Разбудили меня яркие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь неплотно задернутые шторы и падавшие мне на лицо. Все свидетельствовало о том, что новый день уже был в полном разгаре. Я взглянул на часы − было почти восемь часов утра. Значит я поспал около трех часов. Ну что же и на том спасибо. Сняв полотенце с колена, я потянулся, пробуя его на прочность. Вроде бы все нормально, болит, но терпимо. Умывшись и побрившись, я оделся и вышел во двор. Стояло яркое солнечное утро. Со стороны конюшен слышалось ржание и какой-то деловой гул. Глубоко вдохнув свежий прохладный воздух, я сбежал со ступенек крыльца и направился на хозяйственный двор в сторону конюшен. Управляющий уже был здесь, и наблюдал за работой конюхов и прислуги. Несмотря на наше ночное приключение он выглядел очень бодро. Пахло душистым сеном и конским потом. Этот запах смешивался с ароматом сада и уносился теплым ветерком вверх за горы. Вокруг разливались нега и покой, и мне вдруг захотелось плюнуть на все и уйти вслед за ветерком в этот сад, найти то место, откуда ветер черпал этот непередаваемый цветочный аромат, сесть на скамейку и отдаться под ласковыми лучами солнца природе, чтобы немножко расслабиться в этом бодрящем и ароматном рае. Однако дела требовали быстрых действий. Я стал в сторонке, чтобы не мешать управляющему, и принялся рассматривать великолепных коней в стойлах конюшни, освещенных поднимающимся солнцем.

Увидев меня, управляющий быстро закончил свои дела, повернулся и, подойдя ко мне, пожал руку с пожеланиями доброго утра. В ответ я сказал, что утро прекрасное, спору нет, но надо что-то срочно предпринимать, чтобы решать возникшие проблемы. Отведя его немного в тень большого дерева, растущего возле конюшен, я попросил его выделить мне транспорт для поездки в Симферополь, чтобы подготовиться к приему оставшегося груза, едущего сюда в санитарном вагоне. По моим расчетам, он должен прибыть завтра утром. Не задумываясь ни секунды, управляющий ответил согласием.

– Я вам дам фаэтон и надежного кучера, своего, которому я доверяю, − ответил он.

– А то вы знаете наши горные дороги, крутые, с частыми обвалами, поэтому надо быть очень осторожным. Я думаю, часа за три, четыре вы доберетесь до Симферополя. Часа два будете решать свои проблемы, а к вечеру ждем вас на ужин. Я же здесь постараюсь проследить за тем, чтобы у нас не было ничего необычного, наподобие того, что давече произошло ночью.

– Благодарю вас, − ответил я. − Надеюсь, что такого больше не случится. Извольте отдать распоряжение по поводу фаэтона, − и я повернулся чтобы идти.

– Одну минуточку. Прошу вас пройтись со мной, − остановил меня управляющий.

И мы отправились к конюшне. Войдя в нее, управляющий громко крикнул: «Федор, Федор..!». Из дальнего стойла в левом углу конюшни откликнулся густым басом «Сей момент» чей-то голос. И к нам стал приближаться здоровый мужик, с окладистой бородой, в руках которого были остро блестевшие вилы, которыми он ворошил сено для коней.

– Чего изволите, Николай Петрович?

– Вот что, дружок, запрягай-ка вороного и отвези их благородие на станцию в Симферополь. Там подождешь, а затем вернетесь обратно.

– А какой фаэтон запрягать? − спросил Федор.

– Возьми тот, зеленый. И посмотри, чтобы крыша нормально открывалась, а то дождь может застать в дороге, да и чтобы не протекала. Ну и в дороге там смотри, чтобы все было нормально, не лихачь.

– Слушаюсь, − ответил Федор, повернувшись ко мне и осмотрев меня с ног до головы, сказал:

– Ваше благородие, извольте отдохнуть малость, а я быстро тут подсуечусь и где-то через полчасика соберу фаэтон. Если изволите, то я буду ждать вас у ворот при выезде из сада, чтобы мы кратчайшей дорогой сразу изволили выехать.

– Хорошо, − ответил я, кивнув управляющему, развернулся и пошел к выходу, чтобы собраться в дорогу.

По пути я отказался от завтрака, который мне предложила горничная, и направился в свою комнату. Пройдя через зал, я заметил, что следов ночных «боевых» действий ни на двери, ни на камине видно не было. «Ай да управляющий!» − с одобрением подумал я.

Войдя в свою комнату, я стал прикидывать, в каком качестве мне лучше всего появиться в комендатуре вокзала, и решил, что роль интенданта, занимающегося развертыванием госпиталя для раненых солдат и матросов, будет наиболее подходящей. Приведя себя в порядок, я надел мундир и портупею, проверил револьвер, взял шинель и направился к выходу.Перед этим я тщательно расставил свои вещи в определенном порядке и сделал на саквояже едва заметную метку. По дороге к выходу из сада я с удовольствием рассматривал садовые сооружения и скульптуры, которые были органически вплетены в структуру сада, создавая единый неповторимый ансамбль. Наконец я подошел к кованым воротам, которые были открыты, и буквально через минуту раздался цокот копыт, ко мне лихо подъехал фаэтон, сверкающий лаком зеленоватого цвета. На козлах его сидел Федор, одетый в ямщицкий сермяк, подпоясанный кушаком, который давал возможность ему вполне комфортно чувствовать себя на горном ветру. На голове у него лихо набекрень сидела шапка, из-под которой выбивались седоватые кудри, а в руках находился длинный кнут.

– Прошу садиться, ваше благородие, − сказал он, быстро глянув на мою форму и жестом показывая на великолепное кожаное сиденье, скромно выглядывающее из-под тени поднятого козырька фаэтона.

Рядом на сиденье лежало шерстяное одеяло из овечьей шкуры, которым в случае необходимости можно было прикрыть ноги. Я встал на подножку фаэтона, который прогнулся под моей тяжестью, и сел на прохладное кожаное сиденье.

– Но, милай, − крикнул Федор и щелкнул кнутом.

Мы стали медленно подниматься по дороге, ведущей вверх, выезжая на основную магистраль к Симферополю. Поднявшись на гору, лошадь, тяжело вздохнув, потихоньку пошла рысью. Дорога была не очень широкой, но вполне достаточной, чтобы разъехались два возка. С горной вершины открылся великолепный вид на море, которое искрилось и играло серебряными бликами в лучах поднимающегося солнца. Вскоре мы выбрались на основную дорогу, и сразу подул сорвавшийся с гор легкий ветерок, достаточно прохладный, чтобы ощутить его «дружеское» прикосновение. Пришлось накинуть шинель. По дороге вскоре стали встречаться крестьянские возы и двухколесные арбы, перевозившие всякую всячину. Разминаясь с ними, порой было жутко смотреть вниз на открывающуюся панораму крутизны, так как фаэтон почти вплотную прижимался к обрыву. На дороге периодически встречались следы обвалов и оползней. Спустившись к подножию горного хребта, дорога выпрямилась и лошадь пошла ровнее, так как кучер перестал сдерживать ее вожжами. Интересно, что на фаэтоне было ручное приспособление в виде тормоза, которое Федор периодически использовал на крутых спусках, подкручивая ручку тормоза левой рукой. Через какое-то время по дороге стали попадаться не только телеги, но и фаэтоны с дамами и военными. А ближе к середине дороги до Симферополя я увидел военные грузовые машины, легковые и тяжелые армейские фуры, перевозившие раненых и военные грузы.

Дорога была утомительной и сложной: то резко поднималась вверх, то, падая вниз, петляла либо влево, либо вправо. Наконец мы спустились в Алушту. Вдоль дороги стояли ряды трактиров и чайных. В воздухе плавал запах жареной баранины, шашлыков, чебуреков и другой снеди, которая готовилась тут же щедро, сдабриваясь разичного рода приправами.

– Надо бы, барин, передохнуть, − прервал мое созерцание Федор, обернувшись ко мне запыленным лицом. − Лошадь устала, ее напоить надобно.

– Надо, так надо. Ты займись лошадью, а я пойду в чайхану. Когда ее напоишь, заходи туда же, бери что хочешь. Я угощаю.

– Благодарствую, − ответил Федор, хмыкнув в свою бороду.

Я легко соскочил с фаэтона, разминая отекшие ноги, а он направился с лошадью к куче телег, пролеток и фаэтонов, которые сгрудились вокруг искусственного корыта с питьевой водой для лошадей.

В чайхане меня окружил шум и стойкий запах острой пищи. Привыкнув к полумраку, я обвел глазами зал и увидел свободный столик возле небольшого окошка, прятавшегося за углом. Пройдя через зал мимо посетителей, я сел за этот столик. Тотчас возле меня вырос молодой татарин с полотенцем на плече и с поклоном спросил, что я буду заказывать.

– Шурпу, баранью голень и чай, − сказал я. − Да, братец, тут зайдет мой кучер, такой с бородой, будь добр, обслужи его, а счет выставишь мне.

– Будет исполнено, барин, − ответил он и в мгновение ока испарился.

Я пристроил свою шинель на рядом стоящий стул и занялся изучением посетителей. В дальнем углу от меня сидела группа крестьян, гонявшая чай за самоваром. Чуть наискось от них сидела группа интендантов, очевидно, сопровождавшая какой-то военный груз. По их лицам было видно, что они пили не только чай, но и более «горячие» напитки. Ближе к центру зала расположились два прапорщика, по всей видимости направляющиеся на службу после училища. Это было понятно по их новеньким мундирам и поведению. Дальше к выходу сидела группа из трех человек, по одежде и манере поведения они походили на купцов, поставлявших продовольствие воинским частям. Вскоре мой взгляд наткнулся на стойку, за которой стоял старый татарин, скорее всего, хозяин заведения и следил за порядком в зале. Именно в это мгновение он внимательно смотрел на меня, очевидно, изучая, так как всех остальных он наверное уже знал. Поймав мой взгляд, он сразу преобразился: лицо расплылось в улыбке, и он приветливо поклонился, однако его глаза оставались достаточно холодными.

Осмотрев видимое мне пространство, я перевел взгляд на дальний столик, стоявший вправо от входа, но из-за освещения ( свет от окна падал прямо мне в лицо) и от того, что он находился как бы в тени, я плохо рассмотрел сидящих там людей, тем более, что они сидели как бы спиной ко мне. Но по силуэтам их фигур я предположил, что я где-то уже их встречал. Во-всяком случае, кого-то из них.

В этот момент половой принес мне вкусно дымящуюся шурпу в глиняной миске, хлеб и деревянную ложку. Положив все это передо мною, он поклонился и снова исчез. Отломив от огромного ломтя хлеба кусочек, я предался чревоугодию, поглощая обжигающую шурпу. В этот момент открылась дверь и в чайхану с шумом вошел Федор. Половой тотчас подскочил к нему и повел усаживать за столик, из-за которого уже поднималась чаевавшая ранее группа крестьян. Усевшись, Федор снял шапку, перекрестился и стал делать заказ. В этот момент крестьяне, открыв дверь, стали выходить на улицу. Переместившееся солнце осветило из приоткрытой двери столик в затемненном углу, который снова попал в поле моего зрения. Один из посетителей автоматически повернулся лицом в сторону яркого света, и я узнал его. Это был мой старый «знакомый», одноглазый бандит, встреченный мною в Царском Селе, а рядом с ним за столом сидели, скорее всего, его подельники.

«Что он здесь делает? Не меня ли выжидает на этой горной дороге? Это уже в третий раз он попадается на моем пути. Неспроста это, ох неспроста. Информации обо мне минимум, значит работает совершенно другое информационное поле, на более высоком уровне контакта. И наверняка это связано с янтарной комнатой!»

Эти мысли промелькнули у меня мгновенно, и я автоматически спрятался за полуизгиб стены возле столика. Во мне сработали навыки, полученные при обучении относительно расположения себя в новой среде, светоощущению и светоосвещению и снятию первых визуальных слепков с лица сидевших здесь посетителей.

Необходимо было найти выход из сложившейся ситуации. Не то, чтобы я боялся, но затевать здесь конфликт и привлекать к себе лишнее внимание мне не хотелось. Продолжая наблюдать, я дождался момента, когда ко мне снова подошел половой, и попросил его пригласить ко мне Федора. Закончив свою трапезу, тот степенно перекрестился и подошел ко мне.

– Чего изволите, барин?

– Друг мой, ни о чем не спрашивай, а ответь мне на вопрос: сколько тебе надо времени, чтобы подогнать коляску ко входу?

– Ну, дак минут пятнадцать, двадцать, пока я …

– Все ясно, − прервал я его, − давай договоримся так: через двадцать минут я выхожу, сажусь в коляску, и мы галопом летим отсюда. Тебе все понятно?

Федор внимательно посмотрел на меня, но лишних вопросов задавать не стал, сказалась выучка.

– Да, я сей момент, − и он, нахлобучив шапку на голову, быстро пошел к выходу.

Расплатившись и выждав оговоренное время, я тоже двинулся к выходу, надев шинель и подняв воротник так, чтобы он закрывал часть лица. Столик моих «старых знакомых» я миновал благополучно, но когда подошел к входной двери, она неожиданно открылась и яркий солнечный свет ворвался в чайхану, что вызвало соответствующую реакцию посетителей. Все обернулись к вновь входящим, и я, пропуская их, вынужден был развернуться. Этого оказалось достаточно, чтобы меня узнали. Сначала на лице одноглазого возникло удивление, затем по мере узнавания его глаз стал наливаться кровью и ненавистью. Не дожидаясь его дальнейшей реакции, я выскочил во двор. К счастью Федор, был наготове, и я еще не успел сесть в коляску, как он, гикнув, хлопнул кнутом, и лошади галопом с места рванули вперед, чуть не опрокинув встречный тарантас. Меня кинуло на сиденье и, обернувшись, я увидел, как вся компания моих «старинных приятелей» буквально вылетелала из чайханы и заметалась по двору, что-то крича мне вслед.

Выскочив на основную дорогу, мы сбавили скорость. Дорога шла под уклон, и поэтому Федору приходилось сдерживать лошадей, особенно на крутых поворотах, когда не видно, кто может вынырнуть тебе навстречу. Преодолевая очередной поворот, мы вдруг услышали наверху какой-то грохот. Инстинктивно подняв головы, мы замерли от удивления. На нас, подпрыгивая и разваливаясь, неслась старая арба, пущенная кем-то сверху и нацеленная на самое опасное место, которое мы должны были проезжать. Федор,мгновенно среагировав, мощным рывком натянул вожжи, и лошадь, заржав от боли и несущегося грохота, встала на дыбы. Арба, подпрыгнув и ударившись об защитную каменную стенку, развалилась на куски и с грохотом мимо нас умчалась в пропасть. За ней пронеслось несколько камней, которые врезались в защитную стенку и остались за ней. К счастью, дорога не пострадала, и Федор как можно быстрее постарался проскочить это место. Дальше мы ехали молча, переживая это происшествие и думая каждый о своем.