1
— Вот уж не подумала, что она переоденется мужчиной, — заговорила вдова Бреттшнайдер после долгого молчания. — Вальтер нисколько и не походил на нее. Вроде и покрупнее был, вот как пан барон, в точности. Только волосы светлые, как у нее. А голос…
— Она всегда пела альтом. Захочет, и басом заговорит! Надела, наверное, туфли на высоких каблуках. Такая хитрая бестия!.. — Это были первые слова фабриканта. Он был в ярости, теребил в руках платок, словно желая порвать его в клочья. — Не ожидал я подобного предательства!.. Как тут верить даже самым близким! — Барон уже не жаловался, как по дороге из замка, а скорее угрожал, словно решил всех считать своими врагами, в том числе и спутников в карете.
«И правильно», — подумал Красл. Ясно, что графиня убила Павлату. Хотела воспользоваться его кражей против Риссига. Когда лавочник отказался продать добычу, поступила согласно фамильным обычаям, ведь ее предки были рыцари-захватчики. Позднее она, вероятно, связалась с Ганкой, хотя, возможно, он действовал сам по себе. Ну а теперь, видя, что убийство не раскрыто, Эренберг обратилась к вероятной соучастнице Павлаты. Для страховки решила воспользоваться мужским костюмом. Только вот как бы эта аристократка достала обещанные десять тысяч?
— Я думаю, вы нас должны благодарить, пани Бреттшнайдер! Эта женщина расплатилась бы с вами скорее оловом, чем золотом.
— Пули уже давно не делаются из олова, — насмешливо заметил барон. — Тоже мне детектив! Правда, вы сегодня единственный чего-то добились. Выяснили наконец правду?
— К сожалению… — отозвался Красл.
— Жалеете, что не меня уличили?
— Жалею, что убийца останется безнаказанным.
— Это уж нет, будьте спокойны! Сегодня же вечером позвоню полицейскому комиссару в Брод и расскажу. Можете на меня положиться. В кандалах проведут ее мимо фабрики, это я вам обещаю! И мимо дома Павлаты. Начнут бить — во всем признается! — Барон снова пришел в неистовство. До самого Свагова барон проклинал свою бывшую любовницу и смолк только когда карета остановилась у лавки Павлаты. И ни у кого не возникло мысли, что графиня могла приехать всего лишь для того, чтобы повидать и успокоить своего тайного возлюбленного, оправдаться или выпросить у него прошение.
2
— Десять тысяч вы не получили, женщина, — сказал Риссиг, прощаясь с Бреттшнайдер, — но зато у вас голова осталась на плечах, а это подороже. Прощайте! И не суйте свой любопытный нос куда не следует!
Он выпрыгнул из кареты перед фабрикой, словно забыв об учителе. Красл беспомощно пошел за ним. В канцелярии их приветствовал Пальме.
— Разумеется, у нас ничего не пропало! Все записи находятся в сейфах, а они у нас самые современные. Раз в неделю я все лично проверяю.
— Тогда откуда все эти разговоры? — гневался фабрикант. — С чего это Павлата вздумал хвастаться, что прижал меня к ногтю? — Он нетерпеливо ходил по комнате и был так зол, что казалось, вот-вот он ударит своего директора.
— Не могу знать, ваша милость. Но если изволите помнить, полгода назад было покушение на ограбление… — Пальме показал на сейф, стоящий в углу. — Вот у этого сейфа была несколько повреждена задняя стенка. Но они тогда сбежали с пустыми руками. Однако мог пойти слух, что кража удалась, никого тогда не удалось поймать…
— Вот вам ваш Павлата! — обернулся барон к Краслу. — Уж он заслужил памятник! Мало того, что обокрал мою мать, он же, видно, пытался вскрыть мой сейф, коли твердил потом, что у него мои документы!
— Это мог быть другой преступник, который к Павлате не имеет никакого отношения… — тихо возразил Красл.
— Разумеется, мог! Учитель Красл не изволит верить барону Риссигу! Подите-ка сюда, директор! Немедленно проверьте все документы! — Он буквально поволок Пальме из комнаты. Учитель остался наедине с писарем. Тот горбился у окна над какими-то ведомостями, орудуя допотопным гусиным пером. Красла он не замечал.
— До свидания!.. — робко произнес учитель и взялся за дверную ручку. Когда он впервые встретился тут с Пальме, настроение у него было получше. Тогда он радовался, думая, что уже почти раскрыл преступление. Теперь, вновь полагая, что тайна раскрыта, учитель не испытывал никакого удовлетворения. Что ему до отношений барона и графини? На чьей он стороне? Чужак и есть чужак!
— Grüß Gott! — внезапно воскликнул писарь, глянув на Красла своими рыбьими глазами и словно удивляясь, что учитель еще здесь. Красл поспешил выйти. В конце концов барон с графиней договорятся — старая и новая аристократия. Фабрикант вряд ли заявит в полицию. Скорее будет шантажировать. Учителю следовало бы самому сообщить о графине полицейскому комиссару, а кроме того, выяснить, где была графиня во время беспорядков у фабрики. Но у Красла пропало всякое рвение. Вспоминая графиню, как вихрь примчавшуюся на перекресток, он говорил себе — нет, не так бы вел себя убийца, эта женщина не могла быть убийцей! Впрочем, окончательное решение за Альбиной, она здесь самое заинтересованное лицо.
3
Однако оказалось, что у нее более насущные заботы. Она встретила учителя, едва сдерживая слезы: Риссиг не сдержал слова. Едва ушла Бреттшнайдер, ворвались жандармы, какие-то незнакомые, наверное, специально вызванные из Брода. Яреку удалось спастись в последнюю минуту. Стреляли в него, как на охоте! А потом перевернули весь дом вверх ногами… Альбинка шмыгала носом, сидя среди проткнутых штыками перин, скорбно озирая свое разоренное жилище.
— Жандармы сказали, что ищут листовки социал-демократов, а я теперь на подозрении и должна каждый день отмечаться в полиции. Но я думаю, что они искали те самые записи Риссига…
— Какие записи? — взорвался Красл, которому негде было даже присесть. — Никаких записей барон не ищет, все у него в полном порядке, своими ушами слышал! Это все сплетни! Выдумки, из-за которых совершено преступление!
— Но зачем они так тщательно все обыскали?
— Понятия не имею! — Красл смертельно устал, и все ему опостылело. — Право же, не знаю, Альбинка!
Девушка сидела как пришибленная. Так притерпелась к бедам, что, если бы сейчас подожгли крышу над головой, она бы не удивилась.
— Одно я знаю твердо — Риссига мы подозревали зря! И Ярека не он выдал. Парни в последнее время сами были очень неосторожны. Почему вы здесь во всех ваших бедах вините одного Риссига? И болезни, и неурожаи тоже из-за него? А между прочим, только фабрикант может тебя выручить!
— Каким образом?
— Он один может купить эту лавку. А продать здесь все придется, Альбинка, потому что ты поедешь со мной в Прагу!..
Девушка была ошеломлена.
— Ну разумеется, не могу же я тебя оставить здесь совсем одну! Доктор Х. обязательно о тебе позаботится. Хотя бы ради отца! А Голан потом может за тобой приехать… — учитель не терял оптимизма.
— Вы думаете, барон теперь согласится купить лавку? Если даже не ищет документы?
— Посмотрим… — И Красл снова отправился к фабриканту, надеясь, что это уж в последний раз.
4
Риссиг отказался его принять. Замок празднично сиял, слуги щеголяли в роскошных ливреях. Лакеи у входа торжественно кланялись гостям.
— Тогда доложите пани баронессе, — потребовал Красл.
— Она никого не принимает!
— Скажите, что я принес ее книгу.
Камердинер смерил его недоверчивым взглядом.
— Смотрите, будут неприятности, если не доложите! Ее светлость ожидает меня!..
Камердинер Пожал плечами и вышел. Другой слуга тем временем преградил Краслу дорогу. Звучали веселые куплеты, прерываемые смехом и аплодисментами. Видимо, сегодня вместо Моцарта гостям предлагалась оперетта. Певец повторял на бис:
Все общество, видимо, изрядно подвыпившее, громко подпевало певцу. Они сделали гимном песню, которая издевается над ними. Обернувшись, Красл заметил, что возле него тихо стоит пани Риссиг. Она была в черном домашнем платье и явно не участвовала в приеме. Баронесса пригласила его в свои покои, где Красл увидел наконец ее знаменитую коллекцию. Толпы китайских статуэток, множество ваз и украшений из фарфора, большая библиотека. Красл сбивчиво изложил свою просьбу:
— Ваш сын как будто интересовался лавкой Павлаты… Приглашал даже нотариуса из Либерца…
— Вы не поняли мою книгу, учитель. Очень жаль…
Комната освещалась красной люстрой, отчего Красл чувствовал себя то ли в гробнице, то ли в публичном доме.
— Есть три вида существования, и все они полны зла: первый — стремление удовлетворить желания, сладострастие. Второй вид — жажда личного бессмертия, третий — жажда успеха, богатства и власти, суетность. Все три зла следует превозмогать, учитель! Понимаете? — Она смотрела на него укоризненно. Из зала доносился припев:
— Сладострастие и суетность — суть главные препоны на пути к счастью!
— А что такое голод? — спросил Красл злобно. — Об этом вы никогда не задумывались, пани?..
Старая дама рассеянно смотрела на книги.
— Очень жалко, что нет Золотого Будды! Все же кто-то, видимо, украл его у меня.
Учитель повернулся и пошел, без извинений, не простившись, в нем зрел бунтовщик. Пронесясь мимо камердинера, он почти влетел в объятия толстой матроны с грандиозным декольте, которая как раз выходила из кареты. Вслед ему неслись ругательства, но он и не оглянулся.
5
— Вы утверждаете, что Вальтер — переодетая женщина? У меня другие сведения! — Голан подкрался к дому Павлаты, когда совсем стемнело. Наверное, действительно с важными новостями, коли ради них рискует жизнью. Мужчины беседовали шепотом, испуганная Альбина караулила у дверей.
— Такой человек, говорят, ходил среди рабочих год назад. Точно соответствует описанию: высокий блондин, говорил с акцентом, приходил всегда только в сумерках. Агитировал против Риссига, даже деньги давал, но все, кто связывался с ним, кончали тюрьмой. Это явный провокатор. Графиня, если она даже сумасшедшая, никогда не станет мараться об рабочих. А вот что это доверенное лицо Риссига, главарь его тайной полиции — вполне возможно. Смелый человек, коли рискнул явиться к Бреттшнайдерихе. Но графиня тут, безусловно, ни при чем!
— Но какое отношение он имеет к убийству Павлаты? — спросил учитель в полном отчаянии от всей этой путаницы. — Вот что надо объяснить!
Скольких людей он уже подозревал в убийстве? Не счесть! Уж лучше бы он не заметил этой проклятой «шальной пули»!
— У него светлые волосы. И работает явно на Риссига. Ищет потерянные записи…
— Риссиг никаких записей не терял, это все досужие выдумки… — грустно возразил Красл. Вдруг Альбина встрепенулась.
— Беги! — закричала она, но было уже поздно: в дверях, загораживая выход, стоял барон.
— Напрасно прячешь, девчонка, жениха. — сказал он грубо. — Я не собираюсь тебе мстить, особенно теперь, когда ты, наконец поумнела. Даю тебе за эту лавчонку пятьдесят золотых, сама понимаешь, большего не заслужила. И выметайтесь сегодня же ночью все, вместе с вашим учителем! Иначе я ни за что не ручаюсь! Убийцу отца мы обнаружили, хотела ли графиня и тебя отравить — выяснится в дальнейшем. Вот учитель может засвидетельствовать, что я говорю правду. Он меня терпеть не может, так что ему можешь верить. Что убийцу накажут — ручаюсь. Прочтешь об этом в газетах. Только читай «Богемию», а не грязные листовки друзей твоего жениха. Впрочем, поступай как знаешь.
Учитель был взволнован. Все же фабрикант прибежал тотчас же, бросив дома гостей? И все ради этой лавчонки? Хотя и утверждает, что у него ничего не пропало. Что-то концы не сходятся…
— Пан учитель… — Альбина растерянно смотрела на Красла.
— Ты любишь этого бунтаря, значит, все решено! Здесь с ним ты остаться не можешь, сама должна понимать! — ответил вместо Красла Риссиг.
— Но так дешево, — возразила было Альбина, в которой вдруг пробудилась дочь лавочника.
— Большего и не стоит твоя развалюха! — сказал Риссиг. — Раз ты предпочла Голана пансиону, не вижу смысла делать тебе подарки!
Красл молчал, в волнении кусая губы. Не знал, что посоветовать, просто не знал. Альбина еще раз обмакнула перо, склонилась над договором и старательно, буква к букве, стала писать. Риссиг выхватил бумагу из рук, не дав даже подсохнуть чернилам.
— Через полчаса сюда придут мои люди. Они снесут этот домишко… — произнес он с удовлетворением.
— А это не… — Ярек Голан вышел из лавки, руки в карманах, взмокший от этой сцены, которую он наблюдал из укрытия.
— Я ничего не слышал и не видел, — проворчал барон. — Свое слово я держу!
— Но мне надо собрать вещи…. — робко возразила Альбина.
— Какие вещи? Ты продала дом вместе со всей обстановкой и товарами! Тряпки свои можешь взять! Ты же подписалась! — Он махал договором у нее перед глазами. — Если вы возьмете отсюда что-нибудь, вас задержат за кражу! — Риссиг швырнул на стол стопку банкнот. — Сделка состоялась.
— Нет! — вскричал вдруг Голан и, прежде чем кто-либо успел вмешаться, бросился к барону, вырвал у него бумагу и порвал в клочья. Риссиг пытался помешать ему, но силы у них, видимо, были равные. Голан схватил его за горло и порвал сюртук.
— Ярек! Ваша милость! Голан! Пан фабрикант!.. — кричали Альбина и учитель, не решаясь разнять дерущихся.
— Если ты не убил Павлату, то моих-то товарищей наверняка… — прошипел Голан и потянулся за ножом. Изловчившись, Риссиг отшвырнул его к окну. Альбина взвизгнула от ужаса. Учитель разбил стекло, чтобы позвать на помощь. В это время раздался выстрел. Ярек выпустил нож и схватился за правую руку. Фабрикант только рассмеялся и запахнул сюртук, разорванный от ворота к карману.
— Об этом вы еще пожалеете! Все вы!… — Он направился к дверям.
Красл видел, что необходимо действовать. Он бросился вслед, решившись, если потребуется, встать на колени.
— Пан барон, подождите же, умоляю вас… — только возле самой кареты он ухватил его за полу, но кучер нагнулся с козел и взмахнул кнутом. У Красла перед глазами засверкали искры, материя в руках затрещала. Через секунду кареты с Риссигом уже не было.
— Что тут творится? — послышался любопытный голос бабки из соседнего дома.
— Ничего. Кажется, ничего… — с усилием произнес учитель, ощупывая голову. Альбина промывала рану Голана.
— Да ладно, ничего нет… — улыбался Ярек. — Пуля пробила мякоть руки и застряла где-то в балке. Как в тот раз…
— Как в тот раз! — повторил Красл и посмотрел на полу баронского сюртука, которую он оторвал вместе с карманом. В кармане… золотились локоны светлых волос! Одолевая растерянность, Красл потянул волосы из кармана. Это был парик!
— Теперь надо уходить! — сказал решительно учитель. — С минуты на минуту сюда явятся жандармы!