Мешали ли нам эти двое? Они представляли для нас конкретную опасность. Рано или поздно они выберутся из своего мира и вторгнутся в наш. Как знать, будем ли мы готовы к вторжению или будем мирно спать, как те люди в метро, когда их задавил горящий поезд…
День был тяжёлый, но, придя в свой кабинет, я расхотела спать, увидев на столе ровную стопку бумаг. Я села и начала писать новую главу.
Глава 7. A la guerre comme a la comme
Иногда обычные люди похожи на настоящих волшебников, а волшебники – на самых обычных людей. Разница лишь в том, во что ты веришь.
Она часто вспоминала эту зиму, особенно теперь, когда его не было с ней. Самую страшную зиму в её нынешней жизни… Говорят, что со временем всё плохое забывается или слегка подтирается ластиком и уже не режет так больно, но, к сожалению, а может быть и к счастью, у Фей была потрясающая память. Ведь Фея дружила со временем, а если ты всю жизнь идёшь с кем-то рядом, тебе сложно забыть то, о чём он тебе напоминает. Так и время всегда было рядом и невольно напоминало Сол о той страшной зиме.
Она была так слаба, что больше не могла летать по ночам на чудесный Розовый Остров, который всегда давал ей силы. Вы ведь помните, что Феи почти не употребляют человеческую пищу. В этом масса преимуществ, но… Всегда и во всём бывает какое-то крохотное – «Но», которое всё портит.
Итак, чем же питалась Фея? Ну, конечно, воздухом и водой. Но в эту зиму воздух невыносимо пах порохом и гарью, а снег, он был с привкусом крови. Терпкий вкус человеческой крови. От этого у Сол кружилась голова и постоянно тянуло в сон. Что до золотой пыли, то она облетела в тот день, когда началась война.
До конца лета Сол была в Москве совсем одна, без Ра… Он исчез внезапно и даже не попрощался. Так и раньше бывало… И Сол привыкла, что у волшебника появляются неотложные дела, но в этот раз ей стало очень страшно. В конце августа она проснулась ночью вся в поту.
– Ра!
Она села на кровати, встряхнула головой и, быстро одевшись, вышла из дома…
Уже через неделю она добралась до конечной точки своего путешествия.
Ленинград встретил её серым тяжёлым небом, словно зимой. Она поселилась в пустой квартире на первом этаже полуразрушенного дома и начала налаживать свой быт. В эту ночь она впервые смогла слетать на розовое облако, но не застала там Ра. Зато она полила виноград и проверила его спелость. Рановато ещё со сбором, нужно подождать недельку. Может, к тому времени и Ра вернётся.
Ровно через неделю, 8 сентября 1941 года, началась блокада Ленинграда. Внешне ничего не поменялось. Те же бомбёжки и нехватка продуктов, и всё же всё было не так… Как отражение в зеркале, не совсем реальное.
Фее не нужно было питание, но она не могла смотреть, как голодают другие, особенно дети. Она быстро смекнула, что кое-кто не прочь нажиться на чужой беде. И тогда она распаковала свою шкатулку, ту, которая была всегда при ней, на чёрный день.
По соседству, в разрушенном доме жила семья. Мама и двое малышей, Сонечка шести лет и Павлик четырёх. Их мама уходила на работу, а детей запирала в квартире. А они постоянно плакали от страха и от голода. И Сол ничего не оставалось, как проходить сквозь стену и играть с ними. Потом она продала свою первую слезу и купила детям сгущёнки и хлеба. Как же счастливы были малыши, почти так же, как Сол, видя улыбки на из измученных чумазых лицах.
Когда их мама возвращалась с пайком, Сол ускользала так же, как и приходила в квартиру, сквозь стену.
Конечно, дети рассказывали матери, что к ним приходила Фея и кормила их сгущёнкой, но та не принимала всерьёз слова малышей, списывая всё на одиночество и детскую фантазию.
Но однажды их мама не пришла. Совсем не пришла… Люди на улице говорили, что фашисты взорвали завод и многие рабочие погибли.
Когда она не пришла и на следующий день, Сол сломала дверь и привела детей в свою квартиру.
– Будете жить со мной, пока не придёт ваша мама.
Они радостно завизжали. Сол была веселее мамы, красивее и кормила их вкусненьким.
Этой ночью, она летала на Розовый Остров в последний раз. Попробовав виноград, она поморщилась и выплюнула ягоду. Этот урожай был непригоден ни для вина, ни для еды. Он пах гарью, порохом и имел такой горький вкус, что, наверное, даже полынь не смогла бы с ним сравниться.
Она посмотрела в погребе хоть что-нибудь из старых запасов, но он был совершенно пуст – ни одной бутылки.
Тут она вспомнила, что и в прошлом году виноград не уродился:
– Это вино было бы сейчас как нельзя кстати! Ах, как жаль!
Осень. Странная, с вязким туманом по утрам и бесцветными скукоженными листьями. Они осыпались мгновенно в одну из самых холодных ночей. Вода в водопроводе кончилась и приходилось ходить за ней на колонку. А там была огромная очередь. И Сол стала прибегать к хитростям. Её тело стояло за водой, держа ведро в руках, а душа находилась рядом с детьми, как вполне реальная Сол, и даже шутила с ними и пела колыбельную.
Итак, проблема с водой была решена, но беда состояла в том, что вместе с матерью пропали и карточки на хлеб. Без Сол дети были обречены на гибель. Сол ходила на завод, но ей сказали, что если она не родственница детей, то пусть приводит их в детский дом. Но мёртвых детей оттуда выносили чаще, чем приводили живых. И Сол не могла так поступить с малышами, они стали ей родными. И она оставила их себе…
Наступила зима. Больше не нужно было ходить за водой, она была повсюду… Конечно, снег быстро становился грязным и приобретал запах дыма, но Сол знала одну хитрость: она клала в таз со снегом пару серебряных монет, как-то подаренных ей старушкой Зимой, и вода становилась кристально чистой, и очень питательной. В сказках её бы назвали «живой водой», в миру – святой…
Появились другие проблемы: дрова для обогрева и продукты…
По вечерам, когда дети уже спали, Сол бегала по ночному Ленинграду в поисках чёрного рынка, который всё время менял место, чтобы его не засекла милиция. Она покупала хлеб и консервы, а также крупу и сахар сразу на несколько дней, чтобы как можно реже оставлять детей одних. Но с каждым днём она сокращала пайки ребятишкам, совсем на чуть-чуть, чтобы это не было заметно, так как брильянтовые слёзы таяли, как снег весной, а впереди была длинная зима…
Морозы крепчали, и по ночам Сол обнимала Сонечку и Павлика и согревала их своим телом, доводя его температуру до сорока трёх градусов. Но это не всё…
Имелась у Сол одна волшебная шаль – сотканная крошечными паучками. С виду она была прозрачной и неказистой, но Лето, которое тоже принимало участие в вязании, вложило между двумя слоями тонкого кружева всё своё тепло, так что замёрзнуть под ним можно было лишь в космосе…
Его Сол оставляла детям, когда уходила на добычу пропитания и воды.
Но дрова всё же были нужны, на чём-то надо было подогреть воду, чтобы варить суп или кашу, не кутать же кастрюлю в шаль.
Люди разбирали завалы, но не для того чтобы вытащить погибших или спасти раненых, нет, они искали столы и стулья, а также шкафы, комоды и разбитые двери, чтобы унести их домой и кинуть этот скудный дар судьбы в самодельную буржуйку. Однажды и Сол приобрела такую за три брильянтовых слезы и минуту гипноза.
Мужик, что продавал печку, корёжился и требовал хлебные карточки, которых у Сол и в помине не было. Тогда она взглянула ему в глаза и улыбнулась… и печка стала её.
Когда пошёл снег, немного потеплело. Город оброс бесформенными сугробами. Вместе с сугробами город наполнялся и трупами… Они лежали всюду. Их везли на санках и тащили на носилках. Люди падали без сил и тут же замерзали насмерть.
Сначала специальная похоронная служба забирала окаменевшие тела, небрежно кидая их в грузовик, но когда морозы окрепли, а хлебные пайки уменьшились, трупы оставались лежать нетронутыми, их лишь убирали с дороги, ближе к сугробам.
Однажды Сол увидела, как молодая женщина свалилась без чувств, неся на руках младенца – упала и умерла… Никто не подошёл к ней, кроме Сол. Никто не бросился спасать малыша.
В доме Сол было прибавление. Это была девочка неопределенного возраста. Ведь Сол не очень разбиралась в младенцах. Девочка ещё не говорила, всё больше мычала и плакала. Всем семейством при большинстве голосов было принято решение назвать девочку Надей, и маленькая Сонечка с величайшей радостью взяла над ней шефство.
Еды понадобилось ещё больше. Через неделю, когда Сол ходила на чёрный рынок, она наступила в сугроб, а он зашевелился и вцепился ей в ногу острыми зубами. Кусакой оказался мальчуган, достаточно большой, но совершенно одичавший. Он уже начал охотиться на крыс, и похоже – на людей тоже.
Мальчонку звали Ваней. Сол взяла его с собой, жалко было недоросля, но с этим найдёнышем ей ещё пришлось повозиться.
Однажды Сол ушла за водой, вылив последнюю чашку в кастрюлю на буржуйке. Но когда она вернулась через час, так как пришлось ходить к проруби, ведь весь снег в округе был истоптан и выкрашен бомбёжками в чёрный цвет так сильно, что даже волшебные монеты не помогли бы его очистить, она учуяла ещё с улицы странный сладкий запах, от которого защекотало в носу и заурчало в животе, несмотря на то, что Сол не нуждалась в еде.
Она бросилась в дом сломя голову. И влетев в комнату – увидела, как Ваня что-то помешивает в кастрюле, из которой и доносится этот аромат предстоящего ужина. Мальчик сиял, предвкушая праздник живота. Сол заглянула в кастрюля, и её затошнило. Она увидела человеческую руку с растопыренными пальцами. Она посмотрела на Ваню, а тот виновато потупил глаза…
– Кроме рук больше ничего не осталось. Мужики разрубили её ещё до меня. Хорошо хоть это перепало. Вон сколько мяса, с наваром. Видно, не совсем худосочная тётка была. Груди почти с нашу кастрюлю, их Митяй из соседнего дома забрал. Вот повезло мужику. Котлет накрутит. Ну, да ладно, а мы супа наедимся и детей накормим. Вовремя она померла у нашего подъезда. Рухнула как подкошенная и ещё замёрзнуть не успела, а то бы нам её пилить пришлось. Я уже пилил. Тяжеловато…
Тут Сол увидела, как на кипящий суп смотрят другие дети. Широко раскрыв глаза и облизывая губы. Они были словно под гипнозом. Нужно было что-то делать и срочно, иначе она и глазом не успеет моргнуть, как они начнут есть человечину.
А дальше… Необратимая реакция головного мозга. Он меняет ориентацию. Еда становится его основной заботой. Причём любой ценой!
Сол подбежала к кастрюле и, схватив нож, надрезала себе запястье… Кровь Феи, как кровь Единорога – даёт силы, избавляет от скверны и отгоняет бесов. Суп покрылся густой пеной. Сначала она покраснела и стала тёмно-бардовой, а затем пена спала, и суп исчез, а на дне осталось розовое желе. От человеческих костей не осталось и следа.
– Что ты наделана? Где наше мясо?
– Вам нельзя есть мясо людей!
– Почему?
– Потому что в тебя вселяются демоны. В твоё тело, в твой мозг, в твою душу…
Сол разложила желе по мискам и дала ребятам. Те с жадностью съели сладкое, пахнущее клубникой желе, или точнее, пудинг. Он таял на языке, и они причмокивали и облизывали губки. Сол наблюдала за Ванечкой. Когда пудинг коснулся его губ, его лицо перекосила гримаса, но когда он проглотил его, лицо расплылось в улыбке…
– Вкуснятина!
– А я что тебе говорила, – сказала Соня. – Сол – мастерица готовить!
С того дня Ванечка навсегда забыл, что когда-то ел человечину.
В попытке согреть квартиру, добыть еду и воду – прошёл следующий месяц. Зима как могла щадила маленькую квартирку на первом этаже полуразрушенного дома. Не подпускала к ней снежные бури и ураганы и согревала её сугробами. Она навалила их по самые окна, заклеенные пожелтевшей бумагой, чтобы не был виден свет от крошечного огарка свечи. Его Сол берегла как зеницу ока. Свеча была волшебная. Она никогда не догорала до конца и наполняла комнату ароматами лета и цветущих трав, что очень успокаивало детей и помогало им уснуть, несмотря на канонаду и взрывы.
И вот в одно прекрасное утро, когда измученный город ещё спал, в него пришла Весна. Сол была так рада своей лучшей подруге, что не разговаривала, а пела. Что очень забавляло малышей, и они радостно подпевали ей, а когда им это надоедало, стали слегка передразнивать её. Но Сол не обижалась… Она просто не замечала этого…
Сквозь колотый асфальт пробивалась трава. И крошечные одуванчики своими солнечными головками радовали детей. Началась пора салатов и луковых лепёшек. Немного выменянной на последние слёзы муки, зелёный дикий лук, соль – и получалась такая вкуснятина, пальчики оближешь.
Весна принесла в их дом не только витаминную пищу и радость птичьих песен по утрам, но и новых жильцов… Мальчика звали Сева, а пса – Дружок. Как они прожили зиму, Сол не знала. Могла только догадываться, отчего первым делом дала малышу и его четвероногому другу своего фирменного пудинга.
Сева написал своё имя на клочке бумаги и кличку своей собаки – тоже: он не мог произнести ни слова. И Сол не знала, когда он перестал говорить, и что его так напугало. Может, смерть родителей, а может он родился таким. Он разговаривал с детьми жестами, и они очень хорошо понимали его, а Сол, она просто читала его мысли. Они были прерывистыми, словно он заикался у себя в голове…
Всё лето Сол лечила его травами, кореньями и любовью, и к осени он начал говорить. Говорить так же, как и думать – заикаясь…
К началу следующей зимы Сева мог чётко сказать целое предложение, конечно, если его не перебивали. А к Новому году, благодаря Сол, он начал говорить нормально, ещё и шустрее, чем Ванюша и Соня с Павликом – вместе взятые.
С провиантом летом было гораздо легче, благодаря хлебу с крапивой, снытью, и одуванчиками. Людей в городе становилось всё меньше и меньше, дорога жизни через Ладожское озеро с весною перестала действовать. Сначала машины с провизией тонули в прорубях и в воронках от бомб, но чем теплее становилось, тем реже и реже приходила подмога.
Фашисты беспрестанно долбили по каравану машин, везущих жизнь умирающему городу, но когда Ладога растаяла и эта надежда иссякла, фашисты успокоились, и небо над озером посветлело…
Умерли многие… Старики, больные, дети… Зимой их кремировали в печах кирпичного завода, а весной начали хоронить в общих могилах на всех кладбищах города.
В детском доме при разрушенном заводе осталось двое малышей, остальные умерли. Сол забрала их к себе, даже не потребовав у комендантши, вполне упитанной и розовощёкой дамы, хлебные карточки на детей.
Сол долго выхаживала Марусю и Таню, и уже к зиме они весело играли с остальными ребятишками. Им было лет по шесть, не больше. Очень смышлёные девочки сразу взяли на себя обязанности по дому, чему Сол и Соня были несказанно рады.
Ещё одна зима… Но Сол была готова. Она запаслась дровами, и провизией, и бомбить стали реже, а к концу зимы канонада слышалась где-то далеко, далеко… Словно в другом мире…
К концу блокады Сол усыновила двадцать детей. Выходила, выкормила, отдавая все свои силы и знания. И, несмотря на тяготы войны, на смерть, что ходила за ней по пятам, но не смела прикоснуться, золотая пыль на её теле блестела, как лучи восходящего солнца.
Раз в месяц она давала детям вкуснейший клубничный пудинг. Они ели его с наслаждением и отмечали на старом календаре, когда вновь настанет тот день, пудлинговый день – день без войны, и они вновь поедят этой сказочной вкуснятины. Сол делала бы этот пудинг каждый день, но она боялась, что её крови будет слишком мало для этого измождённого тела, которое она почти не кормила.
Она с нетерпением ждала, когда же всё это закончится, небо вновь очистится от туч, и она увидит звёзды. Она так давно не видела звёзды… Но они видели её, и как могли помогали, осыпая её плечи звёздной пылью. Ведь именно она давала ей силы помогать другим выжить! Да, Сол ждала… И этот день настал!
27 января 1944 года – День Полного Снятия Блокады Ленинграда. 872 дня в Аду… Сол не стала уезжать из города. Она осталась с ним до самой Победы. Но потом, ей пришлось уехать в Москву вместе с детьми, и уже там готовить документы на их усыновление.
– Ах, если бы Ра знал, как много у нас детей! Наверное, он был бы рад…
А Ра… Да, он был рад! Рад, что эта война закончилась! Он сидел на Розовом облаке и, как побитая собака, зализывал раны. Всё время от первого выстрела до последнего Ра выполнял то, что велела ему его совесть. Возможно, вы сочтёте его работу грязной и недостойной настоящего волшебника. Но я скажу вам, что вы не правы! Лишь настоящий волшебник и человек с большой буквы согласится на то, что делал Ра.
Он добивал раненых на поле боя… Но только после того, как понимал, что шансов у них нет, что они мучаются от нестерпимой боли и что предсмертные судороги пронизывают их тела, не давая шансов на спасение. Он закрывал им глаза лишь после того как Смерть, стоявшая у него за спиной, ласково принимала несчастную и испуганную душу солдата. Ра видел, с какой благодарностью многие, понявшие и постигшие суть, смотрели на него. И он продолжал убивать! Убивать ради жизни после жизни.
Я вскочила с кровати, как ошпаренная… Как я уснула, и не помню… Кто раздел и перенёс меня на кровать, тоже не помню… Что за чертовщина? На губах остался привкус клубники. А на прикроватном столике стояла полная бутылка вина, словно никто и не пил его до этого, даже пробка прижата.
Тут меня осенило… Это вино было самым обычным на вкус, более ароматным, чем другие вина, но вполне обычным! И странным была лишь его реакция на организм и послевкусие… Словно к губам прижали сочную клубнику, но не дали съесть. Всё тело пронизывала неведомая сила… Она окрыляла, вселяла надежду в потерянные души.
– Им нужно выпить этого вина, да только как его дать им?
Я бежала по лестнице и кричала, перебудив весь дом.
Через час все собрались в гостиной.
– Итак, мы должны найти их и заставить выпить этого вина. И они… Я почти уверена! Они изменятся!
– Да с чего ты взяла? – засомневался Стас. – Они отморозки, ублюдки…
– Значит, нужно придумать, чтобы стали. Нас много, а их двое. И у них с головой не в порядке…
– И кто пойдёт в их логово?
– Мы пойдём. Ты и я.
Стас посмотрел мне прямо в глаза, словно изучал серьёзность моих намерений, и кивнул головой в знак согласия.
Мы быстро позавтракали, сделали по глотку вина для храбрости и, простившись с испуганными друзьями, двинулись в путь. У нас не было чёткого плана, но мы были уверены, что он обязательно найдётся, пока мы будим лазить по туннелям.
Мы уходили по тропинке к скале, а друзья смотрели нам вслед…
Через час мы были у нужного туннеля. Водная гладь стала зелёного цвета и уменьшилась настолько, что прыгнуть в воду, было бы самоубийством.
Поднявшись на скалу, мы увидели, что соседний мир, заполненный разложившимися трупами, был почти разрушен. Получилась братская могила для множества безымянных тел. Перешагнул через груду камней, частично вывалившихся в мир каннибалов, мы осторожно подошли к дому… А из него раздавались странные крики и рычания. Каменный дом трясся от наносимых ими ударов. Мы аккуратно заглянули в приоткрытую дверь… Эти бывшие люди, а ныне – дикие звери, бросались друг на друга, кусались и царапались, как это делают Гориллы – самцы в брачный период.
Дождавшись, пока один повалил другого на спину и собирался вонзить свои зубы ему в горло, Стас стукнул камнем по голове сначала того, кто был сверху, а затем и того, кто был уже слегка придушен…
Мы выволокли их на улицу. За сутки нашего отсутствия они окончательно одичали и совсем лишились одежды, порвав её в бесконечных драках.
Я достала из-за пазухи бутылку вина и влила каждому в глотку приличную дозу. Больше пяти минут ничего не происходило, но потом их тела забились в судорогах и изо рта потекла пена.
Затем гримасы сошли с их лиц, и они одновременно открыли глаза. Мы были наготове, держа в руках по здоровенному камню, чтобы дать отпор, но этого не понадобилось…
Мужчины сели, посмотрели на нас и заплакали, как малые дети. Со слезами из них выходила вся скверна, всё зло, которую они накопили за то время, что ели себе подобных. И разум почти покинул их, а душа была в цепких руках демонов, что вселились в них. Наконец, слёзы кончились, и они успокоились благодаря моим усилиям…
Я гладила их головы, говорила им ласковые слова.
Затем мы помогли им встать, и лишь тогда они заметили свою наготу и множество ран и ссадин на своих телах.
Из тряпья, найденного в доме, мы соорудили им набедренные повязки, и Стас помог им их надеть. Словно дети малые, они доверяли нам безоговорочно.
Мы повели их через туннель и дальше в мой мир, чтобы залечить их раны, вымыть, одеть, накормить и узнать наконец-то их историю… Меня просто распирало любопытство. Почему эти двое оказались в одном мире, и был ли кто-то в том мире, который затопило водой? Все мои мысли стремились к тому загадочному человеку, который поделился со мной своей тайной. Я искала только его. Он знал моё имя ещё до того, как я стала его носить. А вдруг они что-то знают о нём?
Я люблю тебя, Сол… Навсегда…
Кто тот человек, который написал эту волшебную фразу, сошедшую со страниц моего романа? – этот вопрос стал для меня навязчивой идеей, постоянно сидевшей в мозгу.
Как все были рады нашему приходу. Девчонки обнимали и целовали Стаса как героя и как единственного кавалера. Но это пока… Пройдёт неделя, и наша спасённая парочка человекообезьян, которых звали Игорь и Максим, превратится в настоящих донжуанов.
Сначала Максим поразил нас искусством обольщения, и сердце Кати дрогнуло. А затем… Наташе было сложно принять ухаживание мужчины, от которого она настрадалась, но он не помнил этого и продолжал настаивать, и в результате она сдалась и не напрасно. Игорь оказался замечательным человеком и хорошим отцом для её крохи…
Мальчика назвали Николаем, в честь дедушки, как сказала Наташа, и Игорь поддержал её в этом выборе. Так у нас появился новый член общины, Николай Игоревич.
Я с наслаждением и великой радостью наблюдала за сложившимися парами. В их глазах светились звёзды, а сердца излучали любовь, которую было видно даже невооружённым взглядом. Но нужно было продолжать поиски!
Моим друзьям неведомы были цели и причины, по которым я готова была блуждать по разным миров в поисках их обитателей. И это к лучшему. Никто не мог обвинить меня в предвзятости и неоправданном риске.
Я сказала им, что, возможно, мы – единственные оставшиеся в живых после всемирной катастрофы, и именно нам предстоит создать новую соц-систему, новое сообщество людей на планете Земля.
Итак… Мы были в мире Маши, там было темно и неуютно. Затем в мире Станислава, где стоял дом из стекла, вершина авангардной мысли архитектора – мечтателя, но он вполне был пригоден для жилья, а значит, мечты в том мире сбывались, пусть и с небольшими погрешностями.
Далее мир Кати… Стоп! В этом мире мы не были. Мы нашли Катю, когда она ползла нам навстречу по трубе, израненную от бесконечных падений со скалы и истощённую от голода. И даже когда мы путешествовали по мирам, мы не смогли разрушить перегородку, и нам пришлось миновать этот мир по трубе. Мы не заглянули в него ни разу, даже когда были в ведущем к нему туннеле, в который мы попали, спасая Наташу и Стаса.
А ведь этот мир граничит с тем, что был затоплен, а теперь завален камнями. А вдруг, спасаясь, человек из того мира перебрался в Катин?
Друзья внимательно следили за моими мыслями вслух, пока я не обратилась к ним с предложением посетить мир Кати. Услышав это, Катя побледнела и посмотрела на меня так жалостливо, что у меня по спине пробежали мурашки… Эта девочка что-то скрывала, но боялась признаться. Нужно было вывести её на чистую воду.
– Что-то не так, Катюша? Может, мы чего-то не знаем?
– Нет, всё в порядке… Так что-то, голова закружилась…
– Может, от любви! – засмеялся Максим и обнял Катю за плечи.
– Если у всех всё в порядке, тогда я собираюсь в путь! Кто-нибудь составит мне компанию?
– Я пойду! – сказал Стас. – Не могу же я оставить тебя без присмотра, у тебя же дар вляпываться в истории. Кто знает, что судьба преподнесёт тебе на этот раз. А вдруг этот мир кишит монстрами и Катя одна из них?
Шутка явно была неуместной и слегка злой. Глаза у Кати загорелись огоньками ненависти, и меня это насторожило ещё больше, чем её бледность.
– Хорошо! – сказала я. – Со мной пойдёт Стас, и Катя с Максом пусть прогуляются. Маша останется присматривать за малышом, а Игорь – за Наташей.
Дав последние наставления, мы двинулись в путь. Я не сводила глаз с Кати, а она, напротив, прятала их, низко наклонив голову, словно мы вели её на казнь.
Что случилось с этой девочкой? – спрашивала я себя. – Что же она натворила?
Стас шёл впереди и радостно насвистывал, а Макс пытался подбодрить Катюшу и что-то постоянно шептал ей на ухо, но по тому, как она всё больше мрачнела, складывалось впечатление, что с утешением у него ничего не выходит. Видимо, он выбирал неправильные слова. Оставив свои приставания, Макс догнал Стаса и помог ему в художественном насвистывании, а сам искоса продолжал следить за Катей.
Так как денег у нас не было, и они нам были ни к чему, я не стала их останавливать, хотя, если сказать честно, это меня раздражало. Свистуны из них были никудышные, как, к слову, и музыканты, и человеку с хорошим слухом их свистопляски были невыносимы.
Я знала, что всему виной мои подозрения, но гнев нарастал, и когда мы прошли туннель и вышли на каменную стену, я попросила их замолчать.
Они недоумённо переглянулись и всё же перестали свистеть.
Пропустив перед собой Катю, я старалась не упустить её из виду. Руки у неё тряслись, а шаги были неуверенными. И она еле-еле передвигалась по стене и тормозила меня.
Стас ушёл далеко вперёд, а Макс шёл вплотную к Кате, но та словно не замечала его… Она была в каком-то забытьи.
И тут она резко остановилась, обернулась на меня и, сделав резкий рывок в сторону, прыгнула в воду.
До воды было больше десяти метров, а неделю назад в неё можно было просто спрыгнуть или посидеть на скале и пополоскать в ней ноги. Но сейчас… Это была верная смерть!
Я видела, как её тело летело в воду, как оно погрузилось в неё, выбросив на поверхность фонтан из брызг, и пропало… Зелёная рябь покрыла поверхность воды, и через секунду она вновь стала зеркальной.
Я хотела прыгнуть за ней следом, но что-то, может инстинкт самосохранения или интуиция, остановили меня от необдуманного поступка, и я осталась стоять на скале, вглядываясь в толщу воды.
Вернулся Стас и так же пристально, как и я, вглядывался в воду, ожидая, что она всплывёт и позовёт на помощь, но всё тщетно, Катя утонула…
А Макс? Он вёл себя странно… Когда после падения Кати я обернулась на него, его рука была выставлена над пропастью, а вторая сжата в кулак, да так крепко, что на каменную тропу капала кровь. Видимо, он поранил ладонь ногтями или ещё чем-то… У него был испуганный вид, но не трагичный, как было бы логичнее в этой ситуации.
И он не прыгнул за ней… Почему? Стас бы без раздумий сиганул вслед за Машей в любую пропасть, а этот – нет, стоит себе с протянутой рукой и молчит. Хотя, что я наговариваю на парня, может, это – просто шок.
Постояв ещё с минуту, я попросила друзей продолжить поиски, а сама вспомнила выражение глаз Кати. В них был страх. А ещё? Что-то ещё, чего я не поняла тогда, кажется, она хотела о чём-то попросить меня. Но о чём?
Мы дошли до туннеля, ведущего в её мир, и сели на камни. Разговаривать не хотелось… Но я не могла плакать, мне казалось, что у девочки была веская причина поступить именно так, и, по всей видимости, смерть казалась ей слаще, чем раскрытие её тайны.
Я рассказала ребятам о своих размышлениях… Они ничего не ответили мне и молча вошли в неизведанный мир.
Сначала мы увидели посёлок. Небольшие аккуратные домики с черепичными крышами и печными трубами. Зелёненькие ставенки на окнах и аккуратно побеленные стены. Широкая улица вела к самой скале, а за домиками были разбиты огородики. Но что на них росло, теперь было трудно понять, так как урожай полёг от засухи. Плетни растений вытянулись вдоль грядок, как тонкие змеи, и наводили ужас. Двери в домах были открыты и – ни души.
Аккуратно спускаясь со скалы, мы вышли на улицу и, пройдя пару домов, заглянули внутрь. Застеленные кровати и чистые половики, белоснежная скатерть и тюлевые занавески. Иконы в углу и церковные книги на полках. Небольшой камин, заложенный дровами для растопки… Всё было так, словно люди вышли на минутку и вот-вот вернутся назад и позовут нас к столу.
Но лишь этот обеденный стол говорил о том, что людей здесь давно не было. Зелень повяла, а варёная картошка сгнила вместе с другими овощами, разложенными на большом цветастом блюде.
В какой бы дом мы ни заходили, везде всё было одно и то же, пока мы не дошли до последнего. Здесь не было мебели, не было икон и книг, а ставни были наглухо закрыты. Мы отворили их, и я пошатнулась…
Всё в этом доме было багрового цвета: пол, стены, потолок, а на столе, на окровавленном тряпье, лежала человеческая рука. Маленькая, с тоненькими пальчиками…
– Детская! – вскрикнул Стас. – Здесь были дети!
Мы поспешили выйти на улицу. Но в доме не было запаха разложения и крови, как в соседнем мире.
– Эти люди там, в воде, – и Стас показал в сторону разрушенной стены. – Они не приплыли туда. Их убили. Всех до одного. Их попросту бросали в воду…
– Но кто? – недоумённо спросил Макс.
Мы посмотрели на него, как на идиота, и сказали в один голос:
– Катя!
Да, это было смелое предположение. Но всё складывалось против Кати. Её рассказ о том, что она не могла залезть на скалу, был нелепым, так как скала со стороны большой воды была почти пологой, и она могла бы залезть на неё, как говорят, не замочив ног. Она явно делала это не один раз, наблюдая за тем, как я выбираюсь на площадку. А вот та стена, которая сейчас была разрушена и похоронила под собою трупы, была почти отвесной, и даже сейчас на неё было сложно залезть, не ободрав ноги. А это значит, что она лазила туда не один раз, да ещё и с тяжёлой ношей, чтобы свалить очередной труп. Но была ли там вода в то время?
Скорее всего – да. И, спасаясь от воды, она и перешла в этот идеальный мир нормальных людей, невероятным образом основавших тут деревню за такой короткий срок.
Просто Катя решила воспользоваться тем миром для заметания следов, но почему? Ещё один вопрос и ещё один ответ. Катя и была жительницей того мира, который был затоплен. Мы пытались его отыскать и нашли…
Но остался вопрос, на который мы не знали ответа: почему она всё это делала?
Наша Катя. Мы знали её кроткой и ласковой… Ранимой и доверчивой… Как она могла сотворить весь этот ужас? Мы вернулись домой и рассказали друзьям об увиденном. И вновь и вновь, обсуждая это, высказывали разные предположения и самые невероятные версии.
Но я думала об ином, даже не о несчастной Кате, оставив эти мысли на потом, а о том, откуда в том мире взялось такое огромное количество людей, ведь их не было в доме, из которого нас всех перенесли в это убежище. И не было ли среди тех несчастных того единственного, которого я искала…
И всё же я не теряла надежду и решила продолжить поиски, даже если мои друзья откажутся сопровождать меня. Но с чего начать, а вернее, продолжить?
Следующий мир, из которого спасли Игоря и Макса, был последним по эту сторону трубы, а дальше – новое препятствие: тонкие балки на другую сторону…
Сил на разговоры больше не было, и я пошла спать. За несколько минут до того, как мне приснился этот сон, я подумала, что на войне, как на войне… Мы теряем друзей, но не сдаёмся, и одно поражение ещё не повод сдаваться без боя и капитулировать. Но когда я заснула, всё изменилось…
Мою душу окутал покой и несказанное счастье оттого, что мир, который я потеряла, всё ещё жил в моём сознании и в моём романе, который становился толще день ото дня, и я становилась частью его, открывая для себя всю большую связь между реальностью и выдумкой. А может, всё наоборот? И эти миры и есть настоящая выдумка, история, придуманная автором, куда более виртуозным, чем я?