Наташка впервые всерьез задумалась о своем будущем. Она вспомнила прожитое. В нем не нашла светлого. Оно так и осталось сумрачным, холодным и безрадостным.

— Зачем я вышла замуж за Николая Ивановича? Почему согласилась? Ведь он вдвое старше. Он почти как мой отец по годам. Мы совсем немного прожили, а уже его характер вконец испортился, стал невыносимым, подозрительным, мнительным. На каждом шагу придирается ко всякой мелочи и ругает, отчитывает без конца.

— Нет сил терпеть все это дальше. У него возраст? А я причем? Чем старше, тем придирчивее будет. Как жить дальше? А тут еще эта беременность совсем некстати. Ладно, была бы уверена, что ребенок от Николая. Так и здесь никаких гарантий. А вдруг он от Андрея, — сжалась в комок от ужаса, глянула в беспросветную темень за окном. Наташка поежилась:

— Как Николай воспримет мою беременность? Обрадуется или насторожится? Интересно, будет ли просить, чтоб родила, или скажет, что не хочет лишней мороки, что в его возрасте ни к чему заводить малыша. А может, махнет на все рукой, завалится на свой диван и скажет:

— Мне плевать на все. Рожать тебе. Поступай, как хочешь!

— От него чего хочешь жди теперь, — думает Наташка, оглядывается на дверь в зал:

— Хоть бы скорее Глеб уходил. Уже сколько времени, а он расселся, как дома. Ему кайфово, а мне отдохнуть хочется. Не лягу же на диван при чужом. А в спальню идти рано и неприлично. Поймут, что выгоняю этим Глебку. Николка развоняется так, что ничему не обрадуешься. Он за своих друзей кадык любому вырвет. Вот и жди, когда они разбегутся. Этот Глеб меру времени потерял, забыл о приличии. Все же Колька семейный. Пора бы и честь знать, злится баба.

— Наташ, свари кофе! — слышит голос мужа.

Баба сморщилась, молча обозвала Николая придурком. Но кофе сварила, подала, поставила на стол с улыбкой, не выдав свою досаду на засидевшегося гостя. Тот будто задумал остаться на ночлег.

— Ребята, может, перекусите? — спросила обоих, чтобы узнать, сколько ж они намерены просидеть еще. Но от позднего ужина оба отказались, и Наталья довольная вернулась на кухню. Но отметила, что ее не пригласили, как всегда, попить кофе вместе. А значит, разговор у мужчин не для ее ушей, а может, она попросту надоела Николаю и, тот не хочет видеть ее за столом лишний раз.

— Наташ, ты не жди нас! Иди спать! — предложил Николай.

Баба пошла в спальню и услышала музыку из квартиры Андрея. Легкая, бездумная и радостная, она словно пыталась выровнять пасмурное настроение Наташки.

— И чему ты радуешься, полудурок. Наверно, сегодня кучерявый навар сорвал? А может, приловил какую-нибудь дуру, такую как я! И тоже оставил ей ребенка, — подумала злясь на Андрея.

— Эх-х, глупая! Надо завтра своих навестить. Может, подскажут что-нибудь дельное или помогут сразу, — вспомнила, что у матери с отцом есть в друзьях гинеколог и, если понадобится аборт, с этим проблем не будет.

— Ну почему сразу крайность? Может, рожу, как другие. Вон у всех подружек дети есть. Даже Аринка родила. Хотя болячек куча, и самой уже тридцать, а не испугалась, выдала мальца, первенца почти на четыре килограмма и плевала, что нет мужа. Для себя родила. Об аборте не думала. Сама растит. У меня два мужика! И я не решаюсь. Да черт с ними, этими козлами! Рожу себе дочь или сына, покуда бабка и мать есть, вырастить помогут, а куда денутся? Отец все время о внучке галдит. Просит не затягивать, порадовать покуда в силах. Хорошо, если малыш в нашу родню пойдет, а вдруг в Андрея удастся. И что тогда? Отец его в пеленках задушит и скажет:

— Глаза б мои не видели выблядка!

— Ведь не позволил родить от Алешки! Как он меня исколошматил перед абортом. Ему не просто внук, а человек с чистым именем нужен, чтобы у него был отец — порядочный человек, а не какой-то там сутенер, — ворочается Наташка в постели и слышит, что Глеб собирается уходить.

— Ну, наконец-то! — радуется женщина и, набросив халат, вышла из спальни, когда Николай Иванович закрыл дверь за другом.

— Ты еще не спишь? — оглянулся удивленно.

— Нет, не спалось.

— С чего бы?

— Хочу кое-что сказать. Не знаю, как воспримешь, — умолкла Натка.

— Ну, давай! Чего медлишь? Что у тебя стряслось, выкладывай! — оглядел жену весело.

— Коля, кажется, я беременна!

Николай Иванович остановился посередине комнаты, вобрал голову в плечи, спросил:

— Кажется? Или впрямь беременна?

— Беременна! — ответила уверенно.

— От кого? — спросил жестко.

— Как это от кого? Понятно, что от тебя!

— От меня? А ты уверена?

— Николай! Что за вопрос? Почему сомневаешься? У тебя есть основания вот так меня оскорблять?

— Не просто основания, а доказательства! — открыл ящик стола, достал какую-то бумагу, и дал ее Наташке:

— Читай! Это заключение я получил два месяца назад. В нем четко сказано, что я бесплоден. И детей от меня не может быть! Ошибка исключена! Тебе понятно? — взял бумагу из дрожащих рук.

— Коля! Этот ребенок твой! — сказала почти шепотом:

— Я не знаю, у кого ты проверялся. Но мне бояться нечего, не знаю, в чем подозреваешь или к кому ревнуешь. Я забеременела от тебя.

— Наталья! Я много раз убеждался в твоей лживости. Но самому себе не соврешь. Все когда-то раскрывается и тайное становится явным. Я не верю тебе!

— За что? С кем застал или видел, кого подозреваешь?

— Сама знаешь. Уж если застану, говорить будет не с кем! — сел в кресло и отвернулся от бабы.

— Значит, ты не хочешь ребенка?

— А это куда денешь? Я несколько раз проверялся, в разных клиниках, у разных врачей. И результат везде один. Могут ли ошибиться все? Это исключено. Ты сама в такое не поверила б. Я сам был заинтересован иметь малыша. Но воспитывать чужого не хочу! Уволь, я не придурок из тех, какие берут на воспитание приемных и устраивают в семье приют для беспризорных, от кого отказались свои родители. Хорошие гены они унаследуют! Я уже наслышан, что из этой затеи получается. Но главное не в том! Ты его нагуляла с каким-то ублюдком, а хочешь выдать его за моего, родного! Это верх подлости! — резко встал, вошел в спальню и, остановившись на пороге, сказал:

— Короче! Со мною эту тему не поднимай. Ничего слышать не хочу. Проверься и разберись сама. Мне нагулянные подкидыши не нужны. Слышь? Не потерплю развратное семя! Обдумай свое будущее уже без меня! Кто стал отцом твоего ребенка, тот пусть и растит его. А из меня лопуха не сделаешь! — ушел в спальню, плотно закрыв за собою двери.

Наташка не спала до утра. Она металась по квартире из угла в угол и никак не могла успокоиться. Она курила на балконе, приняла ванну, но это не помогло и не успокоило. Баба не могла привести в порядок мысли и решить, что теперь делать, как дальше жить.

— Конечно, нужно посоветоваться со своими, а уж потом думать. Мать с бабкой, может, подскажут дельное, а отец тут же в горло вцепится. Я у него до смерти из проституток не вылезу Еще неизвестно, оставит ли жить у себя или вышибет как шавку на улицу. От него чего хочешь жди, сама непредсказуемость. И куда денусь? Придется идти к деду. Ну, этот и на порог не пустит. Выкинет во двор и запретит входить на крыльцо! Николай Иванович предельно ясно дал понять, чтобы выметалась. Оно и понятно, ему соседские старухи все уши прозудели. Им и я, и Андрей, как два мозоля на задницах, все время мешали, усмехнулась баба, вспомнив, как сутенер заклеивал дверные глазки старух скотчем. Как ругались бабки, сдирая его, и проклинали хулигана на все лады. Они мигом догадывались, кто устроил им эту шкоду. Ведь дверные глазки Андрея и Чижова оставались не заклеенными. А потому, брань была адресной, грубой.

Видел эти проказы и Николай Иванович. Помогал старухам снять скотч, подпалив его зажигалкой, пообещав на всю площадку, если поймает хулигана, сам расправится с ним без жалости.

Андрей через свой дверной глазок наблюдал за этим цирком и хихикал, показывая в замочную скважину шиш. Уж он знал, что в полночь все соседи спят, даже бдительные старухи. А тучный полковник еще раньше их заваливался в постель и храпел так, что Андрей клал подушку на голову, чтобы уснуть без помех.

— Андрюха! Если ты позовешь, я уйду к тебе. Мне наплевать, кем работаешь, чем промышляешь, я люблю тебя, мой отморозок, мой самый дорогой хулиган! Эх, если бы ты проснулся и позвал. Я ни минуты не промедлила и ушла бы к тебе навсегда! — думала баба. Ей было обидно, что никто во всем городе не видит, не слышит и не жалеет ее.

Медленно тянулась ночь. Наташка устала от сигарет и кофе, прилегла на диван, свернувшись клубком, и уснула, уткнувшись носом в подушку.

Ей снились странные сны. То Леха Чижов пытался примерить на ее шею петлю и все убеждал, что это совсем не больно. В один миг вылетает душа, и они снова будут вместе, уже навсегда, их больше никто не разлучит и не помешает.

Наташка вырывалась из его рук, пряталась по темным углам, убегала на балкон, он находил, приволакивал в свою комнату и снова надевал на голову петлю.

— Отвали, отморозок! Я не хочу вешаться! Чего пристал? Я буду жить! — отбивалась Наташка руками и ногами, пока не почувствовала, что ее настырно теребят за плечо. Она открыла глаза:

— Чего визжишь на весь дом? Кого материшь столь грязно? Иди в свою спальню, дай мне отдохнуть до утра. Сдернула ни свет, ни заря своими воплями! — разбудил ее Николай Иванович.

Наташка ушла в спальню Алешки и лишь на рассвете задремала.

Проснулась когда встал Чижов. Он хмурился, ни о чем не говорил с Наташкой. И тогда она сама спросила его:

— Кому из соседей отдать ключи от квартиры?

— Зачем?

— Я сегодня уйду, как ты и предложил.

— Я тебя не гоню! Лишь предложил провериться. Может, ты ошиблась. У женщин случаются задержки из-за простуд, ну и на нервной почве. Пусть и тебя проверят. Зачем заранее все крушить? Ведь мы разумные люди! Кстати, можно проверить, чей ребенок в утробе, если ты и впрямь беременна.

— Как? Ведь это кроха, зародыш! Или ты предлагаешь аборт? Так тогда какая разница, чей он, если ему не жить? — навернулись слезы на глаза.

— Меня этим не проймешь. Чистое имя иногда стоит жизни. Мне, как военному, эта истина хорошо знакома. А что есть дороже имени и чести? Как еще докажешь? Если сумеешь, я буду очень рад!

— Я только баба перед тобой. И очень не хочу терять ребенка. Ты большой и сильный, а он совсем крошечный. Почему должен пострадать из-за тебя? А вдруг это последний случай и больше не будет беременности? А я на всю жизнь останусь бездетной?

— Ладно! Проверим, когда родится. Может, и не понадобится ничего! — потрепал Натку по плечу и заторопился на работу.

Баба едва дождалась, когда Чижов выведет машину из гаража и уедет в штаб. Она тут же позвала Андрея и сказала:

— А знаешь, я беременна от тебя! Ты рад?

— Слушай, Натаха, ты свихнулась! — смотрел на женщину вылупившимся бараном.

— Почему это от меня? Или твой мужик кастрат? С чего взяла? — изумился Андрей. И расхохотался над справкой о бездетности.

— У меня таких доказательств полные карманы. Не меньше десятка. Бабы подавали на алименты. А я справку в суд приносил. На том и все заканчивалось. Конечно, отслюнивал врачам. Но это было так давно! С тех пор поумнел и без «скафандра» к бабам не подхожу, ни к одной. Девки спокойны и сам защищен. Так что ко мне без претензий. Я ни одну не могу наградить ничем и ничего не оставляю на память. Со мною эти шутки не пройдут. Не веришь, вот посмотри, — достал из кармана несколько запечатанных презервативов. Хохотнул и добавил:

— А один на мне. Успел надеть, можешь проверить, как всегда импортный. Они не рвутся и не трещат по швам.

— Черт вас возьми! Один не детородный, другой в гондоне! А ребенок от кого? — возмутилась Наташка и вытолкала Андрея из квартиры, назвав вслед козлом. Она запретила ему переступать порог и появляться на глаза.

Мужик ушел молча, не оглянувшись, покрутив у виска, и лишь открыв свою дверь, назвал Наташку взбалмошной дурой и чокнутой. Он резко захлопнул свою дверь, проверив, не забыл ли у соседей свои тапки, и вздохнул с облегченьем, он не успел разуться.

— Размечталась стерва схомутать меня! Подсунуть хочешь своего выблядка? Мало тебе было удовольствие получить, теперь своего выпердыша вздумала повесить мне на шею, только этого и не достает. Как говорят: любишь с горочки кататься, будешь саночки возить! От своего брюхатого приволокешь потомство. Сама с ним разбирайся и возись. Я не повешу на себя эту обузу. Мне еще жизнь не опаскудела, и на земле не перевелись смазливые бабенки. Клянусь, они ничем не хуже тебя! — отошел от двери в комнату.

Наташка закрыла дверь на ключ. Сварив кофе, села в зале, закурила. На душе и досада, и радость вперемешку. Чего больше, не понять.

— Значит, ребенок от Чижова! Но зачем ему нужна была справка? Для чего ею обзавелся, почему заранее прикрылся и так безоговорочно верит. Ведь вот даже анализы ДНК не всегда точны. Кто может гарантировать точность вывода? А и Андрей с его презервативами тоже сбрехать мог, — вздрогнула от внезапного звонка в дверь. Глянула в глазок, перед дверью глыбой стоял Николай Иванович.

— Важную папку забыл! — спешно разулся и прошел в зал.

— Коль, давай попьем кофе! Я только сварила, — предложила Наташка, заметив, как муж заглянул в шифоньер, в туалет и ванну, прошел на балкон.

— Ох, и вовремя выперла Андрюху! Еще каких- нибудь две-три минуты и накрыл бы его у меня. Пусть не в постели, но разве Кольке докажешь что не виновата на этот раз ни в чем. Он, как бык, в свое уперся бы.

— Коль! Иди кофе пить! — смеется Наташка над покрасневшим Чижовым, решившим вот так внезапно проверить ее. Теперь сконфуженный сидит в кресле виноватым большим мальчишкой. Ему очень неловко и стыдно. Он знает, Наташка поняла истинную причину спешного возвращения и теперь откровенно хихикает в кулак.

Что там красная папка с документами? Еще ярче покраснели щеки полковника. Кто-то подвел мужика. Нашептал, позвонил, а напрасно облил жену грязью. Никого у нее не было. Одна кофе пила. Второй чашки не стояло. И курила сама. Ни на столе, ни в пепельнице чужих сигарет и окурков не было. Вот и поверь после этого друзьям и соседям. Лишишься, потеряешь любимого человека ни за хрен собачий. Они потом еще дураком ославят, — вздыхает Чижов и предложил:

— Давай на работу подвезу, ведь по пути…

Наталья молча оделась и вышла следом за мужем из квартиры.

В тот день она прямо с работы поехала к своим. Заранее предупредила, что приедет с ночевкой, что нужен серьезный разговор, и Наташку ждали. Все поняли, что между нею и Николаем случилась неприятность.

Евгений ждал, какой сюрприз преподнесет дочь. И спросил почти с порога:

— Из-за чего побрехались?

— Из-за беременности!

— Чего? — опешил человек.

— Он считает себя бесплодным!

— А от кого беременна?

Наталья устало отмахнулась. Ей надоело врать и оправдываться:

— Отец! Я хочу ребенка! Понимаешь, пришло мое время стать матерью. И мне плевать на то, от кого рожу. Важно, что этот ребенок мой! Я для себя его получу. Иначе, зачем я живу? Мне далеко не семнадцать. Пора определиться. Жить ради Николая, кормить и ублажать его надоело. Я хочу иметь в будущем своего родного человека, опору и радость, свое продолжение. Николай устает на службе, у него возраст. А я причем?

— Погоди! Ты мне ответь, от кого ребенок? Николая я знаю. О нем не тарахти лишнее! — смотрел на дочь строго.

— Чего пристал к дочке? От кого, для чего? Да хорошо, что забеременела, пусть родит! Вырастим сами. Без этого бугая! Пока я жива, сама помогу, догляжу и выхожу, свой не в тягость. Я уж сколько мечтаю о ребенке от Наташи. Может, мальчонку родит. А и девку тоже неплохо, свое семя. Нынче бабы совсем рожать разучились, чужих берут в дети. А этот свой, кровный, родной будет, — выдавила бабка слезу умиления.

— Женя! Я просила дочку родить внучонка. Дважды замужем, а ребенка нет.

— Вы мне не базарьте! И я хочу внука! Но от кого он завелся? — настаивал Женька, и Наташка рассказала все. Не умолчала и о последнем разговоре с соседом.

Евгений нервно курил, слушая дочь.

— Так кто из них отец? — остановился перед Наташкой, сцепив кулаки:

— И вообще, ты беременная или нет?

— Каждое утро тошнота, рвота, голова кружится, слабость.

— Завтра отвезу тебя к нашему врачу.

— Нет, аборт не сделаю, не согласна!

— Он проверит. И скажет точно, есть беременность или нет ее. А дальше поговорим предметно. Сейчас это пустые брехи. Чей он? Увидим. В конце концов, завтра решим что делать.

— Отец, я лучше наложу на себя руки, но не дам убить малыша. Пойми, у всех моих подруг есть дети, даже у незамужних. А я что, проклятая? Неужели меня никто не назовет мамкой? — заплакала горько:

— На меня все девки смотрят как на ущербную. Да хрен бы с ними. Мне и самой сколько лет. Еще года три, сама не смогу родить, поздно будет, понимаешь?

— Все понимаю, — вздыхал человек.

— Я уже целая тетка, а ты меня все за ребенка считаешь, — сопнула носом Натка. И обняв Евгения, уткнулась в плечо:

— Папка, ну пусть я дерьмо, но я есть у тебя. И ты меня любишь. Иначе, кого бы дубасил, за кого переживал бы, кто б тебе нервы намотал как ни я? — поцеловала в щеку:

— Знаешь, я устала от Чижова! Он сам себе не верит, что способен на ребенка. А ведь мне от него ничего не нужно. Ни фамилии, ни квартиры, ни его денег. Он заранее запасся справкой о бесплодности, но для чего? От кого решил оградиться? Ведь без причин такую справку не получают. И дают ее по запросу.

— Теперь это не так, Наташка, хотя кто его знает, за чужого человека никто не даст гарантию. Может, и зять имеет на стороне озорных подружек. Как мужика осуждать не стану. Но ты права, без причины такими справками не обзаводятся. Это верно! — почесал затылок и сказал:

— Но ты, девка, дрянь редкая! Сама про то знаешь! Отмочила, стерва! Не знаешь, чей у тебя ребенок, от кого зацепила, разве не сучка?

— Чего лаешься? Как с вами разобраться? Вконец запутаешься, если один негодный, а другой в гондоне ходит. Вот и пойми, чье дитя? — встряла Валентина.

— Да хрен с ними со всеми! Сами вырастим ребенка! Оно и впрямь, пора Наташке родить, — выдохнул мужик, добавив грустно:

— Вот только Захарию что скажу? Этот не поймет и не признает мальца. О Натке слышать не захочет. Так и назовет шалавой, а нас всех придурками за недогляд. Он бабам не прощает распутства.

— Слава Богу, мы от него не зависим ни в чем! Сам на себя глянул бы. На старости лет вовсе с ума спятил, вконец истаскался, — поджала губы Валентина.

— Ему не рожать! — едко заметил Женька.

Наташка уже легла в постель, когда позвонил Николай Иванович. Узнав, что заночует у родителей, успокоился, попросил завтра быть дома. Наташка поняла по тону, что у мужа какие-то неприятности, но по телефону он о них говорить не хочет.

Чижов, на другой день вернулся с работы мрачный. Отказался от ужина и кофе, долго сидел на балконе. На вопрос Наташки ответил коротко:

— Да так, мелочи! Не обращай внимания.

А позже рассказал что произошло:

— Зашли в кабак после работы. Помянули Федьку. Год исполнился, как не стало человека. Решили не засиживаться, выпить по рюмке коньяку, все на том. Ведь, честно говоря, забыли, за целый день закрутились в делах. А вышли из штаба и вспомнили. Стыдно стало. Столько лет дружили…

— Я и не знала, что он умер! — ахнула баба.

— Сердце подвело прямо в пути. Поехал в командировку и умер в поезде. Так бы и не узнали, если б не проводница. Пришла разбудить, а он готов. Вот такая она наша жизнь. Где приловит смерть, никто не знает.

— Ну так это ж давно прошло! Чего ж теперь переживать? Федю уж не вернете, — вспомнила баба.

— Не в том дело. Мы с Никитой и Глебом наверх поднялись. Чтоб самим, отдельно от всех, помянуть человека. Нас в кабинет провели, мол, тут никто не помешает. Мы и обрадовались. А здесь, ну, как назло, вышел Никита по своим делам и встретил знакомую. Они давно не виделись, вот и пригласил к нам за стол. Та подружек притащила, — поморщился Чижов:

— Посидели с час, не больше того. Но какая-то тварь сумела сфотографировать. Естественно, мы о том ни сном, ни духом. А утром всех вызвали к начальству! Перед генералом на столе снимки, — побагровел полковник.

— А вы что не люди? Не имеете права отдохнуть после работы? — удивилась Натка.

— Милая наивность! Если б не Никитины подруги, никто на снимки и не глянул. А тут бабы! Зацепа для всех! А тут как раз эта кампания по сокращению командного состава. Теперь дошло?

— Нет! Где бабы, причем сокращения?

— Кто-то крамолу усмотрел в снимках.

— Бабы были голые?

— Да что ты! Ни в коем случае!

— А с чего кипеж? — не поняла Натка.

— Ну как же, с посторонними женщинами узрели. Хоть там придраться не к чему Никаких вольностей. А вот прицепились, что после работы пьянствуем в обществе малознакомых женщин. Устроили нам разнос такой, что места было мало. И никто никаких объяснений не хочет слышать. Разве не обидно, отчитали, выругали как сопливых пацанов. Нас курсантами так не склоняли. И самое обидное — ни за что! Ни причин, ни повода к тому не было! — возмущался Чижов искренне.

— Ага! Тебе обидно? Ни за что получил! А как мне от тебя досталось? И тоже ни за хрен собачий! Но ты не беременный. А мне чего наговорил? Во всех грехах обвинил! Как это передышать, подумай!

— Но и у меня справка!

— А у меня беременность!

— От кого? — побледнел Чижов.

— А тебе для чего те справки? От кого защищаешься? От генерала? Кто с тебя алименты требует? Я к тебе претензий не имею, и ничего не попрошу, будь спокоен, Коля, я сама ребенка выращу, без твоей помощи.

— Дело вовсе не в деньгах, дура! — вспыхнул человек, потеряв терпенье.

— Тебе все можно! Приезжать с засосами, приходить в помаде, кутить с бабами в ресторане, и слова тебе не скажи. Мне на лестничную площадку выйти нельзя. Скоро на балкон запретишь появляться. К кому меня ревнуешь? Я и так живу как птица в клетке. К своим раз в месяц появляюсь. О подругах вообще молчу. Рабыней у тебя живу. Что я тут вижу? Все время в четырех стенах. Осталось на цепь посадить. Я только и обслуживаю тебя! Надоело, все, с меня хватит!

— Ну, поделился на свою голову! Ведь совсем о другом говорили. Зачем все в кучу свалила, кто тебя чем попрекнул сегодня? Все обговорили, сама разворошила. Чего ищешь повод для ссоры? И так тошно, к чему добавляешь? Я с тобою как с женой поделился. Сама спросила, теперь за откровенность схлопотал. Ну, спасибо, проучила…

— У тебя все без последствий кончится! А у меня, как знать.

— Кто сказал, что без последствий? Уже намекнули на рапорт об отставке. Это ты представляешь, уйти в отставку раньше времени и с такой формулировкой, да еще в моем возрасте!

— И что? Подумаешь, мужиком уйдешь, не пропойцей или наркоманом, не ворюгой иль мошенником! Да твоей формулировке весь генералитет позавидует. Их выгонят по старости, а тебя — в резерв, в запас!

— Какой запас? В отставку выпрут! — рассмеялся невольно. И спросил:

— Чуешь разницу? В отставку, это на пенсию.

— И Глеба с Никитой?

— Всех одной сраной метлой обещали вымести. Генерал с час бесился, разносил нас в клочки. Говорил, что ни одного не потерпит. Но главное, такое в личное дело влепит, что до самой смерти опозорит.

Они еще долго сетовали всякий на свои беды:

— Мне тоже на работе досталось на орехи. Начальница вызвала с утра и клизьму с битым стеклом всадила по самое горло.

— А за что? — спросил Чижов.

— Да баба к нам года три ходила. Все заявку на мужика подавала. Сама, ну, сущая уродка! Рост почти два метра. Представляешь такую каланчу! Саму за швабру одетой можно спрятать. Рожа, как у козы подхвостница. Ноги такие, что старая кляча против нее балериной смотрится. Короче, на харе только нос и уши. Ни грудей, ни задницы в помине нет, даже под микроскопом не разыщешь. Вместо волос на башке обтрепанный веник. И вот это чмо размечталось о принце, да еще зарубежном. Чтобы он был богатым и при всех мужских достоинствах и без интимных связей в прошлом!

— Сумасшедшая! — не выдержал Николай.

— Ну, потому на нее три года никто не западал.

— Неудивительно…

— А тут мы дали ее в интернете. Без грима!

— Ну вы жестокие!

— Все! Ее сайт как заклинило. Целых три месяца ни звука не было. Ну, мы и не надеялись, что эту овечью, морду приметят. Но сыскался придурок из Индии. Оригинал! Именно нашу Марго узрел. Короче, они как-то скукарекались. Марго, правда, сетовала, что этот хахаль ниже ее на целую голову. Зато все остальное устроило. Поехала она к нему и сразу прокол. Она, оказалось, плохо владеет английским языком. Ну кто мог такое предположить? А те три года, пока к нам ходила, могла бы освоить в совершенстве.

— Она сама не верила в свою удачу! — хохотнул Николай гулко.

— И что думаешь, этот ее жених, чтоб его черти взяли, пожаловался на меня за то, что я недобросовестно подобрала ему спутницу жизни. И если она не освоит язык в обусловленное время, я возмещу ему издержки. Ну скажи, кто он после этого?

— Пустое! Если он бабе понравится, притрутся.

— А если нет?

— Исключено. Говоришь, у нее за три года другого варианта не было? Ну куда она вернется? Этот пусть и маленький, но мужик. Сам ее выбрал. Такое дорогого стоит. Наша Марго его из своих лап не выпустит. Если сама не выучит английский, то уж его обязательно научит русскому, да еще какому забористому, со всеми падежами и этажами! В обиде не будет И через год о своих претензиях забудет. Так что успокойся.

— Коль! Черт с ней с этой Марго. Но скажи мне честно, зачем тебе понадобилась справка о бездетности? Для чего?

Николай Иванович явно смутился. Хотел уйти от прямого ответа, но никак не получалось.

— Короче, все началось с шутки. В то время мы с тобой только договорились остаться вместе. Но мои ребята не поверили. Стали подначивать и высмеивать. Всяк по-своему меня доставал. Вот так дошло до детородности. Ну и спрашиваю, как я отличу своего ребенка от чужого, ну, это на всякий случай. И способен ли я на этот подвиг. Сама понимаешь, как возмутился тогда. Ведь у меня Алешка был, почему должен сомневаться? Но санчасть сбоку, почему не провериться? Оно и врачи не удивились. Каждому охота знать, что ждать от завтрашнего дня. Вот и сдал анализ. Не поверил результату. Так и посчитал, что меня перепутали или вздумали разыграть. Как это здоровый мужик и вдруг никуда не годен! Я в городскую поликлинику. И снова отрицательный результат. Тогда я крепко выпил с досады. Все понимал, что возраст и болячки могли сказаться. Но больно стало, все думал: — За что? Ведь мои друзья все способны. Ведь анализы все сдали ради интереса. И только я в никчемных. А ребята подтрунивают:

— Зато тебе не переживать от кого ребенок в семье растет. Его у тебя никогда не будет.

— Ну, а теперь должна и меня понять. Я не успокоился. Еще раз сдал анализ уже после того, как ты сказала о беременности. И снова мимо! Хотел бы знать, что ты подумала б на моем месте?

— Что предлагаешь? Уйти? Я хоть сейчас!

— Но мы же с тобой договорились, дождемся рожденья. Хотя я в чудеса не верю. И, конечно, заранее знаю, чем все кончится. Я не отморозок и чужого ребенка своим никогда не назову, это исключено.

— Если ты не веришь, зачем тянуть время?

— А это ни к чему не обязывает. Мне этого дитенка никто не навяжет.

— Я не для тебя, для себя его рожу. И, поверь, никогда не укажу тебя отцом. Кстати, я договорилась со своими. Они возьмут меня домой, обратно, насовсем.

— Ну, это не случайно! — прищурился Чижов. И спросил:

— Отцу, наверное, полные карманы слез налила, жалуясь на меня.

— Сказала все как есть. Он понял правильно и не стал никого ни в чем обвинять. Только меня отругал за поспешное замужество.

— Интересно, как бы он сам поступил на моем месте?

— Он свое слово сказал! — отвернулась Наташка.

Утром, проводив Николая на работу, баба пошла вынести мусор и лицом к лицу столкнулась с Андреем на площадке:

— Привет, моя голубка! Не скучаешь? А я по тебе с ума схожу!

— Да не сочиняй, не ври! — попыталась вырвать руку.

— Ну, чего дергаешься? Проводила своего борова? Давай выноси ведро, я к тебе зарулю на десяток минут, — закрыл свою дверь и следом за Наткой нырнул в квартиру. Та не успела опомниться, как оказалась на диване:

— Моя красавица! — расстегнул халат.

Баба и слова сказать не успела:

— Ласточка, цветочек мой! — навалился на Натку, выскочил из брюк.

— Пусти! — слабо попыталась отбиться, потом обняла, прижалась к Андрею накрепко, замерла.

Волшебный миг любви, эти двое, казалось, действительно соскучились друг по другу за эти дни. И вдруг над их головами грянуло громом:

— Что?! В моем доме?!

Андрей вздрогнул так, словно его огрели плетью изо всех сил. Он схватил брюки, думал проскочить мимо Чижова, но тот поймал, вдавил в стену, сосед рухнул на пол. Николай Иванович вышвырнул его за дверь. Вернувшись в квартиру, подошел к Натке вплотную:

— Выметайся, шлюха! Не доводи до греха! Мне уже нечего терять. Ты отняла у меня сына! Он был моей жизнью! За что так отомстила, за что ненавидела? Грязная сука! Ведь я и впрямь любил тебя! Вон отсюда!

Наташка выскочила из квартиры Чижова босиком, в расстегнутом халате.

Она бежала домой, держась и закрывая живот обеими руками, не оглядываясь на прохожих, с удивлением глазевших на нее. Воспаленные губы шептали:

— Господи, помоги сберечь ребенка! Пощади его!

Где-то в глубине души бабы скулила обида на Андрея. Он успел убежать, уползти, спрятаться от Чижова и совсем забыл о ней. А ведь убегая, она рванулась к нему в дверь, но та оказалась закрытой наглухо.

Наташка и сама не помнила, как ввалилась домой. Валентина, открыв ей двери, испугалась. Она никогда не видела внучку такою бледной, растрепанной, испуганной. И подумала, что та сошла с ума. Она быстро позвонила Ирине, Женьке, те совсем не сразу привели в себя Наташку. Когда баба рассказала, что произошло, Женька долго стоял на коленях перед образом Спасителя:

— Господи! Спасибо Тебе великое за то, что не дал погубить дочь! — шептал человек.

Лишь через неделю поехал он к Чижову за вещами Наташки. Полковник встретил его подчеркнуто холодно. Поздоровался коротким кивком, не подав руки.

— Николай! Я все понимаю. Дочь рассказала. Знаю, что можешь сказать, и будешь прав. Я заранее приемлю каждый упрек. Но и у меня обид немало. Почему ты не извинился, когда твой сын выгнал мою дочь на улицу беременной, а прежде избил ее? Почему вся вина за смерть Алешки легла на Наталью? Разве она повисла тебе на шею или навязалась в жены? Почему сразу не сказал, что бесплоден? Я никогда не разрешил бы ей остаться в твоем доме! Ты упрекнул Натаху в смерти Алешки, а разве только она виновата?

— Не будь ее, он и теперь бы жил!

— У него хватало бабья и без Наташки. На какой-то все равно споткнулся б!

— Эта дешевка сломает себе шею и все равно не сдохнет своею смертью.

— Никто не знает, что ждет самого, а уж чего предрекать другим? Разве думал, что твой сын повесится? Каждому свой ребенок дорог. Прав он или нет, мы всегда будем их защищать до последнего. И каждый останется по-своему прав, потому что они наша кровь. Я не хочу спорить с тобой права Наташка или нет. У женщин своя правда. Она злее и жестче нашей. Но с нею приходится считаться, хочешь того или нет. Живя с Наташкой, ты ничего не потерял, квартира, деньги и положение, все на месте. Ты получил легкий щелчок. А пострадала лишь моя дочь!

— Евгений! Кончай городить чушь! С чего она пострадала, эта сучонка?

— Ты ее застал один раз. Она видела следы множества твоих измен. Но не болтала о них, не разносила о тебе грязные слухи по городу. Хотя ей было что сказать и доказательства имелись. Наташка сочла это неприличным выносить мусор из семьи на потеху городу.

— По-твоему я еще должен был защищать сучку?

— Куда тебе до такого? Ты понимал только своего сына! Случайно ли? Ну да не будем ворошить прошлое! Одно скажу, вы с Алешкой друг друга стоили. А потому семьи не получилось. Больше вы никогда не будете вместе, я этого не допущу!

— Я еще не сошел с ума, чтоб даже предположить такое. Ни видеть, ни слышать о ней я никогда не захочу. Она навсегда вычеркнута из моей жизни! Я не прощу ее!

— Ну вот и квиты! Она сказала мне то же самое! А значит, прощай! — взял Женька чемоданы и вышел из квартиры Чижова, не подав руки хозяину.

Николай Иванович закрыл за ним дверь, сказав вслед короткое:

— Нахалы!

Женька не услышал. Вернувшись домой, велел Наташке распределить вещи в шифоньер и навсегда забыть Чижова.

Наталья после возвращения домой резко изменилась. Она стала сдержанной, деловой, ее уже не тянуло к подружкам. И однажды, совсем неожиданно для всех, заявила, что хочет поехать к деду.

— Ты к Захарию? Но он все знает. Пустит ли он тебя? Примет ли? — засомневался Евгений.

Наташка приехала без предупреждения. Вошла в дом, коротко стукнув в дверь, услышав разрешение, шагнула через порог.

Они не виделись очень давно и смотрели друг на друга изучающе. Оба постарели и соскучились, оба знали, что когда-то встретятся:

— Здравствуй, дедунь! — шагнула Наташка к Захарию, обняла, прижалась лицом к колючей щеке, почувствовала, как усохли плечи человека.

— Дедуня, прости меня. Очень долго не решалась приехать. Боялась, что выгонишь из дома. Я очень скучала по тебе…

— Нешто я зверь, чтоб своего дитенка гнать из дома? Да, вовсе старым стал. Весь рассыпаюсь, но голова в порядке, на сбои не жалуюсь. Ты проходи, раздевайся, чего у порога стоим! Места в избе хватает, — усадил внучку за стол, захлопотал у плиты.

— Дед, не возись, я есть не буду, не хочу!

— Я слыхал от Жени, что ты беременная, ушла от мужика. Ну, а как нынче жить думаешь? Ить как- никак, мужик стребуется. Молодая покуда, природа свое возьмет!

— Никто не нужен. Рожу ребенка, для него жить буду.

— Так все говорят поначалу, покуда обида кипит. Но со временем остынешь, забудешь. Неможно по единому придурку про всех одинаково думать.

— Он не придурок. Мы с ним слишком разные. Оттого ничего не получилось. Я так и не сумела полюбить его. Другой в душу запал. Сама не знаю почему. И снова ошиблась, — рассказала об Андрее.

— Эх-х, бабы! Не тем местом любите. Вслепую живете! Оттого ваши беды. Но ничего не поделаешь, все через ту боль прошли. С годами умнеем. И ошибки с возрастом ужо не повторяем. Пока кровь кипит, жизнь совсем иною кажется. Потому как не мозгами живем, а тем, что ниже пупка будоражит.

— Дедунь! Я думала, что рожу ребенка от Николая Ивановича и полюблю его. Ведь он отец. А он, ты знаешь, сказал, мол, не способен. И справку показал.

— Что справка? Вон у нас Клавдия в сапожной мастерской работала. Пять лет замужем была и не беременела. Ей врачи тож базарили про неплодность. Мужик ее терпел, сколько мог. А потом слинял к другой. Вышла за другого и Клавдя. Ему детвы не требовалось. Своих двоих оставил. Та его баба выпивала. А тут, глядь, через полгода и у Кпавди пузо на нос полезло. И мальчонку родила. Вот тебе и бесплодная! А и врачам вслепую доверять неможно. Эти дела только от Бога! Как Он решит, так и получится.

— Дедунь, но и Андрей от ребенка отказался. Тоже сказал, что не его!

— А как бы согласился, ежпи сын в приюте живет. То разве отец? Кобель шелудивый. Зря на ево полагалась. Энти себя прокормить не умеют!

— Дедунь, но почему мне так не повезло? Трое, и все бросили, отказались.

— Не в них твоя судьба. Свое ожди. Хотя, может, и никого не встретишь. То как Бог даст.

— Я не о том. Почему прогнали, отказались, чем я хуже всех? Другие живут, а я никому не нужна?

— Вот ему ты нужна завсегда! — указал на живот и добавил:

— Родишь, и судьба изменится. Снимет малец грязь с тебя. Душу и сердце, даже судьбу очистит. Сама иной станешь, если в руки себя возьмешь. Покуда ты только баба. С дитенком мамкой станешь. За него с тебя спрос и ответ держать будешь. Давно надо было кинуть того старика, ежли он мальца не схотел. Справка только предлог. Ён, кабан холощеный, удобно пристроился. Хотел дышать без помех. Все в жизни потерял, жену и сына, тебя заодно гробил. На што свет белый коптил, сам не ведал. Так вот и остался снова один. А ты не тушуйся, дите подымешь. Там бабка с Ириной подмогнут доглядеть. Свое не в тягость.

— Дедунь, вернись ты к нам, — попросила Наташка неуверенно.

— На что?

— Вместе жить будем, как раньше.

— Э-э, нет! Об том ни слова.

— Почему?

— Я не дитенок! Навовсе отвык от всех. А и к чему вертаться в прошлое глупство? Я много дозволял над собой. Но терпенье лопнуло. Врозь оно куда как лучше. Никто не крутится на глазах и не лезет в душу. Сам себе хозяин. И главное, никто не обидит, не обзовет. Прав или виноват, сам себе завсегда угодишь.

— А разве у тебя нет женщины? — удивилась Наталья искренне.

— Дурочка ты моя! Ну на что мне баба сдалась? И не думал об таком. Единой хватило по горло. Не для того от ней сбег, чтоб другую завести. Случается, иная заглянет. В избе приберет, постирушки справит, пожрать сготовит, и все на том. Я ей обувку починю. Но шашни ни с единой не дозволял себе. Ни об их мои думки, старым стал. А дружусь со всеми. И с мужиками, с бабами тож. Ни с кем не брешусь, с кажным лажу. Вот у меня поначалу, как сюда пришел, двое мужиков жили. Оба бездомными оказались и тоже из-за баб. Нынче у их семьи и дети появились. Живут ладом. Все состоялось и люди довольны. Толик в соседстве прикипелся и нынче всяк день наведывает. Илюша с городу навещает. Будь я говном, кто бы вспомнил? Эти не забывают. Не кидают одного и все стараются подмочь, хоть и не надо ихнего. Хватает всего. Но ить как дети заботятся. Приятно это, скажу тебе, Наташка!

— Дедунь, а я тоже хочу с тобой! Ну почему в нашей семье все коряво складывается?

— Это, Наташка, от самих. Никто не виноват, что корень зла глубоко в душу врос. Его не вырвать и не вытравить. Бабка на деньгах помешалась, ей все мало, а и ты в нее пошла.

— Нет, дедунь, пожила с Николаем Ивановичем, все передумала, пересмотрела. Теперь уж деньги не ослепят. Не в них счастье. Ничего не дадут кроме лишних забот. Вон Чижов, в деньгах купался. А толку! Здоровья ни на грош. Сплошная развалина. Чуть на балкон вышел, через все форсунки чох и кашель. Сквозняков боится как черт ладана. Я так устала от его болячек. Он их каждый день цеплял. Вот и делала ему то компрессы, то примочки, то массаж, то растирание, то ноги парим, иль клизьмы ставим, короче, вспоминать неохота. Ты сотой части того не знал, хотя старше Чижова.

— О! В том его беда! Мужик не должен перед бабой соплями растекаться. Обязан держаться из последних сил. А коли не может, слабый он человек. И семя его никчемное.

— Неправда! Мой малыш настоящим мужиком будет.

— А причем он и Чижов?

— Да от него ребенок! От кого еще? Вон когда Андрюха Николаю попался в квартире, Чижов его к стене придавил. Тот подлый на пол свалился и гондон потерял. Прямо у ног Николая Ивановича. Меня от страха трясло, а тут, как увидела, смех разобрал. Значит, не сбрехал, вправду защиту надевал.

— На башку ему натянуть стоило ту пакость. Коль детей растить не может, на что к бабам подходить козлу. Оба оне не мужики. Вот это верно! Одно не пойму, от кого ж ты понесла? От покойного Алешки, что ли?

— Ну ты скажешь тоже!

— А от кого, ежпи другого третьего не было. Вона наши грибники что рассказали, я своим ушам не верил. Но женщина, с какой все приключилось, серьезная и врать не станет. Возраст у ней приличный.

Дед откашлялся, лукаво глянул на Наташку и заговорил издалека:

— А баба та Фросей зовется и поныне. Раней веселой, разбитной была, покутить любила. И мужик ей попался компанейский. Гармонист и шутник, весельчак каких мало. Но зимой поехал в лес по дрова и попал в пургу. Уж как там стряслось, никто не видывал, только сбился он с пути и замерз насмерть. Недели через три сыскали человека. Привезли, чтоб похоронить. А баба волчицей с горя воет. Оно понятно, ушел мужик без времени, даже дитенка не оставил. Каково ей было такое пережить, ведь вот любила свово мужика побольше жизни. Никого другого ни в голове, ни на сердце не держала. И так горько ей сделалось, что села она подле гроба и просит покойного:

— Оставь мне в память о себе ребенка. Нехай сынок родится такой, как ты. Чтоб все любили и на все руки, как ты, мастером был. Пусть твоя кровинка на земле останется, ну пощади, не оставь единой в свете.

— А вскоре уснула рядом с гробом. Ужо люд пришел хоронить покойного, а хозяйка спит, ровно пьяная, — качал головой Захарий:

— Ну, взбудили Фросю. Она встала и давай мужика свово благодарить. У похоронщиков глаза на лоб полезли, чего они услыхали. А Фрося и впрямь беременной сделалась. Родила сына, вырос и вправду копией отца. Вот только в лес его мамка не пущала. Все боялась, что отец сына к себе заберет. Так все ж уберегла мальца. Нынче сильным мужиком стал. Но и поныне местные бабки шепчутся за его спиной, зовут дитем мертвеца! Может, и у тебя такая доля, кто знает. А вдруг Алешка решил вот так на земле возродиться и вернуться в человеки через тебя? Ить по глупости ушел он со свету, шибко рано. Не отгулял, не отлюбил свое, жисть не видел.

— Да не пугай ты меня, дедунь! Ну как мертвец может живой бабе ребенка сделать, да чтоб та при всем ничего не почувствовала. Это уже брехи! Бабьи пугалки на ночь, чтоб девки по потемкам в баню не ходили. Но я уже не маленькая и в страшилки не верю.

— А знаешь, наша Фрося часто свово мужика видит.

— Во сне?

— И не только! Он мертвый ее живую оберегает. Видно, и теперь любит бабу! Поверишь, она до сих пор замуж не вышла.

— Видно, никому не нужна.

— Шалишь, девка! К ей много мужиков подходили, чтоб приметила, в жены уговаривали, да только всем отказала, одному осталась верной, в чести живет.

— Ну, это она. Я Алешку о таком не просила. Зачем мне ребенок от покойного? Я от кого-то из живых рожу. Два козла были, кто-то стал отцом.

— Эх, Натка! Никто из нас не знает даже самого себя. А уж куда там ближнего угадать иль усопшего.

— Дед! Я помню один сон! Я впервые в ту ночь пошла спать в Алешкину комнату. И когда я уснула, увидела его. Он присел на край койки и сказал мне:

— Наташка, не бойся! Я никогда больше не обижу тебя! Но мы с тобою останемся вместе на всю жизнь. И ты даже не подумаешь уйти или убежать…

— Я так и не поняла, как мы с ним можем остаться вместе? Ведь его нет, он умер!

— А может, тебе только показалось?

— Нет, дедунь, я была на похоронах…

— Натка, внучонка моя, ничто не приходит ниоткуда и не уходит в никуда. Все продолжается и идет по своему кругу. Может, в другой жизни я стану твоим сыном, или ты моим дедом, ничто не исключено. Вот я все время подозревал Валентину, что она нагуляла Иринку на юге, когда ездила лечиться на море. И только недавно наткнулся на фотографию дальней родственницы по отцовской линии. Она копия Ирки. Ее портрет, капля крови, будто родная мать. Как сумела повториться в десятом колене через столько лет! Но ведь повторилась, не спросившись ни у кого! А сколько меня помучила сомненьями, сколько крови нам с Валькой испортила. Я уже знаю, что бабка не виновата, а признаться стыдно, ведь жизнь прошла. Я изувечил ее подозрениями и упреками себе и ей. Это уже не выправить и не простить. Я получил свое за все. Валентина возненавидела меня, и когда уйду, она не простит. За слепую ревность я получу проклятье и в гробу. Из-за меня она возненавидела всех мужиков.

— Вот она, та родственница, смотри! — достал из чемодана старый альбом, какой никто не брал в руки, ведь там были фото тех, кого давно не было в живых.

— Господи, вылитая мать!

— Вот и я базарю, что мертвые иногда умеют рожаться заново и опять жить среди нас. А мы удивляемся и спорим, в кого пошли и от кого родились. Ревнуем к мертвым, себе не веря. И одного не понимаем, что сами тоже на кого-то похожи. И никогда на самих себя. Потому что и мы чьи-то дети, — опустил голову Захарий.

— Теперь не обижаешься на бабку? Значит, ты вернешься к нам? — обрадовалась Натка.

— Э-э, нет, Наташка! Не могу воротиться к вам. Я насовсем отвык от вас! Живу сам, как Бог дает. И мне кайфово. Отвык от базара и склок, от упреков и постоянных подсчетов. Не хочу вашего муравейника. Мне мое гнездо дорого. Здесь никому ничем не обязан и ничего не должен. Никто на глазах не мельтешит и не дергает за нервы. Я давно успокоился. Так оно для всех лучше. Не сумею прижиться заново. Это как на духу сказываю. Если у меня были б силы, ушел бы в лесники. От города и от люду. Чтоб никому помех не было. В тишине все быстро налаживается.

— Дедунька! А разве мы плохо жили вместе? Ну случилось один раз недоразумение. Другие каждый день ругаются, целыми днями, но не разбегаются, не уходят надолго.

— Знаешь, я, наверное, когда-то был лесником. Или жил в берлоге. Иногда просыпаюсь от запахов тайги. Хотя лес далеко от меня. Я полюбил свое одиночество. Такое бывает, когда человека сгоняют из семьи. А он, как на смех, простил всех и полюбил себя. Не просто выжил, а и выздоровел. Вам того не понять, — вздохнул Захар.

— Дед, когда тебя не стало, мы все поняли, как ты нам нужен. Каждому из нас!

— Ништяк, то пройдет. Я нынче не советчик и не помощник. Хотя и у меня иногда болит сердце по вас, по всем кровинкам моим. И не спится ночами. Но я держу себя в кулаке и одюжу свое…

— Зачем? Нам бывает невмоготу без тебя.

— Наташка! Не ломай мою душу. Когда-нибудь поймешь меня и простишь. Не надрывай и не неволь, едино долго не выдержу и уйду, либо помру. Разве тебе будет легше?

— Нет! Конечно, нет. Пусть лучше останется все как есть! — согласилась баба.

— Когда мы жили втроем, вместе с Толиком и Ильей, я понимал, что они у меня не заживутся. Хотя оба говорили поначалу, будто никогда не оженятся. Но и года не минуло, оба семьи завели. И детки объявились, и мужики сызнова отцами поделались. Детный человек даже смотрится иначе. Потому что у него своя зацепка на земле имеется, та, какая силу дает, жить заставляет. Это у одиноких нет здоровья. Им жить ни к чему. Держаться не за кого. Что у него впереди, крест и могила! А у семейного дети и внуки. Вот и ты помни про то! Это неважно, на кого похожи, главное, что после тебя не земле останется корешок! И он твой, родной и самый любимый. Береги его от холодов. Будь доброй мамкой. Ить ты для дитенка и земля, и небо! Не дай его в обиду. Покуда мал и слаб, поддержи! Может, в другой жизни он твоим отцом станет. Пусть добро вкруг вас живет солнцем.

— Ладно, дедуль, спасибо тебе на добром слове, за то, что простил меня! — чмокнула Захара в щеку и заспешила домой.

Наташка получила главное, прощенье от деда. Знала от бабки, идти на роды нельзя без благословенья семьи. И не приведись, если за плечами беременной повиснет обида старого человека. Как она отразится на судьбе роженицы и ребенка, не знает никто и не отведет беду. Всякое может случиться.

Может, именно потому, в давние времена беременные бабы перед самыми родами просили прощенья у всех соседей, сельчан и родни, чтоб никто им не пожелал вслед плохое.

Наташка выполнила этот обычай и теперь с легким сердцем возвращалась домой.

Ей навсегда врезались в память слова деда:

— Может, я вернусь к вам, в следующей жизни, если встречу кого-то из вас, поверю и снова полюблю…

— Дай Бог тебе родить малыша здорового и счастливого! — желал ей вслед Захарий.

* * *

…Прошли пять лет. Николай Иванович заметно постарел и поседел. Он уже вышел в отставку, но не изменил своих привычек и каждый вечер, как только позволяла погода, выходил в сквер посидеть на лавочке, подышать свежим воздухом, полюбоваться листопадом.

Вот и сегодня пришел на свою лавочку. Присел, привычно оглянулся, нет, никого из знакомых стариков не увидел. Да и кто теперь подойдет к нему? Недавно умер Глеб. Никита ушел еще раньше. Оба не дожили до шестидесяти. Сердце подвело. А какие крепкие были мужики!

Вздыхает Чижов. Хорошо в сквере, тихо, но уж очень одиноко, неуютно и тоскливо. Не с кем словом обмолвиться. И вдруг к его ногам подкатился мяч, большой и лупастый, весь в крупный горошек.

— Дед! Давай в мячик поиграем! — услышал звонкий мальчишечий голос. И рассмеялся, увидев щербатую улыбку, смеющуюся конопатую рожицу:

— Лови! — отбросил мяч ребенку, тот поймал. Серьезно, во все глаза глянул на Николая Ивановича, и человеку вдруг стало холодно. Он увидел, как похож этот ребенок на его Алешку. Тот же взгляд, те же русые прядки волос, смешные уши — одно больше другого. Та же крупная родинка на щеке. И улыбка, какая снилась много лет подряд. Мальчишка смотрел на Чижова внимательно, словно хотел что-то вспомнить и не мог.

— Ну теперь ты лови! — бросил мяч Чижову.

— Как зовут тебя? — спросил мальчугана.

— Алешка, — ответил тот.

— А где твой папка?

— Он умер! У меня мама и аж две бабки с дедом!

— А здесь ты с кем?

— С мамкой! Вон она, газету читает! — указал на женщину, сидевшую на скамье напротив. Николай Иванович не без труда узнал Наталью. В ней ничего не осталось от той девчонки, какую он знал еще подружкой сына, потом назвал своею женой…

Кажется, это было совсем недавно, только вчера. Но куда делись озорные огоньки в глазах девчонки, беззаботная улыбка, не сходившая с лица. Эта женщина была лишь отдаленной тенью той Наташки, навсегда убежавшей в прошлое босиком и в расстегнутом халате.

— Наталья! Это вы? — встал человек и подошел к женщине, робко присел рядом. Ему хотелось о многом спросить ее, но слова колючим ежиком застряли в горле.

— Здравствуйте, Николай Иванович! — ответила сухо, холодно.

— Наталья, чей это малыш?

— Конечно, мой!

— Это понятно! Но от кого? — смутился окончательно.

— По-моему, вопрос смешной, и так все понятно!

— Да, но этого не могло быть!

— Не верите своим глазам? Вот так и я решила, что этот ребенок от Алеши. Кто ж еще мог стать его отцом!

— Но сын умер!

— Вот он, живой! Его копия, его портрет, и его у меня никто не отнимет и не уведет. Мы любим друг друга, и нам уже никто не помешает.

— А как же я? Ведь я его отец! — вспомнил Чижов.

— У вас есть справка. А у меня сын! — усмехнулась Наталья и позвала:

— Алеша, пошли домой, к своим! Не приставай к чужому дедушке! — торопливо повела мальчишку по аллее. Так поспешно уходят от памяти, какую не хочется ворошить никому и никогда…