Утро ворвалось ярким светом как в комнату, так и в голову Тисы. Утро — это вам не вечер. Утро протрет глаза, освежит мозги, встряхнет как следует, выбьет из вас лень и глупые мысли. Единый, о чем она вчера только думала? И это она, которая смеялась над героинями романов, с первого взгляда влюбляющихся в своих спасителей? Тиса с укоризной покачала головой отражению в зеркале.

Десять лет разницы в возрасте — это та пропасть, через которую не перепрыгнешь при всем желании.

Чтобы совсем прогнать глупые мысли, Тиса решила день посвятить заботам. Она, как и обещала, добавила денег Камилле на покупки. В доме не без помощи Ули и новеньких новобранцев вымылись подоконники и перила лестницы. Вместе с Агапом Фомичом Войнова перечитала список составляющих для силуча. Все есть. Почти. Осталось только собрать клюкву и подсушить с недельку на чердаке. Она скоро научится сама варить силуч. Этой мыслью Тиса подогревала себя. Который год она просила Агапа доверить ей приготовление, но старик все отказывал. И сейчас ее давняя мечта могла сбыться. Но почему-то великой радости она не чувствовала. Почему так бывает? Ждешь, мечтаешь, а когда дается, уже и не таким важным оказывается.

Трихон появился только после полудня. Тиса выпалывала сухие цветы в палисаднике у лечебного корпуса. Только сейчас девушка поняла, что подспудно каждую секунду ожидала появления шкалуша.

— Добрый день, Тиса Лазаровна, — поздоровался новобранец.

— Добрый, — Войнова лишь мельком взглянула на шкалуша. Юноша приветливо наблюдал за ней, держась за частокол ограды. Руками в перчатках Тиса перенесла охапку травы в кучу, ощущая, как растет досада в душе. Досада на себя саму.

— Давайте, я вам помогу?

— Не надо, — быстро ответила девушка. — Тут дел мне одной мало. Спасибо, Трихон. Иди.

Шкалуш не сдвинулся с места. Тиса прошлась граблями по траве. Палая листва не слушалась, так и старалась увильнуть из-под деревянных зубьев. Ну, чего он стоит?

— Да, я хотела попросить тебя, — вспомнила Тиса. — Сходи в конюшню, дай побольше овса лошадям. Надо их покормить перед дорогой. И у стойла Ватрушки я оставила четыре корзины. Проверь, пожалуйста, исправность крепежей к седлу. Кажется, у одной отлетел крючок.

Шкалуш ушел. Тиса поглядела юноше вслед. Соберем клюкву, и надо заканчивать эти парные прогулки, подумала она. Так будет правильно. Девушка сгребла все листья в кучу и подожгла. Дымок пугливо потянулся над землей. Войнова долго наблюдала, как медленно тлеет листва. Тонкая змейка огня обтачивала листок за листком, оставляя после себя горстки пепла. Подул ветер и накрыл девушку дымом.

Прохладное утро среды ознаменовалось молчанием. Они встретились в конюшне. Безмолвно обменялись кивками. Трихон за пару дней понял настроение девушки и не заговаривал. Так в молчании они выехали за ворота в рассветные сумерки. Погода обещала быть ясной, но ветреной. Тиса порадовалась, что надела поверх платья теплую безрукавку. Девушка повела лошадей к южному краю Гартового болота — самой дальней точке от башни пропащего колдуна. Именно сюда за клюквой без боязни ходили местные жители. Лес встретил путников тишиной. Лишь изредка набегал ветерок и мял пестрые кроны, осыпая седоков листьями. Потревоженная шорохом шагов, закричала сипуха в дупле. Лес медленно просыпался ото сна.

Прибыв на место, путники спешились. Привязав лошадей, отправились за ягодой. Вскоре Тису постигло разочарование, — клюква исчезла! Жалкие крохи виднелись то тут, то там, на ковре из восковых листочков. Неурожай.

— Наверняка, это из-за вэйна и его волшбы, — ворчала Тиса, огорченно оглядывая мох. — Хорошего дождя уже месяц нет. Того и гляди, скоро болота иссохнут.

Эдак они месяц будут только собирать положенную норму, на что Войнова никак не рассчитывала.

Девушка отвязала Ватрушку:

— Давай-ка проедем на север, — сказала она Трихону.

Возможность остаться без клюквы страшила ее больше, чем далекая невидимая глазу Гартова башня и охраняющий ее чернокожий латник.

Буквально через час медленной езды по лесу они заметили, как на кочках во мхе стали показываться россыпи розовой клюквы. Но Тисе показалось еще мало. Углубившись на север еще пол версты, девушка велела спешиваться. Смелость себя оправдала. Они сразу нашли поляну, сплошь покрытую клюквенным ковром. Собирали клюкву в корзины. Пару раз Тиса натыкалась на Трихона и мысленно чертыхалась на свою неуклюжесть. В конце концов, она взяла пустую корзину и туесок и отправилась подальше от шкалуша искать другую поляну.

Трихон хмуро проследил за нею взглядом.

— Далеко не ходите. Там уже Гартова топь начинается.

— Тебя забыла спросить, — прошептала Тиса себе под нос.

Поддавшись плохому настроению, девушка подошла ближе к топяным оконцам, хотя клюквы на кочках там было не больше, чем на поляне.

Тиса перепрыгнула с кочки на кочку. Потом на другую, еще и еще.

— Туда нельзя! Тиса Лазаровна! — раздался отдалённый крик за спиной.

Сетуя на назойливость Трихона, Войнова нагнулась и собрала во мхе горсть ягод. Бросив ягоды в туес, она повернула голову. И увидела бегущего к ней рудненца. Девушка не успела удивиться, как за спиной послышался плеск. Тиса обернулась и в ужасе окаменела…

Высокий, метра в два роста, облепленный болотной грязью и обвитый гнилыми нитями кореньев — из топи поднимался Черный Латник. По его широкой черной груди, обтянутой кольчугой сочилась болотная жижа. Латник повернул голову, и пустые глазницы уставились прямо на девушку из-под нависшего шлема.

В голове Тисы стучало наковальней одно слово — «Беги!», но ее ноги словно вросли в землю и превратились в кривые стволы сосен.

Будто во сне Войнова наблюдала, как Латник потянул к ней чернокожие руки…

Толчок в плечо.

— Отойди, дуреха! — глухой голос шкалуша рядом.

Тиса даже не сразу поняла, что произошло. В одно мгновенье Трихон одной рукой задвинул ее к себе за спину, а второй выхватил дубинку и поднял навстречу чудищу:

— Сгинь! — прокричал шкалуш.

Распахнув глаза, Войнова так и продолжала безвольно стоять позади юноши. И только когда рот латника раскрылся и из него пошли пузыри, Тиса от отвращения резко отпрянула. И провалилась в топяное оконце по пояс. Холодная жижа тут же сковала ее, словно рыбешку во льду. В отчаянии, мало понимая, что она делает, Тиса потянулась к кочке, но пальцы лишь обрывали травинки мха. Не в силах за что-то ухватиться, Тиса почувствовала, как ее тело медленно втягивает в себя трясина.

— Трихон! — позвала она в панике. Вместо крика из горла вырвался жалкий хрип. — Трихон!

Слава Единому, шкалуш услышал, обернулся. Тиса за его спиной с замиранием сердца увидела кольчужную спину удаляющегося латника. В следующую секунду чернокожего со странным клокотом проглотило болото. Тиса облегченно выдохнула, не замечая, что уже по грудь в воде.

Шкалуш резким движением, в котором угадывалась злость, протянул Тисе дубинку тонким концом. Девушка ухватилась и почувствовала, как ее с силой буквально выбросило на кочку.

Серые глаза снова оказались близко. Прямо как тогда на свадьбе, подумала Тиса. Только тогда они колко искрились, словно иней. А сейчас налились грозовой темнотой.

— Вы целы? — парень осмотрел ее с головы до ног, словно заправский лекарь. Не дождавшись ответа, он повернул к себе подбородок девушки.

Тиса кивнула, чувствуя комок в горле.

— Он ушел, все позади, — успокаивающе произнес шкалуш. Видимо, он приписал ее молчание к шоку. Наверно, так оно и есть.

Тиса застучала зубами.

— Вы продрогли.

Трихон легко поднял ее на руки.

Войнова ощутила лбом шершавую щеку, и сердце предательски заныло.

— Зачем ты это делаешь? Я сама, — попыталась сопротивляться Тиса. Юноша не ответил, лишь крепче прижал ее к груди. Войнова уступила. И, закрыв глаза, опустила голову на мужское плечо. Сказал бы ей кто-нибудь еще месяц назад, что она будет льнуть к груди шкалуша, она рассмеялась бы шутнику в лицо.

У лошадей Трихон спустил девушку на ноги.

— Держитесь за Ватрушку.

Тиса почувствовала сожаление, когда твердая рука отпустила ее талию. Убедившись, что девушка стоит, шкалуш снял с седла Ватрушки Тисин рюкзак и принялся по-хозяйски в нем рыться.

— Вам надо переодеться, — сказал он, доставая из мешка ее старые штаны для лазания по скалам.

Затем под протестующее мычание Тисы Трихон расстегнул пуговицы и стянул с себя солдатскую куртку, оставаясь в нательной рубахе.

— Наденете это.

— Но… — нерешительно протянула Тиса.

— Вы это сделаете, если не хотите, чтобы я сам переодел вас как ребенка, — пригрозил шкалуш и отвернулся.

Поглядывая исподлобья на спину юноши, Войнова стянула с себя мокрые одежды. Надев сухое, сразу почувствовала, как тело начало согреваться. Трихон повернулся:

— Вам идет.

— О, только прошу без комплиментов, — покачала головой Тиса с вымученной улыбкой на губах. Сейчас она не краше солдата в окопе.

— Рад, что вы приходите в себя, — Трихон приблизился и снял с волос девушки болотную зелень. Тиса опустила ресницы, боясь выдать взглядом свои мысли.

При десяти годах форы, она чувствует себя ребенком рядом с ним. Разве это правильно?

— Думаю, с клюквой на сегодня закончили, — шкалуш сложил мокрую одежду Тисы в свободный мешок и приторочил к своему седлу.

После того, как к седлам прикрепились корзинки с клюквой, Трихон сходил за пустой, брошенной у топи. Тиса с тревогой дождалась его возвращения. Корзинка отправилась на свое место — на бок Ватрушки. Затем шкалуш усадил Тису в седло. Ноги ее плохо слушались.

— Можно отправляться в часть, — новобранец вскочил в седло Буя и потянул поводья, разворачивая лошадь.

— Нет, — покачала головой Тиса, представив себя на улице Увега в мужской одежде, а еще лицо отца, если вдруг он заметит ее по прибытии. Это недопустимо. — Мы поедем к заброшенной мельнице, — сказала она. — Это не далеко от Увега. Там я почищу одежду в реке.

После минуты пререканий, шкалушу пришлось сдаться. По пути к мельнице Войнова пришла в себя настолько, что смогла собрать мысли в кучу:

— Трихон, спасибо, — сказала Тиса, понимая, что повторяется. Когда она успела уподобиться говорящей вороне, каркающей одно и то же из раза в раз? — Похоже, я продолжаю влипать в неприятности.

— Да уж, в этом постоянства вам не занимать, — сказал шкалуш, запалив самокрутку.

— Я не должна была подходить так близко к Гартовой топи, — призналась Тиса. — Ты меня предупреждал.

— Но разве такая храбрая девушка будет слушать кого-то?

Тиса поняла иронию и горько усмехнулась, вспомнив ужас, когда она увидела это чудо болотное. Она даже забыла о ножах у голенища. Да уж, храбрая мокрая ворона.

— Мне жаль, что вы пережили этот страх, Тиса Лазаровна, — искренне сказал шкалуш. — Эти места совсем не для милых барышень. Теперь особенно.

Тиса хотела было возразить, но промолчала. Что бы она сейчас не говорила, это только слова. На деле же она оказывается не такая сильная, как ей представлялось.

Вскоре лес расступился и вывел их к Веже. Еще не запруженная вольная река текла с видимым течением. Старая водяная мельница чернела над лукой реки. Колесо не крутилось, но иногда поскрипывало под силой ветра и воды. Сквозь прогнившие доски мостка ведущего к мельнице светился бурлящий черный поток, и желание оглядеть постройку изнутри у Тисы сразу пропало. Они расположились поодаль от мельницы у покосившегося, но еще довольно крепенького сарайчика заросшего терновником. Пока Тиса полоскала свое платье в реке, шкалуш разжег костер и устроил что-то вроде сушилки: вбил две высокие палки и на них водрузил третью — перекладиной. Войнова вывесила на нее платье. Затем вернулась к реке и сняла ботинки. Темная холодная вода клубилась водоворотами. Смыв с наслаждением грязь со своих ног, Тиса подумала прополоскать ботинки.

— Дайте мне, — парень бесцеремонно забрал у нее обувь. — Идите-ка лучше к костру, погрейтесь. Или, давайте, отнесу, чтобы ноги не пачкали?

— Ну, уж нет, — покачала головой Тиса. — Хватит меня сегодня таскать.

— Мне ж не в тягость.

Тиса улыбнулась смущенно в ответ. Затем по траве на цыпочках вернулась к костру и присела на сухое бревно, принесенное из-под стрехи сарая шкалушем. Девушка вытянула к огню ноги. Как тепло! Костер горел ровно горячо с треском, словно давно разведённый. Тиса посмотрела на берег, где парень полоскал ее опорки. Марика явно ошибалась в приоритете. На ее месте она выбрала бы не вэйна, а Трихона. А Филипп… Одним словом — вэйн.

Парень вернулся, привязал мокрые ботинки рядом с платьем и пропал в сарае. Вынув из рюкзака узелок со снедью, Тиса развязала его. Торопиться некуда, подумала она, а есть хочется так, что, будь у желудка руки, давно бы ложкой по стенкам колотил. Каравай хлеба, кусок свиного окорока, кислые огурчики. И даже настойка, про которую девушка совсем забыла. Вот чем согреться можно-то! А она — лопух. Пока шкалуш искал в сарае сухие дрова для костра, Войнова отхлебнула настойки. Жидкость обожгла язык и погнала горячую кровь по телу. Тиса порезала хлеб и окорок ножом из своего арсенала и позвала шкалуша откушать.

Трихон подложил сучков в костер и присел на бревно рядом. Они дружно накинулись на еду. Спустя некоторое время голод уступил место приятной усталости. Тиса подумала, что если она наклонится в бок, то их плечи соприкоснуться. Неразумно было пить настойку на голодный желудок, одернула себя Тиса.

— Я не могу понять, как ты смог прогнать латника? — спросила девушка, доедая огурчик.

— Сам не знаю, — передернул плечами новобранец. — Возможно, он испугался моей дубинки.

Тиса хихикнула.

— Я, конечно, сглупила, что близко подошла к топи. Но не думай, что я полный валенок, — Войнова на показ сощурила глаза. — Как ты прогнал рыцаря, Трихон?

Паренек не спешил отвечать.

— Это оберег такой? Или врожденная способность всех из народности шкалушей? — пытала Тиса.

— Оберег — ответил Трихон, нехотя.

— Эти веревочки? — девушка скосила глаза на нитяное кольцо на указательном пальце.

— Угу, — промычал шкалуш.

Распространяться об оберегах парень явно не желал, ну да ладно.

— Что ж. Я должна благодарить Единого за то, что ты оказался рядом. Вживую этот рыцарь еще ужасней.

— Вживую? — удивился шкалуш.

Ну что за болтливый язык.

— Я не правильно выразилась, — поправилась Тиса. — Просто я знаю Латника по рассказу Рича. Он тебе не говорил, что на спор ходил ночью на болото?

Шкалуш отрицательно покачал головой. Тиса поведала коротко приключение Рича, радуясь, что избежала щекотливой для себя темы.

— Вы лечите мальчика, — сказал Трихон.

— Да, Агап продолжает процедуры, хотя надежда на исцеление почти угасла, — Тиса вздохнула. — Но прерывать лечение — это все равно, что сказать ребенку, что он останется калекой навсегда. Рич так верит в это предсказание.

— Какое предсказание?

— Прорицательница из его табора сказала, что он исцелится в этом городе. Но мне порою кажется, что они мальчика просто бросили. Я бы многое отдала, лишь бы он поправился.

Шкалуш молчал.

Тиса украдкой скосила глаза на юношу. Тот, не моргая, смотрел в костер и думал о своем. В глазах отражался огонь.

— А ты откуда, Трихон? — спросила Тиса. — Нет, я, конечно, помню что ты из Рудны. Но кто твои родители?

Шкалуш посмотрел на Тису так, словно старался разгадать, чем продиктовано ее любопытство.

— Я плохо помню своих родителей, — произнес он. — Они давно умерли.

— О, извини.

— Это больше факты, чем воспоминания, — Трихон покачал головой. — Отец был храмным лекарем. Когда миссия предложила ему отправиться в одну угасающую деревеньку, он, не задумываясь, согласился. И тем самым подписал приговор себе и матери.

Парень подложил в огонь ветку хвороста, выпавшую из костра.

— Больше половины жителей деревни уже были заражены. Болезнь забрала родителей, но пожалела ребенка.

— Тебя.

— Да, — согласился невесело шкалуш. — Меня забрали к себе брат отца и его жена.

— Тетя с дядей, значит, — улыбнулась Тиса, радуясь, что тяжелая тема позади. — Ты много знаешь для своего возраста. Наверно они люди с широким кругозором.

Трихон усмехнулся:

— Не знаю как кругозор, но ремень у Прокла был широкий. Он был из тех, кто считал, что строгое воспитание — залог образования. Порка племянника являлась для него ежедневной обязанностью.

Тиса негодующе хмыкнула.

— О, только не жалейте меня, Тиса Лазаровна, — усмехнулся новобранец. — Я ведь тоже не подарочек. Бежал из дома в малолетнем возрасте, стащив у дядьки припрятанные деньги. Три года бродяжничества преподнесли мне уроки лучше всех учителей.

— А потом? Ты вернулся домой?

— Нет, — он снова созерцал костер. — Меня приютили добрые люди. Дали мне кров, еду и тепло, которых у меня не было.

Шкалуш плотно сжал губы и надолго замолчал. Похоже, она все же умудрилась его расстроить.

Тиса тронула серебряные часы на руке, вдруг почувствовав желание поделиться в ответ:

— Эти часы мне достались от мамы, — сказала девушка.

Трихон повернул лицо к ней, ожидая продолжения.

— К маме они перешли от прабабушки Ефросинии. Она была вэйной.

— Понятно теперь, почему вы их носите при всей вашей неприязни к колдовскому роду, — произнес Трихон. — Память.

— Да, — слабая улыбка на мгновение осветила лицо девушки и также быстро исчезла. — Мама мечтала отдать меня в школу-пансионат в Оранске. Наместный колдун насоветовал. Я думаю, если бы не Гарт, возможно, она бы так и не решилась. Но эти вэйны любят совать нос в чужие дела, — с раздражением в голосе сказала Тиса.

Девушка отвела взгляд от огня на качающиеся под ветром камыши, что окаймляли противоположный берег реки.

— Я не хотела ехать, — помолчав, продолжила Тиса. — Капризничала, обижалась на мать. Я просто страшно боялась остаться в чужом городе одна. Но мама настояла. Помню, как мы уселись в почтовую карету. Она хотела меня обнять, но я откинула от себя ее руку и отсела к окну. Дулась. Глупая. Я тогда не знала, что истекали последние минуты с нею рядом.

Девушка опустила ресницы, чувствуя знакомую боль в душе.

— На перевале через Теплые что-то случилось с колесом. Карета стала заваливаться. Она вытолкнула меня в последний момент, а сама не успела…

Тиса погладила трещину на крышке циферблата.

— Часы остановились там.

Боль в душе перелилась через край. И неожиданно потекли слезы. Тиса постаралась их сдержать. Но Трихон накрыл горячей ладонью руку девушки. И от чужого сочувствия Войнова совсем разревелась, а может быть, это сказывалась пресловутая настойка. Слезы, которые девушка копила в себе долгие годы, наконец, нашли выход.

— Ну-ну, — старался успокоить ее Трихон. Видя, что девушка не на шутку расстроилась, подвинулся и слегка приобнял за плечи. Тиса уткнулась в грудь паренька, чувствуя как от горячих слез намокает под щеками его рубаха.

Сквозь всхлипы Тиса прошептала:

— Я не успела сказать ей, что люблю ее, не смотря на все глупые обиды.

— Она знает это. Знает — прошептал девушке на ухо Трихон и поцеловал ее в лоб. — Не плачьте.

Тиса обомлела. Это было как послание с небес — поцелуй в лоб. Мама всегда целовала ее так. Шкалуш даже не догадывался, что он сделал.

Тиса подняла удивленное заплаканное лицо. Трихон улыбнулся:

— Так уже лучше, — сказал он, стирая мизинцем со щеки девушки последнюю каплю.

Полные сочувствия серые глаза оказались так близко, что у Тисы закружилась голова. Она опустила взгляд на губы юноши. Тонкие, без намека на женственность. Единый!

На удивление — помощь свыше пришла незамедлительно. Подул ветер и сорвал платье с перекладины. Это вернуло Тису на землю. Девушка вскрикнула. И Трихон поспешил поймать платье.

Только сейчас она заметила, что небом завладел пунцовый закат.

— Высохло, — с сожалением сказал шкалуш, поднося ей платье.

Удивительно, но обувь тоже просохла.

— Пора домой, — сказала Тиса.

С платьем под мышкой девушка отправилась за мельницу переодеваться, оставив шкалуша у костра. Пылающая в закате Вежа и здесь клубилась водоворотами. Пребывая в смятении чувств, Войнова застегивала пуговицы воротника. Пальцы слушались плохо. Боже, минуту назад она была так близка к тому, чтобы бесстыдно поцеловать юнца. Это просто несусветная глупость с ее стороны! Марика будет с ним счастлива, неожиданно подумала Тиса. И эти мысли чуть не заставили ее снова расплакаться.

Русалка не права, назвав ее счастливой. По крайней мере, не сейчас. Еще месяц назад в ее душе царила пусть не гармония, но убежденность в здравости своих мыслей и действий. А сейчас… Взглянув, на танцующую реку, она почувствовала решимость сделать то, в чем до сего сомневалась. Если ее слова сделают Илу хоть немного счастливее в ее безрадостном существовании. Тиса подошла к кромке реки и, опустив пальцы в воду, позвала:

— Ила!

Ждать пришлось не долго. На этот раз Тиса не испугалась. Из воды показалась голова русалки, и течение заиграло ее длинными волосами. Окрашенные закатом они уже не казались такими белыми как раньше. Закат слепил и не давал разглядеть лицо Илы. И если бы Тиса не знала, кто перед ней, то русалка вполне могла бы показаться обычной девушкой, купающейся в реке.

— Тиса… ты?

— Да. Я отдала твой венок, Ила.

— О! — пропела русалка.

— Маняше очень понравился твой подарок. Она просила передать, что никогда не забывала тебя, всегда будет помнить и любить. А также будет молиться о твоей душе Единому.

Ила улыбнулась почти счастливой улыбкой.

— А какой у нее жених?

— Кажется, вполне хороший парень и любит ее. И она его тоже.

— Это хорошо. Маняша заслуживает счастья.

— Да, она славная девушка.

— Спасибо, Тиса! — поблагодарила русалка. — Я буду помнить, что ты для меня сделала.

— Не за что.

Речная дива махнула на прощание рукой, сверкнув перепонками меж белых пальцев, и исчезла под водой. Войнова почувствовала, как в ее душе потихоньку утихает буря. Она вернулась на поляну. Пока ее не было, шкалуш уже свернул привал: затушил костер и упаковал вещи.

Со словами благодарности Тиса отдала юноше его куртку. У бока Ватрушки, девушка помедлила, затем произнесла:

— Трихон, ты прости, я тут расплакалась, как девчонка.

Опустив голову, Тиса коснулась мочки уха.

— Я не должна была потакать своей слабости и тем ставить тебя в неловкое положение.

— Все в порядке, Тиса Лазаровна, — сказал шкалуш.

— Прошу, забудь мою непрошеную исповедь. Иначе я буду чувствовать себя виноватой.

— Считайте, что ничего не было, — парень отвернулся и проверил подпруги, лишь для того, чтобы занять чем-то руки.

Он подсадил девушку в седло. На пути к дому они почти не разговаривали.

На подъезде к части им повстречалась сменная станица. Тиса заметила среди военных Витера. Старшина окинул встречных тяжелым взглядом. Войнова вздохнула. Похоже, Витер еще не скоро успокоится.

Они въехали на территорию части. Пристроив лошадей Зошику, Трихон сказал капитанской дочери, что сам отнесет клюкву на чердак и пересыплет в лоток. Девушка не стала спорить. Усталость и впрямь валила ее с ног. День оказался слишком тяжелым как для тела, так и для души.