На следующее утро, проглотив завтрак, столь же безвкусный, сколь неудобоваримый, мы снова принялись блуждать по оазису. Толпа стала еще многолюднее, чем накануне, поскольку, как нам сообщили по пути от одного переполненного кафе к другому, еще до полудня ожидалась какая-то свадебная церемония.

Накануне я провел ночь почти без сна, так как был принужден стащить с кровати тощий матрас, который был мне короток, и устроиться на полу, после чего встал разбитый, с ломотой во всём теле. Гиацинт выглядел не лучше, но у него, безусловно, имелись на то другие причины. Бледный, с синими кругами у глаз, он украдкой озирался — сторожко, как солдат, проникший в ряды вражеского воинства. Я уже достаточно хорошо его знал, чтобы угадать эту напряженность, как он ни пытался ее скрыть. Что до Ганса, он, исполненный беззаботной самонадеянности, присущей его возрасту, слонялся, зевая по сторонам, ни в малейшей мере не осознавая той едва уловимой перемены, что произошла с тех пор, как наш ангел-хранитель в последний раз выходил на связь со своим Всевышним.

— Что рекомендует ваш путеводитель? — наконец подал я голос.

Гиацинт вынул из брючного кармана маленький блокнот.

— В этой крепости есть только одно местечко, где мы можем надеяться что-нибудь найти, — это музей античности. Если же нет, придется предпринять осмотр башни здешнего монастыря.

— Монастырь не так велик, — заметил Ганс. — Мы в два счета его обшарим.

— Ганс, — мне захотелось умерить его прыть, — здесь, в Вади-эль-Натруне, еще добрый десяток других монастырей, и расстояние между ними иногда достигает полусотни километров. Причем, заметь, по пустыне.

Парень обратил умоляющий взгляд на Гиацинта:

— Так мы идем в этот музей? Да или нет? Если да, так уж давайте двинемся наконец!

По существу, речь шла о скромном трехэтажном строении, оборудованном под музей. Посреди четырехугольного двора, между двумя крыльями здания, исполняя роль скульптуры, торчала старинная реставрированная двуручная тележка. Наперекор своей неподдельности и символичности сия достопочтенная утварь почему-то совсем не привлекала внимания туристов.

Скопившись у входа во двор, куда никого не пропускали, толпа посетителей пялилась на вооруженных до зубов людей в униформе, которые худо-бедно пытались сдерживать напор любопытных.

— Это что еще за холера? — завопил Ганс, проталкиваясь сквозь толпу к военным, образовавшим зону безопасности вокруг двуручной тележки.

— Назад! — рявкнул один из них. — Музей закрыт до новых распоряжений.

— А что случилось? — поинтересовался я.

— Этой ночью кто-то расколотил витрину.

Меня пробрал озноб. Я осторожно покосился на Гиацинта.

— Что-нибудь украли? — осведомился он, затаив дыхание.

— Похоже на то.

— А что именно пропало? — не отставал наш «телохранитель».

Вояке не понравился бесцеремонный тон Гиацинта. Казалось, он с трудом сохранял хладнокровие. Не будь наш друг человеком с Запада, можно было бы не сомневаться, что антипатия стража найдет свое выражение в весьма ощутимом пинке. Но коль скоро нельзя пренебрегать теми, от кого исходит основная прибыль страны, ему пришлось проглотить свое раздражение.

— Не знаю, месье, — ответил он вежливо, но было заметно, как его тошнит от учтивости.

Мы попятились, выбрались на свободное место, подальше от этой толчеи.

— Вот невезуха! В этой дыре на пятачке такое небось случается раз в тысячу лет, и надо же, чтобы именно на нашу голову!

Гиацинт разнервничался не на шутку, теперь это было заметно невооруженным глазом.

— Нас опередили, верно? — тихонько обронил Этти.

— Не исключено, должен признать. Мне нужно позвонить Гелиосу. Встретимся в монастыре.

Изрядно приуныв, мы поплелись обратно, но едва успели подойти к монастырскому порогу, как мне навстречу с учтивым поклоном устремился монах:

— Профессор Лафет? Морган Лафет?

— Да.

— Письмо для вас, профессор. Доставили в приемную. Только что.

Он протянул мне сложенный листок, который я тотчас развернул. Просто имя и номер телефона, ничего больше. Я поблагодарил монаха и сунул листок в карман шортов.

— От кого? — встревожился Ганс. — Гелиос?

Покачав головой, я солгал:

— Мадлен. Спрашивает, все ли у нас в порядке.

— А… Передай ей от меня привет.

Этти, наклонясь ко мне, шепнул:

— Амина?

Я кивнул. Когда покидали Александрию, я украдкой послал ей эсэмэску на мобильник.

Опередившего нас Ганса мы догнали в квадратном дворике.

— Нигде ничего забавного, — брюзжал он. — Никакого тебе Рима или Спарты! Во второй раз приезжаю в Египет, и что я здесь видел? Сначала мечеть, теперь монастырь! Жуть берет…

В ответ мой братец пообещал, что мы отсюда не уедем, не дав ему возможности посетить какие-нибудь античные руины, и наш юный друг чуть-чуть взбодрился.

Гиацинт вскоре присоединился к нам и холодно уведомил, что он намерен отправиться к себе и выспаться, да и нам не мешало бы последовать его примеру, пока от патрона не поступили новые указания.

Ганс, ворча, потащился вслед за ним. А мы с Этти, немного выждав, пошли звонить.

На людной улочке, в двух шагах от монастыря, имелась телефонная кабинка. Я достал из кармана записку, что передал мне монах, и набрал номер Амины. Она подняла трубку после первого же звонка:

— Морган? Слава Богу, ты в порядке…

— Откуда ты узнала, что мы здесь?

— У меня свои источники, а ты как думал? Где Этти и Ганс?

— Этти со мной. — (Братец, который, прижавшись щекой к моей щеке, старался расслышать, о чем мы говорим, нахмурил брови.) — Ты-то как, Амина? По-моему, у тебя голос тревожный.

— Морган! Садись на первый же самолет и мотай из Египта! Ты меня слышишь? Как можно скорее уноси ноги!

— Как ты сказала? В конце концов, что происходит?

— У меня мало времени, долгий разговор возбудил бы подозрения, так что слушай хорошенько: я в курсе насчет твоей миссии и этой маски, о которой ты меня расспрашивал. Это не обычные археологические изыскания, тут совсем другое. Вы пешки в игре, которую затеял Гелиос с четырьмя другими коллекционерами, это погоня за сокровищем величайшей ценности, игра, где каждый использует свои лучшие силы и любые средства дозволены. Вы в опасности, Морган. Другие искатели, ваши конкуренты, знают толк в подобных предприятиях, это народ тертый, не дети. Надо бросать их игры и прочь из Египта! Немедленно!

Мы с братцем ошеломленно переглянулись.

— Успокойся, Амина. Я ничего не понимаю. Что это за история, какая игра?

Было слышно, как она тяжело перевела дыхание.

— Гелиос и еще четверо коллекционеров заключили безумное пари: тот, кто первым найдет маску Анубиса, получит право потребовать от каждого из конкурентов любое из сокровищ их коллекций. Что до охотника, который добудет маску, он получит сумму в пятьсот тысяч долларов. Представляешь, на что могут пойти некоторые ради возможности урвать такой куш?

Я выругался. Потом спросил:

— А эти другие — кто они?

— Не знаю. Обещай мне, что вернешься во Францию, Морган!

— Ты забываешь о моем отце. Амина. Пока мы не…

— Так ты еще не знаешь?

У меня перехватило горло.

— Не знаю чего?

— Твоего отца освободили вскоре после отъезда Этти. Он тотчас покинул Индию. — (Теперь Этти в свой черед пробормотал ругательство.) — Я не… Мне пора кончать разговор, Морган. Позвони мне, когда вы доберетесь до аэропорта. Уезжайте из Вади-эль-Натруна, скорее!

— Амина, постой! Амина? — Я повернулся к Этти. — Она бросила трубку. — (Брат, сжимая кулаки, прислонился к перегородке кабины.) — Гиацинт и Гелиос водили нас за нос с самого начала… Почему от нас скрыли, что папа уже на свободе? — Я едва удерживался, чтобы не разнести телефонную трубку на мелкие осколки. — Он мне за это заплатит!

И я прямиком устремился в монастырь, бледный от бешенства. Туристы и монахи, что попадались на пути, благоразумно сторонились, сознавая, что им не выдержать столкновения со стремглав несущимся навстречу стокилограммовым комком напряженных мышц.

— Морган! Подожди! Тут что-то не сходится! — Этти пытался удержать меня за локоть, но я грубым тычком отшвырнул его. — Успокойся, Гиацинт не кажется мне… Морган!

Я был настолько вне себя, что когда, перескакивая через три ступени, взлетел по лестнице дома для гостей и оказался перед дверью нашего ангела-хранителя, не потрудился даже ручку повернуть — просто высадил дверь плечом. Ганс, занятый чтением журнала, только ахнул удивленно, а Гиацинт, сидевший на своей кровати, выпрямился, растерянный:

— Морган? Что с вами слу…

Прежде чем он успел среагировать, я поймал его за ворот элегантной футболки и влепил здоровенный удар кулаком в челюсть. Схватив его за горло, я собрался повторить этот эксперимент, но тут и мне не поздоровилось. Он уже вывернулся и так ткнул меня кулаком в бок, что дыхание перехватило. Я и забыл, как бывает, когда имеешь дело с профессионалом.

— Вы что, взбесились? — закричал он, потирая подбородок. — А ну назад!

Он потряс в воздухе маленьким пистолетом, дуло которого было направлено в мою сторону. Но я, полагая тем не менее, что он никогда не решится в меня выстрелить, оперся на спинку в изголовье кровати, вскочил и бросился на него, норовя накрыть сверху. Тотчас жгучая боль в области шейных позвонков буквально парализовала меня, при любой попытке распрямиться она становилась вовсе нестерпимой. Меня безжалостно толкнули на пол, где я распростерся пластом, лишь бы утихомирить эту кошмарную тянущую боль.

— Успокойся, Морган, — приказал Этти, прижав меня коленом между лопаток, но и затылка не отпуская. — А вы уберите пистолет, — столь же невозмутимо и повелительно бросил он Гиацинту.

Тот подчинился, изумленный тем, как мой братец, куда менее сильный, умудрился так взять надо мной верх.

— Что на тебя нашло? — прорычал я. — Отпусти меня!

Послышался голос Ганса.

— Да, все в порядке, — успокаивал он кого-то сквозь выломанную дверь. — Наш друг почувствовал себя плохо, но теперь это прошло, он уже вполне владеет собой. Жара, конечно, в ней все дело. Еще раз спасибо. — Он попытался запереть дверь, но замок я разнес капитально. — Можно узнать, какая муха тебя укусила, Морган? Что с тобой стряслось?

— У него спроси!

Я дернулся, но Этти покрепче надавил пальцем на некую определенную точку вблизи моего горла, и перед глазами поплыл туман.

— Или ты успокоишься, — сказал он, — или я на несколько минут отправлю тебя в страну грез. Выбирай. Как вы могли втянуть нас в это гнусное пари, Гиацинт? — продолжал он. — А мы вам доверяли.

Тот опустился на свою кровать.

— Вот оно что… Это Амина вам рассказала, я полагаю?

Ганс тотчас встрял:

— Что-что? Какое пари?

— Я ничего не знал, Этти. Даю вам слово, что до вчерашнего дня понятия не имел об этом пари. Гелиос признался мне только тогда, когда я завел речь о Кассандре.

В висках у меня стучало, словно рядом били барабаны, перед глазами плясали десятки светящихся точек. Кровь поступала в мозг в ограниченных количествах, от чего казалось, будто меня затянуло в водоворот. Надеясь избавиться от этого адского вращения, я вцепился в ногу братца и простонал:

— Этти… Я сейчас отключусь.

Хватка, сжимающая мой затылок, превратилась в легкий массаж, и боль немного ослабела.

— До каких пор вы рассчитывали хранить этот секрет? — продолжал свой допрос Этти.

— Гелиос запретил говорить вам, боялся, что вы отступитесь… Мне… Я возмущен не меньше вашего, поверьте!

Тут снова вмешался Ганс:

— Эй! Минуточку! Так что это за история с пари?

Когда Этти вкратце пересказал ему наш разговор с Аминой, парень аж задохнулся от негодования:

— Выходит, Гелиос, даже не предупредив, отправил нас сражаться с бандой подонков, которые гонятся за нами по пятам? — Он повернулся к Гиацинту: — Какое мерзкое свинство!

— Насколько я понял, — объяснил тот, — это было предусмотрено правилами игры. Что-то вроде способа придать ей остроту. Тогда понятно, почему Кассандра была удивлена не меньше, чем я.

— А этот Альмадейда или как его там? — напомнил Ганс. — Он-то прекрасно знал, в каком качестве выступает и чего ищет, разве нет?

— По всей видимости, в том, что касается его, игральные кости были подделаны. Он должен был самостоятельно обнаружить присутствие других «игроков», но тот, кто его нанял, явно хотел обеспечить ему преимущество.

С помощью Этти мне удалось сесть, но мое зрение все еще было затуманено. Да и голоса, отдаваясь у меня в ушах, звучали странно и слишком громко, будто через микрофон.

— Если верить Амине, в борьбе участвуют пять игроков, — заключил братец. — Следовательно, осталось двое, не считая нас и если исключить эту Кассандру.

— Мне наплевать на численность конкурентов, — перебил я их, хотя все еще не мог полностью прийти в себя. — Что касается нас, Этти и меня, игра окончена. А ты, — прибавил я, косясь на братца и потирая ноющий затылок, — можешь на меня рассчитывать: я тебя еще заставлю за это заплатить.

— Вы упускаете одну деталь, Морган, — рискнул напомнить Гиацинт. — Если вы сейчас все бросите, ваш отец…

— Мой отец на свободе и уже покинул Индию! — взорвался я. — Но вы и это воздерживались нам сообщить!

Он замотал головой, явно озадаченный:

— Нет. Процесс должен состояться не ранее, чем…

— Процесс имел место два дня назад. Амина только что сообщила мне об этом!

С абсолютно потерянным видом он встал, как-то нетвердо прошелся туда-сюда по комнате.

— Это невозможно… Она, наверное, ошиблась, ведь мне говорили, что… Я больше ничего не понимаю.

С этими словами он рухнул на кровать, сжимая голову руками. То ли уж очень ловко разыгрывал комедию, то ли до него дошло, что четвертым одураченным оказался он сам.

— Гиацинт, где наш отец? — взмолился Этти, золотистые глаза которого вперились в самую глубину его зрачков.

Тот, не дрогнув, выдержал этот взгляд, но по его лицу было видно, что он страшно подавлен.

— Если он уже за пределами Индии, то… я не знаю.

Я чуть было опять не вспылил, но брат меня удержал.

Гиацинт не лгал.

Выскочив на улицу и вбежав в телефонную кабинку, я стат трясущимися пальцами совать в щель монеты, потом лихорадочно набрал парижский номер отца. И тут же со вздохом повесил трубку, вслух прошептав:

— Автоответчик.

— Попробуй домой позвонить, — посоветовал Ганс.

Я так и сделал. Трубку взяла Мадлен.

— Это ты, Мадлен? Папа не звонил? А… Нет, все идет, как и предполагалось. Да, все в порядке, — соврал я. — У меня почти не осталось монеток, я попробую еще позвонить дня через два-три, ладно, Мадлен? Я тоже тебя обнимаю. Хорошо. До свидания.

Я повесил трубку, сурово оглядел своих спутников. Этти с трудом сглотнул — мешал ком в горле.

— Пустите-ка меня, — скомандовал Гиацинт, шагнув к телефону.

Он сделал несколько звонков, которые, похоже, привели его в ярость. Через четверть часа — эти минуты нам показались вечностью — он вышел из кабинки. И пробормотал чуть слышно:

— Амина была права.

Он побрел по опустевшей улице — палящий зной разогнал туристов. Казалось, он испытывает нестерпимое унижение от такого предательства, от сознания, что его водили за нос, будто новичка.

— Попробуйте позвонить отцу на его мобильник, — внезапно предложил он мне.

— Мобильник? Можно смело биться об заклад, что если даже полиция и не прибрала его к рукам, то уж батарейки наверняка сели. Где бы он мог его зарядить? В камере?

— Все-таки попытайтесь.

Я подчинился почти без надежды, но сверх ожиданий кто-то взял трубку, и на том конце провода раздался знакомый мягкий голос.

— Гелиос! — прохрипел я так, что мои спутники вздрогнули. — Где мой отец?

— В безопасности. На данную минуту.

— Вы дерьмо…

— Не будьте таким грубым, профессор. Я этого терпеть не могу.

— Я хочу поговорить с моим отцом!

— Он отдыхает. Вы побеседуете с ним в другой раз.

— Мне нужно поговорить с ним немедленно.

— Он чувствует себя хорошо, даю вам слово.

— Знаю я, чего стоит ваше слово!

Тут он этак звонко хихикнул:

— В таком случае вам нечего опасаться. Разве я когда-нибудь не сдержал обещания? Я заверил вас, что пущу в ход все свое влияние, чтобы обелить вашего отца и вытащить его из тюрьмы. И я сделал это. Взамен вы должны были оказать мне маленькую услугу, но приходится констатировать, что вы не проявляете для этого достаточной настойчивости.

— Вы обманули нас!

— Сделайте работу, и вы вновь обретете своего отца.

— А в противном случае?

— Вы себя недооцениваете, профессор. В этом ваша ошибка. Передайте своим товарищам мой сердечный привет.

— Нет! Подождите!

Он отключился, а я со всего размаху саданул трубкой по номерному щитку.

— Морган? — Этти, задыхаясь, вцепился в мою майку. — Где папа?

Я объяснил ему ситуацию, краем глаза приметив, как каменеет нижняя челюсть Гиацинта. Пьянея от гнева, тот процедил:

— На сей раз он зашел слишком далеко.

Этти, ломая руки, бормотал на хинди вперемешку проклятия и молитвы.

— Придется найти маску, — заключил он наконец. И в ответ на мой возмущенный взгляд вздохнул: — Морган, этот человек не оставил нам выбора.

Сиеста кончалась, тут и там замелькали туристы, и я забеспокоился, как бы наша группа не привлекла излишнего внимания.

Итак, мы вернулись в монастырь и направились в свои комнаты.

Когда я уже потянулся к дверной ручке, собираясь вложить ключ в замочную скважину, Гиацинт удержал меня.

— Постойте! Смотрите, — шепнул он, указывая на замок.

Кончиком пальца он коснулся царапин на дереве, таких крошечных, что я бы никогда их не заметил.

Жестом он приказал нам отойти и встать по обе стороны двери, а сам вытащил пистолет.

— Не двигайтесь, — одними губами, беззвучно предупредил он, снимая оружие с предохранителя.

Со множеством предосторожностей он прицелился, затем ударом ноги распахнул дверь и тотчас приземлился на четвереньки, направив дуло своего пистолета на вторгшегося врага. Или, вернее… на врагиню.

— Воистину добрый день, отец мой! — звучно, дерзко приветствовала она его, нимало не смущенная, даже не удивленная нашим внезапным появлением.

Хотя никто не успел потребовать этого, она протянула Гиацинту свой пистолет с привинченным к дулу глушителем.

Настороженно обшарив комнату взглядом, он только после этого медленно приблизился к молодой женщине и взял пистолет, чтобы тотчас препоручить его Этти.

— Я помню, что ты не в своем уме, Кассандра. Но похоже, твое сумасшествие прогрессирует.

Продолжая целиться ей в голову, он левой рукой без малейшего стеснения ощупал ее одежду и даже, сунув руку под длинную юбку, проверил, не спрятано ли чего между ног. При виде подобных манипуляций Ганс покраснел.

— В последнее время, — усмехнулась она, — уже не модно прятать пистолеты за подвязками. Такая жалость!

Гиацинт, игнорируя издевку, продолжал шарить, потом, выпрямившись, победно потряс каким-то продолговатым металлическим предметом:

— Надо отметить, что ты не утратила былых похвальных навыков.

Он бросил мне свою находку — складной нож с тремя лезвиями. Я поймал его на лету и засунул в задний карман шортов. Это была одна из тех миниатюрных, но смертоносных игрушек, которые подчас фигурируют в гонконгских триллерах.

Поймав мой изумленный взгляд, молодая женщина иронически подмигнула. Потом изящно опустилась на мою кровать, не обращая внимания на пистолет в руках своего бывшего собрата по оружию, хотя дуло по-прежнему было направлено на нее.

— Я наслышана о вашем атлетическом телосложении, профессор Лафет, но должна признать, что рельефность вашей мускулатуры превосходит все ожидания, — заметила она, вынимая сигарету из моей пачки, которая вместе с прочими принадлежавшими мне пожитками валялась на полу.

Она успела вытряхнуть на пол весь наш багаж и, видимо, расшвыряла его ногами.

— Где анк? — спросила она и, заметив, как Ганс, отпрянув, вцепился в ремень своего рюкзака, обронила: — Ясно…

— А где посох? — откликнулся Гиацинт, поднося к ее лицу свою зажигалку с трепещущим язычком пламени.

Она выпустила из своего чувственного рта, изогнутого в хищной усмешке, длинную струю дыма.

— Посох в музее, не так ли? — вмешался я.

— Вы там были? — осведомилась она и, когда я покачал головой, снова усмехнулась: — Счастлива, что могу избавить такого заслуженного археолога, как вы, профессор, от лишних хлопот. Здешний ассортимент столь убог, что превращает звание музея в чистую фикцию. Обветшалые подделки да искореженные обломки — вот и все, чем добрейшие монахи рассчитывают утолить любознательность посетителей.

— Однако же что-то… похитили? — рискнул вставить Этти.

Кассандра обернулась к нему, обозрела детально, с головы до пят, и в ее изумрудных глазах зажегся алчный блеск. Затем, снова обращаясь к Гиацинту, она полюбопытствовала:

— В какой языческой преисподней вы раздобыли этого ведического Аполлона, отец мой?

Но Этти, казалось, нисколько не смутили ни вольность ее речи, ни подразумеваемые инсинуации.

— Аполлон задал вам вопрос… мадам.

Произнося последнее слово, братец позволил себе слегка поморщиться, и эта гримаса совсем не понравилась молодой особе.

— Взлом служил не более чем средством отвлечь внимание монахов и военных.

— Так где посох? — не отставай я. — Где вы его нашли?

— Недалеко отсюда, — с манерной ужимкой обронила она, вставая, чтобы погасить свою сигарету в кувшине с водой, которой я пользовался для умывания. — Что ж! Теперь я могу уйти, или вы рассчитываете всадить мне пулю в лоб прямо сейчас?

— У нас анк, у тебя посох, — резюмировал Гиацинт. — Возлюбленная, мы зашли в тупик.

— Это он пока у вас! — Она послала ему воздушный поцелуй. — До скорого, отец мой. — Направившись к двери, она нежно погладила замок, покореженный ударом Гиацинта. — Вам трудно будет объяснить это… Будь я на вашем месте, я бы испарилась прежде, чем мне пришлось бы отвечать на слишком обременительные вопросы.

Она уплыла по коридору, самым вызывающим образом покачивая бедрами, и Ганс, сорвав с головы каскетку, в ярости швырнул ее на пол.

— Почему ты позволил ей уйти? — набросился он на Гиацинта.

Тот пренебрежительно глянул на раскипятившегося молокососа:

— А ты бы чего хотел? Пытать ее, чтобы вырвать признание? Укокошить даму? Здесь, в этой комнате? — (Юноша потупился.) — Взбалмошный мальчишка! — Гиацинт, в свою очередь, провел ладонью по искореженной двери. — Вторая за день… Придется оставить им щедрые чаевые, это в наших интересах. Надо сматываться.

— Как? Без посоха? — закричал я.

— Кассандра поспешит вслед за нами, а с ней и посох. Оставаться здесь, где все эти солдаты, которые…

— А это что такое? — перебил его Ганс, показывая мне что-то вроде длинного проржавевшего ножа, который он только что извлек из-под груды разбросанной одежды.

Выхватив у него из рук сей неприглядный предмет вместе с подвешенной к нему этикеткой, где значились название, описание и дата, Этти сказал:

— По всему, из музея украдено именно это.

Тут даже Гиацинт взорвался, не выдержал:

— Вот дрянь!

— Она хочет, чтобы нас загребли за кражу, — сообразил я.

— Гиацинт! Надо догнать ее, схватить! — крикнул Этти. — Если она донесет властям, мы…

Но наш приятель успокоительным жестом положил ему руку на плечо:

— Если бы она нашла анк, тогда да. А так нет. Нам нечего бояться. Она, по всей вероятности, надеялась его украсть, а уж потом донести, чтобы избавиться от нас.

— А если она все-таки сделает это? — не унимался испуганный Ганс.

— Она же не идиотка. Тогда наше имущество конфискуют, в том числе анк, и ей уж не добраться до него. Нет, нет… Ее надо заманить подальше отсюда, а потом, выждав удобный момент, настигнуть на открытом месте. А пока отделаемся от всего этого. — Он указал на музейный экспонат и оружие Кассандры.

Мы вдвоем спустились в сад, и там он незаметно обронил современное оружие заодно с античным в глубокий пруд, служивший резервуаром для полива фруктовых деревьев.

Исполнив это, мы отправились в приемную монастыря, чтобы расплатиться за пансион и осведомиться о расписании автобусов, идущих в Каир. Затем присоединились к Гансу и Этти, которые тем временем возились с нашим багажом.

— Нашли? — спросил брат.

— Туристический автобус, прибывший сегодня утром, отправляется в девятнадцать ноль-ноль. Нескольких кредитных билетов хватит, чтобы убедить шофера прихватить нас с собой.

Тут зазвонил колокол, зовущий в трапезную, и Ганс, глянув на часы, возопил:

— Начало второго! Отдаю все мое королевство за один гамбургер!