Наступила весна 1953 года. Мне пошел уже третий год, и жили мы в славном городе Ленинграде, в большой коммуналке на Мойке. Папа учился в Военно-политической Академии им. Фрунзе, и мы с ним по вечерам изучали собрание сочинений В.И. Ленина, потому что моя кровать стояла впритык к столу, где папа писал свои конспекты, а я смотрела его книги, рисовала его остро отточенными карандашами на всех бумажках, которые успевала стащить у него со стола. Когда мама пыталась меня занять игрушками, я серьезно заявляла папиным тоном:
– Не мешай! Мы работаем! – вот так и работали.
Так вот, в это славную весеннюю пору, папа получил письмо из ЗАГСа незабвенного города Рославля, в котором сообщалось, что брак между моими родителями расторгнут по суду, а восстановлен прежний, с Евгенией Кучеровой, в связи с тем, что у нее от этого брака в апреле 1950 года родилась дочь Лариса, которой исполнилось 3 года. В связи с этим отцу ребенка надлежит до совершеннолетия дочери выплачивать ей алименты в размере 25 % от зарплаты или вернуться в семью.
Я не стала терзать маму расспросами о подробностях и нюансах этого документа, но представила, какую разборку со стрельбой устроила она отцу в связи с «вновь открывшимися обстоятельствами»!
Пришлось папе опять ехать в Рославль восстанавливать историческую справедливость. Уж не знаю, как там все было, что было и чего не было – раньше ведь генетической экспертизы не делали – но мудрая Евгения сумела как-то опять надавить на отца так, что он не стал разбираться, чей это ребенок, и согласился платить алименты, только чтобы вернуть все свои браки в прежнее состояние.
В результате все оставшиеся 15 лет он платил алименты, а это немалая сумма с офицерской зарплаты! Девочку он никогда не видел, но какие-то знакомые говорили, что она очень на него похожа. Правда, в 3 года трудно определить, на кого похож ребенок. Моей внучке уже восьмой год, а я до сих пор не могу понять, на кого она похожа. Так, на всех понемножку
Но папе хватило этого подтверждения, чтобы признать ее. Значит, что-то все-таки было….
Так что это – еще одна тайна, которую родители унесли с собой.
Но вполне вероятно, что где-то на Смоленщине живет моя сводная сестра Лариса. Вот такие новости свалились на мою голову на шестом десятке лет в связи с этим маминым «интервью»! Просто детектив какой-то!
А я-то всегда удивлялась, почему мама всегда так экономна в деньгах, покупке вещей для себя и для нас с братом? Она хорошо шила (в Ленинграде она окончила трехгодичные курсы кройки и шитья), и многие вещи у нас были сшиты ее руками. Она и меня научила кроить и шить, что очень пригодилось мне в жизни в те времена, когда в магазинах было пусто.
А оказывается, – четверть зарплаты уходила на алименты! Но я никогда не слышала никаких разговоров между родителями на эту тему, или упреков с маминой стороны.
Это было, конечно, совершенно удивительное повествование! Я заворожено слушала мамин рассказ, и когда она закончила его, я только и сумела произнести:
– Ну, вы даете!
Это сколько лет надо было молчать и все переваривать в себе! Думать все время, чей там ребенок? По срокам – точно через 9 месяцев родился после последнего визита отца в Рославль. Но ребенок родился, и по моим представлениям, вся идиллия родительских отношений должна была рухнуть, или, по крайней мере, здорово зашататься.
Но какая же это была любовь, что даже такие потрясения не сумели разрушить семью, а мы даже не догадывались обо всех этих катаклизмах, и всегда были уверены, что наши родители жили в любви и согласии с первой встречи и до наших дней. Это просто удивительно!
Я попыталась представить себя на месте мамы: я бы, наверное ушла от такого мужа, или грызла бы его всю жизнь, а она все «завернула в тряпочку», пережила, и до конца жизни была уверена, что лучше ее Бори никого нет И 52 года хранила в себе эту семейную тайну, ни словом, ни поступком не выдав нам своих переживаний! А они, наверняка, были, да еще какие!
Просто – Зоя Космодемьянская!
После ухода в отставку папа работал в отделе школ Германии. Коллектив там был чисто женский. Папа всегда был обаятелен, женщины его обожали и окружали заботой и вниманием. Но я никогда не видела, чтобы у мамы возникала ревность по отношению к ним. Они часто были у них в гостях, приезжали потом уже и в Москве. Мама всегда была приветлива с ними, и они стали просто друзьями дома.
Неужели они оба помнили свою юношескую клятву – никогда не допускать ничего такого по отношению к другим, что могло бы нанести вред их любви, их семье?
До сих пор не перестаю удивляться, до чего же умна была моя мама!
И семью она сохранила не скандалами, угрозами и разборками, а своей женской мудростью, терпением и великой любовью к папе!
Да! Мне до нее далеко! Чего только не вытерпит женщина ради любви… Хотя – далеко не всякая женщина, а только вот такая, особенная!
Вот ведь как бывает: пообещаешь под горячую руку, не подумав, жениться, а потом чуть вся жизнь под откос не полетела! Если бы не мамина любовь, – еще неизвестно, как бы закончилась вся эта история.
Может, все было не совсем так, ведь многие подробности мне не известны, не буду брать грех на душу. Но написала так, как запомнила.
Вот теперь – всё!