Когда Гладстон торжественно пообещал «умиротворить Ирландию», ситуация на острове была неспокойной и нестабильной. Катастрофическое положение, вызванное картофельным голодом, и чувство горечи, не оставлявшее людей, породили в 1858 году движение фениев (от древнеирландского fianna — легендарной военной дружины древних ирландцев). Фении поставили себе задачу навсегда разорвать связь с Англией. Возглавил движение Джеймс Стефенс. В 1867 году несколько восстаний фениев провалились, лидеров арестовали, троих казнили в Манчестере за нападение на полицейский фургон, в котором был убит охранник. Последующие британские правительства игнорировали суть ирландской проблемы — землевладение, ибо дело было в нем, а не в отчаянном республиканстве фениев. Вопрос землевладения затрагивал большинство ирландцев. К чести Гладстона, он приступил к решению этой проблемы сразу после формирования своего первого правительства в 1868 году. Похоже, он вселил в ирландцев надежду, признав несправедливый характер колонизации. Он, в частности, заявил, что «старые ирландские идеи искоренялись исключительно грубой силой — актами, изложенными в своде законов, но не доходили до душ ирландцев».

Заявления подобного рода из уст британского премьер-министра вдохновили ирландских националистов, таких как бывший фений Майкл Дэвитт (1846-1906), который обвинил «диктатуру лендлордов, установленную в этой стране Англией несколько веков назад» (намек на англо-ирландский класс, часто называемый «западными британцами», многие из которых предпочитали жить в Англии). Различие заключалось в том, что Дэвитт хотел положить конец английскому правлению в Ирландии, а Гладстон, напротив, хотел его сохранить.

 

Расформирование ирландской церкви

Еще более ненормальным, как полностью признал Гладстон, было положение ирландской церкви. Будучи эквивалентом англиканской по другую сторону Ирландского моря, она пользовалась всеми привилегиями последней, но не получала никакой поддержки. До 1829 года католические ирландцы вынуждены были слушать мессу на улице, в то время как священнослужители епископальной церкви проповедовали в пустых храмах.

В 1868 году Гладстон объявил, что церковь Ирландии «должна прекратить свое существование» как государственное образование, но его удивила реакция на это заявление. Разгневанные ирландские клирики выступили против «святотатственного нападения» либерального лидера, хотя отменить его были не в силах. В 1869 году палата общин аннулировала 5 статью Акта об унии 1800 года. Это разорвало связь ирландской протестантской церкви с церковью Англии и поставило ее в то же положение, что и католическую церковь Ирландии. Как писал Гладстон лорду Гранвилю, это положило конец «скорбному спекулятивному вопросу».

 

Земельный акт 1870 года

 

Отделение церкви от государства доставило ирландцам некоторые неприятности, но земельный акт должен был принести «умиротворение», о котором в 1868 году говорил Глад-стон. Акт решал скромную задачу: фермеров защищали от выселения, однако не гарантировали землепользования, и ничего не было сделано для назначения справедливой ренты (этого решения оставалось ждать до 1881 года). В результате, как пишет один историк, «после 1875 года фермеры-арендаторы долгие годы испытывали давление, и на понижение арендной платы никто не шел». Если Гладстон надеялся подобными мерами решить «ирландский вопрос», то результат его разочаровал.

 

ДРУГОЙ ОСТРОВ ДЖОНА БУЛЯ

Похоже, виной всему было невежество англичан относительно Ирландии, поскольку даже самый заинтересованный в «ирландском вопросе» правитель, Гладстон, оказался весьма наивным. Страну он посетил только раз (в 1877 году, когда был в оппозиции) и в память о своем визите посадил в Эннискерри дерево. Хотя либеральные лидеры вроде Гладстона и Джона Брайта верили, что просвещенная политика может смягчить ирландские беды, другие были не столь снисходительны. Королева Виктория утверждала, что «эти ирландцы ужасные, отвратительные люди, не похожие на любой другой цивилизованный народ». Ее любимый премьер-министр Бенджамин Дизраэли, напротив, выражал недоумение, когда слышал, что английские государственные деятели не могут понять природу ирландских проблем: «Мне бы хотелось, чтобы какой-нибудь публичный человек объяснил, что такое "ирландский вопрос"... В один день это папа, в другой — картофель...»

Правительственные комиссии были столь же пренебрежительно надменными и враждебными в своих заключениях, как и королева. В «Докладе о положении ирландских бедняков в Британии» (1836) говорилось:

Ирландская эмиграция в Британию являет собой пример менее цивилизованного населения, подобного почве под более цивилизованным обществом. Не делая успехов ни в одной области промышленности, они захватили низшие области ручного труда.

Тем не менее Э. Томпсон отмечал, что ирландцев не назовешь «глупцами или дикарями», просто у них, «по сравнению с английскими ремесленниками, другая система ценностей». Они казались другими как в английском обществе, так и у себя, в беспокойной заморской стране. Журнал «Панч» был заполнен карикатурами, изображавшими злобных, вооруженных до зубов бандитов, готовых в любой момент нарушить покой империи Джона Буля. Они были безрассудными, ленивыми, преступными и — самое ужасное в глазах англичан — католиками. Мэтью Арнольд (1822-1888) мог только надеяться, что английская «добрая натура» в конце концов окончательно победит проблему, которая называется «ирландской натурой».

Презрение и раздражение с одной стороны встречали ненависть с противоположной. «Юнайтед айришмен» напоминал своим читателям, что «сакс — имя дьявола», а лидер националистов Уильям Редмонд заявил на собрании в Фермойе, что, на его взгляд, «нет ни одного человека — от Парнелла до него самого, — кто не ненавидел бы правительство Англии всем сердцем». Семьсот лет несправедливости и давления придали ирландскому вопросу моральный оттенок, но это не разрешило экономических и политических проблем. Несчастьем Ирландии, как отметил Патрик О'Фаррелл, было то, что отношение к ней Англии выразилось в «некомпетентности и безответственности английских политиков». Были и достойные исключения, такие как Гладстон и Джон Морли, но в целом вердикт справедлив.

 

Возникновение гомруля, 1872-1876 годы

Жесткая тактика фениев в 1860-х годах не достигла своей цели, а попытки Гладстона сдержать ирландцев удались в первый срок его нахождения у власти (1868-1874). Тем не менее начало 1870-х ознаменовалось важным событием — появлением ирландской национальной партии, которая называлась Лигой гомруля (самоуправления). Партия намеревалась достичь своей цели конституционными средствами, возглавлял ее Айзек Батт (1813-1879). В 1867 году он защищал узников-фениев, в результате чего оказался противником акта об унии Великобритании и Ирландии. Он хотел «восстановления отечественного законодательства, без которого в Ирландии никогда не будет настоящего процветания и мира», и в 1872 году помог основать Ассоциацию местного управления (в ноябре 1873 года ее преобразовали в Лигу гомруля). Такие действия в националистических кругах были встречены с подозрением, и газета «Дублин ивнинг пост» назвала лигу «подлым притворством». В контексте ирландской проблемы лига, однако, представляла движение вперед, а Гладстон мало что мог предложить. Ирландские епископы отвергли его план создания в Ирландии университета, а королеву Викторию возмутило предложение Гладстона сделать принца Уэльского постоянным наместником в Дублине. Каким бы ужасным ни был «Берти», в Ирландию она его не сослала. В июне 1871 года на аудиенции королева сказала Гладстону, что Шотландия и Англия заслуживают большего королевского присутствия.

Выборы 1874 года мало исправили положение, так как Дизраэли и консерваторы получили преимущество над либералами в сто голосов. Новый премьер-министр никогда не выказывал ирландцам симпатии, как признает его биограф Роберт Блейк, «он для них никогда не делал и не говорил чего-то полезного». Такое негативное отношение Вестминстера означало, что в 1874 году любые инициативы пятидесяти семи членов ирландского гомруля не находили отклика. Да и сам Батт быстро терял влияние на фоне восходящей звезды, Чарльза Стюарта Парнелла (1846-1891), члена парламента от Западного Мита. В 1875 году в своей первой речи на заседании парламента Парнелл возразил против определения Ирландии как «географического фрагмента», а в 1876 году задел чувства англичан, отрицая, что в 1867 году в Манчестере ирландцы совершили какие-либо преступления.

 

Прошлое Парнелла

 

Новый ирландский лидер был необычен в двух отношениях: он был протестантом, хотя первым выказывал готовность служить делу ирландского национализма, и к тому же лендлордом, значит, мог бы поддерживать британские порядки. Но отец его матери в войну 1812 года был адмиралом, и в 1780-х годах Парнеллы пытались добиться для Ирландии независимого парламента. Вполне естественно, что столь радикальные традиции семьи в соединении с пылким темпераментом (бешеный нрав способствовал его исключению из Кембриджа) сделали Парнелла лидером гомруля. Как метко выразился Майкл Дэвитт, это был «англичанин из сильнейших, заточенный под ирландскую проблему».

 

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПАРНЕЛЛИЗМА

Парнелл наделил ирландский патриотизм динамикой, но он лишь подпитывал идеями новые силы ирландского общества образца XIX века, без них его лидерство не стало бы таким эффективным.

Удивительным кажется сокращение числа безземельных ирландских тружеников после голодных лет. Вот цифры:

1841 - 16,1%

1871 - 13,8%

1881 - 9,1%

Это означает, как заметил Джордж Бойс в своем великолепном исследовании «Национализм в Ирландии», что

безземельные крестьяне играли все меньшую роль в развитии политического движения, опиравшегося на людей, получавших средства к существованию от земли. Напряжение между крестьянами и фермерами, бывшее важной причиной насилия до голодных лет, стало менее ощутимым.

В партии Парнелла состояли фермеры-арендаторы. Попытки использовать недовольство безземельных крестьян не помешали расширению движения гомруля.

Способствовали росту движения и электоральные изменения, в особенности Акт об ирландском избирательном праве (1850). К 1853 году 88,7% ирландского электората имели право избирательного голоса, хотя самые бедные слои населения все еще не могли голосовать.

 

ГРАМОТНОСТЬ И ПРЕССА

Движению парнеллизма в немалой степени способствовали грамотность и газеты. В 1851 году читать умели 53 процента населения старше пяти лет, а к 1911 году цифра возросла до 88 процентов. Рост грамотности шел рука об руку с распространением популярной прессы, так что к 1913 году издавалось 230 местных газет. Журналисты, такие как Тим Харрингтон из «Керри сентинел» и Джеймс Дейли из «Коннахт телеграф», играли важную политическую роль в своих графствах.

 

Влияние католической церкви

 

Ни один анализ парнеллизма не будет полным без обсуждения взаимоотношений членов движения гомруля и католической церкви. Парнелл понимал, что католические епископы обладают большой властью и влиянием, и обратился к ним. Они, в свою очередь, благословили Парнелла и его сторонников. Уолш и Кроук, лидеры католической иерархии 1880-х годов, сочувствовали национальным устремлениям, и местные священники приняли деятельное участие в организации партии Парнелла.

 

ФЕНИАНИЗМ

В 1879 году католический архиепископ Макхейл пошел на фениев в жестокую атаку, но Парнелл всегда знал, что альянс с «обитателями холмов» весьма ценен. Публичного поощрения насилия он избегал, тем не менее началу его карьеры сильно поспособствовала защита бывших фениев, таких как Майкл Дэвитт. В этом отношении изменение тактики фениев в начале 1870-х годов было для Парнелла жизненно важно. К 1873 году те решили поддержать Лигу гомруля на следующих выборах и отвергли утверждение Стефенса, что только фениаство спасет нацию. Это решение означало, что вплоть до 1890 года Парнелл постарается добиться самоуправления конституционными способами.

 

ЗЕМЕЛЬНАЯ ВОЙНА, 1879-1882 ГОДЫ

На этом основании Парнелл и его союзники-фении затеяли то, что после 1879 года назовут «земельной войной». Кампания стала ответом на кризис в сельском хозяйстве 1870-х годов. К счастью, благотворительная организация, учрежденная герцогиней Мальборо, предотвратила повторение ужасных страданий времен картофельного голода. Тем не менее люди опасались, что страшные дни 1840-х годов могут вернуться, и Парнелл постарался этими чувствами воспользоваться.

Летом 1879 года в Уэстпорте, графство Мэйо, он произнес речь, в которой бросил вызов существующей системе земельных рент. Он заявил, что

справедливая рента — такая рента, которую арендатор может позволить себе платить на данный момент, но в плохие времена от арендатора нельзя ждать тех денег, которые он платил в хорошие времена...

Это заявление встретило немедленный отклик наиболее грамотных и политически подкованных арендаторов. Они присоединились к кампании Парнелла и Дэвитта, направленной против фермеров, захвативших собственность арендаторов, не способных выплачивать ренту. Такие люди, заявил Парнелл, должны быть отправлены в «моральное Ковентри», народ должен отвернуться от них, как от прокаженных.

Эта кампания совпала с возвращением Гладстона в большую политику. В 1880 году он вновь занял пост премьер-министра и был еще решительнее настроен покончить с «ирландским вопросом». Его естественными союзниками в кабинете либералов были радикалы сэр Чарльз Дилк и Джозеф Чемберлен, но Гладстон чувствовал себя обязанным завоевать голоса тех либералов, которые хотели восстановить в Ирландии закон, поскольку, независимо от согласия Парнелла, сторонники фениев стреляли в лендлордов.

 

Земельный акт 1881 года

Решением стал компромисс — земельный акт в сочетании с принудительным дал значительные права вице-королю Ирландии, представлявшему британскую корону. Земельный закон, однако, был мерой, продолжившей процесс, начатый Гладстоном в 1870 году. Фермеры получали право при посредстве специальных судов фиксировать на пятнадцать лет арендную плату, так что их теперь нельзя было согнать с земли. Акт содержал положения о справедливой ренте, свободной торговле и неотчуждаемом праве на имущество. Но в нем имелись и серьезные пустоты: к примеру, 130 000 арендаторов, запоздавших с выплатой ренты и не удовлетворявших требованиям, остались ни с чем.

Парнелл открыто выступал против принудительного акта. Он и тридцать пять членов парламента были исключены из Вестминстера. Парнелл разгневал либеральное правительство уже тем, что в 1880 году посетил США и возобновил связи с тамошними фениями. В одной речи он зашел столь далеко, что выразил желание «уничтожить последнюю связь Ирландии с Англией». Гладстон вышел из себя и обрушился на него с нападками в речи в Лидсе:

Если в Ирландии еще возможна борьба закона с полным беззаконием, то тогда, джентльмены, без промедления скажу: ресурсы цивилизации еще не исчерпаны.

В октябре 1881 года Парнелл а арестовали и посадили в Килмингеймскую тюрьму в Дублине.

Нельзя сказать, что это было особенно неприятно: во многих отношениях тюремное заключение Парнеллу было выгодно. Как указывает Роберт Ки,

для него все сложилось как нельзя лучше: он оказался мучеником в стране, с которой хотел порвать в любом случае. В то же время он был освобожден от всякой ответственности за продолжающееся насилие.

Нахождение Парнелла в тюрьме, хотя и выгодное, было непродолжительным, к тому же ему не терпелось освободиться. Кампания фениев против лендлордов провалилась, а Парнелл был поглощен любовью всей своей жизни — Кэтрин О'Ши, «дорогой королевной». Она была женой Уильяма О'Ши, члена парламента от графства Клер. Муж закрывал глаза на ее связь в надежде, что это поможет его политической карьере. Фактически именно Кэтрин была посредницей между Гладстоном и Парнеллом, что помогло последнему выйти из тюрьмы.

У так называемого «килмингеймского договора», заключенного в мае 1882 года, были два условия, пусть и не зафиксированные на бумаге. Парнелл обязался использовать свое влияние для прекращения бунтов, а Гладстон — снисходительно отнестись к ирландскому гомрулю. Казалось, дело пошло на лад, как вдруг последовал сокрушительный удар.

 

Убийства в Феникс-парке

Беда пришла, откуда не ждали: У. Форстер, главный секретарь по ирландским делам, ушел в отставку в знак протеста против «килмингеймского договора». Его сменил лорд Фредерик Кавендиш, племянник Гладстона со стороны жены. По приезде в Дублин, в первый же вечер, Кавендиша и его помощника Томаса Берка зарезали члены группы, называвшей себя «Непобедимыми». Убийства в Феникс-парке сделали невозможной сотрудничество Парнелла и либералов, особенно когда стало известно, что в этом деле замешаны члены Земельной лиги.

Настали скверные времена. Насилия и убийства в Ирландии вынудили правительство Гладстона издать еще один принудительный акт. Но на сей раз Парнелл четко заявил, что действует конституционным путем, и еще отчаяннее стал бороться за ирландские места в парламенте.

 

Борьба за гомруль, 1885—1886 годы

На этой стадии тактика ирландской партии была достаточно гибкой и осторожной, а потому она и не вступала в альянс с Гладстоном. В 1885 году правительство пало, на смену ему пришли консерваторы во главе с лордом Солсбери. Поскольку тори находились в меньшинстве, они зависели от помощи ирландцев. Парнелл верил, что консерваторов можно убедить принять закон о гомруле. Ирландцы хотели этого, потому что боялись радикальных либералов. Возможно, они проявили наивность в анализе намерений консерваторов, их сбили с толку заявления лорда Рэндолфа Черчилля (он тогда находился в зените своей блестящей карьеры). Николас Мэнсерг не сомневается в том, что в ирландских иллюзиях следует винить Черчилля:

Он всегда возражал против гомруля, и все же ни один человек, за возможным почетным исключением наместника, лорда Карнарвона, не сделал больше для убеждения ирландских лидеров в том, что сотрудничество с тори может привести их к заветной цели.

Те же иллюзии разделял и Гладстон. Он надеялся, что с ирландской поддержкой в палате общин можно убедить Солсбери принять закон о гомруле.

Он рассчитывал, что такая стратегия придаст законность большинству тори в палате лордов, на что либералы не могут надеяться. Вышло так, что родной сын Гладстона, Герберт, разрушил планы отца, преждевременно сообщив о его желании протолкнуть закон. Это сообщение имело двойной эффект. Гладстону не удалось добиться для Ирландии гомруля. Во-первых, лорду Солсбери стало известно о желании Гладстона (его кабинет уже решил разорвать переговоры с Парнеллом). Во-вторых, разглашение намерения Гладстона привлекло внимание Джозефа Чемберлена, лидера радикалов, и он полностью настроился против него.

Гладстон и, разумеется, Парнелл думали, что Чемберлен сочувствует ирландским настроениям, однако они ошибались. Чемберлен выступал против принуждения и даже способствовал освобождению ирландского лидера из Килмингейма, но никак не мог согласиться на сужение власти имперского парламента. В 1880 году он заявил, что «Ирландии не может быть предоставлена национальная независимость», а также что «необходимость отмены конституции в Ирландии не доказана...». В националистических кругах его и Дилка недолюбливали как лидеров нонконформистского радикального крыла либеральной партии, да и в вопросах социальной политики с Парнеллом и ирландцами у них было мало общего.

Последовавшая за тем драма соткана из череды недоразумений. Гладстон и Парнелл думали, что консерваторов можно использовать для достижения ирландских целей, и ошибочно они видели в Джозефе Чемберлене союзника в отстаивании гомруля. Первый просчет объясняет публичную поддержку Парнеллом консерваторов на декабрьских выборах 1885 года. Второй просчет Гладстона в июне 1886 года закончился непрохождением первого закона о гомруле.

Третий кабинет Гладстон сформировал в феврале 1886 года, и билль стал главной его целью, однако с самого начала дело было обречено на неудачу. Либералы встали стеной, да и Чемберлен отказал в поддержке, когда хорошенько вчитался в текст закона. Согласно этому документу, ирландские члены парламента уходили из Вестминстера. В Ирландии должен был появиться однопалатный парламент, управляющий всем, кроме внешней политики, обороны и торговли. Имперские полномочия весьма существенно сужались, и Чемберлену это не понравилось. В марте 1886 года он подал в отставку. Когда в июне 1893 года билль был представлен к голосованию, либералы во главе с Чемберленом выступили против, и палата общин его отвергла. Ирландские члены парламента кричали ему «Иуда!» и «Предатель!», но в июле после голосования было объявлено: 316 консерваторов и 78 либералов выступили против гомруля, «за» проголосовали 191 либерал и 85 ирландских патриотов.

Еще одним фактором стала яростная оппозиция гомрулю в Ольстере. Лорд Рэндолф Черчилль разыграл свою знаменитую «оранжевую карту», что подтвердило неправильное суждение о нем Парнелла. Черчилль призвал ольстерских протестантов бороться против гомруля. Он представил тот как средство развала империи. Протестантов не пришлось долго убеждать. Единение католиков и протестантов, бывшее отличительной чертой ирландского восстания 1798 года, бесследно исчезло.

Оглядываясь назад, трудно не согласиться с вердиктом Николаса Мэнсерга по поводу поражения 1886 года:

Чем внимательнее изучаешь политическое положение 1886 года, тем больше убеждаешься: даже при самом искусном использовании голосов ирландцев аннулирования унии добиться было невозможно.

Попытка Гладстона протолкнуть гомруль любой ценой провалилась и из-за того, что он переоценил силу своей партии, и из-за неготовности электората принять его доводы. Один вопрос, однако, был выяснен: если гомруль когда-нибудь будет принят, произойдет это только при объединении либералов и ирландских патриотов. И Гладстон поставил себе целью этого добиться.

 

Поражение Парнелла

Прежде чем гомруль снова поставили на голосование, он потерял своего главного приверженца. В 1890 году Парнелл стал жертвой викторианских двойных стандартов: ему поставили в вину продолжительную связь с Кэтрин О'Ши. Парнелл потерпел поражение фактически после главного своего триумфа: с помощью поддельных писем его попытались связать с убийствами в Феникс-парке. Человек по имени Пиггот, подделавший письма, покончил жизнь самоубийством. «Тайме», опубликовавшая подделку, вынуждена была извиниться, а Парнелла поздравили в палате общин. И все же через два года, в связи с бракоразводным процессом, репутации Парнелла был нанесен удар. Муж миссис О'Ши, бывший до той поры добровольным сообщником влюбленных, не получив своей выгоды, вышел из игры.

Китти О'Ши

Парнелл, со свойственным ему мужеством, отбивался, но враги оказались слишком сильны. Католическая церковь обвинила его в адюльтере, и большинство сторонников не осмелились выступить в защиту Парнелла. Он оскорбил и моральные принципы Гладстона, которые тот ставил выше приверженности гомрулю. Гладстон объявил ирландцам, что не останется лидером либеральной партии, если Парнелл не покинет свой пост. История закончилась личной трагедией Парнелла, сопротивлявшегося традициям ирландского общества. Его попытка восстановить прежний альянс с шотландскими горцами провалилась из-за вмешательства католического духовенства.

Серия местных выборов, на которых Парнелл пытался восстановить свое лидерство в ирландской партии, окончилась потасовками. В 1891 году он простудился и умер на руках миссис О'Ши. Гладстон сказал, что «Парнелл был самым замечательным человеком, которого я знал». Его влияние на ирландскую историю огромно. Попытка разрешить ирландскую проблему конституционным путем, а не с помощью насилия, не умерла вместе с ним; он и изложил свою точку зрения в самом, возможно, знаменитом своем высказывании:

Ни один человек не имеет права устанавливать границу продвижения нации. Ни один человек не имеет права сказать своей стране: ты пойдешь туда и не дальше. Мы никогда не пытались зафиксировать ne plus ultra относительно прогресса ирландского народа и никогда не станем этого делать.

Историки могут спорить, был ли Парнелл «сепаратистом» в прямом смысле этого слова (некоторые, например доктор Бойс, это оспаривают), но своими действиями он сумел поставить ирландский вопрос в центр политики Вестминстера.