Я не знаю, и теперь уже никогда не узнаю, над чем так могла пошутить мама, что отец написал ей такое разгромное письмо. Скорее всего, это действительно была невинная шутка. Но маме пришлось оправдываться и «долго зализывать его раны».

Папа дома всегда был очень ранимым и обидчивым человеком, и всегда требовал к себе бережного и внимательного отношения, и сам всегда был очень внимателен к маме и к нам. Конечно, он не говорил об этом напрямую, но очень обижался, если ему казалось, что мама уделяет ему недостаточно внимания.

Зато на работе он был честным и бескомпромиссным, иногда жестким, но справедливым человеком. Его все уважали, и друзей у него было великое множество, а частые гости в нашем доме были вполне нормальным, почти будничным явлением.

23 февраля 1949 года

– Любовь лишь тогда может быть

по-настоящему большой и счастливой,

когда за ней нет никаких сожалений и

все, что делается и отдается во имя ее,

делается с самым большим желанием

и радостью! –

Инночка! Дорогая моя! Здравствуй!

Прости, может быть своим последним письмом, в котором я послал лишь одну открыточку, я обидел тебя и написал свои мысли в слишком резких и невыдержанных словах! Но я никак не мог написать тогда иначе, и знай, что причиной этому ты и наш разговор по телефону.

Я не жалуюсь, не обвиняю тебя, но не могу не сказать, что мне очень и очень больно проводить так сегодняшний праздник и вчерашний вечер, а ведь причиной всему только ты.

Не думай, что от этого я меньше люблю тебя, теперь уже поздно молчать об этом, и ты прекрасно знаешь, что это чувство родилось у меня не как у многих других, которые «умирают» с первого взгляда и сейчас же сообщают об этом.

Но именно поэтому ты должна быть осторожна, очень осторожна, а не превращать в шутку того, что не может быть ею, с чем опасно шутить так же, как с самой жизнью.

Ты знаешь, что это чувство родилось, росло и окрепло в продолжении длительного времени, что оно является результатом многочисленных связей, больших испытаний и еще больших и радостных надежд.

Ты знаешь, что все, что есть у меня хорошего, светлого и большого – воплощено только в тебе, в нашей дружбе, наших мечтах.

Ты знаешь, что каждым своим пожеланием ты прибавляешь мне сил, освещаешь мой путь, облегчаешь выполнение любого дела.

Ты знаешь, что я молча могу перенести все, что может причинить мне боль, даже самую большую, сильную и страшную.

И если я больше не могу молчать, а говорю об этом тебе, то ты должна знать, что это крик отчаяния. А ты так просто, с шуткой смотришь на это. Хотелось бы предупредить тебя, что если мы называем друг друга своими и только своими, то нужно было бы помнить о том, что наши чувства достойны большего, чем простая шутка.

Если ты согласна с этим, то мне хотелось бы сказать, что отдавая каждый себя в руки и в сердце друг другу, мы не должны жалеть ни о чем, что у нас могло быть или было раньше, пусть даже лучшее, чем сейчас.

Ни люди, ни связи, никто и ничто не должно затемнять наших светлых мыслей только об общем счастье.

Не знаю, но может быть, у тебя есть люди, которые оставляют ярче свои впечатления, чем наши скромные редкие встречи?

Тогда нужно найти в себе мужество выбрать из всего лишь одно, и это будет правильным. Пусть не я буду этим избранником, но я не хочу тебе ничего плохого при любых обстоятельствах, и еще раз повторяю, что в жизни, как в хорошем романе, ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДИН ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ.

И если он выбран, то расти его заботливо и любовно, береги его ласково и нежно, помни, что его жизнь украшает твою. Поэтому не отворачивайся от него, если увидела в нем слабости, а исправляй их, а хорошему учись у него сама.

В жизни нет ничего неисправимого и невозможного. Мы растем и обогащаем себя духовно, исправляя слабости и недостатки других, и от этого мы вдвойне бываем счастливы.

Тебе может быть покажется странным и не совсем понятным такое мое письмо. Но знай, что бывает, когда самым незаметным и простым словом, безобидной шуткой, задеваешь у человека такое место в сердце, в котором переплетается так много связей, и расстраиваешь так много струн, что общая гармония превращается в хаос нагроможденных и нелепых звуков.

Тогда ему хочется плакать, лечь, думать и вспоминать все-все, пока разум не возьмет в руки и не приведет каждую струну на свое прежнее место.

Значит, играть нужно осторожно и умело, не нарушая гармонии звуков, не расстраивая общего тона мелодии.

Ну, хватит. Мой сегодняшний праздник подходит уже к концу. Я провел его так, как вообще никогда не проводил праздники, и как не хотел бы больше никогда проводить. Буду знать и помнить о 31-й годовщине Сов. Армии, о 23 февраля 1949 года.

До свидания, Инна. Разреши мне крепко обнять тебя и горячо поцеловать. Твой Борис.

* * *

26 февраля 1949 года

– Там, где цветы – всегда любовь,

И в этом нет сомнений.

Цветы бывают ярче слов

И лучше объяснений. –

Боренька! Здравствуй, дорогой!

Как ты себя чувствуешь? Как настроение? Все еще дуешься? Ну, и напрасно, если так. Из твоего вчерашнего разговора я поняла, что ты сердишься на мои шутки. Ну, скажи, пожалуйста, неужели, разговаривая с тобой, я должна говорить только о серьезных вещах, и за все время ни разу не улыбнуться, не посмеяться, не пошутить? Мне кажется, что до сих пор ты не был таким, и я знаю, что ты сам иногда не против пошутить, а тут я знала, что тебе нездоровится, и мне хотелось, чтобы ты хоть немного забыл о своих недугах и посмеялся вместе со мной. Но оказалось все наоборот, как и вообще все у меня.

Ну, что ж, надеюсь, что этот вопрос будет разрешен, и твое плохое настроение пройдет. Только напрасно ты всю жизнь собираешься помнить день 23 февраля. Если запоминать все подобные пустяки, то даже твоей головы не хватит.

23-го числа, особенно вечером, у меня было такое плохое настроение, что я не знала, куда девать себя. Совсем ничего не хотелось делать, я даже письмо в этот день тебе не написала, а только послала маленькую открытку с поздравлением. Еще днем думала сходить на танцы, но к вечеру раздумала, и даже в кино не пошла. Родители ушли, а я сидела дома, думала, что ты позвонишь, но ты не позвонил, и я уже представляла, как ты танцуешь и веселишься в клубе. Но теперь я знаю, что у тебя было такое же настроение, как и у меня, если не хуже.

А с 24 числа я вообще не могу быть спокойна, пока не узнаю точной причины. Вчера я ничего не спрашивала тебя об этом, так как ты просил не вспоминать, но ты начал сам, и мне кажется, что ты сказал бы причину, но, как говорится, на самом интересном месте нас прервали. После этого я долго не могла дозвониться, а когда дозвонилась, то ты уже ушел.

Прости, что я опять напоминаю тебе о том, что тебе неприятно вспоминать, но не говорить об этом я не могу.

Боренька! 23 числа я достала букет полевой сирени, и мне хочется, чтобы маленький кустик от нее, посланный в этом письме, был знаком моего желания улучшить твое настроение.

До свидания! Не скучай! Числа 10-го, может быть, буду в твоем городе.

Только твоя Инна.

(Примечание: засушенный кустик сирени сохранился вместе с письмом, причем – в приличном состоянии.)