Я честно пыталась следить за тем, что происходило в зале, а не на сцене (всё-таки это — моя основная задача), но рассмотреть в полумраке, подсвеченном лишь разноцветными проекторами, удавалось немного. И всё же ещё одно знакомое лицо я не пропустила.

— Здесь и Рита — дочь вашей домработницы.

— Да. Выпросила у Богдана приглашение. Она за ним лет с пятнадцати бегает. Никакого самоуважения! — вынесла категоричный вердикт Инга. Я только улыбнулась.

— Вот сразу видно, что ты ещё ни разу не влюблялась.

Девочка презрительно сморщила нос.

— Очень нужно! Чтобы я унижалась, как Рита или мама перед подонками вроде Андрея! Да ни за что!

— Он тоже здесь?

— Конечно, вместе с мамой припёрся. Она, представляешь, сегодня петь будет!

— Разве она певица?

— Нет, но ради любимого сыночка постарается, да и возможности попозировать на камеру не упустит! — Инга сделала акцент на последней фразе, но обида, проскользнувшая в голосе, выдала истинное положение вещей. Типичная и, надеюсь, необоснованная ревность ребёнка, которому, по его мнению, внимания достаётся меньше, чем другим.

Концерт между тем продолжался, на сцену сплошным потоком текли «звёзды» различных направлений эстрады с музыкальными и более материальными подарками. Инга называла мне их имена и перечисляла достижения. Некоторых, благодаря навязчивой рекламе, (телевизор иногда всё же смотрю) я даже знала, но большую часть звучных фамилий и креативных псевдонимов слышала впервые.

— Впечатляюще! Твой брат много добился. Сколько ему лет?

— Сегодня 28 стукнуло, а поёт он лет с восьми. Это мама его с детства по всяким музыкальным школам и спортивным секция таскала, вот и получился «поющий супермен». — Инга вздохнула. — Если бы она и мной так занималась, может, и из меня бы что-нибудь путное получилось…

Снова ревность. Детские обиды — самые горькие и помнятся они дольше других. Я погладила загрустившую девушку по волосам.

— Из тебя уже получился отличный маленький философ и в людях ты хорошо разбираешься.

— И что мне делать с этими «талантами»? — поморщилась она.

— Дай подумать… у тебя ведь ещё и воображение богатое — попробуй записывать свои наблюдения, выплёскивать эмоции на бумагу, может, из тебя хороший писатель получится.

В голубых глазах загорелись огоньки, загорелись и… погасли.

— Я когда-то пробовала писать истории. Было интересно, но мама прочла, сказала, что я занимаюсь не своим делом и заставила поступить на экономиста…

Грустная история. Грустная и, увы, банальная. Такое случается каждый день, в каждой второй семье. В итоге мы имеем тысячи разочаровавшихся в жизни, несостоявшихся личностей, уставших от бесконечных бытовых и семейных проблем, ставших довольно средненькими специалистами, которые вот теперь уже точно занимаются не своим делом.

— Инга, мамы, даже самые любящие, не всегда бывают правы. О, чёрт! — Я вспомнила о Глебе. Он, наверное, давно вернулся и ищет меня. Сейчас, чего доброго, правда, Войнича вызовет.

Извлечённый из крохотной сумочки телефон показывал полное отсутствие сети и упорно отказывался работать.

— Здесь плохо ловит, — объяснила Инга, заметив мои усилия. — Если надо позвонить, пойдём, я знаю, где хороший сигнал.

Она снова повела меня какими-то окольными путями и вывела в помещение, где сновали уже не фанаты и посетители клуба, а приглашённые звёзды и обслуживающий персонал.

— Где мы? — удивилась я.

— Рядом с гримёрками. Звони, теперь получится.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, мы отошли в уголок к окну. Я набрала номер Глеба, вызов действительно пошёл.

— Ты где?! — свирепо прорычал он в трубку. Ого, какие мы злые! А в голосе всё же отчётливо слышится облегчение. Рад, что маньяк до меня ещё не добрался.

— В клубе. Работаю.

— Где именно? Я тоже в клубе и тебя не вижу.

— И я себя не вижу — здесь темно и шумно. Ладно, иду тебя искать.

Я отключила телефон, прежде чем он успел возразить. Возвращаться к рыжему «сутенёру» не хотелось, подождёт. На его поиски можно будет списать ещё минут двадцать.

— Ой, Богдан идёт, — Инга бросилась было навстречу брату, но остановилась. Он был не один — провожал Костю и рыжеволосую девушку.

В ярко освещённом коридоре я смогла рассмотреть её лицо. Именно эта девушка фигурировала в мыслях Богдана в момент нашего с ним знакомства. Когда я прикоснулась к его руке — отчётливо увидела эти глаза, волосы, улыбку.

Троица остановилась в нескольких метрах от нас. Они о чём-то негромко переговаривались, затем незнакомка обняла Богдана и поцеловала в щёку, Костя пожал ему руку и они с девушкой направились в сторону выхода, а певец ещё долго смотрел им в след с нечитаемым выражением лица.

— Богдан, мы здесь! — позвала Инга. Я, к сожалению, не успела её остановить. Кажется, мы стали свидетелями чего-то очень личного, вряд ли он обрадуется таким зрителям.

Парень вздрогнул и резко обернулся.

— Инга? Э… Злата, добрый вечер. — Он быстро взял себя в руки, выдавил улыбку и подошёл к нам: — Что вы здесь делаете?

— Добрый вечер. Просто искали место откуда можно позвонить, — объяснила я, — и… с днём рождения, Богдан.

— Спасибо. Рад, что вы тоже здесь, развлекайтесь, а я, если позволите… мне нужно на сцену, — он одарил нас ещё одной уже более уверенной улыбкой и поспешил откланяться.

Когда он ушёл, я вздохнула с облегчением — слишком уж сильной полынной горечью и тоской от него веяло.

— Что с ним? День рождения — грустный праздник?

Инга, проводив брата сочувствующим взглядом, тяжело вздохнула:

— День рождения здесь не при чём, это всё Костя — болван бесчувственный! Взял и притащил с собой Леську — невесту свою. Вот Богдан и расстроился.

— Э… она ему нравится?

— Думаю, больше чем нравится, гораздо больше. Эти трое с детства неразлучны, выросли вместе. Вот Костя с Богданом в неё и влюбились. Леська, она хорошая, добрая, весёлая… Но она одна, а их двое.

— И выбрала она Костю? Значит, ещё и не расчётливая.

— Нет, для неё Богдан — не мега-звезда, а всё тот же приятель по детским забавам. Наверное, это ему в ней и нравится.

Мы вернулись в кальян-зал, посетителей здесь не прибавилось. На сцене солировал Богдан. Теперь слова его песен не казались мне набором красивых фраз, это было зарифмованное отчаяние:

— И что, при таком количестве поклонниц он ни с кем не встречается и хранит верность девушке друга? — не поверила я.

— Не хранит. Он же мужчина, — с видом настоящего знатока мужской психологии заявила Инга. — Постоянных отношений у него нет, но с девушками, конечно, встречается. Я однажды приехала к нему на ночь глядя без приглашения, и видела, как в его квартиру зашла брюнетка. Пришлось возвращаться назад — не портить же людям вечер!

Когда на сцене появилась Жаклин, я решила, что так и быть, пора вернуться к Глебу и предложила Инге отправиться в центральный зал. Она болезненно поморщилась.

— Не хочу смотреть, как она позорится!

— Дело ведь не в этом. Инга, ты ревнуешь?

Она покраснела и опустила взгляд.

— Глупо, да? Я очень люблю Богдана, но мне обидно. Когда он родился, мама бросила всё, забыла о съёмках и карьере, сидела с ним несколько лет, собственноручно подгузники меняла. А после моего рождения, она уже через две недели вернулась на подиум. Меня воспитывала Галина… Почему так?

— Спроси у неё.

— А смысл? Она скажет, что Богдан в детстве был болезненным ребёнком, а я росла крепкой здоровой девочкой. Ладно, забудь, теперь это не важно. Просто не хочу идти туда сейчас.

А вот моё время вышло — Глеб уже, наверное, рвал и метал. Я попрощалась с девочкой и отправилась в зал, где шёл концерт. И снова меня с головой накрыла взрывная волна переполняющих молодёжь эмоций и адреналина. А вот с музыкой повезло. Со сцены лилась негромкая лирическая мелодия, с которой красиво переплетался приятный голос Жаклин. Она пела что-то вроде колыбельной для сына, а я, немного придя в себя, пыталась высмотреть в толпе Глеба.

Бессмысленное занятие! Яркие всполохи убрали, сейчас в зале царил, видимо, более соответствующий звучащей композиции лёгкий полумрак. Разглядеть лица стоящих даже поблизости людей было сложно. Вот чья-то рыжая макушка мелькнула в толпе возле сцены, я начала пробираться туда, но вскоре потеряла ориентир.

Я всё ещё не оставляла попыток найти «телохранителя», когда меня буквально затопила и едва не сбила с ног обжигающая лавина ненависти, презрения и… отчаяния. Это был тот самый сплав эмоций, который я ощущала в трансе, подключаясь к воспоминаниямжертв! Он полоснул острым лезвием по оголённым нервным окончаниям, стало трудно дышать. Убийца где-то здесь. Совсем рядом!

Я отчаянно завертела головой, пытаясь разглядеть хоть что-то, и… потеряла след. Ощущения пропали. Несколько минут я просто бродила по залу в надежде снова их поймать. Увы, нигде ничего. Зато нашёлся возмущённый моим безответственным поведением Глеб. Он схватил меня за руку и потащил к выходу. Остановился только на пороге клуба, где всё еще отиралась толпа безбилетных, недопущеных на бал «золушек».

— Какого чёрта ты делаешь?! — зашипел рыжий, оттащив меня в сторону. — Я же сказал, ждать меня на входе! Как ты попала в клуб?!

— Не важно, он сейчас здесь, я его чувствовала! Нужно что-то сделать!

— Кто он? — Глеб непонимающе захлопал рыжими ресницами.

— Убийца! Он был в клубе и, возможно, всё ещё там!

Я огляделась, не зная, что предпринять и, едва не подпрыгнула от радости, увидев знакомое лицо, а главное, форму полицейского.

— Громов! — я бросилась к «оборотню». Он лениво подпирал стену, внимательно наблюдая за толпой. Мне не удивился, но и не обрадовался, напротив, поморщился и проворчал:

— Мелихова! И ты здесь? Отойди, не мешай работать.

— Я не мешаю, а помогаю. Маньяк сейчас в клубе! Нужно что-то делать!

Он слегка заинтересовался:

— Ты его видела?

— Э… не совсем, только почувствовала, но он точно здесь!

Взгляд голубых газ поскучнел.

— Здесь сейчас не меньше трёхсот человек. А ты даже не знаешь, кого именно искать, я правильно понял?

— Да, но…

— До свидания. Не мешай мне работать.

Я возмутилась:

— Это и есть твоя работа — защищать людей от маньяка!

— Не сегодня. Я в отгуле.

— Тогда что ты тут делаешь?!

Громов нагло ухмыльнулся:

— Подрабатываю. Тут сегодня будет полно пьяных состоятельных придурков. Вон, кстати, один такой малолетку клеит. А это у нас что? Правильно, уголовно наказуемое деяние! И чтобы избежать ответственности, он с радостью отдаст мне всё содержимое своего кошелька. Ну, я пошёл, клиент созрел!

— А…

— А маньяка сегодня ловите сами, я занят — спасаю молодёжь от растления, это тоже важно! — нагло заявил капитан и пружинистым шагом направился в сторону незадачливого «растлителя».

Вот ведь… оборотень! Я вздохнула, гадая, что предпринять в сложившейся ситуации.

— Он прав, — заметил присутствовавший при нашем диалоге Глеб. — Твои ощущения — ничего не дают. Нам по-прежнему неизвестно кого искать.

— Хорошо, тогда вернёмся в клуб и продолжим, возможно, я смогу снова его почувствовать.

Глеб долго молчал и хмурился. В экстрасенсорные способности он явно не верил, но, поскольку даже Войнич не отрицал мою сверхчувствительность, просто так сбросить её со счетов не мог.

— Ладно, только чтобы от меня больше ни на шаг не отходила!

Я кивнула с притворным раскаянием. Мы направились обратно ко входу, но дорогу перегородили мужчина и девушка, бурно выясняющие отношения прямо на ступеньках клуба.

Девушку я узнала. Это была Ольга Ворошилова — подруга последней жертвы — Анны Логвиновой. Её шрам, густо замазанный тональным кремом, при ярком искусственном освещении был почти незаметен. Мужчину я видела впервые. Вот она влепила ему звонкую пощёчину и, резко развернувшись, буквально побежала по ступенькам вниз. Мужчина, громко и грязно ругаясь, направился за ней.

— Всё-таки правильно говорят: на чужом несчастье счастья не построишь, — философски заметил Глеб, проводив странную пару задумчивым взглядом.

— В смысле?

— В смысле это, если ты ещё не в курсе, любовник убитой банкирши Анны (один из двух, имеющихся в наличии) и её лучшая подруга. В ночь, когда её убили, они были вместе. И, как сама понимаешь, занимались не просмотром телепередач.