Холод и жар. Едкий запах плавящегося металла. Пелена сошла с глаз. Ее обступил полумрак пещеры, стены которой растворялись в непроглядной тьме. Причудливой формы потолок, словно зубастая челюсть дракона, щерился острыми сосульками над головой. Тиса опустила глаза и вздрогнула. Под ногами текла раскаленная лава, ее сапоги уже утонули в ней по щиколотку. Отпрыгнуть, отпрыгнуть! — сигналил мозг.

Не смогла. Наоборот, присела на корточки, протянула руку в перчатке, — раскрытой ладонью над лавой. Почему-то перчатка не плавилась. Рука ощущала лишь небольшой жар. На пальце сверкнуло толстое серебряное кольцо в виде василиска, хватающего себя клювом за змеиный хвост. Глазами василиска служили два бурых альмандина. Тиса заворожено уставилась на кольцо. Вдруг камни начали быстро краснеть: вот они буро-красные, вишневые. И наконец, ослепительно алые, горящие ярче лавы. Тиса почти теряла сознание, когда почувствовала, что поднялась и отступила на пять шагов. Лава текла по лункам, разветвляясь лучами от места, где она стояла. Лишь сейчас Тиса разглядела что, в совокупности, лунки чертили собой огромный рисунок на скалистом полу пещеры. Что-то вроде ажурного круга, заключенного в квадрат.

Тиса проснулась с чувством, что ее обманули. Видение врезалось в память с мельчайшими подробностями. И оно было совершенно не о Трихоне. Блокировать — поздно. Пещера с горящей фигурой на гранитном полу, серебряный василиск-кольцо, — вэйновщина какая-то. Ну, спрашивается, — зачем ей это? Ну да Бог с ним.

Войнова подошла к окну. Облака, словно кони в яблоках, неслись по небу. Дернув щеколду, Тиса впустила в комнату сквозняк. Рама распахнулась и чуть не опрокинула на пол горшок с фиалками. Тиса с улыбкой покачала головой. Да, погода менялась.

Визит Ганны украсил утро. Подруга старалась не касаться темы ее отношений со шкалушем. Но за разговором Тиса время от времени ловила на себе ее изучающий взгляд.

— Ты изменилась, — сказала Ганна под конец чаепития.

Бросив разглядывать заварку на дне испитой чашки, Войнова подняла глаза на гостью:

— Чем же?

— Даже не знаю, как сказать, — гостья отложила салфетку в сторону. — Но, похоже, не так плох, твой шкалуш, раз так повлиял на тебя.

Тиса улыбнулась в ответ благодарной улыбкой.

— Он любит тебя? — неожиданно спросила подруга.

Тиса медленно кивнула.

— Так и сказал?

— Не этими словами, но да. Знаешь, Ганн, — произнесла Тиса, не подозревая, как светится ее лицо от одной мысли о шкалуше. — С ним я чувствую себя ребенком. Порой мне кажется, что не он, а я младше на десять лет.

— Ты уедешь, — покачала головой Ганна. — Он заберет тебя.

Тиса накрыла ладонью руку подруги.

— Думаю об этом говорить очень рано.

Ганна усмехнулась, недоверчиво глядя на подругу, и Тиса отвернулась, чтобы скрыть смущенную улыбку.

Наговорившись, девушки стали прощаться. Войнова проводила Ганну за ворота, и повернула обратно, придерживая рукой хлопающую на ветру юбку. Мимо проследовала группа солдат.

— Это были волки, — донесся до Тисы обрывок разговора. — Огромные!

Прислушавшись, девушка чуть не споткнулась о поросёнка. Что там о волках? Но группа уже удалилась настолько, что и слов не разобрать. Тиса забеспокоилась. Вспомнился вчерашний вой, что она слышала с Трихоном. А ведь он вполне мог принадлежать стае волков. Девушка поднималась по ступеням крыльца, когда позади нее лязгнули ведрами новобранцы Камиллы.

— Целая стая! — громко шептал один из них.

— Ага. Не меньше дюжины.

Тиса резко обернулась, и новобранцы остановились: из ведра под ноги девушке выплеснулась колодезная вода, омыв носки ее ботинок.

— Ой, прощеньица просим, — стушевался широкоплечий Федот.

— Ничего, — отмахнулась Тиса. — Вы, кажется, говорили что-то о волках? Что случилось? Кто пострадал?

Парни встрепенулись, поставили ведра, подбоченились, предвидя случай похвалиться осведомленностью. И заговорили, перебивая один другого.

— Ужель не слыхали, Тиса Лазаровна? Станица приметила стаю в лесу недалеко от перевала! Всю ночь, говорят, выли. Пошли шукать, а там…

— Все волчары дохлые, как один! — подхватил Егор. — Одни шкурцы да костяки от них остались.

— Видать заразная хворь свалила.

— Странно, — протянула Тиса.

— Ага, — кивнул Федот.

— Но нам-то от этого только лучшей, — засмеялся Егор, довольный произведенным впечатлением на девушку. — Клыки у них, что шипы грабельные. Во такие! Таким толича на клык попадешься — хребет сломают. Вот у нас в деревне случай-то был. Сосед мой Прошка в Небеллов день упился, дурак, и решил срезать путь через лес. Да так и сгинул — волки загрызли. Нашли потом его шапку да армяк разодранный в снегу.

Поблагодарив новобранцев, Тиса быстро ретировалась восвояси, пока еще что-нибудь эдакое не поведали из доброты душевной. Надо же. Ну хорошо, что не люди пострадали, а стая отчего-то издохла. Войнова поймала себя на мысли, что ей жаль зверей. А то, что эти звери не так давно чуть было не схарчили ее на обед…

Впрочем, вскоре девушка забыла о волках, занявшись насущными делами. Пасмурный день заставил Тису пересмотреть свои вещи в шкафчике. Летние платья сменились на осенние и зимние свитера и юбки. На полке полноправно разместились шерстяные платки, шарфы и перчатки. А из сундучка на дне шкафа теперь дружно выглядывали теплые вязаные носки. Лишь одно легкое платье Тиса пока не спрятала, боясь его вымять — платье, сшитое Комаровой. Девушка с улыбкой потрогала кружева, вспоминая восхищенный взгляд Трихона, когда он увидел ее в этом наряде. Нет, это платье пусть повисит пока здесь.

Закончив у себя, Тиса взялась за отцов гардероб. Она проводила такую ревизию от сезона к сезону, когда капитан отсутствовал, руководя тренировками на плацу. Отец потом делал вид, что не замечает перемены в собственном шкафу.

Наведя порядок в вещах отца, Войнова отобрала тройку сорочек, требующих починки, и уже собиралась покинуть спальню родителя. Но ее привлекла цепочка, свисающая из выдвижного ящика тумбы. Тиса потянула за цепочку и вынула из ящика медальон. Он закачался маятником в ее руке. Затаив дыхание, Тиса положила на раскрытую ладонь подвеску и подняла створку, прекрасно зная, что увидит. С портрета на нее глядела женщина. Пышные курчавые волосы спадали на ее плечи, медовые глаза лучились, а на губах светилась печатью тайны еле заметная улыбка. Какое-то время Тиса рассматривала родные черты. Оказывается, медальон все это время был у отца, а она думала, что давно утерян.

Девушка покачала головой картинкам памяти и неожиданно для себя поняла, что они уже не вызывают былую горечь. Прошлое отпустило ее, словно повзрослевший ребенок любимую куклу. Настоящее тесно связанное с Трихоном заполнило душевную пустоту.

— Мама. Я так счастлива с ним, — прошептала Тиса, улыбаясь. Даже не подозревая, насколько при этом похожа на ту, что была изображена на портрете.

— Ты отправилась на край империи. Оставила родительский дом, подруг, чтобы быть рядом с мужем. Ведь так? Любовь — это жертва, говорила ты. «Легко впасть во зло, но трудно пронести факел любви сквозь время, согревая его теплом ближних своих», — девушка погладила рамку медальона. — Сейчас я точно знаю. Я хочу пронести этот факел с ним, мама. Пусть даже мне придется стать причиной сплетен. И покинуть родной край.

Какое-то время Тиса еще рассматривала портрет, затем поцеловала и вернула подвеску на место. Замкнув комнату отца, девушка спустилась по лестнице вниз. Расположившись в гостиной, Войнова починила прохудившиеся рубашки, пришила пару пуговиц. Затем, понесла сорочки в прачечную, ощущая душевный подъем от приближения вечера, и скорой встречи с Трихоном.

Завернув за угол корпуса Тиса резко остановилась и попятилась назад. У порога в общую банную, Витер отчитывал подчиненного, и слава Единому, при этом стоял спиной к ней.

— Где он? — пытал подопечного старшина. — Только посмей мне соврать, Дворов!

— Никак не знаю, Витер Дмитриевич, — рыжий детина вытянулся перед старшим по званию.

— Лжешь! Где Якшин, я спрашиваю?

Василь молчал.

— Дружка, значит, решил покрывать? А ну-ка пшел монатки собирать! — рассверипел старшина.

— Как монатки? Куда монатки? — заныл Василь.

— Туда! — рявкнул Витер. — Полетишь из части к ядрёне матрёне! Понял?!

— Только не выгоняйте меня, пожалуйста, ваше благородие! — взмолился Василь. — Я ж говорю: он, верно, курить вышел.

— Ты меня за дурака держишь что ли?! — взбесился Витер.

Тиса скрылась за углом как раз вовремя — старшина повернул голову, и не увидел ее. Посмотрев на рубашки в своих руках, девушка решила, что лучше она отнесет их позже. Чувствуя досаду, Войнова вернулась в дом. Значит, Трихон без спросу покинул часть, и Витер об этом знает. Плохо.

Но по-настоящему забеспокоилась она, когда Трихон не появился в обычное время, отведенное для прогулки на двоих. В гостиной Тиса поочередно глядела то на напольные часы, то в окно, за которым уже вечерело. Прождав тщетно пару часов, Тиса прошла на кухню. Камилла коротким ухватом сняла с печной плиты горшок.

— А, Тисонька, никак проголодалась? Так я и знала. Борщ на обед пустым получился.

— Нет, — поторопилась ответить Тиса. — Я повременю пока с ужином. Камилл, ты не видела Трихона?

— Якшина, что ль? Нет, — Камилла подняла крышку и понюхала овощное рагу. И удовлетворенно кивнула. — Но если тебе нужна помощь, я сейчас из кладовки Егора достану. Он минут пять, как туда мне мешок с перловкой понес.

— Нет, спасибо, — отказалась Тиса. — Мне не к спеху.

Девушка вернулась в гостиную и присела в кресло. Без особой цели она взяла в руки трактат об истине и раскрыла, не сразу сообразив, что книга находится не в библиотеке, где она ее в последний раз оставляла. Когда поняла, то удивилась. Кто-то принес трактат в гостиную. Смутная догадка заставила ее пролистать страницы. Так и есть. В следующий после закладки разворот был вложен белый листок. Войнова развернула сложенную бумагу. Пара строк ровным твердым почерком гласила:

«Милый дорогой сердцу друг.

Возможно, обстоятельства сложатся так, что я вынужден буду упустить радость увидеться вечером с вами. Прошу простить меня великодушно и милостиво встретиться со мной следующим днем в три часа после полудня».

Листок не был подписан. Но Тиса уверена была, что записка принадлежала Трихону. Девушка еще раз перечитала строки и улыбнулась. Ганна права. Слишком витиевато для шкалуша. Но как же он уже хорошо ее знает. В этот трактат заглядывала только она, и частенько тогда, когда мысли требовали порядка. Прежде чем отнести в библиотеку книгу, Войнова долго рассматривала почерк, размышляя, что же это за обстоятельства, о которых говорит в записке Трихон? В любом случае, завтрашняя встреча все прояснит. А сегодня ей придется коротать вечер одной.

* * *

Туман сменился холодным дождем. Капли хлестали по лицу так, что она не сразу разглядела, где находится. Ночной лес обступал со всех сторон непроглядным мраком. Ноги несли ее вперед, свозь чащу. Под сапогами ломался хворост, а мокрые ветви кололи щеки.

— Вот, твари! — зло выругались ее губы мужским сиплым голосом. Вдалеке Тиса увидела небольшое зарево над макушками сосен. Пожар?!

— Чтоб вас медведь задрал! — ноги понесли ее еще быстрей. Дождь полил сильнее, залепил глаза, скатился за шиворот холодной змейкой. Но девушка не сбавила ход. Ноги знали каждый поворот тропы и несли ее дальше.

Зарево становилось ярче. Да, так и есть, горит лес. Сейчас. Вот к этой поляне! Тропа оборвалась…

Руки достали из-за спины стреломет ручной работы.

— Драконовы ублюдки! Я вам сейчас покажу! Вы у меня поймете, как здесь хозяйничать!

Тиса раздвинула в стороны еловые лапы и осмотрела поляну. Зрение не слушалось, снова размывая действительность. Однако было ясно — на другой стороне поляны полыхал огонь высотой в пол роста деревьев. Тиса с трудом выделила четыре человеческие фигуры на фоне алого кострища.

Толстые пальцы ловко заправили заточенное древко в лунку стреломета. Миг, и руки вскинули стреломет, и глаз прицелился.

— Сейчас, сейчас, — шептали губы.

Тиса не успела крикнуть «не стреляй!», как один из четверых человек рухнул на землю, а через пару секунд — второй.

— Какого лешего? — услышала она хриплый голос. В нем слышалась растерянность. Руки коснулись лунки — дрот лежал на месте ниспущенным. Тиса снова подняла глаза. Уже третий человек упал в траву. Неужели заметили ее? Что было с четвертым, Тиса так и не увидела.

— Святая пятерка! — в ужасе прохрипело ее горло. Тело вдруг задвигалось. Отпрянуло. За спиной сомкнулись еловые лапы. Мрак ночного леса снова надвинулся на нее. В следующие пять минут она бежала, слушая тяжелое дыхание. Мокрые ветки с остервенением хлестали лицо, цепляли одежду, ставили подножки…

Предрассветный час. Тиса сидела в кровати, обхватив голову и слушая, как бьется сердце под тонким батистом рубашки. Все, терпение ее на исходе. Видения вышли за все рамки, стоило ей только разок пожелать видеть, и они… Решили что? Каждый день теперь ее донимать?! Мчаться в чьем-то теле сквозь холодный лес, будто по пятам за ней гонится сам изнань — демон испода — вот удовольствие-то. Кто это был? Впрочем, неинтересно.

— Слышишь, дар? — прошептала упрямо Тиса. — Мне не интересно! Прочь из моей головы!

Праведный гнев испарился, стоило ей мысленно взглянуть на себя со стороны. Что подумал бы Трихон, услышь он ее сейчас? Войнова нервно хихикнула и, бурча себе под нос: «сумасшедшая», полезла за глотком настойки в тумбочку.

Вскоре девушка почувствовала усталость, словно она и в самом деле бежала всю ночь, и провалилась в утренний сон.

Проснулась Тиса через несколько часов под шелест дождя за окном. В безветрии дождь отстукивал дробь по деревянному карнизу. После месяца солнца, это казалось удивительным. Горизонт полностью от края до края затянула влажная марь, словно и не было неделю назад синего купола неба над головой. Окончательно стало ясно — погодник отпустил погоду, и осень навалилась на Увег, напомнив жителям о своей второй половине: мокрой и хмурой.

Сегодня она встречается с Трихоном в три часа, с радостью подумала Тиса. И сегодня она варит силуч с Агапом. Лекарь уже должен был вернуться от брата. Накинув плащ, Войнова направилась в лечебный корпус. Калоши увязали в грязи, и влажная морось холодила лицо. У солдатской столовой застряла телега, и Жич крепким словцом помогал новобранцам вытаскивать ее из ямы. Тиса хотела свернуть на тропинку к лечебнице, когда ее перехватила молодая прачка с сыном на руках.

— Тиса Лазаровна! Хорошо, что я вас встретила! Боренька заболел!

— У него жар, — сказала Тиса, пощупав лоб ребенка.

— Вчера еще с ребятней носился, а сегодня — вот. Что же мне делать, Тиса Лазаровна? — пожаловалась прачка, огорченно вздохнув. — Мне смену отработать надо.

Припухшие глаза малыша и то, как он щурился от дневного света, навело Войнову на некоторую мысль.

— Давай его мне, Софья, — Тиса забрала малыша. — Иди. Я отнесу его к Агапу Фомичу. Не переживай, мы приглядим за ним.

— Спасибо, Тиса Лазаровна, — поблагодарила молодая мать, просияв. — Я забегу в лекарню сразу же, как смогу.

Софья поспешила в прачечную, приподнимая подол юбки над лужами, а Тиса с ребенком на руках направилась в лечебный корпус. Конечно, она понимала, что каждая смена, это деньги для молодой матери. Но нелегко, должно быть, оставлять своего ребенка в такую минуту. Войнова отогнала сладкую мысль о семье и детях, пока еще рано об этом думать, но как же приятно надеяться.

— Боря, покажи мне, как мордоклювы еду просят, — попросила малыша Тиса. — Давай открой ротик. А-а. Вот молодец.

— Дед Агап! — позвала девушка, войдя в темный коридор лечебницы.

В приемной стоя у окна, Агап на просвет разглядывал осадок в бутыли.

— Вот, пациента принесла, — Тиса уложила мальчика на лечебную койку. — Думаю, корь.

Старик отставил в сторону настойку. Осмотрел малыша и подтвердил ее догадку.

— Ну, что. Помнишь, какой наперво настой нужон от коревой сыпи?

Всем известно простое и незатейливое средство от кори — это корни петрушки. Тиса нашла сверток с измельченными корешками в кухонном буфете Агапа. Залила кипятком, потомила на водяной баньке. Готово. Теперь лишь давать ребенку по столовой ложке несколько раз в день.

— А вечером можно заварить липового цвета, чтобы ломоту от жара унять, — сказал лекарь, поднося ложку ко рту Бореньки. Мальчик был тих и покладист и безропотно выпил настой. Тиса ущипнула подбородок:

— Думаешь, еще кто-то из ребятни заболеет?

— Возможно, — Агап вытер салфеткой подбородок мальчонки.

— Тогда может быть за желтой ряской сходить к озеру?

Агап лукаво улыбнулся:

— Ага. Помнишь, значит. Ты ж тогда совсем крохой была?

Тиса в шутку сморщила нос:

— Как забыть? Этот желтый цвет заварки и противный кислый вкус?

— Зато этот противный вкус, — передразнил Агап. — Не дал тебе разболеться вслед за остальными. Пожалуй, за ряской надобно сходить, напоим ею ребятишек. А силуч тогда завтра доварим. Но как же ты пойдешь? Там дождь шурует стеной. Хорошо, я не остался на ночь у Прохора. А то нынче вымок бы до нитки, пока бы сюда добирался.

— Дождь уже не такой сильный. Так, крапает слегка. Я возьму лошадь.

Через полчаса, вооружившись сачком и бидоном, Тиса выехала на Ватрушке. Кобыла радостно ржала, фыркала на небесную морось, раздувала ноздри. Плащ не полностью покрывал девичью фигуру, и низ подола юбки вскоре намок. Но Тису это не волновало. Прогулка позволит ей потратить с толком время и не маяться ожиданием. Удивительно, как буквально за два дня роща преобразилась — ветреная погода сбила большую часть листьев с деревьев и теперь мокрые черные ветки тянулись в небо. А палые листья влажным пестрым ковром расстилались меж стволов. Даже в такой погоде есть своя прелесть.

В голове снова завертелся знакомый мотив панокийской песни, и Тиса счастливо улыбнулась хмурому дню и своим мыслям. На пригорке девушка с полнотною чувств оглядела сонное озеро и горизонт с потемневшей опушкой и призрачными скалами. Улица повела ее вниз к дамбе. Редкие встречные прохожие не обращали на всадницу внимания, торопились по своим делам, сетуя на дождь.

Вежа настолько была спокойна сегодня, до неестественности. В спящей воде отражалось серое небо. Из камышей торчали редкие удочки рыбаков. Тиса огляделась. Справа за зарослями рогоза таился небольшой затон — весь в желтых кляксах от ряски, с розовыми маковками водяных лилий, гордо стоящих на коротких ножках. Войнова нашла возможность спуститься к воде. Подоткнув за пояс юбку, она зачерпнула ряску сачком. Затем вытрясла растения из сетки в бидон. Так она проделала несколько раз, пока не решила, что достаточно. Присев на корточки, Тиса потянулась и потрогала тугой бутон кувшинки в прозрачных каплях дождя. Такие гладкие, нежные лепестки!

В воде что-то шевельнулось. И девушка вздрогнула, когда увидела девичье лицо… Сквозь толщу воды Ила улыбнулась ей, не пытаясь всплыть. Русалка приставила палец к бескровным губам. И заговорила. На поверхности воды показались пузыри. И Тиса неожиданно поняла, что разбирает слова.

— Прости меня, счастливая Тиса. Я напугала тебя, — пропела речная дива. — Но мне нельзя показываться на людях. Ты так редко приходишь к озеру, что я не могла упустить возможность предупредить.

— Предупредить о чем? — спросила Тиса.

— Мой хозяин напуган. Землю топчет существо, имя которого он не знает. Я видела страх в его глазах, я читала слова с его губ. Нам всем на дне велено затаиться, но я должна была сказать. Будь осторожна.

— Спасибо, Ила, — прошептала Тиса в недоумении.

— Осторожна, — донеслось эхом. Бледное лицо поглотила глубина. Последним исчез в черной воде белый локон.

На обратном пути в часть Войнова размышляла над словами русалки. Первое, что пришло на ум, — «Неужели древоед пересек болото?». Это обеспокоило ее. И желание увидеть Трихона проявилось особенно остро.

За полчаса до назначенного времени Тиса вышагивала в гостиной. Часы пробили три, и она влипла лбом в стекло, выглядывая во двор. С каждой минутой четвертого часа, нарастало волнение. Где же он?

Шкалуш появился лишь полчетвертого. Бросив Буя у коновязи, взбежал на крыльцо и не успел постучать, как Тиса уже распахнула дверь. Люди во дворе не позволили ей броситься ему на шею. Она взяла парня за руку и потянула за собой в гостиную. И лишь там разглядела родное лицо. Шкалуш имел усталый вид. Впалую щеку пересекала полоска грязи. На плечах куртка почти вся мокрая от дождя.

— Я опоздал, Тиса, — шептал он с горечью. — Я опоздал.

Шкалуш поднял на нее глаза темные… от вины?

Дурачок. Так винить себя за ерунду.

— Не страшно, — сказала Тиса. — Всего же на полчаса. Пустяк.

Парень провел по лицу рукой, надавил на глаза пальцами, стараясь снять с себя усталость.

— Хорошо, что ты мне записку оставил, — Тиса прильнула к его груди, не обращая внимания на холод мокрой куртки.

— Ты можешь испачкаться. Знаешь, я ведь… — он замолчал.

— Пусть, — произнесла Тиса, не двигаясь. — Я так соскучилась.

Шкалуш осторожно положил руку на ее плечо. Затем на пару секунд обнял так крепко, что у Тисы дух захватило, и положил щеку на девичью макушку. На миг они замерли, отогревая свои души.

— Но где ты был? — спросила Тиса, не поднимая лица, слушая биение сердца Трихона.

— В скалах, — сказал шкалуш, тоскливо глядя в окно. — Я должен был побыть один, воздать молитву Гору за благодать, что он послал на наши головы.

— Какой же ты странный, — улыбнулась девушка, качая головой.

— Мы и в самом деле пара, — шкалуш поцеловал ее в макушку с задумчивым видом.

Вспомнив кое-что, Тиса спохватилась:

— Тебя ищет Витер! — она отстранилась и посмотрела в глаза шкалушу. — Он знает, что ты убегал. Наверняка, Витер будет добиваться твоего отчисления из части.

— Я знаю устав, — отмахнулся Трихон, словно это мало его волновало. — Дело окончится предупреждением, в худшем случае — наказанием. Но, что бы ни было, не беспокойся. Лучше расскажи, как ты провела день без меня?

Войнова вздохнула. Зря он недооценивает сложность ситуации, в которую попал. Но она не стала спорить и ответила на вопрос:

— Я снова видела Илу.

— Зачем она тебя беспокоит? — чуть нахмурил брови юноша.

— Она предупредила о том, что вблизи Увега бродит чудовище.

— Вот как, — Трихон весь напрягся. — Что еще за чудовище?

— Кажется, я знаю о каком чудовище речь.

— Ты? — удивился Трихон, мягко отстранив девушку, он взглянул ей в глаза. — Что ты видела?

— Это древоед, — вздохнула Тиса. — Должно быть, он все же перебрался через болото. Теперь я боюсь, как бы его не увидели. Знаю, сейчас мало кто ходит в лес из-за этих беглых. Но лесник. Он будет не прочь пополнить коллекцию шкур под стрехой. И эти волки…

Тиса в догадке открыла рот:

— Ты слышал, что стая погибла? Я даже могу предположить, что этот старик отравил ее. Наверняка он знал о волках. Ведь у лесника и полевка мимо не проскочит без ведома. Хорошо, что рысак не на его территории.

— Лесник. Ну, конечно… — прошептал Трихон себе под нос, он поднес ладонь девушки к губам и поцеловал.

— Вот как мы поступим, — сказал шкалуш после некоторого раздумья. — Я постараюсь в ближайшее время выяснить, на месте ли твой древний. Только ты мне в ответ пообещай, что ты ни под каким предлогом не пойдешь в лес. Понимаю твою тревогу о древоеде, — аккуратно продолжил он. — Но не сейчас, Тиса.

— А ты будешь рисковать? Один. Я не могу позволить тебе это.

— Тиса, поверь, со мной ничего не случится, — постарался убедить ее шкалуш, заглядывая девушке в глаза. — Я двинусь от перевала по скалам к болоту, а не через лес. А беглые… — Трихон на миг запнулся, в серых глазах мелькнуло непонятное выражение. — В скалах их не будет, я уверен. Слишком открытое место для тех, кто желает скрыться.

В его словах был смысл, и Тиса замолчала.

— Поверь мне, все будет хорошо. И со мной и с древоедом. Ты же мне веришь?

Серые глаза успокаивали. Тиса кивнула. Лицо шкалуша просветлело, и тело его расслабилось. И девушка неожиданно поняла, насколько Трихон за нее тревожится.

Парень склонил голову и коснулся губами ее лба:

— Вот и умница.

— Якшин! — внезапно раздался крик из недр коридора. Одновременно послышались тяжелые шаги солдатских сапог и скрип половиц. — Я знаю, ты здесь!

Девушка вздрогнула.

— Не беспокойся, я выкручусь, — шкалуш выпустил ее из объятий. — Встретимся вечером на чердаке, — шепнул он Тисе на ухо как раз в тот момент, когда в дверях возникли рослые фигуры Витера и Кубача.

Трихон вытянулся перед старшими по званию.

— А, Тиса Лазаровна, — Витер скривил губы, буравя взглядом парочку в гостиной. — Мое почтение. Попрощайтесь со своим любимчиком.

— Витер, давай по делу, — подстегнул сослуживца Кубач, шевельнув длинными усами. — Простите нас, Тиса Лазаровна.

Витер был в бешенстве. И если бы не Кубач, наорал бы на Трихона в присутствии капитанской дочери. В конце концов, он вытолкал шкалуша в шею из гостиной.

— Полегче, — сказал Кубач.

— Как скажешь, — огрызнулся Витер. — Я этого дикаря и пальцем не трону. Только недолго ему в части оставаться.

— Это пусть капитан решит, — пробасил Кубач.

Войнова выскочила вслед за мужчинами в холл. Понукаемый Витером шкалуш обернулся и ободряюще ей улыбнулся. Девушка последовала вслед за мужчинами до капитанского кабинета. Словно нарочно Кубач позаботился плотно прикрыть дверь, и разговора Тиса не слышала. Она мерила библиотеку шагами, бесцельно вытаскивая книги из ряда и снова ставя их на место. Обостренный слух ловил шум дождя и крики дворни за окном. Наконец, дверь приоткрылась, и Тиса шмыгнула за стеллаж.

— Но он самовольно пропадал сутки вне части! — рев Витера.

— Якшин, ну-к выйди! Мы должны кое-что обсудить, — бас Кубача.

— Нет, пусть остается! Пусть ответит, где шлялся!

Хлопок двери снова поглотил все звуки.

Какое-то время, Тиса слушала тишину, поглядывая в узкий просвет меж книжными полками. Со стороны лестницы застучали торопливые шаги, и в следующий миг в библиотеку вбежал посыльный, низкорослый юркий паренек в мокром плаще-дождевике. И отчаянно забарабанил в дверь капитанского кабинета:

— Срочное донесение! — голос паренька дрогнул на высокой ноте.

Дверь отворил Кубач. И Тиса увидела недовольное лицо Витера. Старшина с досадой и нетерпением уставился на прибывшего. За его спиной Трихон рассматривал носки своих сапог.

— Что у тебя? — услышала Тиса раздраженный голос отца из глубины кабинета.

Посыльный с трудом перевел дыхание, прежде чем сказать:

— Станичник пятой сторожи, Порфилий Пяточкин, — представился солдатик тонким голосом, тяжело дыша. Глаза его лихорадочно блестели. — Беглые, господин капитан! Их нашли!

Кубач и Витер подались вперед.

— Где?! Когда?

— Все четверо мертвые, — продолжил посыльный, и словно сам испугался своих слов, прошептал. — Недалече от пятой сторожи.

— Как так мертвые? — крякунул Кубач, тряхнув усами.

— Это наши их уложили?! — на лице Витера отразилось острое сожаление от того, что он пропустил горячую схватку.

— Не, — мотнул головой гонец. — Наши тута не при чем. Когда наши пришли, те уже лежали сожженные. Тама вам самим бы взглянуть, ваши благородия.

Кубач-таки снова захлопнул дверь, и Войнова в недоумении присела на подоконник. Четверо беглых погибли. В голове не укладывалось. Четверо… на фоне алых языков пламени… падающие один за другим на землю в свете пылающего леса. Ее видение, — Тиса коснулась пальцами висков. Беглые каторжники? Значит, они сгорели в том пожаре. По коже прошлись мурашки. Еще немного и ее стошнит. Тиса поспешила стряхнуть с себя воспоминания, сжимая с силой голову руками.

Она вздрогнула, когда дверь снова распахнулась, и Пяточкин трусцой покинул кабинет.

— Вы слышали, что делать, — услышала она голос отца. Скрипнуло кресло, это означало, что капитан поднялся. — Через полчаса будьте готовы выехать на место. Пяточкин покажет дорогу. Что касается Якшина, разгвор исчерпан.

— Но капитан, — хотел было возразить Витер.

— Исчерпан, я сказал. Вы плохо слышите, старшина? — отец поднял бровь с выражением брезгливого недовольства, которое было так знакомо Тисе.

— Виноват, — процедил старшина.

Одарив Кубача и шкалуша тяжелым взглядом, Витер вышагнул из кабинета и пронесся к выходу с поджатой челюстью. Вслед за ним из кабинета вышли Кубач и Трихон. Прикрыли за собой дверь.

— Так Якшин, ты в моем подразделении, — прохрипел Кубач. — Почитай, тебе повезло. Сейчас мне не до тебя. Но это не значит, что тебе и дальше будут сходить с рук подобные выходки. Понял?

— Так точно, Кубач Саботеевич! — отчеканил Трихон.

— На первый раз за самоволку предупреждение. Узнаю, что снова улизнул — вылетишь отсюда, как пробка из бочки с бражкой, — прогремел грозно Кубач. — Да и вот что, — Кубач потрогал кончик длинного уса. — О том, что слышал о беглых дахмарцах — придержи язык покамест.

— Понял, — кивнул шкалуш.

— Вот и договорились. Вечером изобразишь моим хлопцам пару своих рудненских вывертов. Видал я на Горке твои уменья. А теперь марш в казарму!

— Слушаюсь! — Трихон покинул библиотеку, бросив напоследок взгляд на стеллаж, где пряталась Тиса.

Кубач Саботеевич задержался. Тиса видела, как какое-то время он чесал макушку, с выражением озабоченности на лице.

— Поглядеть надо бы своими зенками, а потом уж на веру брать. А то насочинять горазды… — пробурчал он в усы, прежде чем удалился.

Тиса в раздумьях отправилась в лечебный корпус. Она и сама не горела желанием распространяться о погибших беглых, даже лекарю. Там не все было ясно, а вопросы Агапа могли снова включить в голове калейдоскоп из обрывков видения.

Агап заварил снадобье из ряски, подробно проговаривая рецепт. Войнова слушала в пол уха, кивая головой с умным видом. Мысли то и дело возвращали девушку к услышанному разговору в библиотеке и делали ее рассеянной. Следующие три часа, оставив Бореньку под присмотром Глафиры, лекарь и его помощница посвятили тому, чтобы обойти семьи с детьми и напоить лечебным отваром малышей.

Когда же Тиса освободилась, поспешила на чердак. Поджидая ее, Трихон курил, забравшись на подоконник. Согнулся, иначе в этом окошке не поместишься. Ноги высунул на крышу и похоже совершенно не обращал внимания на моросящий дождь. Девушка тихо подошла незамеченной и коснулась мужских плеч. Шкалуш склонил на бок голову, прикасаясь шершавой щекой к ее руке.

— Ты здесь, — он сбросил с себя задумчивость и развернулся к девушке, поднялся. — Как я рад тебя видеть, — произнес он, словно с ее приходом ему стало легче дышать.

Они потянулись друг к другу. Тиса обвила его шею руками, не в силах сдержать улыбку от радости встречи.

— Я все слышала. Ты теперь у Кубача в подразделении. Это хорошо, — прошептала Тиса. — Но что заставило отца тебя перевести?

— Кубач Саботеевич заступился, — Трихон погладил каштановые волосы девушки. — По его мнению, мой бывший командующий привносил в служебные отношения личную неприязнь и поэтому не мог оценивать адекватно поступок подчиненного. Об этом он и сказал твоему батюшке. В доказательство припомнил драку на Горке.

Тиса покачала головой с досадой.

— Витер теперь этого так не оставит.

— Мне не привыкать, — серые глаза на миг блеснули колючим лезвием.

Девушка вздохнула:

— А эти несчастные каторжники. Я так поняла, они сгорели? Это правда?

— Похоже, что так, — Трихон отвернул лицо на пучки подвешенных к потолку лекарственных трав.

— Боже, какая ужасная смерть, — покачала головой Тиса, чувствуя, как заныло сердце от жалости к незнакомым людям. — Отец поехал туда…

Трихон снова взглянул на Тису, хотел что-то сказать. Вместо этого опустил голову, взял теплую ладонь девушки в свои прохладные руки и погладил большими пальцами по гладкой коже. Затем поднес к губам девичью раскрытую ладонь и поцеловал.

Войнова улыбнулась, провела рукой по ершистому чубу.

— Я заступаю в станицу, — поднял он голову.

— Ты? — удивилась Тиса. — Но еще не прошло полгода, как ты в части. Новичков не берут в станицы.

— Старшина решил, что я готов к службе на заставе, — юноша пожал плечами. — Поэтому скоро мне придется уйти, Тиса.

Он посмотрел ей в глаза.

— Сейчас? — огорчилась девушка. — Ты уходишь прямо сейчас? В эту ночь?

Парень кивнул. Войнова погрустнела. Четыре дня без Трихона — это не то, о чем она мечтала. Заметив ее настроение, Трихон улыбнулся, нежно притянул девушку к своему телу:

— Ты будешь меня ждать?

— Ты знаешь, что да, — вздохнула Тиса.

— Тогда мне все по плечу, — он коснулся губами ее виска. Девушка потянулась навстречу ласке.

По карнизу заколотил дождь, но двоим хватало тепла, чтобы обогреть сердца.