«Ганна права, права, права», — твердил здравый рассудок. И от этого Тиса ощутила такую тяжесть и боль на душе, что вмиг почувствовала себя самой несчастной на белом свете.
— Ты скажешь ему сегодня? — нажимала Ганна.
Тиса молчала.
— Скажешь?
— Ганна, дай мне время, — взмолилась девушка.
Подруга поняла, что большего она сегодня не добьется и, поджав нижнюю губу, отступила.
Заметив, что разговор подруг прервался, шкалуш покинул мужскую компанию и приблизился к девушкам. Ганна одарила новобранца неприязненным взглядом.
— Простите, я не помешал? Я лишь хотел просить прощения, что доставил волнений из-за поединка.
— Ты тут не при чем, — подняла голову Тиса. — Витер не оставил тебе выбора.
Ганна фыркнула, но смолчала.
— Проводить вас домой, Тиса Лазаровна? — спросил шкалуш, всматриваясь в расстроенное лицо девушки.
— Думаю, молодой человек, Тиса не нуждается в провожатых, — Ганна сплела на груди руки.
— Это так? — парень обратился к Тисе.
— Я поеду с Кошкиными, — неопределенно сказала девушка.
— Тогда позвольте, я сопровожу вас до коляски.
Появились Кошкины и Агап Фомич с Ричем. Лекарь отдал Тисе корзинку, второй раз за вечер. Настасья Ефимовна тактично и словом не напомнила Тисе о происшествии на помосте, не смотря на то, что Марика, наверняка, уже прокомментировала в красках, драку.
— Мы пойдем тихонько к коляскам, — сказала Настасья Ефимовна, кинув короткий любопытный взгляд на шкалуша. — Догоняйте, молодежь. Агап Фомич, вы же с нами?
Чета Кошкиных, лекарь и Рич неторопливо покинули поляну и растворились в темноте аллеи. Подойдя с сыновьями к жене, Симон хотел подхватить под руку Ганну, но та сказала, что пойдет с Тисой и Марикой, — и оставила мужа брести позади с детьми и шкалушем по дорожке меж шатров.
— Посторонись! — послышалось позади.
Это обоз кочевников на удивление рано покидал праздник. Странно, ведь танцующие пары еще отбивали каблуками помост. Молодые люди подождали, пока запряженные низкорослыми мулами четыре кряжистые кибитки, с грохотом не проехали мимо. Под крытой дерюгой крышей последней кибитки раскачивалась большая клетка с мордоклювами. «Бедняжки», подумала Тиса. Сейчас она чувствовала себя не лучше запетых древних. Неожиданно на ее глазах на очередном ухабе кибитка дернулась и дверца клетки раскрылась. Три мордоклюва один за другим вышмыгнули из клетки и взвились в небо. Тиса подняла лицо, наблюдая за радостным свободным полетом древних на фоне темного неба. И сразу же послышались возмущенные вопли на чиванском:
— Вай, харым клсун дуна! Дуна калсун! Тьфу, атшах! — это неудачливый укротитель заметил пропажу.
Ситуация на миг развеяла унылое настроение Тисы и девушка слабо улыбнулась. Так ему и надо. Кибитки влились в темноту аллеи. А через минуту и молодые люди ступили в ее сень. Над их головами поплыли черные силуэты кленов на фоне ночного неба. Ганна крепко держала Тису под руку, словно стражник арестанта.
— А мне понравился вечер! — сказала как всегда жизнерадостная Марика. — Не то, что в прошлую Горку скукотища была.
«Да уж, — мрачно подумала Тиса. — Повеселились».
— По мне, так слишком много неожиданностей, не есть хорошо, — проворчала Ганна.
— Я танцевала с Филиппом! — мечтательно продолжила Марика. — Между прочим, он сделал мне та-акой комплимент! Ни за что не догадаетесь. Филипп сказал, что у меня живые выразительные глаза! Так и сказал, — выразительные!
Ганна что-то проговорила Марике об осмотрительности, на что та лишь махнула рукой. Тиса молчала, на душе ее скребли кошки. И она почти физически ощущала на себе пристальный взгляд, идущего позади, шкалуша.
— Смотрите, какие звезды! — Марика указала на небо.
Небо было поистине прекрасным. Звезды нежно мерцали, в просвете облаков и казались разноцветными. Вон та большая, — желтая, как лютик. А эта, холодного голубого цвета, как незабудка. А вон та крошечная — розовая, как яблоневый цвет. Прямо над головой растянулось созвездие Жвале, — длинная волнистая лента из звезд. Свежий вечерний ветерок шуршал листвой и приносил запах речной воды. «Гхук», — где-то прокричал ночной сторож, сыч. Один из последних теплых осенних вечеров, подумала Тиса. Потом зальют дожди, выпадет снег, и природа застынет до самой весны.
Любуясь звездами, девушки не заметили, как две черные фигуры перегородили им дорогу. Когда Тиса различила их в темноте аллеи, шкалуш уже был рядом за ее спиной. Наверно, Тиса поняла бы это и с закрытыми глазами. Лица мужчин были сокрыты за чем-то черным, платками или чулками.
— А ну, стоять! — сиплый мужской голос. — У меня стреломет!
— У него стреломет, — эхом проговорил невнятно второй разбойник. Левая нога налетчика странно подрагивала.
Первый поднял руку, демонстрируя оружие. Марика вскрикнула. Оставив Тисин локоть, Ганна обернулась в страхе на мужа, который спрятал за свою спину Валька. Лука же упрямо стоял рядом с отцом.
— Так что слушаться, голубки, коли не хотите болта в лоб. А теперь швырни сюда корзину, дорогуша. Давай!
Тиса поймала себя на мысли, что совсем не боится. Сообразив, что налетчик обращается к ней, девушка вытянула руку с корзиной.
— Тьфу! Непонятливая баба. Шо ты мне ее тянешь? Говорю, швыряй, значит швыряй. А ты чего глазеешь, пацан? А ну девкам за спину, живо. Давай, дорогуш…
Договорить разбойник не успел, а просто рухнул на землю. Что это с ним? В темноте, Тиса не заметила, как шкалуш метнул дубинку прямо в лоб незадачливому грабителю. Трихон, не торопясь, прошествовал к лежащему и поднял с земли стреломет и свою дубинку. «М-м», промычал ушибленный. Шкалуш повернулся ко второму бандиту. У разбойника затряслась и вторая нога. Неожиданно с криком «А-а!» он дал деру. Однако бедняга в темноте не узрел на пути дерево и с разбегу врезался в ствол. И тоже рухнул.
Тиса усмехнулась. Ганна и Марика облегченно выдохнули, не заметив комичности ситуации.
— Трихон, ты такой храбрый! — шкалуш не успел и глазом моргнуть, как Марика уже висела у него на шее.
— Так в нашем краю сайгаков ловят, — пробурчал сконфуженный шкалуш. Он аккуратно высвободился из объятий Марики, чиркнув по Тисе взглядом.
— Поможешь? — спросил Трихон Симона. Художник последовал за шкалушем без лишних вопросов.
Парни вместе приволокли незадачливого бандита и уложили рядом с первым. Тиса, не без гордости за шкалуша, посмотрела в растерянное лицо Ганны. Похоже, подруга пребывала в замешательстве.
Трихон стащил с лиц бандитов чулки и связал ими руки грабителей.
— Я их знаю, — удивленно протянула Тиса.
— И я, — подала, наконец, голос Ганна. — Это те повесы, что мы видели в аптеке!
Пыж шевельнулся, поморщился. Сесть со связанными руками получилось не сразу. Он вытаращил непонимающие глаза на стоящих над ним людей, затем заметил рядом лежащего товарища. Кажется, до него стало доходить, что произошло. Пыж связанными руками пощупал шишку на лбу и сплюнул, зло глядя на шкалуша. Очнулся Казик и сразу усек ситуацию, тут же заныл:
— Все из-за тебя, Пыха. Я же говорил, не надо.
— Заткнись, — просипел Пыж. — Подстрекатель, хренов. Кто говорил — зачем девице столько денег? Все равно на тряпки изведет.
— Ребятушки, вы нас, что, сдадите пограничникам? — проблеял Казик, обращаясь к Трихону.
— Обязательно. Сидеть вам в темнице, «голубки», — повторил шкалуш выражение налетчиков. — Лет пять как минимум…
Казик стал тихо завывать.
— Откуда стреломет? — спросил коротко шкалуш, разглядывая в руках оружие.
— Это не наш, — замотал головой Пыж. — Чес слово. Мы его по дороге нашли.
— Идем, а он в траве валяется. Новехонький. Ну, мы и взяли.
— Это все из-за денег. Будь они прокляты!
У грабителей-неудачников сделался такой несчастный вид, что Тиса невольно пожалела бандитов. Конечно, бывает, что деньги ослепляют, подумала девушка. Она потрогала мешок в корзине. И поняла, что что-то не так. Не может быть!..
Мешок оказался пустым.
— Ганна! Денег нет. Они пропали, — пролепетала Тиса. Девушка вынула из корзинки пустую дерюгу и показала спутникам.
— Как это пропали!? — охнула Ганна. Она забрала у Тисы мешок и затрясла его с силой, словно надеялась, что из него можно что-то вытрясти.
Пыж крякнул.
— Так мы что, из-за пустой корзины в такое дерьмо вляпались?! — взвизгнул Казик.
— Вас опередили, — сказала упавшим голосом Тиса.
— Ну, картина, — протянул Симон.
Ганна расстроилась даже больше Тисы. Подруга забегала кругами, причитая, и грозя кулчком неизвестным ворам. Марика с Симоном мало что понимали из происходящего и лишь с удивлением наблюдали вспышку Ганны. Шкалуш тронул Тису за руку:
— Агап. Нужно поговорить с ним.
Конечно. Как она сама не догадалась.
Через некоторое время компания уже спешила дальше по аллее к выходу.
— А как же бандиты? — спросила Марика Трихона, кидая последний взгляд на горе-налетчиков.
— Да кому они нужны? — отмахнулся шкалуш. — Готов поспорить, они больше в жизни стреломет в руки не возьмут.
Кошкины и лекарь с Ричем ждали их в коляске. Трихон остался стоять у ворот парка, под сенью ночи, пока Тиса и Ганна расспрашивали лекаря. Однако Тиса знала, что парень внимательно слушает, о чем говорит Агап. Старик сначала опешил от новости, и не мог вспомнить, кто подходил к нему за вечер. Но потом выяснилось, что во время поединка, вокруг старика и Рича вился потешник из табора кочевников.
— Он был в пестром балахоне. Губы и щеки, что у матрешки, крашеные, — сказал Агап.
— Точно, — воскликнула Ганна. — Вор!
— Если так, то время потеряно, — огорченно вздохнула Тиса.
— А если сообщить капитану Лазару? — предложила Ганна.
Тиса покачала головой:
— Кочевники уже наверняка подъезжают к границе. Сегодня праздник, уверена, таможенники их пропустят без тщательного досмотра.
Ганна сникла. Тиса погладила подругу по плечу.
— Не расстраивайся. Ничего, я что-нибудь придумаю, — сказала Тиса. — Иди домой. Симон и дети ждут тебя. Сегодня был нелегкий день.
Марика тем временем уже уселась в коляску, ни слова не сказав о нападении в аллее родителям. Видимо не хотела навлекать на себя строгие ограничения на прогулки.
— Тиса, девочка, садись, — сказала Настасья Ефимовна.
— Рич, давай подвинемся, дадим девушке присесть, — прокряхтел Агап.
Тиса застыла у коляски, не решаясь ступить на подножку.
— Ну, давай же, залезай, — подстегнула Ганна.
— Извините меня, Настасья Ефимовна, — Тиса шагнула назад. — Но я так не люблю колясочную тряску. Просто ужасно. Я лучше пешком.
— Но я обещала твоему батюшке, что доставлю тебя домой, — нахмурилась женщина.
— Тиса, что ты делаешь? Не дури, — зашипела Ганна на ухо подруги.
— О, не волнуйтесь, — махнула рукой Тиса, не обращая внимание на слова Ганны. — Отец давно предоставляет мне свободу действий.
— Тебя проводят? — спросил Агап Фомич и сощурил глаза на фигуру шкалуша у дверей парка.
— Да, Трихон доведет меня в целости и сохранности, не беспокойтесь.
— Ну, хорошо. Я же не могу тебя заставить, — неуверенно сказала женщина. — Только будь осторожна, чтобы мне не пришлось отвечать перед капитаном. Поехали, Михей.
Возница подстегнул застоявшегося мерина-тяжеловоза, коляска тронулась. И вскоре растворилась в темноте.
— Тиса, что ты делаешь? — сварливо зашипела Ганна.
— Я просто хочу поговорить с ним, — заверила Тиса подругу.
— Сейчас? А нельзя было это сделать завтра?
— Не хочу тянуть.
— И как я должна тебя отпустить? С ним может быть опасно.
Тиса улыбнулась:
— Поверь мне, Ганна. Опасно не с ним, а без него.
— Ты все же сумасшедшая.
— Наверно, — пожала плечами Тиса.
Ганна только руки развела, с видом: что с этой блаженной поделаешь?
— Ну ладно, — подумав немного, сказала подруга и, наклонившись к уху Тисы, горячо зашептала. — Скажи ему, что между вами ничего не может быть. Я очень надеюсь на твой здравый рассудок!
Лекция молодой учительницы словесности продлилась еще полминуты. Затем подруги расстались. Тиса помахала Лисовым рукой, прежде чем те отправились по дороге домой, и обернулась. Шкалуш покинул ворота парка и уже ждал ее посреди ночной дороги. Все же ночь придумала Вэя, подумала Войнова, глядя на стройное тело юноши, твердые сильные плечи, мужественное лицо.
— Я думал, вам не нужны провожатые? — слабо улыбнулся шкалуш, когда она приблизилась. За ироничной улыбкой и легкостью фразы скрывалось напряжение. Цепкий взгляд, ловил каждое движение девушки.
— Нужны, — сказала Тиса, сложив руки за спиной. — Вернее нужен. Один.
Шкалуш кивнул. И они двинулись по дороге, вдоль плетня, ограждающего парк. Впрочем, он вскоре закончился, и по сторонам дороги потянулись домики. В некоторых окнах и дворах дрожал свет, и слышались веселые голоса. Люди не спали, продолжая радоваться празднику.
— Я сожалею, что деньги пропали, — прервал тишину Трихон.
Тиса вздохнула:
— Я поступила не осмотрительно. Нужно было отдать корзину отцу, чтобы он отвез ее домой. Но я не хотела просить.
— Что же вы будете делать?
— У меня есть одна задумка, — Тиса подняла взгляд к звездам.
— Вы никогда не сдаетесь? — спросил шкалуш с улыбкой на губах.
— Не в этот раз, — Тиса улыбнулась в ответ.
— Можете на меня рассчитывать.
— Я знаю, — девушка кивнула. — Уверена, что Ганна не одобрит мою новую затею.
— Как и дружбу со мной, — серые глаза блеснули.
Тиса послала извиняющуюся улыбку. Захотелось оправдаться.
— Ганна меня слишком опекает.
— За это она мне и нравится.
— Ганна, тебе? — удивилась девушка.
— Она любит вас как родную сестру. Это видно невооруженным глазом. Мне спокойней, когда я знаю, что у вас есть такая подруга.
Тиса грустно улыбнулась. Слышал бы он мнение Ганны о себе.
— Ганна желает мне лучшего. Но ее «лучшее» не всегда является таковым для меня.
Улица с домиками осталась позади. И у перекрестка, желая срезать путь, они сошли на широкую тропу, ведущую к роще.
Слова девушки ввергли Трихона в глубокую задумчивость. Шагая в тишине, Тиса время от времени поглядывала на профиль шкалуша.
— Ваша подруга права, — наконец, сказал он. — Вы и сами не знаете, насколько вы чище мыслью и душой многих людей. И меня в том числе. Вы, безусловно, достойны большего.
Тиса отрицательно завертела головой, понимая сказанное и еще больше, — умолоченное.
— Нет Трихон, это не так. Просто Ганна не знает тебя, так как знаю я. Ты добрый, умный, надежный. Тебя любят дети. К тебе тянутся люди. А как ты сумел успокоить Рича сегодня. Я никогда не видела его таким счастливым… И ты единственный, кому я полностью доверяю, — закончила после некоторой заминки девушка.
— Но… — Тиса остановилась.
Она медлила. Некоторые слова порой даются нам слишком тяжело.
— Сегодня, когда Витер напал на тебя, я испугалась, — сказала она, сминая ладони. — Боюсь, я была в шоковом состоянии и позволила себе вольности.
Тиса замолчала. С лица шкалуша слетела улыбка, и лицо его сделалось серьезным.
— Ясно. Вы жалеете, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение.
Девушка отвернулась, покусывая нижнюю губу.
— Конечно, я понимаю, — сказал Трихон, и в его словах послышалась горечь. — Я не тот, кто смеет рассчитывать на ваше сердце.
— Ничего ты не понимаешь, — в сердцах воскликнула Тиса, поворачиваясь к парню. — Ничего.
Шкалуш сделал шаг к девушке и оказался близко. Вглядываясь в ее лицо, он жалел, что не может читать мысли.
— Тогда объясните мне, Тиса Лазаровна. Объясните.
На миг они застыли, не сводя друг с друга глаз.
— Это же очевидно… — тихо произнесла она. — Ты молод.
С губ шкалуша сорвался тихий стон негодования.
— Да, — поспешила добавить Тиса, пока он не успел прервать ее или спутать последние здравые мысли. — Ты молод. Я же старше тебя почти на десять лет. Почему ты так смотришь? — Тиса чуть не плакала от отчаяния, заламывая руки, а он улыбался. — Я серьезно. Тебе нужна в пару ровесница. Ты нравишься Марике, она сама мне в этом призналась.
— Марика — славный ребенок, — снисходительно сказал шкалуш, заводя выбившийся локон за ухо девушки. Войнова спрятала за опущенными ресницами чувства, нахлынувшие на нее в связи с этим прикосновением.
— Ее увлечения еще изменятся несколько раз подобно весеннему ветру. Но даже если б это было не так, боюсь, что я уже давно и глубоко увлечен другой женщиной. Она в моем сердце, в моей душе и мыслях. Она и не знает, что уже изменила меня так, что я сам себя не узнаю. Она уже часть меня. И если она откажет и покинет меня, то унесет с собой и мою душу, оставив мне лишь пустую скорлупку — тело.
Тиса слушала и поражалась. Теперь она в полной мере ощутила силу дара убеждения этого человека.
— И если вопрос только в возрасте, — улыбнулся Трихон с необъяснимым выражением на лице. — Разве вы не знаете, что шкалуши отмечают свое рождение не по дням года, а по солнцестоянию? Наш начальный предок — Гор, орел Небелла, был рожден в солнцестояние. Все мы живем с частичкой его души и празднуем его день рождения как собственный. Так что по календарю Рудны мне уже под сорок.
— Тогда мне… — протянула Тиса.
— Тс-с, — он поднес палец к губам. — Этот календарь лишь для уроженцев Рудненских гор.
Голос его опустился до хрипотцы.
— С тех пор, как держал вас на руках там, на болоте, — прошептал Трихон. — Я мечтал прикоснуться к вам. Но не находил для этого причин.
Шкалуш протянул руку и тыльной стороной ладони коснулся щеки девушки. Тиса на секунду закрыла глаза, чувствуя, как все доводы разума тают под его пальцами.
Он коснулся уголка ее приоткрытых губ, затем приподнял подбородок девушки, заглянул ей в глаза. У Тисы перехватило дыхание. В серых глазах отражалась ночь. Они притягивали со страшной неодолимой силой, растворяли ее на мелкие невесомые частички и предавали ветру. Завороженная, она позволила шкалушу склониться и поцеловать себя.
Время остановилось, как на маминых часах…
Когда Трихон выпустил ее из объятий, Тиса почувствовала головокружение. Она была настолько потрясена поцелуем, что еле держалась на ногах. Парень хотел снова обнять девушку за талию, но Тиса выставила руку.
— Нет, Трихон. Я так не могу…
— Тиса…
— Ничего не говори, — прошептала девушка. Но взглянув в его глаза, она вдруг ясно поняла, что уже проиграла эту партию. — Мне нужно домой.
Неловко ступая, Тиса заторопилась по тропинке. Он скоро нагнал ее и пошел рядом.
— Мне нужно время все обдумать, — ответила Тиса на его немой вопрос. — Я не могу так.
— Понимаю.
С молчанием на губах, но кричащими душами, они миновали проходную у ворот, и расстались. Шкалуш проследил за девушкой взглядом, пока та не исчезла в дверях корпуса. Он постоял некоторое время у крыльца, затем вернулся к воротам и покинул часть.
Задвинув засов своей комнаты, Тиса прислонилась к двери спиной и закрыла глаза. Вместе с оглушительной тишиной смятение объяло ее и не собиралось отпускать. Оно нарастало, пока расстегнутое платье спадало с плеч, пока вода из умывальника холодила тело, пока тонкая сорочка скользила по коже. Присев за сосновый столик, Тиса взглянула в зеркало. Свет свечи ласкал ее щеки, и медовые глаза горели таинственным огнем. Разум еще пытался убедить сердце, приводя доводы в свою пользу. Только ночь всегда стояла на стороне сердца.
Двойник в зеркале коснулся пальцами губ. Так умело ее еще никто не целовал. Похоже, что у Трихона неплохой опыт в этом деле. Она ведь ничего не знает толком о жителях Рудны. Сердце бесцеремонно кольнула ревность. Тиса опустила глаза на замершие стрелки часов:
— Он любит меня, мама, — прошептала девушка. — Любит!
Тиса оценила в зеркале свою счастливую улыбку. Ганна права, — она сумасшедшая. Блаженная, летящая с улыбкой в пропасть.