По иронии судьбы его привели в казарму батареи обеспечения поисковых работ — ту самую, где давным-давно Владимир провел два долгих года службы. В память намертво врезались маленькое бетонное крылечко, длинные газоны перед фасадом, большой портрет какого-то политика брежневских времен по центру здания и два красных флага. Сейчас портретов не было, не те времена, и флаг был один — российский триколор, но остальное будто сошло с фотографии двадцатипятилетней давности, хранящейся в солдатском альбоме. Те же пять ступенек, ведущих из тамбура в помещение поисковиков, дверь с табличкой «БОПР» и — дневальный рядом с тумбочкой?

Ни дневального, ни тумбочки не было. Вместо них на табурете сидел, расставив ноги, мордоворот с автоматом на коленях и жрал колбасу.

— Кого привели? — спросил он, едва выцеживая слова сквозь набитый рот.

— Не твое дело, — вежливо ответил один из сопровождающих Владимира ПОшников. — Где каптерка?

— А вон, — морда кивнул на третью от него дверь, — пустая. Может, его в оружейку?

— Без тебя знаю, что делать, — сказал ПОшник. — Открывай.

Морда нехотя вытащил из кармана связку ключей и вперевалку направился к каптерке. Дверь отворилась, Владимира втолкнули внутрь, и он остался в одиночестве.

— Ключ у меня будет, — сказал ПОшник, возясь в замочной скважине. — Ты хорошо только жрать умеешь.

— А если он поссать запросится? — спросил морда.

— Перетопчется, — сказал ПОшник. — От этого не умирают.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказал Владимир. — Я под дверь пописаю.

— А я тебе тогда башку оторву, — пообещал морда.

— Не получится. Ключа-то у тебя нет.

Морда выругался, забил себе в пасть очередной кусок колбасы и потопал на свое место.

Каптерка была размером чуть меньше оружейной комнаты. Вдоль стен и по центру ее стояли стеллажи для хранения обмундирования личного состава батареи, похожие на миниатюрные многоярусные нары. Сейчас стеллажи были пусты, из всей одежки в углу валялась куча рваных замусоленных ватников.

«Тюрьма для гномов, — подумал Владимир, расстилая ватники на полу ровным слоем. Ну вот и попался, следовало этого ожидать. Расслабился, разнежился, как кот на крыше. Нашел время. Но кто мог ожидать этой облавы? Хотя причина есть — шум, поднятый спецназом. Мог бы просчитать на миллиметр вперед, дубина. Что же теперь делать?»

Делать ничего не хотелось. Хотелось махнуть на все рукой и «отдаться воле волн», авось вынесет из штормящего океана к берегу. Может, Владимир так бы и сделал, но память услужливо стала подбрасывать сюжеты из прожитой жизни, когда он вот так же расслаблялся и в итоге всегда оказывался в проигрыше. Поверил обещаниям начальника ГТС — «мы вам поставим через месяц отдельный телефон, зачем вам спаренный» — и в итоге остался без того и другого. Поленился лишний раз проверить документы на трехкомнатную квартиру — в итоге живет в двухкомнатной. Да мало ли? Это, конечно, далеко не то, что сейчас, но вывод один — под лежачий камень… Владимир вспомнил про похороны школьного друга. Умер парень в декабре — холод был собачий. Это сейчас сервис — плати деньги и все будет — и могила, и памятник. А тогда…

Они с отчимом покойного Сереги приехали в этот маленький городишко морозным светлым утром, и сразу выяснилось, что почти ничего не готово для похорон. Сговорились с двумя парнями из кочегарки насчет могилы, привезли их на кладбище, а сами поехали: Владимир за венками, отчим за водкой для поминок. К вечеру на кладбище Владимир ехал уже один — отчим в невменяемом состоянии валялся на полу и скрипел зубами. Найдя среди сугробов место для могилы, Владимир пришел в состояние шока — выкопано на два штыка, рядом валяются лопаты, лом и — никого. Вот тогда-то он впервые понял, что такое безвыходная ситуация. Ехать назад? Он постоял с минуту и почувствовал, как в нем начинает просыпаться незнакомое доселе чувство — отчаяние, злость, ярость. Как говаривали комсомольские вожаки — если не ты, то кто же? Владимир сбросил пальто, схватил тяжелый «карандаш» и спрыгнул в яму. Покачивали, удивляясь, белыми головами деревья, свет мертвых звезд прокалывал ночное небо, а он, сдирая кожу на ладонях, махал лопатой, долбил ломом каменную землю и знал — сделает. К четырем утра могила была готова. Владимир поел снега вместо булочки с чаем и, покачиваясь, вышел на дорогу. Какой-то ночной водила с изумлением выслушал бессвязный рассказ и — старые добрые времена — не побоялся посадить его в легковушку. Опохмелившийся отчим виновато моргал красными глазами и, наливая дрожащей рукой очередную рюмку, горестно говорил, что хоронить придется без памятника. Владимир, может, и согласился бы, но чувство, рожденное морозной ночью было живо — сможет. Ни слова не говоря, он надел пальто на промокший от пота свитер и вышел из дома.

Где взять в шесть часов утра в день похорон памятник в маленьком городке? Единственным местом, где могло произойти такое чудо, был режимный завод на окраине. Проваливаясь в сугробы, Владимир побрел через призрачную степь. Как его не задержала охрана, когда он лез под двумя рядами колючей проволоки, не учуяли собаки — дело тайное и невероятное. Поплутав по территории, он нашел деревообрабатывающий цех и сразу направился на поклон к начальнику. Стукнувшись в запертую дверь, Владимир подошел к кучке работяг.

— Мужики, — сказал он громко, так, чтобы слышали все, — умер человек, сегодня похороны. Нужен памятник.

Они приготовили его за час — деревянную пирамидку со звездой. Вынес Владимир его через проходную, открыто, не таясь. Суровый охранник загородил дорогу и спросил:

— Куда?

— Туда, — сказал Владимир, глядя ему прямо в глаза.

Сила какая-то исходила от него, или что-то свыше руководило им в ту ночь? Охранник поспешно отступил в сторону.

Вспоминая не раз потом эти похороны, Владимир убеждался, что в те дни он шагнул на новую ступеньку своего «я» — тот уровень, когда он сможет сделать все, что захочет. Надо только захотеть.

Владимир приподнялся на локте, потом сел, навалившись спиной на холодный радиатор водяного отопления. Оружие, необходимо хоть какое-то оружие — длинный гвоздь или металлический птур. Где его взять? Владимир поднялся, обошел каптерку, пробуя на прочность стеллажи, стены. Все было сделано добротно и прочно, на совесть. Нужно подыскать нетривиальное решение. Какое? Например, нож. Какие они бывают? Финки, столовые, перочинные… Нет, не то. Копай глубже. Металлические, бронзовые… Не то. На память пришел импортный боевичок, где убийца использовал в качестве орудия убийства сосульку. Сейчас лето… А что же дерево? Ведь не железо он рубить собирается — мягкую человеческую плоть. Отщепить от доски кусок, заострить конец — чем не финка?

Владимир потрогал стеллаж, попробовал край доски ногтями, убедился, что нужен инструмент потверже, и впился в дерево зубами.

Твердая древесина поддавалась плохо. За час работы ему удалось отгрызть несколько маленьких щепок. Владимир подумал и выдернул из брюк ремень с металлической пряжкой. Теперь дело пошло быстрее. Поковыряв по краю доски глубокую канавку, Владимир засунул в нее край пряжки и надавил. Раздался громкий треск, и в руке у него очутилась заостренная на одном конце щепа длиной сантиметров тридцать.

За дверью каптерки раздались шаги.

— Ты чего там? — грозно спросил мордатый, и Владимир порадовался, что у того нет ключей.

— Живот пучит, — откликнулся он, — кормите черт знает чем. Сам-то колбаску жрешь.

— Заработал, — успокоенно объяснил морда и потопал обратно.

Теперь у него было какое-никакое оружие. Владимир пошоркал лучину пряжкой, подравнивая края и еще более заостряя конец, и спрятал ее за пазуху.

«Мало, — подумал он с сожалением и лег на ватники. — Ну, убью одного, а остальные? И сколько их будет — остальных? И вообще — когда применить свое „смертельное оружие“?»

Он поразмыслил еще немного и решил, что будет глупостью нападать на охранников, когда те придут за ним утром. Со всеми не справиться. Надо лететь в тайгу — адъютант в целях конспирации не возьмет с собой много сопровождающих — и действовать там.

«И все же риск большой, — решил Владимир. — За мной будет постоянный присмотр. И какая разница — пятеро их будет или трое. Всех сделать не сумею. Эх, гранату бы!»

Мысль, которая пришла ему в голову в следующую минуту, была настолько невероятной, что Владимир сначала отогнал ее, но чем дольше он обдумывал другие варианты, тем больше убеждался — шанс выпутаться есть.

Владимир подошел к стене, встал на колени и осмотрел пол, где края досок, скрытые плинтусом, упирались в беленую кирпичную кладку. Попробовал плинтус на прочность и стал пряжкой отколупывать засохшую краску. Когда между полом и плинтусом появилась едва заметная щель, Владимир с усилием протолкнул туда край пряжки и стал раскачивать.

«Хреновые вы, братцы, строители, — сделал он вывод, когда плинтус приподнялся над полом, а потом мягко отошел по всей длине. — Гвоздей пожалели. Экономика должна быть экономной, но не до такой же степени!»

То, что концы досок прогнили, обрадовало его еще больше. Владимир быстро выскреб часть одной из них так, что образовалось отверстие, в которое могла пролезть рука, и стал на ощупь исследовать внутренности подполья. Ладонь наткнулась на влажную землю. Владимир извлек пару горстей, внимательно осмотрел глинистую почву и жменями стал черпать ее, складывая в кучку на пол. Потом уселся рядом.

— Спасибо тебе, дедушка Ленин, за идею, — шепотом поблагодарил он великого революционера. — Ты делал из хлеба чернильницы, а я слеплю из глины гранату. Мир потрясти, как ты, я, конечно, не смогу, но кого надо напугать — напугаю.

Глины все же было маловато — ком, который Владимир мял, как тесто, рассыпался. Тогда он надорвал один из ватников, вытащил кусок серой ваты и, словно арматурой укрепляя слои, добился, чтобы на ладони лежал плотный черный комок, по форме напоминающий большое куриное яйцо. Лимонка Ф-1, классная осколочная граната. Теперь ей следовало придать более полное сходство с настоящей — выдавить пряжкой поперечные и продольные канавки, осколочную рубашку.

За окнами уже давно блудила ночь, по подоконнику цокал дождик. В каптерке стало совсем темно — хорошо еще, что из коридора в щель под дверью пробивался свет от лампочки. Когда в каптерку долетел храп — видимо, мордатый решил не травмировать свой перенасыщенный колбасой организм бессонницей, — граната была готова. Владимир взвесил ее на руке, осмотрел. По размерам годится, но нет того блеска, который имеют все металлические предметы. Старательно поплевал на ладони и приступил к доводке.

Через полчаса корпус лимонки был готов — отличить его от настоящего метров с пяти можно было только хорошо приглядевшись. Теперь требовались запал с кольцом — противник испугается только гранаты с выдернутой чекой. На корпус для запала Владимир использовал опять же кусок лучины. Снова раздался треск, но храп в коридоре не прекратился — измученный колбасой мордоворот спал крепко.

Несколько сложенных вместе деревяшек, обмотанных сверху нитками и облепленных землей, образовали вполне правдоподобный запал. Для кольца Владимир приспособил оторванную от ватника пуговицу. Не очень похоже, но это не страшно — кольцо никто не успеет разглядеть. Усталость от проделанной работы, а еще более от нервного напряжения накатила такая, что хотелось упасть.

«Подержись еще немного, — уговаривал себя Владимир. — Подумай, все ли ты сделал. Ах да — уборка!»

Он спихнул остатки земли в подпол, замел ватником, поставил на место плинтус и с досадой уставился на черные даже в темноте руки, которые выдавали его с головой. Он вздохнул, приспустил брюки и, набрав полные ладони мочи, стал тщательно смывать грязь.

«Вонища будет к утру, — подумал он, закончив процедуру, — сразу учуют. А плевать, сами виноваты. Тем более что разговор насчет пописать был. Теперь — спать».

«Граната! — мелькнула мысль. — Ты что же, в руках ее держать будешь?»

Владимир задумался. Карманы брюк? Заметно. За пазуху — выступает. Уходя, надеть ватник — это дело. Гранату за спину, ватник на плечи — по утрам холодно. Он затолкал гранату в рубашку, надел самую большую фуфайку и прошелся по каптерке. Все нормально.

«А если обыщут?» — подсказал голос.

Эта проблема была сложнее. Действительно, змей-адъютант осторожен. Заподозрит неладное или просто по установившейся практике обшарит Владимира — и финита. То-то посмеется.

Ему вспомнился боевичок — очень уж лихо действовал там красавец-супермен: кричал противнику «лови» и бросал ему свою М-14. Потом мгновенный удар по… ниже пояса, снова выхватывал винтовку и добивал ошарашенного врага. Отвлечь внимание от главного — хороший прием, и обдумать этот вариант стоило…

Сон все же сморил Владимира — беспокойный, со сновидениями. Тайга, сопки и десятки, сотни полуоткрытых шахт. Временами возникал адъютант и кричал: «Ищите!» Деревья превращались в солдат, те бежали к Владимиру и начинали рыться, но не в одежде, а в кустах, муравейниках, траве. Перед рассветом он внезапно проснулся и понял, что и как ему надо делать.

Солнце едва поднялось над тайгой, как в коридоре забухали кованые ботинки. Адъютанта Владимир встретил сидя на подоконнике — чтобы лежащий под рубашкой муляж не был заметен.

— Здоров, пленник! — провозгласил Мещеряков, входя в каптерку. — Как ночевал? — И тут же сморщился. — Ну и вонь тут у тебя.

— Я предупреждал, — пожаловался Владимир, — что в туалет захочу, а они ключи с собой унесли. И еще этот — морда — храпел всю ночь.

— Ты че?! — сделал негодующую физиономию мордатый. — Сам пердел всю ночь, покоя не давал!

— Вот именно, кормите какой-то херней, а этот колбасу на дежурстве жрет!

— Хватит! — перебил их Мещеряков. — Дело прошлое. Забыли. Не блудил тут?

— Поблудишь, — недовольно проворчал Владимир, — когда живот схватывает. Мы что, летим? Можно, я с собой ватник прихвачу? Холодно.

— Бери, какой на тебя смотрит, — разрешил адъютант.

Владимир выдернул из кучи фуфайку и стал надевать.

— Стоп! — сказал адъютант. — Проверь-ка одежку.

Охранник шагнул вперед и выхватил из рук Владимира одежду.

— Ты что? — рассмеялся Владимир. — С детства запуганный, что ли?

— Чисто, — сказал охранник и швырнул фуфайку Владимиру.

— Береженого бог бережет, — изрек адъютант. — Пошли.

«Yes! мысленно воскликнул Владимир. — Прошло!»

После ночного дождя на улице было свежо. Над вершиной Калчевского вулкана красовался очередной шедевр — идеальной формы пиала из белоснежных облаков.

— Значит, решился? — вполголоса спросил Владимир адъютанта. — А с друзьями-товарищами делиться будешь?

— А ты бы помолчал, — в тон ему ответил Мещеряков, бросая косой взгляд на идущих в стороне охранников. — Твоя забота — задницу спасти, если не найдем.

— И если найдем — тоже, — сказал Владимир.

Мещеряков не ответил.

На «тойоте» они мигом долетели до взлетного поля. Часовой у «колючки» загородил им дорогу.

— В чем дело? — удивленно спросил Мещеряков. — Не узнал?

Часовой отвел взгляд.

— Приказ подполковника — с сегодняшнего дня проход на полосу только с его разрешения.

— А ну-ка зови своего строгого, — приказал адъютант.

Из казармы летунов вышел заспанный командир летунов.

— Что у тебя тут творится? — повысил голос адъютант. — Может, еще арестуешь?

— Да ладно тебе, — раскрыл пасть в зевке подполковник, — это он перестарался. Пропусти.

Они миновали «колючку».

— Куда собрался? — полюбопытствовал летун, когда Мещеряков с двумя охранниками и Владимиром направились к «КА-50».

— Про ночную перестрелку прошлой ночью слышал?

— Ну.

— Это один из них, — кивнул адъютант на Владимира. — За Шивелучем база осталась. Надо наведаться, пошарить в палатке — может, что интересное найдем.

— Ну давай, — согласился подполковник. — Один справишься? Может, подкинуть людишек?

— Не надо. Мы туда-обратно.

— А мешок зачем? — спросил летун, увидев, как охранник вытаскивает из багажника автомобиля брезентовый саквояж.

— Ты что до меня дое…ся? — вскипел Мещеряков. — Может, обыск устроишь? Химзащита это. Он говорит, что газовые мины там. Полетели, понюхаешь.

Летун махнул рукой — делайте что хотите.

— Летчика дай поопытнее, — распорядился адъютант, — там ровных площадок нет.

Они разместились в вертолете. Владимира пристегнули к ручке кресла. «КА-50» прогрел двигатель и плавно взмыл над летным полем. Адъютант наклонился над иллюминатором. Из казармы летунов навстречу подполковнику выходил командир караульной роты.

Вертолет, набирая высоту, прошел над частью, Калчами, рекой Камчаткой, и у Владимира невольно сжалось сердце. Вернется ли он сюда? И вообще — вернется ли он живым? Многое будет зависеть только от него самого. Он пошевелился в кресле и подался вперед — чтобы не сломать спрятанный за спиной муляж. Адъютант оторвался от иллюминатора и сел рядом с Владимиром.

— Ну вот и все, — сказал он то ли самому себе, то ли Владимиру. — Летим. До Шивелуча, а потом куда?

— Карту раскрой, — попросил Владимир.

Мещеряков разложил на коленях карту. Владимир пальцем свободной руки провел по названиям сопок.

— Есть три места, где может находиться груз. Вот здесь, здесь и здесь. — Владимир пощелкал ногтем туда, где простым карандашом были проставлены еле заметные точки — результат многомесячных вечерних и ночных бдений за картой.

— Это точно? — спросил адъютант.

— С большой долей вероятности. Я вспоминал все — сколько времени шел вдоль речки, какие она делала изгибы, где вставало солнце, с какой стороны находился Срединный хребет. Потом разграфил карту на квадраты, на кальке нарисовал свой путь и особенности местности и стал совмещать. Выпало три места.

Мещеряков забрал у Владимира карту и подсел к вертолетчику. Тот согласно закивал шлемофоном.

Надвинулся, провалился под днище машины и остался позади Шивелуч. Внизу замелькали таежные острова и речки. Глядя в переплетение голубого и зеленого цветов, Владимир подумал, что найти нужное место будет трудновато — деревья в тайге не примета. Единственная надежда на скальный выступ, о который разбилась болванка — уж с ним-то за четверть века ничего не произойдет.

До первого места они долетели за полчаса. Вертолетчик показал большой палец — прибыли.

Ничего похожего на мало-мальски пригодную для посадки площадку внизу не просматривалось. Деревья плотно обступили речушку шириной в пять шагов.

— Сесть сможешь? — закричал адъютант вертолетчику.

Тот отрицательно покачал головой:

— Сесть-то смогу, да только потом не поднимемся. Винты поломаем.

— Опустись пониже, — сказал адъютант и обернулся к Владимиру. — А ты смотри внимательнее.

Они опустились пониже, поднялись повыше, но главной каменной приметы так и не обнаружили. Местность в радиусе трех — пяти километров была ровной, как биллиардный стол.

— Тишина, — сказал Владимир, — все не то. Давай дальше.

Два других места предполагаемого падения болванки с грузом находились почти в центре долины, недалеко друг от друга. Через двадцать минут полета тайга расступилась, и внизу потянулось безлесое, открытое всем ветрам пространство. Владимир слегка забеспокоился — там, где он слонялся много лет назад, была густая растительность. Они миновали невысокую цепочку сопок, и он успокоился — снова тайга, речки, холмы.

— Слушай, адъютант, — сказал Владимир, устав от молчания. — А зачем тебе столько денег? Вопрос, конечно, дурацкий, но все же? Ведь это не только золотые унитазы, но и свинцовые пули. Тебя не оставят в покое. Достанут — кому жаловаться будешь?

— Муамару Каддафи, — засмеялся адъютант, — лидер ливийской революции не бросит меня в беде. Ты хоть понимаешь, на какую высоту взлетит человек, имеющий миллиарды? Он становится царем, почти Богом. Он может все. А ты — достанут! Я организую собственную разведку и контрразведку, создам такую службу охраны, по сравнению с которой президентская рать — тьфу! И общаться я буду с себе равными — с султаном Брунея, например, Биллом Гейтсом, может быть — с Березовским и Вяхиревым. Создам НИИ и буду строить военные самолеты — обожаю эти изящные штучки. Я смогу все! Вот что такое деньги, Володька, в руках человека, который не боится сумм с девятью нулями. Надо уметь жить так, чтобы всегда всего было мало!

У Мещерякова покраснело лицо, задергалось веко. Глядя на него, Владимир невольно позавидовал — с азартом живет человек, каждый день как последний. Может, так и надо? Он вспомнил трупы в капустных бочках, среди которых мог быть и он, и отвернулся.

— Что головой вертишь, — усмехнулся адъютант, — не по нутру такие разговоры? Мол, цена высока? Что поделать — все в равновесии. Если один богатеет, другие нищают. Так почему я должен быть нищим? Ты ведь тоже за богатством сюда приперся. Просто я — понастойчивее и иду до конца.

— По трупам ты идешь, — сказал Владимир. — Будь нас двое на всей Земле, я бы согласился, что половина правды за тобой, а другая за мной. Но, понимаешь, мне все же кажется, что если устроить бо-ольшущий референдум, то подавляющее большинство будет против твоих методов «заработка».

— А мне плевать на них, — сказал адъютант. — Я считаю так, как считаю я — и я прав.

— Ну вот и договорились, — закончил Владимир, — что ты — это ты, и на других не сваливай.

Ему захотелось выхватить из-под рубашки засохший земляной комок и долбануть этого розовощекого пророка по кумполу. И злость его, что самое неприятное, была направлена не только на адъютанта, но и на самого себя. Краешком разума Владимир понимал, насколько сдвинута сейчас, в бурное время реформ, планка «нельзя» вниз. Раньше достаточно было сказать человеку — не делай так, потому что великие учили тебя наоборот, потому что ты человек, ты мудр, честен и благороден. И меньше было пакости — точно. А сейчас слова ничего не значат. Скажи в компании друзей слово «благородство» — пошлют на три буквы. Осталось только одно пугало — закон. И если раньше от закона держались подальше, то теперь облепили его, как Берлинскую стену, всеми силами пытаясь обойти, перелезть, чтобы нахлебаться того, что там, за ним и что в итоге — деньги. А ты остался с кучкой остальных, взирая на рвущихся в светлое будущее капитализма, с чувством внутреннего превосходства — я лучше! — и страха — а вдруг я не лучше, а просто дурак? Все с ног на голову!

У Владимира заболело сердце. «Ну сколько раз я говорил себе не лезть в эти дебри, — подумал он. — Не надоело еще в болячках ковыряться? Живи проще — как этот. Нужны деньги — стреляй в лоб без разговоров». Владимир вздохнул. Поздно, не переучиться. Да и не надо.

Разогнавшийся вертолет сделал горку, затормаживая быстрый бег. Вертолетчик коротко обернулся к адъютанту, показал глазами на днище — прилетели. И хотя местность внизу не очень напоминала нужное место, Владимир все же решил требовать посадки — осмотр нескольких холмиков займет какое-то время, возможно, расслабит охранников, подскажет, как вести себя с ними в тайге. А может — чем черт не шутит — удастся и убежать.

Летун действительно был классный — без всякого прицеливания с размаху воткнул все три колеса «КА-50» на верхушку одного из холмов. Вертолет устало опустил кончики лопастей и задремал.

— Ты тоже выходи, — сказал адъютант пилоту, и тот, презрительно усмехнувшись, покинул кабину.

Вначале Владимира пристегнули наручниками к одному из охранников, но он, искусно выбирая кусты погуще и березы поцарапистее, стал возмущаться:

— Эй, командир, ты че, совсем озверел? Тут одному не протолкнуться, а меня к этому пришпилили. Я что, его по всей тайге таскать на себе должен? Давай снимай браслеты.

Мещеряков сморщился, как от зубной боли, но наручники снял. Теперь Владимир шел впереди, продираясь сквозь чащу, а в затылок ему в четыре дырки сопели охранники.

Место было пустое — Владимир понял это сразу. Даже если бы каменный клык занесло пылью, землей, листвой, то он бы все равно выделялся своим острием среди лысоватых убогих холмов. Но Владимир все же с озабоченным видом прошелся вдоль речки, попинал для приличия трухлявый пень, посчитал шаги от одного ствола до другого…

Охранники и адъютант, онемев, наблюдали за его пассами. Равнодушный ко всему летун, скинув ботинки, мочил ноги в студеной воде.

— Ну что? — не выдержал Мещеряков. — Долго ты туда-сюда мотаться будешь?

— Скоро только кошки родятся, — сурово сказал Владимир. — Спешка нужна при ловле блох.

Один из охранников фыркнул. Мещеряков метнул на него испепеляющий взгляд, но больше не понукал, терпеливо дождавшись, пока Владимир огорченно не развел руками:

— Похоже, очень даже. Но не то. Там камень был огромный. Скала, можно сказать. А так — прямо один к одному.

— В машину, — отрывисто приказал адъютант и не оглядываясь направился к вертолету.

Когда они поднялись в воздух, адъютант придвинулся к Владимиру.

— Развеселился ты что-то, — сказал он сквозь зубы. — А ты не подумал, что если сейчас ничего не обнаружим, мне тебя назад вести незачем?

— Очень даже подумал, — искренне ответил Владимир, поправляя ватник. — Только что же, мне плакать теперь? И вообще — может, это у меня нервное. Могу я в моем положении просто-напросто струхнуть?

— Можешь, — разрешил Мещеряков, — можешь делать все, кроме необдуманных шагов. Больше одного движения у тебя не получится.

— Я знаю, — согласился Владимир. — А че? Я ниче.

Вертолет заложил вираж, меняя курс.

— Прилетели, — прокричал летчик, — только кругом тайга. И речки нет. Посадка невозможна.

— Ты не ошибся? — спросил адъютант. — Мы действительно здесь? — и показал точку на карте.

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился летун. — Не первый год за штурвалом.

— Иди к иллюминатору, — приказал адъютант Владимиру, — и смотри внимательнее — так, как будто… сам знаешь, как.

Верхушки деревьев вихрем кружились под вертолетом. В глазах рябило.

— Да помедленнее ты, — попросил Владимир пилота. — И выше давай. Я скажу, когда хватит.

Вертолет плавными кругами по спирали полез в небо. Владимир прижался носом к иллюминатору.

Этот небольшой пупок на фоне лесной равнины привлекал внимание, как Останкинская башня в пустыне. У Владимира забухало в висках. Не было речки, да и холм был вроде бы не таким высоким, каким он представлялся тогда с земли, но что-то неуловимое подсказывало — здесь, здесь! Так у человека после многолетней разлуки стареет лицо, но взгляд остается прежним.

— Ну что? — спросил на ухо адъютант.

Владимир не ответил. Мещеряков посмотрел на его напряженное лицо и бросился к соседнему иллюминатору.

— Этот? — закричал он, указывая на остроконечный холмик.

Владимир кивнул головой.

— Давай на посадку, — повернулся адъютант к вертолетчику.

— Брюхом на деревья? — спросил тот.

— Ищи ближайшую площадку.

Пригодное для посадки место обнаружили в километре от холма. Срубая винтом кончики ветвей, вертолет втиснулся на небольшую поляну.

— На карте обозначена река, — сказал Мещеряков, ломая быстрыми шагами кустики. — А здесь никаких признаков.

— Трясло, — лаконично ответил вертолетчик, — лет пятнадцать назад.

На подходе к скале они и правда наткнулись на некое подобие русла — пологую ложбину, едва заметной змеей извивающуюся по тайге.

Скала была та. Она, конечно, слегка постарела и обветшала за долгое время, деревья подпирали ее подножие со всех сторон, а наиболее наглые кустарники и вовсе вскарабкались до самого пояса, но форма ее — остроконечная, чуть кривая верхушка и крутая подошва оживляла в памяти выступающие хребты камней и блестящие черноточины гранита. Владимир остановился на бывшем берегу бывшей речки так, чтобы скала оставалась по правую руку, и осмотрел лес. Потом подошел к небольшому бугорку, поросшему лиловыми цветами, и указал на него адъютанту:

— Здесь копать надо.

Охранник врезал стальное лезвие саперной лопатки в мягкую лесную почву. После двух замахов лопатка с лязганьем уперлась во что-то твердое. Охранники быстро раскидали по сторонам землю, и на поверхности появился большой кусок металла. Мещеряков подошел поближе.

— Болванка, — сказал он спрашивая-утверждая.

— Да, это она, — ответил Владимир. — Обломок. Разбилась о скалу. Так и не нашли тогда. Летела с юго-запада. Разбилась о выступ, вон выщербина около вершины. Было три осколка. Остальные должны находиться где-то рядом. Если, конечно, землетрясение не скушало.

Он с озабоченным видом указывал на скалу, на предполагаемые места падения осколков, а сам лихорадочно переваривал в голове одну-единственную мысль — пора?

— Остальные части откапывать не будем, — сказал адъютант. — Не металлолом собирать прибыли. Где груз?

— Расщелина на противоположной стороне.

Они гурьбой пошли к скале. Разлом, в который Владимир спрятал контейнеры, был доверху занесен землей и листьями. Сверху зеленел кустик жимолости.

— Здесь, — сказал Владимир. — Надо расчистить метра полтора.

Охранники, меняясь, приступили к работе. Владимир осторожно посмотрел на адъютанта. Возбужденное лицо, сверкающие глаза — естественное поведение человека заинтересованного. Но все же чувствуется некоторая скованность в поведении, обособленность. Стоит чуть в стороне от остальных. Кобура со «стечкиным», которая в вертолете была сзади, переместилась на правое бедро. Неужели будет стрелять сразу, как только охранники вытащат первый контейнер? Сначала их, потом Владимира. Летчик до поры будет жить. Извозчик адъютанту нужен. А может, он сам вертушку пилотировать может? Тогда и летуну конец.

Расщелина все больше освобождалась от мусора. Владимир просунул руку под расстегнутый ватник и заскреб поясницу ногтями, одновременно пододвигая «лимонку» к левому боку. Потом повернулся к честной компании спиной и стал мочиться в муравьиную кучу, свободной рукой продолжая двигать муляж на живот.

— Есть че-то! — громко сообщил один из охранников, бросил лопатку и по пояс влез в расщелину. Несколько секунд он пыхтел, зажатый гранитными стенами, потом рывком освободился и поднял руку с зажатым в ней комком земли. Мещеряков обломил с куста ветку, стер с предмета грязь, и Владимир увидел у него в ладони то, о чем он грезил в последние годы — небольшой металлический цилиндр с завинчивающейся крышкой-набалдашником.

Крышка подалась почти сразу. Адъютант перевернул над ладонью цилиндр, и на руку выскользнул столбик галлия, похожий на замерзшую, но не потерявшую своего зеркального блеска ртуть. Все зачарованно смотрели на кажущийся живым металл.

— Серебро? — спросил хриплым голосом один из охранников.

— Серебро, — подтвердил адъютант, пряча горящий взгляд.

И Владимир понял — пора. Он сунул руку за пазуху, выхватил муляж и, отбежав метров на пять, закричал что было сил:

— Не двигаться! Бросай оружие, суки! Ложись! Кому говорю? Подорву на хрен!

Не давая опомниться компании, он выхватил из запала «лимонки» пуговицу, швырнул в кусты и закричал еще громче, почти завизжал, как психический больной, которому наступили на ногу в общественном транспорте:

— Я кому сказал?! Бросай оружие! Подорву! Сам на отруби пойду и вас с собой заберу!

К чести своей охранники автоматы не бросили, просто замерли, как статуи, с полуподнятыми на уровне голов руками и настороженно вертели головами — то на адъютанта, то на Владимира. Да и Мещеряков не особенно испугался — держал руку у кобуры и не отрываясь смотрел на лимонку. Это Владимиру очень не понравилось. Он отступил еще на шаг и поднял «гранату» подальше за голову и вверх.

— Только шевельнись! — сказал он адъютанту. — Сразу прилетит. Мне, сам понимаешь, терять нечего.

На лице Мещерякова отразилось сложное чувство: не страх, но досада — как у мальчишки, который прибежал к киоску за мороженым, а оно уже кончилось.

— Успокойся, Володя, — сказал он тихо и доброжелательно. — Не дергайся — ты же видишь, мы ведем себя смирно. Но оружие они, — адъютант кивнул на охранников, — не бросят. Без оружия мы полностью в твоих руках, а с ним… может, какая пуля успеет тебя достать, прежде чем граната заговорит. Тебе что нужно?

От волнения у Владимира вспотели ладони, и он почувствовал, как верхний отполированный слой «лимонки» становится скользким и податливым.

— Мне жизнь нужна, — заговорил он торопливо, — она для меня дороже тонны этих железок. Я сейчас уйду, а вы ройтесь сколько влезет. И за мной — ни шагу.

На лице Мещерякова отразилось облегчение. Он убрал от кобуры руку и засмеялся.

— И только-то? А я думал… Значит, ты решил, что я убить тебя собираюсь? Дурачок.

— Пусть дурачок, зато живой, — сказал Владимир, не отрывая взгляда от охранников. — Ну ладно, некогда мне тут с вами лясы точить. Я пошел. Повторяю — двинетесь, и себя, и вас подорву.

Он стал медленно пятиться. Не дай бог в такой ответственный момент грохнуться — в пяти минутах от свободы.

Сделав последний шаг за каменный выступ, он опрометью бросился в тайгу. Один из охранников дернулся следом.

— Не надо, — остановил его Мещеряков. — Мавр свое дело сделал. Концовка, правда, не шекспировская, да наплевать. Пусть бежит. Нам надо дело делать.

Охранник снова нырнул в расщелину. Один за другим он передавал контейнеры адъютанту, тот тщательно обтирал их и любовно складывал в саквояж. Положив восьмой по счету, он усмехнулся и покачал головой.

— А этот жулик, похоже, нас наколол, — сказал он.

— Почему? — спросил вертолетчик.

— Взрыва до сих пор нет. Что же он — полчаса гранату без запала тащит? Выбросил бы уже. Или это пустая рубашка от лимонки была, или деревяшка. Но похожа! Найди-ка там, в кустах, чеку.

Летчик шарился недолго.

— Нету, — сказал он, — пуговицу нашел, а чеки нет. Ну, молодец!

— Жить захочешь — ситом океан вычерпаешь, — подвел итог Мещеряков. — Ну, чего ты там застрял?

— А больше ничего нет, — отозвался из расщелины охранник. — Осьмую как вам отдал, так и все.

— Ось… какую? — вскочил адъютант. — Ты чего брешешь?

— Посмотрите сами, — пожал плечами охранник.

Мещеряков заглянул в расщелину. Каменные ее стены круто переходили в гранитное дно. Земля и мусор были вычерпаны полностью, и каменный мешок был пуст.

— Он что, б…, смеяться надо мной вздумал? — взревел Мещеряков. — Да я его… — В машину! Догоним, никуда не денется!

Не разбирая дороги, они бросились к вертушке. Едва над тайгой затих рокот вертолетного двигателя, как из-за деревьев осторожно вышел Владимир. Оглядевшись, он засмеялся, подбросил на ладони комок земли и с удовольствием залепил его в каменный скальный бок. Потом залез в расщелину и посмотрел на маленький лоскуток неба над головой.

— Ищите, — сказал он злорадно, — попутного вам ветра. В задницу.