42

Большую часть пути его преследовал дождь, но ближе к побережью тучи разошлись. Заходящее солнце пробивалось сквозь облака на горизонте и рассеивало пучок косых лучей над неспокойным морем.

Выйдя из машины, он глотнул соленого свежего воздуха и постоял несколько секунд, вдыхая его как можно глубже. Над водой кружили чайки, наполняя бухту своим уверенным пронзительным криком.

«Море», – подумал он снова.

По набережной, а она была не очень большой, максимум километр, гуляли отважившиеся выйти сразу после дождя. Несколько собак гонялись друг за другом, подростки играли в волейбол, рыбак разматывал сети. Он не сразу вспомнил, когда в последний раз был на этом не очень популярном курорте, от которого, однако, веяло очарованием старины; его расцвет, появление казино и санатория пришлись на двадцатые годы, если он не ошибался, но, во всяком случае, он был здесь пару раз. С Ренатой и детьми; кажется, только эти два раза, не больше… каждый раз по несколько дней, но Берензей был таким небольшим местечком, что он без труда вспомнил, где находится «Флорианс».

В целом, там была всего одна главная улица, которая вела к набережной, поэтому ему было ее не избежать. Зато теперь он, кажется, вспомнил.

Старое высокое здание в стиле модерн в южном конце улицы между отелем и магазином. Зажатое между супермаркетом более поздней постройки и обшарпанным отелем «Морская лошадь», в котором он сам когда-то останавливался в одну из тех коротких поездок.

Если он, конечно, не ошибался.

Оказалось, что нет. Узкое пятиэтажное здание в бело-розовых тонах стояло на месте. Крытая медью крыша еще блестела в лучах заходящего солнца, балконы были винно-красного цвета. Кое-где облупилась штукатурка, но пансионат однозначно не казался дешевкой в этой глянцевой идиллии.

Он вошел в молочно-белую стеклянную дверь. Осторожно поставил на пол портфель и позвонил в звонок у стойки портье.

Через полминуты появилась женщина средних лет с полотенцем в руках. По всей видимости, она вытирала посуду. Она посмотрела на него поверх очков в золотой оправе и спрятала полотенце:

– Да?

– Я ищу Арнольда Яренса. Насколько я знаю, он остановился здесь.

Она полистала журнал:

– Да, так и есть. Номер пятьдесят три. Это на последнем этаже. Можете воспользоваться лифтом. – Она показала рукой куда-то в сторону.

– Он сейчас в номере?

Она посмотрела на доску, где висели ключи:

– Думаю, что да. По крайней мере, ключ он не оставил.

– Вы сказали, на последнем этаже?

– Да.

– Спасибо. Я сначала закончу кое-какие дела и вернусь.

– Как хотите. – Женщина снова взяла полотенце.

Он постучал два раза, но никто не ответил.

Нажал на ручку двери, и она открылась.

Комната выглядела довольно обычно. Но, без сомнения, в ней присутствовало очарование старины. Широкая кровать с железными спинками. На стенах у потолка темная панель. Маленький письменный стол. Два малюсеньких кресла. Шкаф для одежды.

Слева у двери уборная и ванная. Так как в комнате оказалось пусто, он вошел в ванную. Включил свет.

И здесь тоже пусто. Ванна отсутствовала, а поставленная вместо нее современная душевая кабина не казалась подходящим местом для сведения счетов с жизнью.

Он вернулся в комнату. Поставил портфель на стол и начал искать в нагрудном кармане зубочистку.

– Комиссар Ван Вейтерен, если я не ошибаюсь?

Голос доносился с балкона, и в нем слышалась та самая интонация насмешки и самоуверенности, которой он больше всего боялся.

– Господин Яренс? – Он вышел на балкон. – Могу я присесть?

Плотный мужчина кивнул в сторону свободного плетеного кресла с другой стороны стола.

– Должен признать, что для полицейского у вас чертовски буйная фантазия. Просто не понимаю, как вы только додумались до такого, я имею в виду вашу историю.

Ван Вейтерен порылся в портфеле.

– Виски или коньяк? – спросил он.

– Если вы думаете, что сможете меня напоить, боюсь, что я вас разочарую.

– Вовсе не хочу, – сказал Ван Вейтерен. – Просто я не нашел пива.

– Ладно.

Он принес из комнаты два стакана, и Ван Вейтерен их наполнил.

– Вам нет смысла притворяться, – сказал он. – Просто я знаю, что на вашей совести три убийства, и я позабочусь о том, чтобы вы за это ответили. Выпьем.

– Выпьем, – ответил Яренс. – И как вы собираетесь это сделать? Предполагаю, что у вас спрятан микрофон или радиопередатчик, а где-то стоит на записи магнитофон, и вы надеетесь, что я напьюсь, расслаблюсь и проговорюсь. Разве не дешевый трюк? Это так вы в наше время обманываете народ?

– Нет у меня ни того, ни другого. К тому же в суде запись вряд ли бы приняли, да вы это и сами знаете. Мне просто хочется объяснить вам, как я вижу это дело. Если вы боитесь магнитофона или еще чего-то, можете просто кивать или мотать головой… Мне кажется, вам тоже нужно об этом поговорить.

– Чушь, – ответил Яренс, делая глоток виски. – Черт возьми, конечно, вы разбудили мое любопытство. Не каждый день доводится так близко видеть отдельные винтики полицейской машины. – Он улыбнулся и достал сигарету из лежавшей на столе пачки: – Хотите?

– Спасибо.

Ван Вейтерен взял сигарету и, прежде чем начать, закурил.

– Расскажите о Леопольде Верхавене!

Арнольд Яренс снова улыбнулся и выпустил дым. Поднял глаза и посмотрел вдаль на море. Прошло несколько секунд.

– Кажется, завтра будет отличная погода, а вы как думаете, комиссар? Вы побудете здесь пару дней?

– Как хотите, – сказал Ван Вейтерен и подался вперед к столу. – Я сам расскажу эту историю, вы можете прервать меня, если что-то будет неясно… Вы убили троих человек. Беатрис Холден, Марлен Нитш и Леопольда Верхавена. Верхавен из-за вас отсидел в тюрьме двадцать четыре года. Вы подлец, и пусть вас не вводит в заблуждение мой дружеский тон.

На лице Яренса пару раз дрогнул мускул щеки, но он ничего не ответил.

– Единственное, в чем я не разобрался до конца, это мотив. Хотя в общих чертах мне все понятно… Поправьте меня, если я что-то скажу неправильно. В субботу, шестого апреля тысяча девятьсот шестьдесят второго года, вы отправились в дом Верхавена, потому что знали, что она там одна. Возможно, вы дождались, пока электрик закончит свою работу, и, когда увидели, как он идет в деревню, пошли туда. Вы были возбуждены. Меньше недели назад Беатрис лежала у вас на диване голой под одним только одеялом, и это было выше ваших сил. Может быть, вы даже заглядывали под одеяло и прикасались к ней, пока она, пьяная, спала крепким сном, в то время как ваша больная жена в полном неведении лежала на втором этаже. Вместе с вашей двухлетней дочерью. Может быть, вы просунули руку между ее ног… между ног Беатрис Холден, именно туда вы так хотели проникнуть. Горячая, темпераментная, красивая женщина, не то что ваша жена, которая была холодной как лед и никогда вас к себе не подпускала…

Арнольд Яренс выпил глоток, его лицо не дрогнуло.

– Вы идете в «Густую тень», и там она. Совершенно одна. Верхавен уехал в Маардам и вернется только через несколько часов. Вот она – осталось только взять. Просто подойти, сказать пару ласковых слов, сорвать с нее трусы и взять. Почему она не захотела, господин Яренс? Скажите мне. Почему вам не удалось проникнуть между ног Беатрис Холден, хотя она всегда была такой сговорчивой? Разве она почти что не дала вам обещания в ту ночь, когда вы пустили ее переночевать? Или вы что-то неправильно поняли?

Яренс кашлянул.

– Какая фантазия, – сказал он и допил стакан. – Да это вы, комиссар, извращенец, а не я.

– Было стыдно, не правда ли? Разве не стыд вы вдруг почувствовали?..

– Что?

– Что не смогли переспать с Беатрис Холден. Что это ничтожество Верхавен мог, а вы нет… Этот сопливый засранец, на которого еще со школы вы смотрели свысока. Леопольд Верхавен! К тому же еще и мошенник! Продавец яиц из «Густой тени»! Жалкий человек, к которому вы всю жизнь относились с презрением… И теперь он живет с этой привлекательной женщиной, а вы женились на прекрасной усадьбе, видимо, одной из самых богатых в Каустине, но цена! Цена этого – ваша сухопарая жена, которая вас никогда к себе не подпускает. И вот вы стоите в ту субботу, такой беспомощный, перед Беатрис Холден… Может быть, она даже смеется над вами, да, я думаю, она над вами посмеялась и сказала, что расскажет Верхавену, какой вы беспомощный козел. – Он сделал небольшую паузу. Яренс затушил сигарету и снова посмотрел на море. – Пожалуйста, скажите мне, если какая-то деталь в моей реконструкции не совпадает с действительностью, – попросил Ван Вейтерен и откинулся на спинку кресла.

Яренс не ответил. Он невозмутимо сидел, не нервничая и не возмущаясь.

– Все правильно, значит? Да, я так и думал, – удовлетворенно заключил Ван Вейтерен. – Может быть, вы сами продолжите? Как изнасиловали ее, как задушили… или все было наоборот?

– Я буду жаловаться вашему руководству. Я этого так не оставлю. Ваше начальство узнает об этом разговоре прямо завтра утром.

– Замечательно, – ответил Ван Вейтерен. – Еще виски?

Яренс молча взял бутылку и наполнил стаканы. Ван Вейтерен поднял свой стакан, но хозяин на него даже не посмотрел. Они выпили в тишине.

– Номер два, – продолжил Ван Вейтерен. – Марлен Нитш.

Яренс поднял руку:

– Спасибо, нет. С меня хватит. Могу я попросить вас убраться ко всем чертям с вашими проклятыми домыслами? У меня есть другие…

– Ничего не выйдет, – перебил Ван Вейтерен. – Я останусь здесь.

Яренс усмехнулся. В первый раз за все это время он выглядел растерянным. «Как раз вовремя», – подумал Ван Вейтерен.

– Ладно. Или вы даете мне обещание убраться отсюда в течение получаса, или я звоню в полицию.

– Я и есть полиция, – дружелюбно объяснил Ван Вейтерен. – Может быть, вам лучше связаться с адвокатом? С хорошим адвокатом… Хотя у вас все равно нет шансов, но все-таки чувствуешь себя намного комфортнее от сознания, что сделал все возможное, поверьте мне.

Яренс снова закурил, но к телефону не пошел. Ван Вейтерен встал и посмотрел на море. Солнце давно закатилось за горизонт, и над набережной сгустились синие сумерки. Он постоял с минуту, облокотившись о низкие перила, в ожидании хода Яренса, но его не последовало.

Яренс продолжал сидеть в плетеном кресле. Потягивал виски и снова курил с невозмутимым видом.

Может быть, он вообще никогда не беспокоится? Ни секунды?

«Лучше всего продолжить», – подумал Ван Вейтерен и снова сел напротив.

Комиссар вылил себе последние капли виски и поднял стакан.

– Как-то быстро закончилось, – отметил он, и Яренс усмехнулся.

Стало совсем темно. Свет от маленькой лампы в углу балкона не доставал до стола. В последние полчаса Арнольд Яренс выглядел как неподвижный контур. Темный силуэт, лицо которого скрывала густая тень, и Ван Вейтерен уже не мог определить, какое действие оказывают его слова и все его усилия. И оказывают ли вообще.

– Значит, вы не хотите рассказать, где зарыли его голову? Это очень жаль, вы так не считаете? Так вам не попасть во все круги ада Данте, вы же понимаете?

Он снова перешел к более вежливым формулировкам, сам не зная почему. Быть может, дело было просто в темноте и алкоголе.

Яренс не отвечал.

– Как вы думаете, что скажет ваша дочь?

– На что? На ваши смешные инсинуации?

– Смешные? Вы и правда думаете, что она будет смеяться?

Яренс снова усмехнулся, как будто хотел проверить, будет ли такая реакция подходящей для этого случая.

– Ваша жена, однако, не смеялась.

Яренс хмыкнул и снова позволил себе усмехнуться. В этом звуке довольно явно слышалось, что он пьян, как показалось Ван Вейтерену, и он решил действовать, не упуская момента, доверившись своему ощущению. «Теперь, – подумал он. – Или сейчас, или никогда». К тому же он почувствовал, что сам уже нетрезв, сомнений нет, они употребили предостаточно, а время не бесконечно.

– Хотите проверить? – спросил он.

– Что проверить?

– Как отнесется ко всему этому ваша дочь?

– Что вы, черт возьми, хотите сказать?

Ван Вейтерен вынул из складки пиджака булавку и зажал между большим и указательным пальцами:

– Знаете, что это?

Яренс помотал головой.

– Это микрофон. Точно, как вы сразу догадались…

– Мне все равно, – перебил его Яренс. – Вы сами знаете, что я не согласился ни с одним из ваших утверждений.

– Это вам так кажется, – возразил Ван Вейтерен. – У вас может сложиться совсем другое мнение, когда вы прослушаете запись. Обычно так и бывает.

– Чушь. – Яренс потянулся за новой сигаретой. – Какое это имеет отношение к моей дочери? Вы собираетесь дать ей это послушать… или что вы имеете в виду?

– Это уже не потребуется, – сказал Ван Вейтерен и осторожно убрал булавку.

– Не потребуется? Что это значит?

– Она уже все слышала.

Яренс уронил сигарету и открыл рот. Ван Вейтерен встал.

– Эти комнаты… – он развел руки в стороны, – то есть номера пятьдесят второй и пятьдесят четвертый…

Яренс схватился за подлокотники и начал подниматься:

– Какого черта?

– В пятьдесят втором сидят трое полицейских с магнитофоном. Они слышали каждое слово нашего разговора. Не пропустили ни одного нюанса, в этом я могу вас уверить. А во втором… – он показал пальцем, – во втором сидят ваша дочь Андреа и ее муж.

– Какого дьявола?..

Ван Вейтерен подошел к перилам и снова показал пальцем:

– Если вы подойдете, то сможете их увидеть. Нужно будет только немного наклониться…

Арнольд Яренс не заставил себя долго ждать, чтобы последовать его совету, и через минуту все было кончено. Но все-таки Ван Вейтерен знал, что этот короткий миг всю оставшуюся жизнь будет преследовать его каждую темную ночь.

А может быть, даже и после.

Подойдя к машине, Ван Вейтерен понял, что выпил намного больше, чем собирался, и сесть за руль совершенно невозможно. Он снял накладную бороду и парик, положил их в мешок и засунул под сиденье до следующего случая. Потом укрылся на заднем сиденье одеялом и пожелал себе спокойной ночи без сновидений.

Через пять минут он уже беспробудно спал и, когда прибыли полиция и «скорая помощь», не слышал ни сирен, ни громких разговоров.

Никто не обратил внимания на его старенький «опель», небрежно припаркованный в двух кварталах от пансионата «Флорианс». Да и зачем бы им его замечать?

43

– Ты видел это? – Юнг протянул газету. – Кажется, ты его допрашивал?

Роот посмотрел на фотографию:

– Да, я. Что, черт возьми, с ним случилось?

– Упал с пятого этажа. Или, возможно, прыгнул. Несчастный случай или самоубийство – это пока неясно. Что он был за человек?

Роот пожал плечами:

– Ничего особенного. В принципе, приятный. Во всяком случае, он угостил меня кофе.

В столовой Рейнхарт сел напротив Мюнстера.

– Доброе утро, – сказал он. – Как дела?

– В каком смысле?

Рейнхарт вытряхнул трубку в пепельницу и начал ее набивать:

– Можно задать один простой вопрос?

Мюнстер отложил в сторону «Неуве блатт»:

– Попробуй.

– Хм… – Рейнхарт подался вперед. – Ты, случайно, не был позавчера вечером в Берензей?

– Даже и не собирался, – ответил Мюнстер.

– А комиссар?

– Не думаю. Он еще на больничном.

– Да, конечно, – сказал Рейнхарт. – Я просто хотел узнать, меня тут посетила одна мысль.

– Вот оно что…

Мюнстер углубился в чтение газеты, а Рейнхарт закурил свою трубку.

Хиллер постучал и вошел в кабинет. Де Брис и Роот подняли головы от рапортов, которые писали.

– По поводу происшествия в Берензей… – Начальник полиции почесал подбородок. – Нам нужно что-то изучить подробнее?

– Скорее всего, нет, – ответил де Брис. – Чистой воды несчастный случай. Они там сами со всем этим справятся.

– Ну что ж, я просто хотел удостовериться. Можете продолжать заниматься текущими делами.

«Я бы тоже не прочь», – подумал де Брис и переглянулся с Роотом.

– Ты слышал о телефонных звонках? – спросил Роот, когда дверь за начальником закрылась.

– Нет. О каких звонках?

– Два анонимных звонка из Каустина. Вроде разные люди, мужчина и женщина, как сказал Краузе.

Де Брис посмотрел в потолок и покусал ручку:

– И что они сказали?

– Примерно одно и то же. Что этот Яренс каким-то образом причастен к убийствам Верхавена. У них такое чувство, но они не хотели говорить об этом раньше. Во всяком случае, так они сказали.

Де Брис задумался.

– Черт побери, – сказал он. – Значит, теперь он понес наказание?

– Может, и так. Хотя это наверняка просто пара выскочек, которые хотят стать известными. В любом случае, это не то, на что нужно обратить внимание.

Несколько секунд они молчали. Потом де Брис пожал плечами:

– Да, в конце концов, дело закрыто, если я правильно понял. Странная история… По крайней мере, я так считаю. Но у нас и так дел невпроворот.

– Я бы даже сказал – по горло, – подтвердил Роот.

– Можно присоединиться? – спросил Малер, садясь на свободное место за столиком кафе. – Кстати, почему ты здесь?

– Потому что мне так хочется, – объяснил Ван Вейтерен. – Я на больничном, а погода стоит неплохая. Мне нравится смотреть, как люди крутятся как белки в колесе… К тому же у меня есть что почитать.

Малер кивнул, узнав книгу:

– Она не очень подходит для чтения на солнце, как мне кажется. – Он осмотрел площадь и подозвал официантку: – Два темных, пожалуйста.

– Благодарю, – отозвался Ван Вейтерен.

Они дождались пива, чокнулись и откинулись на спинки стульев.

– Как всё прошло? – спросил Малер.

– О чем ты?

– Не притворяйся. В конце концов, я тебя и пивом угостил, и книжку подарил.

Ван Вейтерен сделал глоток:

– Ну что ж. Всё кончено, и это так.

– Так что, он под конец не выдержал давления?

Комиссар не сразу ответил:

– Точно. Более поэтично это не передать.