Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище

Нестеренко Александр

АГРЕССИЯ ЗАПАДА

 

 

1

В учебниках по отечественной истории встречаются удивительные по своей абсурдности оценки исторических заслуг Александра Ярославича. Основаны они на ряде мифов. Миф первый: по сложившейся еще в XIX веке в русской исторической науке традиции события сороковых годов XIII века рассматривают как согласованную агрессию католического Запада.

Сторонники этой концепции утверждают буквально следующее: Швеция, Ливонская конфедерация, Священная Римская Империя, Дания и другие католические державы договорились о совместном нападении на русские земли. Эта гипотеза, получившая широкое распространение в советское время, когда задачей общественных наук было создание образа врага, ничем не подтверждается. Если оценивать события первой половины XIII века не через призму идеологических установок, а на основе реальных исторических фактов, то теория об агрессии Запада, старательно культивируемая несколькими поколениями отечественных историков, оказывается абсолютно несостоятельной.

Нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих, что такой поход готовился. Нет договоров, в которых участники антирусской коалиции определяли, как будут поделены захваченные территории. А как свидетельствуют факты, без такой договоренности какие-либо совместные действия были просто невозможны. К примеру, покорители Ливонии предварительно договорились о том, как будет делиться завоеванная территория. Но и это не предотвратило войну между ними за ее передел. Если бы договоренности о разделе Ливонии не было, то, скорее всего, этому государству не суждено было появиться на мировой карте, так как его потенциальные создатели перебили бы друг друга еще на этапе дележа шкуры неубитого медведя.

Конечно, компрометирующие документы можно спрятать или уничтожить. Но дело совсем не в отсутствии договоров между потенциальными участниками похода на Русь.

Миф о согласованной агрессии Запада лучше всего опровергается внутренним положением Ливонии: как и Русь, она не была единым государством, а представляла собой конфедерацию пяти небольших феодальных государств, которые не могли объединиться даже перед лицом внешней агрессии. Самым крупным из них было государство «Ордена святой Марии немецкого дома в Ливонии», образовавшееся на месте владений Ордена Меченосцев после его объединения с Тевтонским Орденом (отечественные историки ошибочно называют его Ливонским Орденом. На самом деле Ливонский Орден возник намного позднее, когда ливонские рыцари вышли из состава Тевтонского Ордена). После того, как в 1347 году Орден выкупил у Дании Северную Эстонию, ему стало принадлежать 60 процентов территории Ливонии. Таким образом, самая мощная в военном отношении часть Ливонии находилась под властью Тевтонского Ордена, все силы которого в тот момент были направлены на борьбу с пруссами. До объединения с Орденом Меченосцев Тевтонский Орден с русскими княжествами не воевал. Ни малейшего повода для вооруженного конфликта просто не было – владения Тевтонского Ордена от русских земель отделяла Литва. После присоединения к Тевтонскому Ордену владений бывшего Ордена Меченосцев (1237 г.) он оказался «по наследству» замешан в конфликт своего вассала с его воинственным соседом. Но даже если бы рыцари Тевтонского Ордена захотели принять непосредственное участие в этой войне, то у них бы ничего не вышло. По двум основным причинам. Во-первых, он вел войну с пруссами, которая отнимала все силы Ордена, и которая завершится только через полвека (1283 г.). Во-вторых, потому, что владения фиала Тевтонского Ордена в Ливонии не имели общей границы с землями Ордена в Пруссии. Поэтому главной задачей Ордена стало создание коридора, соединяющего его владения, которые разделяли земли Литвы и еще не обращенных в христианство враждебно настроенных аборигенов: воинственных земгалов и куршей. Кратчайшее расстояние между Пруссией и Ливонией по побережью Балтийского моря было племенной территорией морских разбойников куршей. Именно это направление Орден выбрал для создания коридора, соединяющего его владения. Удар наносили с двух сторон. Для покорения куршей со стороны Пруссии Тевтонский Орден основал на их землях свой форпост – крепость Клайпеду (1252 г.). Но поскольку Орден продолжал войну с пруссами, основная нагрузка в войне с куршами легла на плечи ливонских рыцарей (так для краткости будем называть «Орден святой Марии немецкого дома в Ливонии», как официально именовалось отделение Тевтонского Ордена в Ливонии). Именно поэтому все свои силы они бросили на это жизненно важное направление. Разгар боевых действий пришелся на начало сороковых годов XIII века, а завершилась эта война только в 1267 году, когда сопротивление куршей было подавлено.

Три других карликовых «державы»: Дерптское, Эзельское и Курземское (Курляндское) епископства, де-юре были вассалами Рижского архиепископства. Территория современной Латвии была поделена между тремя феодальными государствами: Орденом, Рижским и Курземским епископствами. Территорию современной Эстонии разделяли Орден, Дания, Дерптское и Эзельское епископства. Владения Дании отделяла от земель новгородских данников вожан река Нарва. Земли Дерптского епископства были расположены в непосредственной близости от Пскова. Именно оно оказалось в эпицентре многовекового пограничного конфликта, уходящими своими корнями еще к попытке Ярослава создать здесь русское поселение Юрьев. Другим государствам Ливонской конфедерации было не до войны Дерптского епископства с русскими. Своих проблем хватало – непрекращающиеся набеги литовцев, восстания язычников, бесконечные междоусобные распри.

И без того непростое внутреннее положение Ливонии осложнялось тем, что на ее земли претендовала Дания, захватившая часть Эстонии. Датчане пришли в Эстонию не по собственной инициативе, а по настоятельной просьбе Риги, которая обратилась к датской короне за помощью в 1218 году. К этому времени ливонская церковь переживала тяжелые времена. Не прекращались набеги литовцев. Католические миссионеры встретили ожесточенное сопротивление со стороны язычников-эстов. С трудом удалось подавить восстание эстов в 1217 году. Не была устранена угроза со стороны язычников – земгалов и куршей. В 1210 году огромное войско куршей осадило Ригу. Врагов было так много, что за оружие пришлось взяться даже служителям церкви и женщинам. Только чудо спасло город: курши уже окружили город и подожгли его, но в этот момент им в тыл ударила конная дружина из замка Гольм, и враги отошли от города. Три дня курши стояли напротив Риги на другом берегу Двины, «сжигая и оплакивая своих мертвецов» (Хроника Генриха), а потом отступили. День избавления от осады рижане постановили отмечать как городской праздник. Но угроза нападения со стороны враждебно настроенных аборигенов оставалась. Поход куршей 1210 года мог повториться в любой момент.

Но основная угроза Ливонии исходила со стороны Новгорода и Пскова. Только новгородский князь Мстислав Удалой за десять лет (1208—1218) совершил не меньше пяти походов в Ливонию. В ходе одного из них – в августе 1216 года русские дружины дошли до окрестностей Риги.

В условиях непрекращающихся нападений многочисленных внешних врагов Ливония нуждалась в надежном защитнике. На Орден Меченосцев епископ Альберт уже не мог положиться: братья-рыцари вышли из повиновения и стали создавать свое государство на землях, на которые претендовала ливонская церковь. В чем причина возникновения конфликта Ордена и ливонской церкви? Вот что пишет об этом Соловьев: «Мы видим, что главным деятелем при утверждении немецкого владычества в Ливонии был епископ рижский, по старанию которого был учрежден рыцарский Орден, необходимо становившийся в служебное отношение к рижской церкви. Но мир не мог долго сохраниться между двумя учреждениями, из которых у одного были материальные средства, право силы, меча, у другого же – одни права исторические и духовные; первое не могло долго подчиняться последнему; но епископы также не хотели уступить магистрам Ордена своего первенствующего положения, и следствием этого была усобица» (СС, т. 2, с. 232). Услуги Ордена стесненный в средствах Альберт мог оплатить только одним – частью обращенных в христианство земель. Получив их, Орден потерял интерес к продолжению контракта с рижским епископом. Зачем и ради чего рисковать жизнью, если можно предаваться тихим радостям жизни в рыцарских замках? Орден не только перестал подчиняться Риге, но и сам стал одним из ее главных врагов: он начал завоевание Эстонии. Епископ Альберт не мог допустить, чтобы она досталась Ордену, а не ливонской церкви.

Пилигримы, отбыв годовой срок, необходимый для прощения грехов, спешат вернуться на родину: немцы бегут из Ливонии, а не наоборот. Германский император не присылает в Ливонию войск. У них совсем другие проблемы – Гогенштауфены организуют походы на Рим. Не проявляют заинтересованности в поддержке епископа Альберта немецкие княжества и города. Кто же защитит ливонскую церковь от ее внутренних и внешних врагов? Что мог Альберт противопоставить Ордену Меченосцев, открыто выступившему против ливонской церкви и получившему поддержку в Германии и в Риме? Только силу, которая завоюет Эстонию и передаст ее ливонской церкви. И такая сила в Европе была – Датское королевство.

В 1218 году епископ Альберт лично прибыл к королю датскому Вальдемару II и «убедительно просил его направить в следующем году свое войско на кораблях в Эстонию, чтобы смирить эстов и заставить их прекратить нападения совместно с русскими на ливонскую церковь» (Хроника Генриха). Альберт рассчитывал, что, подавив сопротивление эстов, датчане, исполнив свой христианский долг, отбудут на родину, удовлетворившись наградой в виде отпущения грехов и воинской славы, а Эстония достанется ливонской церкви. Таким образом, Альберт с помощью датчан планировал убить двух зайцев – получить Эстонию и столкнуть Орден Меченосцев с Данией. Датский король Вальдемар охотно согласился помочь Риге в богоугодном деле крещения язычников-эстов. Выгоды от этого предприятия были налицо. Датское рыцарство получало возможность вступить в престижный клуб участников крестовых походов, а сам Вальдемар – шанс вписать свое имя в анналы истории наравне с Ричардом Львиное Сердце, Людовиком VII, Конрадом III, Годфридом Булонским, Филиппом Августом и другими легендарными героями эпохи. Конечно, поход в Ливонию не так почетен, как на Святую Землю, зато у него есть свое преимущество: так как вся европейская знать пытается стяжать славу в Палестине, датским рыцарям не придется ни с кем делить лавры победителей.

Впрочем, погоня за славой не самая главная причина, заставившая датчан снарядить армию для похода в Ливонию. В те годы Дания боролась за то, чтобы прибрать к своим рукам сверхприбыльную балтийскую торговлю. Географически положение Дании позволяло ей контролировать германскую морскую торговлю на Балтике. Вытеснив немцев с Балтики, Дания становилась фактически монополистом в балтийской торговле между Востоком и Западом. Безраздельное господство на главной торговой артерии того времени сулило датской короне баснословные прибыли. Но германские торговые города, прежде всего Любек и Гамбург, решительно выступают против попыток Дании овладеть балтийской торговлей. Географическое положение Любека и Гамбурга делало их опасными конкурентами Дании: ввозить из Руси товары в Германию было удобнее через них, чем огибать по морю Ютландский полуостров. Следовательно, Дании необходимо было подчинить себе эти стратегически важные центры балтийской торговли. В 1214 году император Фридрих II признал права Дании на уже фактически занятые ею германские территории к северу от Эльбы, включая города Гамбург и Любек. Теперь Дании оставалось прибрать к своим рукам вывоз товаров в Европу из Руси. Для этого надо было основать порт в Прибалтике, который мог бы составить конкуренцию Риге.

Неудивительно, что Дания активно начала подготовку похода против эстов. Уже на следующий год все необходимые приготовления были закончены. В 1219 году датское войско под предводительством короля высадилось в «Ревельской области». По датским источникам, к берегам Ливонии прибыл флот, насчитывающий полторы тысячи судов. Если поверить в эту цифру, то войско Вальдемара насчитывало около десяти тысяч человек. Ливонская хроника, в отличие от датских сказаний, сообщает, что войско датчан было небольшим. Согласно датскому преданию, Римский Папа специально для этого похода послал Вальдемару знамя с белым крестом на красном поле, которое с тех пор является национальным символом Дании.

Вместе с датчанами в походе приняли участие и находящиеся в вассальной зависимости от Дании померанские славяне – «славы» во главе с князем Вицлавом Первым. Именно благодаря мужеству славов датчане одержали победу в сражении с эстами. Если бы не они, предприятие Вальдемара могло закончиться разгромом датских войск, и тогда Дания осталась бы без своего национального флага, а современная Эстония без Таллинна.

Дело было так. Эсты собрали большое войско и приготовились напасть на врага, но чтобы ввести датчан в заблуждение, послали к Вальдемару старейшин с предложением о мире. Обрадованные такому повороту событий, датчане крестили их и отпустили с дарами. Через три дня, под вечер, когда датское войско, не ожидая нападения, безмятежно предавалось послеобеденному отдыху, на него со всех сторон обрушились эсты. Датчане, ошарашенные внезапным нападением многочисленных врагов, в панике бежали. Славы, стоявшие в стороне от королевского лагеря, в отличие от своих союзников панике не поддались и успешно отразили нападение. «Когда другие эсты, гнавшиеся за датчанами, увидели бегство тех, что бились со славами, они остановились и сами, прекратив преследование датчан. И собрались тут все датчане вместе с королем и некоторые бывшие с ними тевтоны и, обратившись на эстов, храбро сразились с ними. И побежали эсты перед ними, а когда вся их масса обратилась в бегство, датчане с тевтонами и славами стали преследовать их и перебили при своей малочисленности более тысячи человек, а прочие бежали» (Хроника Генриха). Одержав победу, датчане основали на месте городища эстов крепость Ревель (будущий Таллинн). Но вместо того чтобы оставить земли покоренных эстов рижскому архиепископу, король Дании объявил, что теперь вся Эстония принадлежит ему. В том же году Вальдемар II покинул Ливонию, оставив в крепости многочисленный гарнизон во главе с архиепископом Лунда Андреасом, который был назначен наместником Эстонии. Именно он, а не рижский епископ по замыслу Вальдемара должен был заняться крещением эстов. Рига и Орден Меченосцев к этой инициативе Дании отнеслись крайне враждебно: они тоже претендовали на Эстонию. Датчанам в Эстонии угрожала война на три фронта – с эстами, Меченосцами и Ригой. Вальдемар поспешил заключить сепаратный договор с Орденом Меченосцев, по которому признавалось право Ордена на часть Эстонии. По сути, это был раздел Эстонии между Орденом и Данией. Смириться с этим Рига не могла, но и сил изменить ситуацию у нее не было. Единственная надежда была на вмешательство Рима. Альберт собрался лично встретиться с Папой. Чтобы сорвать его поездку в Рим, Дания организует морскую блокаду Ливонии. Но Альберту, несмотря на усилия датского короля, удается тайно переправиться в Германию, а затем в Рим. Однако он опоздал. При дворе Папы уже успели «поработать» послы Вальдемара. Им удалось добиться расположения понтифика и убедить его поддержать раздел Ливонии между Данией и Орденом. «Верховный первосвященник сочувственно и отечески выслушал его (епископа Альберта) просьбы, но король датский, действуя против него, отправил и своих послов, которые немало повредили делам ливонской церкви при дворе римском, а для себя добились значительных успехов» (Хроника Генриха). Миссия Альберта провалилась. Рим не поддержал его обвинения против Вальдемара. Датчане признают за Ригой только духовные права, а экономическую и политическую власть в Эстонии оставили за собой.

Не получив поддержки у Папы, Альберт обратился к его врагу – императору Фридриху II: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи» (Хроника Генриха). Но император тоже уклонился от помощи епископу Альберту. Вместо этого он посоветовал главе ливонской церкви помириться с датчанами (а также с русскими) и впредь жить с ними дружно: «Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу не много благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить Святую Землю Иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание. Не получив никакого утешения ни от верховного первосвященника, ни от императора, епископ вернулся в Тевтонию» (Хроника Генриха). Итак, глава ливонской церкви епископ Альберт не нашел поддержки ни у Папы, ни у Фридриха. Датский король, усиливая давление на Ригу, запретил жителям Любека давать корабли для пилигримов в Ливонию, пока епископ не заключит с ним соглашение о судьбе Эстонии. Эти действия Дании ставили под угрозу само существовании Ливонии. В таких условиях Альберту ничего не оставалось, как смириться и принять условия Вальдемара, согласившись на то, чтобы король Дании властвовал не только над Эстонией, но и Ливонией. Но с одной оговоркой: перейдут они под его власть только «на том условии, что прелаты его монастырей, его люди и все рижане с ливами и лэттами дадут согласие на это». Это условие Альберта по существу было дипломатической формой отказа на притязания Датской короны. Таким образом, вопреки пожеланиям императора Фридриха жить дружно с датчанами, ситуация в Ливонии оказалась на грани войны. Рига, ни при каких условиях не соглашалась на то, чтобы признать суверенитет Дании даже на часть Ливонии. В борьбе с датчанами ливонская церковь опиралась на немецкое купечество. В 1221 году датчане схватили рижских купцов, «говоря, что это земля короля, связали и увели с собой в Ревель» (Хроника Генриха). Рижский епископ просил датчан отпустить пленников. Датчане отказались. «Тогда сообщено было датчанам, что рижане идут с войском, и тотчас все были отпущены» (Хроника Генриха). Меченосцев тоже не радовала перспектива раздела Эстонии на условиях Вальдемара. Ведь не Орден позвал датчан в Эстонию, а епископ Альберт. Из-за действий Риги, направленных на то, чтобы отстранить Орден от покорения земель эстов, датчане захватили часть Эстонии, которая могла бы стать добычей Меченосцев. В 1227 году Орден Меченосцев воспользовался тем, что Дания проиграла войну с северогерманскими князьями, и захватил датские владения в Эстонии. Легко взяв штурмом Таллинн, представлявший собой деревянное укрепление, они заложили на его месте каменный замок. Строительство, предпринятое Меченосцами, положило начало замку Тоомпеа, башни и стены которого поныне возвышаются над столицей Эстонии.

После присоединения Меченосцев к Тевтонскому Ордену Дания потребовала, чтобы Тевтонцы вернули ей захваченные Меченосцами датские завоевания в Ливонии. Свои требования Дания подкрепила демонстрацией военной силы. В 1237 году датский военный флот направился к берегам Ливонии. Только срочное вмешательство Рима предотвратило столкновение. В 1238 году в Стенби был заключен договор между датским королем и Тевтонским Орденом в Ливонии. Орден возвращал Датчанам северо-эстонские провинции. В свою очередь, Дания отказывалась от претензий на западно-эстонские провинции Сааремаа и Ляэнемаа. По договору в Стенби, Орден обязался помогать датчанам в обороне их владений. В 1239 году датская эскадра, возглавляемая принцами Кнутом и Абелем, прибыла в Ливонию с солдатами и переселенцами. Датчане вернулись на земли эстов.

Через сто лет Дания окончательно отказалась от попыток закрепиться в Ливонии и продала свои владения в Прибалтике Тевтонскому Ордену. Эта вынужденная уступка связана с тем, что Дания потерпела сокрушительное поражение в войне с ганзейскими городами и была вынуждена довольствоваться ролью второстепенной европейской державы. Попытки Дании подчинить богатейшие города Германии Гамбург и Любек не увенчались успехом. Уже в 1226 году Любек сделался вольным имперским городом и изгнал датский гарнизон, положив начало длительному противоборству немецких портовых городов с Данией.

В 1234 году датчане осадили его с моря и суши. Немецкие корабли разорвали цепи, которыми была перегорожена река Траве, атаковали датскую флотилию и уничтожили ее. В 1241 году Любек заключил с Гамбургом союз для содержания на общие средства флота с целью поддерживать свободу сообщений по морю – главным образом, в датских водах.

 

2

Если с Данией Ордену удалось договориться полюбовно, то выяснение отношений между Орденом и Ригой привели к войне.

Подчинение Ордена Меченосцев рижскому епископу с самого начала было весьма условным. Не прошло и нескольких лет со дня основания Ордена, как рыцари попытались выйти из-под власти Рига. Уже к 1207 году обнаруживается серьезное недовольство Ордена своим положением в Ливонии. Основу Ордена составляли люди, которых даже современники характеризуют как авантюристов и искателей быстрого обогащения. Меченосцы желали добычи и завоеваний. Их совершенно не устраивала перспектива защищать интересы ливонской церкви. Орден потребовал от архиепископа передачи Меченосцам трети всех уже сделанных и будущих завоеваний. Альберт согласился на передачу Ордену только трети уже завоеванных земель. Орден это не устраивало. Меченосцы обращаются к Папе с жалобой на Альберта. Это привело к тому, что отношения Альберта с римской курией испортились. В 1210 году Папа утверждает уже фактически состоявшийся раздел завоеванной части Ливонии между Орденом и ливонской церковью и предоставляет Меченосцам права на дальнейшие самостоятельные завоевания.

В 1227 году Орден добился того, чтобы ему были переданы владения Римского Папы на территории Эстонии, на которые претендовала и Рига.

После этого Орден попытался установить контроль над островом Эзель, входившим в Эзельское епископство. Эзельский епископ Годфрид был вынужден бежать с острова. За епископа заступился Рим. Выяснение отношений между Орденом и папским легатом Балдуином привело к вооруженному столкновению. В 1233 году Меченосцы перебили в Ревеле папских сторонников. Балдуин покинул Ливонию.

Конфликт с Римом был недолгим. Уже на следующий год новому папскому легату Вильгельму удалось урегулировать отношения с Орденом. Уступки церкви вызвали усиление внутренних противоречий в Ордене между сторонниками и противниками компромисса с Ригой. Меченосцы оказались на грани раскола. Радикальная группировка на некоторое время сумела посадить в тюрьму магистра Волквина по обвинению в контактах с рижским епископом.

Главный союзник ливонской церкви в борьбе с Орденом – купечество и горожане. По мере развития торговых связей Ливонии с Русью и Литвой, особенно после вступления Риги, Дерпта, Ревеля и других ливонских городов в Ганзейский союз (ок. 1282 г.), их интересы приходят в прямое противоречие с политическими и экономическими домогательствами Ордена.

После разгрома в битве при Сауле (1237 г.) Орден Меченосцев по решению Папы был присоединен к Тевтонскому Ордену и стал его вассалом. Переход от одного сеньора к другому – в Средние века повсеместно распространенное явление. Но смена сеньора была обусловлена одним непременным условием: переходя к другому господину, вассал должен был рассчитаться с бывшим хозяином. Меченосцам сделать это было не то что непросто, а практически невозможно. Не стоит забывать, что Орден Меченосцев был основан для того, чтобы защищать от язычников ливонскую церковь, и за это, в качестве платы за свои труды, получил третью часть от обращенных в христианство земель. Но, поскольку Орден Меченосцев прекратил свое существование, а его рыцари нашли себе нового сеньора и перестали исполнять свои обязательства перед церковью, Рига потребовала, чтобы отданные Ордену во владения земли были ей возвращены. Ливонские рыцари и их новый господин в лице Тевтонского Ордена с этим согласиться не могли. Получить спорные земли мирным путем ливонской церкви не удалось. В результате в конце XIII века между ней и Орденом началась война. Вместе с архиепископом рижским выступили и горожане. В качестве союзников они призвали на помощь своих вчерашних врагов – литовцев. В 1297 году, как сообщает хроника Вартберга, рижские бюргеры начали войну с Орденом. Соединившись с литовцами, они разрушили орденский замок в Риге. На следующий год «те же бюргеры, в сообществе с литовцами, убили магистра Бруно вместе с 60 братьями, бесчисленным множеством народа». После битвы литовцы поделили с рижанами добычу и возвратились домой. Рижане даже построили «при входе в свой город замок для неверных (т. е. язычников-литовцев. – Авт.), который и поныне называется литовским замком». Ободренные успехом рижане и литовцы осадили один из рыцарских замков, но потерпели поражение от пришедших на помощь ливонским рыцарям тевтонцев.

За 18 месяцев войны состоялось девять сражений, большинство из которых выиграли рыцари. В 1307 году Рига и Орден заключили перемирие и договор, по которому Ордену перешла часть владений рижан. Не одержав военной победы над Орденом, ливонская церковь попыталась покончить с рыцарями тем же путем, каким в это же самое время во Франции расправились с Орденом Тамплиеров. В 1308 году ливонская церковь подала Папе обвинительный лист, в котором приписывала Ордену неудачу в обращении литовцев, истребление аборигенов, когда те были уже христианами, и т. д. Кроме того, рыцари обвинялись в различных грехах. Например, раненного в бою товарища они якобы добивали, а тело его не хоронили по христианскому обряду, а сжигали, как язычники. Папа отправил комиссию для расследования этой жалобы. Но в отличие от Франции, где сила была на стороне «проклятого» короля, что и предопределило судьбу тамплиеров, в Ливонии дело закончилось ничем. Рижский архиепископ реальной властью (той, которая подкреплена силой) не обладал. Да и Рим был совсем не заинтересован в том, чтобы поссориться с такой мощной военной организацией, как Тевтонский Орден.

Такое развитие событий не устроило Ригу, и она повторно начала судебную тяжбу, на этот раз обвинив Орден в том, что литовцы давно были бы католиками, если бы тому не препятствовали рыцари. Определенный смысл в этом обвинении был: в соответствии с уставом Ордена, его целью было обращение литовцев в христианство, и, следовательно, если бы литовцы приняли крещение, то Орден должен был бы прекратить свое существование. По этой логике Орден действительно не был заинтересован в том, чтобы литовцы стали католиками.

Заметим, никому из современников и в голову не пришло обвинить Орден в том, что ему не удалось установить господство над русскими землями и привести православных схизматиков в лоно католической церкви. Никто не вспомнил и о том, что Орден игнорировал многочисленные буллы, которые якобы требовали от него обратить оружие против православной Руси. И неудивительно: по уставу Ордена его целью было обращение язычников, а не борьба с христианами, и его действия против русских сводились к вынужденной самообороне. Может быть, тевтонцы не соблюдали это положение своего устава? Еще как соблюдали. Часто даже себе во вред. Например, когда литовский князь Миндовг, кстати, союзник Александра Ярославича, спасаясь от неминуемого разгрома, принял крещение, Орден немедленно прекратил военные действия против литовцев, несмотря на то, что Рига убеждала рыцарей, что войну с ними надо довести до победного конца. Как и следовало ожидать, Миндовг воспользовался миром не для изучения Евангелия, а для того, чтобы собраться с силами и начать новую войну с Ливонией. Реальную возможность разгромить литовцев Орден упустил. Навсегда.

История с крещением Миндовга (ок. 1230—1263 гг.) отразилась в летописи Галицкой земли. Русский летописец с одобрением рассказывает о попытках Даниила Галицкого заключить с Орденом союз против Миндовга и осуждает братьев-рыцарей, поверивших «льстивому» крещению Миндовга и прекративших враждебные действия против него. Летописец пишет, что если бы война продолжалась, то «Литовская земля была от руки их (братьев-рыцарей. – Авт.) крещена насильно. В том, что литовцы до сих пор не христиане, виноват Андрей» (ливонский магистр. – Авт.).

Слушание дела «Рига против Тевтонского Ордена» происходило в Авиньоне. Орден опять успешно оправдался против всех обвинений. Самым лучшим доказательством в его пользу стало представленное Папе письмо архиепископа и рижан к литовскому князю с просьбой напасть на владения Ордена.

Если Рига в борьбе с Орденом обратились за помощью к литовцам, то на кого в качестве союзника мог опереться Орден? Только на русские княжества – на тех самых православных русских, к которым, по мнению наших историков, братья-рыцари испытывали патологическую ненависть. В 1299 году рыцари постановили не начинать войну ни с новгородцами, ни с псковичами. До 1322 года столкновений с русскими у Ордена не было.

Потерпев очередное поражение в попытке уничтожить Орден с помощью инквизиции, рижане вновь обратились к литовцам. Осенью 1329 года они провели литовское войско во главе с «королем» через свои земли. Литовцы напали на владения Ордена. С немецкой пунктуальностью орденские братья подсчитали убытки от этого набега – более чем в 12 тысяч марок серебра. В ответ Орден осадил Ригу. Не дождавшись ни от кого помощи, рижане были вынуждены капитулировать. Весной 1330 года, «хотя бюргеры заслуживали всякое наказание, братья все-таки заключили с ними дружеский договор» (Хроника Вартберга). Рыцари восстановили в Риге свой замок, ибо, говоря словами автора Хроники, «если бы братья не стали жить с бюргерами, то не подлежит сомнению, что бюргеры снова, как и прежде, составляли бы заговор с язычниками». Теперь Орден мог обратить все свои силы против внешнего врага. Но им были не русские княжества, а литовцы, с которыми Тевтонский Орден вел войну следующие восемьдесят лет, до своего поражения в Грюнвальдской битве. В этих сражениях на стороне литовцев участвовали и русские воины из подчиненных Литвой русских земель. Первое известие об участии русских в сражениях против Тевтонского Ордена на стороне литовцев относится к 1348 году. Хроника Вартберга сообщает о том, что в Литовской земле произошла битва, «в которой пало более 10 000 литовцев и русских, призванных на помощь из различных мест, как то: Бреста, Владимира-Волынского, Витебска, Смоленска и Полоцка. Из христиан же пали 8 братьев с 42 хорошими мужами».

Кроме датчан, ливонских рыцарей и церкви, на Прибалтийские земли претендовали и шведы, которые когда-то безраздельно господствовали в этих краях. Они тоже попытались принять участие в разделе Эстонии и «захватить какую-либо часть Эстонии и господство там» (Хроника Генриха). Но вся Эстония уже была поделена между Ригой, Данией и Орденом Меченосцев. «Король Швеции Иоанн с герцогом и епископами своими собрал большое войско» и сел в одном из замков в той части Эстонии, которая «уже до того была завоевана рижанами и научена ими начаткам веры» (Хроника Вартберга). Но до войны по поводу дележа территории с немцами и датчанами у шведов дело так и не дошло – их, не прошло и года, успели истребить эсты (1220 г.).

Находясь «посредине между Ливонией с одной стороны и датчанами с другой» (Хроника Генриха), шведы не получили от своих соседей никакой помощи, когда превосходящие силы эстов осадили их замок. В одиночку шведы оказались «не в силах устоять против большой массы врагов» (Хроника Генриха) и погибли в бою. «И пали шведы убитыми, и взят был замок, и герцог пал, и погиб епископ от огня и меча, переселившись, наверное, в обитель мучеников. И пришли затем датчане, собрали тела убитых и с горем похоронили. Точно так же и рижане, услышав о гибели их, горевали и плакали о них много дней. Убитых было всего до пятисот человек, и лишь немногие из шведов, спасшись бегством, добрались до замка датчан» (Хроника Генриха). Рассказывая о гибели шведов, автор Хроники лицемерно выразил свои соболезнования по этому поводу: «Да будет благословенна память их, а души да упокоятся с Христом». Но ни словом не обмолвился о том, почему ни Орден, ни датчане не ударили в тыл осаждавшим замок шведов эстам.

При таких враждебных отношениях между участниками крещения Ливонии ни о каком единстве их действий не могло быть и речи. Непримиримость сторон достигла такого уровня, что даже угроза перед лицом общего врага не всегда способствовала примирению между ними. Например, перед походом на датские владения в 1268 году русские договорились с Орденом и Ригой о том, что «немцы» не будут вмешиваться в эту войну. Правда, они все же вмешались, придя датчанам на помощь, но это скорее исключение, подтверждающее правило. А правило было таким: до последних дней своего существования Ливония не могла объединиться для отражения вражеской агрессии. Так было и во время Ливонской войны. Когда русские войска осадили Дерпт (июль 1558 г.), в городе затворился епископ с горожанами и 2000 наемников. Большая часть дворян (того, кого наши историки называют «немецкими рыцарями»), не дожидаясь прихода русских, бежала из Дерпта. Когда осажденные обратились за помощью к Ордену, то получили в ответ от магистра послание, осуждающие поступок дворян, похвалой в адрес мужественных защитников и пожеланием отстоять город. Что касается помощи, то магистр сообщил о том, что сам он помочь ничем не может, так как не в состоянии противиться такому сильному неприятелю.

Ситуация типичная для эпохи феодальной раздробленности, когда каждый стремился ослабить соседа чужими руками, чтобы затем легче было прибрать к рукам его владения. То же самое происходило в это время и на Руси – угроза татаро-монгольской агрессии не заставила князей объединиться. Другое дело, что подобная политика зачастую приводит к прямо противоположным результатам – поодиночке гибнут все, что в итоге и произошло с ливонцами.

Ливонская война стала проверкой на способность к совместным действиям для всей Западной Европы. Но и тогда она не смогла объединиться и совместными усилиями отразить русскую агрессию.

Во время войны с русскими ливонцы обратились к сыну шведского короля Густава Вазы – герцогу Иоанну, правителю Финляндии с просьбой ссудить деньги и войско. Густав Ваза посоветовал сыну не оказывать им помощи, потому что придется поссориться не только с Москвой, но и империей, Данией, Польско-Литовским государством, которые также претендуют на Ливонию. Не получив помощи от герцога Иоанна, Орден направил послов в Стокгольм к королю Густаву с просьбой о помощи. Ливония не только не получила от Швеции никакой помощи, а даже наоборот. Шведский посол в Москве сообщил о том, что король Густав стоит «со многими кораблями и не хочет пропускать ни датских, ни немецких людей, которые захотят идти на помощь ливонцам».

Когда ревельцы в шведских водах захватили лодки русских купцов, то они были арестованы шведами в Выборге, а для обеспечения безопасности русских купцов в Финский залив были отправлены шведские военные суда. Тогда ревельцы обратились к датскому королю Христиану с просьбой принять их в свое подданство, ссылаясь на то, что некогда город был под властью Дании. Король объявил послам, что не может принять их в подданство, потому что не имеет сил на то, чтобы защищать их на таком расстоянии и от такого сильного врага. Только Польско-Литовское государство согласилось оказать помощь Ливонии в войне с Московским государством. В сентябре 1559 года в Вильно был заключен договор, по которому Польско-Литовское государство обязалось защитить Ливонию от Москвы. Но для поляков это был вынужденный шаг: они понимали, что если русские захватят Ливонию, то смогут использовать ее как плацдарм для дальнейшей экспансии на Запад, и Речь Посполита станет их следующей жертвой.

Провал шведского похода в Эстонию свидетельство не только разобщенности и неспособности к совместным действиям, но и слабости Европы: европейская экспансия в Прибалтике осуществлялась на последнем дыхании. Для Швеции поход в Эстонию был настолько важен, что «крестоносцев» возглавил сам король. Для покорения эстов они собрали «огромное» войско – около 500 человек. Когда все участники этого похода погибли, шведы ничего не сделали даже для того, чтобы отомстить за них, не говоря уже о том, чтобы организовать новый поход в Эстонию. Почему? Потому что восполнить понесенные потери было некем, а главное, не на что. Военные экспедиции требовали больших денег. У шведского короля их не хватало даже на то, чтобы удержать собственный трон. Вопреки вымыслам о том, что «в XIII веке Западная Европа являла собой постоянно растущую угрозу для Руси» (Лев Гумилев, указ. соч., с. 123), ресурсы Европы были ограничены. В Европе в это время шли феодальные войны, полыхали крестьянские восстания, горожане враждовали с феодалами, рыцари с церковью, Папа с немецким императором.

Кроме того, Европа вела войну на трех фронтах – на Пиринеях, в Пруссии и в Палестине. «Крестовые походы» в Святую Землю, которые велись уже больше ста лет, требовали огромных человеческих и материальных ресурсов. По некоторым оценкам, только в них погибли два миллиона европейцев. В 1213 году недобор «крестоносцев» привел к тому, что на войну в Палестину стали вербовать даже детей. Это событие вошло в историю под именем «детского крестового похода». Ну и к чему привели эти титанические усилия? Лишь к тому, что на какое-то столетие европейцы овладели жалким клочком земли на Ближнем Востоке. Сражаться за «дело Господнее» в Прибалтике было попросту некому. Следует отметить и тот факт, что война в Прибалтике шла одновременно на двух фронтах – в Пруссии и в Ливонии. А Папа требовал открытия третьего фронта – в Финляндии. В таких условиях на этом театре военных действий «крестоносцы» не могли сконцентрировать все силы на одном направлении.

 

3

Другое слабое место гипотезы об «агрессии Запада» в том, что ее сторонники никак не объясняют, почему она была направлена только против Новгородской земли, а не против расположенных ближе Полоцкого, Турово-Пинского, Волынского, Галицкого княжеств?

Как образно сказал Лоуренс Аравийский, «доступность района в стратегии имеет большее значение, чем количество сил. Поэтому изобретение мясных консервов изменило ход наземных войн более глубоко, чем изобретение пороха» («Партизанская война»). В XIII веке не было ни пороха, ни мясных консервов и, следовательно, вопрос доступности территории противника имел определяющее значение для определения пути вторжения. Но вопреки этой аксиоме военной стратегии, на самые удобные для нападения в силу своего географического положения западнорусские княжества никто не покушался. Наоборот, в то самое время, когда «выдающийся полководец» Александр Ярославич «героически» отражает натиск с Запада, князь Даниил Галицкий получает от Римского Папы корону и обещание предоставить помощь в борьбе с татаро-монголами. Кстати, «Житие» рассказывает о том, что Рим предлагал подобный союз и Александру Ярославичу, но в ответ получил надменный отказ.

Таким образом, если и была агрессия со стороны Запада, то только против Новгородской земли. Но Новгород в эти годы был самостоятельным государством. Таким же независимым от остальных русских княжеств, образовавшихся на землях бывшей Киевской Руси, как и современные государства, возникшие на просторах бывшей советской империи после распада СССР. Новгород потерял независимость только в конце XV века после насильственного присоединения к Московской Руси. Победа над Новгородом была для Москвы таким важным событием, что в честь нее был построен главный храм Московской Руси – Успенский собор Кремля. Почему именно Новгородская земля оказалась вовлеченной в военный конфликт с Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, кого же историки обвиняют в агрессии: шведов и ливонцев, которые сами были жертвами нападений со стороны Руси. Народы, населявшие территорию современной Эстонии, Латвии и Финляндии на протяжении многих лет страдали от разбойничьих набегов ватаг новгородских и псковских удальцов и неоднократно становившихся целью грабительских походов, организованных русскими князьями. Данники новгородцев карелы и ижоры промышляли набегами на побережье Швеции. Однако даже путем подтасовки фактов трудно доказать, что беспомощная конфедерация феодальных государств в Ливонии или Швеция, еще не оправившаяся после столетней гражданской войны, представляли большую угрозу для Новгородской земли. На роль агрессора нужен враг посерьезнее. И такого врага отечественные историки нашли в лице немцев. К примеру, Лев Гумилев писал о событиях, предшествующих «Ледовому побоищу», что это «германское наступление на Восток – Drang nach Osten, – которое было лейтмотивом немецкой политики с 1202 по 1941 год» (Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 125).

При этом Гумилев «забывает», что кроме Ливонии и Швеции, никакие другие страны в событиях 1240—1242 годов непосредственного участия не принимали. Священная Римская империя, объединяющая германоязычные народы Европы, с русскими княжествами никогда не воевала. Наоборот, император Фридрих II (Император Священной Римской империи с 1220 по 1250 годы) был против войны с русскими и в ходе личной беседы с архиепископом рижским Альбертом (1220 г.) настоятельно советовал ему с русскими дружить. Вот как описывает эту встречу «Ливонская хроника Генриха»: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи. Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу не много благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить Святую Землю Иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание». Да и сама Священная Римская империя была виртуальной державой. В реальности она находилась в состоянии глубокой феодальной раздробленности и не представляла собой единого государства. Причем степень дезинтеграции и распада Священной Римской империи была еще большей, чем на Руси. Феодальную раздробленность Германии углубляли многочисленные вольные города, яростно отстаивающие свой суверенитет, и конфликт между светскими и духовными феодалами – императором и католической церковью. На Руси не было ни вольных городов (с некоторой условностью к ним можно отнести только Новгород и Псков), ни конфликта духовной власти со светской.

О том, что Священная Римская империя существовала только на бумаге, свидетельствует тот факт, что даже страшные слухи об угрозе нашествия орд кочевников не смогли сплотить Германию. Соловьев так пишет об этом: «Рассказывали, что татарское войско занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину, огромные табуны диких лошадей следуют за ними, что татары вышли прямо из ада и потому наружностью не похожи на других людей. Император Фридрих II разослал воззвание к общему вооружению против страшных врагов. «Время, – писал он, – пробудиться от сна, открыть глаза духовные и телесные. Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь наша очередь стать оплотом христианства против свирепого неприятеля». Но воззвание доблестного Гоген-штауфена не достигло цели: в Германии не тронулись на призыв ко всеобщему вооружению, ибо этому мешала борьба императора с папою и проистекавшее от этой борьбы разъединение; Германия ждала врагов в бездейственном страхе…» (СС, т. 2, с. 141). Что же получается? Германия не способна объединиться перед угрозой вражеского нашествия, а ее обвиняют в том, что в это же самое время она сподобилась на организованное «наступление на Восток». Уникальный случай в истории человечества – вместо того чтобы встать на защиту своего дома, немцы отправились завоевывать чужой. И не на другом краю земли, что было бы еще понятно, а под самым боком у врага, от которого они панически бежали. Может быть, целая нация была поражена неизвестной науке эпидемией, лишившей ее здравого смысла? Нет. Скорее, здравого смысла лишены те, кто придумал сказку про «Drang nach Osten».

Единственной реальной силой Германии того времени был Ганзейский торговый союз. Отгородившись городскими стенами от внешнего мира, ганзейские города жили своей автономной жизнью, гарантированной им магденбургским правом и даже вели войны против своих торговых конкурентов. И больше всего Ганза был не заинтересован в том, чтобы кто-то покушался на Новгород, от торговли с которым зависело благополучие этого торгового союза.

Может быть, сторонники гипотезы о немецкой агрессии считают, что Ливония – это составная часть Германии? Действительно, новгородский летописец XIII века иногда называл жителей Ливонии «немцами». Как я уже говорил, немцами тогда на Руси называли не только германоязычных жителей Европы, но и всех католиков и западных европейцев. Например, «Немецким двором» в древнем Новгороде называлась колония ганзейских купцов. Точно так же, как «русскими» называли предки латышей, переселенных на их земли из Новгородской земли в XV веке финно-угоров вожан, а в современной Европе называют всех выходцев из бывшего СССР, независимо от их национальности. Но в большинстве случаев, летописцы не путали немецких колонистов в Ливонии с немцами – жителями германских княжеств. К примеру, когда в НГО1 говорится о походе крестоносцев на Литву в 1236 году, летописец пишет, что в нем участвовали «немцы из-за моря», «рижане» и «вся Чудская земля», абсолютно четко разделив участников похода на немцев из Германии, жителей Риги и крещенных немцами туземцев. Позднее южных (прежде всего, итальянцев) западноевропейцев на Руси стали называть фрягами. Но это совершенно не значит, что историки должны использовать терминологию наших далеких предков. За минувшие века многие этнические термины поменяли свое значение. Скажем, татары, живущие в Казани, и монголы из современной Монголии – это совсем не те татаро-монголы, которые пришли на Русь с Батыем. Казанские татары – это вовсе и не татары, а булгары, предки жителей Волжской Булгарии, оказавшей упорное сопротивление татаро-монгольской агрессии.

Для современного читателя этноним «немец» в данном контексте ассоциируется в общественном сознании с немцами как нашими противниками в двух мировых войнах. Поэтому когда историки называет жителей Ливонии «немцами», они вводят в заблуждение читателей, для которых, в отличие от новгородского летописца XIII века, «немцы» однозначно ассоциируются с жителями Германии. Но «немцы» и «ливонцы» совсем не одно и то же. Ливония – самостоятельное государство. К примеру, выходцев из Англии, осевших в ее американских колониях, называют американцами, а не англичанами. А Ливонская конфедерация, в отличие от английских владений в Северной Америке, не была колонией. Конфедерацию составляли независимые, самостоятельные государства. Таким образом, называть жителей Ливонии «немцами», даже если они и были выходцами из Германии, не корректно.

Германия, которая в это время формально была объединена под эгидой Священной Римской империи, не имела никакого отношения к конфликту вокруг Ливонии. Судя по реакции Фридриха на обращение Альберта о помощи против датчан и русских, германского императора вообще не заботила судьба Ливонии в целом и поселившихся там немцев в частности (чего, разумеется, нельзя сказать о всех входящих в состав империи землях и городах).

Что касается этнического состава населения Ливонии, то немецкие колонисты и выходцы из Германии составляли в ней незначительный процент населения – на порядок меньший, чем русскоязычное население в современной Латвии и Эстонии. Подавляющее большинство жителей Ливонии составляли представители коренных балтийских и финно-угорских народов.

 

4

Миф второй: организатором агрессии выступил Рим, который призвал католиков к «крестовому походу» на Русь.

Например, об этом пишет Костомаров: «Папа, покровительствуя Ордену, возбуждал немцев, так и шведов к такому же покорению Северной Руси, каким уже было покорение Ливонии и Финляндии» (Указ. соч., с. 79).

Краеугольный принцип криминалистики – понять, кому выгодно совершение преступления. Какая Риму выгода от того, что шведы или немцы захватят Новгородскую землю? Да никакой. Наоборот, усиление власти германского императора могло принести Риму непоправимый вред, так как между Папой и императором шла многолетняя ожесточенная война. Конфликт, который начался еще во времена Фридриха Барбароссы (1152—1190), известен как война гвельфов с гибеллинами.

Наибольший накал страстей пришелся на конец 30-х – начало 40-х годов XIII века, когда германским императором был Фридрих П. Началось все еще в 1215 году, когда на церковном соборе было принято решение, согласно которому Фридрих должен отправиться в «крестовый поход» на Святую Землю не позднее 1 июня 1216 года. Под благовидным предлогом Фридрих решение собора игнорировал. В 1220 году Фридрих был коронован Папой Иннокентием III и на торжественной церемонии в Риме дал обет быть в Малой Азии в 1221 году. И в этот раз император не сдержал своего слова. В 1227 году Папой стал Григорий, который пригрозил отлучить Фридриха от церкви, если он не исполнит свое обещание. Сделав вид, что подчиняется требованию Папы, Фридрих посадил свою армию на суда, но через три дня вернулся, объяснив свое странное поведение сильной качкой, которая вызвала у императора и его войска морскую болезнь. Как язвительно прокомментировал французский публицист обличитель Папства Лео Таксиль: «благочестие уступило морской болезни» (Священный вертеп, с. 192). Григорий не принял извинения и сдержал свое обещание: он отлучил императора от церкви, запретил платить ему налоги и нести повинности. В ответ Фридрих подкупил противников Папы. Они подняли в Риме бунт. Когда Папа служил обедню в Соборе святого Петра, вооруженная толпа ворвалась в него. Григорий едва успел спастись бегством (1228 г.). В грамоте, зачитанной по приказу императора, в Риме церковь называлась жестокой мачехой, а пап сравнивали с ненасытными пиявками.

Что интересно, некоторое время спустя, узнав о смерти дамасского султана, Фридрих решил воспользоваться моментом и отправился на завоевание Палестины, забыв о морской болезни.

Папа воспользовался отъездом Фридриха и поднял против него мятеж, во главе которого стоял тесть императора. По слухам, распространяемым сторонниками Фридриха, Папа заплатил Ордену Тамплиеров за то, чтобы они организовали убийство императора. С убийством вышел прокол. Тамплиеры сообщили египетскому султану о том, что Фридрих в такой-то день без охраны будет совершать омовение в Иордане. Египетский султан не воспользовался случаем убить или захватить германского императора, а наоборот, переслал ему это послание тамплиеров. Заключив мирное соглашение с султаном, Фридрих вернулся в Европу и разгромил папские войска. Рим, правда, ему взять не удалось, и он был вынужден предложить Папе мир.

В 1239 году, когда татары начали движение в сторону Европы и покоряли Южную Русь, Папа снова отлучил императора от церкви. В анафеме Григорий объявил всех подданных германского императора свободными от присяги и запретил им под страхом смерти повиноваться ему. В ответ Фридрих опубликовал манифест, в котором называл пап кровосмесителями, ворами и убийцами. В этот раз император решил нанести удар по экономике Папского двора и запретил паломничество (один из главных источников его доходов) в Рим. Григория выручила Франция. Людовик Святой предоставил ему двенадцатую долю доходов королевства. На эти деньги Папа собрал новую армию. Тогда Фридрих, одержав ряд побед, осадил Рим. В разгар осады 20 августа 1241 года Папа Григорий внезапно скончался. Его преемник через две недели был отравлен. После этого больше года папский престол оставался вакантным. Фридрих снова осадил Рим. В городе начался голод. Под действием такого весомого аргумента коллегия кардиналов в июне 1243 года выбрала нового Папу – Иннокентия IV. Таким образом, в момент нападения «шведских феодалов» и «немецких рыцарей-крестоносцев» на Русь по указанию Римского Папы эти самые немецкие рыцари осадили резиденцию того самого Папы. Или историю у нас плохо преподают в университетах, или господаисторики беззастенчиво обманывают доверчивый народ.

Что касается противоборства германского императора и Римского Папы, то оно с избранием нового понтифика не закончилась. В 1245 году против Фридриха был провозглашен «крестовый поход». Основные боевые действия вновь развернулись на территории Италии. В 1250 году заклятый враг Рима Фридрих скончался. Борьбу с Папой продолжил его сын Конрад.

Итак, Папа не может заставить германского императора принять участие в «крестовом походе» в Святую Землю, а наши историки утверждают, что Рим организовал «крестовый поход» немцев на Русь. Чтобы доказать это, они ссылаются на папские буллы. Например, «крупный специалист» по данному вопросу советский историк Б. Рамм приводит буллу от 24 ноября 1232 года. В ней Папа Григорий IX обратился к Ордену Меченосцев (а не к шведам и немцам) с призывом начать активную деятельность в Финляндии (а не на новгородских землях), чтобы «защитить новое насаждение христианской веры против неверных русских».

Совершенно очевидно, что ни о каком «крестовом походе» против Руси в этом послании ничего не говорится. Папа не призывает всех католиков собирать средства, браться за оружие и идти войной на Русь. Наоборот, в булле речь идет не о нападении, а об обороне земель, на которых христианские миссионеры, с риском для жизни, распространяют слово Божие.

Впрочем, это послание, как и большинство папских посланий того времени, не возымело на адресата ни малейшего действия. Понтифику ничего не оставалась, как вновь взяться за перо. В очередном своем послании к Меченосцам от 27 февраля 1233 года русские (Rutheni) прямо называются «врагами» (inimici).

Из папской буллы видно, что причиной обеспокоенности Рима стало то, что русские препятствовали миссионерской деятельности католических священников среди языческих племен в Финляндии. Что же заставило Папу отвлечься от дел насущных и обратить внимание на задворки Европы – забытую богом Финляндию? Дело в том, что там началось восстание языческих племен, вызванное миссионерской деятельностью епископа Томаса. Назначенный главой новообращенных финнов, своей алчностью и жестокостью он довел своих подопечных до крайней степени озлобления. Финны подняли восстание и свою злобу на Томаса обрушили на всех тех, кто пытался привить им десять заповедей христовых. Надо сказать, что вернувшиеся в лоно язычества аборигены расправлялись с христианскими проповедниками совсем не по-христиански. Подстрекаемые новгородцами, финны хватали католических миссионеров и творили всякие зверства: выкалывали им глаза, забивали в голову гвозди, заливали горло расплавленным свинцом, бросали на съедение зверям. Согласитесь, не стоило ожидать от Римского Папы, при всем его христианском терпении, что он назовет зачинщиков и организаторов этих ужасных преступлений своими друзьями.

Разумеется, Рим не мог оставить свою попавшую в беду паству. Но и оказать ей реальную помощь он тоже не мог. Что могли сделать для христиан в Финляндии меченосцы, связанные по рукам и ногам борьбой с аборигенами, литовцами и русскими в Ливонии?

Странно только то, что серьезные ученые мужи пытаются убедить нас, что в Риме настолько оторвались от реальных земных проблем. Неужели они всерьез полагают, что в Ватикане верили, будто крошечный Орден Меченосцев сможет заставить Господина Великого Новгорода уважать волю какого-то там Папы, пусть даже и Римского? Сил нескольких десятков совсем не желающих воевать за чуждые им интересы рыцарей с трудом хватало только на то, чтобы отстоять несколько замков, фактически находящихся в окружении врагов. Да и не бросили бы меченосцы, несмотря на все призывы и окрики из Рима, с такими усилиями завоеванную ими Ливонию. Не было такой силы, которая заставила бы их начать все с самого, начала в лесах Финляндии.

Вообще в Риме, если верить нашим историкам, писали очень странные буллы. Неужели в здравом уме можно предположить, что Рим, для того чтобы помочь миссионерам в Финляндии, отправит туда Орден Меченосцев, оставив Ливонию без защиты? Что мешало Папе обратиться к католической Швеции, которая не только ближе к месту событий, но и, в отличие от меченосцев, кровно заинтересована в том, чтобы финские языческие племена перешли в христианство? А Ордену Меченосцев надо было приказать начать военные действия на русско-ливонской границе. Тогда бы новгородцам пришлось думать не о том, как посильнее напакостить католикам в Финляндии, а о том, как защитить свои собственные дома.

Именно такое использование военной силы Ордена Меченосцев диктовал не только элементарный здравый смысл, но и сама логика развития событий. В 1233 году, когда Папа указывает меченосцам, что русские – это враги, ливонцы помогают русским эмигрантам, нашедшим приют в Ливонии, вернуться на историческую родину.

К началу 30-х годов XIII века в Риге при дворе архиепископа образовалась большая колония влиятельных изгнанников. Среди них новгородский тысяцкий, изгнанный из города, скорее всего, за свою оппозицию Ярославу Всеволодовичу. Там же пребывал и сын бывшего псковского князя Владимира Мстиславовича Ярослав Владимирович.

В 1233 году Ярослав вместе с черниговскими боярами, опираясь на помощь ливонцев, захватили Изборск. Однако уже в том же году псковичи без особых усилий выбили оппозиционеров из города. Казалось бы, если цель ливонцев – захват русских земель, то они должны были зубами вцепиться в Изборск – отличный плацдарм для дальнейшей экспансии на псковские и новгородские земли. Тем более, что в то время будущий непобедимый защитник земли русской Александр Ярославич еще ходил пешком под стол, и, следовательно, никто не мог помешать им осуществить эти коварные замыслы. Но ливонцы не только не стали развивать достигнутый успех, но и не позаботились об элементарной защите своих завоеваний. Иначе как бы тогда псковичи, не прибегая к помощи ни своего «старшего брата» – Господина Великого Новгорода, ни Владимиро-Суздальского княжества, легко отбили Изборск назад?

Очевидно, успех Пскова объясняется тем, что ливонцев в Изборске попросту не было. Скорее всего, немцы даже не оставили там ни одного воина для поддержки своих русских союзников. Нечего сказать, хороши оккупанты!

Что же касается главного зачинщика этих событий Ярослава Владимировича, то он попал в плен и был отправлен псковичами в Новгород, где тогда княжил Ярослав Всеволодович. Тот, в свою очередь, держал пленника в заточении в своей вотчине Переславле. Отец Александра мог праздновать победу: наконец он взял реванш за поражение в Липецкой битве. Мстислав Удалой и его брат Владимир мертвы, а единственный наследник этого колена смоленского княжеского рода Ростиславичей, сын Владимира – Ярослав находится у него под замком.

Но ликовать по этому поводу Ярославу пришлось недолго. Каким-то образом его пленнику удалось бежать обратно к своим покровителям в Ригу. Ясно, что этот побег был возможен только при условии, что у Ярослава Владимировича были преданные сторонники в Пскове и Новгороде.

Кто же он, этот русский князь, который втянул Ливонию в войну с Новгородской землей и Владимиро-Суздальским княжеством, закончившуюся «Ледовым побоищем»? О Ярославе Владимировиче известно не много. Его отцом был псковский князь Владимир Мстиславович – родной брат новгородского любимца князя Мстислава Удалого. Это под руководством Мстислава Мстиславовича Удалого новгородцы разгромили в Липицкой битве отца Александра Невского – Ярослава Всеволодовича. Когда Мстислав Удалой княжил в Новгороде, его брат Владимир сел на княжение в Пскове. Вместе с братом он принял участие в Липицкой битве. Поначалу никаких конфликтов у Владимира с псковичами не было. Но потом не заладилось. Наши историки связывают это именно с тем, что он женился на немке, став зятем брата рижского епископа Альберта – Дитриха. Скорее всего, это был второй брак уже немолодого к тому времени Владимира. Ярослав, видимо, был его сыном от первого брака с русской княжной, имя которой нам неизвестно.

Благодаря браку с немкой, Владимир Мстиславович породнился с правящей элитой Ливонии и со временем он и его сын стали там своими людьми. Этому поспособствовали сами же псковичи, которые изгнали семью Владимира из города. Зато при дворе рижского епископа русских изгнанников приняли более чем любезно. И судя по всему, никаких притеснений по поводу своего вероисповедания русские эмигранты в Ливонии не испытывали: и Владимир, и его сын Ярослав до конца жизни остались православными.

Однако при всем желании не получится выдать псковского князя Владимира за предателя общерусских интересов, за человека, который стал помогать «немцам» в борьбе против своего народа. Даже породнившись с правящей элитой Ливонии, он не упускал возможности пограбить своих новых родственников. Позднее, когда псковичам понадобилась помощь ливонцев, они сменили гнев на милость и вновь позвали Владимира к себе на княжение. Таким образом, Ярослав Владимирович имел все основания претендовать на то, чтобы занять место своего отца, а в Пскове были те, кто его в этом поддерживал. Сын родного брата Мстистлава Удалого, который нанес сокрушительное поражение нелюбимому многими в Новгороде Ярославу Всеволодовичу, наверняка пользовался большой симпатией и у новгородцев.

 

5

В следующем, 1234 году, ливонцы опять были вынуждены воевать с русскими. Ярослав Всеволодович решил наказать их за то, что они помогали Ярославу Владимировичу захватить Изборск, и, собрав большое войско, напал на Дерптское епископство.

Помня неудачный опыт своих предыдущих походов против ливонцев, новгородцы в этот раз изменили свою тактику. Осаждать построенные немцами замки они не стали: все равно бы ни один не взяли, а потери понесли большие. Поэтому Ярослав решил выманить противника из-за каменных стен, где его, благодаря подавляющему численному превосходству русских, можно было бы легко разбить. Встав возле Дерпта, новгородцы начали грабить и опустошать окрестности на глазах защитников города. Ливонцам ничего не оставалось, как предпринять вылазку. Но до схватки дело так и не дошло. Новгородцам в этот раз сказочно повезло – под дерптским отрядом проломился лед, и большинство вышедших из-за городских стен утонули в реке. Это обстоятельство позволило войску Ярослава беспрепятственно продолжить начатое дело по экспроприации собственности немецких колонистов и местного населения. Русские не только разграбили окрестности, но и уничтожили запасы зерна. Видимо, вид голодающих местных жителей доставлял большую радость их русским соседям. «Немцы» (скорее всего, речь идет о жителях Дерпта и, может быть, близлежащего Оденпэ), подавленные неудачной вылазкой, были вынуждены признать поражение и заключить мир, по которому обязались платить дань Ярославу Всеволодовичу и его преемникам. Во времена Ивана Грозного об этой дани вспомнили и потребовали ее выплаты. Отказ выполнить это необоснованное, по мнению Риги, требование и стал формальной причиной начала Ливонской войны. В ходе набега 1234 года русские опустошили только земли Дерптского епископства. Владения Ордена Меченосцев не пострадали. Более того, Орден не пришел на помощь Дерптскому епископству и не ударил в тыл новгородцам, спокойно грабившим окрестности города. Значит, Орден не участвовал в этой войне и, в отличие от Риги, не помогал Ярославу Владимировичу захватить Изборск. Но прийти на помощь Дерпту меченосцы были обязаны как вассалы ливонской церкви. Почему Орден не выполнил свой долг? Дело в том, что к этому времени отношения между ливонской церковью и Орденом Меченосцев окончательно испортились.

Уже через несколько лет после своего основания Орден почувствовал, что он единственная реальная сила в Ливонии и поэтому может диктовать условия другим членам Ливонской конфедерации.

Не прошло и десяти лет после того как епископ Альберт создал Орден Меченосцев, а братья-рыцари вступили в переговоры с императором и Папой с целью освободиться от вассальной зависимости от ливонской церкви. Они обвиняли Альберта в нарушении утвержденного Папой договора Ордена с епископом, притеснении рыцарей и местного населения. Меченосцы добивались полной независимости от Риги и нераздельного господства над территорией Эстонии. Рим не поддержал их. В 1229 году умер основатель Ордена Меченосцев – епископ Альберт. Магистр Ордена Волквин (Фолквин) решил воспользоваться этим благоприятным моментом, чтобы еще раз попытаться освободиться от господства ливонской церкви.

На этот раз для этого ливонские рыцари решили объединиться с могущественным Тевтонским Орденом, который по приглашению польского князя Конрада в 1226 году обосновался на землях язычников-пруссов. Переход в вассальную зависимость от Тевтонского Ордена сулил меченосцам большие выгоды. С одной стороны, они освобождались от своих обязанностей по отношению к ливонской церкви, с другой – становились вассалами сеньора, власть которого вряд ли была большим бременем для рыцарей, поскольку владения двух Орденов разделяли земли враждебной Литвы. При этом меченосцы рассчитывали сохранить за собой земли, которые они получили от ливонской церкви за свою службу в качестве ее вассала.

Но магистр Тевтонского Ордена высокомерно отверг предложения меченосцев об объединении. Почему тевтонцы были категорически против объединения с этим Орденом? В отечественной исторической литературе факт отказа Тевтонского Ордена принять Орден Меченосцев на правах вассала игнорируются. Еще бы! Ведь они утверждают, что два Ордена объединились, чтобы увеличить свои силы (как, к примеру, считал Костомаров) для покорения русских земель. А категорический отказ Тевтонского Ордена увеличивать свои силы за счет Ордена Меченосцев в эту схему никак не укладывается. Что, впрочем, неудивительно. Человеку, хоть немного знающему историю, совершенно ясно, что никаких агрессивных замыслов по отношению к русским землям у Тевтонского Ордена не было даже в планах. Во-первых, Орден прибыл в Прибалтику для решения одной задачи – обращение язычников в христианство. После ее выполнения Тевтонский Орден должен был прекратить свое существование. Что и произошло, когда на землях крещенных пруссов образовалось светское государство Пруссия. Русские язычниками не были и, следовательно, война с ними не являлась целью Ордена.

Во-вторых, даже если бы Орден зачем-то решил напасть на русские земли, он бы не смог этого сделать. Первые полвека пребывания на землях пруссов все силы Ордена были направлены на борьбу с воинственными аборигенами. Потом главным врагом и противником Ордена стала Литва, а после ее объединения с Польшей – Польско-Литовское государство, которое, в свою очередь, было и главным противником Московской Руси, которой правили предки Александра Ярославича. Негативное отношение тевтонцев к объединению с другим рыцарским Орденом не вызовет удивления, если знать, что собой представлял Тевтонский (или немецкий) Орден. От других рыцарских Орденов того времени тевтонцы отличались очень строгим уставом. Рыцари Тевтонского Ордена обязаны были жить вместе, спать только на твердых ложах, есть скудную пищу за общей трапезой, не могли без разрешения покидать казарму, писать и получать письма, не могли иметь частную собственность.

Вновь прибышших встречали словами: «Жестоко ошибаешься, если думаешь жить у нас спокойно и весело; наш устав – когда хочешь есть, то должен поститься; когда хочешь спать, должен бодрствовать, когда хочешь бодрствовать, должен спать. Для Ордена ты должен отречься от отца, от матери, от брата и сестры, и в награду за это Орден даст тебе хлеб, воду да рубище» (Соловьев, СС, т. 2, с. 134). Согласитесь, не многие смогут жить по таким суровым и даже жестоким правилам, а в Орден принимали не всех желающих, а только немцев и только из древних дворянских родов. Кроме монашеских обетов братья Тевтонского Ордена обязаны были ходить за больными и биться с врагами веры.

Вот некоторые выдержки из устава братьев, служащих Германскому Братству Святой Марии – так сами тевтонские братья-рыцари называли свой Орден.

Первое – пожизненное целомудрие, второе – отказ от собственной воли, то есть послушание вплоть до смерти, третье – принятие бедности, то есть житие без собственности. После вступления в братство Мастер Ордена не имел власти освобождать кого-либо от этих трех пунктов правил, ибо если нарушен один из них – нарушено все правило.

Рыцарю не разрешалось иметь в личной собственности практически ничего, даже постельного белья. «Что касается постельных принадлежностей, каждый брат должен довольствоваться спальным мешком, ковриком, простыней, покрывалом из холста или тонкого полотна и подушкой, если только брат, заведующий спальными принадлежностями, не выдает больше или меньше означенного».

Ну, а если кто-то захочет получить вещи лучше, чем те, что ему выдали? Эту сторону казарменной жизни рыцари тоже предусмотрели: «Брат упорно настаивает на получении оружия или вещей лучших или более изящных, чем те, что ему выдали, то он заслуживает получения худших. Ибо это показывает, что тот, кто заботится в первую очередь о нуждах тела, не имеет крепости в сердце и внутренней добродетели».

Чтобы ни у кого не было соблазна иметь личную собственность, устав Ордена специально оговаривал отдельным параграфом то, что братья-рыцари не могут иметь личных ключей и замков. «Так как религиозные люди должны любыми способами избегать собственности, мы желаем, чтобы братья, которые живут в монастырях, обходились без ключей и замков для сумок и коробок и сундуков и всего другого, что может замыкаться».

Питаться братья должны всего два раза в день за одним столом и из одного котла. Рацион тоже детально регламентирован. Мясо разрешалось только три раза в неделю. Плюс один раз в неделю рыба. В современной европейской тюрьме заключенных кормят лучше, чем питались отпрыски самых знатных домов Германии, служа в рядах Ордена. Братьям запрещались любые развлечения, включая любимое занятие феодальной знати того времени – охоту.

На попечении Ордена были не только больные, ухаживание за которыми и было главной «уставной» задачей братьев-рыцарей, но и «пенсионеры» – старые и немощные братья, о которых устав Ордена тоже требовал заботиться.

Разумеется, брат-рыцарь не мог иметь никаких отношений с женщинами. Ему запрещалось целовать даже свою мать или сестру: «ибо это есть прямое проявление невоздержанности и мирской любви».

Каждый желающий вступить в Орден должен был пройти испытательный срок, «достаточный, чтобы он понял и познал все тяготы, ожидающие его на службе Ордену, а братья могли узнать характер его».

В Пруссию тевтонцы попали после того, как они были изгнаны из Палестины, где со своими строгими нравами они не смогли ужиться с французскими и английскими рыцарями, которые не разделяли их строгие нравы и предпочитали вести далекий от аскетизма образ жизни – роскошь, вино, женщины, турниры.

 

6

Булла Римского Папы, направляющая меченосцев на помощь христианским миссионерам в Финляндию, осталась без ответа. Не дождавшись от Ордена никакой помощи в Финляндии, Папа отправляет новую буллу, в которой посылает меченосцев в противоположном от Финляндии направлении – на язычников – литовцев. На этот раз Орден охотно отозвался на призыв Рима. Исполнить волю Папы Орден вынуждали его собственные интересы. В начале 1236 года Григорий IX объявил «Крестовый поход» в Литву. А уже в начале осени того же года объединенное войско Ордена, его союзников и прибывших из Европы крестоносцев двинулось в поход на Литву. Чем объясняется такая спешка и желание услужить Риму со стороны Ордена Меченосцев? Может быть, потому, что литовцы, в отличие от финнов, неоднократно совершали набеги на земли Ливонии и владения Меченосцев в частности? Но от набегов литовцев страдали больше местное население и ливонская церковь. А братья-рыцари при появлении литовцев укрывались за стенами своих замков, где в полной безопасности пережидали опасность. Зачем же покидать надежные укрытия и лезть в самое логово врага? Значит, причина, заставившая Орден ретиво откликнуться на призыв из Ватикана, не в этом. А в чем?

Дело в том, что меченосцам необходимо было срочно выслужиться перед Римом для того, чтобы Папа посодействовал им в вопросе объединения с Тевтонским Орденом.

Новая попытка меченосцев присоединиться к тевтонцам, предпринятая в 1235 году, закончилась полным провалом. И в этот раз это был не просто срыв очередного раунда переговоров, а окончательный и бесповоротный вердикт тевтонцев – Ордену Меченосцев отказать.

А произошло вот что. Два командора Тевтонского Ордена, лично изучив положение дел в Ливонии, возвратились в Пруссию, прихватив с собой трех депутатов от Ордена Меченосцев. На совете в Марбурге эти депутаты были обстоятельно допрошены «об их правилах, образе жизни, владениях и притязаниях». Затем о своих впечатлениях рассказали тевтонские командоры, вернувшиеся из Ливонии. Они представили поведение меченосцев в самом непривлекательном свете, «охарактеризовав их как людей упрямых, крамольных, не любящих подчиняться правилам своего Ордена, ищущих личной корысти, а не общего блага. «А эти, – прибавил выступающий командор фон Неуенбург, указывая пальцем на присутствующих меченосцев, – да еще четверо мне известных, хуже всех там». Второй командор подтвердил слова своего товарища. Когда вопрос о приеме меченосцев был поставлен на голосование, «воцарилось глубокое молчание» (Соловьев, СС, т. 2, с. 124). После этого на планах меченосцев по объединению с Тевтонским Орденом можно было поставить крест.

Но меченосцы не теряли надежды. Теперь, после позорного провала на «вступительном экзамене», заставить Тевтонский Орден объединится с меченосцами мог только Римский Папа. Но для того чтобы Рим поддержал Орден Меченосцев, братьямрыцарям надо было заслужить расположение понтифика. Именно поэтому они так поспешно и с таким рвением откликнулись на буллу из Ватикана об организации похода в Литву.

Поход в Литву с самого начала был обречен на неудачу в силу того, что с военной точки зрения в нем не было ни малейшего смысла. Литовцы, по свидетельству современников, воевали так: «трубя в длинные свои роги, они садились на борзых лесных коней и как лютые звери стремились на добычу: жгли селения, пленяли жителей, и настигаемые отрядами воинскими, не хотели биться стеною: рассыпались во все стороны, пускали стрелы издали, метали дротики, исчезали и снова являлись» (Карамзин, СС, т. 2—3, с. 389).

Как собиралось воевать «крестоносное» войско с противником, избегающим открытого столкновения, непонятно. В самом лучшем случае, инициатива Рима была обречена на то, чтобы повторить судьбу легендарного похода Дария против скифов. Но если Дарий безуспешно пытался сразиться с ускользающим противником, преследуя его в бескрайних степях, то меченосцам предстояло гоняться за литовцами по непроходимым лесам и болотам. Что, согласитесь, совсем не одно и то же.

На организацию «крестового похода» ушло минимальное время – меньше полугода. Эта спешка привела к тому, что и без того бесперспективный поход в Литву организовали так, что он был заведомо обречен на провал.

Самая главная ошибка руководителей христианского войска в том, что они не учли особенностей будущего театра военных действий: для похода было выбрано самое неподходящее время – осень. Меченосцам надо было бы дождаться зимы. Русские, имеющие большой опыт войн с литовцами, еще в 1190 году убедились в том, что «в этой болотистой стране только и можно было воевать в сильные холода» (Соловьев, СС, т. 1, с. 627).

Осенние дожди делали болотистые литовские леса непроходимыми и сводили на нет преимущества главной ударной силы «крестоносцев» – тяжелой рыцарской конницы. В лесу, а тем более в болоте она была не только бесполезна, но из грозной силы превращалась в легкую добычу скрывавшихся за деревьями конных лучников в звериных шкурах. Именно поэтому надо было дождаться зимы, когда болота промерзнут, а леса, потерявшие листву, перестанут служить противнику надежным убежищем.

Кроме того, у Ордена практически не было опыта войны с литовцами. Большинство предыдущих столкновений с ними сводилось к тому, что во время литовских набегов в Ливонию Меченосцы отсиживались за стенами замков, которые литовцы, не имеющие осадных орудий, и не пытались штурмовать.

Меченосцам следовало бы перенять тактику Тевтонского Ордена в Пруссии – начать строительство замков на литовской земле и, прикрываясь их стенами, шаг за шагом углубляться на вражескую территорию.

Но сколько на это потребуется времени и сил? У меченосцев не было ни того, ни другого. Их главная цель – произвести благоприятное впечатление на Рим и командоров Тевтонского Ордена. А искателям приключений, съехавшимся в Ливонию по призыву Папы со всей Европы, чтобы принять участие в предстоящем «крестовом походе» против язычников-литовцев, была нужна слава и добыча, и чем скорее, тем лучше.

Как и следовало ожидать, этот «крестовый поход» в Литву закончился для его участников катастрофой. «Крестоносцы» были разбиты в битве при Сауле, в которой Орден Меченосцев понес невосполнимые потери и прекратил свое существование.

Произошло это историческое событие в 1236 году предположительно где-то в окрестностях современного литовского города Шяуляя.

В этом городе мне довелось проходить службу в рядах советской армии. Тогда здесь был один из крупнейших военных аэродромов в СССР (сейчас на нем базируются самолеты НАТО). Истребители-бомбардировщики с изменяемой геометрией крыла Миг-23 и 27 ежедневно с утра до вечера шли на взлет и заходили на посадку прямо над расположением нашей воинской части. Время от времени над нашими головами проходили самолеты дальнего обнаружения с огромным грибовидным локатором на спине, или стратегические бомбардировщики с крылатой ракетой размером с истребитель под брюхом.

Но больше всего меня, юношу с московской рабочей окраины, поражала не мощь военно-воздушных сил советской империи, а частные трехэтажные особняки с фонтанами, в которых проживали «бедные» литовцы. Это сейчас такой роскошью никого не удивишь, а тогда, в начале 80-х годов прошлого века… Особенно если сравнивать эти особняки с дачным домиком, построенным моим дедом, бывшим стахановцем, из дощечек от овощных ящиков, которые он, за неимением личного автомобиля, возил на себе на наши шесть соток в подмосковном садоводческом товариществе «Шарикоподшипниковец».

А еще в Шяуляе дивной красоты католический костел в романском стиле, шпиль которого возвышается над городом. В ясную погоду его былые стены, окруженные кустами сирени, и покрытая красной черепицей кровля, словно плывут на фоне голубого неба.

На окраине Шяуляя вторая градостроительная доминанта этого литовского города – грандиозный мемориал, посвященный Великой Отечественной войне. В центре его многометровый монумент в виде скульптурной группы, изображающей трех советских воинов, размеры которой явно не соответствуют реальным масштабам сражений в этих местах и их месту в истории войны.

А вот о том, что в этом месте был в 1236 году разгромлен Орден Меченосцев, я тогда не имел ни малейшего представления. Никаких монументов, напоминавших об этом событии, в округе не наблюдалось. Замполиты, которые получали приличные по тем временам деньги за патриотическое воспитание советских воинов, о том, что мы служим в местах, где наши доблестные предки остановили «крестовый поход», ничего не рассказывали.

О том, что в окрестностях Шяуляя было разбито войско «крестоносцев», я узнал совершенно случайно, вычитав об этом в купленном на память о службе фотоальбоме «Шяуляй». Но и в нем этому важному событию в истории Литвы была отведена всего одна строка под фотографией установленного в память об этом событии памятника – ничем не приметного деревянного креста. Таких в этих местах много.

Тогда я не задумался над тем, почему ни до революции, ни в советское время победа над «западным агрессорам» в битве при Сауле не была увековечена с подобающим размахом. А ведь это очень странно. И при царях, и в годы советской власти важные исторические события принято было запечатлять в памяти народной строительством грандиозных памятников и целых архитектурных ансамблей. На предполагаемом месте «Невской битвы» – не просто собор, а целая Лавра. На окраине Пскова – огромный, как Кинг-Конг, памятник Александру Невскому.

Да что там победы! В эстонском Тарту (бывшем Юрьеве – Дерпте) установлен монумент в память русско-эстонской обороны 1224 года, закончившейся захватом города ливонцами. А тут такая славная победа отмечена невзрачным деревянным крестом, который больше подходит в качестве надгробия на скромной могиле, чем как памятник на месте важного исторического события. Может быть, битва при Сауле большего и недостойна? Если попробовать оценить ее историческое значение, то придется признать, что это единственное сражение на территории бывшего СССР, в котором был уничтожен рыцарский Орден, то есть это событие, по значению сравнимое с Грюнвальдской битвой. Казалось бы, какая благодарная почва для патриотического воспитания и на тебе – такой скромный крестик, который язык не повернется назвать памятником. Почему такая несправедливость? Объясняется же она весьма прозаично…

В «крестовый поход» на литовцев во главе с магистром отправился практически весь Орден Меченосцев – 55 рыцарей. Кроме братьев-рыцарей Ордена в походе участвовало ополчение немецких колонистов из Ливонии (около 600 человек), 500 пилигримов, прибывших из Европы, и почти полторы тысячи местных жителей (эстов, ливов, лэттов). Кроме того, в этом «крестовом походе», осуществленном по указанию Римского Папы, участвовала псковская дружина в количестве 200 воинов. Несложно подсчитать, что русских воинов среди «крестоносцев» было в четыре раза больше, чем ненавистных отечественным историкам рыцарей Ордена Меченосцев.

Теперь читателю понятно, почему битва при Сауле не удостоилась памятника? Не ставить же его на месте сражения, в котором литовские витязи наголову разгромили войско русских «крестоносцев»!

Всего завоевывать Литву отправилось «огромное» войско численностью около трех тысяч человек. Очевидно, такими силами покорить литовцев было невозможно. Зато отчитаться перед Папой – можно, заодно поставив Рим перед фактом: сил одних меченосцев для обращения Литвы в католичество явно недостаточно, поэтому их надо объединить с Тевтонским Орденом.

21 сентября 1236 года возле местечка Сауле союзникам преградил дорогу отряд литовцев. Тяжеловооруженные рыцари не приняли бой, не решившись сражаться в этом болотистом месте. Пока союзное воинство выжидало, подошли основные силы литовцев и напали на врага. Магистр Ордена, по словам Соловьева, «погиб вместе со своим войском». Орден Меченосцев дефакто перестал существовать. О потерях «крестоносцев» в этом сражении свидетельствует псковская летопись, согласно которой из псковичей, участвовавших в этом походе, домой вернулся «каждый десятый». Так в русских летописях говорили о крупных поражениях наших войск, например в битве на Калке. Итак, для завоевания Литвы Орден Меченосцев, которым отечественные историки пугают наивных обывателей, выставил все свои силы – пятьдесят пять рыцарей и полторы тысячи туземного войска. Разве с такими силами меченосцы могли представлять угрозу для Руси? Им бы думать не о нападении, а о том, как защитить свои собственные владения от многократно превосходящих сил Руси: новгородцы для походов в Ливонию собирали двадцатитысячное войско!

Почему ливонцы не стали удерживать уже захваченный с их помощью Изборск – прекрасный плацдарм для дальнейшей агрессии на Русь? Почему не продолжили наступление на русские земли, а наоборот, повернули свое оружие в другую сторону – против язычников-литовцев?

Потому что никаких планов по отношении к русским землям у Ордена не было. Большинство войн Орден Меченосцев вел либо против местных балтийских племен, либо против Литвы. По сути, меченосцам не было дела до междоусобиц русских. Им было важнее иметь с этой стороны союзников в борьбе с Литвой, которая неоднократно совершала против Ливонии опустошительные набеги. За полвека (с 1210 по 1268 г.) литовцы совершили 29 крупных нападений на Ливонию.

Почему псковская дружина, спустя всего три года, после того как ливонцы помогли Ярославу Владимировичу захватить Изборск, присоединилась к своим вчерашним врагам – меченосцам для совместного «крестового похода» в Литву с католическим войском? Да потому, что литовцы, в отличие от Ордена Меченосцев, действительно представляли для Пскова реальную угрозу.

Литовские набеги, от которых жестоко страдали все приграничные народы, советские историки объявляли не представляющими особой опасности, потому что литовские отряды были малочисленны и слабо организованны. Неискушенный читатель принимает эти домыслы на веру. Действительно, что там литовцы по сравнению с грозными рыцарями, несущимися в атаку стальным тараном, как это показано в фильме Эйзенштейна. Вот это действительно производит впечатление грозной силы, многочисленной и хорошо организованной. Особенно когда визуальный ряд сопровождается звуками гениальной музыки Шостаковича. Только как объяснить, что малочисленные и плохо организованные литовцы наголову разбивают многочисленное и хорошо организованное рыцарское войско сначала под Шяуляем, а потом в битве при Дурбе (1260 г.)? Но несмотря на растущую экспансию со стороны языческой Литвы, поход 1236 года – единственный пример совместных действий Ливонии и русских против общего врага. Прежде всего, потому, что к середине XIII века для Владимиро-Суздальской Руси и Новгородской земли Литва еще не представляла серьезной угрозы. От литовских набегов их надежно защищали Смоленское княжество, Псков и… Ливония. На случай, если отдельные отряды литовцев прорвутся через псковские земли, Новгород построил систему укреплений по реке Шелонь. А основным направлением военной активности Владимиро-Суздальской Руси до монгольского нашествия была Волжская Булгария. В 1218 году булгары захватили владения ростовского князя Василька – город Устюг на реке Сухона (сейчас Великий Устюг). До этого булгары совершали походы на Рязань и Муром (1209 г.). В 1220 году Великий князь Владимирский Юрий, собрав большую дружину, совершает поход против булгар. В 1221 году, для того чтобы закрепить свой успех и обезопасить восточные границы от нападений, Юрий основал Нижний Новгород.

После разгрома «крестоносцев» в 1236 году каждая из сторон противостояла литовской экспансии в одиночку. В результате Тевтонский Орден был разбит в Грюнвальдской битве, а русские уступили Литве большую часть бывшей Киевской Руси.

Таким образом, настоящую угрозу для русских земель представляли в XIII веке не католические соседи, а язычники-литовцы. О чем свидетельствует тот факт, что через век не «латинская Европа», а Литовское государство расширилось за счет земель бывшей Киевской Руси от Балтийского до Черного моря. И если бы не возвышение Москвы, присоединившей сначала Псков и Новгород, затем земли Орды и, наконец, Ливонию и большую часть Польско-Литовского государства, неизвестно, как бы выглядела политическая карта современной Европы. Какое государство простиралось бы на территории бывшей Российской империи и Советского Союза, если бы центром объединения русских земель стало не Московское княжество, а Литва? Скорее всего, его столица была бы не в Москве, а в Варшаве, Каунасе или Вильнюсе.

В отечественной литературе преобладает негативная оценка Тевтонского Ордена, рыцарей которого, ссылаясь на Карла Маркса, называют псами-рыцарями (вообще-то основоположник научного коммунизма называл их монахами-рыцарями, а не псами). Пылая праведным гневом, обличители обвиняют Орден в безжалостном уничтожении несчастных пруссов. При этом они почему-то упускают из вида, что немецких рыцарей призвали на помощь братья-славяне. Ведь именно на них – поляков и чехов, а не на немцев, нападали воинственные пруссы. Без помощи Ордена вряд ли им удалось их остановить. Даже столицу будущей Восточной Пруссии – Кенигсберг (королевский город) назвали в честь славянина – чешского короля Пржемысла II, который отличился в походе против пруссов (1253—1254).

Обличители тевтонцев помалкивают и о том, что Москва смогла собрать вокруг себя русские земли во многом благодаря тому, что Орден на протяжении полутора веков (с середины XIII до начала XV века) сдерживал агрессию Литовского государства, отвлекая на себя его основные силы.

С 1269 по 1306 годы Литвой было совершено шестнадцать походов на Ливонию, девять походов в Пруссию и только пять на Русь. После покорения Пруссии все силы Тевтонского Ордена были брошены против Литвы. Только в конце XIII века Орден организовал десять походов на Литву. В XIV веке Тевтонский Орден совершил около ста девяти походов и рейдов против Литвы. Только на владения Ордена в Пруссии литовцы нападали пятьдесят раз. Если учесть, что для завоевания большей части бывшей Киевской Руси литовцам хватило тридцати восьми походов, то что бы осталось от нее, если бы удары, нанесенные по Пруссии, были направлены на Русь?

В 1368 году Ольгерд, собрав большие военные силы, организовал поход на Москву. Вместе с ним двинулись также тверской князь Михаил и смоленский князь Святослав со своими полками. Великий князь Дмитрий (будущий Донской) разослал по всем городам грамоты для сбора войск, но большинство ратников не успело собраться. Выступившие навстречу литовцам полки московские, коломенские и дмитровские были уничтожены в бою 21 ноября на реке Тросне, после чего литовцы осадили Москву, в которой заперся Дмитрий со своими боярами. Но осада продолжалась всего три дня. Ольгерд неожиданно снялся и ушел в Литву. Причиной поспешного отступления стало нападение Ордена на Литву. Через сто пятьдесят лет после того как Александр Ярославич «отразил» западную агрессию, вновь сложилась благоприятная ситуация для нападения «немцев» на Русь. Москва из последних сил бьется с татарами, которых поддерживает Литва. Тахтамыш в 1381 году сжигает Москву. Русь еще не оправилось от потерь на Куликовом поле. Новгород горит желанием избавиться от московской опеки. Рязанский князь готов поддерживать татар. Ну, чем не время начать новый «крестовый поход» на «схизматиков»? А немцы вместо этого с непонятным упорством бьются со своими братьями-католиками. Не правда ли, странное поведение «исконных врагов» Руси?

Гримаса истории состоит в том, что одержать победу над Орденом литовцы смогли только за счет сил покоренных ими русских городов. Наглядная иллюстрация этого – судьба Смоленска. В 1404 году Витовт в очередной раз осаждает этот город. Три месяца длилась осада и обстрел из пушек, но взять город Витовт не смог. В это время Орден вторгся в Литву. Сняв осаду, Витовт вынужден был уйти отражать нападение тевтонцев. Не рискуя дать открытого боя, он нападал на немцев из засад, поджидая, когда на помощь подойдут польские войска. Это был последний крупный поход Тевтонского Ордена в Литву.

Смоленский князь Юрий, понимая, что в одиночку не сможет противостоять литовцам, едет в Москву просить сына Дмитрия Донского Василия о помощи. Его отсутствием воспользовались смоленские бояре – сторонники Витовта. Они сдали город литовцам. Через шесть лет Витовт вывел смоленские полки сражаться против тевтонцев в Грюнвальдской битве. Своих недавних врагов-смолян Витовт использует в этом сражении в качестве пушечного мяса. Благодаря мужеству смолян, которые в отличие от своих хозяев с поля боя не бежали, Тевтонский Орден потерпел поражение в Грюнвальдской битве. Теперь уже никто не «мешал дальнейшей экспансии Литвы русских земель. Через двести лет польско-литовские интервенты заняли Москву. В 1491 году посол австрийского императора Максимильяна даже просит Иоанна принять под свое покровительство Тевтонский и Ливонский Орден. А в 1517 году заключен договор между Тевтонским Орденом и Москвой, по которому рыцарям была обещана помощь против Польско-Литовского государства. Интересен текст договорной грамоты, в которой буквально говорилось следующее: «магистр бил челом о том, чтобы мы его жаловали и берегли, и мы его пожаловали и за него и за его земли хотим стоять и оберегать его от своего недруга короля польского».

Орден просил ежемесячно 60 тысяч золотых на содержание 10 тысяч пехоты и 2000 конников, а также средства на артиллерию. Великий князь Василий обещал отправить эти деньги в Пруссию, когда Орден вернет все занятые поляками прусские города и двинется на Краков. Обещания своего Василий так и не сдержал. Ордену прислали деньги только на 1000 пехоты (т. е. только 4 000 золотых, в пятнадцать раз меньше, чем просил магистр), с распоряжением передать их магистру тогда, когда Орден начнет войну против Сигизмунда. Орден начал войну, но с такой помощью от Москвы был обречен на поражение. В результате Орден вынужден был заключить мир и стал вассалом Польско-Литовского государства. Получается, что если бы Москва не на словах, а на деле поддержала Тевтонский Орден, не было бы трагедии Смутного времени.

Зато воспользовавшись тем, что Литва воюет с Орденом, Москва совершила несколько походов на Полоцк, Витебск, Вильно, Младечено, Минск, Могилев, Оршу, «страшно опустошив неприятельские волости». Напомню читателю, что опустошенные «неприятельские волости» – это земли, населенные православными русскими и белорусами. Монгольского нашествия эти земли не испытали, а вот разрушения, причиненные им московским войском, можно сравнить с нашествием Батыя на Русь.

Но для нас в данном случае главное другое: в XV веке Москва считает, что крестоносцы Тевтонского Ордена – ее союзники, а в XX историки будут уверять в том, что он – главный враг.

 

7

После поражения в битве при Сауле оставшиеся в живых братья-рыцари направляют послов в Рим и умоляют Папу замолвить за них словечко перед тевтонцами. В этот раз понтифик настоял на объединении: в Риме понимали, что после разгрома Ордена Меченосцев Ливония осталась без защиты. Тевтонцы посылают в Ливонию Германа Балка, который становится первым «провинциальным магистром ливонским» (1237 г.).

Объединение разгромленных Меченосцев с Тевтонским Орденом наши историки представляют как свидетельство подготовки вторжения на Русь. Так, Гумилев пишет: «В 1237 г. рыцари-монахи двух орденов – Тевтонского и Меченосцев, объединившись, создали мощный Ливонский орден. Фактически образовалось «военно-духовное» государство, целью существования стал захват Прибалтики, продвижение на Русь и насильственное окатоличивание покоряемого населения» («От Руси к России», с. 123). Чтобы допустить столько ляпов в двух предложениях, надо постараться. Напомню, что объединение рыцарских Орденов произошло по причине разгрома немецко-русского войска литовцами и необходимости защитить Ливонию, а не для «продвижения на Русь». Что касается «захвата Прибалтики», то Латвия и Эстония к тому времени уже были захвачены, и борьба велась против пруссов (до 1283 г.) и литовцев (закончилась поражением в Грюнвальдской битве 1410 г.). То есть против Руси Ливонский Орден не мог воевать потому, что главный его враг находился в противоположном направлении от границ Руси, а война на два фронта невозможна. Объединение с Меченосцами не привело к созданию «мощного Ливонского Ордена». Во-первых, никакого нового рыцарского Ордена (по Гумилеву, «Ливонского Ордена») не возникло: Тевтонский Орден расширил свои владения за счет владений бывшего Ордена Меченосцев. Во-вторых, это не привело к увеличению его мощи. Как раз наоборот – ослабило тевтонцев, вынудив их ввязаться в междоусобную войну в Ливонии. Какие выгоды заставили тевтонцев снизойти до того, чтобы принять в свои ряды остатки Ордена Меченосцев? Мотив объединения с Меченосцами – принадлежавшие им ливонские земли и возможность использовать остатки этого Ордена в войне против литовцев и пруссов. Никаких других выгод слияние с Меченосцами не сулило. Наоборот, обещало большие проблемы: возникновение обязательств по защите ливонской церкви и втягивание в пограничный конфликт с Новгородской землей.

Объединение с тевтонцами не сделало более сильными в военном отношении и ливонских рыцарей. После того как они стали вассалами Тевтонского Ордена, он, естественно, поступал с ними по принципу «остаточного финансирования». То есть Тевтонцы забирали большую часть сил и средств своего ливонского филиала для продолжения войны в Пруссии.

Некорректно и огульное обвинение Гумилева в том, что целью Ордена было «насильственное окатоличивание покоряемого населения» – по уставу Тевтонского Ордена его целью было крещение язычников, а не обращение православных в христианство. После того, как место Меченосцев занял Тевтонский Орден, Рим, по логике вещей, должен был направить его на защиту христиан в Финляндии. Но Папа этого братьям-рыцарям не поручает. Почему? Историки молчат. Зато, как фокусник из рукава, извлекает на свет новую буллу от 9 декабря 1237 года, в которой Григорий IX обращается к шведскому архиепископу с призывом организовать «крестовый поход» в Финляндию «против тавастов» (так в Западной Европе называли финское племя емь, или все финские племена) и их «близких соседей». Эту буллу часто приводят в качестве доказательства того, что Рим планировал и организовывал совместный «крестовый поход» на Русь и именно она привела шведов на берега Невы. На мой взгляд, эта булла не подтверждает, а опровергает эти вымыслы.

Во-первых, как видно в тексте этой буллы, русские или православные в ней не упоминаются вообще. Однако это совсем не смущает наших историков, которые заявляют, что под «близкими соседями» Папа разумеет не кого-нибудь, а русских. Уж не тех ли самых русских, родственники которых только что полегли в литовских болотах плечом к плечу вместе с крестоносным воинством? Да и не надо было Риму прибегать к такому дешевому лукавству. Если бы поход организовывался действительно против русских, то в папской булле было бы, что называется, черным по белому так и написано: вперед, доблестные католики-шведы, в «крестовый поход» на богомерзких схизматиков-русских. Так что под «близкими соседями» Папа подразумевает не русских, а многочисленные языческие финские и карельские племена (в русских летописях ямь, емь, сумь, корела, ижора и др.), названий которых в далеком от Скандинавии Риме просто не знали.

Во-вторых, если папство организовывало совместный «крестовый поход» «немцев» и шведов, то почему он обращается к шведам только спустя пять лет после того, как он потребовал от Ордена Меченосцев выступить на защиту миссионеров в Финляндии?

Возможно, Папа сразу не обратился к шведам потому, что не забыл о том, как они потерпели поражение в Ливонии. Возможно, в Риме считали, что шведы сами нуждаются в помощи против финских язычников. Да только шведам помощи ждать было неоткуда. Но и расписаться в собственном бессилии перед только что принявшей католичество Швецией Рим не мог. Чтобы не потерять авторитет в глазах новообращенной паствы, Папа и отправляет буллу к шведскому архиепископу: исполняйте свой христианский долг, обращая своих соседей язычников в лоно церкви.

К германским княжествам с требованием организовать «крестовый поход» в Финляндию Папа тоже не обращается. Направление «крестового похода» в этой булле тоже указано предельно ясно: Финляндия. Ни одного папского послания, в котором провозглашается «крестовый поход» на Русь, не обнаружено.

Более того, в буллах, которые приводятся в качестве документального подтверждения того, что Рим выступал организатором и вдохновителем католической агрессии против Руси, нет ничего похожего на призыв к агрессии.

Речь идет о двух документах. Первый – это послание папы Гонория III королям Руси 1227 года, в котором Рим просит поддерживать «прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии» и предупреждает русских князей о грозящей опасности: «Господь, разгневавшись на вас, доныне подвергал вас многим бедствиям, и ждет вас еще более тяжелое несчастье, если не сойдете с тропы заблуждений и не вступите на путь истины». Поскольку до этого Русь потерпела сокрушительное поражение в битве на Калке, то это послание есть не что иное, как предупреждение об идущей на Русь угрозе со стороны приближающихся к ее границам монгольских полчищ. Тем более, что, судя по записи в НПЛ, сами русские не знали о планах татар напасть на Русь. Они беспечно надеялись, что после победы на Калке татары ушли в степь и больше не вернутся: «татары же возвратившись– от реки Днепра; и не ведаем, откуда пришли и куда делись опять: бог весть, отколе придет на нас за грехи наши». Рим в этом послании предлагает прекратить нападения на католиков и объединиться перед лицом общего врага. Наши историки трактуют это предупреждение о грозящей опасности как угрозу возмездия за отказ от принятия католичества.

Призыв Папы прекратить вражду с христианами в Прибалтике на Руси остался не услышанным. Уже в следующем году Ярослав Всеволодович собрался вести Новгород и Псков в поход на Ригу.

Второй документ, на который ссылаются некоторые апологеты теории об агрессии Запада, – послание папы Александра IV Тевтонскому Ордену 1260 года.

Ссылаясь на это послание Ватикана, историки лукавят. Прошло почти двадцать лет после «Ледового побоища», в котором «крестоносцы» вчистую проиграли решающую схватку Запада с Востоком» (Бегунов. Указ. соч., с. 80). А после этого поражения, по словам Костомарова: «Сами папы вместо грозных булл, возбуждавших крестовые походы на русских наравне с язычниками, избрали другой путь в надежде подчинить себе Русь – путь посольств и убеждений…» (указ. соч., с. 82)

О чем же пишет Папа тевтонцам? Цель его послания – «воздать» Ордену за то, что он с большим рвением распространял «католический обряд» «в Пруссии и Ливонии и в сопредельных с ними землях во славу Божию». За эти заслуги Рим «жаловал» Ордену «все земли, замки, деревни и города и прочие места в Руси». Но они могли стать собственностью Ордена только при определенных условиях: если они будут пожалованы Ордену их владельцами или отойдут ему «по закону», или «занятые безбожными татарами, если сможете отнять у них, впрочем, с согласия тех, к кому, как известно, они относятся». Таким образом, Рим «жалует» Ордену то, что он освободит от «безбожных татар», но только если на это будет согласие тех, кому эти владения принадлежали до захвата их татарами. То есть, по плану Папы выходило, что Тевтонский Орден должен освобождать русские земли от «безбожных татар» и возвращать их прежним владельцам, а уж потом, если эти владельцы согласятся, мог получить их в собственность. Да только вряд ли кто-нибудь из бывших владельцев согласился бы отдать Ордену освобожденные им от монголов владения.

Впрочем, Орден не откликнулся на призыв Папы и не бросился на помощь порабощенным «безбожными татарами» соседям. К этому времени власть Рима стала номинальной, и призывы Папы потеряли прежнюю силу. «Время крестовых походов прошло, Папа не имел уже прежнего значения, не мог своими буллами подвинуть целую Европу против Востока. В 1253 году он писал ко всем христианам Богемии, Моравии, Сербии и Померании об отражении татарских набегов на земли христианские и проповедовании крестового похода; но это послание не произвело никакого действия; то же в следующем году писал он к христианам Ливонии, Эстонии и Пруссии, и также безуспешно» (Соловьев, СС, т. 2, с. 170).

Отечественным историкам должно быть хорошо известно, что «христианские земли», на которые нападали татары, не что иное, как русские княжества. Так что позвольте от лица потомков неблагодарных россиян сказать Ватикану спасибо за оказанную моральную поддержку. Лучше поздно, чем никогда. Другое дело, что Русская Православная церковь в помощи из католической Европы не нуждалась, так как чувствовала себя при татарах более чем комфортно. Даже наоборот, греческая верхушка Русской Православной церкви хотела бы использовать татар, для того чтобы свести свои давние счеты с католиками и с их помощью изгнать католиков из Константинополя и восстановить Византийскую империю.

Это понимали и в Риме. Именно поэтому в упомянутом папском послании Тевтонскому Ордену было сказано: «Мы желаем, чтобы епископ и прочие служители церкви или клирики вышеупомянутой Руси, навсегда вернувшись к единству веры и повиновению святой римской Церкви, уже не принадлежали бы к греческим схизматикам и не служили бы постыдно их обряду и распустили всех их духовных лиц» (т. е. отправили бы греков на их историческую родину. – Авт.). Это единственная фраза в папских посланиях, в которой говорится о необходимости руками Ордена заставить русскую церковь повиноваться римской церкви. Впрочем, это обращение к Тевтонскому Ордену нельзя рассматривать серьезно. Это крик отчаяния: византийцы вотвот освободят Константинополь (это произойдет в следующем, 1261 г.). Неужели в Риме были так наивны, что всерьез рассчитывали на помощь тевтонцев, которые только что потерпели сокрушительное поражение от литовцев в битве при Дурбе и уже сорок лет вели бесконечную войну с пруссами? Сейчас они все бросят и пойдут на верную смерть – освобождать от монголов Русь. Вообще, если посмотреть ни историю Евразии XIII века не из мышиной норы, а с высоты птичьего полета, то сама постановка вопроса об агрессии на Русь со стороны Западной Европы (или католического мира) выглядит, по меньшей мере, лукаво. Была ли вообще возможна агрессия (выходящая за рамки пограничного конфликта или набега с целью грабежа) какой-либо европейской державы против Руси в то время? Можно с уверенностью констатировать: нет.

Абсурдность господствующих сейчас представлений об отношениях Руси с Западом лучше всего видна, если сравнить их с тем, как оценивали ситуацию наши предки. Когда Иван Грозный начал войну с Ливонией, его духовник (кстати, уроженец Новгорода) Сильвестр настаивал на том, чтобы «вместо того, чтоб воевать с христианами, слабыми, безвредными, лучше воевать с неверными, беспрестанно опустошающими границы государства» (Соловьев, СС, т. 3, с. 507). То есть еще в XVI веке даже представители православной церкви не считали католическую Европу врагом Руси. Еще более странно слышать подобное утверждение от новгородца. Это ведь его родной город якобы спас Александр Ярославич от нашествия «ливонских рыцарей».

Оценивая внешнюю политику Московского государства времен царствования Ивана Грозного, Соловьев делает следующий вывод: «Более других могущества Москвы должно было бояться самое слабое из соседних государств – Ливонское: действительно, при сильной потребности иметь непосредственное 7 сообщение с Западною Европою, иметь гавани на Балтийском море взоры московского царя необходимо обращаются на Ливонию, добычу легкую по ее внутреннему бессилию» (СС, т. 3, с. 483).

Еще называя своим царем Крымского хана, Москва не считает Ливонское государство серьезным противником и даже не считает нужным общаться с ним на равных.

Самый большой почет во времена Ивана III и его сына Василия оказывался крымскому хану, которого Великий князь московский почитал как своего царя и бил ему челом. И это при том, что крымский хан был вассалом турецкого султана, с которым Москва почитала себя на равных. Большим почетом пользовались в Москве послы австрийского императора. Такое же отношение было к представителям Польско-Литовского государства при короле Казимире. С этими государями московский князь держался на равных. Зато Швецию и Ливонию данники крымского хана просто не замечали. С этими странами Москва не допускала даже непосредственных отношений. Послы этих стран должны были сноситься не с Москвой, а с ее наместниками в Новгороде и Пскове. От ливонцев требовали, чтобы они называли Великого князя московского царем и обращались к нему в форме челобитья – как будто его подданные.

Может быть, за триста лет, прошедших после «Ледового побоища», Ливония ослабла, а Московская Русь, вобравшая в себя Новгородскую землю и Владимиро-Суздальское княжество, накопила сил, и бывший грозный противник стал ей не страшен? Нет. Ливония за эти годы тоже набралась сил. Выросли новые каменные крепости и замки. Города окружили себя каменными стенами. Теперь магистр Ливонского Ордена может собрать не сотню рыцарей и пару тысяч плохо вооруженных аборигенов, а огромное войско: в 1480 году он приводит под Псков, по свидетельству Ливонской хроники, стотысячное войско. Это в пять раз больше, чем – по традиционной версии – выставили ливонцы против русских во время «Ледового побоища»!

Самое главное, на вооружении ливонского войска появилась артиллерия и стрелковое оружие – пищали, которые по своим возможностям значительно превосходили русские пушки. Это показали события 1501 года, когда войска под предводительством магистра Ливонского Ордена Вальтера фон Плеттенберга под Изборском огнем из пушек и пищалей обратили в бегство псковские и московские полки.

Ливонцы тоже считали войну, начатую Иваном Грозным, несправедливой и захватнической. Уже упомянутый ливонский рыцарь Филипп Белль бесстрашно бросил в лицо Ивану Грозному: «Ты неправдою и кровопийством овладеваешь нашим отечеством, не так, как прилично царю христианскому» (Соловьев, СС, т. 3, с. 549). За что и был казнен, несмотря на просьбы царских воевод сохранить ему жизнь. Согласитесь, странная позиция для потомка разбитых в «Ледовом побоище» рыцарей. Казалось бы, ливонцы должны понимать, что их постигло справедливое возмездие за обиды, причиненные русским их предками. А они почему-то считают себя жертвой необоснованной и несправедливой агрессии.

Уже тогда Запад боялся Руси, а не наоборот. Единственное, что Европа могла сделать, чтобы обезопасить себя от вторжения с Востока, – как можно лучше запереть свои двери. Это утверждение лучше всего подтверждают слова короля Швеции Густава II Адольфа. Выступая в сейме в связи с заключением Столбовского мира с Россией (1617 г.), он поздравляет нацию с тем, что наконец-то она избавлена от русской угрозы. «Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде они нас беспокоили. Русские – опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города, они могут выставлять в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить в Балтийское море. Большие озера – Ладожское и Пейпус, Нарвская область, тридцать миль обширный болот и сильные крепости отделяют нас от него; у России отнято море, и, бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек» (Соловьев, СС, т. 5, с. 91).

Да и саму опасность возможного «крестового похода» для судьбы русских княжеств не стоит преувеличивать. Ну, захватили в результате трех походов объединенные силы всей Европы полоску Средиземноморского пляжа и несколько городов. Как это изменило судьбы проживающих там народов? Они стали католиками? Нет. Этот регион был колонизирован европейцами и вошел в орбиту европейской политики? Нет. Если почитать литературу, посвященную «крестовым походам», то может сложиться впечатление, что от них больше всего пострадали не имеющие никакого отношения к целям крестоносцев (освобождение гроба Господня) евреи, которых они громили не только в захваченном Иерусалиме, но и по всей Европе.

И сейчас многие россияне на генетическом уровне уверены, что Запад нам враждебен. Такое мировоззрение целенаправленно формировалось идеологической машиной государства и православной церковью поколениями. Миф об Александре Невском – его фундаментальное основание. Пора покончить с этой фобией и перестать видеть врага там, где его никогда не было.

 

8

Миф третий: Запад напал на Русь, воспользовавшись тем, что она была ослаблена татаро-монгольским нашествием. Поскольку документальных подтверждений участия Папы в событиях 1240—1242 годов нет, то сторонникам теории про западную агрессию нужен другой мотив, объясняющий причины этой войны. И они его нашли, связав «агрессию Запада» с нашествием Батыя: Русь разбита, и этим воспользовались коварные католики.

К примеру, авторы книги «Мир истории» И. Греков и Ф. Шахмагонов пишут: «Шведские корабли крестоносцев появились на Неве, когда тумены чингизидов стягивались к реке Роси под Киевом. Совпадение знаменательное. Самым простым истолкованием такой синхронности было бы предположение, что шведские ярлы, проведав о разорении Северо-Восточной Руси, решили воспользоваться ее бедственным состоянием, захватить Псков и Новгород и оседлать верховья Волжского торгового пути. Такое предположение не требует документального подкрепления» (с. 74).

Сложившиеся в отечественной исторической литературе в позапрошлом веке представления о том, что нашествие Батыя нанесло Руси невосполнимый урон, вызывают большие сомнения. Почти половина территории Руси, включая самую большую по площади и самую богатую часть Руси – Новгородскую землю, а также Полоцкое, Турово-Пинское и часть Смоленского княжества, избежали татарщины. О том, что Новгородская земля практически не пострадала от татаро-монгольского нашествия 1239 года, были прекрасно осведомлены в Европе – колония западных купцов в Новгороде была надежным источником достоверной информации о реальном положении дел. Единственное, на что могли рассчитывать предполагаемые агрессоры с Запада, нападая на Новгород, что он не получит помощи от опустошенного Владимиро-Суздальского княжества – «низовых земель». Но новгородцы (теоретически) могли обратиться за помощью и к тем же смолянам, которые тоже не пострадали от Батыя. В реальности нашествие монголов не уничтожило военный потенциал «низовой земли». Если в ходе завоевания Батыем Северо-Восточной Руси татаро-монголы и разорили многие крупные города Владимиро-Суздальского княжества, то это не было катастрофой. Во-первых, все разоренные монголами крупные города, даже «злой» городок Козельск, после пережитой катастрофы не исчезли с лица земли, а были быстро восстановлены на прежнем месте. Да и разрушения были не такими сильными. Например, в стольном Владимире, который был взят монголами штурмом, сохранились каменные постройки до-ордынского периода, включая фортификационное – «Золотые ворота».

При оценке ущерба от нашествия монголов необходимо учитывать и то обстоятельство, что почти все городские постройки были деревянными. Во многих городах вообще не было каменных строений. Такие города могли сгореть дотла. Но тут же были отстроены на своем прежнем месте. Хрестоматийный пример со Старой Рязанью, якобы так и не оправившейся после взятия монголами и отстроенной на новом месте – приводится как доказательство ужасного разорения. Если вдуматься, то он должен служить примером обратного: сразу после нашествия монголов Рязанское княжество нашло силы и средства немедленно построить на пустом месте новую столицу. Впрочем, как я уже говорил, скорее всего, Старая Рязань была покинута еще до нашествия монголов. Она так и не возродилась, после того как ее сожгли по приказу Всеволода Большое Гнездо.

Во-вторых, в городах жил очень небольшой процент населения Древней Руси. Подавляющее большинство проживало в деревнях и, при приближении монголов, попросту укрылось в недоступных для степных наездников лесах (для сравнения, в значительно более урбанизированной Англии к 1500 году в городах проживала только 1/10 часть населения, и это при условии, что «городом» считают поселения, имеющие более 400 жителей).

Да и была ли Орда в действительности так сильна, что сопротивление ей было невозможно? Историки утверждают, что раздробленная на мелкие княжества Русь не могла противостоять хорошо организованному ордынскому войску. Да в чистом поле татары легко бьют дружины русских князей. После недолгой осады берут большие и неплохо укрепленные города. Только одно «но». Из городов этих бежали князья, бросив своих подданных на произвол судьбы. А меч и кольчуга так дороги, что были только у княжеских дружинников, так что простым горожанам и отбиваться было нечем, да и незачем – заплатил десятину монголам и спи спокойно. За что кровь-то свою проливать? За недвижимое имущество бежавшего князя? А вот если бы князья не побросали свои города, то каждый из них татарам пришлось штурмовать, как Козельск. На каком бы тогда по счету русском городе Батый повернул в степь?

Но самое главное обстоятельство, которое не учитывают сочинители историй про ужасы нашествия Батыя, то, что монголы не ставили перед собой цель разорять русские земли. Они хотели получать с них дань. А зачем резать курицу, которая несет золотые яйца? Вот в этом, пожалуй, и кроется разгадка «тайны», почему монголы, не дойдя до Новгорода – богатейшего города Руси всего лишь сотню километров, повернули назад. Если Новгород согласился добровольно платить десять процентов, затребованных татарами, зачем его разорять? Да и в «низовых землях» не все пострадали от татар. Отец Александра Невского – Ярослав Всеволодович в обороне земель Владимиро-Суздальского княжества не участвовал, предоставив почетное право погибнуть за Русь своим старшим братьям. За эти заслуги он был отмечен татарами и произведен в Великого князя.

Кто-то может возразить: если самому Ярославу каким-то чудом удалось спастись, то это не значит, что татары не разорили и не обескровили Владимирскую Русь. Города ее были сожжены и разграблены, жители убиты или уведены в полон. Остатки населения попрятались по глухим лесам. В действительности, после нашествия Батыя Владимирская земля сохранила такой военный потенциал, что ей хватало сил не только на оборону, но и на проведение наступательных операций. Как только орды Батыя покинули Владимиро-Суздальскую Русь, Ярослав нападает на земли своего давнего соперника киевского князя Михаила Черниговского. Войска «уничтоженного» татарами Владимиро-Суздальского княжества, восстав из пепла, словно птица Феникс, наносят Михаилу поражение, захватив город Каменец и взяв в плен его жену. Самому Михаилу удалось бежать.

Абсолютно непонятно, как после такого опустошительного разгрома, который, как принято считать, учинили во Владимирской земле татары, Ярослав смог нанести поражение силам киевского князя, до владений которого полчища Батыя еще не добрались? Как испепеленной татарскими ордами «низовой земле» удалось провести успешную военную экспедицию против сохранившего свой военный и экономический потенциал соседа? А на обратной дороге еще разбить под Смоленском литовцев и пленить их князя? Только если слухи об ужасах татарского нашествия были сильно преувеличены.

Но даже если поверить в то, что татары действительно нанесли значительный урон русским землям, стала ли Русь после этого легкой добычей для западных соседей? Нет. Потому, что татары никому не собирались отдавать свои завоевания. Шведы и ливонцы, вторгшиеся в русские земли, должны были понимать, что рано или поздно им предстоит встретиться и с войском Орды, которое слабым противником в Европе никто не считал.

А о том, что Русь и после нашествия монголов может выставить боеспособное войско, европейцы знали не понаслышке. В войске Батыя, обрушившегося на Южную Европу, русских и половцев было намного больше, чем самих монголов.

Утверждения о том, что Русь в XIII веке попадает в тиски, так как подвергается грозному нападению обеих сторон – латинской Европы и монгольской Азии, не что иное, как нелепая выдумка.

Европа, так же, как и Русь, подверглась нашествию монгольской Азии и, следовательно, русские княжества были ее естественным союзником в борьбе против общего врага. Именно поэтому в 1248 году Папа Римский обещал поддержку Александру Ярославичу против татар.

Другое дело, если в Европе рассматривали русских как союзников Батыя. Тогда война с ними становилась составной частью отражения татаро-монгольского нашествия.

Хорошо известно, что монголы всегда включали в состав своей армии войска покоренных народов. Костяк их армии в походе на Европу должен был состоять из дружин покоренных русских княжеств. Тем самым Орда решала как минимум две проблемы: во-первых, восполняла свои боевые потери, которые она понесла в ходе завоевания русских земель, во-вторых, обезопасить свои тылы от возможных вооруженных выступлений покоренных княжеств. Ведь яса Чингисхана утверждала: «побежденный не может быть другом». Но об участии дружин Северо-восточной Руси в походе Батыя на Европу ничего неизвестно. Русские летописи об этом молчат. Значит, никакой мобилизации Владимиро-Суздальской Руси и новгородских земель для участия в походе Батыя на Южную Русь и Европу не было. Но почему монголы поступили столь безрассудно и оставили у себя за спиной боеспособные силы? Разве они могли быть уверены в том, что им не нанесут удар в тыл, подобно тому, как это сделали отважные рязанцы легендарного Евпатия Коловрата? Конечно, нет. Значит, у Батыя был другой план в отношении дружин завоеванных русских княжеств во время европейского похода. Какой? Ответ очевиден – Северо-Восточная Русь должна была поддержать поход Батыя в Европу, ударив по Ливонии. Учитывая, что на этом театре военных действий с преобладанием лесисто-болотистой местности применение больших масс конницы было неэффективно, и степные кочевники вести бой в такой местности не могли, такая версия выглядит весьма правдоподобно. Другого разумного объяснения столь странному поведению монголов нет.

Это после разгрома Наполеона Россия присвоила себе звание спасительницы Европы. Тогда же «припомнили», что Русь уже однажды спасла Европу от монгольского ига. А во времена нашествия Батыя европейцы видели защитника от татарского нашествия не в лице русских княжеств, а в Польше, Венгрии и Чехии. Русские же в западных документах того времени назывались не иначе как «слуги» татар. Как-то нехорошо получилось. Как только ордынские земли были подчинены Руси, о прежнем пособничестве и услужении татарам сразу же стыдливо позабыли, а потом и из соучастников татарских походов в Европу перекрасились в ее защитников.

К слову сказать, больше всего оснований считать себя спасителями Европы от монгольского ига у литовцев. Половина завоеваний Батыя в Восточной Европе была освобождена литовскими витязями за полвека до Куликовской битвы. Столицу Древней Руси Киев и многие другие русские, украинские, белорусские города от монголов освободили именно они.

Почему же историки упорно отстаивают не находящую фактического подтверждения легенду о катастрофических последствиях нашествия Батыя? Потому что эта легенда нужна им для обоснования такой же надуманной теории об агрессии Запада, от которой Русь спас «выдающийся полководец» Александр Невский.