Вода из тающего под летним солнцем ледника все же нашла свой выход. Теперь было два водопада. По обе стороны перегородившей выход из ущелья глыбы хлестали упругие струи, похожие на прозрачные конские хвосты.
К утру Владимир проснулся от холода. Обычное дело на Камчатке — на солнце печет, в тени морозит. С трудом сгибая опухшие пальцы, он умылся ледяной водой, съел банку мясных консервов и, найдя поляну, подставил спину солнечным лучам. Сон его не освежил. Владимир чувствовал себя разбитым, был опустошен, как эта консервная банка рядом, и… сломлен?
«Пожалуй, нет, — сказал он сам себе, перебрав в памяти события прошедших дней. — До отчаяния еще далеко. Вот только подумать надо хорошенько — нужно ли мне все это? Каша заваривается, похоже, серьезная. Не стану ли я приправой к этому вареву?»
Он знал, что способен на многое. Были в жизни случаи, когда надо было мобилизовать волю и силы — и всегда он выходил победителем.
После армии Владимир вернулся в родной шахтерский город. Вернулся шестого ноября — как раз перед праздником. Наобнимавшись с родственниками, он бросился отыскивать друзей.
Как же мало их осталось!
Владимир ходил из дома в дом, но сумел собрать всего четырех человек из прежних, закадычных. И, что самое удивительное — среди них была Оля, которую он безрезультатно уговаривал перед отправкой. Выпили, потанцевали, посмеялись, и Владимиру стало еще горше. У них, у закадычных, за два года появились свои интересы, свои разговоры. Вроде бы все хорошо, а нет связи, как у альпинистов при штурме вершины. Они идут своим маршрутом, а он — другим. К концу вечера Оля, присмотревшись к Владимиру, отвела его в сторону и сказала, погладив по щеке:
— За мной должок. Уйдем отсюда.
Они не спали всю ночь. В перерывах между жаркими объятиями Владимир рассказывал ей о Камчатке, о капитане Смолине, о знамени на краю пропасти. Ольга слушала вроде бы внимательно, но на самом интересном месте снова начинала гладить Владимира ниже пояса.
— Ой, а ты уже готов! Давай теперь вот так…
К гражданке привыкать так же трудно, как и к армии. Владимиру стало казаться, что настоящая жизнь осталась именно там, среди вулканов, землетрясений и каменных берез, а здесь, в родном городе — скука и прозябание. Он то записывался в секцию самбо, то вдруг начинал пить дни и ночи напролет. В конце концов Владимир махнул на все рукой и женился на Ольге.
И вроде бы успокоился. Работа, появление на свет дочки, новая квартира. Жизнь как жизнь. Как у всех. Но иногда приходили сны. Гудящее брюхо вертолета, бреющего верхушки деревьев, запах медвежьей шерсти и стремительный огневой росчерк падающей боеголовки. Владимир просыпался и бродил по темной квартире, успокаивая рвущееся из груди сердце.
«Вернусь туда, — говорил он себе. — Обязательно вернусь. Хоть одним глазком взглянуть».
Сны о Камчатке приходили все реже, а потом наступили перемены, от которых стало не до мечтаний, живу бы остаться.
В один из вечеров они с Ольгой смотрели телевизор. Грызть семечки и глядеть на экран с некоторых пор стало любимым времяпрепровождением четы Серебряковых. Дочь «оттягивалась» где-то на дискотеке, и в доме без врубленного на полную катушку магнитофона было уютно и тихо. Шла одна из «жареных передач» — документальный фильм известного режиссера, а ныне депутата Госдумы Станислава Говоркова «Великая преступная революция». Мелькали на экране трехэтажные коттеджи, разбитые и развороченные вагоны. Какой-то малец смолил «Мальборо» и швырял деньги на рельсы:
— У меня таких много.
Пошли новые кадры, и Владимир выронил из рук кулечек с семечками. Снисходительный и желчный Говорков вещал:
— И вот тогда, по просьбе нынешнего губернатора Свердловской области, президент позволил — якобы для разрешения финансовых трудностей свердловчан — продать часть редких и редкоземельных металлов. Это платина. — Говорков похлопал ладонью по груде серебристых слитков. — Это — осмий. А вот это — галлий.
Он взял в руки небольшой цилиндрический контейнер, открутил крышку и извлек столбик металла яркого ртутного блеска. Поковырял ногтем.
— В руках тает. Температура плавления двадцать девять градусов.
И положил в контейнер.
— Стой! — закричал Владимир, схватил пульт и стал судорожно нажимать кнопки.
— Ты сдурел, что ли? — оттолкнула его локтем Оля. — Испугал до смерти. Да не калечь ты пульт. Это же не видик, назад не перемотаешь.
Пленку с записью «Великой преступной революции» Владимир купил через несколько дней в видеосалоне. Оставаясь дома один, он раз за разом прокручивал то место, где Говорков рассказывал о галлии.
Потом в областной библиотеке взял «Химическую энциклопедию» и выписал в тетрадь все данные об этом металле. Редкий, ценный… Стоимость на черном рынке… Вспоминая, сколько было в той головке контейнеров, Владимир умножил и — на калькуляторе не хватило разрядов на табло. Тогда он взял ручку. Вычислив результат, Владимир долго сидел и смотрел в окно, где соседская старуха развешивала для просушки белье. Два с половиной миллиарда долларов. Десять триллионов рублей. Эта сумма была выше его понимания. От таких цифр на Владимира накатывали апатия и равнодушие. Расстояние до Альфы Центавра в километрах. Вес земного шара в килограммах. Длинные вереницы нулей. Ну и что? Эти цифры ему ни о чем не говорили. Пытаясь хоть как-то сориентироваться, он мысленно сложил триллионы в пачки стотысячных купюр. Получилась груда размером с двухтумбовый стол. И все равно было как-то безразлично.
Пятьдесят лимонов — это понятно, можно купить машину, садовый участок и ездить туда поливать грядки.
«Мечта рожденного ползать, — невесело усмехнулся Владимир. — Участок, машина и новая стенка. Эх, Вовчик! Нет в тебе ни азарта, ни размаха. Другой бы тут же сделал стойку. А ты… Может, сдать как клад? Мне будет четверть. Тоже немало».
Ему стало обидно. Отдавать почти три миллиарда баксов за здорово живешь? Еще чего! Сколько он выстрадал тогда в тайге… Эти деньги его, все до копеечки.
«А есть ли они там?! — встревожился Владимир. — Может, болванку давно нашли, и контейнеры тоже. А я сижу тут, губу раскатал».
Он стал вспоминать последние месяцы службы. Да, точно, промелькнули слухи, что одна из кассетных отклонилась от траектории и ушла в тайгу. Четыре болванки отыскали, а пятая как в воду канула. Еще разбился и сгорел в кратере Шивелуча вертолет с тремя офицерами из Москвы. Прилетали потом какие-то чины из столицы, что-то искали, но, похоже, безрезультатно. Значит, груз все там же, где его спрятал Владимир, и ждет своего хозяина.
Мысли, мысли… Они были разными. После шока от неожиданного открытия желание заняться поисками груза немного приутихло. Ведь надо было каким-то образом попасть на Камчатку, в режимный поселок Калчи, куда пускали далеко не всех. Выбраться в тайгу и найти место, которое за двадцать пять лет могло измениться до неузнаваемости. Вывезти килограммов пятьдесят груза и реализовать его. Продать то есть. Владимир засмеялся. Продать. Кому? Султану Брунея? Шаху Ирана? «Уважаемый султан, купите у меня галлий. Немного, всего полсотни кг. Цена вас устроит. Оптом — скидка».
Но время шло. В России стали появляться первые сверхбогачи, монополисты, владельцы гигантских концернов и компаний. И, как многие соотечественники, однажды Владимир задал себе вопрос: «Почему не я? Им можно, а мне — нет? Ведь не булочками же торгуя, N приобрел тракторный завод, а М — хозяин крупнейшей в столице сети магазинов. Наверняка все „крупные состояния…“ и т. д». Тонкая грань между неверием в свои силы и желанием действовать постепенно превращалась в клочья. Еще не до конца приняв решение, Владимир приобрел в местном туристическом клубе карту Камчатки — километровку. А когда во время командировки в Одессу какой-то ханыга предложил ему чистую «краснокожую паспортину», купил и ее. Последней каплей явилось сообщение Димы о том, что его забирают в армию.
Дитя своего времени, Дима Алтухов «косил» от призыва уже год. Первый раз он заявил комиссии, что у него с детства не полностью закрывается клапан в сердце.
— Вот здесь, — ткнул он себя в грудь, — холодно становится, и голова кружится.
— Клапан-то выхлопной? — пошутил хирург, но все же направил болезного на медобследование.
Пока Диму обследовали разные инстанции, время утекло, и призыв кончился. Но за весной, как известно, быстро приходит осень, и опасность загреметь под «панфары» вновь замаячила на горизонте.
В один из дней Дима пришел на работу печальный.
— Ну что? — спросил Владимир, беспокоясь за судьбу неплохого, в общем-то, мальчишки.
— Я им сказал, что у меня один глаз хуже другого видит и рот только вот так открывать могу, — обиженно изобразил «а-а-а» Дима. — А они смеются. Меньше, говорят, есть будешь.
— Измываются, — посочувствовал Владимир. — А куда тебя, неизвестно?
— Не знаю.
— А сам куда хотел бы?
Дима нерешительно пожал плечами:
— Или очень близко — чтобы рядом с домом, или очень далеко, чтобы хоть было что посмотреть. Чего я в том же Екатеринбурге не видал?
— Очень далеко. Далеко-далеко улетел мой сокол…
Что-то сложилось в голове. Комбинация, пока не додуманная до конца.
— Просись на Камчатку.
— Ого! На Камчатку?
— А что. Я там служил. Понравилось.
— Понравилось? Служить? — округлил глаза Дима.
— Представь себе. Интересные места. Вулканы. И никакой дедовщины.
Дима задумался.
Осторожно подводя его к самостоятельному как бы решению, Владимир день за днем рассказывал о Шивелуче, о Калчевской сопке, медведях, стаях лебедей над долинами. Принес и показал ему армейский альбом с видами. И Дима созрел.
В конце недели он подошел к Владимиру и торжественно объявил:
— Все. В понедельник с вещами.
— Куда?
— Камчатка.
— Счастливый, — вздохнул Владимир. — Мне-то уже там никогда не бывать. А хочется — жуть.
— Приезжайте в гости.
— Да кто меня туда пустит. Запретная зона.
— А вы моим отцом назовитесь.
— Фамилии-то разные.
— Ну, отчимом.
Владимир загорелся:
— А ведь точно! Напишешь мне письмо через полгодика, мол, приезжайте, отец, если сможете, посмотреть, как проходит служба. Фамилию какую-нибудь выдумай. Арбатов подходит?
— Ништяк.
И закрутилось, завертелось. Теперь не проходило вечера, чтобы Владимир не открывал карту. Ползал по ней вдоль и поперек, подминая животом сопки и долины. Тогда-то Ольга и произнесла историческое:
— Опять улегся на свою любимую.
— Хорошее имя — Камчатка.
А через полгода, когда Владимир уже был один, от Димы пришло письмо.
«Здравствуйте, папа! — писал новоиспеченный сыночек. — Служится мне хорошо. Ребята отличные, а старики донимают не очень. Сначала было трудновато, а сейчас привык. Со здоровьем все в порядке. Поднакачался железками так, что мама родная не узнает. Недавно дали младшего сержанта. Все нормально, только по вам скучаю очень. Если сможете, приезжайте. Я поговорил с командиром батареи, и он сказал, что командование части разрешит. Меня отпустят дня на четыре в увольнение, мы слетаем в Калчи и сможем побыть вместе. В общем, все ништяк».
Через несколько дней Владимир купил билет на самолет Чернявинск — Петропавловск-Камчатский.
Солнце припекало все сильнее. Владимир взглянул на часы. Четыре утра. Он перевел стрелки на семь часов вперед. Одиннадцать. А он еще так ничего и не решил.
«А чего решать-то, — подумал он, — выбраться бы сначала к людям, а там видно будет».
Для начала он высыпал из рюкзака шмотки «вулканологов» и стал разбираться в мешанине медикаментов, миниатюрных приборов и боеприпасов. Пересчитал патроны в рожках, две продолговатые желтые гранаты повесил на брючный ремень. Лента из пяти шприцев. Один — с красной точкой, точно такой же, каким хотела угостить его Лина. Две плитки пластиковой взрывчатки, похожие на импортный шоколад, глушители к автоматам, бинокль размером с театральный. Владимир поднес его к глазам, и верхушки далеких гор значительно приблизились. Видно было отлично, но он все же покрутил колесико настройки. Резкость не ухудшилась, а вершины приблизились вплотную. Владимир слышал кое-что о цифровой обработке изображения и, порывшись в кармане рюкзака, нашел запасные батарейки к биноклю. Отлично. Радиостанция. Режимы повышенной и пониженной мощности, синтезатор, сканерные функции. Разберемся позднее.
Последним Владимир извлек прибор размером с небольшую книжку. Увидев на корпусе марку, восхищенно присвистнул. Трассер, электронная карта. Задаешь маршрут и движешься в заданном направлении. Твой путь — красная линия, истинный — желтая. Отклонился — на жидкокристаллическом дисплее появляется разница в километрах. Данные идут со спутника. Владимир нажал на одну из кнопок. На экране возникла карта Камчатки. Покрутил ручки сбоку. Побережье, река Камчатка, Калчевская сопка. Он нажал на кнопку с крестиком, и карта плавно изменила масштаб. Максимальное разрешение. А вот и их маршрут. Здесь упал самолет, здесь они обогнули болото. Все схематично, без указания высот, но понять можно.
Владимир не удержался и надавил еще одну продолговатую кнопочку с надписью «Enter». И чуть не выронил от неожиданности трассер. Приятный женский голос произнес:
— Your situation is 55°32′ of northern latitude and 161°12′ of eastern lonqitude. Thank you!
— Иди ты, — сказал Владимир, ничего не поняв. — Сенькью и тебе тоже.
Он спрятал трассер в чехол, сложил туда все остальное. Потом сориентировался по карте — привычнее как-то, — повесил автомат на плечо.
Он шел, поглядывая на солнце, срывал по пути листики черемши и думал о том, что решение идти не в Калчи, а совсем в противоположную сторону сделано правильно. Он шел к Диме. «Отпустят в увольнение дня на четыре. Слетаем в Калчи». — Он понял Димину хитрость сразу. «Четверка» была средним по величине пунктом слежения за боеголовками. Три офицера, семь солдат, когда чуть больше, когда чуть меньше. Казарма, скорее похожая на нелепый сарай. И отличный вид вокруг — точка находилась на вершине безлесого холма. От Калчей до четверки путь неблизкий и только вертолетом. Но если идти от ущелья, то дня за три добраться можно. Там нет солдат, которые норовят при встрече сделать из тебя решето, и вертолетчиков, сбрасывающих людей в пропасть.
Ноша не тянула. Тайга была без густого подлеска, и первый привал Владимир сделал далеко за полдень. Насытившись, он по всем правилам водрузил ноги на рюкзак, чтобы они были выше головы, и принялся изучать радиостанцию. Как и любой мальчишка, в детстве он был радиолюбителем и быстро сориентировался в кнопках и тумблерах.
Шкала радиостанции засветилась призрачным голубым светом, в динамике раздался шум и потрескивание — эфир дышал, жил своей собственной жизнью. Первый канал, второй, двадцатый, сороковой. Ничего. Владимир нажал кнопку с красным кружком. На шкале отобразилось значение частоты. Цифры дрогнули, побежали, сменяя друг друга. Рация перешла в сканерный режим и теперь самостоятельно обшаривала эфир, выискивая достаточной силы сигналы, чтобы зацепиться за них. Слышались дальние голоса, обрывки музыки.
— …сумасшедший, — раздался из динамика ясный голос. Частота стабилизировалась.
— Какой к едрене фене сумасшедший. Он преступник, его судить надо.
— Он от этого не уйдет. Только хорошо бы сначала выловить.
— Может, штурманем? Могу дельных ребят подбросить.
— У самого есть. Запретили. Категорически. В случае неудачи представляешь последствия?
— Блефует, старый мудак.
— А если нет?
— Н-да. Как же его проглядели?
— Слишком неожиданно все произошло. То ли у него свои люди в верхах, то ли сам почуял. За ним грешков три воза и тележка. Терять нечего, вот и попер напролом.
— Что президент?
— Терпение, спокойствие, выдержка. Ты ведь знаешь этих… Действовать надо, а они хрен в ступе толкут.
— Н-да…
Голоса на несколько секунд стихли, и сканер двинул частоту дальше по диапазонам.
Владимир наугад потыкал пальцем по кнопкам, но интересный разговор больше не появлялся.
К «четверке» он вышел в полдень третьего дня. Увидел в бинокль — нет, уже не сарай, а аккуратный кирпичный домик — и погордился собой — точка в точку.
«Ничего ребята устроились, — позавидовал он, разглядывая каменный фундамент. — У нас в семьдесят втором поплоше хибара была».
Он не торопился. Надо было придумать правдоподобное объяснение своему появлению. Папа турист пришел пешком из самого Чернявинска навестить сынулю. Соскучился, мол, сильно. А может, рассказать все честно — о «вулканологах», о сбитом самолете?
«И о галлии заодно. Про фальшивый паспорт упомянуть невзначай. Про стреляющую авторучку».
«Черт побери! — хлопнул Владимир себя по лбу. Я же все это время при оружии был!»
Он достал авторучку и снял ее с предохранителя. Потом спрятал автомат в ветвях дерева — не с ним же переться — и бодро направился к дому.
Несмотря на разгоревшийся день, ставни на доме были закрыты. Это удивило и немного встревожило Владимира. Он по широкой дуге обошел холм, еще раз внимательно осмотрел постройку, но ничего подозрительного не обнаружил. Только дверь почему-то полуоткрыта, и совсем не видно людей. Настроение у него испортилось. Снова загадки. Хватит уже. Владимир сделал несколько шагов, и его нога по щиколотку провалилась в свежую, еще не успевшую засохнуть землю. Владимир огляделся.
Он стоял на краю могилы. Судя по границам земляного квадрата, в ней покоился не один человек. Людей похоронили недавно — это можно было понять и по кривому тоненькому кресту в центре. На свежесрубленном стволе оставил темный след древесный сок.
За спиной раздалось клацанье передернутого затвора. Владимир прыгнул в сторону и, не успев выдернуть завязшую ногу из земли, упал. Это и спасло его. Автоматная очередь срезала несколько ветвей над его головой. Владимир увернулся, выхватывая авторучку, и выстрелил в темную фигуру. Раздалось слабенькое «пах». Малокалиберная пулька вылетела из авторучки и упала в двух метрах от нападавшего.
— Не стреляй!
Это кричал не он. Это крикнул человек с «Калашниковым», и Владимир узнал этот голос. Димка.
— Дядя Вова, ты живой? Дядя Вова, очнись!
Владимир поднялся на ноги.
— А воротись-ка, сынку. Какой же ты…
Он не успел договорить. Дима бросился к нему на шею и заплакал.
— Ну что ты, парень, что ты…
Дима успокоился не скоро. Судорожно всхлипнул несколько раз и, отстранившись, принялся тереть небритое грязное лицо ладонями.
— Давай-ка присядем, — сказал Владимир. — Расскажешь мне обо всем. И автомат подбери. Если стрелял, значит, есть кого бояться.
— Тут такое, дядя Вова…
Они сели рядом с могилой.
— Кто здесь? — спросил Владимир, указывая на крест.
— Все наши. Старлей с прапорщиком и ребята. Шестеро.
— Кто их так?
— Если бы я знал, — вздохнул Дима. — Налетели какие-то… мы и очухаться не успели.
— А ты… — Владимир едва не спросил — почему живой, но вовремя удержался.
— Я дневалил. Ребята еще спали. Вертолет должен был к обеду прибыть. Я картошку пошел чистить к речке. Только воды зачерпнул, слышу — вертушка уже на подлете. Я им еще рукой, гадам, помахал. Они низко так прошли и возле холма сели. Минут пять я всего в речке полоскался, как стрельба началась. Я к дому побежал, а из дверей один из этих выходит и по мне из «калаша», очередями. Эх, если бы у меня тогда автомат с собой был…
Дима нервно сжал приклад.
— Тебя преследовали?
— Меня догонишь… — невесело усмехнулся Дима. — Бежал как лось. Да и в тайге искать толку мало. Весь день в чаще отсиживался. Когда улетели, подождал до вечера — и вприсядку к дому. А там все мертвые. Они ведь не ждали, никто даже двинуться не успел.
— Похоронил их ты?
— Я. Два дня подождал. Из Калчей никого, будто вымерли там все. Рация вдребезги. Позавчера перетащил их сюда и закопал.
— Ночуешь где?
— Палатку вон там поставил. — Дима показал в чащу. — В доме боюсь — вдруг снова вернутся.
— Да, сынок, дела у вас тут, — нахмурился Владимир. — Может, пока я к тебе летел, война началась? Японцы решили Курилы отобрать, да немного промахнулись и на Камчатку приперлись?
— Это не японцы. Вертолет-то наш был, калчевский.
— Да ну?!
— Да. Бортовой номер двадцать три.
— А тип?
— КА-50.
«Естественно, — подумал Владимир, — знакомая птаха».
Он поднялся с мягкой прошлогодней листвы.
— Пойдем в дом, осмотримся. Дай мне автомат.
Дима прижал к груди оружие.
— Давай, давай. У тебя, вон, руки трясутся.
В доме было темно. Они распахнули ставни, и на полу, на стенах сразу проступили бурые пятна крови. Владимир открыл одну прикроватную тумбочку, другую, заглянул в оружейный шкаф.
— Можно не обыскивать, — сказал Дима. — Они ничего не взяли.
— Значит, летели только затем, чтобы уничтожить вас, — сделал вывод Владимир.
— Но зачем?!
— Спроси что-нибудь полегче, — сказал Владимир. «Не по мою ли это душу? — подумал он. — „Вулканологи“ — одна банда, эти — другая, а я между ними. Дорого же я стою, если они крошат друг друга как капусту. Хотя, при чем тут моя жизнь? Я — проводник, а главное для них — груз».
Дима осторожно потянул у него из рук автомат.
— Возьмите себе другой. — Он показал на оружейный шкаф. — К этому я привык.
— Мне ни к чему. У меня есть.
— Откуда? — изумился Дима.
— Потом расскажу. Давай уйдем отсюда.
— К палатке?
— Нет, сначала заберем оружие.
Они сходили к тому месту, где Владимир оставил короткоствольный автомат.
Дима с интересом разглядывал оружие.
— Похож на десантный, только поменьше.
— Импортный.
— Откуда он у вас? — насторожился Дима.
Фильтруя события, Владимир рассказал ему о своих злоключениях на отрезке падение «ЛИ-2» — выход на «четверку». Об остальном умолчал. Лишняя информация укорачивает жизнь. Подставлять парня, если их все же выловят, ему не хотелось. Они перенесли палатку на новое, хорошо защищенное место, откуда прекрасно был виден кирпичный дом.
— Я же говорю, в Калчах что-то случилось, — убежденно говорил Дима, вколачивая колышки. — Нам туда надо.
— Пешком? Через Шивелуч?
Дима на минуту замолчал.
— А здесь что будем делать?
— Ждать, — сказал Владимир. — Рано или поздно, но ведь на четверку должен кто-то наведаться.
— Я их накормлю… картошечкой.
Они поужинали и забрались в палатку.
— Давай отдохнем, — сказал Владимир. — Умаялся ты, наверное.
— Не хочется что-то. Глаза закрою, а сон не идет.
— Тогда рассказывай.
— Про что?
— Про все. Я ведь здесь давненько не был. Какие перемены, чем Калчи дышат, что в части делается.
— Здесь большие перемены, дядя Вова, — сказал Дима. — Калчей почти что и нет.
— Как? — удивился Владимир. — Куда же они подевались?
— Разъехались все. На материке выжить трудно, а здесь и вовсе хана. Рыболовецкий комбинат закрылся. Рыбы меньше не стало, а кому ее продавать? Из двух тысяч населения человек пятьсот осталось, не больше. Но зато санаторий «Калчи» открыли.
— Для особо приближенных к Господу Богу?
— Ага. Новые русские там постоянно пасутся. Шоу разные устраивают. Охота на медведей с вертолета, например. Смотровую площадку рядом с Калчевской сопкой построили. Ездят туда на «мерсах» вулкан обозревать.
— А машины откуда?
— С собой на самолетах забрасывают.
Владимир покачал головой. В семьдесят первом в Калчах была одна-единственная легковушка — «Москвич-412», и когда она выезжала на пыльные улицы поселка, все смотрели на нее как на летающую тарелку.
— Так. А что часть?
— Тоже ничего хорошего. Офицеры — кто сам рапорт подал, кого в запас уволили. Боевых работ мало стало. Я за эти полгода ни на одну не слетал. Ракеты, вы знаете, на металлолом пускают. Мы теперь миролюбивая страна.
— Я это уже понял.
— Да нет, все нормально, если б не эти люди… Люди! Не вулканы, не землетрясения, не медведи. Люди!
«Неужели действительно мы — самая главная опасность на Земле? — подумал Владимир горько. — Русские — а можем быть таким дерьмом».
Голос Димы становился все тише. Вскоре он умолк.
Они появились на следующий день. Тот же самый вертолет с бортовым номером двадцать три облетел по кольцу холм и приземлился на этот раз подальше от дома.
— Обоссались, — сказал Дима презрительно. — Хоть и знают, что я один, а очко играет. Что делать будем, дядя Вова?
— Подойдем поближе, а там — по обстоятельствам.
Он проверил автомат и навинтил на ствол глушитель.
— Только без самодеятельности. А то начнешь палить куда попало.
Владимир навел бинокль на вертолет.
Пятеро людей в военной форме выбрались из вертолета. Рассыпались редкой цепью вдоль подошвы холма и осторожно стали приближаться к дому. Владимир перевел разрешение оптики на максимум. На первый взгляд, солдаты как солдаты. Только какие-то… неаккуратные, что ли. Кители расстегнуты до пупка, у одного тельняшка, на другом голубой берет как у десантника. Может, это и есть десантура? Нет. Сапоги общевойсковые, солдатские. И — обычные АКМ наперевес. Десантники с такими не работают.
— Что там? — нетерпеливо поинтересовался Дима.
— Сброд какой-то. Не бандиты, не солдаты. Пошли.
Прячась за деревья, они вдоль кромки леса побежали к вертолету.
Двигатель работал на малых оборотах. Не дойдя немного до вертушки, Владимир с Димой укрылись за кустами шиповника.
Прилетевшие по одному втянулись в дом.
— Захватим вертолет, — жарко зашептал Дима. — Вы подстраховывайте, а я с водилой разделаюсь. Я его с одной очереди.
— Вертолетом управлять умеешь?
— Нет.
— Тогда зачем он нам мертвый? Потерпи. Сейчас он должен сам к нам выйти. А когда выйдет — прикладом по башке. Только не сильно.
— Откуда вы знаете, что он выйдет?
— Ты сладкое любишь? — вдруг спросил Владимир. — Конфеты, шоколад?
— Люблю, — удивленно сказал Дима. — А что?
— И они, — Владимир кивнул на дом, — тоже, я думаю, любят. На халяву и уксус слаще сахара. Жди.
Ждать пришлось недолго. Внезапно в доме грянул взрыв такой силы, что крыша из профнастила взлетела над холмом как живая и, спланировав, обрывками блестящего металла грохнулась у подножия холма.
Ошарашенный вертолетчик вылетел из кабины как пробка из бутылки и уставился на покалеченный дом.
— Дима, давай!
Но Дима уже бежал к пилоту. Мелькнул приклад АК, и вертолетчик рухнул около машины.
— Полегче надо было, — проворчал Владимир, связывая пленнику руки. — Когда он теперь очухается.
Дом горел. С треском, поднимая тучи искр, рушились балки перекрытий. Из открытых дверей так никто и не появился.
— Все, готовченко, — мстительно сказал Дима. — Так им, за ребят!
Пилот понемногу приходил в сознание. Закашлялся, выплюнул кровавый сгусток и открыл пустые глаза.
— Давай-давай, просыпайся, — похлопал его по щеке Владимир, — разговаривать сейчас будем.
Вертолетчик прокашлялся, отдышался и испуганно уставился на них.
— Первым делом заглуши двигатель. Дима, затащи его в кабину.
— А ва… вы…
— Не понял.
— Вы к-кто?
— Ты что, заика? — поинтересовался Владимир.
— Ага. То есть н-нет.
— Тогда не придуривайся. Давай, Дима.
Лопасти винта замедлили вращение, прогнулись и остановились.
— Давай его сюда, в тенечек.
Пилот окончательно пришел в себя. Взгляд его стал осмысленным и настороженным. Владимир присел рядом с ним на корточки.
— Ну, рассказывай, как до такой жизни дошел.
— До какой — такой?
— Будто не знаешь, — укоризненно сказал Владимир. — Шестерых в землю закопал, а целочку строишь.
— Никого я не закапывал.
— А кто?
— Никто.
— Ну-у, летун, — разочарованно протянул Владимир. — Так у нас разговора по душам не получится. Я к тебе по-человечески, а ты хамишь. Видишь этого зверя? — Он кивнул на Диму. Тот держал в руках автомат с примкнутым штык-ножом, и глаза его горели нехорошим огнем. — Не будешь со мной беседовать, я тебя ему скормлю. Кушать хочешь, Дима?
Дима рванулся к пилоту.
— Усек, сокол?
— Что вам от меня надо?
— Все. Кто вы. Зачем расстреляли «четверку». Что происходит в Калчах.
— Я не убивал.
— Ладно. Будто бы верю. Почему стреляли остальные?
— Им был приказ очистить тайгу от близлежащих пунктов.
— Чей приказ?
— Командира части.
— Ты сумасшедший?
— Это он сумасшедший. И вообще там дурдом.
Владимир немного растерялся. Он ожидал услышать что угодно, но не этот бред. Командир части приказывает расстреливать своих солдат? Похоже, Дима действительно переусердствовал.
«Ладно, — подумал он, — начнем издалека».
— Ты сказал «близлежащие». Четверка не самый близкий пункт.
— Летели-то не за этим. Расстреляли так, попутно. Переусердствовали.
— Трудное слово. Выговариваешь без запинки. А зачем летели?
— Человека одного искали. Командир сказал — найти обязательно.
— Что за человек?
— Откуда я знаю. Вроде бы из «Альфы». Спецподразделение такое.
— Наслышан. Не отвлекайся.
— Наш МИГ их «лашку» сбил над тайгой. Думали, крышка, а они, гады, живучие оказались.
— Это вы — гады, — повысил голос Владимир. — И впредь выбирай выражения, башку отвинчу! Ври дальше.
— Да не вру я! Думали, они погибли, а через два дня их группу «МИ-8» засек. Загнали в ущелье, ну и… Всех, кроме одного. Летун думал, что он в пропасти разбился, а оказалось — лажа.
— Как догадались?
— А мы за телами прилетали. Оставили их в леднике, а вернулись — они похоронены. И вещмешки пустые.
Владимир выругался. Черт его дернул засыпать снегом «вулканологов».
— И вы стали того человека искать?
— Да. Командир приказал доставить. Лучше живым.
— Захотел побеседовать с этим «альфовцем»?
— Ага. Мы и полетели на «четверку». Она ведь ближе всего к ущелью. Куда же ему еще идти? А этих шестерых… Я же говорю, они там все сумасшедшие!
— Нужного человека, я понимаю, вы на «четверке» не обнаружили. Зачем вернулись снова?
— Вернешься, коли жизнь дорога. Командир сказал — расстреляет, если не найдем.
Владимир поднялся, потер затекшие ноги. Отозвал Диму в сторону:
— Что скажешь?
— Не верьте вы ему, дядя Вова. Обычный бандит. Украли вертолет и шастают по тайге. Отморозки.
— Звучит все, конечно, как в сказке, — задумчиво произнес Владимир. — Только ведь он все в точности рассказал, что со мной было. Единственная неувязка — «вулканологов» за спецназ приняли. А это тоже объяснимо. Тем пятерым известность была ни к чему. Они свою задачу выполняли.
— Какую?
Владимир помедлил:
— Не знаю. Не успел я у них спросить.
— Вы про Калчи еще попытайте.
— А вот тут я ему не верю. Чушь несет.
— А можно мне? Я с ним по-простому.
Дима рвался в бой.
— Ну давай, — согласился Владимир, — только без членовредительства. Ему еще нас везти.
— Годится.
Дима отомкнул штык-нож и направился к пилоту.
— Не надо! — заверещал тот.
— Не надо? — прорычал Дима и с размаху влепил вертолетчику оплеуху. Из разбитого носа пленника потекла кровь. — Да я тебя сейчас на куски порежу и шашлык пожарю. Быстро! Что в Калчах?
— Там заложники!
— Сколько?
— Около двухсот.
— Где остальные?
— В тайгу убежали.
— От кого?
— От этих, — вертолетчик захлебнулся воздухом, — от крутых.
— Сколько их?
— Ба… батальон.
— Вооружение?
— У них все есть.
— Где командир части?
— В шахте.
— Ты мне не шути, говно собачье! Повторяю — где генерал?
— Да в шахте же, пусковой. Палец на кнопке держит. А эти, крутые, его охраняют.
— От кого?
— Вон от них, — пилот кивнул на Владимира, — от «альфовцев».
— Что ему надо?
— Как что? — искренне удивился вертолетчик. — Деньги, конечно.
— Ну ладно, сбрехал, падаль, живым зарою.
Дима подошел к Владимиру:
— Слышали?
— Ушам своим не верю. Но, похоже, действительно не врет. Там все сошли с ума.
— Надо лететь, дядя Вова, — решительно сказал Дима.
Владимир, соглашаясь, кивнул. Лучшего варианта и быть не могло. Добраться на вертушке до места, где спрятан груз, забрать его, а там — ищи ветра в поле.
— Улетим подальше в тайгу, — сказал он Диме. — Отсидимся, выждем, а там видно будет.
Дима закусил губу, задумался.
— Я не про тайгу, — сказал он наконец. — В Калчи лететь надо.
— Зачем? — удивился Владимир. — Ты же слышал, что там творится. Сумасшедший дом. А мы-то с тобой люди нормальные.
— После этого, — Дима посмотрел на бывшую «четверку», — я сам тронусь, если тех, кто ребят расстрелял, не зарою. Нет. Вы — как хотите, а я — в Калчи. Хоть пешком.
— У меня горючего мало, — вякнул летун. — И вообще, отпустите меня, а? Говорю — не виноват я ни в чем.
— Конечно, — сказал Владимир. — Ты только боеприпасы подносил.
Он вздохнул, с трудом отказываясь от мысли о скором свидании с миллиардами.
— Ладно, — согласился он, — летим в Калчи. Не в сам поселок, конечно, а где-нибудь… сбоку.
— В Калчи не полечу, — заявил вертолетчик, — я не камикадзе. Меня тут же порешат.
— Не хочешь, не надо, — равнодушно сказал Владимир. — Сами улетим. Нас там, — он мотнул головой куда-то в направлении Срединного хребта, — всему учат. И вертолетом управлять тоже. А тебя, воробушек ты наш, здесь придется оставить. Дима, распорядись.
Дима направил автомат на пилота.
— Я все понял, — поспешно сказал летун, — летим.
Вертолет разогнал винты и помчался к призрачной громаде Шивелуча.
— Дима, — спросил Владимир, — а что он там про шахту со стратегической говорил? Ведь здесь же сейсмический район. Нет, наверное, никакой шахты.
— Есть, — вздохнув сказал Дима. — Про это он как раз не соврал. Есть.