Решив заварить кофе, я открыла шкаф. Баночки с растворимым порошком там не оказалось, зато лежали деньги. Я торопилась, когда уходила с Алиной, вот и сунула их сюда. Теперь банкноты лучше перепрятать в ящик стола туда, где лежат документы. Он запирается.

Я достала ключ и замерла от резкого, буквально придавившего к полу ощущения тревоги. Да что же это? Неужели до сих пор «штормит» после транса? Хорошо бы, но, увы, я не настолько везучая. Медленно открыла ящик. Вот оно! Моё свидетельство о рождении раньше лежало на самом дне, а сейчас оно почти сверху. Уголок небрежно выглядывает из-под диплома фельдшера, полученного в одном из сибирских медучилищ.

В остальных документах все данные изменены, но от старого свидетельства я избавиться не решилась. Просто это единственное, что осталось в моей жизни настоящего. Всё остальное — иллюзия, маски, роли. Чужие дома, чужое имя, а вот теперь кто-то узнал настоящее!

* * *

Я взяла в руки свидетельство. Есть — ощущение прикосновения чьих-то рук, бумага сохранила тепло, но больше ничего считать не удалось. Не в том я сейчас состоянии, да и не умею «сканировать» предметы.

Добрела до домашнего телефона и набрала бабушкин номер. Она ответила сразу, словно тоже умела читать мысли и предвидела мой звонок, ожидая возле телефона:

— Ты передумала? Мне вернуться?

— Нет. Скажи, вчера или позавчера, пока меня не было, ты пускала кого-нибудь в квартиру?

Я кожей почувствовала её возмущение.

— Нет! Как ты могла подумать?!

— Успокойся, может, это был кто-то знакомый?

— Исключено! — отрезала бабушка. — За кого ты меня принимаешь? Пустить незнакомого человека в твой дом! Я что, спятила, по-твоему?! Э, правда, несколько дней назад заходил мальчик из семнадцатой… Они нам проводку повредили, когда что-то там у себя наверху делали, а он пришёл и всё исправил. Но ты ни думай, я с него глаз не спускала.

Вот как! Значит всё-таки из семнадцатой!

— А почему ты спрашиваешь? В чём дело, Злата? — в голосе бабушки набатом зазвучал тревога. Я заставила себя говорить естественно:

— Ничего, просто пришла и почувствовала чужое присутствие. Показалось, наверное.

Ох, зря я это сказала, сейчас примчится, поднимет панику. К счастью, её бдительность, похоже, дала слабину. Бабуля не услышала в моих словах ничего угрожающего и только неодобрительно проворчала:

— Скажешь тоже, чужое присутствие! У тебя каждый день в доме посторонние. А сегодня эта «мадам Брошкина» приходила, у неё такая поганая энергетика — просто вампирша! Вот её ты, наверное, и почувствовала!

— Да, наверное. Извини, я спать, пока.

Я отключила телефон. Совсем. В висках пульсировало. Ненавижу это ощущение растерянности и беспомощности. Некий «мальчик из семнадцатой» рылся в моих документах, и теперь знает кто я. А может и не рылся — доказательств нет. Что это: реальное преследование или моя личная паранойя?

Надо же, высмеивала бабушкины страхи, а теперь сама трясусь, как осиновый лист только потому, что свидетельство о рождении оказалось не там, где должно быть. А вдруг его бабушка переложила? Но, нет, она в мой «секретный ящик» обычно не заглядывает.

Усталость навалилась с новой силой. Как всё не вовремя. Отдохнуть бы хоть немного, но нельзя. Сначала нужно решить, что теперь делать?

А какие, собственно, у меня варианты? Быстро собрать необходимое и снова бежать, а потом где-то в забытом богом захолустье начинать всё с начала, гадая, охотятся за мной или нет? Не хочу! Сколько можно?! Разве я в чём-то виновата? Родителей не выбирают!

Я не сомневалась, что дело именно в моём кровном родстве, других версий просто и быть не могло. Тогда что остаётся? Как будет действовать тот, кто прочёл моё настоящее имя и запись в графе «отец»? Вот это нужно выяснить в первую очередь. Только бабушку придётся на время куда-то услать…

* * *

Провожая Василису Аркадьевну на вокзал, я чувствовала себя как минимум чудовищем. Она не простит, когда поймёт, что ностальгические мысли о старой знакомой, проживающей в Липецкой области, как и согласие на поездку, ей внушила родная внучка.

На душе было мерзко — я опустилась до того, чтобы манипулировать единственным близким человеком. Браво, Злата! С другой стороны, как ещё я могла её защитить, не зная, что именно нам грозит и насколько силён противник? Да, у меня есть некоторое преимущество в виде неординарных способностей, но они не уберегут её от пули или ножа. За себя я не боялась — справлюсь. Понять бы, кто меня преследует и чего хочет. Мести? То бишь, справедливости в его представлении? Скорее всего. Тогда почему сейчас он или она, или они затаились? Когда и откуда ждать удара?

Посадив бабушку на поезд, я вернулась домой. Ощущения слежки не было. Странно. Мебельный фургон давно уехал, а наверху в семнадцатой царила непривычная тишина.

На повестке дня стоял один вопрос: кто? Память услужливо высветила наглую фальшивую улыбку Громова. Он вполне мог пробраться в квартиру, пока никого не было. Тогда почему ничего не сказал? Ведь его специализация — шантаж или старший лейтенантпреследует другие цели? В любом случае, этого типа нужно проверить.

Громова я нашла в его кабинете. Он курил у открытого окна и, судя по образцовому порядку на столе, традиционно бездельничал. Мой приход его не удивил, но и не обрадовал.

— В чём дело, ты по мне соскучилась? До субботы вроде ещё далеко? — поинтересовался он, фамильярно перейдя на ты. Я тоже решила не церемониться.

— Соскучилась, только не по тебе, а по Руслану. Мне нужно с ним увидеться. Приведи его, пожалуйста.

О том, что парень ещё здесь, узнала от общих знакомых.

Вот теперь он удивился. Окинул меня оценивающим взглядом и медленно, с расстановкой произнёс:

— Скажи, на кого я, по-твоему, похож? На простодушного деревенского олуха или на совершенно типичную сволочь?

— На сволочь, — не без удовольствия подтвердила я.

Он удовлетворенно кивнул. Не потрудившись затушить сигарету, бросил её в пепельницу и не спеша подошёл ко мне почти вплотную. Не выдержав свинцовой тяжести его взгляда, я отступила и упёрлась в стену. Он сделал ещё один шаг вперёд, фактически прижав меня к стене, и с едва заметной угрозой в голосе спросил:

— Тогда какого чёрта ты являешься ко мне с очередным требованием, заметь, уже во второй раз, ничего не давая взамен?

— Но в субботу…

— До субботы далеко! — холодно отрезал он. — Я и так сделал исключение, хотя обычно авансы не даю! Неужели я непонятно выразился в прошлый раз или всё дело в том, что ты блондинка?

— Я крашеная.

С минуту он сверлил меня пристальным взглядом, затем отступил к столу, процедив сквозь зубы:

— Проваливай!

Я вздохнула с облегчением.

— Вообще-то мне есть, что тебе предложить. Я помогу найти убийцу Вали, а ты станешь героем дня и вернёшь папочкино расположение. Разве ты не этого хочешь?

Тут я, наверное, перегнула палку. Громов помрачнел ещё больше:

— Мне плевать на его расположение, ясно!

— Но не на его деньги. Ты привык жить на широкую ногу, а попав в немилость родителя, лишился привычного содержания. Все твои кредитки заблокированы.

Тёмные брови сошлись на переносице.

— Всё это ты узнала, когда в прошлый раз до меня дотронулась? — недоверчиво спросил он и снова шагнул навстречу, протянув руку вперёд. Наверное, хотел схватить меня или ударить.

Я решительно приблизилась к нему с предложением:

— Дотронься снова, и я буду знать больше!

Это подействовало. Громов замер на месте, а руки засунул глубоко в карманы.

— Ладно, уходи.

— А что с моим предложением?

— Не заинтересован! Убийцу я уже нашёл: твоему драгоценному Руслану предъявлено официальное обвинение.

— На основании? Ты уверен, что это он?

— Ты меня допрашиваешь? — он криво усмехнулся. — Честно говоря, мне плевать убивал он или нет. У меня есть мотив, есть свидетели, которые видели их вместе. Этого достаточно.

Я сочла нужным освежить память «оборотня в погонах»:

— С Сабельниковым ты тоже так считал, а в итоге прозябаешь в провинциальном захолустье без привычного комфорта.

Он молчал.

— Хочешь снова ошибиться? Отец Вали полицейский, он наверняка будет тщательно следить за расследованием.

— Да он сам признался, тот придурок, — неохотно процедил Громов. — Рассказал, что они поссорились. Девчонка его шантажировала: уверяла, что беременна, даже сделала фальшивое заключение УЗИ. Требовала прогулки в ЗАГС, и он её ударил. Какие ещё нужны доказательства?

Фальшивое УЗИ — так вот что я видела в трансе.

— В убийстве он тоже признался?

— Нет, — неохотно ответил Громов. — Но парень был в стельку пьян и почти ничего не помнит. Всё сходится.

— А что, если он всё же не убивал? Просто дай мне с ним поговорить, теперь я всё увижу.

— Теперь?

— Да, он ведь уже протрезвел. Сканировать пьяного бессмысленно.

— Сканировать, ты это так называешь? — хмыкнул он. — Ладно, приведу, но не вздумай меня провести!

Последняя фраза прозвучала не очень убедительно, скорее, он просто хотел оставить последнее слово за собой.

Когда за Громовым закрылась дверь, я быстро подошла к столу, вытащила из переполненной пепельницы пару окурков, сунула в пакет и спрятала в карман. На них осталось его ДНК. Это поможет узнать истинные намерения лейтенанта.

Вид у Руслана был, мягко говоря, нездоровый, зато теперь он меня сразу узнал и бросился на встречу с воплем:

— Злата, помоги!

— Стоять! — Громов остановил парня, схватив за локоть. — У тебя десять минут, время пошло.

Он резко толкнул его в мою сторону. От неожиданности певец споткнулся и почти упал на меня. Громко и неприятно звякнул металл наручников на его запястьях. Я с трудом удержалась на ногах, помогая Руслану принять вертикальное положение.

— Как ты себя чувствуешь?

Он несколько секунд растерянно моргал, словно забыл, где находится, затем больно вцепился в мои руки и жалобно, по-детски запричитал:

— Я потерял твой амулет удачи, и с того дня всё пошло наперекосяк. Мне так плохо, Злата, помоги! Я не знаю что делать! Я не понимаю, что происходит. Валя… она… а я…

— Всё в порядке, успокойся, — я помогла ему опуститься на стул возле окна. Громов нахмурился, но промолчал. — Я постараюсь помочь. Руслан, ты помнишь, что произошло той ночью?

Он отрицательно покачал головой и посмотрел на меня как побитый, брошенный хозяевами пёс, которого впервые за много лет погладили по голове, вот только неизвестно с какими намерениями.

— Мы поссорились. Я дал ей пощёчину, но клянусь, у меня и в мыслях не было… — он запнулся, перехватив ледяной взгляд Громова.

— Человек с такой дозой алкоголя в крови никак не может отвечать за свои мысли, не говоря уже о поступках! — холодно отрезал тот.

Руслан вздрогнул всем телом и промямлил, глядя в пол:

— В общем, я не помню, что делал и думал, но… я не мог её убить! Я просто не способен.

— Ну, ну, не стоит себя недооценивать, господин Василенко! — съязвил полицейский.

Я успокаивающе погладила парня по плечу и предложила:

— Тогда позволь мне освободить твою память, я смогу увидеть все события той ночи, если захочешь.

Он снова вздрогнул, надолго замолчал, затем еле слышно прошептал:

— А что, если это всё-таки я сделал?

Громов громко хмыкнул:

— Тогда придётся забрать назад громкие слова и торжественные фразы типа «Я не способен!» «И в мыслях не было!»

Руслан смерил его неприязненным взглядом и уже более уверенно сказал:

— Хорошо, я согласен. Я должен знать. Что мне делать?

— Ничего, просто расслабься и закрой глаза, я всё сделаю сама.

— Звучит как фраза из дешёвого порнофильма, — снова прокомментировал Громов. Он прошёл к столу и уселся в своё кресло, как будто место в зрительном зале занял.

— Пять минут, — напомнила я ему и, положив ладони на голову притихшему Руслану, медленно закрыла глаза…

Боль — первое, что я почувствовала, вынырнув из чужого сознания. Болело плечо — Громов перестарался, выводя меня из транса и, похоже, сделал это намеренно. Заметив, как я невольно потянулась к саднящему плечу, он издевательски усмехнулся и неторопливо вернулся на своё место, бросив через плечо:

— С возвращением, как успехи? — в голосе ни капли интереса. С самоконтролем у него порядок, не то, что у Руслана.

Тот вообще ни слова сказать не может только в глазах немая мольба, которая громче любого крика. Я улыбнулась ему и теперь уже с лёгким сердцем смогла сказать:

— Всё в порядке. Ты не делал этого. Я помогу.

* * *

— Да. Они поссорились, и он её ударил, но потом она просто ушла, а Руслан напился и проспал до самого утра, — устало объяснила я, когда заметно приободрившегося певца увели.

Громов откинулся на спинку стула и картинно зааплодировал:

— О, да! Эти слова, конечно, заставят судью и прокурора мгновенно поверить в его невиновность.

— Я это видела.

— А я — нет! Где доказательства? Если это сделал не он, тогда кто?

— Пока не знаю, но выясню, как обещала.

Он раздражённо передёрнул плечами:

— Когда? Сюда со дня на день столичные коллеги явятся! И вообще, где гарантия, что ты это всё не придумала?

— Я - не магазин, гарантий не даю, придётся поверить моему слову.

— Твоему честному пионерскому? — презрительно хмыкнул он. — Ладно, главный подозреваемый у меня всё равно уже есть — действуй, но если в ближайшее время результатов не будет, суши своему Василенко побольше сухарей. И не забудь про субботу, теперь ты должна мне в два раза больше!

— За что?! — возмутилась я.

— За кредит доверия, Мелихова! Впредь будешь знать, что такую роскошь может позволить себе далеко не каждый!