Днем я позвонил отцу и предупредил его, что нам удалось забронировать билеты на самолет в Париж на следующий день. Чтобы не волновать его, я умолчал, что мы два раза подверглись нападению со стороны наших греческих «друзей», но все же рассказал, почему мы прервали все контакты с Йоном Юргеном. Он был поражен и сказал, что нужно довести это до сведения властей, но мне удалось уговорить его подождать до нашего возвращения и взять с него обещание, что в случае если его спросят об этом, он будет говорить, что не имеет от меня никаких вестей.

— Я бы на его месте страшно встревожилась, — сказала Амина, ставя передо мной стакан с горячим чаем.

— А Людвиг должен проклинать меня за то, что я втянул его внука в эту безумную авантюру.

Мой телефон завибрировал. Я отцепил его от пояса и прочел сообщение. «Оставайтесь у вашей приятельницы до вечера и следите за телефоном. Семена прорастают, пора собирать урожай. Гелиос».

— Как мы должны это понимать? — пробормотала Амина, через мое плечо прочтя послание.

— Нам нельзя выходить отсюда? — спросил Ганс. — Иными словами, мы должны сидеть и спокойно ждать наемных убийц, которые собираются прийти и уничтожить нас?

— Это не в его духе, — тихо сказал я. — До сих пор Гелиос скорее пытался предупредить нас о неминуемой опасности. Нет, пожалуй, это скорее означает, что кто-то выйдет с нами на связь. Не сам ли он?

— Если так, то, может быть, мы узнаем наконец, кто этот доброжелатель!

— Но откуда он знает, где мы, что делаем в данный момент? Можно подумать, он снарядил батальон шпионов, чтобы следить за нами, — вслух подумал я.

— И того дубину, что нас преследовал? — высказала предположение Амина.

Я покачал головой:

— Нет. Гелиос предостерегал меня против них. Готов поклясться, что он не человек Юргена и не сообщник наших таинственных греков. Но, черт возьми, какую цель он преследует?

Наша хозяйка снова подала нам чай и села на диван.

— Я думаю, самое разумное, что мы можем сделать, — это ждать.

Итак, мы ждали. Около семнадцати часов, как и предсказывал Гелиос, зазвонил телефон. Амина бросила на меня испуганный взгляд. Раздался второй звонок. Когда прозвучал третий, я протянул руку к трубке, но Амина остановила меня:

— Возьму я, ведь мы не знаем, кто это. О том, что вы находитесь у меня, известно только Гелиосу, мулле и вашему отцу. Алло? — На ее лице отразилось удивление. — Очень хорошо. Мы приедем. Что заставило вас изменить… Идет. А вы этого никогда не замечали? О… понимаю. До встречи.

Амина положила трубку, вил у нее был ошеломленный.

— Ну что? — поторопил ее я.

— Это мулла Юрси Марзук, — сказала она чуть слышно. — Он ждет нас сегодня в двадцать три часа, сразу после молитвы. Махмуд, тот, что днем приносил нам чай, встретит нас у служебного входа.

— Почему он хочет встретиться с нами ночью? — с подозрением спросил Ганс.

— Ловушка? — тихо проговорил я. — Вы не думаете, что его заставили позвонить нам?

Амина замотала головой:

— Нет. После нашего ухода он спустился в подземелье мечети, чтобы обследовать фундамент. И там в указанном месте обнаружил какую-то стену, которой три года назад, когда производились работы по укреплению фундамента, не было. Он убежден в этом. Стена закрывает одну из галерей.

Ганс ойкнул, а я нахмурил брови.

— Как же он не заметил этого раньше?

— Никто никогда не спускался в этот лабиринт из-за суеверного страха, потому что это фундамент еще античных культовых сооружений.

— Погодите… Что вы имеете в виду под «указанным местом»? Мы не называли ему точных координат.

Она глубоко вздохнула.

— Сейчас вы все поймете.

— Но…

— Минутку, Морган. Пожалуйста.

Телефон зазвонил снова, но Амина не дала мне взять трубку.

— Это факс.

С замиранием сердца я дождался, пока закончится печать сообщения, и рывком вытащил страницу. Это была фотокопия факса, отправленного Юрси Марзуку в тринадцать часов семнадцать минут с планом подземелья мечети. На пересечении двух галерей был нарисован жирный кружок, а в середине его — рука, держащая молот. Рядом имелась приписка: «Проверь, хватит ли у тебя на это мужества. Забудь, если тебе это удастся. Откажись, если у тебя не хватает духу. Гелиос».

— Он знал! — вскричал Ганс.

— Амина, это один из тех планов, которые изучил Бертран? — осторожно осведомился я.

— Да, — подтвердила она, отводя взгляд. — Это часть того, что я просила вас найти. Мы получили его от архитектора, который участвовал в работах по укреплению фундамента мечети. Но кружок и печать нарисовал не Бертран. Это абсолютно точно.

— Можно было бы сказать, что это Гелиос, который… Великие боги… Но если он убил Бертрана, почему тогда поддерживает нас? Это… противоречит всякой логике!

Ганс отчаянно замахал руками и с силой замотал головой.

— А если он рассчитывает именно сегодня убрать нас со своей шахматной доски, а? Мор, я не согласен бросаться в пасть волку!

— Я доверяю Юрси Марзуку, — возразила Амина. — Он никогда не поддался бы на шантаж. Предпочел бы скорее умереть, чем спасти свою жизнь ценой жизни других. Он не предавал нас. Поступайте так, как считаете нужным, но я пойду туда! Мы с Бертраном много лет работали над этим проектом, и я не откажусь от него теперь, когда конец уже так близок.

Она достала из стенного шкафа рюкзак и начала укладывать в него фонарики, измерительные приборы, цифровую фотокамеру, долото, молоток и что-то еще.

Я вопросительно посмотрел на Ганса, тот пожал плечами и покорно начал переодеваться.

Было двадцать два часа сорок пять минут, когда мы остановились метрах в ста от мечети. Это расстояние мы прошли пешком, чтобы не вызывать подозрений. В воздухе витали кухонные запахи, из широко раскрытых окон доносились оживленные голоса. Амина шла твердым, решительным шагом, тем не менее я видел, как в последний момент она сунула в рюкзак нож и баллончик со слезоточивым газом. Мысль о том, что в моем рюкзаке находится меч, успокаивала меня, но я сожалел, что у меня с собой нет менее архаичного оружия, которым в случае надобности можно было бы помахать перед носом потенциального противника. Одетые во все черное, мы старались затеряться в темноте улочек и портиков в тщетной надежде, что нас не заметят. Однако нам встретились несколько туристов и местных жителей, воспользовавшихся ночной прохладой, чтобы прогуляться перед сном.

Приближаясь к мечети, мы сделали крюк, чтобы обойти главный вход, у которого еще стояли задержавшиеся после молитвы прихожане, и Амина тихонько постучала в тяжелую деревянную дверь. Та почти мгновенно открылась. Мое сердце замерло, и я, прежде чем войти, бросил взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что в темном углу не притаился готовый ринуться на нас убийца.

— Входите быстрее, — произнес мужской голос.

Молодой человек, который днем приносил нам чай, нервным движением закрыл дверь на засов и знаком пригласил нас следовать за ним.

— Идите туда.

Я обратил внимание на то, что наш провожатый был уже не в белой одежде и вышитой шапочке, а в джинсах, кепке и свободной рубашке, на которой виднелись следы мела, словно он прислонился спиной к побеленной стене.

Он провел нас через лабиринт коридоров к маленькой дверце, которая вела к полутемной лестнице.

— Юрси Марзук уже внизу? — спросил я не очень уверенно.

— Да, — ответил наш провожатый, включая свет. — Плотно закройте за собой дверь и ступайте за мной.

Пропустив вперед Ганса и Амину, я тихонько закрыл металлическую дверь.

— Осторожней, ступеньки довольно крутые, и на них легко поскользнуться, — предупредил наш провожатый.

Мне пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о потолок, с которого свисали тусклые, без колпачков, лампы, и я боялся, что застряну на этой лестнице, настолько она была узкая.

Закончив наконец спуск, который показался нам бесконечным, мы оказались в середине коридора, и Махмуд — так звали нашего провожатого — наклонился и поднял электрический фонарик, возможно, оставленный им здесь перед тем, как он поднялся.

— И куда теперь? — спросил я.

Он указал налево.

— Туда, но подождите, я должен кое-что вам показать, — сказал Махмуд, с улыбкой направив луч фонарика на землю. — Я только сейчас увидел это. Посмотрите, мсье Лафет.

Я тоже наклонился, и он указал мне на маленький разноцветный квадратик у самой стены.

— Это остаток мозаики. Мы находимся на месте, которое, по всей вероятности, было подземельем какого-то древнего сооружения.

Махмуд вытаращил глаза:

— Выходит, это очень древнее место, мсье Лафет?

Меня позабавило его удивление.

— Если учесть глубину, на которой мы находимся, а это приблизительно десять метров, я сказал бы, что ему добрых две тысячи лет. Вот так.

— Две тысячи лет… — недоверчиво повторил он и спохватился: — Идемте, идемте. Вот сюда.

Он провел нас еще по одному коридору, повернул, потом еще раз, и мы оказались в месте пересечения коридоров, как и было указано на плане. Тот, что простирался слева от нас, был наполовину обрушен, а тот, что находился прямо перед нами, — заделан кирпичной кладкой. Около нее стоял Юрси Марзук, тоже в джинсах.

На полу я увидел два фонаря, работавших на батареях, и еще ящик, на котором был установлен поднос с чаем.

— Это стена, о которой я вам говорил, — сказал мулла дрожащим голосом. — Не хотите ли чаю?

— Нет, спасибо, — поблагодарил я, осматривая стену.

— Она кирпичная, — вмешался Махмуд. — И не очень толстая, посмотрите, мне удалось вытащить вот это. — Он указал на аккуратно уложенные около стены три кирпича. — Я не решился вытаскивать еще, боялся, как бы все не обрушилось.

— У вас есть какие-то предположения относительно того, что находится за стеной? — спросила Амина Юрси Марзука.

Он нетерпеливо пожал плечами:

— Еще нет. Но мы здесь для того, чтобы узнать это, если того пожелает Всевышний.

Мулла, как и Махмуд, горел желанием начать работу. Видно, Амина была права, когда говорила, что он никогда не согласился бы на то, чтобы заманить нас в ловушку.

Я достал из кармана листок, чтобы в свете прожекторов взглянуть на план галерей.

— О, мсье Лафет! — воскликнул Махмуд. — Мы только что получили еще один факс.

— Да-да, верно, — подтвердил мулла, покопавшись в ящике с инструментами. — Я подумал, что он, должно быть, от этого Гелиоса, потому что написан по-гречески.

— О чем там говорится? — спросил я.

Юрси Марзук смущенно пожал плечами, и я улыбнулся:

— Дайте я переведу.

Я пробежал глазами текст и, нахмурившись, передал листок Амине.

— Это походит на угрозу, — пробормотала она.

— Или на предостережение, — заметил я.

— Что там сказано? — спросил Махмуд.

— «Человек сомневающийся, как и великий человек, всегда спит с кинжалом под подушкой. Гелиос».

Юрси Марзук вздрогнул.

— Очень мило, — хмыкнул Ганс. — Что же нам делать?

— Этим мы займемся позже, — сказал я, сунул сложенный факс в карман и сосредоточился на плане. — Смотрите… Согласно плану, мы должны были попасть в своего рода карман. Но зачем было загораживать вход в него? Может, во время проведения работ там произошло обрушение?

Мулла показал мне на своего помощника, который, узнав о содержании факса, совсем сник.

— Махмуд был там, когда велись работы. А я уезжал, чтобы встретиться с нашими братьями из Иерусалима.

Я вспомнил его вопросы о могиле Иисуса Христа и улыбнулся.

— Да, там произошел один очень серьезный обвал, мсье Лафет, — подтвердил Махмуд. — Четыре человека были ранены. Вот там, — уточнил он, указывая на вторую галерею. — Она еще частично завалена обломками.

Мы с Аминой подошли и осмотрели стену галереи.

— Ни единой щели, — сказала Амина. — Кладка безукоризненная.

— И безупречная архитектура, — добавил я. — Как такая стена могла обрушиться? От удара?

— Нет, мсье Лафет. Архитекторы так не думают. Они специально пришли осмотреть обвал. И сказали, что по всем расчетам этого никогда не должно было произойти.

Мы с Аминой обменялись взглядами. Видно было, что она тоже не верит в случайное обрушение.

— Куда ведет эта галерея? — спросила она. Я взглянул на план.

— К электрогенератору. По-видимому, туда есть еще подход с севера.

— Да, — подтвердил мулла. — Из библиотеки. Оттуда мы в случае надобности спускаемся к генератору.

— Нам не остается ничего другого, кроме как взять на себя роль кротов, Махмуд, — сказал я и похлопал его по плечу, чтобы взбодрить. — Еще десяток кирпичей — и мы сможем пройти.

Казалось, это немного успокоило его, и он сразу же принялся за работу.

— Каждому свое, — добавил я весело, опускаясь на корточки.

Мулла и сам принялся за работу, в восторге от того, что принимает участие в своих «первых археологических опытах». Через полчаса нам удалось сделать в стене отверстие в добрый метр диаметром, которое позволяло проползти на другую сторону.

— Этого, пожалуй, будет достаточно, — сказал я, ложась на пол с электрическим фонариком в руке.

По ту сторону коридор протянулся метра на три и имел метра три шириной, а дальше он упирался в каменную стену.

— Ну как? — спросила Амина.

Обернувшись, я увидел четыре головы: мои спутники с любопытством вглядывались в темноту через дыру в кирпичной кладке.

— Можете идти, — махнув им рукой, сказал я. — Возьмите фонари.

Я внимательно осмотрел стены, постучал по камню рукояткой маленькой отвертки и прислушался.

— Постарайтесь пометить место, где камень звучит глухо, — сказала Амина, делая то же, что и я.

Следующие полчаса не принесли никаких результатов.

— Сейчас я попробую немного ниже… А-а!

Возглас Амины заставил всех вздрогнуть, а она прижалась ко мне, показывая на что-то на полу. Змея.

— О Всемогущий! — простонал мулла. — Отойдите!

— Как она попала сюда? — с отвращением плюнул Ганс. — Грязная тварь!

Он схватил мой рюкзак, который я оставил на земле, и, прежде чем я успел предупредить его, вытащил меч и прихлопнул беднягу, словно обыкновенного таракана. Потом с гримасой отвращения схватил ее и выбросил через пролом в кладке. Мы в ужасе смотрели, как он вытирает руки об одежду.

— Ганс, — вскричал я, — это же ядовитая змея! Он пожал плечами:

— Я знаю. Когда я был на практике в Турции, эти твари заползали нам в обувь! И еще там было полно пауков… — добавил он, скривившись, и положил на место меч. — И земляных червей — толстых, как чизбургеры.

Юрси Марзук покашлял, стараясь подавить волнение.

— И много у вас в подземельях жильцов подобного рода? — попытался я шуткой разрядить обстановку.

— Знаете, мсье Лафет, — вступил в разговор Махмуд, — ведь змеи могут проникнуть в любую щель.

— Я однажды видел, как одна проскользнула под дверь. Всевышний мне свидетель, — добавил мулла.

Я вздрогнул.

— Под дверь, вы говорите?

— Да, а там едва ли был сантиметр.

— Амина… там в углу будет сантиметр? — спросил я, указав пальцем в самый низ стены.

Она кивнула.

— Если бы она проползла через пролом, который мы сделали, мы бы ее заметили. Ширина коридора не больше двух метров, а нас четверо.

Поняв, кула я клоню, Амина направилась к тому месту, откуда появилась змея, и направила на него свет фонаря.

— Однако стена цела, я проверила.

Я провел пальцем по каменной стене, и примерно сантиметрах в сорока от земли почувствовал, как известковый раствор рассыпался словно песок.

— Эти камни были переставлены.

В свете фонаря мы заметили, что местами раствор отсутствует, а между камнями имеются зазоры от одного-двух миллиметров почти до сантиметра.

— Вот здесь и проскользнула наша приятельница, — сказала Амина, широко улыбнувшись. — Там, за этой стеной, что-то есть.

— Может, погреб кого-нибудь из соседей?

— Не исключено, — согласилась она. — Нужно подсунуть под стену что-нибудь плоское и длинное и попытаться вытащить один камень.

— Или… вытолкнуть его, — сказал я, положив ладони на один из камней.

— Морган, не делайте этого! Вы можете повредить то, что… Скажем так, нечто священное.

— Да… — пробормотал я сквозь зубы. — Эти камешки весят добрых тридцать кило каждый.

— Я имела в виду вас, — прошептала она мне в ухо, словно подтрунивая надо мной.

Я услышал, как Махмуд нарочито покашливает. Амина рассмеялась и положила ладони на мои руки, чтобы помочь мне. Конечно, я постарался продемонстрировать, насколько неотразимы мои бицепсы и мышцы груди… Стоит лишь красивой молодой женщине оказаться рядом, и я не могу удержаться, чтобы в очередной раз не изобразить из себя Адониса.

Через несколько минут наших усилий блок дрогнул.

— Еще немного.

Камень подался, и мы нажали на него изо всех сил. Потом раздался грохот, камень отлетел примерно на сорок сантиметров, и мы оба, Амина и я, приникли лицами к проему, направив туда свет фонаря.

— О мой Бог! — вскричала Амина. — Это она!

— Черт возьми… — с трудом выдавил я из себя, потому что у меня перехватило горло.

— Что, что там такое? — спросил Ганс, пытаясь заглянуть туда между нашими головами.

— Мы нашли ее? — спросил мулла дрожащим голосом.

— О мой Бог! — повторяла Амина, и голос ее срывался от волнения. — Она в сохранности.

Я с сожалением отодвинулся и сделал знак нашим дрожащим от нетерпения спутникам подойти.

— Посмотрите, — сказал я, протягивая мулле фонарик. — И вы тоже, Махмуд, идите взгляните.

— Если бы дед увидел это… — тихо сказал Ганс.

Я оттащил его в сторону, чтобы освободить место Юрси Марзуку и его молодому единоверцу, который в изумлении застыл перед разломом, направив туда луч света.

— О Всемогущий… — молитвенно твердил мулла. — О Всемогущий… Это потрясающе. Потрясающе…

Амина, взволнованная до слез, прижалась ко мне, а я начал дико хохотать. Мы добились своего!

Мы миновали еще две кладки, прежде чем смогли проникнуть в гробницу. В другое время я никогда бы не допустил, чтобы в подобное место ступила нога неспециалиста, но времени у нас оставалось мало. Мы должны были покинуть гробницу перед утренней молитвой, с восходом солнца.

— Главное, ничего не трогайте, — строго сказала Амина, но это предупреждение было излишним.

Юрси Марзук и Махмуд словно окаменели.

Усыпальница площадью в двадцать квадратных метров и высотой метра в два являла собой причудливое сочетание греческого и египетского стилей. Три из четырех стен, облицованные плитками из алебастра шириной в кисть руки, были покрыты фресками, а четвертая, которая находилась прямо перед нами, — исписана греческим текстом. С первых же строк стало ясно, что это панегирик во славу Александра. На подставках, колоннах и мебели из алебастра или красного дерева, украшенных серебряными или золотыми пластинами, громоздились оружие, драгоценности и другие подношения. Это были сокровища, каких мне еще никогда не приходилось видеть. А в центре усыпальницы на огромном прозрачном блоке лазурита, похожем на солнце, возвышался золотой — а не стеклянный, как гласила легенда, — саркофаг.

Амина вдруг обеими руками зажала рот, чтобы сдержать крик, и я почувствовал, как меня охватывает ярость. Саркофаг был открыт.

— Подонки! — выругался Ганс, оглядывая крышку, которая лежала на полу. — Они его ободрали… — Бросив взгляд в саркофаг, он резко отшатнулся. — Что это такое?

Я сделал несколько шагов, которые отделяли меня от саркофага, и посмотрел на тело, которое вопреки моим ожиданиям не было похищено. Но насколько лучше было бы, чтобы это произошло…

Амина обернулась, стиснув зубы.

— Что там, профессор Лафет? — робко спросил мулла.

— Тело… — пробормотал я, с усилием вылавливая слова. — Кто-то облил мумию кислотой.

Юрси Марзук, сделав рукой какой-то знак — возможно, чтобы прогнать злых духов и призвать на помощь своего Бога, — заставил себя взглянуть на останки того, кто своими завоеваниями создал огромную империю, кого знал весь мир.

— Боже милосердный…

— Не будем поддаваться унынию, у нас мало времени. Надо сфотографировать и описать все, что можно. Ганс, сходи за камерой.

— Я займусь описью, — сказала Амина.

— Вы поможете мне положить крышку на место? — попросил я муллу и Махмуда. — Погодите, — тут же поправился я, ибо во мне пробудилась профессиональная совесть. — Сначала нужно осмотреть это… эту кашу.

Я склонился над саркофагом, чтобы осмотреть то, что осталось от мумии, а именно — месиво из повязок, смолы и костей. Со временем кислота, которая не успела испариться, превратилась в омерзительное желе. Сохранились лишь кусок сандала и золотая монета, которую положили под язык покойному, чтобы заплатить за перевозку Харону, несколько амулетов из драгоценного металла и еще что-то напоминающее металлическую пряжку.

— Ганс, дай мне отвертку.

— Тебе удалось что-то обнаружить?

— Похоже, кислота разъела только органику, но не металл.

— А что это за штуковина?

— Напоминает пряжку от пояса.

— Доспехи. Вот что они уволокли! Ведь ты говорил, что Александра похоронили вместе с доспехами, так?

Я лихорадочно осмотрелся. Оружия, нагрудников, мечей и щитов имелось здесь во множестве, но все это было парадным оружием, которым никогда не пользовались.

— Ты прав… — сказал я, рассматривая металлическую пряжку, слишком мягкую для своего размера. — Посвети-ка мне. И дай лупу. — Я осмотрел пряжку и подозвал Амину. — Что это за металл, по-вашему?

— Он легкий, как алюминий, но выглядит очень прочным. И он почернел от кислоты…

— Алюминиевый титан, — прервал я ее. — Возможно, это одна из застежек, что были на нагруднике.

Ганс грубо выругался.

— Они свистнули его доспехи, а самого ободрали, как цыпленка.

Мулла робко приблизился.

— Простите меня, но… о чем идет речь?

— Люди, которые разграбили гробницу, унесли доспехи Александра. Они только за этим и приходили. — Я протянул Гансу отвертку, подцепив ею пряжку. — Заверни это во что-нибудь и смотри не касайся ее пальцами, ведь неизвестно…

— Но… чего ради они осквернили труп, если получили то, что хотели? — настойчиво спросил Юрси Марзук.

— Это известно только им. По крайней мере саркофаг почти не тронут. Как и золотая подушка, на которой должна была покоиться голова… — Я вдруг замолчал, вспомнив: «Человек сомневающийся, как и великий человек, всегда должен спать с кинжалом под подушкой». Я повторил эти слова и закричал: — Ганс! Верни мне отвертку.

Он протянул мне инструмент, и все четверо моих спутников сгрудились вокруг саркофага, чтобы посмотреть, как я осторожно переворачиваю металлическую подушку, украшенную золотыми нитями. Усопшему не слишком комфортно было покоиться на ней. Весом килограммов в пять, она выскальзывала из моих рук, и я опустил ее, чтобы ничего не повредить. Я предпринял новую попытку, и опять безуспешно. Третья попытка принесла результат, мне удалось поставить подушку на ребро.

— Кинжал! — вскричал Ганс.

— Найдите что-нибудь, чем это ухватить, и поскорее.

— Подождите, — сказал Махмуд, снял рубашку и обмотал ею руку. — Я его держу.

Он осторожно положил кинжал на пол, и я наклонился, чтобы осмотреть его. Гарда была немного попорчена кислотой, но подушка все же защитила ее. Я перевернул кинжал концом отвертки и увидел на лезвии, прямо под гардой, печать Гефеста.

— Вот молодцы! — завопил Ганс. — Они оставили половину!

— Не совсем, но все это уже кое-что.

— Простите, что я так грубо прерываю это знаменательное событие, но уже приближается час молитвы, — неожиданно сказал мулла.

Амина стала поспешно фотографировать все, что можно, а я разочарованно покачал головой.

— А не могли бы мы остаться здесь, чтобы…

— Нет, мсье Лафет. Сейчас самое время закрыть саркофаг и поставить кирпичи на место. Что делать? Пусть этот бедняга почивает здесь в мире. Все останется в таком же виде, даю вам слово. Я думаю, у вас есть доказательства, чтобы сообщить о существовании гробницы и получить необходимые разрешения. Но я прошу вас только об одном: нигде не упоминайте ни моего имени, ни имени Махмуда, как было договорено с Аминой. Вы вошли сюда по собственной инициативе, минуя мечеть, мы через какое-то время найдем оправдание. В случае надобности я сделаю еще один проем в стене своими собственными руками, у ближайшего водостока, но договоримся: никто из членов нашей общины вам не помогал и вы не оскверняли мечети. Вы даете мне слово?

— Даю, — пообещал я, пожимая его руку. — Но должен предупредить вас, давление будет таким сильным, что вы вынуждены будете разрешить проведение раскопок.

Он с улыбкой покачал головой:

— Если правительство принудит меня к этому… что же делать? Я всего лишь служитель Всевышнего и подчиняюсь законам нашей страны, как и все граждане.

— Спасибо за все, Юрси Марзук. Я ваш должник.

— Вовсе нет. Эта ночь стоит всех благодарностей. Идемте, и пусть хранит вас Всевышний. Махмуд сейчас уложит кирпичи на место, и никто сюда больше не сможет проникнуть. Пойдемте, я провожу вас до двери.

Мы сердечно попрощались с Махмудом, взяли свои вещи и выбрались в коридор. Выйдя из подземелья, мы с облегчением вздохнули.

— Я только сейчас понял, до какой степени там было душно, — сказал Ганс, вдыхая воздух полной грудью.

У двери мечети я в последний раз пожал мулле руку и взглянул на часы. Было три часа ночи. На пустынной улице — ни единой живой души.

— Будьте осторожны и, главное, не…

— Не двигаться! — Из темноты вдруг возникла женская фигура.

— О нет, только не она… — простонал Ганс, узнав Маэ. Она была не одна. Ее сопровождал мужчина. Бритый, с татуировкой, с искаженным гримасой лицом он выглядел карикатурой на наймита из криминальных фильмов и, как заправский вояка, направил на нас пистолет последней модели с глушителем.

— Маэ… — попытался я вступить в переговоры.

— Конец, Мор. Давай меч и все остальное. Быстро. И не вздумай утаить поножи.

— Поножи? Какие поножи?

— Не принимай меня за дурочку. Доспехи! Полностью! Я считаю до пяти. Один… два…

— Там не было никаких доспехов! — вмешалась Амина. — Гробница разграблена!

— Три…

— Ради Всевышнего! — воскликнул мулла. — Клянусь вам, она сказала правду. Саркофаг был от…

Он не успел закончить фразу. Послышался тихий свист, и Юрси Марзук, прижав руки к животу, рухнул к нашим ногам.

— Марзук! — крикнул я, опускаясь около него на колени.

Ганс разразился бранью. Амина зажала рот руками, а Маэ, широко улыбаясь, перезарядила пистолет.

— Если вы так держитесь за них, придется забрать их самой. — С этими словами она направила пистолет на меня.

— Нет! — в отчаянии крикнула Амина. Я закрыл глаза и невольно прижал руки к лицу. Прозвучал сухой щелчок. Удивленный, что не чувствую никакой боли, я открыл один глаз, потом второй. И увидел, как пистолет Маэ выскользнул из ее рук и покатился по мостовой.

И еще я увидел, как детина, словно в замедленной съемке, выпрямился и повернулся к своей сообщнице. А та с открытым ртом и округлившимися глазами упала ничком на землю. Кто-то выстрелил ей в спину.

Ее сообщник, застигнутый врасплох, наугад пальнул в глубину улочки, откуда раздался выстрел. Внезапно нас ослепили фары машины, припаркованной у тротуара на противоположной стороне, и мы увидели, как громадный детина свалился к нашим ногам. Пуля вошла ему меж глаз.

Словно в столбняке, обессиленные, неспособные понять, что произошло, мы топтались на месте у двери мечети, едва дыша, и тут услышали урчание мотора и увидели, что машина направляется к нам.

— Возвращайтесь в мечеть! — крикнула Амина. — Быстро!

— Я не причиню вам вреда, — произнес приглушенный мужской голос по-гречески, но с легким итальянским акцентом. — Если бы я хотел вас убить, вы были бы уже мертвы.

Маленькая лампочка над зеркалом заднего вида в машине зажглась, и мы увидели молодого мужчину, шатена лет тридцати. Облокотившись на опушенное стекло, он улыбался нам. Я никогда раньше не видел его, и он совсем не походил на тех двух скотов, которые преследовали нас в Риме и Александрии.

— Кто вы? — спросил я тоже по-гречески.

— Друг Гелиоса.

— Морган, надо уносить ноги! — торопил меня Ганс, таща за майку.

Молодой человек согласно кивнул, и мы сели в машину, удобный итальянский лимузин серебристого цвета, который хотя и сиял новизной, не должен был привлечь внимания. Я сел на место рядом с водителем, двое моих спутников устроились сзади.

Автомобиль рванул с места, и тут нервы Амины не выдержали, она разрыдалась.

— Возьмите, — сразу же предложил незнакомец по-французски, протянув ей пачку бумажных носовых платков.

— Почему вы дали его убить, этого беднягу муллу? — вскричал я.

— Эта мерзавка оказалась проворнее меня, — просто ответил он.

— Кто вы и что вам нужно? — не унимался я, готовый наброситься на него и задушить.

Он искоса взглянул на меня, словно разгадав мои мысли.

— Нервы, да? Гелиос меня предупредил.

— Кто он, этот человек?

— Он не враг вам. Разве вы этого еще не поняли?

— Куда вы нас везете? — сквозь слезы спросила Амина.

— В безопасное место, доктор Сэбжам.

— Я хочу вернуться домой! — впадая в истерику, закричала она.

— У вас нет больше дома, синьорина. В настоящий момент несколько весьма подозрительных посетителей переворачивают вверх дном вашу квартиру, а еще двое ожидают вашего возвращения в вашей машине.

Ганс обнял ее за плечи, чтобы успокоить, а я достал из кармана пачку сигарет. Пустую. Я смял ее и с яростью бросил себе под ноги, но незнакомец протянул мне целую, точно такую же и с итальянской маркой.

— Похоже, вам все известно.

— Я хорошо проинформирован.

— Вы везете нас в Италию, да?

— Конечно, — улыбнувшись во весь рот, ответил он. Я внимательно посмотрел на него. Просто картинка из модного журнала. Белоснежные зубы, тонкое, красивое лицо, не очень длинные курчавые волосы.

— И что вы собираетесь делать? — со вздохом спросил я. Он рассмеялся, словно хорошей шутке.

— Вы нашли кинжал?

— Это он вам нужен?

— У меня пока нет указаний на этот счет. Так же как и относительно меча. Классные вещички, не правда ли?

— Подождите, а как Гелиос узнал, что кинжал забыли в этой каше?

Незнакомец нахмурился:

— В «каше»? Саркофаг разграблен?

— Александр принял ванну из кислоты, — вмешался Ганс.

— Любопытно… А кинжал пострадал?

— Немного, — ответил я, не зная, как себя вести.

— Мы приехали, доктор Лафет, — сказал незнакомец, сворачивая на широкий проспект, который шел вдоль моря.

В этом месте Александрии великолепная горная дорога тянется более чем на двадцать километров. Для неподготовленного путешественника, напичканного рассказами об обширных восточных базарах и вершинах пирамид, это было шоком. Отсюда Египет казался современной индустриальной страной. Берег моря был вполне европейским, даже слишком европейским. Пляжи и футуристические сооружения, белые и голубые, во множестве следовали друг за другом по извилине горного карниза, рассеянные по ухоженным зеленым просторам. Поднимающееся солнце озаряло все мягким светом, воды Средиземного моря отливали золотом и серебром.

— Красиво, не правда ли? — спросил наш незнакомец, улыбнувшись Гансу, который прижался носом к стеклу, пораженный этой панорамой. — А с террасы вид еще лучше.

Он подъехал к высокому зданию — оттуда к нам поспешил служитель в ливрее, чтобы взять ключи от машины и сумку Амины, которая все еще не пришла в себя.

— Идите за мной.

— Как вы? — с беспокойством спросил я, посмотрев на Амину.

Она нервно кивнула, я подал ей руку, и мы прошли через холл, весь украшенный зеркалами и позолотой, затем на огромном лифте поднялись на последний этаж.

— Где мы? — спросил я.

— В одной из зимних резиденций Гелиоса. Здесь вы сможете принять ванну, отдохнуть, переодеться, если пожелаете.

— Все, чего бы мы хотели, — это уехать отсюда!

— Вы заблуждаетесь. Здесь очень комфортно.

Лифт с коротким мелодичным звуком остановился, и наш «хозяин» с помощью электронной карты открыл единственную дверь, которая находилась на площадке, просматриваемой двумя камерами наблюдения.

— Прошу вас, проходите, — пропуская нас вперед, сказал он.

— А у вас хотя бы есть имя? — спросил я, снова вызвав его улыбку.

— Гиацинт, — ответил он.

Огромные апартаменты, оборудованные кондиционерами, занимали почти весь последний этаж башни. Убранство в светлых тонах являло собой образец современного дизайна, мебель удобная, без кричащих орнаментов, с преобладанием четких линий. Я с удивлением отметил, что нигде нет ни малейшего намека на старину. Несколько бронзовых статуэток казались вполне современными, а картины — их было немного — отражали нынешний горячий интерес к пустыне.

Ганс с опаской сел на жесткий белый кожаный диван. Амина пристроилась рядом с ним, с подозрением оглядывая все вокруг.

Гиацинт, если это и правда было его именем, достал из бара несколько бутылок и поставил их перед нами на низкий столик, по-видимому, один из шедевров баккара.

— Холодный чай, кола и светлое пиво, — сказал он, расставляя стаканы. — Пойдет? Но может, с утра пораньше вы предпочтете кофе?

— И долго мы будем участвовать в этой нелепой игре? — спросил я, садясь в одно из двух кресел. — Я требую немедленного объяснения.

Гиацинт, расположившийся в другом кресле, кивнул, посасывая черную оливку.

— Если коротко, то поскольку вашего спонсора больше нет на этом свете, Гелиос…

— Простите?.. — оборвал его я.

Он изобразил на лице удивление, скрывая улыбку.

— Да, это так. Вы еще не знаете всего. Он как тот дурак, что возомнил себя солдатом. Заметьте, что там, где он сейчас, ваше открытие ему уже ничем не поможет. Йон Юрген недавно отправился к своим праотцам нацистам. Мир душе этого шакала. Никто о нем не пожалеет, и вы тем более, насколько я понимаю, — заключил он, отхлебнув глоток мартини.

— Это вы его туда отправили? — сдавленным голосом спросил Ганс.

Гиацинт расхохотался.

— Как вы можете говорить такое!

— Так кто же лишил жизни Бертрана Лешоссера — он или Гелиос? — спросил я, страшась ответа.

Гиацинт помрачнел, словно я оскорбил его.

— Гелиос не занимается ни трупами, ни стариками, доктор Лафет! — сухо сказал он. — Вашего друга убил Юрген, чтобы завладеть тем, что он считал своим. Добром, которое его дед захватил в моей стране во время Второй мировой войны. Меч и документ, которые вы везете с собой, — это часть того, что было украдено нацистами у одного итальянского коллекционера греческого оружия и античного искусства.

— А планы Бертрана? — вступила в разговор Амина, выйдя из ступора.

Гиацинт вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с пачкой документов, которые протянул ей:

— Вот они. Возможно, он работал над ними, когда на него напали, ибо я сомневаюсь, что он просто так держал их на полках. Мы забрали их у Юргена два дня назад. Но вернемся к вопросу о причине вашего пребывания здесь. Я уже сказал вам, что вашего спонсора нет в живых, Гелиос хотел бы прийти ему на смену, чтобы вы смогли продолжить ваши поиски.

У меня пересохло в горле, я выпил глоток пива и покачал головой:

— Но наши поиски закончены! Мы нашли гробницу. Единственное, что нам осталось, — это начать…

— Доктор Лафет, — усмехнулся Гиацинт. — Морган… Гелиосу плевать на Александра. Теперь, когда найден кинжал, он хочет получить остальные доспехи. Вы еще не достигли конца поисков. Вы в самом их начале.

Ганс со стуком поставил свой стакан с содовой и склонился к Гиацинту:

— Минутку, шутник! Как ваш босс узнал, что кинжал грабители забыли? Зачем ему потребовались мы, если он сам такой талантливый?

— Юноша немного груб, но очень энергичен, — усмехнулся я, поворачиваясь к Гиацинту. — Так что?

— Чтобы ответить на первый вопрос, скажу, что у нас есть свои источники. Что же касается второго, то я сказал бы, что Гелиос нуждается в знающих людях, а вы именно такой человек, доктор Лафет. Каким был и доктор Лешоссер. Ему известно, что вы способны выдержать трудности ради того, чтобы отыскать доспехи.

— Вы знаете, что это невозможно. Те, кто разграбил гробницу и затем превратил мумию в кислотную кашу, унесли их, и лишь богам ведомо, где они теперь. Как вы намереваетесь отыскать доспехи?

Гиацинт покачал головой, словно профессор, слушающий нерадивого студента.

— Вы человек знающий, Морган, но судите поверхностно. А если я скажу, что все признаки находятся у вас под носом… у вас, эллиниста. Вы должны бы покраснеть от стыда.

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления!

— Объясните нам все, — сказала Амина.

— Возьмите-ка записную книжку профессора Лешоссера, доктор Сэбжам, — тихо сказал Гиацинт. — Посмотрите на сто тридцать вторую страницу.

— Откуда вам известно содержание записной книжки? — вскричал Ганс.

— Вскрытая дверь… — понял я. — Это вы.

Гиацинт подмигнул мне.

— Вы еще не вошли в самолет, когда расшифровка записной книжки была завершена. Из нее мы узнали, что гробница находится в мечети. Нам нужно было только добыть планы… и помочь вам проникнуть туда, чтобы, естественно, забрать кинжал.

— Почему вы сами его не забрали?

— У каждого своя профессия, доктор Лафет. Ведь археолог — это вы.

Амина достала листки с расшифровкой, сделанной Гансом, и лихорадочно их перелистала.

— Страница сто тридцать вторая, я нашла.

— Прочтите то, что относится к Калигуле.

— «…Гай Юлий Цезарь приказал извлечь доспехи из гробницы Александра в Египте. Он велел привести их в порядок, дополнил недостающее одним из кинжалов, которым, как он считал, было пронзено сердце убийцы его матери, и несколько раз облачался в них, но в последний раз их видели в тот день, когда по примеру короля мидян он приказал соорудить в Неаполитанском заливе мост из кораблей».

Тонкое лицо Гиацинта расплылось в улыбке.

— Кинжал… Теперь вы понимаете?

— Вы намекаете на то, что это люди, посланные Калигулой, вероятно, забыли титановый кинжал? А не те подонки, которые превратили Александра в кашу? — спросил Ганс.

— А иначе зачем было заменять недостающий кинжал оружием из обычного металла?

Я вскочил, замотав головой.

— Откуда вы знаете, что среди доспехов был кинжал?

— Гелиос знал, сколько предметов там было первоначально, Морган, — заметил Гиацинт.

— Каким же таким чудесным образом?

— Этого я не знаю. Но он мог бы нарисовать каждый предмет с завязанными глазами.

— Значит, он уже держал это в своих руках?

— Он уверяет, что нет.

— «Он велел привести их в порядок…» — задумчиво повторила Амина, глядя в текст. — Морган…

— Что?

— Пряжка! — воскликнул вдруг Ганс, быстро сообразив, на что она намекает.

Амина согласно кивнула.

— Какая пряжка? — спросил Гиацинт.

— Мы нашли в саркофаге титановую пряжку, возможно, от нагрудника. Такие бывают на доспехах, она, должно быть, вырвана из подгнившего кожаного ремня. По сути, она могла бы оторваться и три года назад.

— Невозможно, — твердо заявил Гиацинт.

— Почему же? — осведомился я.

— Потому что доспехи так и не были возвращены в Александрию.

Амина перевернула несколько страниц и громко прочла:

— «Позднее, когда Цезаря спросили, почему никто больше не видел на нем доспехов Александра Великого, он отвечал, что передал их стражам гробницы, чтобы они вернулись к своему законному владельцу»!

— Именно об этом я и говорю, доктор Сэбжам, — с кривой усмешкой сказал Гиацинт.

— Меч был украден рабом, это известно, но доспехи были возвращены в гробницу. Так здесь написано.

Гиацинт протянул ей книгу, которую принес из соседней комнаты, — знаменитые «Сравнительные жизнеописания» греческого автора Плутарха, над которыми в свое время обливались потом все студенты.

— «Жизнь Александра». Глава пятнадцатая, строка седьмая.

Ганс схватил книгу и откашлялся. Начиная понимать, к чему ведет Гиацинт, я, проклиная собственную глупость, хлопнул себя по лбу. Ведь это же так очевидно…

— «Таков был его порыв и таковы были его намерения, когда он перешел Геллеспонт. Он поднялся в Илион, где принес жертвенные приношения Афине и сделал жертвенные возлияния героям. На гробнице Ахилла…» — начал читать Ганс.

Амина вскрикнула, поняв в эту минуту, что от нее тоже ускользнуло очевидное.

— Что? — спросил Ганс.

— Ничего, — вмешался Гиацинт, — продолжайте. Ганс предложил нам читать поочередно, но мы знаком показали ему, чтобы он продолжал.

— «В гробнице Ахилла, натершись маслом и…» Он же был в подпитии… «…и пробежав обнаженным согласно обычаю вместе со своими сподвижниками, он надел венок. „Ты счастливый, — крикнул он, — у тебя при жизни был верный друг, и после твоей смерти великий глашатай славит тебя!“ Когда он проезжал и осматривал город, его спросили, хотел бы он увидеть лиру и доспехи Париса, и он ответил: „Вот эти две вещи меня почти не интересуют, но я охотно взглянул бы на доспехи Ахилла, свидетелей его славы и его высоких дел!“ Стражи храма, опасаясь, как бы гнев его не пал на Илион, если они откажут, вручили ему тогда священные доспехи, которые Гефест некогда положил к ногам сына Фетиды». Так что, Александр украл доспехи Ахилла?

— Стражи храма… — вздохнула Амина, поднимая глаза к небу. — Доспехи Ахилла… Но как же мы об этом не подумали?

Ганс не уступал:

— Так что, они и есть стражи гробницы?

— Да, Ганс. Калигула, возвращая доспехи их законному владельцу, вернул их не Александру, естественно, а Ахиллу. Какой же я идиот! — обругал себя я.

— Но тогда… — тихо проговорила Амина, — если речь идет о мече Ахилла, датировки точны! От трех тысяч до трех тысяч пятисот лет. Морган! Они были изготовлены между тысячным и тысяча пятисотым годами до рождения Иисуса Христа…

— Предполагаемая дата Троянской войны, — согласился я, падая на диван, словно меня стукнули молотком по голове. — Черт побери!

Рот стажера раскрылся так, что в нем вполне поместилась бы половина александрийских судов.

— Погоди… ты утверждаешь, что этот парень существовал на самом деле? По этому поводу нужно выпить.

Недоумение Ганса рассмешило Гиацинта. Он налил ему стакан содовой, которую тот выпил залпом.

— Многие мифологические герои или персонажи были подсказаны реальными людьми. Это, возможно, относится и к Ахиллу. Что же касается кузнеца, то, честное слово, он, наверное, был гением. Вот поэтому мы должны найти эти доспехи, теперь, когда уже возвратили кинжал и меч. Но Гелиос считает, что самая замечательная вещь в доспехах — это щит.

Ганс, с которого слетели вся усталость и тревога, вскочил и запрыгал по комнате, что позабавило нашего «хозяина».

— А что Гелиос собирается делать с этими доспехами? — вдруг спросил я.

Улыбка исчезла с лица Гиацинта.

— Это вас не касается. И меня тем более.

— Я отказываюсь, — просто заявил я.

— Мор! — крикнул Ганс. — Ты свихнулся! Подумай!

— Замолчи, Ганс! — осадила его Амина властным тоном, какого я ни разу у нее не слышал. — Ты сам не понимаешь, что говоришь.

Если бы это я поставил его на место, он, наверное, огрызнулся бы, но, к моему великому удивлению, он покраснел и опустил голову. Воспитанный мужчинами, он, возможно, впервые в жизни осознал, что означает «материнская власть».

— Я не стану искать эти доспехи для того, чтобы, спрятанные от глаз людских, они оказались в сундуках богатенького коллекционера, — отчеканил я. — Найдите кого-нибудь другого. Искателей сокровищ достаточно.

Гиацинт кивнул с недовольной гримасой и достал из кармана брюк бумажник.

— Гелиос предвидел вашу реакцию.

— Чек не изменит моего решения, — сказал я, подчеркивая свою решимость.

— Я догадываюсь об этом… Но речь идет не о деньгах. В случае вашего отказа он поручил мне показать вам… вот это, — тихо проговорил он, протягивая мне фотографию.

Я с сомнением взял ее, но когда увидел, кто на ней изображен, почувствовал, как кровь застыла в моих жилах, отхлынула от лица.

— Но… — пробормотал Ганс, глядя через мое плечо. — Это же Этти.

— Откуда она у вас? — крикнул я, готовый броситься на Гиацинта. — Где вы ее добыли? С каких пор вы следите за мной? Мой брат умер больше года назад!

— Год назад Гелиос не знал о вашем существовании, доктор Лафет. Эта фотография сделана пять дней назад. Вашим слугой, — добавил он с поклоном.

— Это невозможно! Мой брат мертв!

— Он жив, — уверенно сказал Гиацинт, встав и с сосредоточенным видом зашагав по комнате. — И в безопасном месте. Никто не причиняет и не причинит ему никакого зла, это слово Гелиоса. Но если вы откажетесь сотрудничать с ним, вы никогда не увидите брата.

— Мерзавец! — Вне себя я вскочил с кресла. — Ты еще будешь мне…

Я застыл на месте, а Амина вскрикнула. Гиацинт направил на меня пистолет.

— Сядьте, Морган.

Я подчинился, удивление и беспокойство охладили мой пыл. Наш «хозяин» вложил пистолет в кобуру, что была у него под пиджаком.

— Мой брат погиб во время раскопок на канале…

— Нет. Он не погиб. Взгляните на дату на журнале, что лежит рядом с ним. И посмотрите на его лоб. Разве у него был этот шрам, когда вы видели его в последний раз? И разве волосы у него были такие же длинные?

Не смея поверить, я уставился на фотографию. Этти всегда стригся очень коротко, и шрама на лбу у него действительно не было. Что же касается журнала, лежащего среди других на кровати, где он мирно спал, то это был июньский номер текущего года.

— Да это может быть монтаж! — снова закричал Ганс. — Дайте мне хорошее программное обеспечение по обработке фото, и я вас облапошу!

— Я сам сделал эту фотографию, я вам уже сказал. Что касается шрама, то он результат ранения одним из камней, которые обрушились на него, Морган.

Я мотал головой, меня тошнило, мутило от такого гнусного вероломства.

— Вы же знали только то, что произошло в Коринфе?

— Я там был.

— Тогда, я думаю, вам известно, что это Йон Юрген завладел римскими ценностями, которые тогда «таинственным образом» исчезли, — теми, что поднял ваш брат?

— Теперь я догадался.

— А вы догадались о том, что Юрген сфальсифицировал топографическую съемку, чтобы поскорее поднять сокровища, до прибытия сотрудников музея? Вы догадались, что по его вине ваш брат чуть не погиб в канале?

Я вскочил.

— Судя по вашей реакции — нет, — со вздохом сказал он. — Этти поднимался вместе с другими, когда его ударило камнем и он потерял сознание. Его унесло течением. Но чуть дальше его подхватили докеры. Больше я ничего не знаю, кроме того, что долгие месяцы он оставался в коме. Так мне сказали врачи. Он вышел из комы в январе, но еще далеко не здоров, и я не вижу оснований скрывать от вас это.

— Предположим, что вы говорите правду, но как вы все это узнали?

— Просматривая банковские счета Бертрана Лешоссера, мы обнаружили, что он каждый месяц регулярно делал денежные перечисления. Одно на счет доктора Сэбжам, которая находится здесь, а другое, намного более внушительное, — в клинику, где лечился ваш брат. Так мы вышли, с одной стороны, на синьорину, которая продолжала выполнять часть работы по поискам и ориентировке для профессора, а с другой стороны — на Этти и раскопки в канале. И поскольку координатором раскопок был, естественно, доктор Лешоссер, когда Этти вытащили из воды, морские власти поставили в известность именно его.

Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног.

— Почему он ничего не сказал об этом мне?

— Этого мы не знаем. Может быть, он думал, что вам легче будет считать его мертвым, чем… видеть в таком состоянии. Но, заверяю вас, после смерти доктора Лешоссера выплаты продолжают поступать, и это будет до тех пор, пока вы не заберете Этти. Если, конечно, захотите.

Амина сжалась на диване, Ганс выглядел совсем убитым. А я не смог бы описать свои чувства. Одна часть моего существа кричала мне, что мой брат мертв и все это ложь и гнусный шантаж, а другая прыгала и вопила от радости при мысли, что, может быть, он и правда жив.

— Значит… — пробормотал Ганс, украдкой бросая на меня встревоженный взгляд, — значит, вы хотите сказать, что он стал овощем?

Я с такой силой стиснул челюсти, что услышал, как скрипнули зубы.

— Нет, я бы так не сказал, — спокойно возразил Гиацинт. — К нему вернулись все двигательные функции, он ходит, нормально ест, пользуется различными предметами так же свободно, как вы и я, но выглядит… отсутствующим. Произносит всего несколько непонятных слов и часами сидит, уставившись в пустоту. Врачи считают, что если бы он оказался в кругу своих близких, он мог бы, возможно…

— Прекратите эту комедию! — громко крикнул я, отчего все вскочили. — Что за пьесу мы разыгрываем? Пьесу о добром убийце и воскрешенном брате? Вы мне омерзительны!

— Вы все еще не верите мне, Морган?

— Я верю в то, что не меньше чем через пять часов сяду в самолет, летящий во Францию, и попытаюсь забыть все, что здесь услышал. Я не попадусь в ваши сети!

Он кивнул и, поднявшись, взял радиотелефон, лежащий на баре.

— Если вы не верите мне, может быть, поверите тому, кто вне всяких подозрений, — сказал он, набирая номер.

Ганс и Амина уставились в пол, не зная, как реагировать.

— Ну, какой еще кролик выскочит из вашей шляпы?

Гиацинт приложил к губам палец, призывая меня молчать, и включил громкую связь.

— Алло? — послышался женский голос.

— Мадлен? Это Гиацинт.

Я не сумел скрыть удивления.

— О! Как поживаете? Вы наконец встретились с Морганом и юным Гансом?

— Да, мы в Александрии, и здесь чудесная погода.

— Наверное, Морган рад, что встретился с вами после стольких лет? Мы часто теряем из виду своих университетских друзей. Он в порядке?

Я сжал кулаки с такой силой, что у меня побелели ладони и ногти.

— Он в порядке и был очень удивлен, увидев меня. Ему не хватает вашего дивного печенья, Мадлен.

— Подонок, — тихо произнес я.

— Скажите ему, что к их возвращению я напеку целую корзинку.

— Обязательно передам. Но скажите мне… я звоню вам в общем-то из-за пустяка. Представьте себе, я сейчас спорю с Морганом и рассказываю ему о дорогом докторе Лешоссере, уверяя, что у него был племянник или кто-то в этом духе. А Морган говорит мне, что не было, хотя я убежден, что вы мне рассказывали о нем. Помните того парня, к которому он хотел нанять вас сиделкой? Ну, того, который получил сильную травму головы, но теперь хотел бы покинуть психиатрическую клинику?

— Да, это так. Но он не его племянник, Морган прав. Это один из его бывших учеников, и его самые близкие родственники находятся в Азии, насколько я поняла. Конечно, они люди бедные и не в состоянии оплачивать уход. Но Бертран скончался незадолго до его выписки из клиники, и я о нем больше ничего не знаю. Возможно, его забрала семья. Какая жалость, вы же понимаете. Они не смогут обеспечить ему необходимый уход, а нам… нам остается только вздыхать.

Ганс закрыл лицо руками, но сквозь пальцы я видел его широко раскрытые глаза.

Я же был просто парализован.

— Да, это очень печально, но я убежден, что этот парень чувствует себя хорошо. Кем бы он ни был, для меня он остается его племянником. Погодите, Морган хочет вам что-то сказать, передаю его вам. Да, я тоже. До встречи.

Он с ехидной улыбкой протянул мне трубку, я взял ее дрожащей рукой и с трудом произнес:

— Добрый день, Мадлен… Нет, просто немного устал, только и всего. Да, я был рад его видеть… Да. Я понимаю. И правда, это очень печально. Вы, случайно, не знаете, в какой клинике он находится? — Я увидел, как Гиацинт помотал головой. — Да, возможно. Да, Ганс веселится, как маленький безумец… Я не забуду. Тоже обнимаю вас. До скорой встречи.

Я закончил разговор и протянул телефон своему «университетскому другу», который коротко присвистнул.

— Удачная попытка, Морган. Ну что? Теперь вы мне верите?

Я опустился в кресло и припомнил разговор в кухне с Мадлен, произошедший незадолго до нашего отъезда.

«— В свои пятьдесят пять я никому не нужна.

— А я убежден в обратном.

— Как Бертран. Он даже убедил меня работать. Ухаживать за одним его знакомым — молодым человеком, который нуждался в психиатрической помощи после несчастного случая. А кончилось все тем, что Бертрана больше нет, и все рухнуло».

У меня так сдавило грудь, что я с трудом дышал. Смогу ли я примириться с таким состоянием своего брата? Эта мысль никогда не приходила мне в голову!

— Этти… — невольно простонал я.

Амина положила руку мне на плечо, тщетно пытаясь успокоить.

— Найдите эти доспехи, Морган, — сказал Гиацинт мягко, — а я скажу вам, где найти вашего брата.

— А если мне это не удастся?

Он пожал плечами:

— Я все равно вам скажу.

Я откинул голову и впился взглядом в его глаза. Они казались искренними.

— На нет и суда нет, а Гелиос не чудовище.

— А если я откажусь вам помогать?

— Я сказал вам, что Гелиос не чудовище, но он и не идиот. Будьте добросовестны и, с доспехами или без них, вы найдете Этти. Это его слово.

— А кто даст слово, что вы не уничтожите нас, когда получите ваши чертовы доспехи? — вмешался Ганс.

— На жаркое не режут курицу, несущую золотые яйца. Эти доспехи только один элемент из пазла, который Гелиос пытается собрать. Пока мы с вами рассуждаем, другие Морганы рыщут по свету в поисках других вещей для Гелиоса. И они ни разу об этом не пожалели.

— А кто такой Гелиос? Коллекционер? Безумный любитель старины, как Юрген?

— Нет. Сказать по правде, Морган, я никогда его не видел. Но я знаю, что музейные вещи он оставляет для музеев.

— Доспехи Ахилла — музейная ценность!

— Нет, Морган. Эти доспехи, которые были распылены за века, принадлежат ему. Они возвращаются к нему по праву, как все элементы пазла.

— Чтобы считать их своими, ему нужно было называться Ахиллом!

Он поднялся и стал ко мне спиной, чтобы избежать моего взгляда.

— Я сказал уже больше, чем мне было позволено. Так вы согласны на сделку, да или нет?

— У меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

Амина сжала мою руку, подбадривая меня улыбкой, а Ганс закивал.

— Мы сделаем это, Мор. Мы найдем эту груду металла и заберем Этти, или меня зовут не Ганс!

Я дружески ткнул его кулаком в подбородок.

— Я готова участвовать, — тихо произнесла Амина.

— Вы не обязаны…

— Я так хочу, — оборвала она меня. — Кроме любопытства, которое меня снедает, я начинаю привыкать к приятным словам «мадемуазель» и «прошу вас, пожалуйста».

Несколько сконфуженный, я встал, у меня не было подходящих слов, чтобы выразить им свою благодарность, и я протянул руку Гиацинту:

— Я согласен.

Он хлопнул ладонью по моей ладони и крепко пожал мне руку.

— Вы добьетесь своего, — сказал он. — И никогда не пожалеете, вот увидите. — Он указал на коридор, что начинался слева. — Комнаты там. Примите ванну и отдыхайте. В шкафах вы найдете новую одежду. Переоденьтесь.

— Мне надо отменить заказ на билеты, — сказал я, потирая затылок. — И еще предупредить отца, иначе он будет беспокоиться.

— Я аннулировал ваш заказ вчера вечером.

— Вы предусмотрительны, как я вижу, — усмехнулся я.

— Это мое ремесло. Что касается телефона, то они есть в каждой комнате. Они не прослушиваются, — добавил он, подмигнув мне. — Мобильники здесь не работают. Вопрос безопасности. Если вам что-нибудь потребуется, я в библиотеке.

Ганс уже зевал, и, глядя на него, я тоже зевнул. Волнения ночи и утра совсем меня опустошили. Тысячи мыслей крутились в моей голове, но я предоставлял им бороться между собой, а сам в это время тяжелым шагом прошел в одну из спален. Я был слишком измучен, чтобы попытаться разобраться, которая из них моя.

Я проснулся около пятнадцати часов, и мне не сразу удалось вспомнить, где я нахожусь и что здесь делаю. Встав, я натянул шорты, которые нашел в огромном шкафу, не дав себе труда отыскать трусы. Я всегда любил надевать одежду прямо на голое тело. После некоторого колебания я взял и майку, но не надел ее.

Ганс и Амина еще спали — я увидел это через широко открытые двери их спален и прошел в гостиную. Гиацинт смаковал кофе, устремив взор на великолепную морскую панораму, и я, закурив сигарету из пачки, которую он положил на стол, вероятно, для меня, присоединился к нему.

— Хорошо отдохнули? — любезно осведомился он.

Гиацинт сменил свой элегантный итальянский костюм на джинсы и белую восточную рубашку. Под полой, которую приоткрывал морской ветерок, я заметил кобуру — он нацепил ее прямо на голое тело.

— Вы с ней никогда не расстаетесь?

— Без нее я чувствую себя неодетым. — пошутил он с обольстительной улыбкой.

Я вышел на балкон и облокотился на балюстраду, любуясь прекрасным видом. Насыщенный йодом воздух был раскален, и я почувствовал, как у меня под волосами появляются капельки пота. Заметив, как глаза Гиацинта бегают по моей обнаженной груди, я натянул майку, заставив его покраснеть.

— Вам удалось связаться с вашим отцом?

— Да.

— Вы рассказали ему об Этти?

— Конечно, нет.

Я вернулся в кондиционированную прохладу гостиной и сел на диван.

— Вы все еще сомневаетесь, не так ли? — спросил Гиацинт, последовав за мной. — Тогда почему приняли предложение Гелиоса?

Я не ответил, и он недовольно поморщился.

— Несколько дней надежды лучше, чем полная безнадежность…

— Какова дальнейшая программа? — поинтересовался я, чтобы сменить тему.

— Я все расскажу, когда проснутся ваши друзья. Вы голодны?

Я помотал головой.

— Правда нет. — Я повернулся и взглянул ему в глаза. — Как давно вы следите за мной?

— С тех самых пор, как узнали, что инвентаризацию наследства доктора Лешоссера поручили вам.

— А падре Иларио?

— Это не я.

— Тогда кто же?

— Этого мы не знаем.

— Юрген?

— Маловероятно.

— Кто же в таком случае нападал на нас? — продолжал настаивать я, раздраженный его показной безмятежностью.

Он пожал плечами.

— Мы пытаемся это узнать.

— Кто «мы»?

— Мы. Я и другие, такие же, как я, Гелиос, как вы.

— Загадки! — вспылил я, в ярости сминая сигарету. — Снова загадки! Какую роль во всем этом играете вы? Ангела-хранителя, готового стрелять во все, что кажется вам подозрительным? Шпиона Гелиоса? Какую?

— Отчасти и ту, и другую. И даже немного большую.

Я злобно выругался.

— Я не враг вам, Морган. И Гелиос тем более… Мы не…

— Остановимся на этом, если вам угодно, — вздохнул я, потирая виски. — Ваши рассуждения о добрых мафиози действуют мне на нервы.

— У нас нет ничего общего с мафией. Мы…

Я устало взглянул на него, он осекся и закурил сигарету.

— Гелиос нанял людей, таких, как вы, чтобы разыскать… некоторые предметы, — понизив голос, сказал он. — Предметы особенные. И людей таких, как я, чтобы помогать им, защищать их и быть посредниками.

— Значит, речь все-таки идет о коллекционере.

— Нет, я вам уже сказал. — Он встал и прошелся по комнате. — Нам часто случается во время поисков нападать на места, еще не исследованные. Если мы можем сделать это, не привлекая внимания, мы всегда даем знать об этом заинтересованным инстанциям, чтобы там начались раскопки и эти места были сохранены. Мы берем только то, за чем пришли, и ничего другого. Это закон. Мы не грабители.

— Так какие же именно «предметы» вы ищете?

Он закусил губу и отвернулся.

— Редкости?

— В некотором роде.

— А точнее?

— Вы знаете главное, даже больше того, что я должен был вам сказать.

Он налил себе кофе, предложил мне. Я не отказался.

— Сахар?

Он сел рядом со мной и залпом выпил свой кофе. Несмотря на то что я старался держать себя в руках, я не мог не задать ему вопрос, который не давал мне покоя.

— Сколько времени вы пробыли с моим братом, если вы и правда когда-нибудь его видели? — спросил я, с трудом выдавливая из себя слова.

Внушающая доверие улыбка растянула губы Гиацинта.

— Добрых полдня. Он очень ухожен. Мы прогулялись по парку, я купил ему журналы и газеты. Сиделки сказали, что он очень их любит.

— Вы сказали, что он почти не говорит, — заметил я неуверенно.

— Да, это правда. Он и журналы с газетами не читает, просто часами листает их, иногда даже, как кажется со стороны, не глядя. Врачи толком не могут объяснить такое поведение. Возможно, это какое-то навязчивое состояние…

Я закурил новую сигарету, чтобы успокоиться.

— Расскажите мне поподробнее, — сказал я тоном, как я надеялся, равнодушным.

Гиацинт поставил чашку на низенький стол и неуверенно покачал головой.

— Он берет их один за другим и быстро листает, какие-то откладывает в сторону, непонятно почему, а другие бросает на пол. Их в его комнате целая гора, и если санитарки намереваются их выбросить или сложить в стопку, он реагирует на это страшно нервозно, почти агрессивно. Никто не знает, по какому принципу он отбирает журналы или газеты.

Я почувствовал, как улыбка растянула мои губы, а сердце бешено забилось.

«— Морган! Где журналы, которые я сложил в подвале?

— Туда уже невозможно больше войти.

— Так что, ты их выбросил?

— Этти… я нахожу их даже под кроватью! Не мог бы ты просто вырывать интересующие тебя страницы, а не хранить весь этот бумажный хлам?

— Это самый лучший способ их потерять!

— Тогда вкладывай их в кляссеры, ради всех святых.

— Я и собирался это сделать, но ты все повыбрасывал!»

Волнение сдавило мне горло, и я расхохотался. В этом смехе были и грусть, и радость — столь сильная, что иначе ее было невозможно выразить. Никто не мог этого знать. Никому никогда Этти не говорил об этом, боясь, что над ним станут смеяться. Значит, мой брат жив. Я еще не знаю, где он, но он жив. Гиацинт не солгал.

— Морган, клянусь, я сказал вам правду, — снова повторил он, неправильно поняв мой смех. — Вы же говорили с Мадлен, вы видели его фотографию. Мы никогда не заставили бы вас поверить, что…

— Кулинарные рецепты, — проговорил я между двумя приступами истерического смеха.

— Простите?..

Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— Вот что общее между этими газетами и журналами, — сказал я, и сердце запрыгало в моей груди. — В них содержатся один или несколько кулинарных рецептов. У моего брата была… отвратительная привычка собирать их.

Говорить об Этти для меня было равносильно тому, чтобы снова начать дышать после проведенного под водой месяца. Словно драмы, очевидцами которой мы оба являлись, никогда не было. В эту минуту я забыл о Бертране, Юргене, падре Иларио, мулле и опасностях, которые нас подстерегали. Этти жив — все остальное не в счет.

Гиацинт прыснул со смеху.

— Так вот оно что… Я поставлю в известность его врача, когда увижусь с ним, ведь никогда не знаешь… Возможно, это хороший знак…

— Он так плох? — пробормотал я, и мой энтузиазм несколько уменьшился.

— Его состояние улучшается и станет еще лучше, когда он будет рядом с вами, я в этом убежден. Я сказал ему, что вы скоро приедете за ним. Только надо еще немного потерпеть.

— И он понял, что вы ему сказали? Как он реагировал на это?

Гиацинт отвел глаза.

— Я даже не знаю, слышал ли он меня, Морган. Он просто уставился на меня своими огромными, словно позолоченными, глазами. — Он улыбнулся. — У Этти очень красивые глаза.

— Я знаю. Когда вы снова увидите его?

— Через два дня. Я буду заботиться о нем до вашего возвращения.

Я поморщился.

— Ваша роль ангела-хранителя окончена?

Он смущенно потупил взгляд.

— Я попросил Гелиоса освободить меня от этой миссии.

— Почему?

Он с иронией взглянул на меня:

— Вы слишком легко выведываете у меня секреты. Морган.

Это признание смутило меня, и я нервно поиграл своей зажигалкой.

— О… И как отреагировал Гелиос?

— Он предложил мне провести отпуск на его вилле на Миконосе, — ответил Гиацинт с легкой гримасой. — Юмор не последнее из его достоинств.

— Я думал, вы никогда его не видели.

— Это правда. Для меня он просто голос в телефонной трубке. Думаю, его никто не видел. По крайней мере никто из тех, кого я знаю. — Он встал и потянулся. — Ваши друзья скоро присоединятся к нам. Я скажу, чтобы нам принесли ужин, а потом мы утрясем кое-какие детали.

Он вышел в соседнюю комнату, я закурил последнюю перед ужином сигарету, мои мысли были заняты Этти.

— До встречи, Этти, — пообещал я, прикрывая глаза. — До скорой встречи.