Пятнадцать лет назад

Мужчина, опустившись на длинный, оббитый бархатом диван облегчённо выдохнул и вытер окровавленный кинжал о подвернувшуюся под руку оконную занавеску. Того, что кто-то его увидит снаружи, Гёт не боялся совершенно — мало того, что стояла глубокая ночь, так еще и окнами трёхэтажная усадьба богатого работорговца была повернута к лесу, а не к жилым строениям. Он еще раз окинул взглядом распластавшийся на по-настоящему царской кровати труп и, смахнув со лба выступившие капельки пота, встал. Отчего-то куратор не сообщил о том, что этот торговец всегда имел при себе серьезные амулеты, из-за чего устранение худосочного старика прошло совсем не так, как планировалось.

Вдруг откуда-то раздался сдавленный, едва слышимый стон. Гёт еще раз окинул комнату взглядом… И наткнулся на ранее им незамеченную, совершенно неприметную дверь. Звук повторился – теперь мужчина мог с уверенностью сказать, что доносился он именно оттуда. Гёт, перехватив кинжал поудобнее, бесшумно заскользил в сторону двери. На секунду замерев, мужчина, выдохнув, распахнул дверь… И замер, широко распахнув глаза.

Гёт, сглотнув ставшую отчего-то вязкой слюну, шагнул в тёмную, освещаемую лишь парой магических шаров под потолком, комнату. Кровь. Ею был залит и пол, и стены, и даже на потолке можно было различить её старые, уже засохшие потёки. Несколько бордового оттенка столов были завалены пыточным инструментом, а вдоль стен, подобно свиным тушам, висели десятки людей. Дети, взрослые, старики, мужчины и женщины — работорговец утолял свою жажду насилия на каждом, кто вызвал в нем такое желание. По левую руку от него висели истерзанные тела совсем еще молодых девушек и девочек. По правую – мужчин и мальчишек. Одного лишь взгляда на каждое тело было достаточно, чтобы с уверенностью сказать — с такими ранами не живут… Но среди всех этих несчастных всё-таки нашелся один-единственный счастливчик, сумевший избежать опытной руки старого палача. Мужчина чуть старше Гёта медленно вращался вокруг своей оси, за руки прикованный к тянущимся до самого потолка цепям. Сейчас он молчал, но Гёт не сомневался — именно его стоны, являющиеся своего рода криком о помощи, он слышал из спальни.

– Подожди секунду. – Гёт выскочил из комнаты и сорвал с пояса старого ублюдка связку ключей — если до этого он еще гадал, от чего они, то теперь знал точно. И, видит бог, как он хотел позабыть об увиденном! Но, несмотря на это, Гёт вернулся в пыточную и, недолго провозившись с замком, освободил пленника. – Обопрись на меня, пойдем. В доме все мертвы, я… Приведу тебя туда, где будет лучше.

– С-спасибо… — Пробормотал мужчина, с трудом шевеля губами. Гёт, чертыхнувшись, отыскал глазами кувшин и, проверив, что в нём, поднес ко рту несчастного. Спустя всего несколько секунд в литровом сосуде не осталось ни капли. — С-спасибо…

— Тише, не говори лишний раз. – Гёт медленно, стараясь не повредить своей ноше, принялся выбираться из усадьбы. – Ты, главное, не помри, ладно?

Только добравшись до небольшой, предназначенной для одного человека комнатушки Гёт смог перевести дух. Он никогда не замечал, что ночью в городах по улицам бродит столь много стражи - иногда ему казалось даже, что они целенаправленно ищут его, каким-то неведомым образом выйдя на след… Но – нет. Убийство более чем двух десятков человек все еще не обнаружили – иначе с Гётом бы уже связались и приказали залечь на дно. К счастью, до утра было еще несколько часов, а он вместе с освобожденным мужчиной уже был в безопасности – в эту комнату, когда-то являющуюся подвалом, вела лишь одна, тщательно замаскированная дверь. О ней знало лишь несколько лиц из существующей в каждом городе воровской гильдии или, если хотите, гильдии воров – всё одно. Воры, попрошайки, убийцы – все они стояли друг за друга горой, насколько это было возможно при таком контингенте. И лишь благодаря этому они могли вести свои дела, практически не оглядываясь на стражу или тайный сыск – первым хватало получаемого от ночных дельцов золота, а вторым попросту не было дела до преступности, пока та держалась в рамках дозволенного. И подобная система не была злом – маньяков, убивающих всех без разбору, воров, позволяющих себе слишком много, продажных чиновников, посмевших перейти дорогу братству… Их всех, так или иначе, настигала заслуженная кара.

– Держи. Мясо не ешь, может поплохеть, а врача я, сам понимаешь, тебе обеспечить не смогу. – Гёт протянул чуть оклемавшемуся мужчине плошку с полужидкой бурдой, которой питался сам – в ней было и мясо, и зелень, а на желудок подобное варево оказывало лишь положительное воздействие. Даже в виде бульона. Уже второй год он питался этим простым блюдом, время от времени меняя мясо на рыбу или птицу – в зависимости от того, сколько оставалось денег после ежемесячной оплаты лечения совсем еще маленькой дочки, Алисы. Той единственной, ради которой Гёт все еще топтал эту грешную землю и, не оглядываясь на нормы морали, делал свою работу. Грязную, но хорошо оплачиваемую работу. – Тебя как зовут?

Мужчина, разом опустошив половину миски, с сожалением отложил её в сторону.

– Кельт.

– Есть силы рассказать, как там оказался? Можешь лечь спать, если совсем невмоготу. Или, быть может, воды? – Гёт потянулся к кувшину.

– Нет-нет, спасибо… Я расскажу свою историю. Коротко, на большее пока не хватит сил, но расскажу. – Мужчина глубоко вздохнул. – Мне только исполнилось двенадцать зим, когда на мою деревню, что лежала у берега моря, напали пираты. Южане вырезали всех, кроме молодых девушек и детей. Первых… Сам понимаешь, зачем оставили, а нас отправили на юг. Рабство… Почти пятнадцать лет я в нём провел. Сбегал не один раз, но меня всегда ловили. Так и попал к этому… живодёру – очередной хозяин решил проучить меня и продал за бесценок известному в узких кругах ублюдку. Там бы я и пропал, не освободи меня ты… Как зовут того, кому я обязан жизнью?

– Гёт. – Мужчины пожали друг другу руки. – Я, хоть и спас тебя, но многого предложить не могу – печать с тебя должна была пропасть после смерти старика, денег на первое время я тебе дам…

– Нет! Я хочу отработать свой долг, Гёт. Пока трижды не спасу тебе жизнь, буду идти по правую руку от тебя. Такова воля деда, отца и богов моих. – Мужчина встал на колени. – Прими мою клятву.