В школу КГБ Николай Забейворота попал в 1967 году, сразу после службы в погранвойсках. Сухонький юркий майорчик, тщательно изучив личные дела кандидатов, отложил несколько папок в сторону. Одно из дел привлекло его внимание.

— Ишь, длиннорукий какой, — сказал он, показывая помощнику фотографию Николая, где он был запечатлен рядом со знаменем части. — Что у нас на него есть еще?

Протянув бумаги, помощник заметил:

— Руки-то здоровы, да вот что в башке? Может, у него все мозги в конечности переродились?

— В башке будет то, что нам нужно, — сказал майор. — Изначально любой человек — предатель и диверсант. Воспитаем как надо — будет патриот и защитник.

Данные на Николая были идеальными. Крестьянский сын, отец — один из первых коллективистов в селе, отдавший жизнь в борьбе с фашистской нечистью. Мать — передовая труженица полей, награжденная медалью «За трудовую доблесть». Ни родственников, ни знакомых за границей нет и не было. Не привлекался, не был. В общем, чистый лист бумаги, на котором можно писать повесть любого сюжета.

Продолжить службу в славных рядах КГБ Забейворота согласился сразу — во-первых, ему не хотелось возвращаться в село, где развлечений — девок по вечерам обжимать да кино два раза в неделю. Во-вторых, ему очень польстило, что не кого-то, а именно его пригласили вести беспощадную войну со шпионами. Написав матери подробнейшее письмо, из которого цензура вымарала девять десятых текста, он получил первый «втык» от начальства.

— С этих пор у тебя все должно быть вот здесь, — сказал майор и постучал себя пальцем по плешивому затылку. — Какого хрена ты тут нацарапал? «Если я паду в борьбе с мировым капитализмом, то выполните, мама, мою последнюю просьбу — похороните рядом с могилой бати». Чтобы этого больше не было! Для всех ты продолжаешь службу на сверхсрочной — и точка.

Николая перевели в закрытую спецшколу под Орлом, и учеба началась.

— Прием проведен в корне неверно, — заявил Николаю инструктор по боевому самбо, когда курсанты сообща привели его в чувство. — Вы, Забейворота, давите силой. А если бы я успел провести бросок?

Николай стыдливо опустил голову. Минуту назад, когда инструктор, ухватив его за борцовскую куртку, пытался сделать «вертушку», Николай облапил учителя поперек туловища своими огромными лапами и сдавил. Внутри инструктора что-то щелкнуло, будто там раздавили грецкий орех, и, издав тонкий писк, он рухнул на маты. Кесарю — кесарево. Уяснив вскоре, что длиннорукий курсант вряд ли потрясет мир своими успехами на интеллектуальном поприще, руководство школы перевело Забейворота в группу сопровождения ценных и секретных грузов.

На новом месте Николаю понравилось. Никакой головной боли. Получил груз, расписался и строго по инструкции, где оговорен каждый шаг: маршрут, время, место, — доставил груз куда надо. И усё!

В 1972 году Свердловское областное УКГБ, где после школы проходил службу Николай, получило приказ переправить особо ценный груз с одного из металлургических комбинатов в Подмосковье. К тому времени Забейворота считался одним из лучших «почтальонов». Ранним июльским утром его вызвал к себе сам начальник управления.

— Садись, Коля, — ласково сказал полковник, и лейтенант Забейворота понял, что предстоит нечто важное.

— Как проходит служба, Коля? — продолжил полковник.

Привыкший отвечать «так точно» или «никак нет», Николай в ответ растерянно молчал. Видя, что ответа ему не дождаться, полковник сказал:

— Ты у нас на хорошем счету, Коля. За четыре года службы одни благодарности от командования. — Полковник показал на личное дело Николая. — Мы долго думали, кому поручить очень важное дело, и решили, что лучшей кандидатуры, чем твоя, нам не найти. Предстоит важная операция — переправка ценного груза. Ты сможешь сделать это, Коля?

— Так точно, — обрадованно гаркнул Забейворота.

— Но! — Голос полковника посуровел. — Вы должны помнить, Николай, что империалистические разведчики не дремлют! По нашим сведениям, у них нет информации о перемещении груза. И все же — секретность, ответственность и бдительность должны быть на высоте. Это главная заповедь чек… работника нашей системы. Вы меня поняли, Николай?

— Так точно, — шепотом выдохнул боец невидимого фронта.

— И если ты, Забейворота, — грозно сказал полковник, показывая кукиш, — хоть вот на столько не оправдаешь возложенное на тебя доверие партии и советского народа, то я тебя, засранца, в порошок сотру. Ты у меня всю оставшуюся жизнь будешь тюремные нары задницей полировать. Понял? Понял, я спрашиваю?

— Так точно, — пискнул Забейворота.

— Ну вот и хорошо, Коля. Я в тебя верю. Инструкции получишь в спецотделе. Иди.

Забейворота пулей вылетел в коридор.

Полковник вызвал к себе зама.

— Дурак дураком, — сказал он недовольно. — Где вы отыскали такого?

— «Почтальон». С головой у него, конечно, напряженка, но исполнитель отменный. Сделает все от и до.

— Ну ладно, — буркнул полковник, подписывая сопроводительную, — может, оно и к лучшему. В этом деле ума большого не требуется. Подстрахуйте его на всякий случай.

— Сделаем, товарищ полковник.

На следующий день Забейворота прибыл на аэродром. Обычный «АН-24» уже «разводил пары». Внешний вид груза немного разочаровал исполненного решимости биться не на жизнь, а на смерть Николая. Небольшой металлический бочонок лежал между сиденьями в кабине самолета. Николай поправил в подмышечной кобуре тяжелый ТТ и сделал знак пилоту — поехали.

Полет от Свердловска до военного аэродрома в Подмосковье занял три с небольшим часа. Самолет укатился на край летного поля, и тут же к нему подлетел «ГАЗ-51». Настороженно поглядывая по сторонам, Забейворота тщательно изучил документы шофера и бережно, как ребенка, перенес шестидесятикилограммовый бочонок в кабину под сиденье. «Газон» буркнул хорошо отрегулированным двигателем и по проселочной дороге поехал в сторону Люберец.

Машина шла по укатанной дороге. В кабину врывался запах созревающих хлебов, перемешиваясь со сладким ароматом подвяленных на жарком июльском солнце копешек сена. Места были знакомые. Совсем недалеко располагалось село, где добрая половина жителей была Колиными родственниками — двоюродными сестрами, троюродными братьями и бог весть какими дядьками и тетками. Эвакуированные во время войны с Украины, многие односельчане так и осели на новом месте. Николай поерзал на кожаном сиденье. В этом селе была не только родня. Там жила и его зазноба Натаха, с которой они так сладко любились в доармейские времена. Эх, увидеть бы ее хоть одним глазком!

Впереди показался мост и люди на нем. Забейворота насторожился. Империализм не дремлет! Он нащупал под пиджаком рубчатую рукоять ТТ и приказал шоферу:

— Сбавь обороты!

«Газон» на цыпочках приблизился к мосту и остановился.

— Выдь, узнай.

Шофер хлопнул дверцей и вразвалочку направился к трем ребятам простецкого вида, копошащимся около настила.

Через слово вспоминая мать, один из тружеников постарше громко поведал шоферу:

— Вчерась… твою мать. Видишь трактор… твою мать.

В речке купался, высунув на поверхность кабину, трактор. Перила и часть настила моста давно куда-то уплыли по течению, вывороченные при падении его грузной тушей.

Шофер вернулся к машине и стал объяснять Николаю ситуацию. Забейворота прервал его:

— Слыхал я… твою мать.

Он до коликов в животе не любил нештатных ситуаций. Когда происходили незапланированные, а потому казавшиеся опасными вещи, его бросало то в жар, то в холод, и, как результат от такой термотренировки, прошибал понос. Вытерев испарину со лба, Забейворота приказал шоферу:

— Давай по запасной.

Такой вариант предусматривался, но как резервный и не очень желательный. Предстояло выехать на трассу и, минуя несколько селений, прибыть к пункту назначения.

«Газон» повернул, покатил вдоль берега и через несколько километров вышел на ухоженное асфальтированное шоссе. Шофер дал по газам и лихо полетел к селу Шибаево.

За годы службы и учебы Забейворота изменился внешне, но срок от двадцати двух до двадцати семи лет не делает человека неузнаваемым. Николай поднял стекло и надвинул поглубже на уши кепку, опасаясь, как бы кто из односельчан ненароком не признал в нем своего сородича. Когда они въехали в село, длинно растянувшееся вдоль дороги, Николая уже морозило. В животе забурчало. Зная, что произойдет дальше, он отчаянно крикнул:

— Гони!

Давя гусей и уток, «ГАЗ-51» на последней передаче попер вдоль села. До околицы было еще как до Луны, когда наступила третья и последняя стадия. Ужом провернувшись на сиденье, Забейворота выпучил глаза и простонал:

— Стой!

Шофер остановился. Николай выскочил из кабины и пулей бросился к ближайшей избе, возле которой сидел и смолил самокрутку загорелый моложавый дедок.

Танцуя от нетерпения, Николай скороговоркой выпалил:

— Батько, мне до ветру. Где тут нужник?

— Колька! — присмотревшись, завопил старик, но Забейворота уже летел в огород.

Он сидел под кустом малины и стонал от болезненного наслаждения, а дед тем временем побежал по избам, колотя в ставни клюшкой и крича:

— Колька на побывку приехал! Здоро-овый! Руки ишо длиннее сделались!

Когда Забейворота сделал свое дело и снова появился во дворе, то около избы и на дороге стояла толпа односельчан. Отбиваясь от наседающих родственников, Николай бросился к машине.

— Не могу я. Некогда. На службе я.

— Так и уедешь, не взглянув на меня, Коленька?

Этот нежный, почти девичий, голосок раздался под ухом, когда Николай уже открывал дверцу кабины. Натаха стояла, подбоченившись, и, склонив набок голову, смотрела на Николая вишневыми глазами. И Коля «поплыл».

С годами он вспоминал ее все реже и реже. Инструкции, параграфы, наставления действовали на его голову, как лекарства на алкоголика, отучая от естественных человеческих чувств. Но, как ни забивай медикаментами желание пить, а при виде вывески «Закусочная» у всех «бывших» появляется заветный образ стеклянной подружки. Они заходят — вроде бы так, поболтать «сухарем» с пьяненькими друзьями. И постепенно образы, запахи, звуки будят в мозгу дремавшего зверя. И вот она в руке — запотевшая пузатенькая рюмка. Бульк — ах, кажется, я чего-то проглотил! Так ведь одна, ничего. И понеслось. Что одна, что бочка — все едино. Поздно. Ты — не тот, что минуту назад.

Поздно, Коленька! Забейворота захлопнул открытую было дверцу машины.

— Натаха! Какая ты!

— Ты на побывку, Коля?

Николай замялся:

— Да вот… ехал мимо, дай, думаю, загляну.

— Меня вспоминал?

— А як же! — перешел от волнения на украинский Забейворота. — Ты ж мени каждую ночь снилась. Какая ты стала!

— Красивая?

— Ага.

— Ну так что же мы на дороге стоим? Пошли в хату.

Николай для приличия поборолся с собой. Груз, шпионаж, инструкция… и сказал:

— Ну разве ненадолго.

— Почему ж ненадолго? Смотри, как народ тебя встречает. Я тебя просто так не отпущу.

В хате уже сдвигали столы. Появились четверти горилки, заскворчало на сковородах сало вперемешку с картохой. Тем, кому не хватило места в доме, накрыли в саду. И понеслось.

Накатили сумерки. В машине, притулившейся в углу двора, шофер, которому Забейворота строго-настрого запретил куда бы то ни было отлучаться, меланхолично жевал кусок домашней колбасы. По двору шарахались в обнимку девки с парнями, в саду лились развеселые украинские песни.

Доев колбасу, шофер выскользнул из «газона». Ошалевший от впечатлений пес равнодушно посмотрел на человека и лениво гавкнул. Шофер перелез через плетень и огородами побежал к ближайшему лесу. На опушке он остановился, мигнул в темноту фонариком. Рядом с ним появились три силуэта.

— Время, — сказал шофер. — Народу — все село собралось. Никто ни хрена не разберет.

— Славно, — сказал старший, — выйдет без шума…

Вчетвером они пробрались во двор. Извлекли из-под сиденья металлический бочонок и, заменив его на точно такой же, бесшумно удалились. Шофер внимательно посмотрел по сторонам, лег на сиденье и задремал. Среди ночи его разбудил пьяный Николай:

— Спишь?! На службе?! Да я тебя… под трибунал! Под суд! Пусти!

Забейворота откинул сиденье и, увидев бочонок, успокоился.

— Неси службу. Приедем — награжу!

— Да ну его, Коля, — капризно сказала подошедшая Натаха. — Пошли.

И повела его в сарай, где на сеновале так славно отдыхать в короткие июльские ночи. И трудиться. Запутавшийся в юбках, ошалевший от горилки и сдобного женского тела Николай уснул под утро. И приснился ему сон, где был он простым сельским мужиком, сидел в чисто беленой хате, а его жена Натаха наливала ему в глиняную кружку парное молоко. И куча детишек — сразу не сосчитать — щебетали звонкими голосами. И не было рядом этого долбаного КГБ. И он был счастлив.

Группа страховки «почтальона» обложила хату, когда все еще спали. Старший группы сразу бросился к машине. Вытащив за ноги шофера, он гаркнул:

— Где груз?! Быстро отвечать!

Испуганный шофер захлопал глазами и ткнул в сиденье. Увидев бочонок, капитан немного успокоился.

— Так. А где этот?

Шофер так же испуганно ткнул пальцем в сарай. Пинками Николая выгнали наружу. Из дверей на них, ничего не понимая, смотрела расхристанная Натаха.

— Ах ты, сука, — сквозь зубы процедил капитан, проведя тут же на месте первый допрос. — Поблядовать захотелось? Женилка выросла? Так я тебе ее с корнем щипцами вырву, футболист хренов.

На Забейворота было страшно смотреть.

А трое неизвестных, подменивших бочонок, были уже далеко от Шибаево. Соблюдая все меры предосторожности, они поездом перевезли груз до селения Аксай Казахской ССР и передали его с рук на руки вооруженному до зубов отряду нукеров. Распугивая сиренами и мигалками встречные автомобили, колонна «волжанок» на крыльях полетела к предгорьям Тянь-Шаня. Здесь, на родной земле, можно было не таиться — кто посмеет остановить, а тем более обыскать машины, принадлежащие самому Хозяину.

«Волжанки» замедлили свой бег только на берегу Балхаша, у высокого металлического забора, из-за которого виднелись башни дачи-дворца. Предводитель нукеров лично проследил, чтобы груз был доставлен глубоко под землю в бетонированный мощными плитами подвал. Вскоре вниз спустился Хозяин. Он молча постоял рядом с невзрачным бочонком и сказал:

— Придет время, Вартан, и то, что спрятано внутри этой железной посудины, будет цениться так высоко, что простой смертный уйдет в загробный мир, так и не успев сосчитать всей суммы до конца. Будет такое время. Надо только уметь ждать.

Он умел видеть на четверть века вперед, иначе он не был бы Хозяином.

Из села Шибаево подменный груз капитан с группой страховки успешно доставили к месту назначения. Там его взвесили и, не найдя никакой разницы в цифрах, указанных в сопроводительных документах, все же вскрыли. Бочонок доверху был заполнен керосином.

В коричневой жидкости, укрепленный на держателях-распорках, поблескивал зеркальным блеском металлический цилиндр.

— На первый взгляд все будто в порядке, — сказал, сделав осмотр, специалист. — Но, знаете, береженого бог бережет. Необходимо сделать спектральный анализ.

Цилиндр извлекли из контейнера. Спец с сомнением произнес:

— Ерунда какая-то. На ощупь — совершенно не то. Быстро в лабораторию.

Тончайшее сверло сделало укол в бок цилиндра. Электрический разряд — и на радужной полоске спектрограммы нарисовались две поглощенные элементами ртути и свинца темные полоски.

— Обычный свинец, покрытый слоем ртутной амальгамы, — заключил спец. — Ему цена — два с полтиной.

КГБ встал на дыбы. Забейворота подвергли непрерывным многочасовым допросам и, убедившись, что выкачали из него всю имеющуюся информацию, отдали под трибунал. Шофер под действием спецпрепаратов невнятно говорил что-то о смертельно больной матери, о трех неизвестных ему людях, предложивших баснословную сумму в тысячу рублей за пустяковое, по их словам, содействие, об утонувшем тракторе и поносе Забейворота. В конце концов он скончался в подвалах КГБ от «острой сердечной недостаточности».

— Это позор для нас всех, — кричал полковник, проклиная тот день, когда согласился доверить несложную операцию придурку лейтенанту. — У нас из-под носа украли ценное государственное достояние. Увели запросто, как кошелек в трамвае у зазевавшейся бабки. Что мы имеем на данный момент?

— Шофер был куплен тремя неустановленными пока лицами, — докладывал помощник. — Они же инсценировали крушение моста через реку. Трактор принадлежит местной МТС, откуда был угнан за неделю до случившегося. На допросе директор МТС сообщил, что никто за трактор не беспокоился. Местные трактористы частенько использовали его для поездки за водкой в райцентр. А потом, нажравшись в стельку, засыпали в кабине где-нибудь в лесочке.

— Что говорит родня Забейворота?

— Никто ничего не помнит. Все были пьяны.

— Н-да-а, — протянул полковник. — Пьяная страна. Кремль из-под носа утащи — никто не поймет.

Помощник мысленно отметил непозволительную даже для шефа вольность.

— Не напрягайся, — усмехнулся полковник, — у меня кабинет не пишется. Значит, ситуация такова: дело хреновое. Ни черта у нас нет. И я думаю, вряд ли что-нибудь существенное появится. Иностранные разведки здесь ни при чем — не их стиль, да и железка эта им, я думаю, не нужна. Это же типичное воровство. Но — на высоком уровне. Копни-ка ты, дорогой мой, повыше — ЦК, республики. У тебя ведь там есть люди?

— Оно, конечно, так, — осторожно возразил помощник, — людишки имеются. Но нас туда не пустят. Помните дело Семенова? С поличным, можно сказать, взяли. А толку? Не сметь — и все прахом.

— Да я тебя не заставляю с автоматчиками во Дворец съездов врываться, — поморщился полковник. — Ты информацию собирай. А там поглядим, что и как. Я ведь не первый год в системе работаю. Ты что думаешь — этот груз госструктурам принадлежал? Как бы не так! Руку на отсечение даю — шел к кому-то на длительное хранение в личные закрома. А это в корне меняет дело. Так что действуй. На этом славно сыграть можно.

Тщательно изучив маршруты и время последних поездок и встреч всех более-менее крупных чиновников, помощник обратил внимание на донесение осведомителя из Казахстана. Второй шофер главы республики сообщил, что через три дня после похищения груза они с группой телохранителей срочно выехали на станцию Аксай, где, пробыв несколько часов, так же спешно отбыли на дачу Первого. Никаких гостей они не встречали, и цель поездки ему не известна. Помощник запросил дополнительные сведения, но осведомитель внезапно замолчал…

Медленно спускаясь по мраморным ступеням, Хозяин вошел в подвал. Телохранитель с готовностью распахнул тяжелую дверь. Из подземелья ударил в нос резкий запах химикатов. Два человека в белых халатах, забрызганных кровью, поспешно поклонились.

То, что осталось от второго шофера, покоилось на широком, облицованном кафелем столе.

— Что? — спросил Хозяин.

— Повторяется. Те же сведения. Ничего нового.

— Жив?

— Для вас сберегли. Мы ведь знаем…

— Заткнись, — так же коротко приказал Хозяин.

Он подошел к столу.

Второй шофер лежал навзничь, прикованный руками и ногами к вмурованным в стол скобам. Грудная клетка у него была вскрыта, и перепиленные ребра с левой стороны груди были вывернуты так, что обнажились сердце и судорожно трепетавшие легкие.

Хозяин сделал знак, и палачи вышли, плотно прикрыв за собой дверь.

Клацание замков заставило человека на столе открыть глаза. Минуту он, не понимая, вглядывался полубезумным взглядом в лицо Хозяина. Узнав его, шофер дернулся.

— Б-бо-льно, — прошептал он едва слышно. — За что?

— И это ты говоришь мне, тому, кого ты предал?

— Я не…

— Молчи. Твои слова ничего не стоят. Я мог бы еще выслушать вора, грабителя, даже убийцу. Этот грех объясним. Все мы слабы. Но ты — предал. Меня, чьей волей ты ходил, дышал, наслаждался жизнью. Ты — падаль, недостойная того, чтобы твои останки жрали собаки.

Шофер дико завращал глазами. Его взгляд зацепился за торчащие вертикально ребра.

— Что… это?..

— Это твоя плоть. Обычные человеческие потроха. Это легкое.

Хозяин провел ладонью по трепещущим окровавленным лоскуткам.

Шофер, не в силах кричать, протяжно застонал.

— Это сердце.

Хозяин сжал руками синеватый дергающийся комок. Тело лежащего человека забилось в судорогах. На лице Хозяина появился звериный оскал.

— И стучало оно в твоей поганой груди ровно столько, сколько нужно было мне. Сейчас ты мне не нужен.

Он изо всех сил сжал сердце и рванул. Из разорванной аорты в стену ударила струя алой крови. Шофер дико вскрикнул, дернулся в последний раз и затих. Хозяин отошел к столу с инструментами и выбрал широкий острый тесак. Потом умело вскрыл тело, добираясь до печени. Отрубив кусочек, он бросил темное мясо в рот и с наслаждением проглотил. Выйдя из подвала, он через плечо бросил палачам:

— Я хочу, чтобы от этой собаки не осталось ничего.

Палачи расковали труп, за ноги отволокли в угол к небольшой ванне, наполненной резко пахнущей маслянистой жидкостью, и столкнули в нее тело.

Известие о том, что им заинтересовалось всесильное ведомство, обеспокоило Хозяина. Не потому, что он боялся самого факта кражи груза — он стоял высоко на иерархической лестнице, и покровитель у него был САМ. Беспокойство заключалось в том, что он перешел дорогу равному себе, и тот человек вполне мог предпринять меры, которые могли нарушить благополучную жизнь Хозяина. Наутро он вызвал к себе Вартана — молодого и бесконечно преданного нукера.

— Готовь машины. Разработай маршрут. Выдай ложную информацию. Все по высшей группе.

— Конечный пункт?

— Полигон.

Короткая жизнь тюльпанов в казахских степях начинается ранней весной. Стоит пригреть солнцу, как в два дня на поверхность вылезают зеленые нежные ростки. Еще два — и необозримые пространства пылают цветом измены и любви.

На этот раз кортеж машин был скромнее. В первой нукеры, во второй Хозяин и шофер, в третьей — подарки. Машины миновали пост и устремились к группе серых пятиэтажных зданий. Их ждали.

— Здравствуй, дорогой! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть в добром здравии.

— Здравствуйте, уважаемый ага. Как доехали? Не утомили вас степи?

— Ну что ты! Посмотри на эти красоты. Я здесь родился, а для коренного казаха нет ничего дороже родной земли. Вижу, ты уже примерил новую форму. Одна звездочка вместо трех, но зато большая! Тебе к лицу, дорогой!

Начальник охраны полигона скосил глаза на генеральский погон.

— Благодаря вам, уважаемый ага! Спасибо. Не знаю, чем смогу отблагодарить за высокую честь.

— Пустяки. Хорошие люди должны помогать друг другу.

— Прошу в дом, уважаемый ага!

В сопровождении охраны они направились к одиноко стоящему трехэтажному особняку. Резные двери бесшумно отворились, и весенний зной исчез. В богато убранном холле было прохладно и тихо. Нукеры тенями застыли в углах. Генерал и Хозяин поднялись наверх.

— Отдохните с дороги, уважаемый ага! Здесь есть все, что вы любите. И, чтобы не скучалось… Марина!

Боковая дверь отворилась, на пороге возникла белокурая девушка в длинном халате.

— Она в вашем распоряжении. Массаж и прочее.

— Хороша, — оценил Хозяин. — Новенькая?

— Для вас — все самое свежее. — Генерал с огорчением развел руками. — А я вынужден вас покинуть. Служба. Но вечером я всецело ваш.

— Хорошо, дорогой.

Ближе к вечеру на оцепленный колючей проволокой участок степи загнали небольшое стадо сайгаков. Вдоль колючки выставили охрану из солдат местного гарнизона. Внутренний круг оцепления держали нукеры. В центре, ниспадая складками тяжелой материи, возвышался шатер.

Когда над степью опустилась ночь, к шатру подъехали две машины.

— Ты умеешь встречать гостей, — сказал Хозяин, оглядев убранство шатра. — Я в тебе не ошибся, когда рекомендовал на должность.

Поддатый генерал лоснился от удовольствия.

— А как вам Мариночка? Вы довольны?

— Доволен, дорогой. Марина — роза, цветет ярко и страстно. Я тоже хочу сделать тебе скромный подарок. Это тюльпаны.

Он щелкнул пальцами, и из второй машины выскользнули четыре хрупкие обнаженные девушки. Они робко подошли к мужчинам и застыли. В свете прожектора их тела светились нежным персиковым сиянием.

Генерал открыл рот.

— Ах, уважаемый ага, — вымолвил он наконец. И, не сумев подобрать слов, добавил: — Вы — восточный человек, у вас большая душа.

Хозяин довольно усмехнулся.

Охота была привычным, а потому не очень захватывающим действом. Пугливые сайгаки сбивались в кучу и падали один за другим под огнем скорострельных карабинов. Прикончив около десятка животных, Хозяин и генерал вернулись в шатер.

— За вас, уважаемый ага, — поднял бокал генерал. — За ваше здоровье, процветание и… — Он хотел сказать что-то очень красивое и витиеватое, но, не обученный премудростям восточного этикета, сбился и торопливо закончил:

— За успехи во всех ваших делах.

— Спасибо, дорогой.

Они выпили. Хозяин отставил бокал.

— На здоровье, хвала Аллаху, не жалуюсь. А вот дела… Даже у меня не всегда бывает хорошее настроение.

— Какие-то сложности? — встревожился генерал. — Только намекните, я для вас землю переверну.

— Да так, в общем, небольшое одолжение.

Генерал отпихнул льнувшую к нему девушку и изобразил внимание. Хозяин показал пальцем на полог шатра, и девушки немедленно выскользнули наружу.

— Я вот о чем. Ты ракеты запускаешь?

— Есть такое. Почти каждую неделю бросаем.

— Как испытания проходят? Успешно?

— Сейчас гладко. Это вначале — то на стартовой хлопнется, то при взлете развалится. Сейчас нормально, отработали.

— Далеко забрасываете?

Генерал замялся.

— Ты не бойся, дорогой. Я про эти дела поболе тебя осведомлен. Камчатка?

— Камчатка…

— Все, значит, доходят?

— Все, одна к одной.

— Идут точно?

— Тютелька в тютельку. Раком такую красавицу поставь, — генерал кивнул на полог, — точно меж ног застрянет.

— Это хорошо. Значит, аварий нет?

— Никогда. Там же семикратное дублирование в системах. Один блок откажет — другой вытянет.

— Семикратное?! — удивился Хозяин. — Зачем так много, если без аварий?

— Ну, я не знаю, для надежности. Чтобы двести процентов было.

— А двукратного хватит?

Генерал, не понимая, к чему клонит гость, недоуменно пожал плечами:

— Я думаю, вполне.

— Хорошо, хорошо.

Они снова чокнулись бокалами.

— Мне, дорогой мой, надо твоим транспортом груз переправить, — сказал Хозяин и снова наполнил бокалы. — Так, пустячок.

Генерал молчал, не понимая, о чем идет речь.

— Ты мог бы, дорогой, вместо лишней аппаратуры в боеголовку посылочку упаковать? Она не тяжелая — килограмм шестьдесят потянет.

— В болванку?! — изумился генерал.

— Именно. Что ты так на меня смотришь? Если нет, скажи, не обижусь. В конце концов, полковник тоже не всемогущ.

Генерал покрылся гусиной кожей.

— Пол… пол… — залепетал он, — полковник?

— Если не можешь, какой же ты генерал, — равнодушно сказал Хозяин и выплюнул на ногу собеседнику абрикосовую косточку.

Генерал сглотнул слюну.

— А может, по-другому, — сказал он хриплым голосом. — Моим транспортом? Военный самолет, поезд? Я такую охрану обеспечу — таракан не проскочит.

— Охрана и у меня есть. И транспорт тоже. Но это люди. Кости, мясо, сердце. Плоть — ненадежная и продажная, а соблазн велик. А там, — Хозяин кивнул на крышу шатра, — никого. Пустота. Ну так что, полков…

— Согласен, — торопливо сказал генерал.

Хозяин удовлетворенно кивнул.

Через две недели на стартовую площадку № 7 выкатили стратегическую межконтинентальную ракету-носитель «Геркулес» с кассетной боеголовкой. В одной из болванок вместо дополнительной дублирующей аппаратуры в специальных гнездах покоились небольшие металлические цилиндры с грузом. Прожигая струями огня бетонные плиты отражателя, ракета замерла на мгновение и, сверкнув ослепительно белым хвостом, умчалась к облакам.

Вначале полет проходил строго по программе. Отработали маршевые двигатели, улетела к земле пустой консервной банкой вторая ступень. Ракета, пробив плотные слои атмосферы, ложилась на бок, на заданный курс. Прохождение стратегической точнейшие приборы в Новосибирске отметили, но не смогли засечь, что кривая полета, соединяющая Байконур с Камчаткой, чуть смещена. Чем дальше проходил полет, тем все более отличалась истинная траектория от расчетной. На подлете к Камчатке разница составляла уже километры. Головка вошла в разреженные слои атмосферы, и разница стала еще больше. Во время отстрела болванок точность попадания была никуда не годной — более двадцати километров от расчетной.

А произошло это потому, что гнезда, где должны были находиться еще два цилиндрика, были пусты. Микроскопическая часть груза весом в триста граммов лежала в служебном кабинете генерала в ящике письменного стола.

Дурак ты, генерал!