Аэропорт Чернявинска так и остался бы захудалым предприятием, едва сводящим концы с концами, если бы не грянувшая эпоха «хватай, что можешь». Пришедший на пост главы администрации области угрюмый, полубандитского вида Василий Чирков прославился не только тем, что в прямом эфире на вопрос «Как жить при нынешней зарплате многодетным семьям?» цинично ответил: «Поменьше рожать надо!» Обратив свой хозяйский взгляд на экономику области и следуя велению времени, Вася в одночасье создал множество ТОО и акционерных обществ, не забыв записать себя в число соучредителей. Одним из таких и стало предприятие «Чернявинский аэропорт». Действуя с размахом, голова затеял полное техническое и материальное перевооружение аэропорта с постройкой новой взлетной полосы, на которую, по задумке, должны были приземляться авиалайнеры всех типов. Стройка, которой руководила Васина жена, длилась пять лет и была с успехом закончена. Правда, к тому времени число самолетов, желающих поутюжить новую ВПП, катастрофически поуменьшилось, и более-менее регулярно совершались только чартерные рейсы «Чернявинск — Дубай», мотая туда-обратно мускулистых челночников.
Прочитав в расписании, что рейс «Чернявинск — Петропавловск-Камчатский» будет совершен «боингом», Владимир в приподнятом настроении ждал посадки на чудо-машину. Теперь же, когда «боинг» черной кляксой скользнул в вечернее небо, он разочарованно разглядывал полутемный салон с обивкой не первой свежести, плотные ряды кресел. Машину потряхивало нездоровой дрожью, и он поневоле прислушивался к реву двигателей, стараясь уловить — стакан ли это дребезжит в салоне стюардесс или что-то начало отваливаться в огненном нутре турбин. Пассажиров в салоне было немного. Выложить полторы тыщи новыми за билет в один конец — задача непростая, и Владимир логично предполагал, что, возможно, после посадки в Новосибирске и Хабаровске на Камчатку он прибудет в единственном числе. Спать пока не хотелось. Стюардесса не докучала своим вниманием, и Владимир, пересев на свободное место к иллюминатору, вспоминал, как в 1971 году, больше четверти века назад, его, девятнадцатилетнего молодого охломона, провожали в армию. Он закончил десятилетку, попробовал поступать в институт, но срезался на первом же экзамене — не потому, что был глупым, а потому, что был, как многие молодые, ленивым и ни черта не готовился. Увидев против своей фамилии в ведомости цифру, красноречиво говорящую об уровне его знаний на данном этапе, Владимир не особенно расстроился — было лето, девочки, и жизнь казалась вечной. Сияя бритой головой призывника, он ждал повестки, но ни осенью, ни весной следующего года его почему-то не забрали. Он устроился на работу в электроцех электродного завода и об армии как-то позабыл. Следующая повестка — в октябре — особо его не взволновала — пронесет. Но, пройдя медкомиссию и стоя перед грозными очами военкома, он услышал:
— Через два дня с вещами на сборный пункт.
Провожали его круто. Толпа родственников и друзей забила трехкомнатную «хрущевку» от дверей до балконных перил. Говорили тосты, давали напутствия. Потом всей толпой пошли на танцы в ДК «Электродник». С кем-то танцевали, с кем-то дрались, а потом, когда милиция, с пониманием отнесясь к призывнику, не стала забирать их в отделение, а просто выкинула на улицу, поехали в поселок Горняк провожать подцепленных девочек домой. Владимир помнил только, как обжимался с какой-то девчонкой и просил ему «дать». Девчонка плакала от жалости к нему, позволяла мять твердые с маленькими сосочками грудки, но «дать» отказывалась — нравы в те годы были построже теперешних. Раздосадованный Вовка послал ее подальше и пошел, плохо соображая, куда, по длинной темной улице шахтерского поселка. Домой он привалил под утро. Два часа сна совсем не освежили его, и когда утром те же друзья и те же родственники уже поредевшей толпой пошли сопровождать бедолагу к месту сбора, Владимира еще пошатывало от усталости и невыветрившегося хмеля.
Культурный дворец пел, плясал, клялся в верности. Лысые призывники, большей частью в фуфайках, с вещмешками, кто полупьяный, кто хмурый, кто веселый, стояли, окруженные провожающими, как островки в людском море.
Когда подали автобусы, внезапно в голос заплакал Вовкин дед. Неродной, суровый, от которого нельзя было дождаться ласкового слова, он стоял, обхватив внука одной рукой за шею, и сквозь слезы выговаривал:
— Смотри, смотри там, Вовка!
И только сейчас Владимир ощутил, что в жизни его совершается перелом, и, уезжая на целых два года неизвестно куда, он вернется назад совсем другим человеком. Сердце у него сжалось и, едва сдерживаясь, чтобы тоже не зареветь, он на мгновение прислонился к небритой мокрой щеке деда и побежал к автобусу.
Сутки их держали во дворе областного военкомата в огромной пустынной казарме, заставленной двухъярусными деревянными нарами. За забором военкомата бушевали родственники, знакомые, бросали бутылки с водкой, лезли через забор девки. Владимир, сжав зубы от головной боли, бродил по казарме, выискивая место, где ему устроиться, чтобы не сесть на перевернутую банку с килькой или свежую блевотину.
«Покупатели» подъезжали постоянно. Только-только познакомившись с кем-нибудь из призывников, Владимир через пару часов замечал, что знакомого лица в толпе нет. Формировались команды, приезжие капитаны и старлеи с голубыми, черными и красными погонами, повытряхивав из вещмешков спиртное, уводили новобранцев за ворота. Замотанный круговертью, без сна и отдыха, Владимир едва не опоздал на построение своей команды. Светловолосый кудреватый капитан указал на место в строю и сказал строго:
— Учитесь не опаздывать, солдат.
Их погрузили в плацкартный вагон, в котором изо всех щелей дуло, было грязно и сыро. Наутро состав прибыл в Екатеринбург — тогда еще Свердловск. Город был занесен снегом по уши — потому что располагался в трехстах километрах севернее Чернявинска и зима там наступила раньше. Разбуженные зычным окриком дебелой проводницы, солдатики продирали глаза. Владимир стряхнул с ворота пальто снежок, который надуло в щель окна, и, сипя простуженным носом, поплелся к выходу. Их снова посадили в автобус, потом запихали, как селедок, в «ТУ-104», и крохотная надежда пройти службу где-нибудь рядом с домом улетучилась вместе с пунктирной линией на взлетной полосе.
Потерявшие счет дням, они перестали соображать, куда их везут. Капитан и два сопровождающих его сержанта отмалчивались, как партизаны на допросе. Призывники засыпали капитана вопросами:
— А это сколько километров от Чернявинска?
— Да не очень много.
— А там город есть?
— Есть.
— Большой?
— Большой.
— Сколько тысяч население?
— Много.
— А река?
— И река есть.
— Большая?
— Большая.
Они летели на восток. Новосибирск, Чита, Хабаровск.
В Хабаровском аэропорту Владимир увидел на стене карту авиалиний, и расстояние в десять тысяч километров показалось ему дорогой от Земли до Марса. Занес же черт!
Глубокой ночью их снова построили на летном поле.
— Что, еще дальше? — ошарашенно спросил Владимир соседа. — В Америку, что ли, забросить решили?
На этот раз самолет был поплоше — старенький двухмоторный «ЛИ-2». Скорчившись на металлических откидных лавочках, расположенных вдоль стен, уставшие призывники молча поглядывали в черные иллюминаторы. Самолет рычал винтовыми двигателями, заглушая все остальные звуки. Временами его качало, как осиновый лист под ветром, бросало в затяжные ямы, и тогда казалось — еще немного, и «терра инкогнита», куда их везли, примет умотавшихся человечков в свои недра гораздо раньше положенного времени.
Самолет весело попрыгал по колдобинам маленького лесного аэродрома. Упаковав прибывших в крытую машину, которая никак не походила на американскую, капитан махнул рукой, и тарантайка покатила сквозь тайгу.
Их помыли в бане, майор со змеями на красных петлицах — медслужба — брезгливо осмотрел худосочные тела призывников и, признав всех годными не помереть через пять минут, удалился.
Выдача обмундирования, ночная кормежка, полутемная казарма, двухъярусные постели — все это слилось в голове у Владимира в картину под названием «Наконец-то прибыли». Он провалился в мертвый сон.
— Подъем!
— А?!
Первый подъем в армии — как первый интим с представительницей прекрасного пола — приносит столько же волнений и неожиданностей.
Владимир дернулся, вскочил на ноги, и тут же с верхнего яруса кроватей ему на шею сел тощий тип.
Толкая друг друга, путая сапоги и портянки, они кое-как построились в неровную шеренгу.
Светловолосый капитан посмотрел на них и заржал:
— Отбой!
Их четыре раза подняли и четыре раза отбили. В окна казармы светило яркое ноябрьское солнце. Здесь (где?) уже всюду лежал снег, и холод от сугробов проникал до костей. В казарме было холодно так, что при дыхании изо рта шел пар.
— Выходи строиться!
Они повалили к выходу. На выходе из дверей казармы новобранцы почему-то тормозили. Протолкавшись сквозь толпу ставших одинаковыми в светло-зеленой форме сослуживцев, Владимир выглянул наружу. У него захватило дух.
Прямо перед ним, нависая над головой, возносилась в бело-голубое небо гора. Абсолютно правильной конусовидной формы, она поражала величественным великолепием. Розовый, с яркими блестками снег стекал с ее изящно выгнутых склонов. Она стояла, возвышаясь над низкорослой тайгой, в окружении нескольких сопок, подобострастно склонивших перед ней округлые спины, как хозяйка, как владычица. Кофейного цвета дым из ее вершины стлался по склону и, оторванный ледяным ветром, россыпью кудрявых барашков-облачков улетал за горизонт.
Калчевский вулкан. Камчатка…
— Напитки, пожалуйста.
Владимир очнулся от воспоминаний. Стюардесса держала перед ним поднос с пластмассовыми чашечками.
— «Фанта»? «Спрайт»?
— А что-нибудь покрепче у вас имеется?
— Спиртные напитки за отдельную плату.
Владимир попросил сто пятьдесят коньяку с шоколадкой, мысленно произнес тост «за встречу» и через пятнадцать минут уже спал.
В Новосибирске «боинг» стоял долго. Ждали заправки горючим, потом группа то ли туристов, то ли изыскателей с оборудованием препирались с персоналом аэропорта из-за каких-то формальностей. Взлетели поздно ночью. Спать не хотелось. Изыскатели расположились в том же салоне, что и Владимир. Пообсуждали тупость таможенников и понемногу затихли. Место рядом с Владимиром занял бородатый насупленный мужик средних лет.
— В Хабаровск летите? — спросил Владимир, не надеясь на ответ.
Но мужик оказался словоохотливым. Он тут же отложил газету.
— Подальше, брат, Калчи Камчатские. На вулканологическую станцию.
— Вулканологи?
— Ты прав, брат. От макушки до пяток «курильщики».
— Я тоже в Калчи, — сообщил Владимир. — Из Чернявинска.
— Попутчики, значит.
— Попутчики. Я ведь служил там.
— Серьезно?!
— Да, довелось. Двадцать пять лет не был. Все мечтал вырваться, да как-то не получалось.
— А сейчас решились?
— Сейчас другое дело. Сын у меня там служит. К нему еду.
— Ого! — удивился бородач. — Любит Камчатка чернявинцев. Это уже преемственность поколений, брат. Глядишь, и внучок камчадалом станет.
У них началась спокойная беседа попутчиков, подходящих друг другу по возрасту, взглядам на жизнь, интеллекту. Через десять минут они перешли на «ты».
— Игорь Васильевич, протянул руку бородач, — но для тебя, Володя, просто Игорь.
— Годится. Может, по сто пятьдесят? За знакомство?
— Вдвоем как-то неудобно, брат. Сейчас я своих организую.
Он прошелся между рядами кресел, и вскоре к ним присоединились еще четверо успевших неведомо где загореть до бронзы товарищей Игоря — двое мужчин и две женщины. Все они оказались веселыми людьми, а пара бутылок, принесенных стюардессой, сделала полет в ночи вообще сказкой.
— Ты, брат, нас держись, — похлопывал Володю по колену Игорь, — у нас от Питера до Калчей самолетик зафрахтован. Деньги-то не трать, лучше сыну отдашь.
— Он правильно говорит, Володя, летите с нами, — включилась в разговор одна из женщин. У нас свой домик в Калчах. Вы надолго на Камчатку?
— Наверное, на недельку.
— Прекрасно! Мы свои дела за три дня провернем. А там на рыбалку сходим, поохотимся, тайгу покажем.
У нее были такие лукавые пройдошные глаза, и глядела она так многообещающе, что позови она его прямо сейчас собирать грибы в расстилающуюся под «боингом» тайгу — согласился бы.
— Ты, Лина, забываешь, что Володя уже бывал на Камчатке, напомнил ей один из вулканологов, Андрей. Он, наверное, получше нас знает тамошние места. Вы кем были в армии, Володя?
— Поисковиком. По тайге походил прилично. Однажды даже потерялся. Две недели бродил. Едва отыскали.
— Ой, как интересно! — взвизгнула вторая девушка. — Расскажите.
Владимир был очарован этими людьми. Замкнутый по натуре, он трудно сходился с окружающими, но сейчас чувствовал себя легко и просто. И считал, что обязан выполнить желание девушки. Все приготовились слушать.
— Граждане пассажиры! Прошу всех пристегнуться. Наш самолет начинает снижение. — Стюардесса нависла над ними суровая, как правда.
«Эх, Питер, Питер, каким ты был, таким ты и остался, — подумал Владимир, хрупая ботинками по гравию. — Только разноцветные, с импортным барахлом, киоски, как тараканы, разбежавшись по России, уткнулись в океан и притормозили — вот и вся новизна. Авачинская сопка — понятно, чего ей меняться, но те же деревянные домишки, те же кривые улочки. Двадцать пять лет — и все то же самое. Видно, сильно сглаживается гребень волны „перестройка“, пока прокатится „от Москвы до самых до окраин“».
Самолет с вулканологами улетал в Калчи утром следующего дня. Договорившись о месте встречи, Владимир устроился в гостиницу и поехал в город, где у него были дела на главпочтамте.
Автобус петлял между сопок, и в общем-то все было обыденно — сопки, больше похожие на огромные холмы, смешанный лес из берез и хвойных. Авачинская бухта, которая то появлялась, то исчезала слева по ходу автобуса и была чем-то похожа на уральские озера. Сознание того, что все это — сопки, бухта, лес — находится на краю света, наполняло Владимира трепетом, который был знаком ему еще с армейских будней.
Он позавтракал в столовке котлетой с гречкой на машинном масле по цене хорошей курицы — не материк, однако, — и пошел на почтамт, где его должна была ждать посылка.
У дверей он достал паспорт на имя Арбатова Геннадия Трофимовича с местной пропиской, который приобрел на Привозе в Одессе, еще раз тщательно осмотрел штамп, свою фотографию и, сдерживая волнение, шагнул в здание почтамта.
— Мне должна быть посылка, — заискивающе улыбнулся Владимир веснушчатой девушке.
Та взглянула на паспорт:
— Извещение где?
Владимир изобразил виноватое лицо:
— Вы понимаете, такая неудача… Внучок малолетний со стола стащил. И съел. Всю посылку в одну минуту проглотил!
Похоже, озорные веснушки не добавили жизнерадостности характеру девицы.
— Заполняйте бланк, — раздраженно буркнула она, швыряя белый листочек.
Посылку Владимир отослал из Чернявинска в Питер месяц назад, с запасом по времени, чтобы, прилетев, сразу получить ее.
Гостиничный номер был одноместным. Не потому, что так задумала администрация, а потому, что на площади размером два на три метра разместиться более чем одному человеку было невозможно. Кровать, платяной шкаф, холодильник, стол с телевизором на нем — в номере можно было сидеть и стоять с комфортом. Владимир закрыл дверь на ключ и вскрыл посылку.
Сверху лежала топографическая карта Камчатской области — «километровка», с великим трудом добытая в чернявинском турклубе «Аметист». Карта служила предметом особого раздражения Ольги. Когда Владимир, разложив огромную, как простыня, пятнистую бумагу, начинал ползать по ней, бубнить под нос названия камчатских речек, сопок, вулканов, Ольга цедила сквозь зубы:
— Опять на свою Камчатку залез.
— Хорошее имя — Камчатка! — говорил Владимир.
И записывал, запоминал, заучивал высоты гор и глубины рек, рассчитывал пути подхода к той или иной точке местности, время обхода болотистых низменностей и возможности перевалов через Восточный хребет.
Особенно его интересовала местность за рекой Камчатка в направлении от поселка Калчи, за вулкан Шивелуч — равнинная почти до побережья, изрезанная речками и невысокими холмами. Именно сюда летали они во время поисковых работ, и где-то там, притаившись, лежало то, ради чего четверть века спустя обычный, в общем-то, мужик решился на использование фальшивого паспорта, и… «И незаконное ношение оружия», — добавил мысленно Владимир, доставая из посылки цилиндрический алюминиевый футляр размером с большую сигару. Он отделил половину футляра и вынул из него металлическую шариковую авторучку. Владимир надавил на кнопку пальцем, и вместо стержня ему на ладонь выпрыгнул мелкокалиберный патрон.
Стреляющая авторучка была куплена им на толчке в центре. Два мужика, перекинувшись парой слов, отошли в голубые елочки, и один из них, получив оплату в виде желтых бумажек, как бы нечаянно уронил в снег тот самый алюминиевый цилиндрик. Второй, оглядевшись по сторонам, зевнул, присел на секунду и быстро пошел прочь, унося с собой в кармане оружие и статью 222 УК России о незаконном приобретении и хранении огнестрельного оружия.
Такие авторучки изготавливались на простаивающих механических заводах в огромных количествах, и благодаря безработице и преступности спрос на них постоянно рос.
Не рискуя пронести оружие в самолет — а поездом тащиться десять суток на край света не хотелось, — Владимир собрал посылку и отправил ее на имя владельца фальшивого паспорта в Питер. Он понимал, конечно, что рискует — его запросто могли взять на той же почте, если бы кому-то вздумалось досмотреть содержимое картонного ящика. Или исследовать паспорт, где каждый штрих кричал о том, что его владелец не тот, за кого себя выдает. Все это было рассчитано на безответственных, замотанных нуждой российских трудяг-почтарей, которым не до разглядывания под микроскопом документов. Сложнее будет в Калчах, где втихаря запросто могут проверить личность проживающего в гостинице. Рядом, в двух километрах, располагалась секретная часть, та самая, где он служил, и черт знает, что придет в голову службам обеспечения секретности. Чужой человек. А вдруг?.. Десятки раз проигрывая все ходы и выходы, Владимир всякий раз убеждался, что наименее рискованно именно то, что выбрал он. Отец едет к сыну. Это нормально. И, кроме того, на волне всех этих «открытых дверей» и рассекречиваний доступ на полуостров стал гораздо свободнее, чем в прежние времена.
Недаром сейчас перед ним лежала подробнейшая, выпущенная приличным тиражом карта, за которую в семидесятые, продав ее заинтересованным лицам, можно было заработать целое состояние.
Последним из посылки Владимир достал металлоискатель. Импортный, компактный, реагирующий как на цветные, так и на черные металлы, он обошелся Владимиру в половину суммы, вырученной от продажи гаража. Металлоискатель был им неоднократно испытан. Он исправно указывал местоположение закопанной в метре от поверхности монеты образца 1961 года и не захлебывался при приближении к ребристой чугунине батареи отопления. «Умеют ведь делать, мерзавцы, — еще раз восхитился Владимир, с любовью оглаживая изящную коробочку. — Ну неужели бы мы так не смогли?»
Он до сих пор болезненно воспринимал развал небольшого заводика на окраине города, своего цеха, выпускавшего точнейшие электронные приборы, которые вдруг оказались никому не нужны. Свое мнение о происходящем в стране Владимир составил давно. Сначала, как и многие, затаив дыхание, будто концерт популярного исполнителя, смотрел выступление М. С. Горбачева. После жующего сопли престарелого Брежнева, холодного и опасного, как змея, Андропова и никакого Черненко от него ждали чуда. Потом он негодовал и возмущался «вождем всех народов» тов. Сталиным, изничтожившим цвет армии и интеллигенции. Потом кивал и соглашался с «хорошим парнем» Ельциным, поделившим Союз с другими такими же хорошими парнями. А потом ему надоело. Он рассудил, что если бы у него было две жизни, то, может, одну он потратил бы на этот маскарад — партии, лозунги, политические течения, голосования. Но поскольку жизнь одна, то не стоит расходовать драгоценные дни на чижиков на экране телевизора. Обещание о встрече Ларисы Саготиной гораздо дороже обещаний всех политиков СНГ. Тем более что свое слово Лариса, в отличие от всех остальных, держала всегда. И еще он понял, столкнувшись с безденежьем, очень четко — никому до таких, как он, дела нет. Внуки, а скорее всего, правнуки, может, и будут жить процветая и нежась в лучах изобилия. Но большинство из среднего и особенно старшего поколения безжалостно отданы на заклание во имя будущего, которое, как дорога Санкт-Петербург — Москва, будет вымощена жизнями, судьбами и надеждами миллионов россиян. Поняв это, он решил использовать шанс, который давала ему судьба. Владимир сложил вещи из посылки в дорожную сумку. И вовремя. В дверь постучали. Он был почти уверен в том, кого увидит за дверью.
— Здравствуй, Володя! Гостей принимаешь?
— Тебя — и днем и ночью, — сказал Владимир, улыбаясь.
В общем, все между ними было ясно, не маленькие. Приятная молодая женщина и зрелый мужчина захотели небольшого приключения, без которых жизнь скучна и неинтересна. Кто поймет — не осудит.
— А у тебя уютно, — сказала, пройдя в номер, Лина.
— Очень. В детстве я любил надевать дедушкину фуфайку, залезать в картонную коробку из-под телевизора и спать там. Этот номер напоминает мне коробку. Тех же размеров. Может, даже поменьше.
— В тесноте, да не в обиде, — сказала Лина. — Где мне можно присесть?
Стул был один. Владимир усадил Лину на кровать, сам присел рядом, и они начали волнующую игру-прелюдию, без которой секс превращался в просто «трах».
— Прелестная женщина Лина однажды решила стать вулканологом. Почему?
— Люблю горы. Не просто каменные обломки, покрытые снегом, а красивые горы. А что может быть красивее вулкана?
— Ты права. На Камчатке тебе понравится. Величественнее Калчевской нет ничего. Та же Фудзи, только выше в два раза.
— Я почти уверена, что Камчатку не забуду очень долго.
— Здесь такие прозрачные реки, что их можно обнаружить с вертолета только по бликам от солнечных лучей. А поля цветущего шеломайника! В их аромате можно купаться, как в море!
— Обожаю цветы!
— Я приколю тебе цветы вот сюда.
Владимир коснулся пальцами ее отливающих медью волос.
— Терновый венец для грешной Магдалины?
— Венок из роз для прекрасной Лины.
Они складывали из слов, взглядов, прикосновений костер, который вот-вот должен был вспыхнуть.
— Ты умеешь нравиться, Володя.
— Только той, которая нравится мне.
Он протянул руку, наклонился, чтобы поставить на стол пустой бокал с шампанским, и их глаза оказались напротив друг друга. Лина чуть приподняла подбородок и приоткрытыми жаркими губами прижалась к его рту. Костер вспыхнул.
Кровать в номере была рассчитана на одного не очень толстого человека. Владимир, закрыв глаза, лежал на спине, а Лина на боку. Прижавшись к нему теплым животом и грудью, она нежно трепала губами мочку уха, и Владимир временами сладко поеживался от щекотки.
— Ты такой нежный, — прошептала Лина, — это такая редкость в наше время.
— А мне кажется, женщины любят сильных и грубых. Повелителей, в общем.
— Мужчины уже по своему призванию — повелители. А грубых любят не женщины, а самки.
— Тебе было хорошо со мной? — чуть смущенно спросил Владимир.
— Конечно, милый. Разве ты не понял? Очень хорошо. Ты славный.
— А ты знаешь кто?
— Кто?
— Ты мед.
— Такая прилипучая?
— Такая сладкая.
Он провел ладонью по ее изогнутому бедру. Везет же! Лариса, Лина… Что они в нем нашли? Может, он и в самом деле — что-то!
Владимира повело в сон. Глаза слипались. Сказывались семь часов разницы во времени.
— Отдохни, милый, — сказала Лина, — ты устал.
— А может мы… еще? — повернул к ней лицо Владимир.
— Не надо, — остановила его Лина, — дело не в количестве, а в качестве. А оно, поверь, было на высоте.
Владимир закрыл глаза и утонул в зеленой пучине сна.
Лина с улыбкой посмотрела на ставшее детским лицо, на полуоткрытый рот и бесшумно соскользнула с кровати. Она быстро оделась, выплеснула остатки шаманского из бокала Владимира, налила себе чуть из бутылки, выпила.
Потом вытащила из-под стола дорожную сумку и открыла ее. Она с интересом осмотрела металлоискатель, потом, наполовину развернув карту, внимательно изучила ее с одной стороны, с другой. Не найдя никаких пометок, аккуратно свернула. Авторучка заинтересовала ее больше. Лина умело выщелкнула патрон, усмехнулась и хотела было вставить обратно, но передумала. Присев за стол, она, раскачав, вытащила пулю. Потом высыпала порох из гильзы, аккуратно вдвинула свинцовую каплю обратно и снова зарядила авторучку. Порох она завернула в бумажку и выбросила в форточку. Белый мятый комочек исчез в куче мусора.
Лина оглядела комнату. Ее взгляд задержался на спящем Владимире. Она поправила на нем сползшее одеяло, подмигнула и ушла, плотно закрыв за собой дверь.