Остаток дня я провела у окна и видела, как он вернулся в половине шестого. Ко мне, разумеется, не зашёл. Ещё пару часов я просидела, как на иголках, продолжая теряться в тревожных догадках. Неизвестность выматывала физически, и ближе к вечеру, вспомнив народную мудрость про гору и Магомеда, решила нанести визит первой.
Страшно не было, я вполне могу постоять за себя, да и что он мне сделает в присутствии свидетеля — там ведь Яна. И всё же, чем ближе я подходила к семнадцатой квартире, тем чаще и неровнее становился мой пульс.
Дверь открыла Яна.
— Злата? Что-то случилось? — удивилась она и нервно оглянулась назад в сторону приоткрытой в другую комнату двери.
— Да. Можно войти? — я старалась говорить как можно громче, чтобы привлечь внимание хозяина квартиры.
— Э… Конечно, — она неохотно посторонилась, пропуская меня. — А в чём дело?
— Мне необходимо поговорить с господином Войничем.
— Э… с кем? — она растерялась. Видимо, не ожидала такого поворота событий и просто не знала, как реагировать.
— С тем, кого ты называешь своим братом.
— Но я…
— Яна выйди ненадолго, — спокойным, но не терпящим возражения голосом велел появившийся, словно призрак «брат». Наверное, под дверью подслушивал.
В мою сторону он пока даже не взглянул, зато исходящие от него волны негатива и отвращения накрыли с головой.
Яна недовольно пожала плечами и, прихватив висящую тут же на вешалке сумочку, вышла, всем своим видом демонстрируя недовольство.
— Значит, знаешь, кто я? — он, наконец, удостоил меня взгляда.
Ох, что это был за взгляд! Я испытала сильнейшее желание слиться со стеной воедино, но отступать было некуда. Дальше прихожей он меня, похоже, пускать не собирался, придётся выяснять отношения прямо здесь. Что ж, приступим.
— Алан Войнич — богатый наследник. Он же железный Ал — двукратный чемпион России по спортивным единоборствам, владелец сети спортивных школ. И сын женщины, которую убил мой отец.
По лицу парня пробежала тень, и натянутая за пару секунд до этого маска безразличия была сброшена за ненадобностью.
— Одной из десятков убитых им женщин! — едва сдерживаясь, уточнил он.
— Не надо искажать исторические факты, их было десять.
— По-твоему, этого мало?! — ещё никто и никогда не смотрел на меня с такой ненавистью. Я невольно отступила к двери.
— Спокойно! Да, мне нечем гордится в плане кровного родства. Но тут уж ничего не поделаешь. Да, мой отец был убийцей, маньяком, моральным уродом. Да, он убил всех этих женщин, включая твою мать. Но я-то ничего подобного не делала. Какие у тебя претензии лично ко мне, не считая родословной?
— Сын Чикатило стал убийцей, как и отец, — начал он издалека.
— А дочь? — невинно поинтересовалась я.
— Что?
— У него ещё и дочь была. И за ней, кстати, ничего предосудительного не замечено. — Войнич помрачнел ещё больше, я вздохнула, чувствуя, что стучусь в глухую непробиваемую стену: — Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда ненавидишь кого-то так сильно, это распространяется на всех, кто имеет отношение к предмету ненависти. И поскольку лично ему ты отомстить не можешь, решил добраться до кровных родственников. Кстати, долго искал?
— Десять лет. Ты хорошо пряталась.
— А что делать, жить-то хочется.
— Жить после такого?! — на меня обрушилась буквально лавина презрения и ярости.
Я снова вздохнула, спорить с ним бесполезно, но каяться в чужих преступлениях — увольте.
— Может быть, ты не в курсе, но лично я никого не убивала. И поводов сводить счёты с жизнью не вижу. А чего хочешь ты? Нашёл меня и что дальше? — Я не без труда выдержала его ледяной взгляд. — Зачем весь этот маскарад с переездом и сестрой? Глупо было рассчитывать, что я тебя не узнаю.
— Я не планировал с тобой встречаться, — снизошёл он до объяснения. — Яна должна была собрать всю информацию о тебе и выяснить… — он запнулся, подбирая слова.
— Насколько я опасна в плане генетического наследия?
— Да, но когда я тебя увидел… Чёрт, ты же просто его копия! И…
— И первоначальный план с треском провалился. Дай угадаю, теперь ты решил просто нанять киллера.
— Я думаю над этим, — процедил он сквозь зубы.
— Подумай лучше вот над чем: я — не он!
Его лицо исказилось от злости, он больно схватил меня за плечо и резко толкнул к стоявшему справа трюмо.
— В зеркало посмотри! Глаза, волосы, нос, губы — ты вся в папочку! Смотрю на тебя, а вижу его!
Из зеркала на меня смотрело худое бледное лицо с большими тёмно-карими почти чёрными глазами, обрамлённое копной светлых растрепавшихся волнистых волос. Лицо незнакомки — давно я себя такой потерянной не видела. Ну, просто картина маслом: молилась и ты на ночь, Дез… в смысле — дочь убийцы? Я растёрла ноющее от боли плечо и возразила:
— У меня уши мамины. И ещё одно крохотное отличие — я не убиваю людей, а помогаю им!
Он снова скривился от презрения.
— Ну, разумеется, помогаешь. Шарлатанством и вымогательством!
Так, с этим всё ясно. Я решила сменить тему:
— Послушай, родителей не выбирают. Думаешь, мне сладко жилось все эти годы? Ты потерял мать, а я потеряла всё: имя, семью, дом, даже право жить нормальной жизнью.
— Вот именно — от таких мытарств и с катушек слететь недолго. Это мотив начать мстить гражданам за свою загубленную жизнь. У твоего отца, насколько мне известно, тоже было трудное детство: он ведь вырос в детском доме.
Вот теперь я удивилась и осторожно уточнила:
— То есть твоя цель — убедиться, что я не опасна для общества?
— Ты — опасна, — отрезал спортсмен. — Пословица про яблочко и яблоньку не на пустом месте сложена. В твоей ДНК набор его генов. Это как мина замедленного действия: рано или поздно всё равно рванёт. У тебя сорвёт крышу и история повторится!
— Не убедил. Крышу может сорвать у любого человека.
— Наверное, но у тебя, благодаря генетической предрасположенности, шансов гораздо больше, чем у кого-либо другого. Даже если этого не случится с тобой, твои дети унаследуют тоже генетическое проклятье и, можешь не сомневаться, однажды оно проявится! — ледяным тоном объяснил Войнич.
Стало не по себе. Я и сама много об этом думала.
— Ген маньяка, как и наследственная предрасположенность к насилию, не более чем теория. Нет никаких обоснованных доказательств того, что потомки маньяков обязательно становятся маньяками.
— И это тоже не более чем теория!
— Значит, решил истребить меня, как генетически опасный вид?
Он кивнул, соглашаясь:
— Очень опасный!
— А если я докажу, что от меня одна сплошная польза, отстанешь?
— Польза от тебя? — Войнич поморщился, словно услышал что-то крайне непристойное.
— Не суди предвзято. Сначала посмотри, чем я занимаюсь, а потом решай опасно это или полезно!
— Каким образом?
— Поработай моим ассистентом, — предложила я.
Мера, конечно, вынужденная и малоприятная, но так у меня появится хотя бы небольшой шанс выторговать нейтралитет и невмешательство в мою жизнь.
Лицо спортсмена некрасиво скривилось в брезгливой гримасе.
— Совсем свихнулась?! Предлагаешь мне обманывать людей вместе с тобой?! — возмущённо взвился Войнич.
— Вообще-то спасать. Лечить, если точнее.
— А вот и наследственная предрасположенность: твой отец тоже лечил вплоть до летального исхода! Убирайся! — В голосе спортсмена звенели ярость и презрение, в серых глазах застыл лёд.
Я вдруг почувствовала необыкновенную усталость и апатию. Его не переубедить. Он ненавидел меня шестнадцать лет, теперь это уже не просто привычка — мировоззрение.
— Ладно, я попыталась. Делай, что хочешь, поступай, как знаешь. Моё предложение в силе, передумаешь — обращайся.
Я, словно Кутузов, добровольно оставляющий Москву врагу, медленно направилась к выходу, но Войнич решительно перегородил дверь и прислонился к ней, скрестив на груди руки.
Я прислонилась к противоположной стене в такой же позе и выжидающе улыбнулась:
— Передумал? Решил не тратиться на киллера и сделать всё лично?
Он снова нацепил ничего не выражающую маску. Из эмоций оставалось лишь неизменное презрение.
— Не собираюсь пачкать руки, просто хочу предупредить: даже не пытайся сбежать! На краю света найду, из-под земли достану!
— Я только не поняла зачем? Если руки пачкать не собираешься. Чего ты добиваешься?
Он криво усмехнулся:
— Потом узнаешь, а сейчас — проваливай!
Он отступил в сторону, и я снова была свободна.
— И тебе всего доброго! — Дверь за моей спиной резко и громко захлопнулась.
* * *
Спала я, как ни странно, спокойно. Кошмары не мучили, не снилось вообще ничего. Около восьми утра меня разбудила долгая настойчивая трель дверного звонка. Глазком я теперь пользовалась без предупреждений.
Алина собственной персоной. Правда в этот раз она не скромничала: разряжена, раскрашена и увешана золотом. Едва я открыла дверь, она ворвалась в квартиру, не здороваясь и не дожидаясь приглашения. Нервная, сердитая. Эту-то что разозлило?
Молодая женщина подошла к окну, достала сигарету и нервно затянулась.
— Это правда, что ты парализованную тётку на ноги поставила? Мне её показывали, но как-то не верится.
— Тогда что ты тут делаешь? Доказывать я тебе больше ничего не собираюсь. Уговаривать — тем более. Не нравится, езжай обратно к светилам медицины.
Алина снова затянулась и плюхнулась в моё кресло. Гнев и недоверие уступили место растерянности.
— Муж убьёт меня, если узнает, что я водила дочь к необразованной деревенской знахарке. — Её голос, ещё минуту назад, звенящий от раздражения, стал глухим и безжизненным, растерял все эмоции. — Но если Галя не поправится, он меня точно бросит. У него сейчас в любовницах одна моделька недоделанная… Если она ему родит… Ох… Вряд ли, конечно, у него детей 15 лет не было, Галя — первая и единственная, но чем чёрт не шутит… В общем, мы уже всё перепробовали, а ей всё хуже становится — терять нечего. Если и у тебя не получится…
— А если получится?
— Я в долгу не останусь.
— Ну да, ведь тогда муж миллионер никуда не денется.
— Да, не денется, — огрызнулась она. — И не надо на меня так смотреть! Я родилась и выросла в соседнем колхозном захолустье вроде этой дыры и ни за что не хочу туда возвращаться!
— Верю, в колхозе с таким маникюром не житьё. Так какой у нас план?
Алина затушила сигарету о ручку кресла и решительно встала.
— На всё про всё у тебя неделя. В конце месяца за нами приедет муж. Дорога каждая минута, поэтому собирайся. Начнёшь сейчас, пока Галя хорошо себя чувствует.
Я не возражала. В свете недавних событий мне совсем не хотелось оставаться по соседству с Войничем.
Галя мне не обрадовалась. Оно и понятно — я заставила её пережить далеко не самые приятные ощущения. Впрочем, сопротивляться повторению процедуры не стала. Вероятно, Алина провела курс моральной настройки на новую порцию «пыток», пообещав полное выздоровление. Я тоже постаралась успокоить девочку, но с обещаниями не торопилась. Слишком странным было то, что я увидела, подключившись к её сознанию в прошлый раз.
Увы, вторая попытка закончилась аналогично. Всё повторилось: смутные неузнаваемы силуэты, нестройные, сливающиеся голоса и знакомое холодное прикосновение удавки к шее. Перед глазами заплясали яркие световые пятна, а потом в поле зрения попал белый халат и бейдж с именем бабушкиной тёзки.
В этот раз было легче. Алина вывела меня за несколько секунд до полной агонии, и я довольно быстро пришла в себя. Галя была бледна, но в целом тоже перенесла сеанс лучше. Успокоив девочку, мы с Алиной вошли в её палату, смежную с Галиной.
— Ну что? — нетерпеливо спросила она. — Что ты видела? Тебя так трясло!
Что я видела? Хороший вопрос! Самой бы разобраться.
— Э… имя Лариса тебе о чём-то тебе говорит?
— Опять ты со своими именами! — возмутилась, было, Алина, но вдруг осеклась и недоверчиво переспросила: — Какая Лариса? Это распространённое имя.
— Не знаю, — честно призналась я и по наитию процитировала услышанное во время транса: — Ларочка, Лариса, прекрасная маркиза. Это что-нибудь значит?
Алине стало плохо. Она побледнела и без сил опустилась на стул, не сводя с меня затравленного взгляда.
— Как ты узнала? Откуда?! Из моей головы вытащила? — испуганно прошептала она.
— Вообще-то из Галиной.
— Как?! Это невозможно! Гали тогда ещё на свете не было! Она не знает, а я никому — даже мужу ничего не рассказывала!
— Кажется, теперь придётся. Кто такая Лариса?
Алина закрыла лицо руками.
— Моя младшая сестра. Это мама придумала считалочку про маркизу, так мы её называли.
— У тебя есть сестра?
— Была. Лариса пропала пятнадцать лет назад, её так и не нашли…
Домой я возвращалась вымотанная и уставшая. Ещё две попытки проникнуть в сознание Гали завершились неудачей. Я видела одну и ту же картину, но к девочке она никакого отношения не имела. Я снова и снова переживала смерть Ларисы Малининой — младшей сестры Алины.
Она пропала 17 июня 1997 года — 15 лет назад в возрасте двенадцати лет. У Гали приступы учащаются в конце весны и достигают пика в середине июня. Это пока единственная, довольно призрачная связь, если представить, что она вообще может быть. А я, если честно, уже готова была представить что угодно, всё равно других более логичных и правдоподобных версий пока нет.