После того как на «губе» побывали неудачливые визитеры из столицы, жизнь в санатории «Калчи» и у самого Зобова вроде бы нормализовалась. Особняк отделали еще роскошнее прежнего, а место разбитого «Филипса» занял более крутой «Филипсмэчлайн» — лучший телевизор года. Исполненный значимости, генерал с усмешкой говорил адъютанту:
— Со мной, брат, тягаться мало кто может. Разве что из Москвы псы понаедут. Да и тех купим, все они там твари продажные. А тявкам вроде этих пацанов и вовсе уши поотрываю без разговоров. Как там наши дела?
— Дела-то хорошо, — сказал адъютант, отнюдь не разделявший уверенности шефа. — Но, Виктор Сергеич, вы этих зверенышей плохо знаете. Они на всякую пакость способны. У нас сейчас не государство, а сплошь мафиозный клан. Напоют какой-нибудь шишке, что, мол, стратегическая часть превратилась в, извините, собственность командира, которой он распоряжается, как хочет, сунут на лапу поболе нашего и — комиссия. Очень это может быть.
— Н-да? — озаботился Зобов. — Считаешь? Надо упредить. У меня вот какая идея. Надо нам новое подразделение организовать — что-то вроде собственной службы безопасности и контрразведки. Выбери из офицеров и личного состава особо доверенных и объясни ситуацию — мол, если загремим, то все вместе и с бо-ольшим грохотом. Таких немало наберется. Рыльце-то у многих в пушку. Вон какие коттеджи в Калчах отгрохали. И зарплату им утрой, нет, удвой. Разработай метод поощрений. Выявил неблагонадежного в части, сообщил куда надо — премия. Все равно меньше потеряем, чем тем охламонам платить.
— Сделаем, Виктор Сергеич!
Вскоре в части появилась и быстро переросла даже самый многочисленный батальон связи новая единица — подразделение охраны, офицеры и бойцы которого усиленно жрали, спали и накачивались железом в спортзале. На «тридцатке» все чаще стали вспыхивать драки между «крутыми», как их окрестили, и остальным личным составом. Командиры рот жаловались Зобову:
— Господин генерал, вчера «крутые» из ПО двоих солдат измочалили. Придрались, что те им честь не отдали. А ведь и те и другие — рядовые.
— Ладно вам! — прикрикнул Зобов. — Нашли повод для фискальства. Сами виноваты — могли бы и козырнуть, рука не переломится. Впредь — приветствовать личный состав ПО как военнослужащих офицерского ранга. Не кривите рожи-то, бестолочи! Они не меня — вас стерегут.
Не согласных с политикой командира части офицеров постепенно выжили.
— Вот и славно, — говорил Зобов, подписывая очередной рапорт. — Еще одним мудаком меньше.
К весне следующего года часть превратилась в хорошо охраняемый, беспрекословно подчиненный Зобову объект скорее хозяйственно-финансового, чем военно-оборонительного толка. В свободное от боевых работ время, которого из-за отсутствия таковых было предостаточно, личный состав пахал на строительстве дач, коттеджей и в приусадебных хозяйствах офицеров, зорко охраняемых разъевшимся ПО.
В конце апреля в кабинет к Зобову вбежал встревоженный адъютант:
— Виктор Сергеич! Похоже, серьезные неприятности.
— Чего там? Проверяющий из Хабаровска?
— Комиссия из Москвы. Вылетели сегодня утром. Меньше чем через сутки будут у нас.
— Ну так что? Приготовь достойную встречу, про конвертики с баксами не забудь. Кто во главе-то?
— Генерал-лейтенант Бессонов.
Зобова будто током ударило. Он помрачнел. Бессонов летал на инспекции в те части, где снятие с должности командира было делом решенным.
— Может, пронесет, — сказал он после минуты тягостного молчания. — Документы у нас в порядке. Те, которые для гостей. В части тоже, вроде, все в порядке.
— Не в документах дело, Виктор Сергеич, — вздохнул адъютант. — Они их и смотреть не будут. Тут ФСК, похоже, поработала. И компромата на нас, я чувствую, выше крыши.
— Так, — поставил точку Зобов, — вот оно и пришло, время икс. Пора заметать следы. Всю наличность — за бугор. Акции «Курорт Калчи» продать. В части объявить особое положение. Личный состав ограничить в передвижении. Отпуска отменить, перебьются. В караул на склады оружия, ГСМ, аэродром — своих людей из ПО. Пора им поработать. И в казармы человек по десять. А комиссию все же встреть по-человечески, понял?
— Понял, Виктор Сергеич.
— Иди.
Адъютант топтался на месте.
— Что еще?!
— Виктор Сергеич, а может, лучше покориться судьбе? Так мы можем далеко зайти.
— Покориться судьбе?!
Зобов зверел с каждой секундой.
— Ты что, мать твою, хочешь, чтобы я отдал э-то все? На блюдечке им поднес? Да я глотку перегрызу любому, кто ко мне лапы протянет. Иди и выполняй приказ!
Комиссия прибыла на следующий день. Сухой, выбеленный временем генерал-лейтенант лихо сбежал по лесенке транспортного самолета и в недоумении остановился перед «мерседесом».
— Чья машина? — осведомился он у подполковника — командира подразделения охраны.
— Генерала Зобова, господин генерал-лейтенант.
Бессонов дернулся:
— Какой, к лешему, я тебе господин? Это что еще за обращение?
— Виноват, товарищ генерал-лейтенант.
— Так-то лучше. Нет, брат, извини, мы люди простые и на вон том транспорте доберемся.
Бессонов со свитой направились к машинам сопровождения. Колонна рванула от аэродрома к «тридцатке».
Генерал покосился на камуфляж и погоны водителя, на которых на фоне голубых петлиц красовался щит с двумя, крест-накрест, мечами.
— Это что еще за род войск?
— Подразделение охраны, господин генерал-лейтенант.
Бессонова передернуло.
— Не слышал о таком. Чья инициатива?
— Генерал-майора Зобова.
— Так, — зловеще протянул Бессонов и всю оставшуюся дорогу не проронил ни слова.
Трюк со столом, возлияниями и конвертами не прошел. С аэродрома Бессонов сразу направился в штаб части. Узнав об этом, Зобов немедленно выехал туда же.
Насупя брови, Бессонов сидел за командирским столом и перебирал бумажки. Стараясь повыше поднимать ногу под колыхающимся животом и тянуть носок, Зобов промаршировал в кабинет:
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Ожидал вас в своей хате, думал, захотите отдохнуть с дороги, подзаправиться маленько. Может, дела на завтра отложим?
— На том свете отдохнем, — сухо сказал Бессонов. — Пока мои счетоводы с твоей «липой» разбираются, я с тобой поговорить хочу. Закрой дверь. Садись. Ну, рассказывай, как до такой жизни дошел?
— До какой, товарищ генерал-лейтенант? У меня все документы в порядке.
— Наплевать на документы. Вся эта хозвозня меня не интересует. Что творится с частью?
— Часть в полном порядке, товарищ генерал-лейтенант, — заявил Зобов. — Проводите боевые хоть сейчас.
— Почему количество офицеров сократилось едва не вдвое? Почему появилось и на какие шиши существует так называемое ПО? Почему личный состав разболтан, в конце концов? Я спрашиваю — отвечать!
За годы, проведенные в должности командира части. Зобов как-то отвык, чтобы на него кричали. Поэтому, как ни старался ответить со смирением и вежливостью, у него получилось плохо.
— Офицеры разбежались потому, что хотят есть, а, не получая по полгода зарплату, им это удается труднее с каждым месяцем. Подразделение охраны создано для того, чтобы защитить часть и принадлежащие ей ценности от посягательств извне. А насчет того, что личный состав разболтан, тут вы, товарищ генерал, неправы. Солдаты трудятся, а не слоняются без дела по казармам в отсутствие боевых работ, каковых в последнее время стало, благодаря нашему бесхребетному правительству, всего ничего, а точнее, один прибавить один — две штуки в полгода.
Бессонов, ожидавший, что припертый, как ему казалось, к стенке Зобов начнет юлить и изворачиваться, изумленно откинулся на спинку кресла.
— Ну и наглец! — проговорил он минуту спустя. — Я таких еще не видывал. Жрешь, пьешь за счет государства, карман ворованным добром набиваешь, и вместо того, чтобы если не покаяться, так хоть «извините» сказать, зубы мне показывать вздумал? Хотел я сначала понять что-то, разобраться, а теперь вижу — херня дело.
Бессонов торжественно встал, проверил пуговицы на кителе — все ли застегнуты — и раздельно произнес:
— Властью, данной мне государством и президентом, я объявляю, что вы, генерал-майор Зобов, арестованы. Немедленно сдайте оружие и следуйте за мной.
Он сказал это и с облегчением подумал: «Слава Богу, еще одно неприятное дело позади. Через сутки снова дома. На пенсию, что ли, попроситься? Надоело».
Зобов сел, закинул ногу на ногу и, вздохнув, закурил сигарету.
— Вы что, не поняли меня? — произнес Бессонов скорее не грозно, как хотел, а удивленно.
— Да понял я вас, генерал, понял. Только никуда я отсюда не поеду. И вас не отпущу.
— Что?! — взревел Бессонов.
Дверь кабинета открылась, и в проеме появился подполковник в сопровождении двух солдат из ПО.
— Ну что там комиссия? — спросил Зобов. — Устроены?
— Так точно, господин генерал! Правда, места не хватило, по двое пришлось.
— Вы там их не обижайте! Чего попросят — выполнять беспрекословно.
— Где члены комиссии?! — заорал Бессонов. — Да я вас…
— Будет вам, генерал, воздух-то сотрясать! Ничего с вашими драгоценными прилипалами не случилось. В Калчах они, на курорте. Под охраной, конечно. Сядьте вы, ей-богу.
Позеленевший от гнева генерал бухнулся в кресло. Зобов достал из сейфа бутылку водки, плеснул треть стакана и пододвинул Бессонову:
— Пейте, не отравлено.
Бессонов негодующе отвернулся. Зобов сжал зубы и, ускоряя шаг, стал ходить по кабинету. Потом внезапно подбежал к столу и, перегнувшись, спросил генерала:
— Так, значит, я плохой, да?
— Ты подлец, — без промедления ответил Бессонов. — По тебе веревка плачет. Нет, сначала трибунал, а потом — веревка.
— А за что?
— А за все. Попрание кодекса чести офицера. Развал части. Самоуправство. Воровство. Превышение полномочий. За пьянку, в конце концов!
Бессонов поперхнулся, закашлялся и, схватив стакан, одним глотком осушил его.
— Попрание… Эх вы! — Зобов покачал головой. — Слушай, генерал, давай начистоту. Ты ведь, я понял, все про меня знаешь? Сорока на ушко принесла?
— Ну, допустим.
— И сколько офицеры получают, да? И какие у них премии? В каких домах они живут вместо засранных ДОСов?
— Все это имеет первоисточником воровство, — упрямо сказал Бессонов. — И началось оно с восьми лодок типа «Казанка» и полевой кухни пять лет назад.
— Ох, вспомнил! — усмехнулся Зобов. — Ну, своровал. А что, другие меньше тянут? В Кара-Кумах на учениях роты участвуют, а в отчетах — общевойсковые массированные наступления. И списывают потом все, что под руку попадет, от торпед до зимних полушубков. Ну, воровал, каюсь. Делал как все, зато курорт выстроил — а это уже, как говорится, что-то!
— Добренький какой! — иронично сказал Бессонов. — Деньги-то с него ты себе в карман кладешь.
— А вот тут неправда ваша, — упер палец в потолок Зобов. — У меня правило — живи сам и давай жить другим. Любой человек — от авторитета до президента — должен этого закона придерживаться. Нарушил — все! Конец правлению. Да вы сами спросите кого угодно — как им сейчас живется? Раньше что солдатня круглый год в столовой жрала? По две ложки сухой картошки. А сейчас? Хотите, в солдатскую столовую свожу?
— Не хочу, — пробурчал Бессонов.
— Вот то-то и оно. Раскричались там у себя на бугре — нарушил! Наворовал! С пониманием подходить надо, объективно.
— Ты, Зобов, даже не в том виноват, что все здесь на свой лад перекроил. Дело в том, что у тебя тут не армия, а курортно-агропромышленный конгломерат. Тебя Родина поставила здесь военные задачи выполнять, а не новую конституцию писать. У тебя же голый финансизм. В армии важна идея, патриотизм.
— Да бросьте вы, генерал, — сморщился Зобов. — Какая, к черту, идея. Семьдесят лет что-то там строили-строили, пыхтели-пыхтели, на восьмом десятке выяснилось — не то. Начали опять что-то строить. Вы в курсе — что именно?
Бессонов промолчал.
— Вот и я не знаю — что. И леплю на свой лад. Может, правильно, может неправильно — время покажет. Но тот факт, что я доволен и люди вокруг меня довольны, убеждает меня, что тактика выбрана верно.
— Утомил ты меня своей болтовней, — сказал Бессонов. — Хитер, лис. Плесни-ка еще мне десять граммов.
Через два часа в кабинет заглянул адъютант и оторопел: на кожаном диване в обнимку сидели Зобов с Бессоновым и вразнобой пели:
— Витя! Мне ведь и самому эта херня не по нутру, — пьяно говорил Бессонов. — Я ж весь там. — Он ткнул большим пальцем через плечо. — Меня не разогнуть. Сломать можно, а разогнуть — ни-ни. Но и ты, Витя, не прав. Если я на одном краю, то ты — на другом. Ты — как собственное государство: тут у тебя и гражданское население, и армия, и курорт. А у нас этого не любят. Чечню знаешь? Ах, знаешь. Так вот — что получилось? И с тобой так же будет. Налетят орлы и поклюют.
— А я им корму подброшу, — засмеялся Зобов.
— Нет, Витя, — зашептал Бессонов, им все надо. Установка такая оттуда, — он показал наверх, — от больших людей. Им все надо.
— А я не отдам, — сказал Зобов, — не на того напали.
— Отберут, Витя, — печально улыбнулся генерал. — Пошлют армию, не отмашешься. И будет это все, — Бессонов развел руки, — принадлежать другому.
На следующий день Бессонов улетал. Загнав в самолет всю свою компанию и задержавшись у трапа, сказал Зобову:
— Ну, прощевай, господин генерал. Первый раз у меня такая инспекция вышла. Рапорт я, конечно, представлю по всей форме, а там уж пусть решают, что с тобой делать. Сам-то я перестал понимать, где правда, а где кривда. По армейским законам тебя надо за решетку упрятать, по нынешним бизнесменским медаль дать, а по-человечески — Бог тебе судья.
Транспортник сотряс аэродром ревом мощных двигателей и ушел за Калчевскую.
— Ну что, Виктор Сергеич, пронесло? — спросил адъютант. — Вон как в обнимку в кабинете сидели.
— Водка, — махнул рукой Зобов. — Мало ли что за рюмашкой бывает. Попробовал под рубаху-парня сработать. Где-то наплел, где-то правду сказал. Только время оттянул. Теперь точно знаю — нас в покое не оставят. И следующими гостями будет группа захвата. Потом суд, арест счетов и имущества и — тюрьма. Эх, сыграть, что ли, в последний раз. По крупной.
— Вы про что, Виктор Сергеич?
— Дать шифровку в Москву — отвяжитесь, мол, ребята, а то хуже всем будет — и нам, и вам. Как думаешь, проймет?
— Вряд ли. Столичные дельцы — народ с гонором, привыкли себя пупом земли считать. Не получится, Виктор Сергеич.
— А я попробую, — угрюмо сказал Зобов. — Я хозяин, помещик и, стало быть, самодур. Шлея мне под хвост попала. Я ж не собираюсь всему государству угрожать.
— Они и есть государство.
— Тьфу на тебя! Заладил. Сам знаю, что от Москвы до самых до окраин все оккупировали. С такими и надо пожестче. Нет, я все же попробую. Садись, будем радиограмму сочинять.
В 00.00 по Камчатскому времени с антенного поля аэродрома умчалась в столицу шифрованная радиограмма. Приняв ее, дежурный радист отнес листок бумаги в шифровальную группу. Расставив цифры и буковки в том порядке, как требовалось, шифровальщик выпучил глаза и рванул наверх, в правительственные кабинеты. В солидном военном учреждении разгорелся шухер.
Шифровка гласила:
«В последний год участились попытки давления на командование и офицерский состав в/ч 35252. Не получая какой-либо помощи извне в хозяйственном и финансовом отношении, коллектив части сумел все же найти выход из создавшегося положения, и только благодаря этому было обеспечено существование и боеготовность важнейшего форпоста на Дальнем Востоке. Без преувеличения можно сказать: нас забыли. И вот, когда часть процветает, когда нашли решение многих хозяйственных и военно-технических вопросов, кому-то понадобилось наложить лапу на достояние коллектива в/ч 35252. Участились комиссии, проверки и прямые угрозы в адрес руководства части. Мы решительно заявляем, что никому не позволим прибрать к рукам то, что было нажито тяжелым каждодневным трудом, и дадим отпор всякому посягательству на в/ч 35252. В случае применения в отношении нас силы мы вынуждены будем прибегнуть к оружию.
Командование и офицеры в/ч 35252»
Прочитав радиограмму, начальник Генштаба чуть не проглотил сигарету.
— Это что? Бунт?! Восстание? Он что, спятил, этот Зобов? Соедините меня с ним немедленно!
В особняке у Зобова зазвонил телефон. Он взял трубку.
— Господин генерал, вас Москва, Генштаб.
— Давай ее, матерь нашу.
— Генерал Зобов? — раздался в трубке знакомый голос.
— Так точно, товарищ маршал!
— Я получил от вас странную радиограмму. Что там у вас происходит?
— У нас-то как раз все хорошо. Только вот не нравится это кому-то. Оказывают давление, угрожают. Вы бы разобрались, товарищ маршал.
— Я разберусь. Только вместе с вами. Немедленно вылетайте в Москву. Командование сдадите начальнику штаба.
— Не могу я приехать, — угрюмо и решительно сказал Зобов. — Оставьте нас в покое. Службу как надо несем, сзади не плетемся, вперед не высовываемся. Надежный тыл. Никакой от нас никому головной боли.
— Ну что же, хорошо, — сказал маршал. — Всего доброго.
Следующий звонок был командиру Петропавловск-Камчатского гарнизона.
— Петр Васильевич? Здравствуй, дорогой!
— Здравия желаю, Андрей Петрович!
— К тебе есть дело. Надо, не поднимая большого шума, арестовать и доставить в столицу командира в/ч 35252. Десант пока не бросай. Тихо надо, понял?
— Понял. А можно вопрос? Чем он так провинился?
— Ты его давно знаешь? Что за человек?
— Давненько. Командир как командир. С сумасшедшинкой только. И ворует. Не больше, правда, чем остальные.
— Сумасшедший, говоришь?
— Не так выразился. Оригинальничает много. Хитрый. Принципы где-то в лейтенантском возрасте посеял. В общем, «новый русский» в погонах.
Маршал помолчал.
— Как считаешь, может он, если его прижать хорошенько, выкинуть что-нибудь этакое? Часть, например, поднять?
На том конце провода помолчали.
— Не знаю, товарищ маршал… Но вообще-то и крыса, если ее в углу зажать, смелой становится. Пятьдесят на пятьдесят.
— Ну ладно, бывай. Как операцию закончишь, тут же доложи.
На следующий день в Калчи втянулись с разных сторон восемь человек в гражданской одежде. Они встретились на берегу Камчатки, посовещались и порознь двинулись к части. Эпопея с захватом мятежного генерала продолжалась неделю. Троих «шпиенов» взяли прямо у колючки предусмотрительно выставленные Зобовым посты. Подвергнув пришельцев допросу с пристрастием, выяснили место встречи остальных, и через час все восемь сидели в помещении гауптвахты.
— Замнут они это дело или попрут? — задумчиво расхаживал по штабу Зобов. — Как считаешь?
— Попрут, конечно, — уныло сказал адъютант. — Очень уж одиозная вы личность, Виктор Сергеич. Выбросят десант и повяжут всех. Или пришлют из Москвы спецов и тихо-мирно, извините, вас того… Там есть профессионалы — не чета этим восьмерым. «Альфа», например.
— «Альфе» сюда еще добраться надо. Вот что — позови ко мне подполковника… как его… командира летунов и командира батальона связи.
Вскоре оба стояли в кабинете Зобова.
— Вот что, радиолюбитель, — сказал Зобов командиру батальона связи, — разворачивай часть своих локаторов от побережья на круговой обзор. PC-135 нам теперь не нужны. Будешь просматривать подступы к части. Заметил отметку на экране — сообщаешь летунам. А ты, — обратился Зобов к подполковнику с голубыми петлицами, — немедленно истребитель в воздух и все — слышишь — все летательные аппараты, направляющиеся к Калчам, поворачиваешь назад.
— А если не подчинятся?
Зобов помолчал.
— Вы вообще-то с кем — со мной или с теми? — Он кивнул на запад. — Только честно.
Командир батальона связи, у которого коттедж был «на выходе», кивнул головой:
— С вами, Виктор Сергеич.
— Я тоже, — пробасил подполковник. — Живем мы тут славно, в лишних едоках не нуждаемся. Сбить, что ли, если не подчинится?
— Сбить. Но я думаю, до этого дело не дойдет — повернут.
— Ладно, сделаем.
Первый нарушитель воздушного пространства самостийно возникшего государства Калчидония появился на экране локатора в 12.30 следующего дня. Истребитель немедленно взмыл вверх.
— Вижу противника, — через двадцать минут доложил летчик. — В воздухе «ЛИ-2». Направляется к Калчам.
— Разворачивай его, — приказал подполковник.
— Что-то они не торопятся разворачиваться, — вскоре доложил летчик. — Прут себе помаленьку. Лепечут про горючку, мало, говорят.
Командир летунов мысленно перекрестился и вздохнул:
— Приказываю сбить к едрене фене.
Истребитель кувыркнулся в боевом развороте и всадил «ЛИ-2» в крыло пушечную очередь. Еще одну — в хвост.
— Возвращаюсь на базу, — сообщил летчик. — А эти черти живы, «лашка» горит синим пламенем, они, как муравьи, от нее чешут.
— Ну и ладно, — махнул рукой подполковник.
Убивать ему все же не хотелось. Довольный тем, что все обошлось без крови, он позвонил Зобову:
— Сбили только что самолет, отказавшийся выполнить приказ, господин генерал. Экипаж и пассажиры самолета живы.
— Вот так, — весело сказал Зобов. — Наука впредь. Далеко от Калчей?
— Километров тридцать.
— Говоришь, живые? Дня за три хорошего хода до Калчей могут дойти. И неизвестно, что это за пассажиры. Спецгруппа, точно. Про нашу душу. Давай действуй, командир. Разыщи их и приведи ко мне, поговорим. А если будут оказывать сопротивление, то, — Зобов вздохнул, — вступай в бой и уничтожай. Если враг не сдается — сам знаешь.
Командир в/ч 35252 положил трубку и вышел из штаба. Махнул рукой телохранителям — не нужны — и медленно пошел домой. Встречающиеся на пути офицеры и «крутые» замирали и, козырнув, смотрели на Зобова кто со страхом, кто с восхищением, кто с сожалением и сочувствием, как на человека конченного.
До сих пор все было больше похоже на игру, чем на противостояние командира части и кучки чиновников в Москве. Подумаешь, арестовал комиссию — человек с юмором воспринял бы случившееся как хохму и посмеялся над стариком Бессоновым. Радиограмма — серьезнее, но ее тоже можно рассматривать как попытку привлечь внимание высшего командования к давлению определенной группы людей на часть. Сбитый самолет… Можно что-нибудь наплести про роковую ошибку, случайность и свалить часть вины на летунов. Пока еще не поздно остановиться. Разжалуют, конечно, но под трибунал вряд ли отправят. Откупится, сор из избы выносить не захотят, спустят дело на тормозах. И что? И все. Жизнь, можно сказать, закончена. Будет сидеть остаток лет старичок Зобов на лавочке где-нибудь в Испании перед мраморным бассейном с голубой водой и греть на солнышке свой необъятный живот, который, мать его, растет не по дням, а по часам.
Зобов миновал восточный КПП и, по-прежнему задумчивый, медленно пошел по дороге, ведущей в Калчи. «Крутой» в чине сержанта проводил его взглядом, потом снял трубку. На том конце провода произнесли:
— Штаб. Слушаю.
— Он ушел по дороге к поселку, — ответил сержант. — Наверное, туда.
— Молодец, — одобрил невидимый собеседник. Хорошо службу несешь. Не забуду.
На полдороге Зобов свернул на тропинку, ведущую в тайгу, туда, куда маленьким белым пальцем велел идти безымянный указатель. Метров через триста тропа резко пошла вверх и уперлась в небольшой туннельчик, заканчивающийся бронированной дверью. Зобов поднял руку, чтобы нажать кнопку звонка, но дверь уже медленно отъезжала в сторону. Видеокамеры добросовестно рассказали, что на пороге — хозяин.
Ступени круто повели вниз. Там на освещенной площадке стоял капитан и поправлял китель.
— Здравия желаю, господин генерал!
— Здравствуй, Ефимов, здравствуй. Как дежурство? Что новенького в твоем заведении?
— Отделение в составе капитан Ефимов, сержант Фетисов и ефрейтор Галиуллин заступило на дежурство в 15.00 местного времени. За время дежурства никаких происшествий не произошло.
— Это хорошо, что не произошло, — сказал Зобов. — Ну веди, показывай свою конуру.
Они вошли в маленький лифт. Капитан нажал кнопку, и капсула провалилась вниз. Живот у Зобова подпрыгнул к груди.
— Вот отрастил, — пожаловался Зобов капитану. — Хожу, хожу, а толку никакого. Может, бегать начать?
Ефимов скромно улыбнулся — начальство изволило шутить. Лифт затормозил так же резко, как и начал движение. Зобов и капитан вышли из кабинки. Еще одна бронированная дверь. Винтовая лестница. Дверь.
— Все, что ли? — спросил Зобов, когда капитан закончил крутить огромное колесо и овальной формы толстенный щит медленно вывалился наружу.
— Все, господин генерал, — проходите.
Зобов шагнул в невысокое, длинное помещение. Из-за пластикового стола вскочили и вытянулись в струну два солдата. Из стоящих рядов с компьютером колонок донеслись звуки выстрелов, стоны и загробная музыка.
— В игрушки играете? — сказал Зобов и подошел к компьютеру. С экрана в него целился робот. — Как называется?
— Думм, — испуганно сказал один из солдат.
Офицер исподтишка показал подчиненным кулак.
— Ладно тебе, — сказал Зобов. — Пусть играют. В этой яме с тоски сдохнуть можно. Где тут у тебя главная пусковая?
Ефимов повел генерала в небольшой отсек, где в центре пульта, усеянного рядами кнопок, под оргстеклом лежал ключ, похожий на ключ от английского замка. Зобов сел в кресло. Ефимов включил освещение в шахте. На экране появилось изображение хвостовой части и сопел стратегической ракеты-носителя. Капитан щелкнул тумблером, и камера медленно поехала вниз. Возникли и пропали стабилизаторы «Геркулеса», камера воспроизвела мощную колонку корпуса баллистического исполина и бесконечно долго ехала вдоль него. Наконец корпус стал сужаться и закончился пулевидной головной частью. Камера остановилась. Зобов долго молчал.
— Мощь, а, Ефимов? Спит себе и не ведает, на что способна. А пройдет пара лет, заявится сюда лихая команда с импортными наблюдателями, вытащит этого монстра из норки и разрежет на кусочки. Жалко будет, Ефимов?
Капитан пожал плечами:
— Должность жалко, господин генерал. Не будет этой дуры — упразднят. Работа, в общем, спокойная. Отсидел шесть часов — и домой. Команды на запуск все равно ведь никогда не будет.
— А ты бы хотел? — спросил Зобов. — Есть соблазн на кнопочку нажать? Чтобы р-раз — и пол-США вдребезги.
— Иногда хочется, — признался Ефимов. — Это ведь как ружье в лесу. Дичи нет, так по бутылкам палить начнешь.
— Это верно, — сказал Зобов. — Любой предмет просится использовать его по назначению. Но стратегическая — это не ружье. Нажал на кнопочку, порадовался своей удали, а потом остаток жизни будут по ночам шестипалые младенцы сниться. Старики с облезшей кожей, девушки с лысым черепом. И никуда от них не уйдешь.
— У меня нервы крепкие, господин генерал, — сказал Ефимов. — Если понадобится, я приказ выполню.
— Да? — удивился Зобов. — А вот я, честно скажу, не смог бы. Наплевал бы на все приказы. А ты, значит, герой? Ну что ж…
Зобов крутнулся в кресле к пульту лицом и, отбросив прозрачную пластиковую крышку, защелкал клавиатурой. Засветились экраны мониторов. Из динамиков над головой раздался переливчатый вой сирены. На табло напротив кресла появилась надпись: «Введите кодовую последовательность».
Зобов уступил место капитану:
— Садись. Дальше будешь сам действовать.
— Так я код не знаю, господин генерал.
— Набирай: 2154051276 — «Нарцисс» — 8. Кавычки не забудь.
Ефимов кончил клацать клавиатурой. На мониторе появился вопрос: «Уверен?» и ниже надпись: «Да» — «ENTER», «Нет» — «ESC».
Капитан вопросительно посмотрел на Зобова.
— Жми на «ENTER».
Надпись на табло погасла, вместо нее высветилась новая: «Ключ на старт».
— Ну что ты на меня уставился, — сказал Зобов. — Официальное заявление хочешь? Хорошо: приказываю вам, капитан Ефимов, осуществить подготовку и пуск межконтинентальной баллистической ракеты класса «Геркулес» с вверенной вам пусковой площадки. Действуй.
Мучительная борьба отразилась на лице Ефимова. Двигая пальцами, как во сне, он долго выковыривал из углубления ключ, потом никак не мог попасть им в щель. Когда ему, наконец, это удалось, на табло появилось новое сообщение: «Минутная готовность».
— Ключик повернуть не забудь, — напомнил Зобов. — А потом уже кнопку. Никак не наоборот.
Цифры на экране монитора неумолимо бежали к нулю. По лицу Ефимова заскользили крупные капли пота.
«Нулевая готовность» — выдало табло.
«Уверен?»
Шахта стратегической озарилась слабым белесым светом — наверху отъехала в сторону толстенная металлическая крышка. Вой сирены перешел в непрерывный звуковой сигнал.
— Дави на кнопку, — сказал Зобов, — чего ждешь? Мальчики трехногие в глазах?
Капитан протянул было руку к кнопке «У» на пульте, но в следующую секунду отдернул ее.
— Не буду, — сказал он.
— Почему?
— Не могу.
Сирена продолжала истошно вопить. Зобов подошел к пульту и выдернул ключ. Погасло табло. Потемнели один за одним экраны. Стало тихо. И только на мониторе продолжал висеть немой вопрос: «Уверен?»
— Вот и я не могу, — сказал Зобов, швыряя ключ в углубление. — Хотел бы дать просраться эти мудакам, но — не могу. И ты никогда не нажимай. Кто бы ни приказывал — хоть президент, хоть сам Господь Бог. Иначе потом сгрызешь сам себя. Ну ладно, пошел я. Проводи.
Они стали подниматься по лестнице.
— Господин генерал, можно вопрос?
— Валяй.
— Коды для запуска у президента в чемоданчике хранятся. Как же вы…
— Ну что ты как ребенок, капитан, — в сердцах сказал Зобов. — Какие сейчас на хер секреты. В нашей продажной стране можно купить все, заплатив соответствующую сумму. Не президент же программу полета составляет. Код — это несложно. Вот перенацелить носитель — это действительно проблема. Но если кто-то поставит такую задачу и заплатит достаточно хорошо, я думаю, найдутся умельцы без страха и упрека. Вот так.
Они остановились на верхней площадке.
— Ну ладно, — сказал Зобов. — Бывай, кэп. Неси службу. Наверное, не увидимся больше. Уезжаю.
— На повышение, господин генерал?
— Ага. В Москве жить буду. Будешь мимо «Матросской тишины» пробегать — заскакивай, поболтаем.
Зобов отодвинул большой рычаг-задвижку и с удивлением сказал:
— Что за черт! Не открывается.
Капитан толкнул дверь плечом, поднавалился.
— Заело? — спросил Зобов.
Ефимов обнюхал все стыки, приложил ухо к металлу и сказал обеспокоенно:
— Нет, не заело. Похоже, нас запечатали.