Начало
Летом 1987 года наиболее активным ИПВешникам стало как-то тесно и скучно в пыльной знойной Тюмени. Манили какие-то неясные дали. Хотелось новых впечатлений и настоящей, большой рок-музыки. Где-то там, в Москве и Питере, гремели и набирали популярность Аквариумы, Алисы, ДДТ и прочие центровые группы страны. Это уже перестало считаться андеграундом и постепенно выходило на большие концертные площадки страны. Значит — возможно! Значит, отечественный рок востребован. И где-то там никто не закрывает рок-клубы и не запрещает концерты отечественных групп, а наоборот, открывают и разрешают. Не верилось во все это, глядя из сонной провинциальной Тюмени. И вот чтобы понять, что же там происходит, в этой манящей дали, мы, наиболее отчаянные и готовые к авантюрам, решили ехать в далекий солнечный Симферополь, на рок-фестиваль. Вот какой тогда был энтузиазм. Откуда-то просочился слух, что в Симферополе проводится рок-фестиваль, и там можно своими глазами увидеть Алису, ДДТ и прочих гигантов русского рока. И вот уже несколько отчаянных тюменщиков решают, что должны там непременно быть и видеть все это своими глазами. На далекие юга на свой страх и риск отправились небольшими группами следующие «форманты». Я рванул с Юджином и Володей Медведевым. Независимо от нас туда же двинули Саша Ковязин и Анка Максименкова. Вернее, двинула Анка, она же Максюта, как уже опытная автостопщица. Саня Ковязин был ею взят с собой, в качестве сопровождающего. По части автостопа Саня был полнейшим дилетантом. Как они добрались до Симферополя — это для меня загадка. Я же в то время на трассу выходить как-то еще опасался. Но зато я освоил практику передвижения поездным зайцем.
Удивительное дело, но как-то мы добрались-таки до Симферополя, целые и невредимые.
Было лето. Мы ходили по этому незнакомому для нас городу и чувствовали себя свободными. Это ощущение свободы пьянило, как воздух высоко в горах. Денег у нас не было ни копейки, и мы впервые начали чувствовать, каким мог бы быть мир, если бы не нужны стали вдруг деньги. Он мог бы быть спокойным и безмятежным, как тихий закат в Симферополе — в городе, где никто никуда не спешит. Даже сейчас, живя в одном из самых тихих уголков России, среди сосен и берез, где патриархальную тишину нарушает лишь колокольный звон лежащего чуть поодаль монастыря, я не ощущаю той безмятежности и счастья, какое было тогда, в жарком июльском Симферополе. Почему? Да потому. Даже здесь мне нужны деньги! А тогда казалось, что их просто не существует! Этих вонючих жалких бумажек, из-за которых люди убивают друг друга, матери бросают своих детей, а любимые навсегда расстаются.
Помню, Кирилл Рыбьяков, после поездки в Питер и совместных сейшенов с Френком_1 (один из которых, посетил сам БГ), привез с собой некую хипповскую песенку. Там были такие слова:
Что-то в этом роде. Но наша идиллия скоро закончилась. С окончанием фестиваля стало негде жить и нечего есть. И стало проясняться, что марксистское определение свободы как осознанной необходимости — все же не пустой звук. В этом определении, безусловно, есть правда, и большая правда!
Площадь перед залом, где проходил этот фестиваль, во время которого я не услышал и не увидел ни одной из выступивших там групп, была залита солнцем. На бетонных парапетах кучками восседал «пипл». Нам сказали, что где-то здесь есть еще люди из Сибири. Мы подошли знакомиться. «Людьми из Сибири» оказались Егор Летов и Яна Дягилева. Они, кажется, тоже на концерты не попадали, в связи с явным отсутствием билетов и желанием понимать, зачем эти билеты вообще нужны. По этому поводу нам стало вдруг всем очень весело. Все мы тут были «сибиряки». И все мы тут были на фиг никому не нужны. Это быстро сблизило, и мы пошли после концерта на какую-то зеленую поляну, кажется, за зданием центральной симферопольской гостиницы, обмениваться впечатлениями, новостями, идеями и просто заводить знакомство. Не каждый же день встречаются «сибиряки» так далеко от дома.
Туда же неожиданно подтянулись еще одни «земляки» — Саша Ковязин с Анкой Максименковой. Нам пришлось выслушать рассказ о том, как Саня только что выдержал поединок с двумя симферопольскими ментами. Он был героем дня. Анка восторженно рассказывала, как Саша, зажав в руке свой паспорт, в течении нескольких минут барахтался с двумя этими служаками порядка, и, как те ни старались, забрать у Сани паспорт, скрутить его и надеть наручники так и не смогли. В бессильной злобе «менты», переодетые в штатное, обещали им с Анкой, что еще, мол, встретимся и еще, мол, покажем. Но не на тех напали. Сибиряка голыми руками не возьмешь. А иногда не возьмешь и с оружием. Силен был наш Сашка невероятно. Силен он был силой особой, светлой, сочетавшейся с благородным и доброжелательным характером, и оттого несокрушимой. Помню, я как-то пытался вступить с Саней в схватку. Было это зимой 1986 года, во время записи альбома «Ночной Бит». Тузились мы, конечно, в шутку, по дороге из нового корпуса индустриального института, что на улице Мельникайте. Тогда я понял, что драться с Сашей всерьез у меня даже и не получится. Он просто хватал меня двумя руками, еще до того, как я успевал провести какое-либо боевое действие, и со смехом швырял в ближайший сугроб. Так швыряют щепку или небольшую чурку. Представляю удивление двух дюжих симферопольских милиционеров, когда они не смогли справиться с одним интеллигентного вида молодым человеком.
Вот этот эпизод мы весело обсуждали тогда на поляне в компании с Егором и Яной. Конечно, все мы друг другу страшно понравились. Потом выяснилось, что мы еще и песни собственные пишем. Тут же было исполнено несколько песен Летовым и парочка песен мной. Это самое большое удовольствие — петь для тех, кто понимает тебя, кто сам знает, что такое творчество. Это обмен теплом, энергией, это истинная радость. Помните, в известном советском кинофильме один из героев, школьник, напишет в сочинении: «Cчастье — это когда тебя понимают»… Он бесконечно прав, этот мальчик из кинофильма. Только в единомыслии, в единении душ и сердец возникает ощущение счастья.
Летовское исполнение мне сразу понравилось. Голос густой, проникновенный. Сам он напоминал внешностью подростка. И при такой худобе, при такой тщедушной фигуре этакий басовитый и сильный баритон. Нет, на чистый классический бас Егор никогда не тянул. А вот нижний баритон — действительно шикарный. И песни мелодичные, простые, запоминающиеся.
Мы сразу все поняли. Талант у парня несомненный. И так вот, выяснилось, что Игорь Летов с Янкой — это самое интересное из того, что имеется в роке, в Омске, а мы Тюмень пытаемся расшевелить. Ясно стало, что надо как-то объединять усилия. Потому как нас до обидного мало. Жалкая кучка неравнодушных, болящих душой и изнывающих среди всего этого сранья соцреалистического людей. И не знающих, что еще можно сделать, кроме как петь о своей мечте? О том, что правда не в том, что есть в этой жизни и в этом мире. Правда в том, что Должно Быть, пускай этого пока нету. Но ведь мы-то знаем, что должно быть на самом деле. Что должна здесь быть и Любовь, и единомыслие, и сердечность. Откуда мы это взяли? Не важно! Важно, что мы чувствуем, что так все было задумано изначально. Только любовь и сострадание. И тут все! Точка! Мы хотим, чтобы так было, потому что это правильно. Потому что в этом Правда. Если это понять, поверить в то, что тут вся истина и весь смысл нашего существования, то сразу как гора с плеч падает. Сразу ясно, куда надо идти и зачем жить. Не в наших силах восстановить здесь истинный порядок вещей. Для этого есть другая сила. И эта сила еще придет на землю, обязательно придет. Но мы можем верить, и мы можем напоминать об Истине каждой своей песней и каждой верной нотой.
Летов о Янке говорил с восхищением: «Настоящая, сибирская бой-баба», — говорил он о ней.
на фото слева на право Летов, Янка, Жевтун
— На басе у нас будет играть, — и глаза его светились от удовольствия.
А я, оказывается, был наивным. Я ничего не понимал. Я не знал, что Янка, помимо всего прочего, это еще и «его женщина». Клянусь, я об этом понятия не имел. И когда у нас с ним впоследствии произошел бурный конфликт, я и тогда ничего не понял. Ну и дурак же я был. Для меня-то Янка была просто кайфовым человеком. Нисколько не напряженная, доверчивая. С радостью принимавшая мужское покровительство и внимание. Но ни о каком сексе я с ней никогда и не помышлял. Как же я тогда не понял их отношений?! Как я мог не догадаться, что они не только соратники по творчеству?
Не очень красивая, рыжая, с веснушками. Мне казалось, что у них с Летовым тоже чисто дружеские отношения, я ошибся. И эта ошибка оказалась роковой для нашей с Летовым дружбы. А начиналось все так здорово. Мы могли стать друзьями на всю жизнь. Мы были одних мыслей. Одного духа. Была общая цель. Потом все рухнуло.
Продолжение
Пока шли дни фестиваля, нам удавалось еще устраиваться у здешних энтузиастов русского рок-н-ролла. После окончания концертов, мы приклеивались к группе таких же, как мы, бездомных «гостей фестиваля», и шли гурьбой, человек 10–11, на некий полуобитаемый флэт, где прямо на полу, положив котомку под голову, можно было провести ночь. Где мы окажемся следующей ночью, никто понятия не имел.
Из уст в уста передавался рассказ о том, как наши «рок-звезды», Юрий Шевчук и Костя Кинчев, проводили послеконцертное время в курортном Гурзуфе. Если верить слухам, то Шевчук схлестнулся там, якобы, с неким местным предводителем шпаны, бывшим «афганцем»_ 1.
И, опять таки, если верить этим народным легендам, основательно «афганцу» при этом навалял. Кто же его знает, может это так все и было, а может, народная фантазия, как обычно, раздула очередной миф про рок-героя. Как уже много раз подтверждалось жизнью, легенды о беспримерных подвигах отечественных рок-звезд обычно соответствуют действительности с точностью до наоборот. То есть, мастерски машущий ногами и демонстрирующий приемы боевого каратэ в фильме «Игла» Виктор Цой на деле, оказывается, отличался умением быстрее всех смываться с места предстоящей драки. Но народ с маниакальным упорством продолжает верить в непобедимость тех, кто на самом деле не способен побить даже собственную бабушку.
на фото Юрий Шевчук в 80-е квартирный концерт
Но мифы, какими бы они не казались правдивыми, увы, рано или поздно рассеиваются и снова является ее Величество Реальность. Для нас, меня, Юджина и Вовы Медведева (партийная кличка «Джаггер») реальность явилась сразу же по окончании фестиваля в виде мрачной перспективы остаться в Симферополе на положении бомжей. Этого не хотелось. Значит, надо было как-то отправляться домой. Будь я один, я, пожалуй, рванул бы в направлении Москвы, забравшись в поезд в качестве зайца. Но Юджин с Медведевым представляли себе плохо, как это делается. Мешали им всяческие воспитанные с детства комплексы. Мол, надо купить билеты и тогда, на законных основаниях, спокойно ехать. Следовательно, нужны были деньги. Но где их взять в незнакомом городе? Будучи в ИПВ штатным генератором идей, я предложил начать собирать бутылки и за несколько дней, тратя минимум на питание, скопить необходимую для приобретения билетов сумму. Идея казалась мне хорошей вот почему. Я обратил внимание на большое количество пунктов стеклотары, таковые в Симферополе чуть ли не в каждом втором дворе. Это было удивительно. Всем давно известно, что со сдачей стеклотары по всей нашей великой отчизне вечно творится натужный геморрой и неразбериха. Тара, будь она неладна, почему-то всегда и повсеместно отсутствует. И вот в городе Симферополе можно было наблюдать волшебную картину. Четко и бесперебойно работающие стеклянные павильоны непрерывным потоком и в любом совершенно количестве принимают пустые бутылки у счастливых граждан.
Возникла обманчивая мысль — обогатиться в короткие сроки, очистив город от брошенных пустых бутылок! Но нас ждало легкое разочарование. Не тут-то было. При такой волшебной работе пунктов приема, пустые бутылки являли собой что-то вроде археологической находки. Многие километры были пройдены нашей группой по дворам и улицам Симферополя, а улов оказывался до обидного маленьким. Вырученных денег едва хватало на еду. О том, чтобы скопить на билеты, нечего было и думать. Попытка выклянчить пустые бутылки у граждан, имевших собственные балконы, на которых обычно можно наблюдать бутылочные залежи, тоже провалилась. Граждане смеялись нам прямо в лицо, ибо ясно даже дураку, что в сем благословенном городе, пустые бутылки — это вовсе не ненужный хлам, загромождающий балконы. Это те же деньги! Ну, почти деньги. Пункты-то обмена, вот они, прямо во дворах, под носом. Так что на наши просьбы поделиться этим добром граждане Симферополя только крутили указательным пальцем у виска и советовали катиться подальше.
Мы были в растерянности. Надо было что-то придумать, некий спасительный ход конем.
— Ага! — Воскликнул тогда я. — Знаю, где этих надобных нам бутылок много и где они уже лежат гуртом. В тех же самых поездах, на которых мы собираемся отбыть домой!
Симферополь-то для многих едущих на юг граждан — это конечный пункт. Дальше до побережья Черного моря, граждане следуют уже другим транспортом. Значит, все выпитые и опустошенные гражданами в дороге бутылки остаются в Симферополе. Вот где крылась разгадка «бутылочного рая».
Мы двинули на вокзал, а именно — на дальние от вокзала пути, где отстаиваются составы после выгрузки из них пассажиров. Но тут нас ждал еще один удар судьбы. На наших глазах деловитые перекупщики очищали вагоны от бутылок. Проводники делали свой маленький бизнес и делиться с нами они не желали. Мы столкнулись с довольно отлаженной системой утилизации этого добра, и в этой системе нам — чужакам — места не было.
Не знаю, что бы с нами стало, но тут нам неожиданно повезло. На одном из дальних путей стоял тихий и совершенно безлюдный состав. В одном из вагонов этого состава, гостеприимно было открыто окно туалета. Ситуация не оставляла выбора, и мы решились на кражу. Почему-то нам казалось, что вагон этот обязательно стоит пустой, а внутри — они, вожделенные бутылки.
Решили запустить внутрь Джаггера (Медведева) как самого худого. Ну не мне же было лезть с моей хромой ногой.
Ну, просто сцена из фильма с участием Вицына, Моргунова и Никулина. Те, кто знает Вову Медведева, легко представляет его на месте Вицына. У них внутреннее сходство. И вот наш новоявленный «форточник», на наших руках, влезает в открытое окно туалета. Наступает томительная тишина. Какое-то время внутри вагона как бы ничего не происходит. Мы с Юджиным стоим меж двух составов, на «шухере», и на чем свет стоит ругаем про себя как всегда медлительного Джаггера. И вдруг тишину на задних путях симферопольского вокзала разрывает страшный грохот бьющихся друг о друга и перекатывающихся пустых бутылок. Не знаю, что было у нас больше, радости или страха. Все-таки, наверное, больше страха. Нам казалось, что этот грохот слышен даже на привокзальной площади. Что следовательно сейчас сюда непременно придут и нас тут поймают. Наши ноги непроизвольно напряглись в инстинктивном желании бежать, бежать как можно быстрее и дальше. Только усилием воли и чувством стыда был этот страх как-то преодолен. Снова наступили тягостные минуты ожидания, которые, как известно, в таких случаях кажутся вечностью.
Вдруг, о радость! В проеме туалетного окна появилась знакомая голова нашего меланхоличного товарища. Он спокойно просунул в окошко сначала одну наполненную до краев сумку с бутылками, а затем рюкзак. Потом он вылез сам и был принят в наши дружеские объятия. Мы схватили сумки, схватили Джаггера и бросились прочь от вагона. На ходу мы забросали Джаггера упреками.
— Ты чего там возился?! Чего так гремел. Слава Богу, что проводника не было в вагоне. А то бы — конец!
— Ну, почему не было, — спокойно ответствовал Джаггер, — он там был, в вагоне…
— Как в вагоне?! — обомлели мы. — Так это он, что ли, сыпал тебе сам бутылки в сумки со страшным грохотом?!
— Да, нет, почему? Он там спит.
Ну тут уж просто нечего было сказать. Представить себе спящего проводника, у которого под носом грохочут так, что слышно даже на привокзальной площади, никакая фантазия не позволяла. Сию загадку объясняет только одно. Что это наш, советский, проводник, и его сон — мертвецкий.
Когда мы притащили наш улов на пункт приема и, пересчитав, обменяли на деньги, выяснилось, что мы стали обладателями аж 26-ти рублей с копейками. О, этого хватало аккурат на два билета на поезд, следующий через Волгоград и Челябинск в наши края. По крайней мере, до Свердловска наш путь был обеспечен. Билета, повторяю, мы купили только два, а нас было трое. Сил продолжать бутылочную эпопею уже не было. Решили так. Двое, естественно, я и Юджин, проходим в вагон по билетам. Затем находим в одном из нерабочих тамбуров открывающуюся дверь и запускаем Джаггера в качестве зайца. Уж как-нибудь, спрячем его на третей полке, за вещами. Ему, как говорится, не привыкать. Раз уж залез в вагон через туалет, то и на сей раз как-нибудь залезет.
На практике вышло иначе. Мы с Юджиным, как нормальные пассажиры, вошли в вагон и пошли искать нужную дыру — для Джаггера. Но оставленный нами на перроне один, Джаггер впал в обычную для него нерешительность и какую-то специфическую каталепсию. Тщетно делали мы ему указывающие знаки и жестикулировали у окна поездной двери. Джаггер смотрел на нас смущенно и обреченно. Перспектива остаться на пустом, но спокойном перроне чужого нам Симферополя казалась ему предпочтительней опасностям безбилетного проезда. И этот самый Джаггер, что еще несколько часов назад хладнокровно грузил пустые бутылки с жутким звоном под носом у спящего проводника. Таковы превратности судьбы!
Поезд медленно набирал ход. И печальная физиономия Джаггера еще немного помаячила нам на прощание и исчезла вместе с волшебным, южным городом. Ну нет, разумеется мы не заплакали. Молодости не свойственен подобный трагизм. Нас ждал счастливый путь домой, и скоро Симферополь и Вова Медведев на перроне его вокзала бесповоротно ушли в прошлое.
Но рано мы с Юджиным радовались. Вскоре над нами свершилось возмездие. Проклятие брошенного в Симферополе Джаггера настигло нас в самой середине пути.
В Куйбышеве, оголодав и решив купить на оставшиеся деньги немного курочки, мы отстали от поезда. Откуда нам было знать, что опаздывающий по расписанию, наш поезд начинает резко сокращать время остановок в пути следования. И вместо положенных по расписанию 15 минут простоит только пять. Не стану долго описывать, как метались мы с Юджиным, будучи в одном трико и с курицей по пустому перрону. Юджин смачно ругался и орал:
— Фестиваль! Фестиваль! Поехали на фестиваль! Да в жопу все эти фестивали! Чтобы я еще когда-нибудь послушал эти россказни про счастливую, свободную жизнь! И куда-то поехал. Да ни в жисть!
Наверное там, на том пустом перроне, Юджин и решил для себя раз и навсегда: работать, работать, работать, зарабатывать деньги, иметь их в большом количестве, и пошли в жопу все рок-фестивали! С тех пор он не изменял принятому решению, насколько мне известно, никогда. У него теперь в жизни все в порядке, и — пошли они все эти фестивали, вместе с любителями свободной, но безденежной жизни.
Осталось добавить, что домой мы все-таки добрались, с большими оказиями, ехали по спецбилетам (такие, с красной полосой по диагонали) до Уфы. Там получили, снятые с поезда, свои пожитки. И уже путешествуя не как законные пассажиры, а как поездные парни, бесправные и безместные, кое-как добрались таки до Тюмени — мрачные, грязные и голодные.
Ступив на тюменскую землю, Юджин бросился на колени и стал истово ее целовать, давая страшные клятвы. На сколько мне известно, своих клятв он не преступил по сию пору и тюменской земле более не изменял.