13 января 1949 года

– Хорошо думать о том, что

доставляет радость не только

содержанием мыслей, но и

возможностью осуществлять

воплощение этих мыслей в жизнь! –

Инночка! Здравствуй!

Знаю, что ты обиделась на меня за мой быстрый уход с «квадрата». Ты, конечно, будешь расценивать это и думать, что разговор с тобой я предпочел своему товарищу и ушел с ним.

Но я же просил тебя не обижаться и не выдумывать всевозможных ненужных мыслей. Да, по-моему, и сама ты не сторонница того, чтобы нарушать свои обещания, кому бы они ни были даны.

Сейчас он уже ушел от меня, и я сел написать тебе это первое после вчерашнего твоего отъезда письмо.

Мне вспоминается наша последняя встреча. Она была продолжением нашей новогодней. Я уже очень привык встречать тебя, и когда ты уезжаешь, мне всегда хочется думать, что ты уезжаешь совсем ненадолго, и что скоро мы опять будем вместе. Ведь на самом деле бывает как раз напротив.

Инна! Раньше я никогда не видел тебя в простой домашней обстановке, и не знал, какой ты можешь быть. Сейчас я знаю об этом, и можешь радоваться, что ты ничего не теряешь из того, что я успел узнать о тебе.

Твой ответ на мой самый большой и самый важный вопрос дополняет мое счастье, и от этого лично сама ты еще и еще раз во многом выигрываешь.

После этого ты уже не можешь говорить мне, что ты такая же, как и все другие.

Помнишь нашу беседу на скамеечке нашего маленького парка и твое «наоборот», о котором мы почему-то тогда заговорили. Я напомнил тебе, что был бы рад, если это «наоборот» было таким в самом важном вопросе по сравнению со всеми другими.

Теперь мне ясно, что и это мое желание оказалось реальностью, и тем доставило мне ту желаемую радость, о которой я говорил тогда.

Ты спросила меня в последний раз, что сделал бы я, если бы ты не смогла положительно ответить на мой вопрос. Я ответил, и еще раз хочу сказать тебе, что, во-первых, я был бы до глубины души оскорблен. А ты прекрасно понимаешь, что нельзя любить, когда оскорблено самолюбие.

Поэтому не хочу утверждать, что мне было бы легко исправить свою ошибку, но я не смог бы оставить ее в таком состоянии, потому что она всегда напоминала бы мне об ошибке в жизни. И разве не всплывает сейчас, после этого вопроса, еще ярче мое утверждение, что «Дружба любит равенство», и разве не есть самое большое равенство в том, что мы можем одинаково утвердительно ответить на такой для обоих важный вопрос?

Мне хочется, чтобы ты знала, что после всего этого я смотрю на тебя более проницательными глазами, а мои мысли о тебе становятся еще более радостными и оптимистическими.

Знай, что наша дружба с тобой доставляет мне не только счастье, но и дает право гордиться тобой и с самым большим уважением носить всегда в сердце твое имя с гордостью и достоинством.

Мне легче с этим именем побеждать трудности, преодолевать плохое, думать о хорошем – побеждать, бороться и творить! – Я доволен тем, что и ты не поддавалась мыслям других обо мне, не шла за плохими и не следовала слепо за хорошими; что ты упорно, медленно, но настойчиво сама изучала меня, и я рад, что ты знаешь меня значительно больше, чем раньше.

Ты спрашивала, а всегда ли будет так, что мы будем стремиться друг к другу? Хочу сказать, что у нас есть время проверить на себе наши чувства и мысли, и наше счастье в том, что у нас есть даже условия, чтобы провести эту проверку.

Важно и нужно, чтобы не только наши мысли друг о друге, но сама жизнь дала положительный ответ на этот вопрос, и тогда мы можем идти смело и бесповоротно. Нужно помнить, что ничто не делает дружбу такой прочной, как проверенное жизнью взаимное согласие в основных вопросах и готовность решать их в любых условиях, при любых трудностях, в самой тяжелой борьбе.

Чувство долга друг перед другом должно быть выше любых будничных жизненных требований, и сохранение этого долга, прежде всего, должно быть главным всегда и во всем без всяких исключений.

Инночка! Прости, я опять увлекся в глубокие рассуждения. Я всегда делаю это, когда остаюсь один, и если бы ты слышала и знала их все, сколько у меня их в мыслях, ты никогда не задавала бы мне вопросов, о чем я думаю.

Я так привык один в тишине думать о жизни, что часто, находясь даже с тобой, погружаюсь по привычке в эти свои мысли, и мне от этого становится вполне хорошо. А ты считаешь меня молчуном, а твои советчики тем хуже – «мумией».

Конечно, кое о чем можно разговаривать с каждой, но потому, что с тобой мне не хочется говорить «кое о чем», а хочется – о самом большом и глубоком, поэтому я часто замолкаю, и тебе, обычно, это не нравится.

Привыкни же, наконец, к этому, пока я не привыкну свои мысли в твоем присутствии излагать вслух. И, надеюсь, ты поймешь тогда, что я далеко не тот, с которым не о чем поговорить девушке.

Еще раз прости. Вот ты уже спишь, моя хорошая кукла! Ну и спи. Спокойной ночи. Будь счастлива. Желаю успехов и здоровья всей вашей семье. С искренним уважением и горячим приветом.

Борис.

* * *

19 января 1949 года

Боренька, здравствуй!

Если бы ты знал, как я возмущена сегодняшним поведением нашего коммутатора! Ведь надо же быть настолько низкими, говорить, что мой номер занят, а сами держали меня на линии, а я не имела возможности набрать номер другой станции, так как звонили вы ко мне. Я сидела и скрипела зубами от раздражения! Целый час я держала трубку около уха, чтобы услышать, когда он разъединит меня и, не теряя ни минуты позвонить тебе, но я получила эту возможность только через час (а он знал, что ты не можешь час сидеть у телефона). Но даже и тогда мне не удалось сразу дозвониться, т. к. Берлин был занят, а через другие станции ничего не было слышно.

Я не знаю, чего они думают этим добиться? И сколько это будет продолжаться? Но только я могу с уверенностью сказать, что напрасны эти попытки. Ведь не телефонные провода связывают нас! Но не могу отрицать того, что когда говоришь по телефону, даже о самых несущественных мелочах, то я чувствую себя ближе, и мне так хочется долго-долго говорить с тобой, чтобы чувствовать эту близость всегда.

Я не знаю почему, но когда я не слышу тебя, мне кажется, что я что-то потеряла, и нахожу тогда когда слышу твой голос, правда – не совсем, но хоть временно, пока говорю. Вот сегодня так хотелось поговорить – и пожалуйста! Если бы ты видел меня сейчас – ты бы рассмеялся. Ну и пусть! Я считаю свое возмущение вполне законным.

Боря, родной, прости за такое письмо! Я чувствую, что оно больше похоже на бред сумасшедшего, чем на мысли нормального человека, но я не могу! Обида душит меня! Ведь это – не единичный случай, а продолжается все время. Говоришь и каждую минуту ждешь, что тебя сейчас разъединят. Никакого терпенья уже не хватает!

Уж и так это расстояние в 250 км давит как стопудовый камень. А тут еще добавляют со всех сторон: то письма пропадают, то разъединяют, то еще что-нибудь!

Прости, но ничего путного я сегодня уже написать не смогу. Мысли сошлись в одной точке. Поэтому – до свидания (надеюсь – до скорого!)

Не сердись за скучное письмо. С уважением и горячим приветом.

Инна.