Интерлюдия

2 декабря 1988 года. Здание «Бакинского клуба ученых».

Идет заседание штаба Инициативного Комитета Народного Фронта Азербайджана.

— Всем салам, — в кабинет вихрем врывается молодая женщина, с ходу швыряет сумку в угол и плюхается на стул. — Все совещаетесь? Хоть бы окна открыли проветрили, накурили как в тамбуре поезда. Ветер перемен на улице, а вы здесь мхом скоро покроетесь.

— Лейла, успокойся, чайку выпей, не мешай работать. Проект обращения сейчас закончим, потом для тебя тема есть. Лениноранский чай в заварнике и лимоны тоже,

— Откуда богатство? — удивилась эмансипированная блондинка, тряхнув копной рыжих, явно крашенных волос.

— Талышские товарищи прислали. И речь о них пойдет.

— Заинтриговали, выкладывайте, что могло случиться в этом замечательном городе? Неужели Магомаев решил стать первым секретарем райкома? Он же оттуда родом? Ровшан, не томи, рассказывай.

— Предлагаю отложить проект, эта язва все равно не даст нормально над ним поработать, — человек, которого назвали Ровшан, имел обычную для этой эпохи и местности фамилию Джамшутов, был известным востоковедом, ученым и кандидатом наук, и не подозревал, что через много лет его имя и фамилия, собранные вместе, будут вызывать улыбку на всех просторах СНГ.

— Не успеем до комендантского часа, предлагаю отложить на завтра, — большая часть присутствующих тут же покинула кабинет.

— Куда они?

— Митинг у здания Верховного Совета. Ночью дежурим, чтобы не разогнали. Уже вторую неделю держимся. В отдельные дни до тридцати тысяч человек собираем. И народ все прибывает. Наш голос будет услышан, — патетически закатив глаза, произнес известный востоковед Ровшан. — Как там Москва?

— С Москвой все так же. Хмуро, холодно, грязно. Зато настроение у всех наших просто великолепное! «Мы ждем перемен!». Гласность разрушает старую систему, она трещит и рассыпается на глазах! Так что там с талышами? Опять за автономию будут просить?

— Не угадала, — рассмеялся Ровшан. — Нужна твоя помощь. Просят напечатать статью в «Бакинском рабочем», причем срочно. У тебя же там связи хорошие, и сама ты внештаником числишься.

— Какая-то ерундистика, — внимательно ознакомившись с материалами, тщательно, несколько раз перечитав выделенную статью в газете, Лейла крепко задумалась. — И как они мотивируют эту просьбу? Это даже в раздел курьезы не поставишь, цензура не пропустит.

— Ха, месяц назад республиканский отдел Главлита по издательствам и редакциям разослал предложения заключить договора на коммерческой основе. Наши цензоры в полном соответствии с духом времени перешли на хозрасчет и самоокупаемость, и теперь за деньги разрешают печать все, что угодно! Тем более, что предварительная цензура отменена уже с марта месяца, так что если и возмутятся, то после того, как статья выйдет.

— Правда? Не знала. Это замечательная новость. Но мы не можем напечатать в «Бакинском рабочем» такую странную историю, это же какая-то мистика и язычество. Должна быть очень серьезная причина и пока я ее не услышу, даже браться за это дело не буду.

— Ты права, Лейлочка. Причина весьма серьезная.

Выслушав собеседника, журналистка побледнела и молча отошла к окну ничего не ответив.

— Не думаешь, что это провокация гебистов? Откуда у них в захудалом районе оборудование для печати газеты? Да еще с фотографиями? Мы в Москве до сих пор на печатных машинках под копирку «Экспресс-хроники» печатаем, как во времена самиздата, а здесь такая роскошь? Кто такой этот Иса Гумбар, чтобы ему верить? Отдать Карабах армянам? Не верю! Политбюро на такое никогда не пойдет! Взорвать атомную станцию, пусть и не по настоящему — это чудовищно!

— Ису лично хорошо знаю, поэтому он обратился ко мне. Типография у них райкомовская, там его двоюродный брат заведующим работает. Сама понимаешь, родная кровь, в наших краях это намного важнее каких-то там Главлитов или квоты на бумагу. За деньги сейчас можно сделать все. Ты возьмешься? Если есть хоть один шанс на миллион, что это правда, мы обязаны попытаться сорвать их подлые замыслы. Нельзя дать шакалам разорвать нашу страну! Волна народного гнева остановит их, — снова сбился на патетику бакинский демократ.

— Они на самом деле отправили больше тысячи писем?

— Похоже на правду. По словам Исы во все республиканские газеты посылали, так что твоя задача облегчается. В редакции «Бакинского рабочего» уже лежат десятки писем от жителей Ленинорана, тебе лишь нужно продавить публикацию. Постарайся пожалуйста, Лениноран для нас очень важен. Сейчас это локомотив демократии в республике, они впереди всех и пользуются громадным авторитетом у себя в городе и в соседних районах.

— Не нравятся мне заигрывания с националистами, ты же знаешь. Сейчас они союзники, завтра — противники. Разные у нас цели. С Далышской республикой мы никогда не согласимся. Пусть навоз кушают!

— Цель у нас общая. И противник общий: армяне и… те, кто готов отдать им нашу землю. Ты понимаешь о ком речь.

— Не будем об этом сейчас. В Москве нас многие поддерживают. Но ты прав, я возьмусь за это дело.

(По иронии судьбы, журналистка и правозащитница Лейла Юсупова была арестована в 2014 году по обвинению в шпионаже и работе на Армению. Впрочем, в новой реальности этого наверняка не случится.)

Конец интерлюдии.

Буднично и без какого-либо волнения в душе прошло принятие присяги. Думал, что переживать буду, но встретил это событие абсолютно спокойно.

Внутренний циник намекнул, что выглядит это, как регистрация в ЗАГСЕ, когда молодой жених обещает любить и быть верным до гроба, точно зная, что невеста не проживет и пары лет. Внутренний романтик возмущенно заявил, что присяга — это святое и дается один раз на всю жизнь. Циник тут же напомнил, что почти все без исключения офицеры СССР присягнут другой стране и в подавляющем большинстве добровольно. Не успевшая окончательно уснуть совесть лишь горько вздохнула, что каждый отвечает за себя лично, конформизм и конформизм других личностей не является оправданием индивидуально для меня. Прагматик попытался примирить враждующие фракции и намекнул, что Родина от смены названия не меняется. На том и порешили.

В общем и целом, классический случай раздвоения личности в одной общей голове.

На самом деле, причина моей мизантропии, плохого настроения, и старческого брюзжания, явно не соответствующего возрасту реципиента, вызваны черной несправедливостью, проявленной ко мне со стороны начальства. Казалось бы, что мне с той грамоты? Я же не проводник поезда «Баку-Астара», мне на стену в вагоне ее вешать не надо, а все равно почему-то обидно.

Да и грамоты, как таковой нет, только благодарность от командира части с занесением в личное дело. Зато публичная, при торжественном построении, с пожиманием верхней конечности лично Пал Палычем. Плюс одобрительное похлопывание по плечу и добрые напутственные слова в адрес двух героев. Почему двух, если нас трое было?

Благодарность получили: рядовой Жека Огнев и сержант Сидоренко! За умелые действия по спасению гражданского населения в опасной ситуации. Формулировка примерная — точно не запомнил, настолько меня удивило отсутствие в списке награжденных главного героя этой эпопеи.

— Эээ… А где я? — хотел возмутиться вслух, но по понятным причинам не стал этого делать.

Благодарность мне нужна не для удовлетворения чувства собственного достоинства, а сугубо для пользы дела. Это был мой первый шаг к заветному отпуску!

Теперь получалось, что я пролетел мимо награды, как фанера над стольным городом Парижем.

Даже торжественное исполнение во время марша песни совместного авторства: моего и Агутина, не скрасило печали.

Правильно сказано древними вавилонянами: око за око. Спер песню у мужа Варум — у тебя отобрали заслуженную награду. Всемирный закон сохранения справедливости наверное.

Рассудив, что слезами делу не поможешь, я плюнул с высокого минарета на эту печальную историю и отправился в Ленинскую комнату заниматься более важным делом. Минарет — это башня если выражаться по местному, если кто не догадался.

По случаю принятия Присяги, праздник, как-никак, после обеда выделили два часа свободного времени. Объяснение простое: к некоторым новобранцам приехали родители, остальным дали пару часов отдыха в качестве моральной компенсации.

Кроме меня не нашлось ни одного неадеквата, решившего провести щедрый подарок начальства в этой, богом проклятой, насквозь атеистической комнате.

Но мне того и надо: тишина и полное отсутствие чужих глаз.

Я решил заранее подготовиться ко встрече с адмиралом, который обязательно появится у нас в части в конце декабря. Следующий приезд главкома ВМФ будет только в марте, к моменту проведения выборов. Но терять столько времени не хочется. Но нельзя рядовому так запросто подойти к генералу и пообщаться с ним наедине, адмирал флота — это по факту почти маршал, только не сухопутный.

Из прошлой жизни знаю, что к приезду высокого морского начальства нарисовали несколько билбордов на военно-морскую тематику. Огромный плакат с крейсером напротив штаба не только украсил нашу часть, но и долгие месяцы удивлял случайных зрителей. Оно и понятно — ударный крейсер у погранцов, это как инструкция с устройством танка Т-72 на подводной лодке. С трудом сочетаются с Уставом и здравым смыслом.

Рисовать боевой пароход доверят Лехе — это я точно помню. Понятное дело, что из головы малювать крейсер глупо, для этого есть иллюстрирований журнал «Советский воин», где и нашлось в свое время подходящее изображение. Я решил облегчить работу Лехе и найти образец для рисования заранее.

Опять же, светиться мне не резон, поэтому напрямую подсунуть исходник с авианосцем «Адмирал Кузнецов» не получится. Для этого придуман более сложный путь внедрения.

Во-первых: рисовать буду под копирку, тогда моих отпечатков на листе бумаги не останется. Точнее, сперва нарисую, а потом сделаю копию.

Во-вторых: готовый рисунок будет лежать в номере журнала «Советский воин» за прошлый год. Сезон оформления дембельских альбомов в самом разгаре, и эти журналы пользуются стабильным спросом, как источник тем и пейзажей.

Чего далеко ходить, у Жеки в дембельском альбоме даже танки Т-80 встречались и пейзажи Памира. Хорошо, что не пингвины и айсберги. Правда это будет только через полтора года примерно.

Как выглядит авианосец «Кузя» я помню очень хорошо, до мельчайших подробностей, «вживую» видел, когда в Палангу занесло однажды по коммерческой надобности. По моим прикидкам, его еще только достраивают, и адмирала наверняка удивит его точное изображение в этой тропической дыре.

Удивить — значит, победить! Так кажется сказал Суворов про дуст, убивающий микробов.

Неожиданно встал вопрос, а какой самолет рисовать, взлетающим с палубы?

Если в военно-морских кораблях мои познания весьма скромны, то авиация — любовь с детства. Поэтому силуэты большинства современных истребителей и бомбардировщиков могу изобразить с закрытыми глазами. У меня дома более десятка альбомов по истории авиации, а на компе полтысячи редких и красивых фотографий самолетов.

Вариантов три: штурмовик Су-25, истребители: Миг-29К и Су-33.

Су-25 «Грач» чисто эстетически уступает, да и редкий гость он на Кузе. Может их вообще пока там еще нет.

Поэтому мой выбор останавливается на Сухом. Самый красивый, изящный и удивительный истребитель всех времен и народов. Миг тоже не плох, но нет в нем совершенства «сушки», горб его немного портит.

Украсил композицию загадочной надписью «ДМБ 86» и засунул в журнал, так чтобы уголок торчал наружу, привлекая внимание.

— Морозов, ерш твою меть, ты где шляешься? Тебя в штаб срочно, — не успев выйти из Ленкомнаты, как на меня накинулся взмыленный дежурный по роте.

Пришлось тащить повинную голову «на ковер» к начальству. Долго гадать, зачем я понадобился, не пришлось.

— Садись боец, в ногах правды нет. Чайку хочешь?

Майор Жилинский по отечески радушен и добр. Но на такие провокации меня не возьмешь, поэтому гордо отказываюсь от чая, хотя конфеты с печеньем в хрустальной вазочке выглядят весьма аппетитно.

Но брать хавчик у особиста — это ни в какие понятия не влазит. Старая закалка сказывается. Тяжелое светлое детство в пролетарском районе, где стукачей душат в младенчестве. Впрочем, это литературное преувеличение. Откровенных уголовников и люмпенов в нашем районе никогда не было в заметных количествах, все же не «шанхай» и «шабаны», но основные зоновские понятия всегда были в ходу среди пацанвы.

— Ты не обижайся, Александр. Благодарность мимо тебя не пройдет. Так надо было. Для твоего же блага.

Оказалось, что одна из «жертв» накатала жалобу в местную прокуратуру. Якобы злобные погранцы напали на случайного прохожего и чуть не выбили ему глаз солдатской бляхой.

Местные аборигены-правоохранители сделали вид, что поверили и переадресовали дело в военную прокуратуру. Там оказались более порядочные люди, которые позвонили в особый отдел часть и, узнав подробности, порекомендовали спрятать героя-виновника куда-нибудь подальше, пока дело не закроют.

Убирать меня из части, видимо, оказалось некуда, до окончания учебки на заставе от меня только вред кроме пользы. Поэтому майор сделал ход конем: решили наградить тех, кого точно не опознают, поскольку они не успели никого покалечить. Меня же там получается вообще не было.

— Не дрейфь, солдат. Считай «Отличника погранвойск» уже заработал. Вручим попозже, конечно.

Предложение, более чем щедрое. Даже «зеленый погранец» котируется очень высоко, а «красный» так вообще только редким дембелям светит. За особые заслуги в службе. Ну или за близость к штабу, но только перед самой гражданкой. До самого дембака левого «погранца» на грудь не повесишь, только за воротами части. Не поймут товарищи.

— Спасибо. Но я откажусь, — решил сыграть ва-банк. Значок, конечно, нужен, но его три месяца ждать придется. Раньше окончания учебки точно не дадут, а мне сейчас надо впечатление произвести. Поэтому гордо иду в отказ, мотивируя тем, что не заслужил. Дать ремнем в лоб насильнику — какой же это подвиг? Тем более для настоящего пограничника. Так прямо и сказал.

Майор реально удивился. На его памяти это первый случай, когда отказываются от вполне заслуженной награды.

— Может что другое попросить хочешь? — забросил он новый крючок с наживкой.

— Товарищ майор. Солдат должен стоически переносить вся тяготы и лишения воинской службы, — некоторые фразы из Устава можно сразу использовать в качестве статуса ВКОНТАКТЕ, естественно, когда он появится. — Тем более, пограничник не должен ничего просить для себя лично.

— Достойная позиция, — майор насмешливо и выразительно приподнял бровь, давая понять, что в мою честность и бескорыстность он верит искреннее и безоговорочно. — Раз уж, мы так удачно встретились, поведай, что в роте происходит, какие настроения, какие впечатления от первых недель службы? Кормят хорошо?

На такой вопрос существует только один ответ. В Советской армии кормят хорошо, и точка. О чем и сообщаю. Добавляю, что настроение отличное, служба всем нравится, отношения в коллективе замечательные.

— Товарищ майор, вы уточните, какая информация вас конкретно интересует. Неуставные отношения, факты хищения социалистической собственности или примеры бесхозяйственности. Чтобы к следующему разу я не с пустыми руками докладывал.

Товарищ Жилинский поморщился, словно укусил недозрелый местный апельсин. Впрочем, они и спелые здесь — кислючие, как уксус. Не принято здесь вслух такие вещи говорить о родной части. Сама мысль, что такое возможно — уже непорядок. Вдруг посторонний услышит такие разговоры — слухи пойдут всякие.

Почувствовав, что задарма ему ничего рассказывать не собираюсь, а заманчивые обещания на меня не действуют вообще, особист сменил тактику и сделал хитрый психологический ход конем. Если просить для себя лично мне «некомильфо», то получить законную благодарность от начальства никто не запрещает.

— Сам выбирай, чем тебя поощрить, — хитро предложил майор, довольно улыбаясь всеми зубами сразу. Видимо заодно решил проверить мою сообразительность и скорость реакции. На таких ловушках многие сыпятся, проявляя неуместную расслабленность или неадекватность запросов.

Но в этот раз майор просчитался, ответ у меня заранее готов.

— Разрешите в библиотеке взять словарь персидского языка. Это будет очень хорошая награда для меня.

— Хм, — похоже мое оригинальное и неожиданное желание поставило особиста в тупик. — Зачем тебе словарь? Хочешь шпионов лично допрашивать?

Именно это я и собирался сказать, но вдруг понял, что отмазка нелепая и годится только для сослуживцев, но никак не для особого отдела.

— Никак нет, товарищ майор. Собираюсь стать офицером пограничником, и возможно будут служить на южной границе СССР. Знание персидского языка мне обязательно пригодится.

О том что собираюсь поступать в Голицинское училище, я в прошлый раз уже говорил, так что все логично.

— Думаешь, у тебя будет свободное время для этого? — развеселился товарищ Жилинский.

— Так точно, думаю выучить иранский язык и к концу учебки надеюсь смогу понимать и переводить.

Давая обещание я ничем не рискую, поскольку понимать и переводить с фарси могу прямо сейчас. Можно было поспорить на бутылку «Хеннеси», но боюсь, майор не оценит такой вольности. Да и нет здесь коньяков нормальных, лишь Кировобадский, по жуткому блату — но и то жуткое пойло, мне его даром не надо.

Удивительно, но особист интуитивно почувствовал, что дело нечисто. Сказался огромный опыт работы наверное. Он мгновенно сложил пазл. Впрочем, догадаться было не сложно.

— Учил фарси раньше?

— Таджикский немного знаю, — и чтобы не оставлять сомнений, добавляю. — В колхозе с таджиками на отработке несколько месяцев вместе пахали, по верхам нахватался.

— Шома Руси мифахмин, — интересуется у меня майор говорю ли на русском языке.

Отвечаю, что я не говорю по-персидски

— Манн фарси немифахмам, — чуть не ляпнул, но вовремя спохватился и поднапрягши память, выдал на таджикском с жутким акцентом. — Ман порсоӣ намедонам.

Слава богу, проверка знаний на этом закончилась, иначе пришлось бы мычать в ответ, язык Тоджикистона я знаю в разы хуже, хотя легенда о колхозе — чистая правда.

Придется отрабатывать «царский подарок», взамен нужно будет раскрыть схему хищения социалистической собственности с территории части. Проблема не в том, чтобы найти такую схему, здесь их десятки мутятся, в основном тыловики этим грешат, а в том, чтобы никого не подставить. Отсюда вывод: придется инсценировать попытку хищения и сдать ее особисту под видом настоящей диверсии.