Следующий день прошел как обычно. Подъем, зарядка, завтрак, мероприятия… Лишь взрослые, впрочем, не все, были слегка возбуждены и рассеяны.

Мальчик старался не попадаться на глаза ни Мистеру Но, ни Ужасной Прелести.

Вечером лагерь «подслушал» разговор в «штабной» палатке, где, как всегда, спорили Прелестный Ужас и Мистер Но:

— Ужас! Теперь кровь будет! — панически причитал Прелестный Ужас.

— Не беспокойтесь! — нервно смеялся Мистер Но. — Вы за семьдесят лет уже все планы перевыполнили!

— Кто-кто?.. — заикался начальник. — Да я всю жизнь… дети!..

— Требую праздничный костер!.. — глумливо кричал Мистер Но. — Как позавчера. Ведь двадцать один — тоже отличное число!

— Чем-чем? Очко? Шулерам — конечно! Правда твой, их час настал! — реагировал Прелестный Ужас. — Огнетушитель надо, а не костёр! Труар, чёрный флаг!

— Вот-вот, чёрный флаг это ваше! Пираты! — нервно выкрикивал Мистер Но и далее декламировал: «Оковы рухнут, и Свобода! Нас! А не вас! Примет радостно у входа! И братья меч нам…»

— Ага! — ловит его на слове Прелестный Ужас. — Жулики! Меч, это ваше. Свой план будете выполнить-перевыполнить!.. Ужас!

Когда Мистер Но вечером проносил через палатку вазелин, Мальчик даже не встал с кровати, отгородившись раскрытой книгой.

Отбой.

Мальчик долго не мог заснуть, притом, что вся палата, казалось, просто и быстро умерла, едва погас свет. В полночь со стороны Марсова поля послышались шаркающие шаги. Мальчик нащупал дикобразовую иглу, привстал на коленках, проткнул брезент и припал к сделанному отверстию.

В центре Марса, освещенного луной и звездами, он разглядел Мистера Но. Вожатый ходил вокруг черного пятна, хронического следа от всех летних костров, своеобразного центра лагеря. Затем лунатик как будто испарился, но быстро появился опять, неся в руках какой-то большой предмет. Мальчик догадался, что это ящик от консервов, которые всегда лежали аккуратной стопой возле столовой.

Мистер Но занес над головой ящик, видимо, с намерением ударить им о землю, в том самом месте, где было пятно.

Картина на какое-то время застыла. Видно, человек сомневался, шуметь или не стоит.

Наконец Мистер Но опустил ящик на землю, влез на него. Захрустели рейки, превращаясь в щепы. Мистер Но потоптался, доламывая останки ящика. Достал из планшета листок бумаги, повертел в руках, отвел от себя, видимо, поворачивая рисунком или текстом к свету. Постоял так, замерев. Затем снова ожил, скомкал листок, поджег его, и, нагнувшись, сунул в розжиг.

Когда костерок разгорелся, Мальчик увидел, что Мистер Но стоит с запрокинутой головой и пьет из своего блестящего флакона.

Мальчик прекратил наблюдение и лёг. Слушал, как трещат горящие доски. Слабые блики дальнего и не очень сильного пламени бегали внутри палатки, проникая через узкие щели.

Вдруг, как выстрелы, зазвучали хлопки.

Мальчик вскочил, и опять пристроился к отверстию в брезентовой стене.

Мистер Но стоял над костерком и, подняв руки над головой, аплодировал.

Затем коротко крикнул: «Виктория!»

Со стороны штаба кто-то произнес несколько темпераментных фраз на незнакомом языке. Наверное, выругался Прелестный Ужас. Затем что-то зашипело, и после этого прекратилось прыганье бликов: погас костер. И еще несколько темпераментных фраз: «Пожароопасная ситуация! Ужас! Предупредительные мероприятия!»

Вскоре всё стихло. Мальчик еще раз припал к своему наблюдательному пункту.

Там, где недавно горел костерок, была навалена куча пожарной пены.

Мальчик боялся заснуть, думая, что сегодня ему присниться что-нибудь пугающее, какая-нибудь детская страшилка про чёрное пятно — история, которых он в глубоком детстве совсем не боялся.

Но приснился другой сон.

…Будто кто-то разбудил и вывел из палатки.

Всё происходило в крепости: вокруг — башни, купола, зубцы. Это Шахристан, понятно. Ночь.

На Марсовом поле горит костер. Оказывается, вместо дров — та самая палатка, в которой он только что спал. Ее поломали, порвали и подожгли.

Гарцевал большой всадник-глашатай. Крича, разгонялся, и лихо направлял лошадь на костер, желая взять огненную высоту, но скакун упрямился и вставал перед пламенем, как вкопанный. Поэтому Мальчик подумал, что лошадь краденая, непривыкшая к седоку.

Шеренги воинов с копьями и бунчуками: трепещут на холодном ветру конские хвосты и султанчики. Всё как в книжке.

Это не праздничная торжественность, когда безотчетная радость и безрассудные улыбки, и подбородки кверху.

Но угрюмая, тревожная победа, когда головы втянуты в плечи и округлы в ожидании глаза: то ли выведут к костру и зарубят кривой саблей, то ли уведут в темень и тайно наградят.

— Теперь всё будет по-другому! Мы всех посвящаем в кочевники!

Каждому выдают большой брезентовый плащ, дают и Мальчику. Раздача материи для личной палатки всех веселит — экзотика! Оказывается, вокруг не бывалые воины, а обычные горожане. Среди них много знакомых, это соседи с родного Мальчику двора. «А лошадь?» — спрашивает один из них.

— А лошадь добыть в бою! Или украсть! Вы — кочевники!

Меняется картина.

Уже не видно башен, куполов, зубцов.

Вокруг Мальчика стоят верблюды, кони, — как нерушимые стены, от которых идет тепло, — живое, вызывающее щемящий восторг.

«Свобода!» — кричат наряженные богато кочевники — предводители орды, — проскакивая вдоль строев и фаланг, звеня бубенцами и колокольчиками, потрясая вымпелами на высоченных копьях, которые достают до радостных и, наверное, горячих звезд.

Им завидуют безлошадные соседи, и шепчутся.

Дует ветер. Холодно. Клонит ко сну.

Вокруг уже никого, вдруг.

Мальчик нащупывает какие-то веревочки у выданного ему плаща — это, вероятно хлястики, которыми палатка должна крепиться к колышкам в земле.

Он расправляет купол, но ветер задувает внутрь и норовит унести его дом. Мальчик прижимает брезентовые края камнями. Бесполезно, ветер сильнее — камни отлетают. Тогда он пытается рыть руками землю, чтобы найти корни, к которым можно привязать хлястики. Но Марс выдает только камни, большие и мелочь. Тогда Мальчик закутывается в палатку как в кокон, чтобы спать прямо на земле. Но земля стыла, и холодная мука быстро вынуждает его подняться.

В глазах как будто песок, слипаются веки, так хочется спать.

Он идет к костру, но вместо костра чёрное пятно. Он говорит: я хочу спать. Ему протягивают сапоги с высоким голенищем — ты кочевник. Мальчик надевает сапоги и пытается заснуть, сидя на корточках. Но спать невозможно, тело просится лечь, он падает, и ему опять холодно.

Лучше уйти к верблюдам, как к теплым стенам и простоять так до рассвета, — и он идет туда, где стояли верблюды, но верблюдов нет.

Но ведь где-то там, за стенами города, должен быть караван-сарай! Можно продать сапоги, чтобы пустили на ночлег, просто так, в теплое сено…

Он долго шёл и шёл, но не было никакого города, никакой крепости, а значит, не было и караван-сарая у стен, и не было кочевников с табунами теплых верблюдов, не было ни клочка сена, — только стылые горы, которые не столько виделись, сколько грезились дневной памятью, и холодные, оказывается, равнодушные звезды…

Вдруг всё заколыхалось, заходило ходуном.