Они поужинали, и Алексей спросил Петровича, нельзя ли по рации с папой поговорить.
— Лес, слышь, загудел как? Гроза будет, лучше поберечь — рация от разрядов может испортиться.
Верно, лес был какой-то необычный. Но он не гудел, как Алексей ни вслушивался.
— Гудит он внутренне как бы, — сказал Петрович, — готовится, чтобы выстоять.
Алексей еще послушал. Опять ничего не услышал.
— Ты давай ночуй, а я с хозяйством приберусь. Похоже, добрая гроза подбирается! Во!..
Петрович сказал «во!..» после сильной вспышки молнии. И через какое-то время Алексей услышал размеренный гул. Вернее сказать — говор. Будто где-то далеко приглушенно и настороженно говорило много людей.
Алексей вышел во двор. И пока взбирался на сеновал по лестничке, уже привычной, хорошо знакомой, — еще и еще раз вспыхнула молния. Совсем стало похоже на фотосъемку с блицем. Папа ведь так и объяснял, что «блиц» — по-немецки молния.
И вот молния-блиц на одну тысячную долю секунды высветила черную стену деревьев.
Алексей взобрался на сено, выбрал себе уголок поудобнее, повозился немножко — и тут началось. Полетели вражеские самолеты. Завыло, загудело все вокруг.
И громким командирским голосом, как и надо, когда на твою землю пикируют чужие, крестатые самолеты, Алексей крикнул:
— Орудия к бою! По самолетам противника…
Он почувствовал, что рука сама собой резко метнулась книзу. В едином порыве, одновременно с командой:
— …Огонь!
И грянул залп орудий! И полетели от вражеских самолетов куски в разные стороны: так вам и надо, нечего, нечего зариться на чужое, на нашу землю, на наш лес!
— По самолетам противника…
Но орудия все сразу выстрелили без команды «огонь». Вспышка от залпа получилась такая ослепительная, что Алексей сразу проснулся.
Оказывается, никакого боя и никаких самолетов не было. Петрович себе место на аптечном сене выбирает, шуршит сено, и шуршит дождь за тонкими дощатыми стенами.
— Не сробел?
— Страшновато… — признался, помолчав, Алексей. — Как вроде бомбежка.
— Откуда тебе ее знать, бомбежку-то?
— Да сколько раз!.. В кино и по телику!
— Слава тебе господи, — серьезно сказал Петрович, — что так только и знаешь про бомбежку.
Опять грохотнул где-то неподалеку гром.
Алексей прошуршал по сену ближе к окну, к лестнице.
Опять вспыхнула молния, и Алексей на мгновение увидел сверху лес. Деревья — словно живые люди, словно стали друг к другу еще теснее, словно хотелось им в трудную минуту быть ближе, чтоб рядом было плечо, крепкое, способное поддержать, придать сил.
Алексей вернулся и рассказал об этом Петровичу. Тот и не удивился, что деревья ведут себя как живые.
— Правильно все, — сказал Петрович. — Выстоял наш лес много невзгод. Одолел и заморозки, и буреломы. Почему? Потому что держится так вот, как ты и говоришь. По-людски. Друг за дружку. Всем народом.