Бьет колокол, сзывая мир и клир Восславить Бога. Достигнет ли их голос сквозь эфир Его чертога? Услышит ли Он этих, что во мгле, В грязи и прахе Ему мольбы возносят на земле В смятенном страхе Чтоб после, кинув в кружку четвертак, Как знак издевки, Пойти из храма прямиком в кабак, К гулящей девке? Что их слова? Лишь вызубренный стих, Твердимый снова, Когда так мало действует на них Святое Слово! Ты, Господи, пошел за них на крест Они и рады, Не помня, что еще довольно мест В геенне ада. Нет дела им до ангельской трубы И горней славы, Слабы Твои неверные рабы, Слабы, лукавы. Пастух ушел к небесному Отцу Что будет с паствой? И волк уже нацелил на овцу Оскал клыкастый, Крадется тихо, и огни зрачков Еще неярки… Чтоб уберечь овечек от волков, Нужны овчарки. Мы — псы Твои, и страшен наш укус Волкам порока. Ты заповедал нам любовь, Исус. Любовь жестока. Овца бежит, не видя волчьих глаз Угроз весомых, И псам кусать приходится подчас Своих пасомых. Спасая погрязающих во зле, Должны мы грозно Напоминать об аде на земле, Т а м — будет поздно. Мы — псы Твои. Да будет на века Святая воля. Но, Господи, Ты знаешь, как тяжка Такая доля! Пусть даже я узрю Небесный Град За смертным часом Мне не забыть, как пахнет каземат Горелым мясом, Как, раскаленные до красноты, Рвут кожу клещи, Как поминутно щелкают кнуты Все хлеще, хлеще… Как кость хрустит, как кровь течет в пазах, Стекая с пики… И ненависть, и ненависть в глазах… И эти крики… И хочется нарушить палачам Их счет ударов, И я не сплю часами по ночам, Боясь кошмаров. Но я и впредь снесу все то, что снес Во имя долга. В конце концов, не понапрасну пес Похож на волка.

Ничего не помню… Все в тумане… Все закрыто красной пеленой… Человеколюбцы-христиане, Что ж вы, люди, сделали со мной? Жизнь и радость так вам неугодны! В проповедях ваших — смерть и ад… Я — в цепях. А сами вы свободны? Весь ваш мир — ужель не каземат? Беспощадность ваших приговоров Не в одних решениях судов В тяжких сводах каменных соборов, В душных стенах ваших городов… На фронтонах скалятся химеры, На картинах — муки, Страшный Суд… Только вряд ли эти все примеры Вас от страха вашего спасут. Дух свободы в вашем мире лишний, Вы повсюду сунете свой нос. «Возлюбите ближнего» — и ближний Настрочит немедленно донос. Помню рвущий горло крик: «Не надо!» А потом — паденье в темноту… Разве можно ждать от вас пощады? Даже бог у вас прибит к кресту! Зачитали с важностью чиновной Матерьялы дела и статью. «Признаешь ли ты себя виновной?» Признаю, убийцы, признаю! Я виновна в том, что, скинув платье, Упивалась танцем под луной, Что угрозы ваши и проклятья Не имели власти надо мной. Что, терзаясь помыслом нечистым, В красоте вы увидали срам И за это отдали плечистым Пыточных ремесел мастерам. Что ж — добились вы, чего хотели! Не смутят греховные мечты! В этом изуродованном теле Не осталось больше красоты. А еще виновна, что имела Знания о свойствах разных трав, И лечить поэтому умела Лучше, чем соседский костоправ. Что ж — теперь он может все недуги Вновь кровопусканием лечить, Ведь тому, что знала я, в округе Некому и некого учить. Что, не все еще? Еще, как видно, Мало доказательств для огня? Признаю ли, что лишил бесстыдно Сатана невинности меня? Что ж — коль это будет вам полезным, Признаю и этот грех сполна, Ибо тот палач с прутом железным В самом деле, чем не сатана?

Так же, как больному нужен врач, Обществу необходим палач. Общество, однако, нипочем Не желает знаться с палачом. Уважаем в обществе солдат Палачу он, видимо, не брат, Даже благородный дворянин Почитает свой военный чин. Только тот, кого убил солдат, Разве ж был хоть в чем-то виноват? Пусть он из чужой страны, но он Соблюдал своей страны закон. Я ж тружусь, преступников казня Чем солдат достойнее меня? И к тому ж — решаю-то не я, Следствие решает и судья. Я с врачом сравнился сгоряча Я лишь инструмент в руке врача. Кнут и дыбу с кольцами оков Изобрел не я — закон таков. Завтра девка кончит жизнь в огне. Прав ли приговор — судить не мне, Но ее послушать смертный вой Вы сойдетесь радостной толпой. Будете кричать, ее дразня Чем вы лучше, собственно, меня? У меня весьма нелегкий труд! Да, по службе я бываю крут, Но по жизни — вовсе не злодей! У меня же все, как у людей: Теплый дом, любимая жена… Но порой дичится и она. Дома не использую плетей, Никогда не бью своих детей, Но и дети — чувствую, хоть плачь! Недовольны, что отец — палач. Отчего вы все, понять хочу, Так несправедливы к палачу?