«Неудачи, кажется, только тебя и ищут», – говорят мне. Но я ведь не подставляю им свою голову!..
Я вышел из дому пораньше, намереваясь продать свои наручные часы.
Когда ты оказываешься в таком положении, что тебе приходится продавать личные вещи, невольно испытываешь горькое чувство поражения в жизненной борьбе. Не знаю, как вы, по я в эти моменты физически ощущаю тяжесть невзгод, а сама вещь, которую я намереваюсь продать, мне кажется вопиет о моем позоре. И сегодня часы на руке моей висели пудовой гирей.
Позавчера у меня собрались гости, мы выпивали, закусывали и вели очень острые споры на довольно отвлеченные темы – политический климат Турции, или что собой представляет турецкий гражданин.
Гости иногда прерывали споры, чтобы отдать должное новому блюду, которое подавалось к столу, восхваляли кулинарное мастерство хозяйки, почтительно повторяя: «Восхитительно… Превосходно получилось… Благодарим…» Затем снова пускались в рассуждения о том, как отобразить в нашей литературе характер современного человека, нашу действительность. А меня в это время терзал вопрос… как и кому я завтра продам свои часы. Я подумал, а что если сейчас снять их с руки и крикнуть гостям: «Я хочу продать свои часы, кто хочет купить?» Мне почему-то показалось это очень смешным, и я громко засмеялся. Вероятно, мой смех в тот момент, когда один из гостей говорил о турецкой действительности, подкрепляя свои мысли статистическими выкладками, прозвучал для него обидно, и он сказал:
– Вот вы смеетесь, а тем не менее… Наша интеллигенция только сейчас начала понимать значение статистики… Без статистики нельзя оценить реальное положение в стране…
А я смеялся не над статистикой и тем более не над горькой действительностью нашей родины. Чтобы выйти из неловкого положения, я сделал серьезное лицо и начал слушать научные споры. Но незаметно для себя снова переключился на свои заботы. Меня прервал обращенный ко мне голос:
– Хасан-бей, а что вы думаете по этому поводу?
– Очень правильно… Я разделяю ваше мнение… – И схватил бутылку со стола, чтобы разлить водку в опустевшие рюмки. Так я отвлек от себя внимание.
Полагаю, вы поймете, в каком состоянии на следующее утро я пошел продавать свои часы. Выйдя из дома, я вскочил в автобус, затем пересел на паром и после этого еще долго, долго шел пешком… Куда я пойду, кому продам часы? Я не осмелюсь предложить их товарищу или знакомому. Подобно тому как существует рынок зерна, хлопка или золота, есть и рынок, где товар – человеческое достоинство. На этом рынке цену человеку определяют его друзья и знакомые. И если нужда заставляет человека продавать личные вещи, то его цена на рынке моральных ценностей падает. Даже друзья будут стесняться приходить к нему в гости.
Я шел и шел по многолюдным проспектам огромного города, нес часы, которые становились все тяжелее, и наконец остался один-одинешенек; по мере того как росла тяжесть часов, я терял свой вес. Я очень удивился, что раньше, целых два года, не ощущал пх на своей руке.
Мне пришло в голову сходить на так называемую барахолку. Только обойдя ее несколько раз, я увидел старьевщика, который торговал всевозможными старыми вазами, тарелками, часами, вилками, ножами. Я снял часы и протянул ему:
– Вот, купите?
Осмотрев часы снаружи и внутри, он с безразличным видом вернул мне их обратно.
– Сколько? – спросил он.
Два года назад я купил их за двести лир. Но человек таким тоном промолвил «сколько?», что я ответил:
– Отдам за пятьдесят…
Старьевщик, не раскрывая рта, промычал что-то непонятное и усмехнулся:
– Двадцать…
Только я хотел сказать «Ну давай!», как сзади кто-то подошел ко мне и положил руку на плечо. Я обернулся и увидел одного из вчерашних гостей, которые так горячо спорили о турецкой действительности… Я смутился и торопливо поздоровался с ним.
– Здравствуй, – ответил он, – что ты здесь делаешь? В это время старьевщик сказал:
– Отдашь за двадцать лир? Они не стоят и этой цены.
– Нет-нет, я не продаю, – ответил я.
– Не продаешь, так проваливай!.. Шутить изволили, господин!
Мы повернулись и пошли.
– Проходил мимо, – говорю я приятелю, – и купил у часовщика вот это за пятьдесят лир… Хотел узнать действительную их цену и показал старьевщику…
Товарищ, не придав значения моим словам, проговорил:
– Вчера было очень интересно. Хорошо бы снова собраться как-нибудь вечером…
– Прекрасно… – поддержал я.
Попрощавшись с ним, я еще долго до изнеможения бродил по городу. Решил не продавать часы.
По дороге домой меня опять постигла неудача. Я сел в автобус. Вслед за мной вошел человек. Не успев расположиться на Сиденье, он кивнул на мои часы и спросил:
– Простите, сударь, сколько на ваших?
– Четверть седьмого, – ответил я.
– Неверно! – отрезал он, да так резко, будто не он только что вежливо спрашивал о времени.
Я обернулся к нему – напыщенный, дородный, с тройным подбородком субъект, он свысока смотрел на меня… Я опять, на этот раз внимательно, посмотрел на свои часы: действительно, я неверно ответил ему.
– Восемнадцать минут седьмого… – поправился я.
– Опять неверно… – сказал он.
Я молча повернулся к нему спиной. Но человека это не смутило.
– Я увидел, что часы у вас идут неверно, и нарочно спросил.
– Неверно? А вам-то что за дело?
– Как что за дело? Я – гражданин.
Прокричав несколько раз подряд «я – гражданин» так, будто «я – генеральный директор» пли «я – министр», он постучал по стеклу своих часов пальцем и продолжал:
– У меня есть часы, есть, но я нарочно спросил… Смотрите, смотрите сюда – сейчас двадцать пять седьмого. Ваши отстают на целых семь минут. Поставьте ваши…
Я не произнес ни звука.
– Поставьте ваши часы, сударь… они отстают на семь минут… – угрожающе настаивал он.
– Ну и пусть мои часы отстают на семь минут, – спокойно ответил я.
– Но ведь так нельзя… Нельзя!
Чтобы отделаться от него, я протиснулся на несколько шагов вперед. Он кричал мне вслед:
– Ты что убегаешь? Передвинь стрелки!..
– Вам-то что, сударь? Передвину я или не передвину… Разве это не мои часы? Что вы пристаете?
– Но я – гражданин.
Автобус остановился. Вошло несколько пассажиров.
– Простите, сударь, сколько на ваших? – тут же накинулся он на первого вошедшего.
– Половина седьмого…
Затем к следующему:
– А на ваших?
– На моих без двух половина седьмого…
– Неверно… У вас у обоих неверно… Прошу, поставьте правильно – сейчас ровно без двадцати четырех минут семь; передвиньте скорее, передвиньте стрелки…
Нагнувшись он посмотрел на часы одной дамы:
– О-о, сударыня, ваши отстали на пятнадцать минут…
Я был в другом конце автобуса, но он прокричал мне:
– Вы поставили свои часы, сударь?
– Сударь, вы оставите меня в покое?
– Вы должны поставить правильно часы.
– А что случится, если я не поставлю? Что вы так печетесь об этом?
Он продолжал кричать свое:
– Я – гражданин… Вы понимаете, я – гражданин…
– Ну и что из того, что ты гражданин, – заметил кто-то из сидящих, – ты гражданин, а мы что, туристы?
– Поставьте часы все, у кого они идут неправильно. Требовать это – мой долг гражданина. Я не могу пройти мимо гражданина, у которого неверно идут часы. Почему мы никак не можем построить индустрию, никак не можем приобщиться к культуре Запада, достигнуть современного уровня цивилизации – да все из-за этого…
Затем он повернулся ко мне.
– Вот, – говорит он, – вот этот гражданин не знает цены времени, цены семи минутам. Он отсталый восточный человек… У него часы могут на семь минут отставать или спешить, а ему все равно…
Вдруг он обратился к кондуктору:
– Который час на ваших?
– У меня нет часов… – ответил кондуктор.
– Как может человек обходиться без часов? Пока мы не будем ценить нашего времени, пока мы не поймем, как его надо беречь, мы будем плестись в хвосте…
– Ну нет, нет у меня часов, – проговорил кондуктор, – что поделаешь… Дай – тогда будут!..
Одна женщина задала вопрос этому ретивому гражданину:
– А чем вы докажете, что ваши часы идут правильно? Может, у ваших стрелки не так крутятся?
Вслед за этим гражданин протянул ей свои наручные часы, вытащил из жилетного кармана другие, достал из внутреннего кармана третьи… Потом еще несколько из других карманов и все повесил на пальцы.
– Вот смотрите, все они отрегулированы и показывают самое точное время.
Пожилая пассажирка, понимающе качая головой, протянула:
– А-а-а-а, да он, того… сумасшедший…
А ее сосед, разглядывая коллекцию, свисавшую с пальцев, с ехидцей заметил:
– А на этих-то половина девятого… Вот видишь?
Гражданин с испугом и растерянностью уставился на часы, которые врали.
– Вот подлецы, это они нарочно в кофейне подвели стрелки.
Мне порядком надоела эта канитель, и я сошел на две остановки раньше.
– Ваши часы отстают на семь минут, поставьте точно!.. – кричал он мне вслед из автобуса.
Домой я пришел с тяжелым сердцем.
– Ты должен был купить рыбы!.. – подлетела жена.
Но я не продал часы, и денег у меня на рыбу не было… Я сделал вид, будто забыл.
– А-а-а… Действительно, я ведь собирался купить рыбы и забыл…
– Как ты мог забыть? Сегодня вечером у нас гости… Что теперь будем делать?.. Хорошо, я не понадеялась на тебя и сама купила. Все уже готово.
Потом подошли гости, снова поднялся спор на отвлеченные темы. Гости, не жалея глотки, убеждали друг друга, что причина нашего отставания от народов развитых стран в том, что мы не ценим своего времени.
– Для нас ничего не значат десять минут, полчаса… Никто не придает значения, спешат у него часы или отстают… Вероятно, я засмеялся.
– Вот вы смеетесь, но, к сожалению, это именно так… Я посмотрел на свои часы и спросил:
– Сколько на ваших?
Гость глянул и ответил:
– Мои стали…