— Песня, — жалобно выговорила Жизель, — слов не знаю, а плакать хочется. Я рада за них, наших «родителей», пусть расслабятся.

— Пойдем на воздух, — предложил Олег, — пока «предки» увлечены не нами.

— Пойдем! — согласилась Жизель. — Я тебе благодарна, если бы ты знал! Я так давно не чувствовала себя… обыкновенной чувихой!

— То же самое я хотел сказать тебе, — ответил Олег. — Про мужчину… во мне. Просто я недогадливый.

— Как и положено мужчине…

Олег задохнулся, решительно сорвал ее со стула, поднял. Потянулся губами…

— Костыли, — сказала она.

— К черту костыли! — ответил он и понес ее к выходу.

— Нам пора в наш вагон, Олежек! — она шлепала его по плечу, как дочка папу. — Вещий ты мой человечек.

— Еще немного! Погуляем по вокзалу! Давно так не было хорошо.

— Все рано или поздно… Короче, пора, у меня опять начинается. Хотя бы лечь. Эх, ванну бы сейчас…

Им опять помогали спускаться; внизу — как будто встречали дорогую делегацию, кумиров, тянули руки.

Показалось, что поезд безнадежно стоял здесь уже тысячу лет, врос в землю, тепловоз вдали не подавал признаков жизни.

Вокруг цвел иной, чем еще пару часов назад, мир. Оранжевый от заката, пах коньяком, пружинил мышцы, горячил сердце, — переплавляя надежду в уверенность, стряхивал шелуху сомнений с еще, оказывается, такой молодой и полной сил души.

А как же может быть иначе! Ведь в центре этого мира стоит Вещий Олег, со сказочной ношей, должный сделать шаг.

И Вещий, возвысив глас, спросил у окружающего мира:

— Люди мира, есть ли здесь поблизости гостиница?

Мир радостно загудел: а как же, да вон ведь она, сразу за вокзалом. Привокзальная!

— Показывайте!

Жизель уже не возражала, а только, крепче обхватила шею надежного князя, только что проверенного в бою. Отлетела блестящая застежка, пустая штанина заполоскалась трубным флагом. Виват!

Свита окружающего мира, среди которых были и застрявшие пассажиры, и местный люд, сопровождала колоритную пару. Тебе помочь? Давай я, мы! Вещий Олег мотал головой: нет! — и шёл, шёл, шёл!

«Одно место, всего одно место! — кричал мир, уговаривая администратора гостиницы. — На пару часов, пока поезд стоит, имейте совесть!»

«Отдаю своё! Эн-Зэ!» — сдалась администратор, заимев совесть и став частью доброго мира, отдавая заветный ключ.

Их проводили в одноместный номер: «Как только поезду дадут дорогу, к вам постучат!»

Он занес ее в номер, положил на кровать, поперек, и сам упал рядом, на спину, бурно дыша. Но быстро опомнился, вскочил, наклонился, и стал сдирать с нее одежду.

— Ты что, Олежка? — удивленно восклицала она, сопротивляясь. — Что?

— Ты не хочешь в ванную? — он отпрянул.

— Хочу! Но я сама… Мне стыдно так!

— Хорошо, — согласился Олег, — и ушел к маленькой двери, предположительно в ванную.

Вернулся.

— Жизель, там нет ванны. Только душ. Как же ты?

— Как-нибудь, — сказала она кротко.

Он отвернулся.

— Ты готова? — спросил через минуту.

— Да. Не оборачивайся. Я сама допрыгаю.

— Я тебе допрыгаю! — крикнул в ярости.

Выключил весь свет, задернул занавеску на узком окне. Полумрак, и только сиротливый очерк нагой женщины, сидящей на кровати.

Быстро разделся, бросая одежду под ноги, дрожа, клацая зубами.

Подошел, поднял, занес, протиснувшись, опять, который раз за сегодня, в узкий дверной проем. Поставил, прижал к себе.

Она на ощупь открывала воду, как Дана, богиня вод.

— Ты — Дана! Дана, Дана!..

— Кто это?

— Богиня вод.

— А ты?

— Пусть я буду… Купало. Бог очищения, вожделения, любви, брачных пар.

— Тогда берегись, не жалуйся.

Она на ощупь открывала воду.

Сначала холодную, заставив трепетать тела, от которой в предыдущей, еще буквально вчерашней, жизни нужно было закричать, но они молчали, немые, не чувствующие боли, — Великий Пост!

Потом прибавляла горячей, и стало, наконец, тепло и радостно, и хотелось кричать от счастья, — вино и хлеб.

И они вскрикнули, и зацеловались под теплыми струями, захлебываясь, причмокивая.

Она терлась культёй о его бедро, ища опоры.

Он выносил ее мокрую, уронившую мохнатое полотенце.

— Мы приедем в Курган и пойдем на балет, непременно на Жизель. Или на любой другой. Или на спектакль. В оперу, оперетту. Когда мне отремонтируют мою клешню, тогда? Не имеет значения, я буду носить тебя на руках. Но завтра у тебя будет болеть все тело, как после урока физкультуры, не хорохорься. Я буду заниматься спортом, чтобы всегда быть в форме. Мы уедем с тобой на Байкал, купим дом недалеко от озера… Они хорошие, добрые, просто прекрасные, но ненастоящие: Эйнштейн — ты говоришь? Американка? Нет! И я такая же татарка, одно название. А ты настоящий. Откуда вы появились в Подмосковье? Дедушка после войны поехал в Москву, работал дворником. Скажи что-нибудь по-татарски! «Мин сини яратам!» Понимаешь? Догадываюсь…

Они засыпали на десятки минут и снова просыпались.

Знали, что уже раннее утро… Потом понимали, что «настоящее» утро… Позднее… Но они никуда не выходили, нисколько не боясь, что о них забыли, и поезд ушел без них.

Солнце.

— А!.. — дрему прервал вскрик ужаса Жизели: — Господи, я нас обоих и все тут перепачкала! Побежали в душевую! Кто первый? — она рассмеялась.

В полдень, когда они чаевничали, воспользовавшись сервисным набором гостиничного номера, к ним постучались.

Поезду дали зеленый свет, и они, благодарные, покинули гостиницу, давшую им такой нужный приют, пронзаемые восторженными, и даже завидующими взглядами женского персонала.

Три сотни метров дороги они на этот раз преодолели на такси, которое доехало до самого перрона.

Олег удивлялся себе вчерашнему, несколько раз оглянулся в заднее окно автомобиля.

— Да, это ты! — Жизель счастливо засмеялась, угадав его мысли.

До вагона Олег донес Жизель на руках, сегодня она не казалась такой легкой, как вчера.

Проходили мимо старой знакомой Олега, проводницы-хохлушки, которая, как ни крути, имела непосредственное отношение к происходящему, дав пропуск «зайцу» на этот удачный для него поезд. Олег кивнул ей. В ответ она странно улыбнулась, опустив уголки губ, и отвела глаза.