— Что? — в голосе спортсмена прозвучала неприкрытая угроза.

Я с трудом поднялась, голова всё ещё кружилась от слабости, ноги подкашивались.

— Повтори, что ты сказала?

— Почему ты ушёл из большого спорта? Ведь был золотым призёром, чемпионом?

— Я руку сломал! — всё так же угрожающе процедил он.

— Официальная версия для прессы. А на самом деле? Я не заметила следов перелома — это был простой вывих.

Он молчал, продолжая испепелять меня взглядом. Пришлось снова взять слово:

— Ты убил человека, не смог остановиться вовремя. Испугался, что это может повториться, спасовал. История с переломом нужна была для отвода глаз. За определённую сумму всё удалось уладить: есть деньги — нет проблем.

Я медленно подошла к нему вплотную.

— А ты лицемер, Войнич. Обвиняешь меня в чужих преступлениях, чтобы забыть о собственном.

— Откуда ты? — он быстро взял себя в руки и натянул прежнюю отчуждённо-презрительную маску. — Я его не убивал, он умер в больнице через три дня после драки.

— Из-за перелома основания черепа, которым ты его наградил!

— Он напал на мою сестру, пытался её изнасиловать! Я должен был его остановить!

— Но сам не смог остановиться вовремя.

Лицо Алана перекосилось, глаза потемнели от ненависти, голос наполнился презрением и негодованием:

— И это мне говорит дочь серийного убийцы?!

Я спокойно выдержала его взгляд.

— Вот именно — дочь! Лично я никому зла не причинила.

— Ты не имела права копаться в моей голове!

— Ты разрешил, — устало напомнила я. — Нужно было лучше контролировать свои мысли, я прочла всё, что было на поверхности. Ты думаешь об этом случае не меньше, чем о ненависти ко мне.

Он нахмурился.

— Выдаёшь желаемое за действительное: уверяю, чувство вины меня не гложет!

— Тебя гложет страх потерять свой хвалёный контроль, потому что такое случалось и раньше.

— Ложь! Не случалось!

— Тогда почему ты ушёл из спорта на пике карьеры?

На этот раз Войнич отвёл глаза первым.

— Ладно. На меня пару раз накатывали приступы неконтролируемой агрессии во время соревнований. — неохотно признал он. — Испугался, что однажды это окажется сильнее меня, и ушёл, сославшись на несуществующий перелом. Я сознательно принял решение, псих на такое не способен.

— Я не считаю тебя психом, хотя с контролем у тебя не всё в порядке.

— Я тебя всё ещё не убил и даже ни разу не ударил, что это, если не подвиг сдержанности?

— Ты не вывел меня из транса, — с улыбкой напомнила я. Он и бровью не повёл.

— Ждёшь извинений?

— Нет, в чудеса не верю. Просто признай, что я не сумасшедшая.

— После твоих рассказов о переселениях душ?

Алан отрицательно покачал головой, но в голосе не было прежней уверенности, да и арктический лёд заметно подтаял.

— Мне дано видеть то, что не видят другие. Возможно, именно для того, чтобы хоть как-то искупить прошлое отца. У меня здесь что-то вроде анонимной благотворительной организации. Тебе тоже есть что искупать, присоединяйся.

Его глаза снова потемнели от досады.

— Нечего мне искупать! Тот тип был насильником, он заслужил такой конец!

— Так ты совершил правосудие? Браво, кровавый Зорро.

Он закатил глаза и, отмахнувшись, молча направился к выходу.

— Не хочешь мне помогать — хотя бы не мешай, — устало попросила я.

Алан неохотно обернулся и некоторое время напряжённо буравил меня странным взглядом.

— У тебя кровь идёт, — холодно напомнил он и ушёл по-английски, не прощаясь.

Я посмотрела на календарь — пятнадцатое июня, Ларису похитили семнадцатого. Если моя теория верна, через два дня Гале станет хуже. Не знаю точно, когда убили её юную тетю, но в заточении она провела не менее трёх дней. Если ничего не сделать, Галю ждёт та же участь: она погибнет на больничной койке, испытав всё то, что пережила Лариса Малинина пятнадцать лет назад.

* * *

В казино идти не хотелось. После последнего транса меня ещё мутило и штормило от непроходящего головокружения, но перспектива отделаться от Громова на целый месяц казалась очень уж соблазнительной.

К восьми я была готова. Облачилась в своё единственное вечернее платье — чёрное мини с нескромным декольте. Обнажившуюся территорию я старательно замаскировала подходящей бижутерией и распустила волосы. Краситься не стала принципиально — не люблю.

Громов появился ровно в восемь и ни минутой позже. Выглядел он гораздо приветливее, чем вчера, видимо, решил сменить тактику, пока не выяснил степень исходящей от меня угрозы.

— Совсем неплохо для провинциальной ведьмы, — одобрил он, окинув меня оценивающим взглядом.

— Перебесился? — невинно поинтересовалась я.

— Сама виновата. Не надо будить во мне зверя.

— Можно подумать он когда-нибудь спит, — не удержалась я от колкости и, решив не испытывать судьбу, сменила тему. — Как там дело Вали, продвигается?

— Отлично, у меня уже двое подозреваемых — выбирай любого.

— Синицын? Он что-нибудь рассказал?

— Конечно, как миленький, я ведь лично допрашивал.

Мне стало не по себе: а не поторопилась ли я сдать капитана этому оборотню в погонах?

— Ты же его не бил, надеюсь?

— Обижаешь, я не применяю физическое насилие.

— Давно ли? — я вспомнила невольно подсмотренные факты из его биографии. — Раньше ещё как применял.

— Молодой был, неопытный. Не понимал, что есть более действенные методы, — хищно осклабился мерзавец. — Идём, а то ещё до места около часа ехать.

Перед домом стояла серебристая «Лада Приора» не новая, но в хорошем состоянии.

— Всего лишь? С твоим пафосом я ожидала Лимузин или Кадиллак.

— Вот ты и поможешь мне на них заработать, — Громов, воплощённая невозмутимость, открыл мне дверцу и сел за руль. — Сегодня. Заметь, я не спрашиваю получится ли у тебя, потому что результат должен быть только один, иначе…

— Вот и не спрашивай, и уж тем более не угрожай, — спокойно предупредила я. — Я не даю обещаний, которые не могу выполнить.

— Так в себе уверена? — одобрительно хмыкнул Громов и завёл мотор, машина резко сорвалась с места. — Мне это нравится.

— Что рассказал Синицын?

— Важно не то, что он рассказал, а то, что пытался скрыть. Оказывается, несколько лет назад одна девица обвинила его сына в изнасиловании. Срок ему дали небольшой, а потом и вовсе оправдали: выяснилось, что обвинение было ложным. Но за пару дней до этого парня убили в тюрьме во время драки сокамерники. Синицын, когда узнал, слетел с катушек и ту девицу чуть не задушил — еле оттащили. С тех пор он вообще женщин недолюбливает, считает всех шлюхами.

— Как ты это узнал?

— Не важно, у меня свои методы. Не смотри так, я ничего не придумал — свидетели есть. Один коллега здесь как раз в то время работал.

— А Валя?

— Она пришла в отделение вечером 12-ого примерно в 23–40 и заявила, что её изнасиловал небезызвестный тебе Руслан Василенко. Ну а Синицын вспомнил историю с сыном, психанул и придушил её, — невозмутимо сообщил Громов, выруливая на трассу.

— Это тоже запротоколировано? Он сам тебе сказал?

— Не сегодня-завтра скажет, — заверил Громов.

Я невольно поёжилась. Вот ведь гад! Уже всё за всех решил.

— А пока что говорит?

— Что не принял заявление и просто выгнал её.

— Возможно, так и было, позволь мне…

— Не позволю, — отрезал Громов. — Опять поводишь над ним руками и снимешь все обвинения? На меня давят. Мне нужен результат, а не туманные видения! Василенко пришлось пока отпустить под подписку, но Синицына я посажу, не сомневайся. Или всё-таки Василенко, я пока не решил — хорошо, когда есть выбор.

— Ну и сволочь же ты, — констатировала я, в который раз пожалев, что рассказала ему о Синицыне, не выяснив всё до конца.

— Она самая, — беззлобно хмыкнул он. — Зато я честнее тех, кто играет в рыцарей и праведников — по крайней мере, ничего из себя не строю.

Не мудрено — много ли построишь из фальши, эгоизма и жестокости?

«Три кита», на первый взгляд, казался обычным ночным клубом. Собственно, таким он и был для большинства непосвящённых посетителей, а ещё дешевым отелем, где сразу после танцев и возлияний, влюблённые парочки могли снять комнату, чтобы предаться страсти.

И только немногие избранные, проверенные временем и снабжённые рекомендациями завсегдатаев, допускались в небольшой звукоизолированный зал, в котором меньше чем за вечер можно было проиграть всё, вплоть до собственной жизни или выиграть возможность начать новую. Впрочем, по-настоящему крупных ставок здесь не делали, но прибыль заведение получало не малую.

Едва переступив порог, мы утонули в волнах цветных огней рассекающих полумрак и в грохоте ритмичных зажигательных хитов. На таком благоприятном фоне люди, в основном молодые (сюда пускали только с 18 лет) выпивали, танцевали и бесстыдно обжимались буквально повсюду.

Громов сделал мне знак не отставать, что было не просто, учитывая в какой толчее приходилось двигаться. Руку он мне не предложил и вообще всячески старался избегать любых прикосновений, значит, принял к сведению моё предупреждение. Ловко лавируя в толпе, Громов подошёл к крупному тёмноволосому усачу, сидящему за барной стойкой и что-то ему шепнул. Я подошла ближе и услышала как незнакомец, покосившись на меня, тихо заметил:

— Девушка здесь впервые.

— Я за неё ручаюсь, — широко улыбнулся лейтенант. — Это моя муза — удачу приносит.

«И путь только попробует не принести!» — читалось в его брошенном в мою сторону взгляде. Усатый с явной неохотой протянул ему нечто похожее на банковскую пластиковую карту.

— Идём, не отставай, — велел Громов и повёл меня куда-то сквозь танцующую толпу.

Наконец мы выбрались из неё и скрылись за следующей дверью. Проводившая нас взглядом девица в блестящей лиловой юбке, больше похожей на стринги с рюшами, перехватив мой взгляд, понимающе усмехнулась, видимо решила, что мы сняли комнату для любовных утех. Они находились на втором этаже. За дверью начиналась ведущая наверх лестница, а под ней обнаружилась другая почти неприметная по цвету и текстуре практически слившаяся со стеной дверь. Громов открыл её, использовав карточку, оказавшуюся электронным ключом, и мы вошли в казино…

Для достижения поставленной цели много времени не понадобилось. Через полтора часа мы вышли из клуба, и я вызвала такси. Обратно Громов меня отвозить не собирался, сказал, что у него другие планы на эту ночь. Соизволил лишь проводить до парковки, куда должна была подъехать машина.

— Теперь я тебе ничего не должна целых три месяца, — подытожила я.

— Да, всё точно, только… ты что же, могла любую сумму зарядить, не только эти жалкие три с половиной тысячи баксов? — в голубых глазах плескались алчность и разочарование.

— Четыре, — сурово уточнила я. — Громов, ты сказку о золотой рыбке помнишь?

— Что?

— Не помнишь — перечитай и не борзей, а то останешься у разбитого корыта! У нас был договор — я свою часть выполнила, теперь с тебя причитается.

Я достала из сумочки приготовленный заранее листок с фамилиями.

— Вот. Завтра, будь добр, выясни адреса этих людей и подробности уголовного дела.

— Что это? — судя по недовольному тону и отсутствию намёка на малейшую благодарность, с творчеством Пушкина этот ростовщик не знаком.

— Похищение Ларисы Малининой — Тумановка 1997 год. Алла, Виктория и Екатерина Муромовы, Василиса Зайцева — в 1997 году проживали в селе Тумановка. — прочитал он прежним тоном. — Зайцева, возможно, работала в больнице. Только имена? А отчества, а даты рождения, как я их должен искать?

— Спросил полицейский. У тебя ведь свои методы — справишься. Я, если ты не заметил, накинула лишние четыреста долларов, в качестве оплаты за информацию. Она нужна мне как можно скорее.

— И что ты будешь с ней делать?

— Я же не спрашиваю, что ты будешь делать с полученными деньгам!

— Тоже мне деньги, — презрительно скривился он, покосившись на продолжающих сиять нимбом неонов «Китов».

— Не советую туда возвращаться, велика вероятность, что тебе сегодня уже не повезёт.

— Спасибо за совет, мамочка, — мой листок перекочевал в нагрудный карман его рубашки. — Ладно, завтра позвоню или зайду.

Он махнул мне рукой, то ли прощаясь то ли отмахиваясь, и направился к своей «Ладе».

— Мог бы и спасибо сказать, — назидательно заметила я, входя в роль «мамочки».

— За что? Я всего лишь собрал дань, — хмыкнул Громов, не оборачиваясь.

Всё правильно. На что я, собственно, рассчитывала — сволочизм не лечится.

— Тогда историю тоже почитай! Особенно главу про падение татаро-монгольского ига, они тоже сбором дани увлекались, — крикнула я и стремительно нырнула в недра подъехавшего такси — от греха подальше.