в международных сделках купли-продажи товаров, а также проект конвенции, посвященной вопросам юрисдикции при разрешении споров, связанных с международной куплей-продажей товаров. Ни одна из данных конвенции не вступила в силу [Pecoraro, 1990–1991, р. 6]. В связи с отсутствием унифицированного международно-правового акта вопросы вещного права регулируются нормами национального законодательства конкретных государств. Однако при оформлении международного оборота культурных ценностей национальное право подлежит определению коллизионным методом.

Наиболее распространенным принципом, применимым при решении вопроса о праве собственности в отношении спорного предмета искусства, является принцип lex mi sitae (lex situs, то есть применяется право страны, где вещь находилась в момент перехода права собственности на нее). Тем не менее применение данного принципа также вызывает на практике много вопросов.

Несмотря на широкое распространение в договорных отношениях принципа lex situs, отсутствует международно-правовое закрепление данного принципа. Это норма традиционно прописана в национальном законодательстве. Например, соответствующее положение закреплено в ст. 1205 и 1206 части третьей ГК РФ [Комментарии к ГК РФ, 2002, с. 144–154]. Подобные нормы есть в гражданских кодексах всех европейских государств. Отсюда – различное оформление и толкование принципа lex situs в законодательстве разных стран.

Основной вопрос заключается в том, что именно понимать под местом нахождения вещи: место, где вещь находилась в момент (а) когда она выбыла из владения собственника, то есть была украдена у него или иным образом выбыла из его обладания помимо его воли (данной точки зрения при толковании принципа lex situs придерживается, например, профессор М.М. Богуславский. По его мнению «стороны спора уже не могут изменить это место в своих интересах, в то время как место отчуждения этой вещи третьему лицу могло быть специально выбрано, чтобы затруднить собственнику защиту его прав» [Богуславский, 2005, с. 106–107]), или (б) была приобретена ее добросовестным приобретателем. Национальное законодательство по-разному отвечает на данный вопрос.

Как правило, в странах общего права (США, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия и др.) собственник украденной вещи может вернуть свое имущество от добросовестного приобретателя. Единственное средство правовой защиты, которое остается у добросовестного приобретателя, – получить компенсацию у лица, укравшего данный предмет искусства. Но как показывает практика, найти такое лицо, в сущности, невозможно.

Так, в Англии и США принят общий подход, согласно которому лицо не может приобрести законный правовой титул на имущество у вора [Uniform Commercial Code, § 2-403; Sale of Goods Act, § 21].

В странах континентального права (европейские государства, страны Латинской Америки, а также большинство стран Азии и Африки) законодательство направлено на защиту добросовестного приобретателя. Хотя и здесь степень защиты варьируется [Merryman et al, 2007, р. 151].

Так, в соответствии с Гражданским кодексом Швейцарии лицо, владеющее имуществом, считается собственником такого имущества. У невладеющего собственника есть пять лет для истребования им имущества у добросовестного приобретателя. При этом собственник должен возместить такому приобретателю уплаченную им стоимость [Schweizerisches Zivilgesetzbuch, § 934].

В Гражданском кодексе Италии изначально была схожая норма. Закон защищал добросовестного приобретателя лишь в тех случаях, когда настоящий собственник добровольно передавал свое имущество. Впоследствии данная норма была заменена более радикальной, предоставляющей абсолютную защиту добросовестному приобретателю [II Codice Civile Italiano, § 1153].

Дело Винкворт против Кристи Мэнсон энд Вудс Лтд (Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd). Английский суд (канцлерское отделение), 1980 [Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd, 1980, p. 482].

В рассмотренном английским судом деле коллекция японских миниатюр была украдена у истца (Вильям Винкворт) в Англии и перемещена в Италию, где продана итальянскому коллекционеру – добросовестному приобретателю. Договор купли-продажи коллекции был заключен в Италии, коллекция в момент совершения сделки и передачи коллекционеру находилась также на территории Италии. Впоследствии коллекционер передал коллекцию аукционному дому «Кристис» в Лондоне для ее продажи на аукционе от его имени. Но в это время истец подал иск о признании коллекции его собственностью. Главным стал вопрос, право какой страны следует применить – Италии или Англии. Суд определил, что в данном случае применимым правом является право Италии. В своем решении суд указал, что общим принципом международного частного права Англии и Шотландии для решения вопроса о праве собственности на движимое имущество является принцип lex situs – применимым является право страны, где имущество находилось в момент перехода права собственности. В рассматриваемом деле это право Италии. В соответствии с правом Италии добросовестный приобретатель становится законным владельцем спорного имущества, несмотря на притязания предыдущих собственников и вне зависимости от того, добровольно ли расстался с данной вещью ее собственник [54] . Спор был решен в пользу ответчика.

Таким образом, очевидно, что толкование столь, казалось бы, единообразного принципа международного частного права, как lex situs, имеет серьезные последствия для судьбы собственника украденного предмета искусства и его добросовестного приобретателя. Между тем толкование этого принципа в различных странах варьируется. Многие специалисты считают, что государствам, чье законодательство наиболее либерально к правам добросовестного приобретателя (рассмотренные выше Швейцария, Италия, Россия), следует изменить законодательство с целью создания баланса между правами собственника и добросовестного приобретателя. Подобное изменение сбалансирует жесткий подход стран общего права и либеральный подход стран континентального права. Последнее необходимо, поскольку в настоящее время страны континентального права становятся «раем для воров» в силу коротких сроков приобретательной давности и широкой защиты прав добросовестного приобретателя [Pecoraro, 1990–1991, р. 40]. Столь существенные различия в подходах стран разных правовых систем, коренящиеся в исторически сложившихся традициях последних, не позволяют в настоящее время создать общую норму международного права [Давид, Жоффре-Спинози, 1996].

При этом применение lex situs к спорам о культурных ценностях имеет свои особенности.

Основной проблемой является отсутствие разграничения между культурными ценностями (как особым видом имущества) и другими видами имущества. В связи с этим к культурным ценностям применяются общие правила международного частного права, применимые к имуществу в целом. Однако являются ли культурные ценности особым видом имущества и следует ли разрабатывать для них специальное регулирование?

В современной доктрине существует на этот счет две позиции.

Ряд специалистов считают, что нет необходимости создавать отдельный свод правил международного частного права, применимых исключительно к культурным ценностям. Поскольку (а) встает вопрос, как разграничить культурные ценности и другие виды имущества, на базе какого признака [Châtelain, 1988, р. 654], и (б) если это сделать, то количество правил международного частного права может значительно увеличиться, что усложнит их применение [Sandrock, 1988, р. 457, 462]. Так как оборот (торговля) культурных ценностей является одним из видов оборота (торговли) движимого имущества, то к таким сделкам, как и раньше, следует применять общие правила международного частного права [Carter, 1988, р. 322]. Кроме того, некоторые исследователи, придерживающиеся этой точки зрения, все же считают необходимым совершенствовать общие правила международного частного права для их применения в таких особых областях, как регулирование оборота культурных ценностей с учетом специфики данного подвида движимого имущества [Carruthers, 2001, р. 142].

Существует и другая, наиболее широко поддерживаемая (в том числе автором данной работы) точка зрения. Такие специалисты, как профессор Линдел Протт и профессор Джозеф Сакс, выступают за создание в международном частном праве отдельных правил, применимых исключительно к обороту культурных ценностей [Prott, 1989, р. 306; Sax, 1999]. Сторонники этого подхода приводят два довода: (а) следует учитывать особую природу культурных ценностей, их высокую духовную и художественную ценность. Это объекты, которые являются не просто вещью, товаром, это часто культурное наследие целой страны; (б) придавая столь неоднозначной категории имущества особое правовое значение, следует соответственно создать особый правовой режим – менее коммерчески ориентированный и с более сильными защитными механизмами, чем обычные режимы, регулирующие оборот имущества.

Итак, общим подходом к выбору применимого права в обороте культурных ценностей является lex situs. Однако в некоторых случаях возможны исключения из принципа lex situs (в спорах о культурных ценностях).

Применение принципа lex situs не универсально. Данный принцип может ограничиваться на основании оговорки о публичном порядке (public policy) ([Морозова, 2001, с. 18], см. также: [Толстых, 2004]), то есть иностранный закон может не применяться и закрепленные им права могут быть не признаны судом, если такое применение закона или признание права противоречат публичному порядку данного государства [Богуславский, 2005, с. 115; ГК РФ, часть третья, ст. 1193].

Выделяют два вида исключений из применения lex situs, основанных на оговорке о публичном порядке.

1. Исключения, основанные на негативной оговорке о публичном порядке (ordre public negative). В этом случае lex situs не применяется, а применяется право места рассмотрения спора, для того чтобы защитить фундаментальные принципы данного права. Возможны два основания для применения ordre public negative.

• Суверенитет. Суды отказываются применять публичное право иностранного государства в спорах, где одной из сторон выступает государство. При этом они не возражают против применения тех же норм в спорах между частными лицами.

Общий принцип при решении вопроса о применении норм публичного права иностранного государства базируется на принципах независимости и равенства государств в международном праве. Суды одного государства не обязаны применять нормы публичного права другого государства [Jeanneret v. Vichey].

Одну из самых жестких позиций в этом вопросе занимает Великобритания: в любом деле, подпадающем под юрисдикцию судов Великобритании, применяются только нормы английского публичного права [Collins, р. 101]. В Швейцарском законодательстве о международном частном праве принят менее жесткий подход. Здесь отсутствует разделение на публичное и частное право. Применяется понятие «императивные нормы иностранного права». Признание императивных норм иностранного права возможно, если того требуют «законные интересы, имеющие с точки зрения общих начал швейцарского права бесспорно решающее значение» [Дмитриева, 2002, с. 124]. Италия не признает исключения для применения публичного права иностранного государства на базе ordre public negative. В этой стране применение иностранного права основано на принципе взаимности.

• Незаконное перемещение культурных ценностей (кража). Возврат украденного объекта собственнику всегда осложняется в случае передачи его добросовестному приобретателю. Если сделка по передаче украденного предмета имела место в стране, право которой предоставляет существенную защиту интересам добросовестного приобретателя, собственнику украденного имущества будет сложно его вернуть [Pecoraro, 1990–1991, р. 15]. В связи с этим некоторые специалисты предлагают интерпретировать lex situs как право последнего местонахождения объекта, где произошла передача данного объекта, которая была зафиксирована и опубликована, а значит, разрешена собственником. Другие авторы считают, что следует применять принцип lex originis вместо lex situs [Ibid., p. 16].

2. Исключения, основанные на позитивной оговорке о публичном порядке (ordre public positive).

Такие исключения имеют место, когда нормы или принципы международного права имеют приоритет над lex situs в целях соблюдения международного правила (например, возвращение предмета искусства, украденного из публичной коллекции). Это исключение используется и для признания императивных норм (например, изъятие из торгового оборота некоторых видов культурных ценностей) третьего государства, с территории которого данная культурная ценность была перемещена. Выделяют следующие основания для применения ordre public positive.

• Защита интересов государства (возврат культурных ценностей, украденных из государственной коллекции, места религиозного культа и т. д.). В случае применения принципа lex situs, как правило, наибольшая защита предоставляется добросовестному приобретателю. Но всегда ли это справедливо и отвечает интересам государств? Ответ будет скорее отрицательным. Очень часто происходят кражи из мест религиозного культа, государственных памятников, коллекций. В таком случае однозначное решение в пользу добросовестного приобретателя вызывает сомнения.

Статья 7(b) Конвенции ЮНЕСКО 1970 г. закрепляет положение, согласно которому государства-участники должны принять меры по запрещению незаконного ввоза украденных предметов искусства и содействовать другим государствам в возвращении таких объектов [Конвенция ЮНЕСКО… 1970 г., 1993, с. 283–290]. Фактически это основание для применения к культурным ценностям принципа международного публичного порядка, который имеет приоритет в отношении общего правила lex situs [Pecoraro, 1990–1991, p. 17].

Одним из наиболее ранних дел, подтвердивших применение данного исключения, является депо начала XX в. об архивах семьи Медичи (King of Italy v. De Medici, 1918). Часть этих архивов (400 из 800 предметов) имели важное историческое и археологическое значение для государства. Италия обратилась в суд с требованием выдать судебный запрет в целях предотвращения возможной продажи архивов ответчиком. Суд выдал такой запрет только в отношении части архивов, которая находилась в собственности Италии. В отношении другой части архивов, также имеющей важное историческое значение, но не являющейся собственностью государства, суд не издал аналогичного судебного запрета, несмотря на то что они тоже были незаконно вывезены из Италии в Великобританию. Таким образом, продажа данной части архивов стала возможна, хотя судья указал, что в случае их продажи может возникнуть основание для иска о возмещении убытков против продавца и покупателя [King of Italy v. Marquis Cosimo de Medici Tornaquinci].

• Признание императивных норм иностранного права третьего государства. С развитием международного сотрудничества государств в борьбе с незаконным оборотом культурных ценностей стало очевидно, что принцип неприменения судом публичного права иностранного государства неабсолютен, поскольку такое игнорирование императивных норм иностранного права несовместимо с развивающимся международным взаимодействием государств [Institute of International Law…, 1975].

Одним из международно-правовых актов, закрепившим положение об императивных нормах иностранного государства, стала Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г. В ст. 7 Конвенции указано, что суды в отдельных случаях принимают во внимание иностранные нормы публично-правовых законов.

США избрали в своем законодательстве достаточно объективный подход: императивные нормы иностранного права применяются, если только это не противоречит конституционным началам ([Restatement (Second) of Conflict of Laws, 1971]; см. также: [Садиков, 1992]).

В рамках оборота культурных ценностей важное значение имеет также признание императивных норм третьего государства (государства, которое не является ни местом рассмотрения спора, ни местом передачи культурной ценности). Значимость такого признания связана с высокой оборотоспособностью культурных ценностей и их постоянным перемещением из одной страны в другую. Статья 7 Римской конвенции 1980 г. также предусматривает возможность применения императивных норм третьего государства.

• Признание норм иностранного государства в сфере экспортного контроля. Еще одним спорным вопросом является применение норм иностранного права в сфере экспортного контроля. С одной стороны, это нормы, которые никак не влияют на передачу правового титула на культурную ценность. С другой стороны, они составляют императивные нормы, – но это с точки зрения страны рассмотрения спора. С позиции места происхождения такой культурной ценности экспортные ограничения являются важным механизмом для предотвращения незаконного оборота культурных ценностей.

Ряд государств уже приняли законодательные акты в пользу данного подхода [Allgemeine Versicherunggesellschaft v. Е.К. Entscheidugen des BGHZ]. Например, в Канаде действует законодательство по запрещению импорта незаконно вывезенных культурных ценностей, а также их конфискации и возврату в страны происхождения [Cultural Property Export and Import Act, § 31(2)]. Судебные решения также свидетельствуют в пользу такого подхода.

Дело Жаннере против Више (Jeanneret v. Vichey). Апелляционный суд США, 1982

В 1973 г. истец – швейцарский арт-дилер Мария Луиза Жаннере приобрела у Анны и Лубена Више (проживавших в Нью-Йорке) картину Анри Матисса «Портрет на желтом фоне» (Portrait sur Fond Jaune), 1952 г. Ответчик – Мисс Више унаследовала картину от своего отца, известного итальянского коллекционера. Ранее (до 1970 г.) картина была вывезена из Италии без получения надлежащего экспортного разрешения и помещена в Швейцарии на хранение с последующей отправкой в апартаменты ответчика в Нью-Йорке. Истец приобрела картину с целью последующей перепродажи за 700 тыс. швейцарских франков (около 230 тыс. долл.). Тем не менее истец не смогла продать картину за установленную цену – 1300 тыс. швейцарских франков. Впоследствии истец выяснила, что картина была вывезена из Италии с нарушениями экспортного законодательства. В связи с этим мадам Жаннере в 1974 г. потребовала от ответчика вернуть уплаченную цену и аннулировать сделку. Анна Више отказалась. В 1977 г. мадам Жаннере подала иск против Више. Истец заявляла, что продавец должен возместить ей убытки за потерю деловой репутации, а также за правовой титул с «дефектом». Дефект правового титула заключался в нарушении правил экспортного контроля. Продавец должен был получить соответствующие экспортные лицензии в Италии. В связи с проявившимся «дефектом» титула истец отметила, что не сможет продать картину, так как ее рыночная цена «равна нулю». В данном деле суд подробно изучил экспортное законодательство Италии. Вместе с тем суд первой инстанции не встал на позицию признания того, что нарушение экспортного законодательства при вывозе культурных ценностей (даже без факта их кражи) может стать причиной «дефекта» правового титула. На стадии апелляции вышестоящий суд признал, что чистота правового титула может быть нарушена фактом нарушения норм экспортного контроля [Jeanneret v. Vichey]. Тем не менее дело было передано на новое рассмотрение для изучения дополнительных фактов. Стороны до окончания разбирательства достигли конфиденциального соглашения по спору.

Исходя из вышеизложенного следует подчеркнуть особую важность признания императивных норм иностранного права. Такое признание должно быть основано на принципе взаимности. В современном мире, где государства тесно связаны между собой, не следует предпринимать столь резких шагов, как абсолютный отказ от применения императивных норм другого государства. В тех случаях, когда нормы экспортного контроля считаются нормами строго национального характера и им отказывается в экстерриториальности [Pecoraro, 1990–1991, р. 33], увеличивается количество фактов незаконного оборота культурных ценностей. При такой интерпретации недобросовестные торговцы получат своеобразный иммунитет от преследования, как только пересекут границу другого государства.

Таким образом, в настоящее время общая привязка при выборе применимого права в обороте культурных ценностей lex situs имеет значительное количество ограничений на основе оговорки о публичном порядке.

В связи с обозначенными выше противоречиями в применении принципа lex situs предпринимаются попытки выработать другие принципы определения применимого права для споров, связанных с культурными ценностями.

В литературе высказываются мнения о необходимости применения принципа lex originis. На практике этот принцип получил свое закрепление в Базельской резолюции по вопросу о международной торговле предметами искусства с точки зрения охраны культурного достояния 1991 г., разработанной под эгидой неправительственной организации «Институт международного права». Несмотря на то что названная Резолюция не имеет обязательной силы, ее положения важны для создания моральных стандартов и дальнейшего доктринального развития.

В ст. 2 Резолюции было закреплено, что при определении применимого права предпочтение должно отдаваться праву той страны, с которой культурная ценность наиболее тесно связана и к культурному наследию которой относится. Как правило, это страна происхождения культурной ценности, что сочетается с принципом национального наследия.

Применение принципа lex originis вызывает много споров. Профессор Симеонидес (Греция) отмечает, что основным доводом против применения данного принципа является невозможность защиты интересов добросовестного приобретателя, поскольку lex originis однозначно встает на защиту пострадавшего собственника украденной вещи [Symeonides, 2005, р. 1187]. Профессор М.М. Богуславский также обращает внимание на то, что «определение страны происхождения трудно обосновать с точки зрения исторического происхождения культурной ценности» [Выступление профессора М.М. Богуславского, 2002]. Мир пережил множество серьезных катаклизмов, в результате которых исчезали целые цивилизации. Поэтому, если начать процесс установления места происхождения большинства культурных ценностей, можно зайти в тупик. Трудно не согласиться с тем, что однозначное применение принципа lex originis не всегда уместно, поскольку культурные ценности, которые составляли культурное наследие одной страны в прошлом, в силу исторических, географических изменений могут превратиться в национальное наследие другого государства.

Несмотря на непрекращающиеся дебаты по поводу lex originis, в практике государств существуют примеры имплементации данного принципа в национальное законодательство. Так, Бельгия закрепила принцип lex originis в модифицированном виде в новом Кодексе международного частного права (от 27 июля 2004 г.). Положение ст. 90 Кодекса гласит, что возврат вещи, незаконно перемещенной из страны, к культурному наследию которой она относится, регулируется нормами права данной страны. В качестве исключения из этого правила Кодекс предусматривает применение права настоящего местонахождения вещи, если право данного государства было выбрано (1) государством истца или (2) добросовестным приобретателем – в тех случаях, когда lex situs не защищает добросовестного приобретателя [Belgian Code of Private International Law, § 90].

Таким образом, в законодательстве Бельгии был найден баланс в защите государства и его культурного наследия, с одной стороны, и добросовестного приобретателя – с другой.

Как было показано выше, основной проблемой в сфере оборота культурных ценностей является поиск баланса между интересами собственника культурной ценности и добросовестного приобретателя. В связи с этим представляется необходимым выработать более гибкую привязку, нежели рассмотренные выше и наиболее применимые сегодня lex situs и lex originis.

Возможно, привязка должна быть основана на общем и самом гибком, на наш взгляд, принципе – принципе наиболее тесной связи, но с установлением ряда специфических критериев, учитывающих особый характер предмета сделки.

Такими критериями могут стать:

1) чистота правового титула на культурную ценность с учетом обстоятельств приобретения (то есть провенанс предмета сделки);

2) сроки давностного владения (как будет показано ниже, институт сроков имеет существенное значение для установления баланса интересов участников оборота культурных ценностей);

3) наличие государственного интереса в спорном предмете.

Следует ограничить применение данной привязки к культурным ценностям, являющимся частью публичных коллекций и представляющим интерес для государства. Такое ограничение необходимо для предотвращения незаконного оборота культурных ценностей, и ограничения оборота культурных ценностей официально относящихся к культурному наследию того или иного государства.

Данная привязка тоже не является идеальной, поскольку на международном уровне до сих пор не выработан единый подход к определению грани, разделяющей интересы собственника и добросовестного приобретателя. Тем не менее она могла бы стать гибким средством для сохранения баланса не только между интересами собственника и добросовестного приобретателя, но и между публичными и частными интересами. Такой подход, с одной стороны, позволит сохранять и развивать активный оборот культурных ценностей (поскольку все участники данного процесса будут уверены в защите своих интересов), а с другой – даст возможность государствам сделать оборот культурных ценностей легальным (поскольку должен быть соблюден ряд критериев и в первую очередь критерий чистоты правового титула).

3.2. Вопрос о сроках в сделках с культурными ценностями

В разных правовых системах были выработаны различные способы защиты законных интересов собственника движимого имущества. В странах общего права любая защита вещных прав строится на исках о возмещении вреда, то есть на деликтных исках [Васильев, Комаров, 2004, с. 370–378]. Основным вопросом здесь является вопрос фактического владения вещью лицом, которое удерживает имущество и, следовательно, нарушает законное право собственности истца. В странах континентальной правовой системы, как правило, применяются вещно-правовые иски, где основным вопросом является правовой титул истца [Hoffman, 2006, р. 168–169]. Виндикационный иск является наиболее распространенным способом для защиты вещных прав. Под этим иском понимается иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику об истребовании имущества из его незаконного владения [Богуславский, 2005, с. 96].

Но является ли право собственника на защиту своего титула абсолютным? Законодательство различных стран дает неоднозначный ответ на этот вопрос в силу зависимости от сроков владельческой давности. Как правило, разница определяется тем, какой период времени приобретатель владеет культурной ценностью.

Существует два основных подхода к вопросу возврата имущества собственнику.

1. В странах общего права такой подход основан на концепции срока исковой давности. При этом негативно оценивается бездействие собственника, а не действия нового владельца. Если собственник не предпринял необходимые действия для защиты своего права в течение предусмотренного законом срока исковой давности, он лишается своего права.

Но что делать, если собственник не знал, что у него есть основания для иска? Многие штаты США предусмотрели в своем законодательстве так называемый принцип обнаружения (discovery rule). Толкование принципа discovery rule было изложено в деле О 'Киф против Снайдера о возврате трех картин.

Дж. О'Киф. Мой задний дворик

Дело О'Киф против Снайдера (O'Keeffe vs Snyder). Апелляционный суд Нью-Джерси, 1980

В 1976 г., Барри Снайдер выставил три картины кисти Джорджии О'Киф в Галерее изобразительных искусств Принстона: «Водоросли» (1923), «Фермерская церковь № 3» (1929), «Мой задний дворик» (1945). Джорджиа О'Киф публично заявила, что данные работы были украдены в 1946 г. из Нью-Йоркской галереи, которой руководил ее муж Альфред Стиглиц. О краже не сообщалось до тех пор пока, в 1972 г. она не уведомила Ассоциацию арт-дилеров. Снайдер приобрел работы у Ульриха Франка, который утверждал, что работы были переданы его отцу, врачу, самим Стиглицом в благодарность за лечение Джорджии. Франк заявлял, что данные работы принадлежали его отцу уже с начала 40-х годов. О'Киф потребовала вернуть работы, но Снайдер отказался. В 1980 г. по итогам разбирательства стороны достигли внесудебного соглашения, по которому О'Киф забрала одну из трех картин, г-н Снайдер оставил себе любимое полотно, а третья картина была продана с аукциона для покрытия судебных расходов сторон.

В деле О'Киф против Снайдера Суд указал, что основание для иска не возникает, пока собственник не узнал или должен был узнать (при проявленной заботливости) об основании для иска [O'Keeffe v. Snyder]. Суд подчеркнул, что принцип «владение на основании правового титула вопреки притязаниям третьих лиц» неприменим к спорам о культурных ценностях. По отношению к культурным ценностям следует применять принцип обнаружения. Суд должен исследовать не вопрос законности прав нового владельца, но действия собственника, предпринятые им для возврата своего имущества. Данное правило имеет двойственную природу. С одной стороны, оно защищает «добросовестного» собственника, а с другой – потенциального покупателя (будущего собственника), который вряд ли купит украденный предмет искусства, если собственник предпринял необходимые меры для защиты своего права (уведомил официальные власти, публично сообщил о краже, начал расследование) [Symeonides, 2005, p. 1196].

2. В странах системы континентального права при решении вопроса о возврате имущества собственнику действует принцип «владения вопреки притязаниям третьих лиц». Данный подход ориентируется на исследование действий нового владельца, а не на действия собственника. Если новый владелец владел имуществом добросовестно, открыто в течение установленного законом срока, он приобретает право собственности на имущество (то есть становится собственником в силу приобретательной давности). В данном случае не учитывается тот факт, что собственник мог и не знать о существующем основании для иска. При применении такого подхода собственнику сложно защитить свои законные интересы из-за высокой оборотоспособности культурных ценностей [Ibid.]. Эта тенденция обусловлена историей развития данного института в праве. Считается, что институт приобретательной давности впервые был закреплен в XVIII в. в Прусском Уложении. В законодательстве Германии защита традиционно предоставлялась добросовестному владельцу, независимо от того, как он приобрел вещь. Во Франции необходимо было наличие двух существенных элементов: justi Mulus и bona fide. Как отмечал Л.И. Петражицкий, право призвано содействовать максимальному ускорению оборота. Таким образом, следует говорить о том, что приобретательная давность служит и для защиты оборота [Иоффе, 2009, с. 105].

В России также применяется данный принцип. Он нашел свое закрепление в ст. 234 ГК РФ [ГК РФ (часть первая)], а также в Законе 1993 г. «О вывозе и ввозе культурных ценностей». Согласно ст. 234 ГК РФ, «лицо, не являющееся собственником имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным… имуществом (иным, чем недвижимое) в течение пяти лет (курсив мой. – В. Н.), приобретает право собственности на это имущество (приобретательная давность)». В ст. 43 Закона 1993 г. закреплено следующее: «Физическое или юридическое лицо, не являющееся собственником культурной ценности, но добросовестно и открыто владеющее ею как собственной не менее 20 лет (курс. мой. – В. Н.), приобретает право собственности на эту культурную ценность». Таким образом, специальная норма о сроке приобретательной давности, закрепленная в Законе 1993 г., поглощает срок, закрепленный в общей норме Гражданского кодекса [Мазеин, 2004, с. 46].

В ст. 43 Закона 1993 г. также сделана специальная оговорка для культурных ценностей, незаконно вывезенных из других государств и приобретенных добросовестным приобретателем. Указанные культурные ценности подлежат возврату законному собственнику с выплатой справедливой компенсации добросовестному приобретателю, если требование о возврате предъявляется государством – участником международного соглашения, являющегося действующим для России и предусматривающего такую выплату, или если такая выплата представляется на началах взаимности. В случае если культурная ценность была похищена у собственника либо выбыла из его владения иным путем помимо его воли, он имеет право истребовать эту культурную ценность у добросовестного приобретателя без выплаты ему какого-либо возмещения, если собственником является государственный музей, архив, библиотека, иное государственное хранилище культурных ценностей, а также религиозное объединение [Закон РФ 1993 г.].

На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что вопрос о защите прав собственника или добросовестного приобретателя варьируется в различных системах права. В странах общего права (США, Великобритания) признак «добросовестности» нового владельца не гарантирует защиту от требований собственника и не дает права на какую-либо компенсацию. Страны континентального права более либеральны к добросовестному приобретателю благодаря институтам приобретательной давности, предоставления компенсации в случае возврата украденного имущества его владельцу. А в некоторых странах добросовестный приобретатель получает абсолютную защиту своих прав. Например, в Италии продажа украденного имущества добросовестному приобретателю лишает его собственника правового титула, и добросовестный приобретатель становится новым законным собственником имущества [Winkworth v. Christie Manson & Woods Ltd].

Оборот культурных ценностей в вопросе приобретения права собственности по давности владения отличается от способов защиты добросовестного приобретателя других вещей. Поскольку в законодательстве различных государств с XVIII в. утвердилось правило о защите добросовестного приобретателя, полагаем, что в обороте культурных ценностей следует выделить два составляющих элемента – bona fide и justis titulus. В случае если добросовестный приобретатель не может доказать наличие элемента justis titulus, то применительно к нему должен действовать институт давностного владения, то есть он может стать собственником культурной ценности только по истечении этого срока. В то же время первоначальный собственник вправе предъявлять свои требования только в течение данного периода.

Наряду со сроками на приобретение права собственности в праве различных государств предусматриваются определенные сроки для защиты гражданских прав. В сфере оборота культурных ценностей вопрос об определении сроков исковой давности имеет большое значение. Одним из наиболее острых моментов является установление сроков, в течение которых могут предъявляться требования о возврате культурных ценностей. Это достаточно сложный вопрос, имеющий как правовой, так и этический аспекты.

Особый интерес представляет момент, с которого начинает исчисляться срок исковой давности. Существуют различные подходы к определению такого момента.

В США вопросы исковой давности регулируются в праве отдельных штатов и по некоторым пунктам отличаются друг от друга [Васильев, Комаров, 2004, с. 297]. Так, в штате Нью-Йорк срок исковой давности для предъявления требования о возврате движимого имущества составляет три года. В отношении требований о возврате украденных культурных ценностей в штате Нью-Йорк предусмотрен специальный принцип «истребование и отказ» (Demand and Refusal Rule). Согласно данному правилу срок исковой давности начинает исчисляться только с того момента, когда добросовестный приобретатель отказался удовлетворить требование собственника о возврате культурной ценности.

Впервые этот принцип был применен в деле Менцель против Листа по иску о возврате картины художника Марка Шагала [Menzel v. List].

Дело Мендель против Листа (Menzel v. List). Аппеляционный суд Нью-Йорка, 1969

Картина Марка Шагала («Le Paysan à l'échelle») была конфискована в марте 1941 г., когда ее собственник Менцель бежал из Бельгии от приближающихся немецких воинских частей. С1941 по 1955 г. ее местонахождение было неизвестно. А впоследствии, в 1955 г., картина была приобретена Альбертом Листом в галерее Перлз в Нью-Йорке с гарантией правового титула. Жена собственника, Эрна Менцель, обнаружила фотографию картины в одной из книг по искусству и потребовала от ответчика ее возврата. После его отказа был предъявлен иск в суд. В суде было признано, что правовой титул принадлежит Менцелю, а Лист должен вернуть картину или заплатить 22 500 долл. Ответчик ссылался на истечение срока исковой давности, предусмотренного законодательством Нью-Йорка. Но Апелляционный суд Нью-Йорка признал позицию ответчика необоснованной, поскольку в данном случае исчисление срока исковой давности началось не с 1941 г., когда картина была конфискована, и не с 1955 г., когда ответчик приобрел картину как добросовестный приобретатель, а с 1962 г., когда ответчик отказался ее вернуть по требованию собственника. В результате картина была возвращена Менцелю, а галерея Перлз (выступавшая третьей стороной по делу) заплатила 22 500 долл. Листу, а также проценты Менцелю.

Марк Шагал. Le Paysan à l'échelle

Впоследствии принцип Demand and Refusal Rule был подтвержден в ряде других судебных прецедентов [Solomon R. Guggenheim Foundation v. Lubell].

Дело Фонд Соломона Р. Гуггенхайма против Лубелла (Solomon R. Guggenheim Foundation v. Lubell). Апелляционный суд Нью-Йорка, 1991

Фонд Соломона Р. Гуггенхайма, который управляет Музеем Гуггенхайма в Нью-Йорке, подал иск о возвращении полотна Марка Шагала стоимостью в 200 тыс. долл. (Le Marchand de Bestiaux – «Торговец скотом»). По утверждению Фонда, данное произведение было похищено из его запасников сотрудником почты в конце 60-х годов. Рейчел Лубелл и ее муж – сторона, подавшая апелляцию, – приобрели данную картину в известной галерее на Мэдисон Авеню в 1967 г., хранили ее более 20 лет в своем доме и дважды выставляли. В 1985 г. изображение картины было представлено известному аукционному дому для оценки ее стоимости. Один из работников аукционного дома оказался бывшим куратором Музея и опознал украденную картину, о чем сообщил в Музей. Музей незамедлительно потребовал добросовестных приобретателей вернуть картину. После их отказа Музей подал иск. Добросовестные приобретатели утверждали, что до заявления в 1986 г. Фондом требования о возврате картины у них не было каких-либо оснований полагать, что картина украдена. Это было связано с тем, что Музей не публиковал информацию о краже, а также не сообщил об этом факте арт-сообществу. Одним из основных вопросов в данном деле стал вопрос об истечении срока исковой давности и отсутствии своевременной «должной заботливости» со стороны Музея (срок между кражей и требованием Музея о возврате составил 20 лет). Апелляционный суд подтвердил свою приверженность правилу Demand and Refusal Rule. Следовательно, трехлетний срок исковой давности начинает течь с момента отказа добросовестного приобретателя удовлетворить требование Музея. Более того, Суд указал, что именно добросовестный приобретатель должен проявить «должную заботливость» при проверке провенанса картины. В результате стороны достигли конфиденциального внесудебного соглашения по урегулированию спора.

В других штатах США (например, Калифорния, Нью-Джерси) применяется принцип discovery rule, рассмотренный выше, по которому срок исковой давности не начинает исчисляться, пока собственник не узнал, что вещь была похищена, или не выяснил, кто является новым владельцем [Merryman et al, 2007, p. 990–999].

В деле о мозаике греческой православной церкви на Кипре (далее – Церковь) суд подтвердил данный принцип.

Дело Автокефальная греческая православная церковь и Республика Кипр против Изобразительные искусства Гольдберг и Фельдман Инк. (Autocephalous Greek-Orthodox Church of Cyprus and the Republic of Cyprus v. Goldberg & Feldman Fine Arts, Inc.). Федеральный районный суд США, Южный округ штата Индиана, 1989

При разграблении церкви в турецкой части острова Кипр в период 1976–1979 гг. из ниши алтаря была похищена византийская мозаика VI в. После того как это стало известно властям Кипра, они проинформировали ЮНЕСКО и другие международные организации о факте исчезновения мозаики. Установить местонахождение мозаики не удалось. Впоследствии она была приобретена в Женеве за 1 млн долл. США г-жой Гольдберг, занимавшейся торговлей антиквариатом (при покупке она лишь провела осмотр мозаики на таможенном складе аэропорта в Женеве), и вывезена в США. В США Музей Гетти получил предложение о приобретении мозаики за 20 млн долл. США. Музей сообщил об этом предложении властям Кипра. В результате Церковь предъявила в штате Индиана иск к г-же Гольдберг и ее фирме о возвращении мозаики. Исходя из принципа «наиболее тесной связи» суд применил право штата Индиана [59] . Суд установил, что Церковь предприняла все необходимые и достаточные шаги по возвращению мозаики, поэтому срок исковой давности (в штате Индиана – 6 лет) не был пропущен истцом. В данном случае срок исковой давности начинает исчисляться с момента, когда Церковь получила информацию о личности владельца мозаики [Autocephalous Greek-Orthodox Church of Cyprus… v. Goldberg & Feldman Fine Arts, Inc]. Суд постановил, что мозаика должна быть возвращена законному владельцу – Церкви.

При рассмотрении вопроса о сроках исковой давности следует также обратиться к проблеме просрочки. Этот институт основан на принципе справедливости. В случае если собственник не проявил надлежащей заботливости для защиты своего права собственности и пропустил сроки для предъявления своего требования, он теряет свое право.

Показателен пример дела о возвращении манускрипта X в., содержащего некоторые сочинения Архимеда.

Дело Иерусалимский патриархат Греческой православной церкви против Кристис Инк. (Greek Orthodox Patriarchate of Jerusalem v. Christie's Inc.). Апелляционный суд Нью-Йорка, 1999

Палимпсест Архимеда X в., рукопись, принадлежавшая Иерусалимскому патриархату Греческой православной церкви, вошел в коллекцию французской государственной служащей в 1920-х годах при неизвестных обстоятельствах. В 1998 г. ее наследница Анна Герсен выставила рукопись для продажи на аукционе «Кристис» в Нью-Йорке.

Патриархат подал иск против Анны Герсен и анонимного покупателя о возвращении палимпсеста. При рассмотрении данного дела Суд подтвердил, что в штате Нью-Йорк при разрешении вопросов о законности передачи движимого имущества применимым является право страны, в которой имущество находилось в момент передачи (lex situs). В рассматриваемом деле таковым было право Франции. В соответствии с применимым французским правом действует правило о приобретательной давности, то есть лицо, открыто и на протяжении продолжительного времени (более 30 лет) владеющее имуществом, становится собственником. В связи с этим Суд обратился к вопросу о пропуске истцом срока исковой давности. Суд признал, что истец не проявил надлежащей заботливости для защиты своего права собственности. Единственное объяснение данному факту – то, что истцом является орден монахов и нельзя было ожидать от него активных действий по поиску пропавшего манускрипта. Тем не менее, являясь орденом монахов, истец проявил удивительную активность в подаче иска всего за одну ночь до проведения аукциона. По-видимому, истец все же мог бы проявить активность в поиске манускрипта за предыдущие 70 (!) лет, и провести необходимое расследование через представителя [Greek Orthodox Patriarchate of Jerusalem v. Christie's Inc.]. В результате Суд отказал в удовлетворении требования Патриархата. Впоследствии, в 1999 г., анонимный покупатель, приобретший манускрипт на аукционе «Кристис» за 2 млн долл., выставил его в Художественном музее Волтерса в Балтиморе, Мэриленд для изучения и сохранения.

В Российской Федерации вопрос определения и исчисления сроков исковой давности разрешен в Гражданском кодексе РФ. Так, в ст. 1208 ГК РФ закреплена общая норма согласно которой, «исковая давность определяется по праву страны, подлежащему применению к соответствующему отношению» [ГК РФ (часть третья)]. Статья 196 ГК РФ устанавливает общий срок исковой давности, равный трем годам. Кроме того, в ст. 200 ГК РФ содержится норма, в соответствии с которой «течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права» [ГК РФ (часть первая)]. Нерешенным остается вопрос, является ли обязательным условием начала течения срока исковой давности наличие у истца сведений о личности правонарушителя, необходимых для предъявления иска, либо наличие у него возможности или обязанности получения таких сведений. Этот вопрос пока не получил разъяснения со стороны высших судебных инстанций. Между тем в связи с увеличением случаев незаконного оборота культурных ценностей потребность в правильном решении данного вопроса существенно возросла.

На сегодняшний день в российском законодательстве существует проблема «зависшего имущества» и соответственно конфликта интересов давностного владельца и собственника. Одним из аспектов данной проблемы является согласование правил об исковой и приобретательной давности. Проблема «зависшего имущества» актуальна также для сделок с культурными ценностями и приобретает особое значение в силу высокой значимости (духовной и материальной) объекта для всех участников оборота культурных ценностей. Данная проблема связана с вопросом определения момента истечения срока исковой давности и начала срока приобретательской давности. Статья 234 (п. 4) ГК РФ указывает, что течение срока приобретательной давности начинается не ранее истечения срока исковой давности по соответствующим требованиям [Там же]. Безусловно, такая позиция справедлива с точки зрения законного собственника культурной ценности. При этом не учитываются интересы добросовестного приобретателя, поскольку последний не может определить, когда истечет срок исковой давности [Дроздов, 2009, с. 20].

Для решения вышеобозначенных проблем, возникающих в сфере регулирования оборота культурных ценностей, ведущими правоведами предлагаются различные концепции. На наш взгляд, проблема «зависшего имущества» применительно к культурным ценностям может быть решена при внесении ряда изменений в существующее законодательство. Основной задачей является достижение баланса интересов собственника и добросовестного приобретателя. В связи с этим считаем необходимым осуществлять следующее.

1. Определить более продолжительный срок исковой давности для культурных ценностей (специальный срок исковой давности). По мнению автора, сбалансированный и разумный срок для таких объектов торгового оборота, как культурные ценности – 7 (семь) лет.

Кроме того, с учетом положений действующего законодательства о культуре, для объектов, составляющих культурное достояние и официально признанных таковыми (посредством внесения в Единый государственный реестр объектов культурного наследия [Федеральный закон № 73-ФЗ]), следует сохранить положение, исключающее применение сроков исковой давности.

2. В качестве начала исчисления срока исковой давности установить момент, когда собственнику стала известна личность владельца [Лоренц, 2009, с. 2]. При этом для сохранения баланса интересов собственника и добросовестного приобретателя необходимо сделать оговорку: при условии, что собственник вел себя добросовестно и предпринял все разумные действия для выяснения личности владельца (ознакомился со всеми доступными реестрами похищенных культурных ценностей, обратился в соответствующие государственные органы и т. п.).

Кроме того, считаем разумным предложение авторов проекта федерального закона от 27 апреля 2012 г. № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Проект ГК 2012) [Проект федерального закона № 47538-6] о внесении изменений в статьи, посвященные институту приобретательной давности и исковой давности.

В соответствии со ст. 242.1 Проекта ГК 2012 «лицо, не являющееся собственником вещи, но открыто и непрерывно владеющее как своей собственной недвижимой вещью в течение пятнадцати лет либо движимой вещью в течение пяти лет (курсив мой. – В. Н.), а лицо, владеющее движимой или недвижимой вещью, выбывшей из владения собственника помимо его воли, – в течение тридцати лет (курсив мой. – В. Н.), приобретает право собственности на эту вещь (приобретательная давность)». Согласно ст. 242.2 «течение срока приобретательной давности начинается с момента начала владения вещью». Таким образом, разработчики ввели две новеллы, имеющие существенное значение для легализации оборота культурных ценностей. Во-первых, установлен максимальный 30-летний срок приобретательной давности для незаконно перемещенной культурной ценности. По истечении данного срока у добросовестного приобретателя возникает право собственности. Во-вторых, исчезла привязка срока приобретательной давности к сроку исковой давности, порождавшая проблему «зависшего имущества» (п. 2 ст. 234 ГК РФ).

В гл. 12 ГК РФ, посвященную сроку исковой давности, также были внесены изменения. В частности, ст. 196 в редакции проекта ГК 2012 сформулирована следующим образом: «Общий срок исковой давности составляет три года со дня, определяемого в соответствии со статьей 200 настоящего Кодекса, но во всяком случае не может превышать десяти лет со дня нарушения права» (курсив мой. – В. Н.). Кроме того, ст. 200 ГК РФ, посвященная началу течения срока исковой давности, дополнена новым критерием определения начала срока: «течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права» (курсив мой. – В. Н.).

Таким образом, благодаря внесению изменений в правовое регулирование институтов сроков каждый из акторов арт-рынка (собственник или добросовестный приобретатель) получает четкое представление о временных границах и критериях реализации своих прав собственности на спорные культурные ценности. Введение в гражданское законодательство РФ вышеприведенных новелл позволит реализовать в России действенные механизмы защиты и установления баланса интересов собственника культурной ценности и ее добросовестного приобретателя (см.: [Энгельман, 2005; Мейер, 1997, с. 284; Иоффе, 1958, с. 267; Толстой, 1955, с. 159–164; Агарков, 1940, с. 56–68]).

Исходя из рассмотренных выше законодательства и судебной практики коллизионные вопросы остаются наиболее сложными, а решения не всегда однозначны. Кроме того, следует уделять особое внимание специфике предмета регулирования – культурных ценностей.

Таким образом, коллизионные вопросы при оформлении сделок с культурными ценностями возникают и разрешаются в трех случаях:

а) при оформлении договора в виде привязок автономии воли и наиболее тесной связи;

б) при разрешении вопросов собственности в виде уже существующих привязок lex situs и lex originis, ограниченных оговоркой о публичном порядке;

в) при разрешении вопросов приобретательской и исковой давности.

Сбалансированная оценка каждого из коллизионных случаев позволит участникам сделки выбрать применимое право с учетом интересов всех сторон.