Рано утром 25 октября как и во все предыдущие дни в океан ушла воздушная разведка. На юго-западе от Эримо была какая-то нездоровая активность вражеской авиации, японские самолеты на бреющем полете уходили в этот сектор. Олег хотел узнать, чего они там делают. Экономить топливо особого смысла не было, поэтому на разведку летали парами, да и отбиться от внезапного нападения сухарикам было проще вдвоем. Первое время разведчиков вел летающий радар, но через час с небольшим они вышли из зоны его действия, оставалось только ждать. Северов присел за стол, с удовольствием отпил «адвоката», но в голове продолжали крутиться мысли о состоявшемся накануне, причем практически на пустом месте, неприятном разговоре с командованием Тихоокеанским флотом.

Капитуляция Японии ожидалась буквально в любой момент, на переговорах уже обсуждались процедурные тонкости, поэтому необходимости в активных действиях не было. Достаточно было иметь полную картину о положении Императорского флота, но вот ее-то и не было. Где-то болтались самые крупные его корабли, линкоры «Ямато», «Мусаси» и авианосец «Синано», с сопровождающей мелочью, естественно. Достоверно было известно лишь то, что они находились ближе всего к зоне ответственности ТОФ. Да и других боевых единиц в составе японского флота пока хватало, но они должны быть южнее, с ними союзники разбираются. Противник агрессивности не проявлял, так что веди себе разведку всеми доступными способами, и все. Но вице-адмирал Алафузов, начальник штаба флота, вдруг стал напористо излагать планы подготовки к немедленным ударам по кораблям противника в случае их обнаружения, мотивируя это укреплением наших позиций на ведущихся переговорах.

– Владимир Антонович, какие удары, зачем? – удивился Северов. – Да и чем вы их будете наносить?

Последняя фраза, видимо, сильно задела адмирала, хотя Олег вовсе не собирался уничижительно отзываться о возможностях ТОФа. Наличие в его составе всего двух легких крейсеров, лидера и менее десятка эсминцев не позволяло рассчитывать на морские баталии с линкорами и крейсерами противника. Среди подводных лодок было довольно много «Малюток», к океанским действиям неприспособленных, да и прочие были ранних серий. Две сотни торпедных катеров тоже не могли действовать вдали от баз. Остается авиация, около тысячи самолетов, но сколько из них реально смогут нанести удар по надводным кораблям далеко в океане? Сотня ДБ-3 и шесть десятков СБ?

Алафузов даже покраснел от обиды и с ядом произнес:

– Ну да, у нас тут один великий морской стратег имеется, а мы так, только на подхвате можем действовать!

– Владимир Антонович, ГАОН решает свои задачи, ТОФ свои. И мы не на соревновании, дело у нас общее. То, что флоту поручено, он выполняет хорошо.

Хотел как лучше, но Алафузов еще больше разобиделся.

– Товарищ генерал-майор, – специально выделил звание. – Вы, конечно, представитель Ставки, но человек сухопутный и давать оценку действиям флота не должны! А запрещать мне что-либо вы права не имеете! В своих действиях я перед командующим флотом отчитаюсь и перед наркомом!

Адмирал на флоте был с 1918 года, еще с довоенных времен занимал высокую должность заместителя начальника Главного морского штаба ВМФ СССР, а перед назначением на Дальний Восток более полугода исполнял обязанности его начальника. Неоднократно выезжал на фронт, в основном на Черное море, поэтому перевод так далеко от боевых действий в глубине души его не порадовал. Ни одного флотоводческого ордена за это время удостоен он не был, а тут какой-то новоиспеченный генерал с таким иконостасом! Да и нарком флота ясно дал понять, что в крупных морских операциях работает особая эскадра, а не Тихоокеанский флот. Алафузов закидывал удочку о подчинении эскадры флоту, но получил резкую отповедь. Про тот разговор с Кузнецовым Северов не знал, поэтому такой реакцией на свои слова был сильно удивлен. Но крыть тут было нечем, ничего запрещать командованию ТОФ он действительно права не имеет, жаловаться же Сталину на то, что его тут крупным военачальником не считают, смешно, прямо по-детски как-то. Попытка найти ночью Юмашева, чтобы прояснить ситуацию, успеха не имела, адмирал был в Корее, решал что-то с использованием местных портов для базирования флота, перемещался с места на место. Олег передал в его адрес сообщение, в котором просил не предпринимать активных действий против Императорского флота, но ответа пока не получил.

Через пару часов один из разведчиков сообщил, что его радар засек наличие надводных целей, он двигается в их направлении, а вскоре уточнил, что одна из них точно авианосец. Не прошло и десяти минут, как пришло новое сообщение, крупными кораблями являются «Ямато», «Мусаси» и «Синано», с ними пять эсминцев. Идут курсом на Сангарский пролив, скорость шестнадцать-восемнадцать узлов.

Северов распорядился немедленно передать информацию Платонову и в штаб ТОФ, а также запросить командующего японской эскадрой о дальнейших действиях. Тут же пришел доклад об интенсивном радиообмене между кораблями и, предположительно Штабом Императорского флота.

По имеющимся данным на «Синано» авиагруппа была далеко не полной, десятка три самолетов или около того, ПВО линкоров оценивалось как слабое, так что серьезного сопротивления при авиаударе они оказать не могли, но доводить до этого не хотелось. Собственно до пролива им чапать еще около суток, особенно если противолодочным зигзагом, так что время есть. Но вот подводить под удар восемнадцатидюймовых пушек Хакодате или любой другой порт, где находились в это время наши войска и десантно-высадочные средства, тоже было неприемлемо. Если японских моряков переклинит и они решат не подчиниться, придется долбить. Среди командования эскадрой вполне могут оказаться люди, симпатизировавшие заговорщикам, достоверных сведений на этот счет нет. Олег понимал также, что информацию о капитуляции надо «переварить», не так это просто для людей, не особенно ценящих собственную жизнь.

ВЫшла смена разведчику, обнаружившему корабли противника, Северов занялся подготовкой удара на случай, если договориться не удастся. Когда почти все свои вопросы удалось решить, подошел один из офицеров штаба:

– Товарищ командующий, бомбардировщики и торпедоносцы Тихоокеанского флота в воздухе, курсом на вражескую эскадру.

С трудом подавив желание выматериться, Олег приказал соединить его с генерал-лейтенантом Лемешко, командующим авиацией ТОФ. Разговор состоялся, но Петр Николаевич сразу сказал, что изменить ничего не может, приказ штаба флота. Алафузов общаться не захотел, а связи с командующим не пока было.

Можно было, конечно, просто ничего не делать, пусть ребята повоюют, но это было неправильно. Как бы ни было слабо ПВО японских кораблей, полтора-два десятка истребителей могут собрать обильную жатву с устаревших советских ударных самолетов, да и артиллерия свое слово скажет. А вот тезис о том, что утопление «Ямато», «Мусаси» и «Синано» добавит нам веса на переговорах, представлялся Северову очень даже спорным. Нет, в краткосрочной перспективе, пожалуй, да, а в долгосрочной?

– Японский командующий ответил?

– Нет, товарищ генерал, между собой общаются.

Колебался Северов недолго, в конце концов, почему бы не попытаться?

Штаб армии находился в Саппоро, рядом располагались несколько военных аэродромов, вот только сухопутный самолет для задуманного Олегом не годился, нужна была летающая лодка. Несколько «Каталин» АСС базировались неподалеку у одного из причалов, но они имели очень маленькую скорость, надо что-то другое. И тут летчик вспомнил, что вчера вечером прилетел Че-2 ВВС ТОФ, вот это уже лучше! Экипаж под командованием старшего лейтенанта, коротко посвященный в замысел операции, идеей проникся, даже глаза у ребят загорелись. Ждали их обратно во Владивостоке только вечером, так что большой потери боеспособности авиации Тихоокеанского флота такое использование дальнего морского разведчика нанести было не должно, если что Северов обещал сам проблему уладить.

Воздушного боя не предвиделось, но для демонстрации собственной солидности генерал взял в сопровождение два звена головастиков. Они должны были держаться на небольшом удалении и, после того как Олег доберется до «Ямато», спокойно уйти обратно с летающей лодкой.

Самолетам ТОФа ползти до цели было часа три, если не больше, но они еще только готовились к взлету, Олег рассчитывал успеть максимум за два. Корабли противника открылись через час пятьдесят, частоту для связи Северов знал.

– Генерал-майор Северов вызывает командующего японской эскадрой!

Самураи молчали, будто сдохли, даже между кораблями обмен прекратился.

– Отвечайте немедленно, дел не терпит отлагательств!

Еще через несколько минут на хорошем английском пришел, наконец, ответ:

– На связи адмирал Нобуэ Морисита. Что вам нужно?

– Адмирал, вы знаете о подписанном акте капитуляции. Каковы ваши намерения?

– Я не обязан перед вами отчитываться! Что-то еще?

– Я сяду рядом в вашим флагманом, обеспечьте мне катер. И будьте благоразумны, судьба Восточного ударного соединения вам ведь известна!

Морисита больше не произнес ни слова, но, когда летающая лодка садилась рядом с линкором, никаких препятствий ему не чинили. Эскадра застопорила ход, ьтолько два миноносца продолжали бегать в отдалении прямо по курсу. Небольшой катер вскоре доставил летчика на «Ямато», где его уже ждал командующий эскадрой.

В адмиральском салоне находилось девять офицеров, если Северов правильно разобрал их знаки различия, не ниже капитана 2-го ранга. Они о чем-то жарко спорили, но, при появлении Олега, немедленно замолчали.

– Господин генерал! – обратился к Северову один из них. – Я командующий ударным соединением адмирал Нобуэ Морисита. Что вы хотели мне сказать?

Японцы молча разглядывали Олега, далеко не все взгляды были дружелюбны. Один из офицеров, судя по нашивкам и петлицам капитан 1-го ранга, демонстративно положил руку на рукоять своего кортика. Северов тоже был в белом кителе и при кортике, поэтому машинально взялся за его ножны левой рукой. Это не укрылось от адмирала, он что-то резко сказал по-японски, потом добавил уже на английском языке:

– Нам известно, какую роль вы сыграли в защите особы нашего императора. Мной получен приказ о капитуляции и, как человек верный императору и Присяге, я обязан его выполнить.

Легкое шевеление за его спиной показало, что не все довольны таким исходом дела, поэтому Олег произнес:

– Господин адмирал, господа офицеры! Я прекрасно понимаю ваши чувства, но хочу сказать, что подчиняясь приказу вы не покрываете себя позором. Наоборот, вы сохраняете тысячи жизней ваших подчиненных, которые нужны вашей родине, вашей любимой Японии! Но чтобы сохранить ваши жизни, мне необходимо немедленно выйти в эфир и передать сообщение своему штабу. Каждая секунда промедления может стоить слишком дорого. Мы можем продолжить общение после передачи сообщения, если вы этого захотите.

– Вы считаете, что нам угрожает опасность? – надменно спросил один из офицеров.

– Я уверен в этом. Мы располагаем средствами уничтожения крупных боевых кораблей в любое время дня и ночи. «Тирпиц», «Шарнхорст», линкоры итальянского флота и ваша ударная группировка около острова Гуам тому подтверждение. Необходимо немедленно дать радиограмму, в противном случае вы будете уничтожены через несколько часов. Детали мы обговорим позже.

Адмирал несколько секунд раздумывал, потом кивнул и отдал какое-то распоряжение по-японски, после чего сообщил состав соединения и предложил Северову написать текст радиограммы и частоту для передачи, что тот и сделал.

«Нахожусь на борту линкора „Ямато“, принимаю капитуляцию ударного соединения адмирала Морисита в составе линкоров „Ямато“ и „Мусаси“, авианосца „Синано“ и пяти эсминцев. Соединение следует во Владивосток. Командованию ТОФ немедленно отозвать ударные самолеты, обеспечить сопровождение и подготовить места для размещения пленных. Представитель Ставки ВГК генерал-майор Северов».

После полуночи к японским кораблям, шедшим со включенным освещением, подошел эсминец, который доставил группу офицеров для подписания необходимых документов, на японские корабли поднялись офицеры ВМФ СССР и соединение продолжило свой путь к Саппоро. Северов попрощался с адмиралом Морисита и его офицерами и перешел на борт эсминца. Адмирал Морисита и его офицеры очень хотели от Северова услышать подробности спасения Хирохито, отказывать им в этом было нельзя, Олег прекрасно понимал, что значит для них особа императора. Поэтому все это время он рассказывал, как было дело, отвечал на вопросы, подтверждал или опровергал слухи, которые ходили в среде японских военных об этом нерядовом событии. Пришлось еще раз убедиться, что распространение слухов происходит одинаково вне зависимости от национальности и обрастает самыми невероятными подробностями. Японцы были поражены узнав, что русские воины своими телами закрывали императора от пуль мятежников, русские летчики шли на таран, защищая самолет с императорской семьей, что еще раз подтверждает, что в них присутствует самурайский дух. И теперь в среде японских солдат и офицеров идут споры о том, правильно ли в таком случае считать русских такими же гайдзинами, каковыми являются, например, американцы. В общем, к моменту подписания документов Северов уже очень устал и мечтал побыстрее подписать, что нужно, и добраться до койки.

Прибытие в Саппоро прошло спокойно, японцы организованно покинули свои корабли и отправились к местам, где их решено было временно разместить, но это уже была забота не командующего ГАОН. Из Москвы пришел приказ на возвращение армии обратно, в места постоянной дислокации на северо-западе СССР. Особая эскадра выводилась из состава армии и входила в состав Тихоокеанского флота. Забот хватало, но в церемонии подписания капитуляции 30 октября 1944 года принять участие пришлось, документ был подписан на борту авианосца «Москва», стоящего в Токийском заливе. На присутствии Северова настаивала японская сторона, пришлось лететь, прихватив с собой ягдтерьера.

После подписания акта о безоговорочной капитуляции, министр иностранных дел Японии Мамору Сигэмицу попросил разрешения сделать важное заявление. Суть его заключалась в том, что поскольку теперь СССР и Япония не находятся в состоянии войны, то ряд советских военнослужащих могут принять награды за спасение жизни императора и членов его семьи. Японцы заранее сделали запрос Советскому Правительству и получили положительный ответ, о чем, конечно, официально не объявлялось. В списке награжденных были все солдаты и офицеры, принимавшие непосредственное участие в этой операции, причем особенно японцы выделили тех, кто погиб в бою, их имена будут постоянно упоминаться в молитвах. Сам Северов получил Высший орден Хризантемы, как человек, руководивший операцией и принимавший в ней самое непосредственное участие. Поскольку этим орденом награждаются, в основном, члены императорской фамилии и главы иностранных государств, а Северов не является ни тем, ни другим, то для него был изготовлен специальный орден, состоящий только из одной Звезды, ни цепи, ни ленты, ни знака ордена не предусматривалось. Кроме того, Северову лично от императора преподнесли доспехи и комплект оружия самурая, настоящие, не новодел, очень красивые. Булочкин и Аверин были награждены орденом Восходящего солнца, что тоже было понятно. Такие же ордена получили и все погибшие солдаты и офицеры, пожертвовавшие своей жизнью для зашиты императора. Не были забыты и прочие участники операции.

После окончания официальных мероприятий штабной С-54 доставил Олега во Владивосток, где он в полной мере отдался вопросам переброски своей армии к местам постоянной дислокации, а также помощи в обучении морской пехоты Тихоокеанского флота и передаче ей всех имеющихся десантно-высадочных средств. За этими заботами его и застал Рокоссовский, готовившийся вылететь в Москву.

– Ну, здравствуй, самурай!

– Здравствуйте, Константин Константинович! Хоть вы не издевайтесь.

– Никакой издевки, как раз наоборот. Я разговаривал с товарищем Сталиным, он очень доволен. С Хирохито все получилось просто великолепно, если бы не наше вмешательство, то в ближайшее время капитуляция вряд ли бы состоялась. А уж то, что мы не только спасли императора, но и не воспользовались его беспомощностью, чтобы подписать выгодные для нас документы, это, в глазах японцев, вообще что-то невероятное. Кстати, если ты не в курсе, сдача ударного соединения была, опять же по инициативе японской стороны, оформлена таким образом, что сдалось оно тебе лично вечером 25 октября.

– Ну, вообще-то, так и было. А бумаги уже потом оформили.

– Вот-вот. Кое-кто из политуправления флота хотел вмешаться и переоформить, но я не дал, да и японцы сразу сказали, что переделывать ничего не будут. Но недоброжелателя ты себе серьезного нажил.

– Алафузова?

Маршал кивнул.

– Считает, что ты специально у него из-под носа великую победу увел. Серьезный человек, а обижается как мальчишка. Да ладно, остынет. Важно другое, сейчас отношение японцев к СССР меняется очень сильно. То, как ты управлялся на Хоккайдо, обсуждается очень широко. Теперь в нашу зону оккупации хотят попасть все острова. И тут есть тонкий нюанс. Фактически нынешнее правительство войну не объявляло, а наоборот, пришло к власти после переворота и войну прекратило! В общем, есть над чем дипломатам головы поломать, не один месяц, похоже, заседать будут. А Хонсю все-таки в нашей зоне оккупации полностью. Маршал Петровский назначен главноначальствующим Советской военной администрации в Японии и Корее, так что на днях прибудет, увидитесь. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, Синьцзян, который Восточный Туркестан, и Манчжурия к СССР отойдут, вся Корея в нашей зоне и значительная часть Японии тоже. При поддержке абсолютного большинства населения, что немаловажно. Протекторат над Окинавой тоже оформляется, последнего вана Рюкю нашли, работа идет. А вот отношение японцев к США очень негативное, особенно на контрасте с нами. Все понимают, что в своей зоне оккупации они из местных все соки выжмут. Уже всерьез говорят о волне эмиграции в нашу зону. Ну, это все дела грядущие, поживем – увидим.

Поговорили еще немного о текущих делах. Маршал рассказал, что Юмашева забирают в Москву, Алафузова тоже отзывают, планируют на снова Главный морской штаб, а Платонова хотят пока оставить здесь, командовать Тихоокеанским флотом. В его составе два мощнейших линкора и три авианосца, правда бывшие японские корабли будут серьезно модернизированы. Но торопиться некуда, как и экономить, работать будут сами японцы в счет репараций. Будет модернизирована защита за счет использования более качественной брони, в этом помогут командируемые в Японию немецкие товарищи, заменена зенитная артиллерия и орудия среднего калибра, установлено новейшее радиоэлектронное оборудование, паровые вспомогательные механизмы заменены на более совершенные электрические и гидравлические системы, турбины на более соершенные – более мощные и экономичные. То же касается и бывшего «Синано», его будут сразу готовить для вооружения реактивными самолетами, которые скоро будут проходить первые испытания. Американцы пытались давить, требовали передать корабли им или, по крайней мере, уничтожить, пришлось поинтересоваться у них судьбой целой кучи эсминцев и эскортной мелочи, а также нескольких крейсеров, захваченных на базах в их зоне ответственности. Хватит и того, что все немецкие и японские подводные лодки, которые захвачены в советской зоне оккупации, пустят на металлолом. А еще СССР достаются несколько подводных лодок типа I-200, доработанные с помощью немецких специалистов. Сейчас эти лодки передаются для изучения и испытаний. На ТОФ также придут новые лодки типа Е (модернизированные немецкие XXI серии), их будут перегонять небольшими отрядами по мере ввода в эксплуатацию, остальные передадут Атлантическому флоту. Сейчас он только формируется, бывшие итальянские линкоры также войдут в его состав, на верфях Германии и других европейских государств строятся авианосцы, спроектированные с учетом опыта «Севастополя» и «Москвы», товарищ Сталин говорил что-то и о новых типах кораблей, но маршал не в теме, поэтому подробностей не знает. Северов понял, что речь идет, скорее всего, о десантных кораблях и крейсерах-вертолетоносцах, он писал об этом в своих докладных записках и научных работах, но для этого необходимо несколько лет. Пообщались очень хорошо, попили чаю, после чего Константин Константинович попрощался и ушел, оставив Олега размышлять над услышанным.

Дела на Дальнем Востоке шли совсем не так, как в известной Северову истории, причем отличия заключались вовсе не в датах. Присоединение Восточного Туркестана, плодородной Манчжурии с ее довольно лояльным к СССР населением, полный контроль над Кореей, прочные позиции в Японии и наличие Хонсю и Хоккайдо в советской зоне оккупации, протекторат над островами Рюкю, что давало возможность строить там военно-морскую базу. Теперь надо спокойно это все переварить и не наломать дров с местным населением, не допустить ускоренного строительства социализма и азартного поиска внутренних врагов. Сталин присматривается к процессам, которые идут в Европе и, похоже, пока ими удовлетворен. СССР имеет все и даже больше, не создавая напряженности в отношениях и не давя на правительства союзных государств. Здесь, на Дальнем Востоке надо попытаться сделать также, с учетом местной специфики, конечно. Остается надеяться, что Сталин знает, кому это можно поручить, а он, Северов, с удовольствием бы и дальше поработал в Европе.

Маршал Леонид Григорьевич Петровский, главноначальствующий Советской военной администрацией в Японии и Корее, прибыл к месту службы 10 декабря и уже вечером зашел проведать Северова, но на долгий разговор у него времени не было. Более основательно они посидели вечером 12 декабря, сразу после выписки Олега из госпиталя. К ним присоединился и генерал армии Михаил Георгиевич Снегов, утром прилетевший к новому месту службы, он был назначен заместителем главноначальствующего. Просидели до глубокой ночи, Петровский и Снегов рассказывали об окончании Великой отечественной войны, о встречах со Сталиным, обрисовавшим им задачи администрации. Олег, в свою очередь, рассказал о событиях, участником или свидетелем которых он стал, находясь на Дальнем Востоке. Вспомнили друзей, живых и тех, кого уже нет. Петровский рассказал, что Остряков назначен заместителем главкома ВВС, курирует вопросы разработки новых видов авиационных вооружений, Лукин назначен командующим Западной группы войск, Лестев вызван в Москву за новым назначением, но на какую должность пока неизвестно.

Наконец все дела были закончены и Олег на своем штабном С-54 вылетел в Москву. Очень хотелось увидеть жену, но дела прежде всего. Есть надежда, что Сталин не задержит его надолго, так и оказалось. Уже 28 декабря в 20 часов Северов находился в приемной и ждал вызова в кабинет. Иосиф Виссарионович принял его один, сразу после того, как ушли руководители отраслевых наркоматов промышленности.

После положенного приветствия Сталин какое-то время рассматривал Олега, качая головой:

– Ставка положительно оценивает ситуацию на Дальнем Востоке, а также действия армии особого назначения. Нам удалось достичь даже намного больше, чем мы изначально рассчитывали. Я имею в виду не столько территориальные приобретения, сколько влияние на общественно-политические процессы и сформированный авторитет нашего государства. Будем использовать этот задел, надеюсь, что товарищ Петровский и его сотрудники нас не подведут. Для тебя же задача остается прежней. Работаешь в Европе, помогаешь товарищу Жукову решать не только чисто военные, но и экономические и политические задачи. Деятельность Ставки ВГК прекращается, так что особые полномочия получишь от Совета народных комиссаров СССР, будешь уполномоченным председателя СНК. Продолжаешь курировать также разработку и внедрение новых видов вооружений.

Дальше Иосиф Виссарионович распорядился принести чаю, во время чаепития расспрашивал Олега о встрече с Хирохито, о его впечатлениях, о других событиях. Потом снова перешли к деловым вопросам и подробно обговорили дальнейшие действия Северова как заместителя главноначальствующего Советской военной администрацией в Европе. Сталин дал для ознакомления проект плана развития СЭВ на 1946–1950 годы, а также утвержденный накануне план на 1945 год. В своей работе Северову необходимо будет опираться на эти два документа. Проговорили до двух часов ночи, Олег уже думал, что Сталин сейчас попрощается и отпустит его, как тот вдруг сказал:

– Жалуются на тебя опять! Очень серьезные обвинения выдвигают!

О чем шла речь Северов точно не знал, но догадывался. Перед отлетом на Дальний Восток пришлось приструнить нескольких не в меру ретивых любителей легкой наживы, стремившихся вывезти домой приличное количество всякого барахла. Среди них были офицеры в достаточно серьезных званиях. Убедившись в том, что большинство из них действовало по глубокому убеждению, что они имеют на это полное право, Олег просто выслал их в СССР, а нескольких передал военной прокуратуре, чтобы разобрались, «откуда дровишки». Надо сказать, что в целом такое поведение для представителей военной администрации было нехарактерно, но отдельные экземпляры все-таки попадались.

– Что мне с этим делать?

– Сути дела я не знаю, но любые обвинения должны быть проверены. Если я действительно допустил нарушения, то готов понести наказание по всей строгости закона. Если обвинения не подтвердятся, надеюсь, что будет выяснено, по каким причинам они появились.

Сталин усмехнулся.

– Уже проверили. В правильности твоих действий сомнений нет.

Иосиф Виссарионович был в своем репертуаре, решил на реакцию Северова посмотреть.

– Но это мелочи, текучка. Гораздо серьезнее другое. В ЦК и Политбюро начались шевеления по поводу корректировки нашего внутреннего курса, да и внешнего тоже. Отказ от построения скорейшего коммунизма, предательство интересов пролетариата, отказ от проведения социалистических революций в странах Европы, где пролетариат только и ждет, когда мы этот пожар раздуем, слишком мягкое отношение к Германии. Да не пересказать всего. Даже Берия сначала ничего не понял, кричал про политическую близорукость, потом три дня думал, пришел как привидение, краше в гроб кладут, сказал, что во всем разобрался. Те, кто помоложе – Громыко, Косыгин, Устинов – все поняли правильно, а вот со старой гвардией есть проблемы. Мехлис от всех должностей отстранен, пусть посидит, подумает, на его место в ГлавПУР назначен Лестев, он себя прекрасно показал во время войны.

Когда Олег узнал, что среди немногих старых большевиков, спокойно принявших новый курс, оказался Анастас Микоян, то нисколько не удивился. От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича! Тем не менее, Северов надеялся, что и среди старых большевиков найдутся люди, которых удастся убедить и пристроить к делу. Те же Ворошилов и Буденный поудивлялись, немного поворчали и продолжили заниматься своими делами. Да и Мехлис может быть полезен. Пусть снова контроль на себя возьмет, он на любой стройке века все до отдельного гвоздя сосчитает, главное, чтобы справки писал, а карать не лез, с этим другие органы разберутся.

Послушав Северова Сталин негромко рассмеялся:

– Если бы Мехлис сейчас тебя послушал, вот бы удивился. Очень он тебя не любит. Когда тебя к генерал-майору представляли целое представление устроил – какой генерал, какой командарм в таком возрасте, и людей и дело погубит… А ты вон как. Что ж, резон в твоих словах есть, не надо нам людьми разбрасываться и ломать людей не надо, заставляя делать то, что лучше просто поручить другим. Ладно, завершим на сегодня, будешь приезжать с отчетами, еще поговорим. До свидания.

Северов вышел от Сталина со сложными чувствами. Некоторые вещи просто не вязались с тем, что можно было прочитать о нем в трудах борцов с культом личности. С другой стороны, хотя и нечасто, но встречаясь с ним с осени 1942 года, беседовал. Да, Сталин нередко принимал жесткие решения, но и масштабы противостояния гитлеровской Германии и ее сателлитам были просто грандиозными, война шла на истребление, а не просто за территорию и ресурсы. Олег ни разу не видел, чтобы Сталин повел себя как самодур или человек, не ценящий чужие жизни. После того, как ситуация на фронте кардинально изменилась в нашу пользу у него и жесткости поубавилось. А теперь, всего через семь месяцев после окончания войны такой поворот во внутренней и внешней политике! Ситуация складывается сложная и довольно опасная, неизвестно, на что пойдут люди, несогласные с новым курсом. Есть надежда, что органы безопасности ситуацию контролируют, ввязываться самому в карательные операции Северову совсем не хотелось. У него есть другая работа, интересная, заниматься которой не в тягость. И личная жизнь наладилась, дома ждет любимая и деланная женщина, боевые друзья.

Однако, 29 декабря вылететь к месту службы не получилось, поехал в Кремль на награждение. Михаил Иванович Калинин вручил орден Ленина за вклад в разгром милитаристской Японии и достигнутые по итогам войны результаты и третью Золотую Звезду за операцию по спасению Хирохито и разгром вражеского ударного соединения у острова Гуам, а также медаль «За победу над Японией». Вылет штабному борту Олег назначил на 1:00 30 декабря и обедал уже в компании Жукова, которому было очень интересно, как там все на Дальнем Востоке прошло. Новый год решил встречать в Люксембурге, там уже находился Булочкин с женой и сыном, обстановка позволяла.

Любимая откуда-то узнала об его прилете и примчалась на аэродром, хотя Северов хотел сделать сюрприз. Впрочем, сюрприз получился – Олег привез с собой замечательную елку, а набор игрушек дал Георгий Константинович. Поужинали скромно, Олег еще не оголодал после обеда у маршала, а Настя берегла фигуру. Единственные, кто ел от души, были кот и ягдтерьер, хотя ничего особенного им не давали. Коту рыба, собаке каша и мосолок. Встретились они радостно, долго друг друга облизывали и терлись. Наконец живность завалилась на свое место, Настя с заблестевшими глазами стянула бриджи и вдруг замерла, уставившись на мужа. На аэродроме в вечерних сумерках она не заметила, что в висках у Олега появились первые нити седины. Молодая женщина обвила его нею своими руками и тихо проговорила:

– Тяжело тебе твое генеральство дается.

Когда, уже далеко за полночь, они умиротворенно улеглись, Настя вдруг тихо засмеялась:

– Посмотри на них!

Рекс развалился на спине и, выгнув шею, искоса наблюдал за хозяевами, а кот лежал, закрыв морду лапами.

Утром стали наряжать елку, установленную в гостиной дома, в котором Насте была выделена комната. Хозяйка, пожилая женщина, уехала на пару недель к дочери в другой город. После этого занялись приготовлением праздничных блюд, хотя ничего особенного запланировано не было. Олег привез банку красной икры, ее решили сделать украшением стола. Настя купила свежего белого хлеба (а здесь, похоже, черного вообще не пекут), а также немного сливочного масла. Также удалось собрать все необходимые ингредиенты для салата «Оливье», который в это время еще не получил широкого распространения и мог считаться экзотикой, по крайней мере для русских. Дело в том, что кроме Булочкиных в гости должен был прийти Гена Качалов со своей молодой женой, принцессой Марией-Аделаидой, которую Гена звал Адель или, по-русски, Машей, они обвенчались неделю назад, а также зарегистрировали брак по всем правилам в местной военной администрации. Настя сказала, что Петрович грозился принести какое-то мясное блюдо.

К вечеру стол оброс квашеной капусткой и маринованными огурчиками, копченым салом и даже зеленым луком. На гарнир была жареная картошка. Булочкины принесли копченую рыбу и мясо, тушеное с пряностями в горшочке. Гена с женой принесли сыр и шампанское. Всего было понемногу, но объедаться никто и не собирался.

В 22 часа, когда маленький Гоша Булочкин мирно спал в комнате Насти, все уселись, наконец, за стол. Сияющий, как медный самовар Гена, получивший недавно генерал-майора танковых войск, налил женщинам немного красного полусладкого вина, а себе и Олегу Петровичу «Старки». Выпили за окончание всех войн и будущую мирную жизнь.

– Ну ты, Генка, даешь! – смеялся Булочкин. – Как к тебе теперь обращаться-то правильно, Ваше Высочество или Ваша Светлость?

– Да хватит уже меня подкалывать! Просто товарищ генерал-майор, простенько и со вкусом!

Мария-Аделаида, такая же сияющая, как и ее супруг, сидела рядом с ним, тесно прижавшись к мужу. Она активно учила русский и говорила со смешным акцентом, стараясь правильно выговаривать слова. И если понимала она уже довольно неплохо, то для беседы ее навыков пока не хватало и она, зная, что немецкий понимают все присутствующие, часто переходила на этот язык.

Принцесса рассказала целую историю о том, что случилось после ее свадьбы с русским генералом. Насколько подробно все это знали Булочкины неизвестно, но Северов, находившийся в это время на другой стороне земного шара, был совершенно не в курсе и выслушал с большим интересом. А речь шла о вопросе, лишить ее титула или нет. Выходя замуж за Качалова, Маша понимала, что права на трон она и их дети лишаются, с титулом же намного сложнее. Если бы муж был аристократом не королевской крови, да просто каким-нибудь французским или английским генералом, никакой проблемы бы не возникло. Но он был русским коммунистом! Такие дела обсуждаются на семейном совете, учитывается мнение «коллег»-монархов из других стран и в данном случае ситуация сложилась уникальная. Георг VI Виндзор направил родителям принцессы весьма резкое письмо, суть которого заключалась в том, что раз уж они настолько эксцентричны, что согласились на морганатический брак с большевиком, то о сохранении титула и речи быть не может. По имеющейся информации, написать король был вынужден под давлением Черчилля и компании, но это послание правителей великого герцогства Люксембург очень сильно возмутило. Маленький Люксембург с Британской империей, конечно, не сравнится, но все же и не приживалка при богатом родственнике. А уникальность была в том, что монархи стран-членов СЭВ никакого осуждения, естественно, не высказывали, Сталин же объявил, что вопрос это исключительно семейный, касающийся только Шарлотты и Феликса. Так что титул свой Маша сохранила. Но история имела неожиданное продолжение. Принц-регент Бельгии Шарль всерьез закрутил с очень красивой русской женщиной-врачом из военного госпиталя, размещенного в пригороде Брюсселя. Дополнительную пикантность придавал тот факт, что оказалась она княжной из рода Голицыных, т. е. имела в предках правителей Великих княжеств Литовского и Московского и королей Польши. Дело тоже идет к свадьбе и, если таковая случится, то рожденные в этом браке дети будут прямыми претендентами на престол, поскольку потомство Леопольда III и Лилиан Байльс такого права не имеет. Тут Северов подумал, что Иосиф Виссарионович очень хитрый и дальновидный человек, но этой мыслью летчик делиться ни с кем не стал.

– Вот такая получилась история, – закончила принцесса. – Но я ни о чем не жалею. Тем более, что отношение родителей ко мне не изменилось.

Гена чмокнул свою Машу в нос и вдруг выпучил глаза:

– О-о-о! А ну хватит меня терзать, мелкие негодяи!

Дело в том, что английский король еще до написания своего странного письма подарил им на свадьбу щенка вельш-корги и они принесли его с собой. А Булочкины совершенно случайно стали хозяевами маленького ротвейлера. Один из немецких военных преступников разводил этих собак, после ареста их надо было пристроить в хорошие руки и одного из щенков подарили Петровичу, который задержался на несколько дней в Берлине для решения вопросов с оборудованием для объекта «Платформа-2». Тот тоже был жутко породистый и имел совершенно непроизносимое длиннейшее имя, так что Петрович звал его просто Боря. И сейчас Боря в компании с Валерой, Рексом и вельш-корги Фунтиком (звали его, конечно, гораздо благороднее, но тоже неудобно для произношения) возился под столом, вот кто-то из молодняка своими острыми молочными зубками и цапнул новоиспеченного генерала за ногу.

На Гену зашикали – ребенка разбудишь – и отдали должное салату «Оливье». Майонез, которым он заправлен, был вкусен невероятно, никаких добавок «идентичных натуральным» в те времена еще не применяли, да и колбаса для него была просто великолепна.

– Олежек, расскажи, как ты целую японскую эскадру в одиночку в плен взял! – попросил Гена. – Сначала говорили, что ты на них чуть ли не вплавь охотился. Как было-то?

– Да прилетел на летающей лодке, сел у борта «Ямато», забрался на него, представился, они сдались, – нехотя ответил летчик.

По расширившимся глазам Насти Олег понял, что про она подробностей не знала. Булочкин кивнул:

– Когда ты улетел, мы от беспокойства чуть с ума не сошли. Рокоссовскому доложили, он командование флотом очень ругал за поспешность, уже собрался в Москву звонить, когда радиограмма с «Ямато» пришла.

– Какая радиограмма? – поинтересовалась Настя, бросив убийственный взгляд на мужа.

– Японская эскадра сдалась, веду в Саппоро! – хмыкнул Петрович.

– Вы сейчас для меня сказки рассказываете? – спросила Маша Качалова. – Это шутка такая?

– Какие шутки? – удивился Булочкин. – Что целая эскадра сдалась, так накануне Япония капитулировала. Тут, правда, есть нюанс. Если бы не его полет, то японцев, скорее всего, просто перетопили бы. Капитуляция для их военных хуже смерти. Но явился к ним целый командующий армией, представитель Ставки, генерал-майор и, что самое главное, спаситель их императора.

– Спаситель императора? – опять не поняла принцесса.

– Да просто все! Олег мудро предположил, что известие о капитуляции некоторыми японскими военными спокойно воспринято не будет, поэтому привел спецчасти армии в повышенную готовность. Когда пришла информация о попытке вооруженного переворота и о том, что император с семьей скрывается в пригороде Токио, мы вылетели и спасли его от расправы. Между прочим, нас высокими японскими орденами наградили. Так что наш Олег у японцев фигура известная, вместе со своим ягдтерьером. Кстати, у них есть такие рассказы в картинках, манга называются, так вот очень популярным персонажем является самурай Черный Тигр с маленьким черным ручным демоном. Этот самурай на Олега похож, а демон – вылитый Рекс.

Перед полуночью зажгли свечи и открыли шампанское. Разошлись уже под утро. Качаловы унесли на руках сонного Фунтика, а Булочкины своих – Петрович нес сына, а Василиса Борю.

– Ну ты и фрукт! Почему ничего не рассказал про свою авантюру? – напустилась Настя на мужа, когда все ушли.

– Солнышко, да что ты?! Как говорится, рабочие моменты, я же все рассчитал!

– Рабочие моменты, – проворчала летчица. – Эх, чего теперь-то, знала ведь, за кого замуж выхожу. Оба вы с Булочкиным ненормальные.

Видя, что Настя утихомирилась, Олег вытащил подарок на Новый год – шелковый домашний халат с драконами, очень красивый. Настя пошла его мерить в комнату, а Северов стал убирать со стола. Когда девушка вернулась, Олег в восхищении покачал головой.

Подарок Насте очень понравился, но она вздохнула:

– Какой красивый и к телу приятный. Вот только где я в нем ходить буду. В нем же из комнаты не выйдешь, такой коротенький.

– Будет у нас и свой дом. Тебя наверняка скоро демобилизуют, будешь больше времени дома проводить.

Северов подхватил жену на руки и унес в комнату.

Первое января 1945 года Северов провел с женой, погуляли по городу, посидели в небольшом ресторанчике. А вечером Настя засобиралась в бассейн. Оказалось, что почти каждый день, если есть возможность, они втроем плавают, Василиса учит их правильным стилям плавания. Она перед войной поступала в педагогический техникум, хотела стать учителем физкультуры, а как спортсменка была пловчихой.

Устраивать себе длительный отдых Северов позволить не мог, обстановка в мире была напряженной. США и Великобритания были очень недовольны итогами Второй мировой войны. Да США удалось получить колоссальные прибыли и новые рынки сбыта своих товаров, расширить свое влияние в мире, но в существенно меньшей степени, чем этого хотелось. Стать безусловным мировым лидером не получилось, ослабить СССР настолько, чтобы с ним можно было не считаться, тоже не удалось. К тому же в Америке же начались прогнозируемые проблемы, связанные с тем, что пришлось отменить множество военных заказов. Олег знал, что в прошлой истории после войны наступал период, который был назван долгий бум или золотой век капитализма. В этой истории не все было так радужно для США. Никакой Бреттон-Вудской системы, похоже, уже не будет. И доллар мировой валютой тоже. В середине 1944 года США были недостаточно сильны, а СССР гораздо более силен и эффективен, почти все ведущие страны Европы находились в зоне ответственности СССР, а затем был создан СЭВ, имеющий хорошие перспективы развития. Во Франции продолжалось вялотекущее противостояние, Великобритания настаивала на том, чтобы считать Францию пособницей нацисткой Германии и, следовательно, получать с нее контрибуцию. Америка была не против получить еще что-нибудь, но Рузвельт считал, что пособница – это слишком жестко. Само французское общество тоже разделилось, возникло множество политических течений, все друг с другом спорили и собачились, доходило и до активных действий, одновременно доставалось и американцам с англичанами от тех, кто считал их оккупантами. Гораздо лучшая обстановка в странах СЭВ, а ее связывали именно с влиянием СССР, породила поток эмиграции из Франции в Бельгию и Люксембург. Этот поток был пока очень тонким, но со временем мог превратиться в гораздо более сильный. Пограничные войска в Бельгии и Люксембурге отсутствовали как таковые, поэтому для формирования участка границы прибыли пограничные части из СССР, имеющие хороший опыт организации охраны государственной границы, в том числе в горно-лесистой местности. И этим процессом также предстояло заниматься военной администрации.

Логичным шагом стало расформирование Гвардейской армии особого назначения РВГК сразу после Нового года. Подразделения, входящие в армию, вошли в состав Западного военного округа, размещавшегося на территории Германии, Дании, Бельгии, Голландии, Чехословакии, Австрии, Венгрии, Люксембурга и Норвегии. К Западному военному округу относились базы Атлантического флота СССР, который только формировался. Командующим округом был логично назначен главноначальствующий Советской военной администрации в Европе, заместитель наркома обороны маршал Советского Союза Жуков. Был сформирован также Юго-Западный военный округ, в который вошли войска, размещенные на территории Северной Италии, Греции, Болгарии, Румынии, Югославии. К этому округу относились базы Средиземноморского флота СССР (включая Нахимовск), который также пока существовал больше номинально. Командующим округом стал маршал Толбухин.

Штаб армии был расформирован, его офицеры и генералы заняли должности в штабе ЗВО, так что со своими сослуживцами Северов, продолжающий оставаться заместителем Жукова, не расстался. Правда Булочкин вернулся под Ленинград, снова вступив в должность начальника объекта «Платформа». Но теперь в его состав входили не только объекты «Платформа-1» под Ленинградом и «Платформа-2» в Крыму, но и целый ряд полигонов для испытаний и доводки новых образцов военной техники, расположенных по всей территории стран СЭВ. Аверин стал его заместителем по охране и режиму. Оба они, кроме медали «За победу над Японией», стали Героями Советского Союза за операцию по спасению семьи Хирохито. Кроме того, Северов постарался определить на учебу в военные академии своих подчиненных, в которых видел перспективных командиров более высокого ранга. Конечно, отправить всех сразу нельзя, но небольшой план был составлен. В частности, гвардии майора Стаса Пампушкина Олег направлял в Военную академию ВВС. Стас прекрасно показал себя и в войне с Японией, за что был награжден орденом Кутузова 3-й степени. Вместе с ним должен был поехать и Женя Цыплаков, кроме медали «За победу над Японией» награжденный орденом Боевого Красного Знамени. В академию Генштаба поедет учиться и Вологдин.

Северовы вернулись в Берлин уже 3 января, для проживания им была выделена небольшая квартира в доме недалеко от комплекса зданий военной администрации. Здесь Северов получил еще один подарок, на этот раз от своего непосредственного начальника – Жукова. Он стал обладателем очень красивого купе БВМ 327/80, на котором с большим удовольствием ездил вместе с женой в немногочисленные выходные. Настя продолжала возить документы и важных пассажиров по всей Европе, Олег тоже мотался по всей Европе и СССР, довольно часто летал в Москву и Ленинград.

С 1 июня 1945 года была уволена в запас и гвардии младший лейтенант Северова, а Олег был освобожден от должности заместителя главноначальствующего Советской военной администрацией в Европе. Теперь он являлся только уполномоченным по особым поручениям Председателя СНК, но с широчайшими полномочиями, уступающими, пожалуй, только полномочиям самого Сталина, Рокоссовского и Берии, который курировал атомный проект и множество других проектов и направлений. Лаврентий Павлович назначение Северова воспринял с энтузиазмом, он совершенно справедливо рассчитывал на большую помощь по многим вопросам. Северовы вернулись под Ленинград, где на базе Ржевка у Олега была комната в доме офицерского состава. Настя готовилась к поступлению в институт, больше склоняясь все-таки к ЛГУ, а вот Винтик и Шпунтик собирались подать документы в ЛАИ. Им было разрешено обучаться на вечернем отделении. На базу вернулся и Михалыч, продолжавший службу на офицерской должности и не захотевший увольняться в запас. Поскольку Северов теперь не являлся командующим армией, то адъютант ему был больше не положен, так что Востриков демобилизовался, он решил продолжать образование и восстановиться в институте. После его окончания он хотел пойти работать в одно из оборонных КБ. А вот Кутькин и Самарин остались при Северове, на гражданке их никто не ждал.

Настя, лишенная своего самолета, стала в свободное время ездить в аэроклуб, подлетывать на По-2 и новом Як-18. Не обошлось без курьеза. Летчица приехала в аэроклуб третий раз, когда ее заприметил пожилой инструктор по фамилии Сидякин. Он видел ее впервые, Настя привлекла его внимание тем, что приехала на мотоцикле. Девушку отправили к нему и он, подкрутив шикарные усы, полетел с ней в пилотажную зону.

– А вот теперь представь себе, что у тебя мессер на хвосте! – опрометчиво дал вводную Сидякин.

В следующую секунду Настя, вспомнив «боевую молодость», уже активно сбрасывала с хвоста воображаемый мессер и делала это грамотно, как учил Северов и другие опытные пилоты, как неоднократно приходилось делать в не очень еще далекие времена. Когда Настя завершила свой пилотаж, инструктор на ее запрос ответил не очень вразумительно, поэтому она сама связалась с КДП и посадила самолет. Сидякин кряхтя вылез из кабины и прислонился к крылу, девушка подошла и бросила руку к виску:

– Гвардии младший лейтенант Северова, командир звена эскадрильи связи штаба гвардейской армии особого назначения РВГК! Разрешите получить замечания!

Под смех коллег-инструкторов Сидякин махнул рукой и побрел к скамейке, а Настя, пожав плечами, стала собираться домой. С тех пор никто из инструкторов ее больше не пытался подколоть и летала она всегда самостоятельно.

В начала июля Настя поехала подавать документы на математико-механический факультет Ленинградского ордена Ленина государственного университета, отделение прикладной математики. Изучавший школьный аттестат сотрудник приемной комиссии с удивлением ее разглядывал, качал головой, потом пожал плечами:

– Девушка, а вы уверены, что вам именно сюда. К нам, в основном, юноши поступают.

Не то чтобы доцент Гольцман сомневался в ее способностях, просто был уверен, что девушка с такой эффектной внешностью, прикатившая на машине, явно ошибается с выбором профессии. Фифа какая-то, наверняка дочка кого-то из партийной номенклатуры. Изящные модные туфельки, дорогие чулки. Учиться вряд ли будет, а вот головы нескольким парням вскружит точно. Сидящие за соседними столами коллеги Гольцмана и другие абитуриенты с интересом прислушивались и присматривались, ожидая, что будет дальше.

– Ваших баллов может не хватить для поступления, у нас в этом году очень высокий конкурс, а приемных мест мало. Поступают сплошные медалисты, а у вас аттестат прекрасный, но до медали вы не дотянули.

Гольцман немного лукавил, шансы у Насти были, но он уже настроился отговорить ее от поступления на матмех, есть и другие факультеты, более подходящие для девушек.

– Скажите, а какие-нибудь льготы для поступающих есть? Я слышала про них, но точно не знаю.

– Конечно, только вряд ли вам это поможет! – удовлетворенно сказал доцент. – Есть льготы для военнослужащих, демобилизовавшихся из армии, учитывается непосредственное участие в военных действия и награждение правительственными наградами.

Летчица молча достала из сумочки документы и положила перед Гольцманом.

– Вот, я не знала, что это будет учитываться.

Яков Моисеевич с удивлением вертел в руках документы, свидетельствующие о том, что сидящая перед ним девица – летчица, командир звена, гвардии младший лейтенант, имеет две медали «За боевые заслуги» и медаль «За победу над Германией». У него даже возникли сомнения в их подлинности, больно уж она не похожа на боевого летчика. Видя его затруднения, к столу стали подходить коллеги, повертели в руках документы, кто-то засмеялся.

– Учиться у нас очень тяжело! – раздосадованно сказал Гольцман. – Вы представления не имеете, что вас ожидает!

– Ну почему же! – разозлилась Настя. – Очень хорошо понимаю, мой папа – профессор кафедры теории вероятностей МГУ.

– Вот как? – удивился Гольцман. – А почему же вы к нам поступаете, а не в Московский университет? И потом, я не слышал про профессора математики Северова!

– Северова я по мужу, а папа – профессор Горностаев. Да какое это имеет значение, кто отец, кто муж?!

– Действительно, девушка, это никакого значения не имеет, – сказал подошедший пожилой мужчина. – А ты, Яша, иди, чайку попей.

На место Гольцмана села пожилая женщина, помогла Насте правильно написать заявление, приняла документы и, выдав экзаменационный лист, пожелала успеха на вступительных испытаниях.

Экзамены Настя сдала на одни пятерки и была благополучно зачислена на учебу. У нее образовалось свободное время до 1 сентября и Северову удалось выкроить полторы недели на летний отдых. Хотя туризм за пределы СССР еще не практиковался, это время они провели в уединенном месте на острове Крит. Погода была прекрасной, не очень жаркой, тихой и без осадков. Ели фрукты, купались, загорали, осмотрели несколько развалин древних сооружений. Настя так и не обзавелась купальником, что было совершенно некритично, немногочисленные местные жители излишнего любопытства не проявляли.

– Тебя бы на необитаемый остров, – улыбался Северов, наблюдая за женой, бегавшей по пустынному пляжу за унесенной ветром соломенной шляпкой, которая была ее единственной одеждой.

– Если с тобой, то можно. Только ты без своей работы скучать будешь, – мудро решила Настя. – Так что будем выбираться иногда, несколько дней в году согласна побыть Пятницей.

Загорели ровно, без солнечных ожогов. Вдоволь поныряли с масками и ластами недалеко от берега, Насте очень понравилось. Уроки Василисы пошли на пользу, плавала девушка очень хорошо. Возвращались через Афины, где пробыли пару дней, посмотрели Акрополь и другие достопримечательности. Но Олег заехал не красотами любоваться. Английские агенты мутили воду в Греции и соседней Албании, в Афинах сидел Толбухин, разбирался с ситуацией. Северов по поручению Сталина оценил обстановку и понял, что Федор Иванович прекрасно справится сам, просто надо дать ему время.

После возвращения из отпуска Северов полетел в Германию, где встречался с фон Шуленбургом и другими влиятельными немцами из комитета «Демократическая Германия». На территории бывшего Третьего Рейха было спокойно, даже уголовники попритихли. Немецкие военнопленные из СССР присылали домой письма, из которых было понятно, что они живут и питаются не так уж плохо, сейчас весь СССР живет очень трудно. Работают, восстанавливают разрушенное хозяйство, строят новые дороги, заводы, мосты. Все надеются освободиться и вернуться домой, а пока пишут письма, полные надежд. Здесь, в Германии, работают спокойно, выполняют заказы СССР и других стран СЭВ, не голодают. Безработицы нет, дел хватает всем. Модернизированы около трехсот Ме-262, их успешно осваивают советские летчики. Выполняется крупный заказ на малые десантные корабли – модернизированные быстроходные десантные баржи. Скоро будут завершены работы по перевооружению бывших итальянских линкоров немецкими орудиями главного калибра, противоминная и универсальная, а также зенитная артиллерия ставится по стандартам ВМФ СССР. Много чего еще делается. Немцы снова благодарили за нормальные деловые отношения, пример близкой Франции был для них очень показателен. Недовольства в обществе нет, все понимают, что наворотили они такого, что долго замаливать придется. А то, что план Моргентау в действие не приведен, целиком заслуга СССР, разъяснительная работа с населением проводится.

Вернувшись в Москву, Северов задержался в столице, ждал приезда большой делегации глав государств-членов СЭВ. Помимо обсуждения плана на 1946–1950 годы, Сталин устроил им экскурсию по бывшей оккупированной территории, дал пообщаться с местными жителями. Эффект получился очень сильный, хорошо, что в конце визита, а не в начале, а то нормальной работы могло не получиться. Зато теперь все прониклись масштабом проводимых мероприятий, а также поняли, что СССР не тянет одеяло на себя, а просто пытается преодолеть последствия войны, которые ни в какое сравнение не идут с тем, что немцы делали в их странах. Сталин специально задержал Олега в Москве, поскольку с приехавшими монархами тот был неплохо знаком и поддерживал хорошие отношения. Пришлось привезти из Ленинграда Настю и представить официально, так что Северов шутил, что занимается дипломатией на самом высоком уровне. Итогами визита Сталин остался очень доволен, в страну широким потоком шло оборудование, союзники демонстрировали лояльность и также были довольны сотрудничеством и его перспективами. Они тоже внимательно наблюдали за положением во Франции и проблемами Великобритании и признавались себе в том, что выбрали правильную сторону.

По завершению работы в Кремле был проведен большой прием с приглашением дипломатических представителей других государств, на нем Северова ожидала весьма неожиданная встреча. Генерал держался немного в стороне, наблюдая за происходящим, когда приятный голос произнес по-русски, но с заметным акцентом:

– Здравствуйте, господин генерал! Очень рада видеть вас в добром здравии.

Обернувшись, Олег с удивлением увидел Эйприл. Несколько секунд он разглядывал ее.

– Я тоже очень рад. Здравствуйте, миссис…

– Каррингтон.

Не успел летчик ничего спросить, как к ним подошел высокий мужчина лет двадцати восьми-тридцати с типично английской нижней челюстью в форме майора (Squadron Leader) Королевских ВВС Великобритании.

– Дорогой, разреши представить тебя генералу Северову. Господин генерал, это мой муж майор Генри Каррингтон, помощник военного атташе Великобритании.

Мужчины пожали друг другу руки, майор рассматривал Северова с любопытством, схожим с тем, с каким английский аристократ рассматривает туземную знаменитость где-нибудь в африканской глуши. Из дальнейшего обмена любезностями стало ясно, что сэр Генри неплохо осведомлен о Северове, а узнал по фотографиям. Олег его тоже впервые видел, поэтому несколько удивился раздуванию крыльев носа, дерганию уголков губ и вообще немного нервному поведению майора. Тут подошла Настя и Олег представил ее чете Каррингтон, говорили на английском, он у жены был получше, чем русский у Эйприл. С приходом Насти британец немного успокоился, да и в общении стал попроще, особенно когда узнал, что молодая женщина тоже летчица и имеет боевые награды. Вскоре майор увел жену, но перед этим она успела шепнуть Олегу, что ждет его завтра в полдень в Александровском саду, это очень важно.

По окончании приема Северовы отправились в гостиницу, Олег ожидал вопросов об Эйприл, но Настя, умница, этой темы не касалась вовсе. Для себя она решила, что даже если у этой англичанки с ее мужем что-то было, то прошло и быльем поросло. К тому же она прекрасно помнила, какой дурой была несколько лет назад и как чуть не потеряла Олега. Повторять этот опыт ей никак не хотелось, и дело было не в том, что супруг целый генерал. Влюбилась она в него, когда Северов был еще старшим лейтенантом, и с ростом званий мужа к нему только уважения добавилось. Но если бы он по-прежнему остался в том же звании, разве она любила бы его меньше? Так что Настя твердо решила ничего не спрашивать, захочет – расскажет, нет – ну и не надо.

Из гостиницы генерал позвонил Забелину, время, конечно, позднее, но и режим работы сейчас необычный. К ночному образу жизни Сталина все приспособились и раньше 22–23 часов ответственные работники обычно не уходили. Владимир Викторович оказался на месте, Северов по телефону ничего объяснять не стал, попросил о встрече. Генерал ГБ тут же прислал машину.

Выслушав летчика, Забелин принялся ходить по кабинету.

– Считаешь, что эта встреча неспроста?

– Она с мужем была, я с женой. Что она мне сказать может, если это дело сугубо личное? Бросай все, уедем на необитаемый остров?

– Тогда что?

Летчик пожал плечами:

– Скоро узнаю.

Тут зашел дежурный и принес чай и какую-то папочку. Пока Северов расставлял чашки, Забелин открыл папочку, пробежался глазами по вынутому листку, побарабанил по столу пальцами, снова вчитался и хмыкнул.

– Вот что, встречу вашу, от греха подальше, я своей заботой окружу.

– Думаете…

– Не исключено, хотя вряд ли. Но ее могут использовать втемную, такой вариант вполне возможен. Лучше подстраховаться.

– Да что они меня в центре Москвы убивать или похищать будут? – фыркнул Олег. – Ерунда полная. Вербовать будут? А шантажировать чем? Перекупить попробуют? Что там, полные идиоты сидят? Ничего не понимаю!

– Еще раз говорю, не бери в голову, мы тебя прикроем, если что.

Вернувшись в гостиницу Северов около часа ворочался без сна, слушая тихое дыхание жены. Когда он лег рядом, Настя не проснулась, но тут же прижалась к нему, уткнувшись носом в плечо. С Эйприл ему было хорошо, да и ей с ним, чего себя обманывать, но как жену он ее не рассматривал, слишком реалистом был. А с Настей он счастлив и другая ему не нужна. Да и ладно, утро вечера мудренее. С этой правильной мыслью Олег, наконец, заснул.

На следующий день генерал с утра работал в наркомате обороны, а после обеда отправился немного прогуляться, на ходу лучше думалось, погода тоже располагала, тихо, тепло, но не жарко. Аллеи Александровского сада для этого отлично подходили, да и народу было немного. Пытаться выявить наблюдение было глупо, это в кино гебешник в надвинутой на брови шляпе крадется за преступником по пустынным улицам через весь город, а тот его упорно не замечает. Здесь место и время известно, да и дилетанты у Забелина не работают. Олег пришел немного заранее и не спеша прохаживался уже четверть часа, когда заметил идущую навстречу Эйприл с коляской. Увидев Северова, она смущенно улыбнулась, поприветствовала его взмахом руки и подошла.

– Здравствуйте, господин генерал.

– Здравствуйте, миссис Каррингтон. Как зовут этого прелестного малыша?

– Александр, его зовут Александр.

Разглядывая ребенка, Олег подумал, что на отца он совсем не похож. Генри был русоволосым и сероглазым, а мальчик получился голубоглазым брюнетом. И тут до Северова словно током ударило. Мальчик очень похож на него самого в годовалом возрасте! Встречались они с Эйприл в декабре 1943 года, прибавим девять месяцев…

– А сколько ему? Год?

На лице Олега, видимо, что-то отразилось, англичанка взглянула ему в глаза и кивнула, щеки ее покраснели:

– Ты ведь все понял? Да, это твой сын.

Летчик продолжал рассматривать ребенка, очередной раз удивляясь превратностям судьбы. Женат на любимой и единственной, а сын, первенец, в другой семье. И как теперь жить с этим? Знать, что твой сын растет и называет папой другого человека, офицера враждебного государства! Олег с трудом подавил в себе желание прикоснуться к малышу и спросил:

– Ты хотела мне его показать?

– Нет. Вернее, не только. Послушай меня, не перебивай, пожалуйста. Муж понимает, что ребенок не его, но об остальном может только догадываться. Но это дела семейные, тебя не касаются. Мне кажется, в Москве мы оказались не случайно. Так получилось, я вынуждена была признаться в том, что это ребенок от тебя одному очень неприятному типу из Объединённого разведывательного комитета. А через некоторое время муж получил неожиданное назначение в аппарат военного атташе в Москву. Я ведь не дурочка, понимаю – это не просто так. Послушай, я не хочу участвовать ни в каких интригах! Я по прежнему тебя люблю и не хочу разрушать твою жизнь или портить карьеру. У тебя прекрасная жена, мой Генри тоже неплохой человек, я не хочу все это потерять.

– Успокойся, пожалуйста. Здесь на тебя ваша разведка не выходила?

Эйприл отрицательно покачала головой.

– Вот и хорошо, совершенно не обязательно, что они будут что-то делать.

– Почему ты так решил? – миссис Каррингтон понемногу успокаивалась.

– Я не живу в Москве, бываю здесь только по делам. Наша встреча, конечно, не случайна, но когда мы можем встретиться в следующий раз, я даже примерно не могу сказать.

– Что же мне делать?

– Ничего! Просто живи, воспитывай сына, будь счастлива с Генри. И вот что! Если от тебя потребуют мне написать или встретиться со мной, не отказывайся. Просто в одной из первых фраз должны быть слова… – Северов призадумался. – Хм… да, слова «как тогда в Лондоне». Запомнила? «Как тогда в Лондоне». Если ты их произнесешь или напишешь, я буду знать, что это не случайно. А дальше сам разберусь!

Эйприл улыбнулась:

– Я уже наслышана, как ты разбираться умеешь.

Генерал поцеловал женщине руку и отправился обратно в наркомат, на ходу обдумывая сложившиеся обстоятельства. Гадать, чего от него захотят англичане, смысла не было, а вот подготовиться к неожиданностям следовало.

Когда Северов вернулся, Забелин его уже ждал.

– Ну, поздравляю, молодой отец! Как ощущения?

– Та-ак! Значит, в той справочке…

– Естественно! Почему не сказал, спрашивать будешь? Или понял уже?

– Чтобы чистоту восприятия не нарушать, – проворчал Олег. – А давно стало известно, что ребенок мой?

– Да почти сразу, как родился. Замуж она немного позже вышла, так что тут и гадать не надо.

– А мне почему не сказали?

– Опять за рыбу деньги! Ну, сказали бы, дальше что?

Северов махнул рукой:

– Да это я от избытка чувств. Не могу решить, что дальше делать.

– А тебе ничего решать не надо, давай, рассказывай, как все прошло.

Олег кратко обрисовал ситуацию, генерал-лейтенант госбезопасности ненадолго задумался.

– Сделаем так. Закончишь здесь, езжай к себе в Ленинград, занимайся делами как обычно. Остальное – наша забота. Поручу это дело Мише Ногтеву. Будем разбираться, но мне кажется, в ближайшее время ничего не произойдет. Там тоже не идиоты сидят, тупо шантажировать тебя смысла нет, да и нечем, в принципе. Так что, скорее всего, это закладка на перспективу. В общем, ни о чем не беспокойся, кто предупрежден…

– Тот вооружен! – Олег, наконец, улыбнулся.

– Вот-вот. А сейчас давай-ка отметим немного, не каждый день ты такие новости узнаешь.

«Вот змей! – подумал Северов. – А не буду отказываться! Мне это сейчас нужно.»

Владимир Викторович, поглядывая на летчика, достал бутылку коньяка, Олег положил на стол плитку шоколада. Забелин усмехнулся:

– Вот это правильно. К жене вернешься, надо, чтобы лицо у тебя попроще было.

Выпили малышу на обе ноги, дабы не хромал, потом Забелин подвез летчика до гостиницы, где остановились Северовы. Насте, с удивлением почувствовавшей запах спиртного, Олег отговорился тем, что очень устал, мол, день выдался напряженный. Тем не менее, алкоголь свое дело сделал, генерал уснул сравнительно быстро и на следующий день был как огурчик, а там, за заботами, немного отпустило.

Днем 26 августа, когда официальные делегации покинули Москву, Сталин вызвал Северова в Кремль. В кабинете уже находились Берия, Рокоссовский, Жуков, Петровский, Василевский, Мехлис, Молотов и еще несколько человек, с которыми Олег практически не пересекался по военным вопросам, Маленков, Булганин, Каганович и кто-то еще.

Сталин расспрашивал о встречах с руководством комитета «Демократическая Германия», с главами государств-союзников, об обстановке в Европе, потом перешел на проект плана на 1946–1950 годы. Свои соображения Олег давно уже оформил запиской и Сталин был с ней знаком, значит спрашивал для остальных присутствующих на совещании. Разговаривали долго, прерывались на легкий ужин, не прекращая, впрочем, говорить о делах, и на чай уже ближе к полуночи. Северов, как куратор некоторых направлений или помощник Берии по другим, говорил и о технике для армии и флота, и о ракетной программе, и о перспективах в науке и технике и даже о демографии и образовании, а также, разумеется, о связях внутри СЭВ и проблемах внешней политики. На лицах Рокоссовского, Жукова, Василевского, Петровского и Берии он читал полное понимание, с ними все это постоянно обсуждалось, а вот другие товарищи были согласны далеко не со всем. И убедить их по многим вопросам пока не удавалось. Шло все от корня, строительства коммунизма, вернее отказа от его ускоренного строительства в самое ближайшее время. Сталин не давал дискуссии перейти за рамки приличий, но в остальное не вмешивался, наблюдал. Затрагивался и вопрос о ликвидации национальных территориальных образований. Серьезных аргументов у оппонентов Северова не находилось, больше эмоций и словоблудия, Олег ожидал, что скоро кто-нибудь из них перейдет на личности.

– Вы являетесь таким горячим сторонником коллективной собственности, что можно подозревать в этом не радение за интересы государства рабочих и крестьян, а простую личную заинтересованность! – усмехнулся Мехлис.

– Я являюсь сторонником непротиворечивого подхода к делу, а не горячим сторонником такой собственности. А ваш тезис о личной заинтересованности прошу пояснить.

Лев Захарович только многозначительно хмыкнул, а Сталин вдруг спросил:

– Под Ленинградом вы живете в служебной комнате в доме офицерского состава на базе Ржевка, какой она площади?

– 12 метров, товарищ Сталин. Стандартная комната, как у других офицеров.

– Да, непорядок получается, – покачал головой Сталин. – Товарищу Северову не предложили новую должность в армии, хотя и оставили в кадрах Наркомата обороны, и жилья своего у него нет. А товарищ Северов из-за своей обычной скромности и невнимания к собственным проблемам постеснялся поставить вопрос. Но это надо исправить. Спасибо, товарищ Северов, вы свободны, можете возвращаться в Ленинград.

Олег попрощался и вышел. Гадать, зачем все это было надо Сталину, он не стал, просто так тот ничего не делает. Со временем все выяснится.

Сидеть на базе и ждать неизвестно чего Олег и не думал. Вернулся, посмотрел на испытания стабилизатора для танковой пушки и вылетел на полигон, где испытывали новый реактивный гранатомет. При его разработке конструкторы ориентировались только на борьбу с танками и другой бронетехникой, пришлось вмешаться и настаивать на других типах гранат, кроме кумулятивной. Полигон был недалеко и вернуться в Ленинград можно было быстро.

30 августа снова получил приказ прибыть в Кремль. Сталин принял Северова один.

– Гадаешь, что это было 26 августа? – усмехаясь спросил Иосиф Виссарионович.

– Нет, товарищ Сталин, не гадаю. Вам это было для чего-то нужно.

– Правильно думаешь. Ты так долго докладывал по всем вопросам, чтобы тебе потом можно было вопросы задать. Мне или Берии они бы их задавать не стали, нужен был человек, которого они не считают для себя ровней. А Мехлис просто влез.

Дальше Сталин поставил задачи по ракетному и ядерному проекту, он хотел, чтобы Северов плотнее работал по этим направлениям, не забывая, впрочем, остальные. Еще раз прошелся по оснащению армии и флота новой техникой, отдельно его интересовали трофейные линкоры и авианосец. Работы с ними было много, но это имело смысл. Олег подробно рассказал, как видит их модернизацию. Оснащение бывшего «Синано» и строящихся в Европе авианосцев будет сразу ориентировано на реактивную авиацию. Затронули и эту тему, а затем перешли на ракеты для кораблей и самолетов. Здесь близкий успех не ожидался, но работы велись активно. Затем Сталин интересовался новыми проектами подводных лодок и ходом строительства типа Е (по факту – модернизации немецких лодок XXI серии) на верфях Германии. За все эти проекты отвечали люди в соответствующих наркоматах, но Сталин любил получать информацию из разных источников, чтобы потом сравнить, а также считал, что Северов видит картину широко и выделяет взаимосвязанные проблемы. Делать это Олегу действительно было проще за счет своего послезнания. В конце разговора снова выразил удовлетворение отношениями внутри СЭВ и проектом плана на пятилетку. Если бы не кооперация, то некоторые работы шли бы гораздо медленнее, а некоторые, возможно, и не имело смысла сейчас начинать.

В это время в кабинет вошел Берия и, поздоровавшись, положил перед Иосифом Виссарионовичем раскрытую папку. Тот некоторое время изучал е содержимое, потом улыбнулся.

– Ну что, Лаврентий, давай поздравим товарища Северова с сыном! Он, правда, сразу годовалым родился, чудеса, да и только.

Берия тоже заулыбался, а Олег вздохнул. Его вздох Сталин понял правильно:

– Не думайте сейчас об этом. Не получилось бы с ней семью создать. И Анастасия разве хуже? Все у вас с ней еще впереди, будут и дети.

– Да я понимаю, товарищ Сталин.

Тут принесли бутылку коньяка, три снифтера на низкой ножке и нарезанный ломтиками лимон. Выпили за здоровье мамы и ребенка, Иосиф Виссарионович еще раз сказал, чтобы Северов не беспокоился, дело теперь на контроле на самом верху, да и делами заниматься надо, они ждать не будут, а работа – лучшее средство от ненужных мыслей. Потом отпустил, при этом смотрел как-то хитро, но что это значит, Олег не понял.