— Бандиты! — сорвалось невольно у Вадима.

— Ну что вы? Бандиты просто дети против Быковых. Они хоть что-то оставляют на жратву! Чтобы человек не сдох. А коли что случится, чтобы было на что похоронить. Эти даже с покойного кальсоны снимут, — вздохнул Филя горько.

— Тут уж не по семь миллионов, намного больше получается, если на круг, — прикинул что-то свое Вадим.

— По семь — с базара! — уточнил Филя.

Когда он ушел, Соколов с Потаповым долго обсуждали, что может связывать Быковых с Поповым? Могли ли они украсть коллекцию из квартиры Карпова? Почему Попов постарался скрыть свое общение с Быковыми от Вадима?

— И Попов, и Быковы одного поля ягоды. Без выгоды их общение не имело бы никакого смысла. Это однозначно. И выгода должна быть обоюдной. Игру в одни ворота не потерпит никто из этих троих, — говорил Потапов.

— А может, зависимость? Ведь Попову есть чего опасаться. Может, братцы прикрывают его?

— Они скорее накроют, чем прикроют! Двое на одного — это уж слишком дорогое удовольствие. Петру не потянуть. Тут уж не «крыша». Попов — человек жадный; Копейку не потратит впустую. Надо проверить, на чем он завяз, где попал в лапы Быковых?

— Хорошо. Попробую узнать подробнее, — усмехнулся Вадим загадочно.

— Что ты придумал? — заинтересовался Потапов.

Но Соколов обещал поделиться информацией уже завтра утром, если ничего не помешает.

Вадим не решился открыть свой ход. Он вздумал прибегнуть к самому простому способу.

В доме Быковых — современной девятиэтажке — имел квартиру друг Вадима, одноклассник Валерий Горбунов. Он вернулся из Афганистана калекой. Без ноги. На работу его никуда не взяли. И жил он вместе с матерью на свою и ее пенсии. Мать Валерия слыла во всем городе отменной гадалкой. Когда в доме узнали об этом, к старушке потянулись бабы. Даже интеллигентки. А уж обывательницы тем более. Ведь именно удивительный дар женщины дал возможность купить квартиру в новом доме, куда сразу хлынули клиенты — старые и новые.

Валерка Горбунов сам рассказал об этом Вадиму и пригласил его к себе в гости на чашку кофе.

Встретились они случайно в автобусе. Валерка ехал на примерку протеза, какой заказала мать, и дал номер своего телефона. Вадим тогда ничего не пообещал. Нехватка времени не позволила давать слово впустую. А вот теперь он вспомнил.

«А что, если жена Быкова тоже навещает семью Горбунова? Все бабы одинаковы, хотят знать, что будет. И гадалкам, как правило, не врут. Раскрывают душу больше и доверчивее, чем родне!» — поразмыслив, Соколов набрал номер телефона. И через десяток минут уже ехал к Горбуновым.

Александр сразу смекнул: Вадим решил заняться поисками коллекции Карпова, но что вздумал предпринять, не поделился. И захотел подключиться, помочь.

Он до глубокой ночи беседовал со следователем по делу и выяснил, что в осмотре и в обыске квартиры нумизмата после его смерти братья Быковы не участвовали. Это подтвердили протоколы.

— Официального доступа не имели. Но это еще ни о чем не говорит, — решил для себя Потапов.

Он понимал, что вынести сейф из квартиры братья могли лишь глубокой ночью, когда все соседи спали. Но… увезти его могли только на машине, какую должны были пригнать к самому подъезду. Любой автомобиль спокойно увез бы сейф. Но следователь проверял эту версию. Никто из соседей Карпова не видел машины у подъезда помимо милицейской летучки, приезжавшей дважды и то в середине дня. Ничего не выносили милиционеры из квартиры покойного. Пробыли недолго и уехали. Кроме них был следователь прокуратуры. Тот несколько раз приезжал. Но уходил всегда с пустыми руками. Среди ночи ни одна машина не могла подъехать к дому незамеченной. В правом его крыле, со стороны въезда во двор, располагался магазин, какой охранял сторож с двумя громадными овчарками. Сторож неоднократно отвечал следователям, что и до смерти Карпова, и после ни одна машина не подъезжала к дому ночью. Все жители имеют гаражи, но не во дворе. Далеко от дома. И ночами никто не ездит здесь. Ни гостей, ни чужих сторож не видел. Тут всякая машина на виду.

— Тьфу, черт! Ну не испарился же он, на самом деле! — досадовал Потапов, перелистывая исписанные страницы дела.

Следователь поработал много. Беседовал даже со стариками-соседями из дома, что стоял напротив. Все безрезультатно. Ему рассказали, как опускались воры из квартиры через окно, сколько раз включался в квартире свет и кто в ней был. Одна бабуля даже записи вела и отдала их следователю, пообещав, что, если что увидит, обязательно перезвонит.

Потапов исподволь узнал, где находились братья Быковы и Петр Попов в последующие дни после смерти Карпова.

Попов постоянно был в Орле. И не выезжал из города в течение месяца. Дмитрий с Иннокентием тоже были в городе. Но Кешка на несколько дней уезжал в Прибалтику, в Ригу, в служебную командировку. Пробыл там пять дней.

— Интересно, какова цель командировки? Спецоборудование привез. Рации для работников милиции. Но почему в Риге? В Москве они и дешевле, и лучше. Надежные и детали есть на случай ремонта. Кому в голову взбрела эта идея? — удивлялся Потапов.

Александр внимательно вчитывался в список привезенного из Риги оборудования. Нет… ничего, ни одной зацепы, кроме интуитивного предчувствия, что это дело не обошлось без Быковых. Но даже уверенность, не подтвержденную документами, к делу не пришьешь, — вздыхает человек.

Рига? Но почему Рига? Случайно ли? А может, там он решил сбыть коллекцию? Хотя одна поездка вряд ли что решит. Нужно проверить, не поедут ли туда снова — Быковы или сам начальник. А может, и к ним кто-нибудь туда прикатит? Хотя эта поездка первая. А вот последующие уже можно взять под контроль, если они наметятся. И главное, узнать, не ждут ли в милиции гостей из Риги? В Орле им коллекцию не сбыть. В Москве— тем более. Тут же попадутся. Они не столь глупы, чтобы так рисковать. Значит, постараются избавиться от нее за пределами России. Хранить у себя годами — не станут. Страх заест. Да и деньги любят. Видно, тоже решили разделить на всех поровну— вспомнился рассказ Фили о начальнике милиции и Кешке.

В Риге уже, случалось, не раз ловили воров, сбывающих бесценные иконы и картины, украденные и вывезенные из России. Рынок там налажен. Не зря таможня с ног сбивается именно на этом участке границы. Хотя и окольных путей полно. На каждой тропинке посты не выставишь. Нужно срочно связываться со своими. Они пусть проследят. Если приедут из Риги, поездка Быкова туда была неслучайной, — Александр решил сразу связаться с информатором, работающим в милиции.

Вадим тем временем разговаривал со своим другом. Валерий Горбунов искренне обрадовался приходу Соколова, без умолку рассказывал, как жили они с матерью все эти годы, и не замечал, что друг нетерпеливо ждет, когда к их разговору присоединится мать Валерия. Она уединилась в своей комнате с какой-то женщиной и оттуда доносились лишь приглушенные голоса, слов невозможно было разобрать.

Валерка рассказывал о пережитом, о прошедшем.

— Поначалу я думал — не переживу всего случившегося со мной. Пенсии даже на хлеб не хватало. Мать все успокаивала. Мол, не в том счастье. Слава Богу, жив. А я сколько раз жалел, что живой остался. Думал, вот если бы погиб, сам бы не мучился и мать бы не изводилась. Получала бы за меня пенсию. Одной ей на жизнь хватило бы. Вот я это и высказал ей вслух однажды. Она как заплакала. И сказала, что без меня ей жизнь не нужна. А тут вечером приходит к ней знакомая. Мать ей на карты кинула. Та не поверила.

Но через неделю подруга двоих привела. Попросила погадать. Мать уважила. Те, уходя, деньги оставили. А вскоре снова пришли. Привели своих знакомых. Тоже не задарма. Так и завертелось колесо. Матери неловко было деньги брать, но куда денешься? Нужда за горло взяла. Другого выхода не было. Поначалу мы с мамкой радовались, что на жратву стало хватать. Потом и обновки появились. Люди в очередь к ней стоят. Случается, с утра до вечера ждут, чтобы попасть. И вот как-то один приехал из другого города. С Брянска. Там о ней услышали. Попросил погадать. Мать кивнула и говорит ему: «Сегодня домой не поезжай. Беда будет— разобьешься насмерть…» Мужик не поверил. Но то ли засомневался, а может, решил проверить мать. Послал водителя в Брянск сказать жене, чтобы не беспокоилась, мол, у сестры в Орле заночую. И впрямь к ней, только пешком. А на следующий день пришел и сказал, что водитель его не приехал. Жена звонила. Разбился он. Прямо на трассе… Насмерть сразу. И машина вдребезги. Зато этот человек живой остался. Кучу денег дал матери, что уберегла. Она их отложила на квартиру Стали копить. Собрали. И, видишь, купили, обустроились. Все наладилось понемногу. Протез мне сделали. Хожу, привыкаю к нему.

— С соседями познакомился? — спросил Вадим.

— С некоторыми. Через мать.

— Хорошие люди?

— Всякие есть. Но я с ними дела не имею. Не сближаюсь особо.

— У вас в подъезде Быковы живут. Он сам в милиции работает. Может, слышал о его брате, говорят, бандюгой был!

— Это ты про легавого? Так он над нами живет. Я с ним не корефаню. Сам знаешь, с детства ментов не терпел. Не верю, что среди них люди бывают.

— Его жена, наверное, к матери приходит погадать? — поинтересовался Вадим.

— Конечно! Тоська с собой всю почту приволокла. И сейчас она с матерью сидит, секретничают. Она у нас каждый день. Мать поначалу боялась ее, не доверяла. Не хотела впускать. А все из-за мужика. Кто ж поверит семье легавого? Что от них завтра ждать? Вот и гнала за двери. Но за Тоську маманю упросили. Оказалась — путевая баба! Повезло мусоряге! Ну да меня их заботы не чешут. Она к матери почти всегда в слезах приходит.

— Чего же ей реветь? Такую квартиру купили, видно, не последние истратили. Ее муж на рынке дежурный. Уж наслышался о нем! — поделился Вадим.

— Это точно! У него одна болезнь — конский геморрой! — рассмеялся Валерка и продолжил: — От обжорства и сумок, какие не всякий конь поднял бы по лестнице! Он, когда их волокет, пороги и перила на лестнице дрожат. А сам, как скотина, воняет. На площадку не выйти. Всякий день у них попойки были. Недавно угомонился. Да и то потому, что Тоська пригрозила к своей матери с детьми уйти от него насовсем.

— А сама не пьет?

— Нет. И детей от этого бережет. Хочет их людьми вырастить. К бабке с дедом возит в Зеленый Ров каждый выходной. Так она матери говорила.

— Выходит, не очень ладит с мужем?

— Черт их маму знает! — отмахнулся Валерка.

И завел разговор о девчонке, с какою недавно познакомился.

— А вот и я! — внезапно вошла в комнату Варвара Михайловна, и Валерка, увидев мать, сразу умолк о своей девушке.

— Здравствуй, Вадим! — подошла к гостю. — Совсем взрослый стал. И уже седина на висках. А я тебя еще мальчонкой помню.

— Уже сам отец. Четверо детей есть!

— Вот как! Счастливый! А мой только в госпитале четыре года пролежал. Потом в пансионате для инвалидов, опять в больнице. Три раза гангрена начиналась. Чуть не потеряла я своего мальчонку. Когда привезла его в нашу коммуналку, он руки на себя хотел наложить. Спасибо соседям — вовремя вошли. Помешали. Вытащили из петли. Я после этого из дома выйти боялась. В коммуналке мы много лет вместе прожили. Все как одна семья. Ты же был у нас там. Сам знаешь: чихни — сосед здоровья пожелает, — рассмеялась Варвара Михайловна.

Мало-помалу разговор зашел о гадании, о клиентах, о соседях, какие навещают семью Горбуновых каждый день.

— Уж как я боялась Тоськи Быковой! Один Бог знает. Впускать не хотела. Оказалось, женщина душевная, хорошая.

— Зато у нее мужик говно! — не выдержал сын.

— Какое нам дело до него. Мы с ним не видимся. Только здороваемся иногда, когда в подъезде сталкиваемся. Что делать? Сосед!

— Как же так? Она хорошая, а он — дерьмо! Одна же семья! Непрочно у них! — обронил Вадим.

— Между нами говоря, ты же ее все равно не знаешь, у Тоськи поклонник завелся. Это ей на картах выпало. Ну, я и сказала. Она вспыхнула вся.

И говорит мне: «Ничего меж нами не было!» Я ей в ответ: мол, не назвала же я его твоим любовником. А поклонников может много быть. Это не унижает, не позорит.

— Знаю, что приглянулась ему. Да только что толку с того? Муж просил этого человека встретить получше. Он приезжий. Из Риги. К мужу по делам наведался. Ненадолго. Скоро уедет и забудет меня.

— Ну я ей сказала: мол, ошибаешься, девонька. Не забудет, свидеться еще доведется. Не зарекайся ни от чего. Тоська вся покраснела, в комок сжалась: «Меня Кешка убьет, если что». Не стала я ей ничего говорить про мужа. Его плохая судьба ждет. Очень плохая.

— Да что с легавыми может случиться? Ну, измолотят его на базаре. Так ему к тому не привыкать, как на собаке заживает! Через неделю он отловит тех. Так оно и крутится. Такие беды у всех. Выживают сильные. А Быковы теперь в их числе. Из седла кулаком не вышибешь! Задница толще, чем круп кобылы. Таким все по хрену! — отмахивался Валерий.

— Не скажи, сынок! Случается такой поворот, что и крепких седоков выкидывает из саней.

И головы сворачивает. Быковы тоже не заговоренные. Жаль, что из-за них другим худо придется.

— Ты ж на Тоську гадала. При чем тут ее муж?

— Ох, сынок! Они же покуда одной семьей живут. И карта падает общая. Ты уж извини, Вадим, мы все время спорим. Давайте же чаю попьем, — предложила Варвара Михайловна.

— А мне интересно вас послушать, — отказался Соколов от чая.

— Да брось ты, Вадька! Ну их к черту, эти бабьи забобоны! — запротестовал Валерий, соскучившийся по общению с другом. Но Вадиму хотелось получить как можно больше информации о Быкове.

— Не бабьи забобоны, сынок! Вот ты что думаешь? Познакомился с женщиной, а я про то не знаю? — усмехнулась Варвара Михайловна. У Валерия беззвучно открылся рот. — Знаю, только у нее ребенок имеется. Она с мужем разошлась. Мальчонке лет пять. Не больше. Отца ему ищет. Свой кобель был. Пил. Колотил ее. Она теперь серьезной стала. И тебе не враз поверит. Хотя видеться будете. Но если поженитесь, то не скоро.

— Варвара Михайловна! А почему жене Быкова не сказали, что ее мужа ждет? Или нельзя говорить? такое? — заинтересовался Соколов.

— Можно сказать. Но пока не стоит.

— Почему?

— Не время. Не выдержит баба. Сорваться может. Надо, чтобы сама поняла, к чему все идет.

— И поймет?

— Да кто ж ее знает? Она теперь беременна. Третьего ребенка под сердцем носит. Уже на второй половине. Скажи ей правду — дитя скинет. А это — жизнь. На нее, кроме Бога, никто прав не имеет.

— А что может случиться в семье, где муж семью обеспечивает, как никто другой? — удивлялся Валерий.

— Не в сытости счастье, сынок. Жирные куски всегда поперек горла стоят. Не весь свет в пузе, коль в душе темно. Иной хлеб водой запивает, а живет в радости. Тоська каждую ночь подушку слезами поливает. Кешка всякий день лишь под утро возвращается. Каково беременной бабе с этим смириться?

— Видно, работает много? — вставил Соколов.

— Гуляет он от нее. И пьет! В том его дело.

Ну да недолго ему осталось. Ох, недолго конь без уздечки ходит. И этому хомут на шею натянут. Тяжкий. Вот тогда ему отрыгнутся ее слезы.

— Интересно, с чего он пьет? С какого горя?

— Жир в заднице завелся лишний. И еще кое-что. Оно ведь как — что отнято и украдено, никогда

не пойдет впрок.

— Украдено? — деланно удивился Вадим.

И заметил, как смутилась Варвара Михайловна, прикрыла рот рукой, сказав:

— Это я уже лишнее болтнула. Хотя отнятое и украденное — в картах одно и то же. Вы не очень обращайте на меня внимание. Просто бабу жаль.

— А чего ей не уехать в Ригу вместе с поклонником? Быков — небольшая потеря.

— Тот человек семейный. Он своих не оставит.

Не та натура, не тот возраст. А что Тоська приглянулась, сердцу не прикажешь. Но и у него мало доброго впереди. Зря он с Быковыми свелся. От них никакого добра не будет…

Вадим решил разузнать, что за человек приехал к Быковым из Риги. Какие дела его могут связывать с Кешкой? И утром, придя на работу, рассказал Потапову обо всем.

— Теперь меня выслушай. Мы с тобою вышли на одну и ту же информацию. Да, к Быковым приехал из Риги человек. Но он не по служебным делам, не работник милиции. Он — перекупщик. Имеет знакомства всюду. И с ворами, и с воротилами. Занимается перепродажей оружия, драгоценностей, валютой. Он сегодня в шесть утра уехал в Ригу. Собирается приехать к Быковым через неделю. Видно, получил заказ. Какой, пока не знаю. Одно точно: никаких монет он с собою не вез. И не имел их. Самого и багаж проверили самым тщательным образом на таможне.

— С какой целью приезжал?

— Это мы узнаем сегодня.

— Коллекцию не доверили. А может, он решил вначале глянуть на нее? Убедиться, что сможет ее сбыть и за какую цену? — предположил Вадим.

— Он, если будет думать, то лишь о том, как привезти ее в Ригу. И уже в следующий приезд этого гостя ни на секунду нельзя упускать из виду. Быковых тоже. Думаю, нам разрешат подключить их телефон на прослушивание, — говорил Потапов.

Уже вечером Александр и Вадим узнали, что гость из Риги привез в Орел оружие, три пистолета-автомата израильского производства и два японских пистолета.

Этими приобретениями Кешка похвалился перед Димкой. Тот попросил у него пистолет-автомат. Иннокентий сказал, что оружие им обоим скоро пригодится для дела. Но его нельзя никому показывать.

Димка обиделся:

— За кого держишь меня? Я что, баба? Но чтобы пользоваться, его надо освоить, пристрелять, привыкнуть к нему! — пытался убедить брата, добавив, что в деле новое оружие не должно промазать или дать осечку.

— А пристреливать будешь за городом? Тебя там и увидят. Не спеши. Всему свое время. Будет тебе мишень. В нее не промахнешься.

Димка понял, что Кешку не уговорить. И ушел, обидевшись.

— Кого избрали они своей мишенью? Уж не того ли гостя из Риги? — сказал Потапов, прослушав запись. Вадим очень порадовался, что сумел установить из квартиры Горбуновых микрофон, записавший разговор братьев Быковых. Вадиму удалось это сделать быстро и незаметно.

Оставалось уточнить имя и фамилию, адрес рижанина, цель его последующего визита в Орел и дату прибытия.

«Марков Анатолий Фомич, проживает по улице Вилиса Лациса. В частном доме», — эти сведения чекисты получили в гостинице, где всякий приезжий заполнял анкету прибытия. Марков лишь одну ночь провел у Быковых, следующие две — в гостинице «Орел». Почему не заночевал у Быковых, оставалось лишь предполагать.

Чекисты связались с Ригой. Сделали запросы на Анатолия Фомича. И вскоре получили ответы на все вопросы.

Марков Анатолий Фомич проживает в Риге более двадцати лет. Работал на военном заводе, выпускавшем оружие. Считался хорошим специалистом. Работал на сборочном конвейере. Но… Пять лет назад оружейный завод стал сворачивать производство, и Марков остался без работы. Продукция завода перестала пользоваться спросом, и специалисты остались не у дел. Марков пошел работать на валютную биржу. Но не поладил с руководством. Ушел на вольные хлеба. Занялся антиквариатом. Перепродавал его за рубеж. Скупал в России, продавал в Германию. За это имел неприятности с полицией. Приходилось выплачивать штрафы. Но последняя встреча, где ему пригрозили уголовной ответственностью, отбила охоту к антиквариату, и Анатолий Фомич более двух лет занимался ремонтом иномарок, покупал машины у туристов и, доведя их до хорошего состояния, продавал новым русским. Его хорошо знали все водители Риги и часто рекомендовали гостям города обращаться с ремонтом машины именно к нему.

Поскольку этот человек жил своим трудом, местные власти оставили его в покое и не тревожили Маркова, дав возможность жить и кормить семью.

Александр и Вадим теперь лишь хотели узнать одно: когда Марков собирается приехать в Орел. Но ни телефон, ни магнитофон не давали ответа на последний вопрос.

Быковы говорили о чем угодно, но не о Маркове. А время шло… Прошли четыре дня. Вадим с Александром уже разработали план операции.

— Пора! Я сам доложу руководству! Надо брать Быкова вместе с Марковым. Тут и дураку понятно, что затевается, — заторопился Потапов к генералу — начальнику управления федеральной службы безопасности. Тот выслушал внимательно. И сказал, чеканя каждое слово:

— Торопитесь, Потапов! В нашем деле всякая спешка — пагубна!

— Коллекцию потеряем!

— С чего вы взяли, что она в их руках, если не знаете, не доказали, что именно Быковы завладели ею! Все материалы дела отвергают вашу гипотезу! А внутренний голос не является доказательством! Не бегите впереди паровоза! Это опасно не только для вашего реноме, но и для жизни. Я не только не одобряю — полностью отвергаю операцию. Она — плод вашего воображенья!

— Я ручаюсь за результат! Я готов отвечать за него в случае провала! — горячился Потапов.

— Эти жертвы никому не нужны! Вы не сами по себе! Вы — чекист, сотрудник самой серьезной организации, где ни одно решение не принимается в спешке! И я не позволю никому ставить под угрозу честь нашей организации, ее имя!

— Я говорю как чекист! Я хочу сберечь для России эту коллекцию, какая может уйти за рубеж из-за вашей медлительности и недоверия!

— Где ваши доказательства, что коллекция Карпова находится у Быковых? Эту информацию ничто не подтвердило! Тогда скажите, на каком основании мы должны брать Быковых, пусть они и последние негодяи? Это уже забота руководства. В нашу задачу не входит воспитание милицейских кадров!

— А оружие для чего они купили?

— Им его привезли. Это факт. Но покупали или подарили — неизвестно. Быков может вполне резонно ответить, что эти стволы он хотел предъявить как образцы для оснащения сотрудников на всякий кризисный случай. К примеру, для задержания рэкетиров, преступников, собравшихся удариться в бега из милицейской камеры предварительного заключения…

— Для этого он не должен хранить стволы дома!

— Верно! Но за это нарушение он — офицер милиции — получит не более выговора. Вот и все, чем закончится операция. Стоит ли из-за такого ломать копья? Остальное вы не докажете! Даже если вы возьмете у них Маркова! Ну и что? Ответит, что приехал по приглашению братьев отремонтировать их машины! Поверьте, он не столь примитивен, чтобы провозить оружие в своем багаже! Он хитрее и опытнее! Поймать его с поличным будет непросто! — предупредил генерал.

— Но ведь доказано, что он привез!

— Кем? Магнитофоном? Это уже прошло. Доказательство считается неопровержимым, когда человека взяли с поличным. На месте преступления!

— Что ж, думаю, в этот приезд Маркова…

— Не горячитесь, Потапов. Успех этого дела зависит не только от убежденности, а и от подготовки и терпения, умения выждать и взять наверняка, бесспорно…

— А, если мы его возьмем с доказательством?..

— Тогда можно обвинять Маркова! Но с Быковыми вы промахнетесь. Потом. Вас, как понимаю, интересует не оружие, а коллекция Карпова?

— Конечно!

— Взяв на оружии, вы потеряете даже надежду получить коллекцию! Ибо и они понимают, что, потеряв ее, они теряют все. И даром — не отдадут. Вряд ли такое удастся забрать без крови. Ведь и они, если взяли, знают цену. И отдадут лишь с жизнью. Один вопрос: кто ею поплатится — они или вы? — глянул на Потапова в упор.

— Я уже отбоялся. И не таких скручивал в свое время!

— Знаю! Там была другая ситуация! Сейчас ваша поспешность не оправдана, — встал генерал, давая понять, что разговор закончен.

Александр вышел из кабинета раздраженный. На вопрос Вадима, заданный только взглядом, грохнул кулаком по столу.

— Упустим! Опять промедлим! Как мальчишку отчитал!

— Завтра вечером приезжает Марков! Это точно! Быков по телефону с ним говорил. Надо встретить… — предложил Вадим.

— Кого? Я уже получил за это предложение! И тебе соваться не советую, — ответил хмуро.

— Неужели все напрасно?

— Давай обдумаем! — не сразу согласился Александр. — Брать не будем. Это исключено. Но проследить стоит, хотя бы ради дела, — сказал вздохнув.

…Состав прибывал с опозданием на целый час, и чекисты заметно нервничали. Разглядывали, искали в толпе встречающих кого-либо из братьев Быковых. Ни Димки, ни Кешки не было на перроне. На привокзальной площади среди множества такси и частных автомобилей не припарковалась их машина.

— Неужели не встретят? — удивлялся Потапов.

— Наверное, по телефону узнали об опоздании поезда и не торопятся. Еще есть время. Погоди, приедут, — успокаивал Соколов Сашку.

Но и за минуту до прибытия Быковы не приехали встречать гостя.

— Может, он в последний момент передумал и поездка сорвалась? — засомневался Сашка.

— Не может быть. Он назвал вагон.

Состав пыхтя прижался боком к перрону. Вот и седьмой вагон. Чекисты подошли поближе. Пассажиры выдавливались из дверей, тесня друг друга.

Анатолий Фомич подошел вскоре. Оглядел пустеющий перрон, поднял за лямку легкую спортивную сумку. В ней, как понял Вадим, никакого оружия не было. Она болталась на плече легким мячом.

— Вот это прокол! Да он, кроме исподнего, ничего не взял с собой! — усмехнулся Потапов и добавил: — Вот и возьми его! Отвечать пришлось бы своей шеей!

— Слава Богу, что не опозорились! — согласился Вадим, наблюдая, куда пойдет Марков.

Тот свернул к привокзальной площади, пошел вдоль машин, вглядываясь в номера, лица водителей. Вот к нему подошел частник, хозяин «Жигулей». Предложил свои услуги. Марков заговорил с ним. Но вскоре отошел, присмотрел другую машину, подошел к шоферу Коротко переговорил. Вскоре вышел из машины. «Жигуленок», медленно отъехав, сделал лихой разворот и свернул к переезду.

— Не договорились.

— Цена не устроила. А может, Быков ждет? — предположил Потапов.

— Наверное. Вон, к телефону пошел.

— Значит, сейчас появятся.

— С таким багажом пешком добежать проще! — заметил Александр.

— Смотри! Та же самая «семерка» вернулась за Марковым. Видишь, водитель его позвал. Номер запомни!

— Что за черт! С чего это он? — не понял Вадим, приметив, как, быстро юркнув в машину, Марков отскочил от телефона, когда пришла его очередь.

— Спешит. Неспроста. Давай следом.

Водитель «семерки», узнав, кто перед ним, сказал, что недавний пассажир попросил взять багаж из седьмого вагона. Сослался, что друзья не дождались или не смогли встретить. Шофер взял у проводницы два чемодана своего пассажира, загрузил их в багажник и вернулся за пассажиром, как тот и просил.

— Что было в чемоданах? — спросил Соколов.

— Не знаю. Они были закрыты на ключ и обвязаны ремнями.

— Тяжелые?

— Не очень.

— Он сколько заплатил?

— За проезд. По общей таксе. И за услугу с багажом накинул немного.

— Почему сам не взял вещи, что сказал?

— Боялся друзей просмотреть. Мол, вдруг еще подъедут.

— А проводница как отдала багаж?

— Он мне сказал: «Передай ей, что ты от Толика из седьмого купе. Она отдаст». И правда, тут же отдала. Только велела зайти с другой стороны, не с перрона. Мол, я из-за вас неприятности иметь не хочу. Скажут, что я тряпки на спекуляцию вожу, и с работы выгонят. Я так и сделал, как она попросила.

— Куда отвезли пассажира?

— В гостиницу «Колос».

— С чемоданами?

— Конечно, я их сам в вестибюль занес, — подтвердил водитель. В гостинице «Колос», где остановился Марков, чекисты узнали, что гость из Риги ушел из номера, забрав с собой чемоданы. Сказал, что хочет навестить старых друзей, а поскольку у них появился ребенок, привез подарки и приданое новорожденному

— На какой машине он уехал? — поинтересовался Потапов.

— Такси взял. Их здесь теперь много.

— Не сказал, когда вернется?

— Нет! Наши гости знают, что гостиница закрывается в полночь. И редко кто возвращается позднее.

— Он в каком номер? В одноместном?

— Естественно. За три дня оплатил заранее.

— С телефоном?

— Конечно!

Записав номер телефона, попросили дежурную по этажу сообщить, когда Марков вернется в номер, а сами поспешили к Горбуновым, чтобы послушать звукозапись.

Но Быковых дома не оказалось. В квартире стояла тишина, настороженная, тревожная. Было слышно тиканье часов, звук капли воды, упавшей из крана.

— Куда они делись? — удивлялся Вадим, не понимая, что могло спугнуть всю семью.

Ситуацию прояснила Варвара Михайловна.

— Вот жизнь пошла, ребятки! Не знаешь, что случится завтра!

— Это вы о чем? — не понял Вадим.

— Да вот с соседкой моей беда приключилась. В больницу ее увезли. Плохо стало женщине. Схватки начались. Срок уже большой. Шесть месяцев. Такого ребенка терять и обидно, и больно. Еле живую на «неотложке» увезли. Детей к родителям. Муж с Тоськой в больницу поехал. Ждал еще сына! Да кто же знает, как оно теперь будет? — качала головой Горбунова. — Говорят, к Потаповой повезли. Она по городу считается лучшим гинекологом. Может, сумеет Тоську спасти. О ребенке теперь уже и говорить нечего. Не жить ему, коли кровь пошла.

Александр еле удерживался, чтобы не схватить телефон. Жена его, Люся, занята теперь. Помогает Быковой выжить. А может, сумеет сохранить жизнь малышу. Он, конечно, ни при чем. Может, будет полной противоположностью своему отцу.

«Как там дела? Быков в больнице? Виделся с Марковым? Вот почему они не встретили его! Но это Кешка! Почему не приехал Дмитрий? Что ему помешало? Где сейчас Марков?» — думал Александр.

Лишь через два часа узнали чекисты, что жизнь Быковой уже в безопасности. Кровотечение ослабло. Искусственные роды делать опасно. Состояние больной не позволяет пойти на это.

— Люся! Ее муж в больнице? — спросил Потапов жену.

— Сидит внизу. Как на привязи. И он, и брат, и мать.

— С ними кто-нибудь еще?

— Нет, только трое их. Я только что выходила, сказала им, что больная теперь под капельницей. Это надолго. Они могут идти домой. Но никто не ушел. Ждут.

— Значит, нам ждать нечего. Нужно узнать, где Марков, — набрал номер гостиницы Вадим. Но дежурная по этажу ответила, что Анатолий Фомич еще не вернулся.

— Где его носит? — удивлялся Александр.

— Уверен, что гостит у Петра Попова.

— Что ж! Давай проверим! — набрал Потапов номер телефона осведомительницы, соседки и приятельницы Попова.

— Да, я только что от Любови Ивановны. Петруня к ней приезжал вместе с гостем. Представительный, солидный мужчина. Два чемодана у него. Конечно, подарки. Везет Любови Ивановне на кавалеров! Вот и в возрасте, а ухажеры из других городов к ней ездят. Такие обходительные! Не разучились ручки целовать, — забылась женщина и зашлась в восторге: — Петруня, конечно, недоволен, что гость не у него остановился. Мол, тесноту не любит. Вот и пришлось к матери. Здесь он сможет отдохнуть, а завтра собирается показать гостю город. Тот по делам приехал в Орел. Какой мужчина!

Марков и впрямь не ночевал в гостинице. От Любови Ивановны он ушел в десять утра. И, остановив такси возле дома, погрузил чемоданы в багажник, уехал по направлению к улице Сакко и Ванцетти. Но к Быкову Иннокентию не приходил. Не вернулся он и к Любови Ивановне.

В гостиницу «Колос» Марков пришел уже в одиннадцать часов. Он был слегка выпивши и в хорошем настроении. Чемоданов при нем не было. Лишь спортивная сумка моталась на плече верной собачонкой.

На вопрос дежурной по этажу, как его встретили друзья, ответил:

— Прекрасно! Как родного человека!

«Где? У кого он оставил чемоданы? Что в них было? — думали чекисты. — Где и с кем встречался Марков? У кого коллекция?»

— И все же, я думаю, что в этот раз они говорили о ней. Он либо принес деньги за нее, либо с конкретным предложением приехал. Но и в том и в другом случае дни коллекции в Орле сочтены, — глухо говорил Потапов.

— Надо узнать, когда он уезжает, — предложил Вадим. Уже через час чекисты узнали, что Анатолий Фомич не был у Иннокентия Быкова. Сам Кешка дома не ночевал. Но и к теще в Зеленый Ров не приезжал.

Жена Потапова, Люся, сказала мужу, что ей удалось предотвратить выкидыш. Кровотечение остановлено. Женщина чувствует себя нормально. И через пару дней ее можно будет выписывать домой.

— Вчера ее навестили родственники. Приходил муж. Вместе с ним какой-то приятель, плотный, пожилой человек. Ему под пятьдесят. Принес цветы, сладости. Все интересовался, чем может помочь Быковой. Обещал еще навестить ее. Но сегодня не приходил, — рассказывала Люся.

Не ночевал Марков и в гостинице. Вечером забрал у администратора документы, сказав, что решил пожить у друзей, пригласивших к себе на дачу. Уехал на такси. И больше в гостинице не появлялся.

— На дачу? Но к кому? У Быковых нет дач. Не имели даже участков. Если только в Зеленый Ров? Или на дачу к Попову отвезут? Там захотят обговорить все без посторонних ушей? Но кто мешал им в квартире Кешки? У тещи они не решатся говорить с посторонним человеком о серьезном. Не те отношения. А вот у Попова реально, — сказал Вадим. И добавил: — Только не пойму, почему им понадобилось тащить туда Маркова на ночь глядя?

— Зачем? Давай в машину! Кажется, Анатолий Фомич попал в ловушку! — заторопил Вадима Потапов.

Соколов указал водителю, где остановить машину, спрятав ее в кустах. Сами пошли узкой тропинкой, ведущей к дачам, расположившимся на берегу Орлика в самом живописном месте.

— Как найти его дачу? Там же дачных домиков полсотни, — чертыхнулся Сашка, злясь, что не глянул в план дачного поселения из-за спешки.

— Найдем. Там сторож есть. У него спросим, — успокоил Вадим.

Они еще не дошли до ворот, как услышали грозное рычание собаки, и чей-то голос спросил раздраженно:

— Кого тут черти носят по ночам?

Соколов и Потапов подошли к сторожу

— Дача Петьки Попова? Вон, третья от края. Да только там никого нет. Уж с месяц не навещают ее. Видите, замок висит. Я его сам повесил. За поллитровку По Петькиной просьбе.

— А вы давно знаете Поповых? — спросил Сашка.

— Давно! Еще до этих дач! И его, и Любовь Ивановну! Много лет знаю. Еще она молодая была — шельма. И я с ней, грешным делом, отметился. Молодой был тогда, — стал вспоминать сторож, соскучившись по общению. — Она, наверное, и нынче веселится? Не умеет скучать баба! Вся жизнь как праздник у нее!

— А месяц назад кто здесь был? Сам Петр приезжал или с матерью? — перебил сторожа Потапов.

— Петька был. С Быковым Димкой приехал. Всю ночь бухали. Грех жаловаться, и меня угостили. Я как заложил, так и до утра проспал. Хорошо, что собака не бухает. Вместо нас двоих одна стерегла все! Кто-то же должен быть трезвым! — рассмеялся сторож и продолжил; — Они нынче на землю плюют. Не хотят на ней вкалывать. Купленное едят. Свои руки берегут. Сюда приезжают только керосинить. Чтобы от бабьих глаз подальше. Теперь и дачи заброшены. Не до них. Все в новые русские подались, не очистив жопу от старого говна! Все интеллигенты. А погляди, и нынче, как и раньше, сраку пальцем вытирают! Хоть и Петька — ничем не лучше других…

Простившись со словоохотливым сторожем, чекисты вернулись в машину.

— Куда же они увезли Маркова?

— А может, он вернулся в Ригу? — предположил Вадим.

— Но обещал навестить Быкову

— Мало ли чего он хотел! Это может не совпадать с планами Быковых. Давай узнаем на железнодорожном вокзале, взял ли он билет до Риги? Может, в предварительной, будем знать дату отъезда.

Кассир, полистав бумаги, наткнулась на какую-то отметку.

— Этот пассажир уехал два часа назад, — сообщила спрашивающим чекистам.

— Вот так фокус! С чего бы он заторопился? Вместо дачи — домой. И о Быковой забыл…

— Послушай, Вадим! Купить билет еще не значит уехать, — хмуро заметил Потапов.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Вадим.

— Ничего, кроме того, что кто-то спутал все планы Маркова. И, конечно, неспроста! Эта спешка с отъездом не случайна.

— Ты знаешь, Сань, наши руки связаны запретом руководства. Мы и так самовольничаем. Сделай еще шаг, и на работе начнутся неприятности, — предупредил Вадим, чувствуя, что решил предпринять Потапов.

— Ладно, будем ждать. Как нам велено, — невесело ответил Сашка.

А на следующий день, просмотрев сводку, узнали, что за городом, на территории заброшенного склада, обнаружен труп человека. Опознать его не удалось. Труп был облит горючей смесью и подожжен. Ни документов, ни клочка одежды на нем не осталось. В двух десятках метрах от трупа найдены пятна крови и орудия насилия… Милиция уже побывала на месте происшествия. Но ни убийцу, ни убитого установить не удалось.

Соколов с Потаповым приехали к месту происшествия, когда следователь прокуратуры, безнадежно махнув рукой, собрался уезжать. Увидев чекистов, задержался:

— Ничего! Никаких следов не осталось! — сказал, не ожидая вопросов.

Трое сотрудников милиции уже собрались грузить труп в машину. Но Потапов их остановил. Велел отойти.

Вадиму было не по себе. Обгорелое лицо было обезображено убийцей еще до сожжения, до смерти. Ни одной черты не возможно было увидеть, угадать.

Окровавленный кусок арматуры лежал неподалеку. Рядом с ним пятно крови. Уже почерневшей, словно обугленной.

Метрах в пяти от этого места — лужа крови. Но никаких следов драки, борьбы, ни единого отпечатка на потрескавшемся асфальте.

— Посмотри, пуговица чья-то! — указал Вадим.

— Это мелочь. Ты обратил внимание на труп?

— Ну и что? Там ничего не увидишь.

— А ты повнимательнее посмотри! — предложил Потапов. И, нагнувшись к самому уху, что-то прошептал коротко. Вадим от неожиданности остановился:

— Неужели он?

— Вглядись получше.

Но нет. Узнать покойного было невозможно.

— Смотри! С руки предусмотрительно сняты часы и кольцо. По ним легче было бы опознать. А значит, действовал не новичок, опытный киллер, махровый. У него на счету не одна душа загублена, — Потапов обошел труп и осмотрел, подняв, полуобгоревшую подошву. Подозвал следователя. Тот глянул равнодушно:

— Ну и что? Это ни о чем не говорит. Не документ, не вещдок!

— Тридцать пятый размер! Это ни о чем не говорит? — искренне удивился Потапов.

— Такой размер каждый пятый житель города носит! Каждая третья женщина!

— Убит мужчина! Вы же видите? — показал остаток уцелевшей подошвы.

— Может, подросток…

— Обувь модельная, не подростковая. Подошва кожаная, дорогая.

— Да, но по ней одной как установишь личность убитого.

— Сделай сообщение по телевизору. Это просто и банально. Думаю, скоро сумеете установить личность убитого. А при желании и убийцу установите, — бросил Потапов уже у входа.

Как он и предполагал. Попова нигде не оказалось. Он не пришел не работу. Не было его и дома. Не приезжал Петр и к Любови Ивановне. Ни в больницах, ни у друзей не обнаружили его. И после передачи по телевидению следователю прокуратуры позвонила Любовь Ивановна. Тот, назначив ей встречу, предупредил Потапова, пригласил прийти.

Любовь Ивановна вошла в кабинет. Неизменно подкрашенная, нарядная, благоухающая всеми ароматами красок, лаков, духов. Тщательно скрытые под слоем пудры и кремов морщины не обезобразили лица. И женщина, несмотря на приличный возраст, смотрелась довольно неплохо.

— Конечно, я не думаю, что с моим сыном что-то случилось, но его почему-то нет. Хотя он никогда не опаздывал на работу. Петенька очень аккуратный человек.

— Тогда вам не стоит волноваться, — заметил следователь.

— Может, я понапрасну пришла к вам. Но меня тревожит другое. Он должен был сегодня поехать в командировку. Жена все собрала, а его нет.

— Может, у какой-нибудь женщины задержался? — спросил следователь.

— Мой сын взрослый человек. И я не вмешиваюсь в его личную жизнь. Может, он имел женщину, но не мог из-за нее забыть о делах, о работе. Он позавчера звонил мне, обещал утром отвезти меня на дачу. Но не приехал. Я позвонила невестке. Валентина сказала, что он не ночевал дома. А тут эта телепередача. Я испугалась чего-то. Ведь мой Петенька носит тридцать пятый размер обуви. Хотя, я понимаю, у страха всегда глаза велики. Но я мать. И даже взрослый сын для меня лишь ребенок.

— Скажите, вот эта пуговица, она от костюма. Таких не было у вашего сына?

Любовь Ивановна подошла, взглянула. Лицо ее побледнело, глаза расширились. Изо рта вырвался крик:

— Петька! Мальчик мой! — ухватилась за край стола и вдруг рухнула на пол оплывшей горой, потеряв сознание.

Лишь через час, дрожа и заикаясь на каждом слове, она рассказала:

— Мой сын был порядочным человеком. С самого детства я за него нигде не краснела. Он прекрасно учился. Был примерным учеником в школе, курсантом в училище, добросовестным офицером. Он всегда был серьезен в выборе друзей. И не общался ни с кем без моего одобрения. Он даже женился лишь после того, как я ему разрешила. Но в последний год Петя вышел из-под моего контроля. И перестал слушаться меня, как прежде.

— В чем это выразилось? — поинтересовался следователь.

— Он сблизился с людьми не нашего круга.

— Кого вы имеете в виду?

— Братьев Быковых! Дмитрия и Иннокентия! У них самая плохая репутация во всем городе! В конце концов, это просто неприлично дружить с милиционерами, о каких в Орле никто доброго слова не скажет.

— А как он вам объяснял дружбу с ними?

— Очень примитивно. Говорил, что поддерживает с ними отношения, исходя лишь из интересов фирмы. Милиция обеспечивает ее охрану от воров и рэкетиров. Он убеждал, что без них не обойтись. И если он от Быковых отойдет, то завтра его фирма останется без защиты и ее разорят, разграбят. А мой Петя останется без куска хлеба, без заработка.

— А как вы считаете, что притягивало братьев Быковых к вашему сыну?

— Он им доплачивал. Иногда угощал.

— И только? — усмехнулся Александр недоверчиво.

— Больше ничего! Мой мальчик не фискал! — взялись красными пятнами щеки женщины.

— Ради угощений и мелких доплат Быковы не станут оказывать услуги, и тем более — поддерживать приятельские отношения.

— Ну, не знаю… Другого не слышала…

— Скажите, Любовь Ивановна, кого вы сами могли бы подозревать, если действительно подтвердится, что убит ваш сын? — спросил следователь.

— Быковых! Только их! Кого же еще? Хотя за что они могли убить Петю? Ума не приложу. У них были обычные отношения. В них нечего скрывать и опасаться. Но у других нет пистолетов. А у милиции есть. А у пьяного ума нет. Может, поспорили. Мой сын не всегда соглашался с Быковыми. Иногда я слышала, как Петя грубил им. Но братья не обижались. Хотя все до поры…

— Братья Быковы бывали у вас?

— Ко мне их не приводил. Я видела их у него дома. Ругала Петю.

— Скажите, Любовь Ивановна, ваш сын — единственный человек в городе, который имел доступ к коллекции покойного нумизмата Карпова.

— Ой, как мне надоела эта коллекция! Давно пора бы забыть о ней. Я на подобные вопросы отвечала сотни раз в милиции, и здесь — в прокуратуре! Ни я, ни мой сын не имеем ни малейшего к ней отношения! Как только я порвала с Карповым, Петя вернул ему все ключи и никогда не навещал этого человека, навсегда забыл его адрес.

— Адрес, может, и забыл. Но не коллекцию, — не поверил Александр и добавил: — Ни милиция, ни прокуратура не могли ее найти во время обысков. И вдруг она исчезла, когда обыски прошли. Повторяю, лишь вы и сын знали, где она хранится. И взять могли лишь вы, либо кто-то по вашей подсказке или с вашей помощью!

— Чепуха! У Карпова после меня были любовницы! Девицы из притона Софки. Их ему, как весь город говорил, привозили из притона ночью на дом. Карпов по пьянке любил похвастать коллекцией. Больше ему нечем было хвалиться. А девкам долго устроить пакость? Его и убили в том притоне, как я слышала. Неспроста, конечно.

— Ну а за что могли убить вашего сына? Да еще столь жестоко, изуверски?

— Не знаю, не могу предположить, — заплакала горько.

— Вы сами подозреваете только Быковых! Значит, есть причина, имеете основание так думать! Почему, скажите! Что могло бы их толкнуть на убийство?

— В последнее время он только с ними был. Забыл всех прежних друзей, — причитала Любовь Ивановна. И, как показалось Потапову, что-то старательно умалчивала.

Потапов и Вадим вместе со следователем и Любовью Ивановной приехали в морг. Там уже были Дмитрий и Иннокентий Быковы. Оба злые. Оба непритворно расстроенные.

— Убил! Он все-таки убил его! И сам исчез из питомника. Ну да мы его сыщем! Из-под земли достанем! — говорил Кешка следователю.

— Я его, суку, своими руками задавлю! — грозил Димка, беснуясь возле обгорелого комка. — Я ему отплачу!

— А как вы узнали, что это Попов? — удивился следователь.

— Вы место происшествия хреново осмотрели. Вошли на склады с дороги. А мы все проверили. Каждый сантиметр. И нашли под кучей железного хлама Петькины документы. Водительские права и удостоверение. Рукав от костюма, недалеко от забора. Видно, сбежать хотел.

— От кого? — недоверчиво спросил следователь.

— От убийцы.

— Сами где были позавчера ночью?

— Что? Вы считаете, что мы его убили? Да я только сегодня из командировки вернулся! В Москве был! А у Кешки жена из больницы только сегодня вышла. Он от нее не отходил. Даже не ночевал дома. Вместо сиделки был. Она чуть не умерла. Хотел за детьми поехать к теще, да узнал, что труп нашли. Нас с ним сюда прислали. На склады. Мы и нашли документы. Уже своему начальству их передали. Это мы, не вы установили личность убитого. Найдите убийцу! Хоть это сумейте! — говорил Димка.

— О ком вы упомянули? Кто его хотел убить? — спросил следователь.

— Ничего не скажу! Сами ищите! — принялся успокаивать Кешка Любовь Ивановну. — Успокойтесь, мать. Мы найдем гада. Даром не пройдет ему! — глянул на арматурный штырь, измазанный кровью.

— Вы предполагаете, что Петра убил Михаил Митрошин, муж сестры Попова? — спросил у Быковых Потапов.

— Кто же еще! Он, подлюка! Недаром исчез из питомника. Испарился. Но я его сыщу. Но вы откуда его знаете? О нем Петр только нам говорил.

— Не спешите с выводами. Но почему вы его подозреваете?

— У них недавно разборка была! Мы Петьку тогда отняли. И сказали тому козлу, чтобы не возникал близко, покуда дышит. Но он свое взял!

— Что именно? — насторожился Потапов.

— За дом хотел взять с Ольги Петька. Свое. Законную половину суммы. Мы ему помогали. Но баба мужика своего разыскала. Тот Петьку нашел. Велел отказаться от своей доли. Пригрозил иначе душу выпустить. Сказал, что тот с него на северах с лихвой взял. Ну, Петька к нам. Мы стенкой за него встали. Ну тот скотина, уходя, буркнул: мол, еще не вечер, не вся песня спета. Мы его облаяли матом вслед. Он исчез. И вот нате, он свое сделал! — говорил Димка.

— Михаил? Он и мне звонил. Дня три назад. Сказал, чтобы я образумила сына, заставила его забрать кое-какие документы. Я ответила, что в дела сына не лезу. Он бросил трубку. А Петя, когда его спросила о Михаиле, ответил, что это рабочие дела и он их решает самостоятельно, — вспомнила Любовь Ивановна.

… Милиция и прокуратура Орла в тот же день взялись разыскивать Митрошина Михаила, исчезнувшего из питомника в день смерти Петра Попова.

Но ни в доме жены, ни на лесных делянках его не было. Ни дети, ни жена не знали, где он. Милиция следила за домом Митрошина днем и ночью. Но тщетно. Ни сам Михаил, ни его предполагаемые друзья не появлялись.

Митрошина с месяц искали среди живых, потом среди мертвых. И в конце пятого месяца выдохлась милиция. Разуверилась в результате прокуратура. Объявленный на человека розыск не дал результатов. Об исчезновении Михаила искренне жалели старики-рабочие лесопитомника да младший внук, любивший деда по-детски преданно и чисто. Он ждал Михаила каждый день, прилипнув к окну. И не верил в плохие отзывы о человеке, какого любил больше всех на свете.

Братья Быковы за эту любовь возненавидели мальчонку. Заметив его в окне, сжимали кулаки. Но и ориентировались: коль торчит в окне мальчуган, Михаил домой не появлялся.

Потапов и Соколов не занимались поисками Митрошина. Он их не интересовал.

Вадим и Александр ни на минуту не выпускали из виду Быковых. Следили за каждым шагом братьев. Знали о них все. А те, словно почувствовав пристальное внимание, притихли. А может, сама ситуация складывалась в их пользу. За прошедшее время у Иннокентия появился еще один ребенок. Сын!

Роды у Тоськи принимала Люся Потапова. Она сказала:

— Малыш родился хорошим. Здоровеньким. Безо всяких патологий. С прекрасным весом — в пять килограммов.

Не появлялся в Орле гость из Прибалтики. Перестал навещать Быковых. А может, те перестали его приглашать, потеряв к рижанину всякий интерес.

После смерти Петра братья Быковы лишь два раза навестили мать Попова. Убедившись, что Любовь Ивановна пережила стресс, взяла себя в руки, перестали заходить к ней, интересоваться здоровьем. Тем более что найти убийцу ее сына им не удалось. И Быковы уже не говорили, что рано или поздно достанут его из-под земли.

Знали Вадим и Александр не только о жизни Быковых. Не выпускали из виду Маркова. Анатолий Фомич, вернувшись в Ригу из Орла, несколько раз побывал за границей. В Германии. Пригонял оттуда подержанные машины, ремонтировал, продавал их в Россию, на Украину, в Белоруссию. За все время два раза позвонил Иннокентию Быкову, да и то лишь в самом начале. А потом будто забыл о них.

Любовь Ивановна, похоронив сына, поначалу носила траур. Но прошли сорок дней. И женщина стала оживать. К ней снова начали приходить друзья и соседи, старые знакомые. Они видели, что Любовь Ивановна уже оправилась от горя. Все реже говорит и вспоминает о Петре.

И лишь ее невестка никак не могла смириться со случившимся. Молчаливая, серьезная, она заметно сдала, постарела. И за прошедшие месяцы стала совсем седой. И если бы не сын, у нее пропал бы всякий интерес к жизни. Она жила, лелея мальчугана, единственный светлый луч в ее безрадостной судьбе.

Валентина жила замкнуто. Ни с кем не общаясь. Она разучилась радоваться и улыбаться, будто заживо похоронила саму себя. Трудно было поверить, что ей едва за тридцать. Знакомые и друзья перестали ее узнавать. Она таяла на глазах.

Ее судьбой и жизнью не интересовался никто. Будто она умерла вместе с мужем. Даже свекровь навещала Валентину лишь по большим праздникам, да и то не вкладывала душу в эти визиты, отдавая дань приличию, чтобы в глазах людей не выглядеть бессердечной. Но, пробыв с невесткой и внуком полчаса, торопливо покидала их, подальше от воспоминаний и тоски.

Потапов и Соколов изредка видели эту женщину, ставшую похожей на тень, серую, изможденную, несчастную.

Словно по иронии судьбы Петра Попова похоронили рядом с Карповым. Могилы бок о бок. Поближе друг к другу, как близнецы. Горожане видели, как, изредка навещая погост сына, Любовь Ивановна обходила могилу Карпова. Клала цветы сыну. А потом, смирившись или простив, ухаживала за обеими могилами, ставя жидкие букеты и бывшему любовнику, и сыну.

Каждый день навещала погост Петра Валентина. Иногда приводила сына. Чаще сидела одна, плача беззвучно. О чем жалела? О муже? Или о молодости, потерянной безвозвратно? О корявой судьбе, захромавшей на обе ноги старой клячей? О том знала лишь сама женщина.

Понемногу в городе стали забывать об изуверском убийстве Попова. Перестали подозревать в его смерти братьев Быковых. Тем более что следственные органы убедились в их непричастности к случившемуся. И горожане даже не судачили, за что так жестоко выброшен из жизни маленький человечек, наделавший столько шума, не сумевший уйти из жизни по-человечески, достойно и тихо.

Александр и Вадим за прошедшее время сумели сделать немало. Предотвратили отправку за рубеж дорогостоящих станков с машиностроительного завода. Их вздумали оформить металлоломом. Раскрыли хищения на заводе, выпускавшем минеральные удобрения. Потом разобрались с мясокомбинатом. Пришлось проверить не только документацию, а и каждый цех, вплоть до бойни. Вот там-то и приметил Потапов мужика, чье лицо показалось ему знакомым.

— Где я его видел? Кто он? — оглянулся Александр, вороша память. Но человек уже исчез.

Вадим тоже оглядывался по сторонам, высматривая кого-то.

— Не припомню его. Но очень знакомое лицо! Где я его видел? — остановился Александр.

— Митрошин. Михаил! Родственник Попова. Его, наверное, и теперь милиция разыскивает. Вот только куда он делся?

— Митрошин? Нет! Такой у нас не работает, — уверенно ответил бригадир разделочников.

— Мы только что видели его! Обоим сразу показаться не может. Все ли рабочие на месте? Или кто-то отсутствует? — спросил Потапов.

— Вы же видите! Все двери закрыты. Это чтобы не воровали. Такая мера предосторожности. Контролер на единственном выходе. Его никто не минет. Лишь в туалет и душевую можно пойти. Но и они — в конце цеха. Так что сами видите! Все на местах, — бегло оглядел людей, работавших у разделочных столов. Никто ничего даже не заметил, не оглянулся на чекистов. Каждый был занят своим делом.

— Да вы пройдите, гляньте на каждого! — предложил бригадир. Потапов и Соколов шли вдоль металлических столов, вглядываясь в лица людей, одетых в одинаковую спецовку.

Вадим приостановился напротив человека, старательно разделывавшего тушу. Он нагнулся над нею так, словно хотел вдавиться в гору мяса.

Соколов усмехнулся. Подошел:

— Михаил! Или не узнали? Здравствуйте!

Человек, вздрогнув, ослабил руку, и из нее выскользнул топор.

— Вы небось обознались! — глянул поверх головы Вадима в лицо Потапова. Глаза его забегали беспокойно.

— Мы не ошиблись, Митрошин, — спокойно ответил Александр и предложил пойти с ними в комнату для отдыха, попросив бригадира оставить их на время разговора втроем.

Михаил снял нарукавники. Сел, ссутулясь, к столу. Закурил, опустив голову.

— Под какой фамилией живете теперь? — спросил Потапов.

— Какая разница? Все сменил. Вот только судьбу не выправишь. Ваша взяла! Выходит, не миновать мне запретки! Сколько я из-под нее линял! А сдохнуть на воле уже не доведется! — вздохнул-всхлипнул всухую.

— Сами расскажете все? Или как? В свое время мы не поверили в сообщение о вас. Помогли остаться на воле, устроить жизнь по-человечески. Думалось, не все потеряно! Но ошибались, — тихо, не повысив голоса, говорил Вадим.

— В чужую судьбу все смотрят, как в кривое зеркало. А вот в свою душу заглянуть никто не хочет. И вы бы на моем месте не лучше утворили, — глянул на испачканные кровью руки Митрошин. Спрятал их под фартук, заговорил тихо: — Он сам виноват во всем. Я теперь не жалею ни о чем. Сам жить не захотел. А я уламывал его одуматься!

— Это из-за дома? За то, что Попов потребовал для себя половину его стоимости?

— Чего? Да это мелочь! Колотые гроши! Не об том печаль. За дом он ни в жисть не получил бы. Не имел прав. Ольга по завещанию — единственная наследница. То законом доказано! И вся Петькина возня только смешила нас. Созови он в подмогу не одну милицию, а весь город, от хрена уши получил бы у меня. Я не о том бедовал.

— Тогда за что убили его?

— Схлопотал! Сам напросился! — уставился в пол Михаил.

— Так зверски расправились с человеком, можно подумать, всю свою жизнь людей убивали. Изуродовали до неузнаваемости и сожгли. Думали, не опознают?

— Человека нашли! Если он человек, то я вовсе ангел!

— Ничего себе, как занесло вас!

— Меня? Ничуть! И вы на моем месте его размазали бы. Еще не так! Похлеще уделали бы, — глянул исподлобья.

— Сочинить можно всякое, — обронил Вадим.

— На что брехать? Я ведь всякое свое слово доказать могу, — глянул в упор.

— Так расскажите, — попросил Потапов.

— К чему? Едино не поверите. И проверять не станете. Кто я для вас? Бывший и нынешний преступник. Нам и на земле, и под землей правды не найти.

— А вы без предисловий. Поделитесь, как все произошло? — попросил Потапов.

Митрошин встретился взглядом с Александром. В нем было ожидание. Ни презрения, ни укора, ни насмешки не уловил. И ему впервые захотелось выложить перед этим человеком всю боль пережитого. Ну и что из того, что он почти не знал Потапова. Может, так даже лучше, спокойнее. И заговорил неожиданно для себя:

— Петьку я знал давно. Вы это знаете. Сами убедили меня не трогать его и не мстить за прошлое, пережитое в зоне. Я и сам себя переломал. Поверил, что злоба — это не то, чем следует засорять память и душу, к тому же жил в лесопитомнике, далеко от города, и не виделся с Петькой. Не искал с ним встречи. Начал забывать его… Но это я, — вздохнул Михаил. И, глянув в окно, понурил голову и продолжил: — Вот как-то вечером сидели мы с мужиками на делянке, привезли саженцы голубой ели, и помогли леснику определить их на участке. Рассадили. Хотели в питомник вертаться да увидали, как по просеке машина идет. Ну, мужики заторопились, подальше от глаз начальства. А я замешкался. Остался вдвух с лесником. Машина к нам впритык приперлась. Из нее этакий брюхатый боров вывалил. И к леснику напрямки. Мол, вот, Трофимыч, привез я к тебе гостей из-за границы. Организуй для них охоту, чтобы довольные остались. Кабана или лося помоги завалить. В накладе не останешься! Лесник напомнил, что сезон охоты еще не подоспел. И он не может позволить отстрел зверья. Вот тогда и вылез из машины Петька. Уж и не знаю, откуда вывернулся. Но попер буром: «Ты что, дед, срамишь нас перед заграницей. Иль не слышал, что твои убытки будут оплачены? Не кочевряжься, старый хрен! Не мешай порядочным людям гостей принимать по этикету!» Тут я не утерпел. Подошел к Петьке. И как понес его по кочкам, от него только перья посыпались во все стороны! Все ему высказал, что накипело. За Трофимыча. Жаль мне его было. Он ведь в том лесе народился. Всякую зверюшку в лицо знал. Всех ее родственников. Ему лес заместо дома. Никого в свете не осталось еще с войны. А тут какая-то гнида права качать вздумала. Отымать кровное. То, чем тот жил и дышал, кого выпестовал. Я сам себе удивился. Видать, в моей душе тоже родная лесу кровинка завелась. Облаял знатно и пузана, и Петьку, велел им выметаться. Лес — не цирк и не бухарник! Сюда шелапугам объявляться ни к чему. Схватил первый же сук — и к Петьке. Тот в машину сиганул. Уже из ней, когда отъезжали, пригрозил, что этот день мне до смерти запомнится. И что вы думаете? Через три дня Ольга меня сыскала в питомнике. Вся мокрая от слез. И ревет, мол, дочку нашу изнасиловали. У самого дома поймала орава. Юбку на голову ей задрали и огуливали в очередь. Девчонке четырнадцати не было. Из дома не выходила никуда. Здесь же к соседской девчонке пошла, чтобы уроки вместе подготовить. Задачу не осилила. Вот и решила… Пришла домой и в петлю сунулась от срама. Хорошо, Ольга в ту минуту пришла. Вытащила ее. Дочка и рассказала. Я домой пришел, стали искать насильников. В милицию сунулся. А мне в ответ: «Ты умел в свое время насиловать чужих, вот и твою натянули. Все по правде! Чего обижаешься? Что посеял, то собрал…» Да я за свое кровью рассчитался. Жизни был не рад. Ну пусть бы меня убили, при чем здесь дочь? Она — ребенок! За меня не в ответе! Да кто про это станет слушать. Лишь скалятся. Искать прохвостов никто не думал. А дочке нигде прохода не стало. В школе дразнят. Парни и мужики серед улицы лапать лезут. Ну, одного, второго отмудохал, они лишь злее стали. Чуть дочка из ворот, свистят, улюлюкают вслед. Грозят с задратой юбкой через город протащить. Так-то сколько мог терпел. Да и забрал к себе в питомник заместо хозяйки, чтобы готовила и стирала нам. Про школу ей позабыть пришлось.

— А почему в прокуратуру не обратились?

— Какая разница? Они с милицией одним миром мазаны. Только вывески разные.

— Неправда! — возмутился Вадим.

— Чего? Я брешу? Ну, слушай дальше, — закурил Михаил и продолжил: — Я тогда и подумать не мог, кто все это мне устроил. Поверил, что насильники объявились сами по себе. Про Петькину угрозу вовсе запамятовал. В беде о нем забыл. Ну и живем тут тихо, лесом дочку лечу. Чтоб забыла, не держала на людей зла. Но в городе, хоть изредка, появляться мне приходилось. За харчами, за сменной одежи. И вот как-то жду, что магазин с перерыва откроется, вдруг слышу, как меня по имени зовут. Оглянулся. Из машины Петька смотрит. И говорит мне: «Ну что? Подумал, облезлый козел? Огуляли твою телку?» Меня затрясло. Враз доперло, кто устроил. Кинулся к машине, чтобы измолотить. А он поехал и пропел:

«То ли еще будет, ой-ей-ей!» Я и вовсе покоя лишился. Воспретил своим по сумеркам из дома выходить, открывать дверь, выскакивать на дорогу, не поглядев по сторонам. Недели три каждый день домой наведывался, сердце болело. Но все было тихо. Меня никто не задевал, не навещал. Они и успокоились. Перестали остерегаться. И мой сын возвращался с работы, как всегда, вечером. Уже дорогу перед домом почти перешел. Ни одной машины не было. Откуда эта взялась? Как с неба упала. Сбила сразу. Мой мальчонка перелетел канаву и в забор всем телом. Весь в крови. Два месяца в больнице пролежал. Два раза делали ему операцию. Три ребра сломаны и нога. Слава Богу, жив остался чудом. В этот раз я подумал на Петра. Но и жена, и сын сказали, что сбила белая «Волга», а у Петьки — черная, заграничная. Я снова поверил в случайность.

— А водитель, сбивший сына, не остановился тогда? — удивился Вадим.

— Кой там! Тут же исчез. Я к людям, к соседям. Не видели, не запомнили номер? Да кто захочет признаться? Гаишники, когда приехали, все увидели, услышали да еще сына обругали за то, что в неположенном месте дорогу переходил. Нарушал правила движения. Я едва сына выходил, он только встал на ноги, иду из больницы, Петька на машине подъезжает. Облил грязью с ног до головы. А потом остановился и орет: «Эй, козел! Не забудь позвать на поминки!» Я — бегом за машиной. Он развернулся среди дороги, снова окатил грязью и хохочет в окно: «Эй, хорек! Скоро своего выродка на погост потянешь?» Вот тут и лопнуло мое терпенье. Решил сам его навестить. Среди ночи припутать. И приволокся в полночь. Позвонил в дверь. Глядь, в глазок кто-то меня засек. Я вякнул: мол, отвори, не то двери в щепки разнесу. Оттуда смех послышался: «Пупок сорвешь!» У меня в глазах потемнело. Надавил плечом, да хрен там. Двери даже не скрипнули. Я в них с разбегу! Чуть плечо не выломал! Дверь железной оказалась. Бронированной. Такую пушкой не прошибешь. Понял, с этой стороны к Петьке не подкопаться. Живет он высоко. Но не под самой крышей. Тоже не достать. А злоба пузырями кипит, аж мочи нет. Стою я возле его дома, дышать нечем. И уйти не могу, не отплатив. Глядь, милицейская машина примчалась. Из нее двое вытряхнулись и враз ко мне. Забрать хотели. Я их одолел тогда. Злобы было много. Они доперли. Велели убраться, покуда целый наряд легавых не приволокли. Я ушел. С неделю тихо было. Я подумал, что напугал Петьку. Или менты ему мозги вправили. И на вторую неделю ушел в тайгу. Ольга выпустила внуков поиграть во дворе. Ворота и калитку заперла на всякий случай. А через час во дворе взрыв. В доме все стекла повылетали. Баба во двор, глядь, а внук и внучка все черные. Костя на крыше дома, Машенька на яблоне висит, блажит не своим голосом. Младшенький, Виталик, под порогом щенком забился. Забор весь повело, покосило. Ворота с петель вынесло. Жена в милицию прибежала. Показала Виталика, тот с испугу говорить перестал. А легавые хохочут: «Пусть деду спасибо скажет за все! Это он кому-то насолил на хвост!» Ольга ко мне. Я как увидал, вовсе ошалел от злобы. Решил припутать гада возле дома и дождался Петьку в подъезде. Едва он ступил, я его и прихватил за горло. Сдавил враз, как курчонка. И не приметил двоих легавых, что следом шли. А они мне по башке дубиной! Я не вырубился и попер на них буром! В подъезде тесно. Особо не помахаешься. Ну да мне много не надо. Вдавил в стену и говорю, что их размажу, коль меж мной и Петькой встрянут, что он мне душу загадил. Менты не дергались особо. Да и куда? Я их обоих придавил в стенку. Начали уламывать, мол, Попову воспретят хулиганить. Ну и мне дали остыть. Не то до греха недалеко, недолго в зону залететь до конца жизни. Я им все обсказал. Про Петькины пакости. Менты и предложили, чтобы я ему за дом половину выложил. Тогда миром разойдетесь и поладите. Мол, Попов к тебе не станет больше прикипаться. Я им на это по самое плечо отмерил. Предупредил — язык любому из жопы вырву, кто такое еще раз предложит. Они как-то странно с Петькой Переглянулись. Тот мигом в лифт юркнул. Я не успел его словить. Не ожидал, что сбежит, как баба. Ну а с легавыми чего базлать? Оставил их и ушел. С месяц мои дом выправляли. Никто из властей за нас не вступился. Хотя весь околоток видел, как над нами измываются. За этот месяц никто к дому не подошел. Все было тихо. Я и поверил, что менты вправили мозги Петьке, сказали, мол, не каждый раз тебя охраняем, нарвешься, коль напаскудишь. Тот и угомонился. Да и у меня работы в лесопитомнике прибавилось. Каждый день домой не набегаешься. Не близок свет. Я стал забывать о случившемся. Прошла пара месяцев. Но внуки еще боялись во двор выходить, разучились играть даже в доме. Виталька лишь недавно говорить стал. Но заикается сильно. Испуг дарма не сошел. Костик с Машенькой и нынче ночами орут. Всех на ноги сдергивают. Врачи ничем не смогли помочь. Изувечил нашу детву Попов. И мне горько было. Не знал я, что моя Ольга ходила к Петькиной бабе. На работу. Все ей обсказала, пожаловалась. Попросила урезонить мужа, пристыдить. Мол, коли он и впрямь брат, разве так поступают с родней? Ить только враги так лютуют. А за детей с каждого самим Богом спросится. Мой Мишка, какой ни есть, вашему пацаненку лиха не учинил. Потому как дите не в ответе за своих родителей. Так кто же больший преступник в свете? Мой или твой? Останови его, покудова все не так худо. Не доведи до греха! Жена Петьки вместе с Ольгой плакала, жалела нас. Пообещала поговорить с мужем, со свекрухой. Но упредила, что в доме с ней не считаются. Муж только мать слушает. А она — никого. И ее — свою невестку — считает чужой. Часто говорит Петьке, что жен до Москвы раком не переставишь, а мать одна… — Митрошин выдохнул стон. Закурил, смахнув невольную слезу, заговорил глухо: — А тут моего старшего с работы выкинули. Ни за что, ни про что. Устроиться на другое место хотел. Но куда? Везде сокращения. Отказали повсюду. Как жить, на что? Ну хоть на паперть. Моего заработка не хватало. Сели на голый хлеб с водой. И я опять пошел искать Петьку. Знал, что это он оторвался на нас. Дождался уже не в подъезде, а возле гаража, где он машину ставил в конце дня. Попытался поговорить без кулаков, как с человеком. Образумить хотел. Просил его оставить нас в покое. Не изводить, пощадить детей и внуков. Дать нам дышать. Предупредил, что мое терпение кончается. Он слушал молча. Понимал: тут, возле гаражей, один на один, вступиться за него некому и я его могу размазать, как муху на стекле. Петька все враз усек и не вылупался. Я ему еще тогда велел забрать свои бумажки из суда, заявления, что он является наследником, и требует половину стоимости дома вернуть ему в денежном выражении. Я посоветовал не срамиться. Ведь у него и квартира, и машина, и дача имелись. А у нас только старый дом. Его, чтобы не завалился на головы, все время чинили. Сколько сил положили. А денег в семье никогда не водилось лишних. На каждую копейку — десять дыр. Не успевали латать. Но сытый голодного не разумеет. Сколько раз присылал он ко мне милицию, чтобы свою половину дома взять — счету нет. Я у них требовал разрешение суда, исполнительный лист. Они доперли, что не с дураком дело имеют и на испуг меня взять не получится. Покрутятся и уходят. Лишь зубами со злости скрипят. Вот и требовал, чтобы оставил мечты про дом. И от нас отвязался насовсем. Он тогда ничего не ответил. Молчал. Лишь озирался по сторонам. Сказал ему: если сына не воротишь на работу — пеняй на себя. Из-под земли достану! Петька поверил. Головой закивал. Мол, улажу это дело. Так я понял. Но когда через два дня сын пришел на прежнюю работу, его даже в двери не пропустили. Прогнали вон. Ответили, что из всех работников один директор и вахтеры остались. Нет денег на зарплату, а даром никто работать не стал. Тогда мой сын вместе с двумя друзьями решили открыть киоск. Торговать сигаретами и пивом. Чтобы это все наладить, нужны были деньги. Пришлось влезть в долги, чтобы выплатить долю. С каким трудом поставили киоск! Я его довел до ума. Весь отремонтировал, утеплил. Сделал под теремок. Люди им любовались. Завезли ребята товар. С месяц торговали. Радовались, что хорошо пошла торговля. Но поспешили. Спалили наш киоск ночью через неделю. Весь, дотла, вместе с товаром. Сын, когда увидел, свихнулся враз. И теперь в психушке лежит. Надежды нет. Как говорят врачи, у него это до конца жизни, — уронил Михаил голову в ладони.

У Потапова от услышанного все внутри кипело.

— Вот тут-то и не выдержал. Хотя и не поверилось, вздумал узнать, Петькиных это рук дело или нет. Вечером позвонил ему по телефону.

— Откуда номер узнали? — поинтересовался Вадим.

— Ольге моей жена дала номер. Они друг другу пришлись по душе. Вот я и решил воспользоваться. Спросил его. Он меня по матери послал. И пообещал дом подпалить вместе с выводком. Пьяный был. Видно, не один. Я другие голоса в трубке услыхал. Те тоже меня костерили на чем свет стоит.

— Но как вам удалось вытащить Попова на территорию склада? Вы решили убить его? — поинтересовался Потапов.

— Нет! Убить не хотел! Вздумал деньги с него взять на лечение сына и возврат долга за киоск. Попросил нашего водителя из питомника подъехать прямо к дому Петра рано утром, еще до работы. К самому подъезду. Сам за дверь встал. В щель каждого выходящего видать. Ждал недолго. Минут десять. Вижу, спускается. Как только со мной поравнялся, кулаком в кузов вбил. Он крытый железом. Водитель в кабину и ходу. Думал, в питомник повезем. Там с ним последний раз и поговорим. Но Попов стал колотиться, орать. Вышиб оконце. Пришлось сменить маршрут и свернуть на безлюдную дорогу — к складу. Там мы остановились. Я выволок Петра за шиворот, а водителя отпустил, сказал ему, что вернусь пешком. Долго не задержусь, вот только поговорю с родственником. Тот поехал, а Петька стал из рук вырываться. Я его тряхнул за душу. И предупредил, что дергаться сейчас не в его интересах. Уволок подальше от дороги, чтобы никто не мешал нам поговорить.

— Хорош разговор, — вставил Вадим. Но Потапов осек его взглядом.

— Я уже не держал его за шиворот. Указал на плиту возле забора. Он не присел. Я ему сказал, что хочу. Назвал сумму долга за киоск, за лечение сына. Петька рассмеялся мне в лицо. Стал трандеть, что я не мужик. Другой бы на моем месте давно бы сумел постоять за себя и семью. А я — говно! И он меня презирает. И что я не гожусь быть половиком под его ногами. Таким не место на земле, среди людей. И что я ничего не получу от него. А он, в конце концов, весь наш корень изведет. Никого в живых не оставит. И даже растрепался, с кем и когда расправится. Он все заранее задумал, уже готовил. Никого не забыл. Даже Виталику придумал кончину — в колодце, во дворе дома… Я пытался себя остудить, отговорить от лиха. Но когда он про Витальку сказал, у меня в душе все загорелось. В голове заломило. Схватил его в охапку, приподнял над землею. А он меня матюгами полощет. Я его на землю и швырнул. Он упал на арматурный прут. Я, как увидел, давай им Петьку сечь. Откуда ярость поднялась? Да все разом нахлынуло, вспомнилось. Он орет, а я секу. Он чем громче, тем я сильнее. Уже кровь у него пошла, ребра, кости трещат, а я остановиться не могу. Секу не глядя. Вот уже весь прут в крови, вся земля, а мне — в радость. Лишь тогда понял, что убил, когда перестал дергаться. Вот тогда до меня дошло и страшно стало. Пошарил у него по карманам. Достал документы. Зачем они мне? Бросил их под кучу железа. Рукав пиджака оторвался, я его к забору швырнул.

— Деньги в одежде покойного были? — спросил Вадим.

— Не знаю. Я только в один карман влез. Другие не проверял. При нем кейс был. С каким он на работу шел. Вот я его и взял.

— А как сожгли его? Где взяли горючку? — поинтересовался Потапов.

— Вышел на дорогу. По ней машина шла. Молоковоз. Дал шоферу на бутылку. Он мне целое ведро бензина дал. Без возврата тары.

— Не спросил, зачем бензин?

— Нет, бензин не водяра. Чего про него спрашивать. Я вернулся. Петька уже посинел. Я его облил бензином и поджег. Подождал, покуда обуглится. И ушел.

— Куда?

— В питомнике уже не появлялся. Помылся в реке, отстирал портки, рубаху от крови. Сижу, сушусь. А потом мне в голову, стукнуло — дай в кейс загляну. Что в нем Петька возил? Открыл и обомлел. Деньги! Пачками! И все крупные! Я впервые хорошо про Попова подумал, что хоть на тот свет ушел без долга передо мной.

— Куда вы их дели? — поинтересовался Вадим.

— Ольге отдал, чтобы долг вернула за киоск. Велел ей сына и внука отвезти в мою деревню — к знахарке. Она от многого людей лечила заговорами. Сказал жене, что нынче ворога не стало. Сгубил его навовсе. Во всем перед ней покаялся. Она плакала. А потом уговорила меня пожить в подвале под домом. Мол, коли менты сыщут, убьют. Я два дня там пробыл. Больше не смог. А Ольга поехала в мою деревню с Виталиком. К бабке. Та заговорила внука. Он уже почти перестал заикаться. Лишь когда торопится что-то сказать. А сына повелела поздней привезти. Мол, нет такой травки, какая ей нужна для лечения. Слово за слово, рассказала бабка, что у нее муж в речке потонул. Под лед унесло. Не сумели вытащить. Предложила моей бабе его одежу. Моя согласилась. Когда забирала, не глянула по карманам. Домой принесла. Я начал примерять. Глядь, в пиджаке что-то имеется. Достал. А это паспорт покойного. Вот и стал жить под его именем. Знахарка, пожалев нас, хоть на время меня сберегла от тюрьмы, — вздохнул Михаил Митрошин.

Валентина Попова не удивилась приходу чекистов. Она провела их в комнату и, предложив присесть, ждала стоя, что они скажут.

Нет, она не заплакала при напоминании о Петре. Лишь плечи слегка дрогнули:

— Да, я знала, кто его убил.

— Петр вам говорил о Митрошине? — спросил Вадим.

— Мне сестра все рассказала. Я спросила-а мужа. Он накричал на меня. Тогда попросила оставить их в покое. Он велел не напоминать о них. На самом деле не забывал. Я просила свекровь уговорить Петра. Но Любовь Ивановна ответила, что не вмешивается в такие дела и мне не советует. А вскоре Петра не стало, — отвернулась женщина, добавила: — Он сам во всем виноват. Любого можно вывести из терпения. А он сам себе погибель готовил. Каждый день. Не знаю, чего ему не хватало.

— Вы знаете, что Митрошин взял кейс с деньгами у Попова?

— Мне их Ольга хотела отдать. Но я не взяла. Петр и мертвый в неоплатном долгу перед своими родственниками. Я попросила взять их и хоть как-то покрыть ущерб.

— Что это за деньги были при нем?

— Он продал свою машину как раз накануне. Хотел другую купить. Лучше и новее. Уже договорился о цене и должен был в этот день отдать деньги. Но Михаил его встретил.

— Скажите, еще до продажи машины у вашего мужа всегда водились деньги. И, говорят, немалые. Откуда? — поинтересовался Потапов.

— Работал, наверное, хорошо получал. Но мне редко давал. Да и то лишь на питание. Я на свою зарплату жила.

— А с Быковыми чего сдружился?

— Они были его крышей. Так муж говорил. И объяснял, что без них ему не обойтись.

— Скажите, вы что-нибудь слышали от Петра о коллекции нумизмата Карпова? — спросил Вадим.

— Немного.

— Что именно? — оживился Потапов.

— За неделю до смерти зашел он в спальню. Злой. Стал что-то искать в шкафу. Я его спросила, может, помочь смогу, он сказал, что ключ надо найти. Я спросила — какой. Он объяснил. Мол, от сейфа. Я поинтересовалась, от какого сейфа? Петр повернулся ко мне, лицо перекошено. С чего, так и не поняла. Показал на верхнюю полку и говорит: «Здесь я его положил. Куда он делся?» Мне обидно стало. В его шкафу я не лазила. Он его всегда на замке держал. Уж и не знаю, от кого. От самого себя? Я ушла в зал. А он вышел, успокоившись. Сказал, что нашел.

— Вы считаете, что это был ключ от сейфа Карпова?

— Конечно. У него на работе сейфа нет. И у свекрови тоже.

— Зачем тогда нужно выносить сейф, если имелся ключ? Не проще было бы вынести коллекцию? — удивился Вадим.

— У Петра, как я поняла, был один ключ. От общей дверцы. А коллекция хранилась в закрываемых ящиках, вваренных в сейф. Вот этих двух ключей у Петра и не имелось никогда.

— Могли разварить их сваркой!

— Нельзя! Монеты могли сплавиться или повредиться от сварки и потеряли бы свою цену. Их никто бы не купил, поняв, что они украдены. Потому сварка не годится.

— А взломать пытались?

— Как я поняла, не получилось это.

— С кем он говорил о коллекции? С Быковыми? У вас дома?

— Нет. По телефону. С кем — не знаю. Увидел, что слушаю, положил трубку, закрыл двери. Больше ничего не знаю.

— А где ваш сын?

— У Митрошиных. Он уже два месяца у них живет. Привык и полюбил их. За всех нас. Яне мешаю. Дети в людях не ошибаются. Да и то верно, не они, а мы перед ними виноваты, — заплакала Валентина.