После полудня было вот что. Петрович, во-первых, похвалил Алексея за то, что он хорошо крикнул на того самого Михалыча. Вовремя крикнул, так что Михалыч сразу весь гонор потерял — так и сказал Петрович, вспомнив случай с топором.

Во-вторых, осмотрел Алексей весь «микрорайон», весь двор, который называется кордоном. Кроме сарая, под крышей которого Алексею снился рогатый неподстреленный зверь, кроме дома, крытого шифером, во дворе еще был какой-то ребристый домишко. Коровник…

Обитательница этого домишка дневала и ночевала на опушке леса.

— А волки как? — спросил однажды Алексей у Петровича. Ведь, откровенно говоря, не он один думал, что леса без волков не бывает.

— Жаль… — вздохнул Петрович, — побили почти всех волчат.

— Как это — жаль? Они же волки!

— Из ружей побили, капканы на них ставили, даже ядом травили… А волк, он — санитар! Простую скотину не тронет. Только слабую или больную. Ту и надо долой из стада! Помеха!

Разговор происходил как раз в тот момент, когда Петрович присел на бревнышко у дома ружье почистить. Сам чистит, а сам разговор с Алексеем ведет:

— Потому не удивляйся. Волк, он движение регулирует. Если битком населить весь лес разными животными, больными и здоровыми, то кому-то ж надо их разделять: чтоб здоровые оставались, чтоб им больные не мешали. Докторов в лесу ведь нету!

Петрович прочистил дуло своего ружья и глянул через него прямо на солнце.

— Мне можно? — спросил Алексей. И тоже глянул. Солнце сквозь ружейное дуло слепило больно, до колкости.

— Отец твой, поди, сейчас на седьмом кордоне, не дальше, — сказал Петрович. — По рации, хочешь, вызовем?

Они пошли в лесниковый дом, и Петрович почти полчаса кричал в микрофон:

— «Волга», я — «Иртыш», «Волга», как поняли? Прошу связи, прием!..

Алексею было интересно: вроде Штирлиц на связь выходит, пароли всякие — «Волга», «Иртыш»…

Ответила наконец «Волга» сипловатым, не очень приятным голосом. А потом и папин голос сказал:

— Алеш, ну, как ты там?

— Нормально, — закричал прямо в микрофон Алексей. — Совсем нормально, мы на Михалыча акт составили!

— Какой акт?! — удивилась «Волга» голосом папы.

— Он живой лес рубил!

— А-а… — протянул папа понятливо.

Он был далеко. Так далеко, что потрескивало в динамике маленькой рации, как будто связь была с Северным полюсом, по крайней мере.

— Все нормально? — спросил папа.

— Ага!

Алексей не знал, что еще нужно говорить, когда тебя вызывают на связь, как Штирлица.

— Дай-ка мне… — сказал Петрович и отобрал микрофон. — Нормально, говорю, все в порядке, не беспокойтесь там… Связь кончаю. Привет…

Разговор кончился. И Алексею сразу захотелось домой или просто к папе поближе.

Петрович будто понял это.

— Ну-ка, — сказал он тоном, с каким обращался к тому самому Михалычу, — ну-ка, поди ребятню накорми.

Какую ребятню, Алексей уже знал. На кордоне жили совершенно сиротливые цыплята. Дело в том, что их Петрович взял с инкубатора. Без настоящей матери, значит, цыплята. А на кордоне жили вполне взрослые индюшки. Вот они и усыновили цыплят. Наверное, потому, что собственных детей у них почему-то не было.

Алексей вроде бы понимал этих желтовато-белых, пискливых и беспокойных сирот. У них никого-никого на всем свете. Только индюшки. Серьезные такие, заносчивые и важные.

— Ты корми, корми ребятню. Пшено, знаешь, где? — подал голос Петрович.

Алексей знал, где корм для цыплят. Пошел в сарай, под крышей которого и располагалась вчерашняя спальня, похожая на аптеку.

В сарае жили непуганые воробьи. «Вот же какой народ! — подумал Алексей. — Везде ему весело. На асфальте — без асфальта!»

— Не для вас это! — сказал он воробьям, зачерпнул полную миску податливого, текучего пшена, выбежал во двор, а цыплята тут как тут. Пискливые, забавные, одинокие, хотя приемная мамаша-индюшка и наблюдает за ними — все ли в порядке.

Прямо из миски Алексей принялся набирать скользкое, блестящее пшено, занятно было сыпать пискливой компании мелкие, легкие зернышки. И вспомнил почему-то Алексей, как ему снилось, что он зверя убивает. Очень смешно. Непонятный такой зверь, и за что про что убивать его — тоже совершенно непонятно. Не нападал зверь, не грыз, не кусал, а его взять и убить? Непонятно. Совершенно.

Алексей решил подумать об этом как следует.