Сидеть в узкой расщелине, подогнув колени аж до ушей, было не особенно приятно и удобно, но Владимир терпеливо ждал. И дождался. Затихнувший было вдали шум вертолетного двигателя снова возник, приблизился и расширяющимися кругами заметался над тайгой. Пролетев какое-то расстояние по вероятному пути беглеца, «КА-50» возвратился, и те, кто сидел в нем, приступили к планомерному прочесыванию леса вокруг скалы. Послышалась трескотня — из кабины обстреливали подозрительные участки. Владимир нервно рассмеялся.

— Давай! — закричал он в синий кусочек неба над головой. — Давай, давай! Патроны казенные!

Он понимал адъютанта. Такой облом! Вместо двухсот контейнеров — жалкие восемь. Есть отчего начать писать свинцовым кипятком. Но кто-то молодец — подчистил тайничок славно. Скорее всего, руку приложил человек случайный. Если бы здесь поработали охотники за галлием, они бы не оставили ни грамма. Да Бог с ним! Снова быть свободным и живым — это стоит больше, чем расщелина, полная баксов. Пользуйся, незнакомец, я сегодня щедрый!

Постепенно гул стих. Владимир выждал с полчаса и вылез из расщелины. Все. Снова один в тайге — как тогда. Без пищи, без оружия. Вообще-то есть нож — деревянный. Были бы спички, сгодился бы на растопку.

С голода помереть Владимир не боялся. В лесах на Камчатке как в сказке — под каждым под кустом здесь и стол, и дом. Он, не сходя с места, выхватил из-под сапога несколько розовых сыроежек, сжевал их и похлопал по животу — жить можно.

«Жить можно, — подумал он, — а вот что дальше-то делать? Сидеть в расщелине, как таракан, и ждать, когда найдут? Глупости. Идти самому? Куда?»

Владимир трезво, тщательно обмусолил все возможные маршруты, и ему стало нехорошо. Как ни крути, двигаться надо было в направлении Калчей — к единственному обитаемому месту, дорогу к которому он знал. Снова игры в прятки, постоянное напряжение, опасности. Понемногу он успокоился. В конце концов, путь туда неблизкий. Пока дойдет — власть, как говорится, и переменится. Прилетят на больших самолетах военные люди и наведут в поселке порядок. И тогда все действительно станет как надо.

Он молча постоял над расщелиной — как над могилой блестящим мечтам — и полез на скалу высматривать дорогу.

Тайга кудряво расстилалась во все стороны. Он различил в единообразной массе далекие прогалины, и порадовался, что находится не в Сибири — там-то уж точно хана. Далеко на горизонте маленькой горкой возвышался Шивелуч. Владимир прикинул расстояние — километров пятьдесят — и подумал, что не торопясь, дня за три-четыре доберется до вулкана, а там и рукой подать. Торопиться не надо. Он закинул ватник на плечо — солнце пекло немилосердно — и, насвистывая, зашагал своей дорогой.

В этот день он прошел совсем немного — часто останавливался, набивал карманы черемшой, грибами. Найдя солнечный пригорок, полежал полчасика на его шершавой спине, подставляя солнечным лучам до безобразия бледное тело. Вот о такой Камчатке он мечтал — теплой и ласковой, с высоким бледно-голубым небом и шероховатой от шелеста листьев тишиной.

«Закончится вся эта дребедень, — перееду сюда жить, — внезапно подумал он. — А что? Сдался мне этот занюханный Чернявинск. Гарь, смрад — что там хорошего? Буду рыбу ловить, охотничать. Камчадалку себе заведу. И будут у нас шесть штук узкоглазых пацанов. Кривоногих. Коричневолицых. Низкорослых. Нет, переезжать я сюда, наверное, все-таки не буду. Лучше на отдых в санаторий, на воды. Возьму с собой Ларису — и махну на следующий год. Как там она, интересно?»

На ночлег он стал готовиться поздно — небо на западе уже приобретало красно-фиолетовый оттенок. Нашел холм повыше, натаскал в кучу веток и забрался в ее середину, полагая, что если какой-то зверь захочет ночью наведаться к нему, то обязательно зашумит и разбудит.

Спалось хорошо — на высоком месте не было ни мошки, ни комарья. Утро наступило безмятежно-ласковое. Владимир раскидал ветки, сладко зевнул и поплелся к ручью. Постирал рубашку, носки, поплескался с уханьем в ледяной воде и, ожидая пока подсохнут вещи, снова растянулся на упругих ветках.

Он снова уснул, потому что когда открыл глаза, солнце пялилось прямо ему в лицо огненно-косматым глазом. Но разбудил Владимира не жар его лучей, а возникший над тайгой далекий звук, от которого он съежился в первую секунду, а потом, похватав вещи, колобком покатился под укрытие деревьев. Этот звук он не спутал бы ни с каким другим. Над тайгой летел вертолет. Прижимаясь к стволу, Владимир разглядывал сквозь листья небо и ругал себя последними словами. Расслабился, успокоился, вот теперь получи! Заметят кучу веток на холме, засекут в редколесье темную одежду и без лишних хлопот порежут очередями. От вертушки не убежишь.

Гул приблизился — очень быстро. Машина летела не на свободный поиск. Так ревет двигатель во время погони. Или бегства.

Вертолет промелькнул черно-зеленой осой где-то в стороне. Гул стал затихать, но не успел он сойти на нет, как в той стороне, откуда он возник, послышался точно такой же натужный рокот. За первой машиной на бешеной скорости шла вторая. Владимир понял, что летающие крепости решают свои проблемы, и побежал по склону холма наверх.

Вертолеты черными точками совершали большой полукруг. Можно было подумать, что они просто следуют одним маршрутом, ведущий и ведомый, но очень уж рваным был полет первого — броски влево вправо, горки. Он явно пытался оторваться от близнеца, но тот, умело срезая углы зигзагов, постепенно приближался. Вдруг Владимир увидел точечную вспышку, и от беглеца к догоняющему вертолету протянулась тонкая черная нить. Тот мгновенно изменил курс, и ниточка, так и не закончившись взрывом, ушла за сопку. Похоже, в первой машине поняли бесперспективность своей тактики и перешли к решительным действиям.

Чем ответил обидчику противник — ракетой или пулеметными очередями — Владимир так и не увидел: вертолеты слились с горизонтом и исчезли.

Империя начала разваливаться — понял Владимир. Кто-то не выдержал диктата и решил сделать ноги, пока не поздно. Ну что ж, долго это продолжаться не могло. Теперь начнутся побеги, неповиновение — если, конечно, адъютант не предпримет очередной ход и не усмирит непокорных. Все, кажется, уже было. Остается только рубить головы и насаживать их на плетни вокруг Калчей.

Владимир вздохнул, набросил на спину влажную рубашку, завязав ее рукава вокруг шеи, и снова побрел по светло-зеленому ковру.

Ближе к полудню тайга поредела. Обширные поляны стали встречаться все чаще. Владимир придерживался кромки леса, чтобы в случае неожиданного появления вертушек не уподобляться зайцу-русаку. Во второй половине дня он наткнулся на россыпи сыроежек и решил, что пора сделать привал.

Собирать грибы, когда их много, что щелкать семечки. И досыта, и хватит, а бросить нету сил. Уже полна рубашка, летят на траву показавшиеся недостаточно ровными и крепкими экземпляры, чтобы уступить место более сочным и упругим, а руки все тянутся за новыми розовыми шляпками. Мало, мало! Еще один, самый последний! Но за последним следующий, потом самый наипоследний.

«Все!» — решительно сказал Владимир и, нагнувшись, полез под куст за точно последним грибом.

Он просунул руку, нащупывая упругое тельце сыроежки, и тут же проворно отскочил назад. Вместо упругой плоти ладонь нащупала твердый цилиндрический предмет. Владимир осторожно выглянул из-за куста, и глаза его округлились.

— Ни хрена себе! — только и смог прошептать он.

Небольшая, занавешенная ветвями деревьев полянка была заполнена птицами. Безголовые и бесклювые, они валялись как попало, и струившиеся от нагретой земли потоки воздуха шевелили их огромные, почти прозрачные крылья. Дельтапланы Владимир видел и раньше — в Коктебеле, например, во время отпуска, — но там им и место. А здесь, в центре Камчатки, где, возможно, и нога-то человека не ступала ни разу — откуда? Он невольно поднял голову и посмотрел на небо — не порхает ли там еще одна стайка таких вот птеродактилей. Потом сосчитал аппараты, которые язык не поворачивался назвать дельтапланами — именно сложные летательные аппараты, предназначенные для полетов в заоблачной выси, среди орлов и прочих небожителей.

Аппаратов было пять. Владимир подошел к ближнему и тщательно изучил его.

Собственно, изучать было нечего — разве что приборы, расположенные перед плетеной сеткой-подвеской. «Аш» — это, должно быть, высотомер, «эф» — измеритель скорости. Владимир дотронулся до крыла. Тончайшее покрытие, толщина которого почти неощутима пальцами. Он щелкнул по прозрачной пленке, и крыло отозвалось протяжным металлическим звоном. Владимир взялся за подвеску и легко поднял перепончатое чудо. Положил себе на плечи полукруглые дуги-опоры, застегнул на поясе подвеску. У него часто заколотилось сердце. Предчувствие полета было настолько реальным, что, казалось — взмахнешь выросшими у плеч крыльями и взмоешь над зеленым лиственным морем.

«А почему нет? — подумал Владимир. — Эти агрегаты явно в исправном состоянии. Ведь пользовался ими кто-то прежде, чем бросить здесь. Насколько я понимаю, они для разового использования. Пятеро очень занятых прилетели сюда и отправились далее по своим неотложным делам, даже не уничтожив транспорт. Некогда было. Кто же это такой у нас занятой?»

Вопросы можно было не задавать. Аппаратами воспользовалась спецгруппа — ясное дело, не охотники же медведей с воздуха гоняли. Только почему так далеко от поселка они оставили птичек? Впрочем, их дело. Не воспользоваться предоставленным транспортом было бы грех. На самолетах он летал, на вертолетах тоже, надо осваивать новую технику.

Владимир, не снимая с плеч подвески, бочком продрался на поляну побольше. Встал на краю, разбежался и поджал ноги. Крылья, почувствовав тяжесть его тела, эластично выгнулись, спружинили, и аппарат, вначале качнувшись к земле, сделал пологую горку. Бесшумно скользнув над травой, он плавно снизился метрах в двадцати от места разбега. Понимая, что он снова влезает в авантюру вроде недавнего путешествия на дно ракетной шахты, Владимир полез на холм.

«Хорошо бы дождаться вечера, — подумал он, исследуя назначение двух полуколец на передней кромке крыльев. — В темноте безопаснее».

Помаявшись с минуту на верхушке холма, Владимир плюнул — будь что будет — и побежал вниз. Уже через десять шагов он почувствовал, как ноги его впустую молотят воздух, а подвеска ощутимо подпирает подмышки и заднее место. Он — летел!

В первый момент у Владимира перехватило дыхание, сердце норовило выскочить наружу. Крыло, как и в первый раз, сделало горку и медленно поплыло над убегающими деревьями.

Управлять аппаратом оказалось совсем не сложно. Полукружья были чем-то вроде рулей поворотов и высоты одновременно, и Владимир, подтянув правое из них, совершил широкий плавный разворот. Облетая вокруг холма, он отметил, что почти не потерял высоты — аппарат подпирали снизу восходящие потоки воздуха. Еще один круг, еще… У подошвы холма мелькнул черной лепешкой брошенный ватник. Опускаться Владимир уже не хотел. Он подтянулся на подвеске чуть вперед. Крыло накренилось и, ускоряя полет, понеслось к земле. Метрах в тридцати Владимир резко откинулся назад. Аппарат вздрогнул от ударившей в перепончатую поверхность воздушной волны и устремился в небо.

Через пятнадцать минут холм по величине напоминал шишку на лысеющей голове сорокалетнего забулдыги после ссоры с женой. На такой высоте было гораздо прохладнее, чем внизу, и Владимир пожалел об оставленном ватнике. Еще через пять минут со стороны Срединного хребта в крыло ударил мощный поток ледяного воздуха, и аппарат подбросило еще на сотню метров выше. Владимир попытался снизиться, но не смог. Крыло не слушалось управления и, продолжая набирать скорость, двигалось, что хоть немного порадовало Владимира, в направлении Шивелуча. Он посмотрел на высотомер. Ого! Почти полтора километра при скорости шестьдесят. При таких темпах путешествие, удовольствие от которого он рассчитывал растянуть на три дня, закончится через полчаса. Ну что ж, тем лучше.

Но тот, кто все видит и все знает, думал иначе. Встречный поток уперся в аппарат и развернул его на обратный курс. Потом пронзительным сквознячком потянуло сбоку — и началось. Он не мог предположить, что в ласковой небесной выси, всего в двух километрах от земли, бушуют такие страсти. Крыло то волокло в одном направлении, то рывком разворачивало прямо в противоположное, то вдруг начинало кренить — того и гляди опрокинет в штопор — и вращать вокруг собственной оси. Оно совсем не слушалось управления, и когда Владимир чересчур сильно потянул за полукружье, встало на дыбы. Продолжать эксперименты Владимир не решился — просто ухватился покрепче за подвеску и, чувствуя, что коченеет, отдался на волю воздушных волн.

Блуждания среди воздушных дебрей закончились так же внезапно, как и начались. Аппарат резко замедлил скорость, словно наткнувшись на невидимую стену, и неторопливо поплыл над серо-зеленой равниной. Едва шевеля негнущимися пальцами, Владимир развернул его по направлению к Шивелучу и стал снижаться.

Вулкан постепенно приближался. По форме напоминая огромную тушу спящего медведя, он казался топкой дьявола. Угрюмый, с кратером неправильной формы, вулкан испускал темные облака дыма, которые тут же окутывали его западный, более низкий склон и расползались по подножию. Шивелуч все больше увеличивался в размерах, и Владимир только сейчас понял, на какую огромную высоту забросили его воздушные течения — он летел почти вровень с вершиной вулкана. Стремясь обойти жерло, Владимир плавно потянул на себя правое полукольцо. Аппарат накренился, и тотчас раздался низкий басовитый звук — словно лопнула перетянутая струна у контрабаса. Крыло резко накренилось. Владимир, насколько мог, переместился на подвеске влево и поднял голову. Одна из растяжек — тонкая синтетическая нить — судорожно трепетала оборванным концом.

Владимир быстро прикинул свои шансы и понял, что, если никаких повреждений больше не произойдет, посадка будет достаточно мягкой. Стараясь не шевелиться, он шептал, не отрывая глаз от высотомера:

— Три двести… три сто пятьдесят… три сто.

До конца выровнять аппарат ему так и не удалось. Крыло летело по дуге, и Владимир пытался рассчитать место, на которое ему придется совершить вынужденную посадку. Он огляделся один раз, другой — и у него пересохло во рту. По всем подсчетам выходило, что через несколько витков он угодит прямиком в пышущее жерло Шивелуча.

Уяснив это, Владимир едва не выпустил полукружье. Потом судорожно дернул его на себя, стараясь все же выровнять аппарат, и снова услышал треск — ослабевшая в боях с небесными реками конструкция начинала потихоньку разваливаться. Аппарат еще более накренился на правый бок, скорость его снижения увеличилась. Выворачивая голову, Владимир смотрел на приближающийся кратер и прикидывал: сразу он испечется или будет поджариваться медленно. Страха почему-то не было. Не верилось, что после стольких мытарств ему уготован столь нелепый финал. И лишь когда ему в ноздри ударил удушливый запах горящей серы, а среди клубов дыма мелькнуло красноватое пятно лавового озерца в глубине жерла, Владимир почувствовал панику. Ослабли и стали скользкими от пота ладони. Клуб дыма, оторванный ветром от кратера, окутал крыло, и Владимир едва не закричал, ясно увидев близкую гибель. Уже не обращая внимания на потрескивание оснастки, он почти повис на левом полукружье. Аппарат чуть выровнялся, но все равно было понятно, что следующий виток придется точно над кратером и закончится ударом о его внутреннюю стену.

Нет беспомощнее человека, чем человек в воздухе. Нет ни стены, чтобы оттолкнуться, ни дороги, чтобы отбежать. Даже в воде чувствуешь руками какую-никакую опору. Опускаясь ко дну на вечный покой, с чистой совестью можно сказать — я сделал все, что мог, я боролся. А тут, блин, какая борьба? Почти как в рекламе — сиди и смотри.

И тогда Владимир стал материться.

Правду говорят, что с помощью молотка и всем известной матери русский мужик горы свернет. Как только крыло пересекло границу кратера, мощный восходящий поток нагретого лавой воздуха уперся в его перепончатую поверхность. Еще раз над головой угрожающе хрустнуло — на этот раз в левой части аппарата, но очередная поломка пошла только на пользу конструкции. Она вздрогнула, выровнялась и, подхваченная пышущим из кратера жаром, устремилась в небо. Весь окутанный дымом, Владимир задохнулся в кашле, успел заметить мелькнувшую, как ему показалось прямо, под кроссовками противоположную стену кратера — иззубренную, черную, страшную, и все разом прекратилось: дым, вонь, красный блеск из жерла. Аппарат перепрыгнул через Шивелуч, и Владимир, размазывая по лицу слезы и сопли, увидел мелькнувшую впереди ленточку реки Камчатки.

Он обрадовался этой далекой синей дорожке, как родной маме — не той, про которую он вспоминал пять минут назад, а другой — ласковой и нежной.

Летающее крыло, похоже, доживало последние минуты. Обе его половины изогнулись вверх в виде буквы «V», по прозрачной обшивке выбивали дробь обрывки растяжек, а в нескольких дырах угрожающе гудели потоки воздуха.

Владимир предоставил аппарату свободу, лишь изредка подправляя его полет. Он нацеливался на сопку на берегу Камчатки, и с каждой секундой в нем крепла уверенность, что надежды выжить сегодня не так уж и беспочвенны.

Из-за сопки показались черная труба рыбокомбината и окрашенные домики Калчей. Высота была все же великовата — перелетать на ту сторону реки, в поселок, Владимир не собирался. Он подтянулся поближе к передней кромке аппарата — и тотчас был наказан. Раздался хлопок, от крыла оторвалась добрая треть обшивки, затрепетала во встречном потоке и через секунду унеслась куда-то за спину. Это было смертельное ранение. Крыло резко клюнуло вниз и по дуге пошло на снижение, нацеливаясь на поросший лесом склон сопки. Поняв, что остановить падение он уже не может, Владимир сжался в комок и стал ждать удара.

Медленно растущие по мере приближения к склону деревья вдруг резко качнулись навстречу, и, ломая такелаж, крыло на скорости в полста километров врезалось в колючие кроны. Раздался треск — такой громкий, будто на тайгу свалился «ТУ-154». Владимир успел подумать — не мои ли ребра трещат? Попытался схватиться за мелькнувшие перед глазами ветви деревьев, промахнулся и, не удержав крика, рухнул вместе с обломками аппарата вниз. Его пару раз перевернуло, голова крепко приложилась к суку, по щеке хлестнули колючки, и когда крона наконец выпустила его из своих объятий, наступило самое неприятное — свободное падение, которое заканчивается, как известно, ударом о землю.

Удар был, но какой-то слабый. Владимир шлепнулся на что-то, очень похожее на туго натянутую материю, которая мягко подалась вниз, опуская Владимира на землю.

Он еще продолжал лежать, пытаясь сообразить, сколько костей в каких органах у него сломано, как вдруг, выводя его из состояния ступора, у него над ухом раздался истошный визг. Под ним что-то зашевелилось, взбрыкнуло, и перед Владимиром возникла растрепанная девчонка с перекошенным в крике ртом.

Оглушенный воплем, он растерянно глядел на нее, а она, щедро расходуя запасенный в легких воздух, пронзительно визжала.

На секунду ей все же пришлось замолчать — для вздоха, — и Владимир торопливо спросил:

— Мороженого хочешь?

Она, все же успев произнести короткое «а-а», тут же замолчала.

— Ка-кого? — спросила она растерянно.

— Для тебя — хоть какого, — заверил Владимир. — Хоть «Баскин Роббинс». Только не ори, ладно?

Девчонка насупилась.

— Ты зачем на меня напал? — спросила она сердито.

— Я не напал, — возразил Владимир, — а упал с высоты. Сначала на деревья, потом на палатку. Ты тут ни при чем. Хотя — большое спасибо. Если бы ты устроилась на пару метров в стороне, я бы, наверное, разбился. А ты вообще-то что тут делаешь? Туристка? Из Калчей сбежала?

На лице девчонки отразилось сомнение. Она посмотрела вверх, будто ожидая, что кто-то еще может свалиться на ее голову, и бочком подошла к обломкам летающего крыла.

— На нем и прилетел, — сообщил Владимир, глядя как она ощупывает тоненькими пальчиками обшивку и обрывки растяжек. — Поломался вот только немного в пути. Вынужденная посадка, понимаешь?

Девчонка уже спокойнее посмотрела на него большими черными глазами и изящно поправила растрепанные волосы. Владимир проследил за ее жестом и про себя отметил — хороша, чертовка. И не девчонка вовсе, а красивая взрослеющая девушка яркой южной внешности. Кто там у нас славится привлекательностью — туркменки, узбечки, грузинки? Откуда она тут в Калчах?

— Тебя как зовут? — спросил Владимир.

— Гульнара, — с достоинством ответила девушка, кокетливо тряхнула пышной гривой и, вытащив из карманчика джинсов заколку, стала приводить в порядок прическу. Владимир улыбнулся.

— Я твою избушку порушил, я ее и восстановлю, — сказал он и стал подниматься.

Девушка резко отскочила в сторону. Не обращая на нее внимания, Владимир очистил от налипшей земли алюминиевые колышки, вылетевшие из своих мест от удара, и заново вбил их в почву. Справившись с этим делом, он уловил момент и заглянул в палатку. В полутьме тускло блеснул ствол охотничьего карабина. Непохоже, что вещичка принадлежит этой Диане-охотнице. Верещать она умеет, а вот стрелять — вряд ли. Скорее всего, где-то здесь ее бой-френд, скоро заявится спасать свою подружку.

— Ну вот и все, — заявил Владимир, отступив от палатки на шаг. — Лучше, чем было. Не в обиде?

Гульнара критически осмотрела жилище.

— Пойдем, — сказала она, независимо вскинув подбородок. — Если только никто больше на голову не свалится.

— Куда дружок-то девался? — спросил Владимир, кивая на палатку. — Неосторожный он у тебя. Сам ушел, а ружье оставил. Для самозащиты? Или у него еще имеется?

Девчонка молчала, и Владимир решил расставить все точки.

— Ты не бойся, — сказал он и устало сел рядом с палаткой. — Я такой же, как и вы, беглый. Сколько раз за последние дни умирал — со счету сбиться можно. Надоело. Когда-нибудь так прихватит, что не выпутаюсь. Нам нужно всем вместе держаться, тогда выживем. Вы давно из Калчей?

— Не очень, — осторожно ответила Гульнара. — Мы, вообще-то, приезжие…

— Из санатория, — кивнул Владимир. — Понятно. Славно отдохнули. Впечатлений на всю жизнь хватит. Что делать думаете? Хотя что тут можно сделать? Ждать.

— Мы и ждем, — сказала Гульнара. — На речку смотрим.

Владимир поглядел на Камчатку. Палатка пряталась среди деревьев, и с этой высоты хорошо был виден противоположный берег, поселок и серые здания в/ч 35252 за «колючкой».

— Что-то зашевелились они там сегодня как мураши, — вполголоса сказал Владимир, увидев на улочках поселка одиночные фигурки и группы людей в форме. — Не зря вертолеты удирали.

Отрезанных голов на плетнях он, вопреки ожиданиям, не обнаружил и решил, что в Калчах идет очередная облава на кого-то очень нужного адъютанту. Не на Димку ли?

За спиной послышался шорох. Владимир обернулся и увидел яркую белую вспышку, какая бывает от соприкосновения приклада ружья с черепной коробкой чересчур доверчивых мужчин. Отбросив ружье, Гульнара вытащила из палатки веревку и умело связала Владимиру руки. Потом уселась на траве и стала ждать.

Кусты между деревьями почти не шелохнулись, когда из-за них бесшумно вышел Вартан. Он бросил быстрый взгляд на лежащего человека, на дочь и отрывисто спросил:

— Нападение? Как ты? Цела? Кричала?

— Кто, я? — оскорбилась дочь. — Еще чего не хватало. Свалился, как рысь на голову — думал, испугаюсь. А я его прикладом.

— Молодец, — сказал Вартан. — Моя дочь.

Он перевернул Владимира лицом вверх и внимательно посмотрел на него. Нет, человек незнакомый. Скорее всего, не из команды Хозяина. Профессионал так не оплошал бы.

— Как он на тебя напал? — спросил Вартан.

— Я же говорю — свалился на голову, — повторила Гульнара и провела пальчиком по обломкам крыла. — Прилетел вот на этом и бухнулся прямо на палатку.

Вартан едва сдержал вопрос — если упал на палатку, почему она в целости и сохранности? Однако — какая разница? Человек этот, кем бы он ни был, все равно должен был умереть.

Вартан осмотрел обрывки снастей, обшивку, лопнувшие растяжки и укрепился еще более в убеждении, что лежащий рядом с палаткой человек опасен. Такие летательные аппараты используют в особых диверсионных подразделениях, и к людям случайным они не попадают.

Человек по-прежнему лежал без движения. Вартан посмотрел на дочь. Незнакомца требовалось допросить, но он не хотел делать этого при Гульнаре. Слишком жесткими методами придется добиваться истины.

— Сходи на берег за водой, — сказал он дочери. — Можешь не торопиться. Посиди со своим новым знакомым, полюбуйтесь облаками. Только пусть руки не распускает — обломаю.

Гульнара возмущенно фыркнула и ускакала вниз по склону. Вартан подошел к человеку, достал из кармана пластиковую ленту со шприцами и выломал один. Нагнулся над лежащим и сквозь одежду вогнал в бедро тонкую иглу. Прошло немного времени, и человек медленно открыл мутные глаза. Вартан ждал. Постепенно взгляд у человека прояснился, он повернул голову и посмотрел на Вартана.

— Мороженого хочешь? — спросил человек тихо.

— Вах! — не удержал удивленного возгласа Вартан. — Какого мороженого?

— Какого хочешь, — сказал человек. — «Баскин Роббинс». Только по голове не стучи больше, ладно?

— Не буду, — согласился Вартан и достал из-за пояса кинжал. — Я просто вырежу тебе сердце, если ты не ответишь на мои вопросы — быстро и правдиво.

— Я отвечу, — согласился человек. — Сердце у меня одно, и я как-никак привык к нему. А где Лина?

— Какая Лина? — дернулся Вартан.

— Ну, эта… которая в палатке… Или стой! Лина умерла. У нее был такой же шприц. А эта… Гульнара! Ох, голова раскалывается! Где она?

— Не твое дело, — перебил Вартан. — Откуда ты знаешь про Лину? Говори, шакал!

— Я не шакал, — сморщился человек. — Я дядя Вова.

Вартан дернулся. Такого не бывает! Так не везет в жизни! Может, кому-то и фартит, но только не Вартану. Но ведь говорил этот парень про дядю Вову. Неужели человек, лежащий перед ним, и есть тот, из-за которого была поднята на ноги вся тайная империя Хозяина? Немедленно за парнем!

Но они уже сами выходили из-за деревьев — Гульнара и прихрамывающий, с перевязанным плечом Дима.

— А я ему прикладом по голове как дам! — хвасталась Гульнара. — А он как брякнется! С ним сейчас папка разговаривает. Вот они!

Но Дима, не слушая ее, бежал к Владимиру. Упал рядом с ним на колени и порывисто схватил за руку, словно боясь, что тот сейчас исчезнет.

— Здорово, сынку, — сказал Владимир, щуря глаза. — Много наблудил без меня? Ладно, потом расскажешь. Ох, и голова у меня раскалывается! Мороженого хочешь?